«Восточный экспресс»
Королевство Румыния
1 декабря 1888 года
Наш поезд со скрежетом продвигался по замерзшим рельсам к заснеженным вершинам Карпатских гор. Отсюда, со стороны Бухареста, столицы Румынии, они были цвета сходящей гематомы.
Судя по сильному снегопаду, горы эти были холодны, как труп. Чудесная мысль для такого бурного утра.
В резную деревянную панель моего купе стукнуло колено. Снова. Я закрыла глаза, молясь, чтобы мой попутчик заснул. Еще одно содрогание его длинных конечностей могло разрушить мое хрупкое самообладание. Я прислонилась головой к высокой бархатной спинке сиденья и сосредоточилась на мягкой ткани, чтобы не ткнуть в эту преступную ногу шляпной булавкой.
Почувствовав мое растущее раздражение, мистер Томас Кресуэлл поерзал и принялся барабанить пальцами в перчатке по подоконнику нашего купе. Которое на самом деле было моим купе.
У Томаса имелось собственное помещение, но он упорствовал в желании целыми днями находиться в моем обществе. А то вдруг в поезде объявится серийный убийца и устроит бойню?
Во всяком случае, именно это смехотворное объяснение он предложил нашей компаньонке, миссис Харви. Это была очаровательная седовласая женщина, которая присматривала за Томасом, когда он обитал в своей квартире на Пикадилли в Лондоне. Сейчас она задремала в четвертый раз за день. Удивительная способность, если учесть, что рассвело не так уж давно.
Отец заболел, когда мы были в Париже, и вручил свое доверие и мою добродетель попечению миссис Харви и Томаса. Это красноречиво свидетельствовало о том, какого высокого мнения отец был о Томасе, а также о том, как очаровательно и невинно мог держаться мой друг, когда его к тому побуждали настроение или обстоятельства. Мои руки в перчатках вдруг сделались горячими и влажными.
Чтобы избавиться от этого ощущения, я перенесла внимание с темно-каштановых волос и накрахмаленного сюртука Томаса на его отложенный в сторону цилиндр и румынскую газету. Я достаточно изучила этот язык, чтобы понимать большую часть того, что там было написано. Заголовок гласил: «Неужто бессмертный князь вернулся?» Неподалеку от Брашова – того самого селения, в которое мы направлялись, – был найден труп с колом в сердце, и это заставило суеверных людей поверить в невероятное: Влад Дракула, умерший много веков назад румынский князь, жив. И вышел на охоту.
Все это было вздором и предназначалось для того, чтобы вызвать страх и продать газету. Бессмертных не существует. Люди из плоти и крови бывают настоящими чудовищами, но их не так уж трудно сразить. В конце концов, даже Джек-потрошитель истек кровью, как обычный человек. Хотя газеты до сих пор твердили, что он рыскает по туманным улицам Лондона. Некоторые даже заявляли, что он уехал в Америку.
Если бы только это было правдой…
Слишком знакомая боль пронзила мое сердце, не давая дышать. Это повторялось всякий раз, как я думала про дело Потрошителя и бередила воспоминания. Когда я смотрелась в зеркало, то видела все те же зеленые глаза и алые губы: в лице моем нетрудно было разглядеть как индийские корни моей матери, так и английский аристократизм отца. Внешне я по-прежнему оставалась полной жизненных сил семнадцатилетней девушкой.
Но душа моя получила сокрушительный удар. Я не понимала, почему я выгляжу такой невозмутимой и цельной снаружи, если внутри у меня все разбито вдребезги.
Дядя ощутил эту произошедшую со мной перемену, ибо заметил, какие ошибки я начала допускать по невнимательности в его судебной лаборатории в последние несколько дней. Я забыла использовать карболовую кислоту, когда мыла инструменты. Я не взяла образцы. Я проделала в застывшей плоти рваную дыру. Это разительно отличалось от обычного моего тщательного и четкого обращения с телами на столе для вскрытий. Дядя ничего не сказал, но я знала, что он разочарован. Предполагалось, что мое сердце должно лишь укрепляться перед лицом смерти.
Возможно, я все-таки не создана для криминалистики.
Тук. Тук-тук-тук. Тук.
Томас постукивал в такт пыхтению паровоза. Я скрипнула зубами. Просто невероятно, как миссис Харви удается спать при таком шуме. Ну что ж, по крайней мере, Томас сумел выудить меня из омута эмоций. Эти чувства все еще оставались слишком тихими и мрачными. Застоявшимися и зловонными, словно болото с глазеющими из глубины красноглазыми тварями. Образ, вполне соответствующий тому месту, куда мы направлялись.
Вскоре нам всем предстояло сойти в Бухаресте, чтобы проделать в экипаже оставшуюся часть пути до замка Бран, где располагалась Академия судебной медицины и науки, или Institutului National de Criminalistica si Medicina Legala, как ее называли в Румынии. Миссис Харви предстояло провести пару ночей в Брашове, прежде чем отправиться обратно в Лондон. В глубине души мне хотелось вернуться с нею вместе, хотя я никогда не призналась бы в этом Томасу.
Над нашим купе в такт движению поезда покачивался полупрозрачный светильник; его хрустальные подвески позвякивали и добавляли дополнительный тон аккомпанемента к отрывистому постукиванию Томаса. Я изгнала этот непрекращающийся мотив из своих мыслей и стала смотреть на мир за окном, но картину затуманивали клубы дыма и качающиеся ветви деревьев. Лишенные листвы ветки были заключены в сверкающую белую оболочку. Их отражения мерцали на иссиня-черных полированых боках нашего роскошного поезда, когда передние вагоны поворачивали и прокладывали путь сквозь этот скованный морозом край.
Я придвинулась к окну и поняла, что ветки покрыты не снегом, а льдом. Их озарил первый свет дня, и в красновато-оранжевых лучах восходящего солнца эти ветки буквально вспыхнули. Это зрелище было таким мирным, что я почти забыла… волки! Я встала так резко, что Томас вздрогнул на своем месте. Миссис Харви громко всхрапнула; звук этот напоминал рычание. Я моргнула, и животные исчезли, сменившись качающимися ветвями. Поезд с пыхтением продвигался вперед.
То, что я приняла за сверкающие клыки, было всего лишь зимними сучьями. Я облегченно выдохнула. Всю ночь мне мерещился волчий вой. Теперь я и днем увидела то, чего не было.
– Я намерена… немного размяться.
Томас приподнял темные брови – несомненно, поражаясь (или, что более вероятно для тех, кто его знает, восхищаясь) такому вопиющему нарушению правил благопристойности. Он привстал, но прежде, чем он успел предложить сопровождать меня или разбудить нашу компаньонку, я ринулась к двери и распахнула ее.
– Мне нужно несколько минут побыть одной.
Томас на мгновение замешкался с ответом.
– Постарайся не скучать по мне слишком сильно, Уодсворт. – Он сел обратно, и лицо его на миг омрачилось, прежде чем снова приобрести шутливое выражение. Но веселость не коснулась его глаз. – Хотя это может оказаться невозможной задачей. Я и сам ужасно скучаю по себе, пока сплю.
– Что случилось, дорогой? – спросила миссис Харви, моргая под очками.
– Я сказал, что вам стоит попытаться считать овец.
– Я снова заснула?
Я воспользовалась тем, что они отвлеклись друг на друга, захлопнула за собою дверь и подхватила юбки. Я не хотела, чтобы Томас заметил выражение моего лица. То самое, с которым я не могу совладать в его присутствии.
Я пошла по узкому коридору в сторону вагона-ресторана, едва замечая окружающую помпезность. Мне нельзя было долго находиться здесь без сопровождения компаньонки, но я нуждалась в бегстве. И не только от собственных мыслей и тревог.
На прошлой неделе я увидела, как моя кузина Лиза поднимается по лестнице к нам в дом. Казалось бы, что может быть обычнее? Но только вот Лиза уже несколько недель как уехала в деревню. Несколько дней спустя произошел еще более мрачный инцидент. Я была убеждена, что труп в дядиной лаборатории поднял голову и посмотрел на меня. Его немигающий взгляд, полный презрения, был устремлен на скальпель у меня в руке, а рот его изрыгнул личинок на стол для вскрытия. Я моргнула – и все снова сделалось нормальным.
Я прихватила с собой в поездку несколько медицинских журналов, но у меня не было возможности изучить свои симптомы, ибо Томас не скрываясь наблюдал за мной. Он сказал, что мне нужно посмотреть в лицо моему горю, но я пока что не была готова ковыряться в этой ране. Возможно, когда-нибудь…
Через несколько купе чья-то дверь отворилась, возвращая меня в настоящее. Из купе вышел мужчина с тщательно уложенными волосами и быстро зашагал по коридору. Его угольно-черный костюм был пошит из хорошей ткани – это становилось ясно по тому, как он облегал широкие плечи хозяина. Когда мужчина достал из кармана сюртука серебряный гребень, я чуть не вскрикнула. Внутри у меня что-то содрогнулось, и ноги едва не подкосились.
Этого не могло быть. Он умер несколько недель назад от чудовищного несчастного случая. Мой разум знал, что передо мной стоит невозможное, удаляется от меня с его безукоризненной прической и прекрасно сидящей одеждой, но мое сердце отказывалось прислушиваться к доводам разума.
Я подхватила свою бежевую юбку и кинулась вдогонку. Я узнала бы эту походку из тысячи. Наука не в состоянии объяснить силу любви и надежды. Ни формулы, ни рассуждения не помогают понять ее, что бы там ни твердил Томас, сравнивая науку с человеческой природой.
Мужчина приподнял шляпу, приветствуя пассажиров, сидящих за чаем. Я, едва замечая их изумленные взгляды, кинулась за ним, моя собственная шляпа съехала набок.
Мужчина подошел к двери курилки и приостановился на мгновение, сражаясь с внешней дверью, что вела в проход между вагонами. Дым вырвался из курилки и смешался с порывом ледяного ветра. Запах был так силен, что у меня закружилась голова. Я вцепилась в мужчину и рывком развернула его к себе, готовая кинуться ему на шею и разрыдаться. События последнего месяца были обычным кошмаром. Мой…
– Домнисора?
Мои глаза защипало от слез. Прическа и одежда принадлежали не тому человеку, о котором я думала. Я смахнула предательские капли, заскользившие по моим щекам, не думая о том, не размазала ли я подводку.
Незнакомец поднял трость с набалдашником в виде головы змеи и переложил ее в другую руку. Он даже не держал гребня! Я потеряла соприкосновение с реальностью. Я медленно попятилась, отметив про себя тихие разговоры в вагоне позади. Постукивание чайных чашек, смешанный акцент путешественников из разных уголков света – все это нарастало у меня в груди. Паника мешала дышать сильнее, чем корсет, сдавивший ребра.
Я тяжело дышала, пытаясь набрать побольше воздуха, чтобы успокоить свои расшатавшиеся нервы. Болтовня и смех превратились в пронзительный визг. В глубине души мне хотелось, чтобы паника заглушила лихорадочный стук крови у меня в голове. Мне казалось, что сейчас меня стошнит.
– Домнисора, вам плохо? Вы выглядите…
Я рассмеялась, не обращая внимания на то, что моя внезапная вспышка заставила мужчину отшатнуться. О, если бы высшая сила существовала, как она сейчас позабавилась бы за мой счет! «Домнисора» наконец встала на место «мисс». Этот человек даже не был англичанином. Он говорил по-румынски. И он вовсе не был блондином. У него были светло-каштановые волосы.
– Скузе, – сказала я, заставляя себя прекратить истерику и хоть как-то извиниться, и чуть склонила голову. – Я приняла вас за другого.
И чтобы не поставить себя в еще более неловкое положение, я опустила голову и поспешно отступила в наш вагон. Я шла, не поднимая глаз и не обращая внимания на шепотки и хихиканье, но слышала я достаточно.
Мне нужно было собраться, прежде чем снова появиться перед Томасом. Я видела, как лоб его прорезают морщины беспокойства – хоть и притворялась, будто не замечаю этого. Понимала, что он заботится обо мне, когда пытается поддразнить или разозлить. Я точно знала, что он делает всякий раз, когда изводит меня. После того, через что прошла моя семья, все прочие джентльмены обращались со мной, словно с фарфоровой куклой, хрупкой, разбитой и выброшенной за ненадобностью. Впрочем, Томас не походил на прочих молодых людей.
Я с излишней поспешностью вошла в наш вагон и расправила плечи. Настало время для невозмутимой маски ученого. Слезы мои высохли, а сердце сжалось в груди, словно кулак. Я сделала вдох и выдох. Джек-потрошитель никогда не вернется обратно. Утверждение столь же реальное, сколь и прочие.
В этом поезде нет серийных убийц. Еще один факт.
Осень Ужаса закончилась месяц назад.
Волки, несомненно, не охотятся ни на кого в Восточном экспрессе.
Если я не поберегусь, то скоро поверю в воскресшего Дракулу.
Я позволила себе еще один глубокий вздох, затем отворила дверь, изгнав все мысли о бессмертных князьях, и вошла в наше купе.