Охота на гончих

Глава 2

– …но храбрый рыцарь не стал убивать дракона. Он понял, что дракон был совсем не злой, просто очень-очень одинокий. И принцессу он похитил не для того, чтобы съесть…

– А зачем же, мама?

– Принцесса была добрая и совсем его не боялась. И еще она очень любила старинные легенды, а дракон знал их целую кучу. Он ведь был самым последним, самым старым драконом на земле! Он рассказывал, а принцесса слушала.

– Они подружились, да, мама?

– Конечно, дорогой. Как же иначе?.. И когда пришел рыцарь, он увидел, что принцесса и дракон сидят на обрыве и весело смеются. Рыцарь подумал-подумал, да и присоединился к ним. Дракон не стал его прогонять. И они все трое сидели рядышком и смотрели на закат, и никто никого не убил.

– А потом?

– А потом рыцарь попросил дракона отпустить принцессу домой. Ее там ждали родители – король с королевой. Ждали и очень беспокоились. И дракон ее отпустил. Рыцарь увез девушку в родной замок, и был большой праздник – все королевство радовалось, что принцесса вернулась. Храбрый рыцарь попросил у короля ее руки, они поженились и жили долго и счастливо…

– Мама! А как же дракон? Он снова остался совсем один?

– Ну что ты, милый, вовсе нет. Когда принцесса рассказала королю, что дракон вовсе не страшный, просто несчастный и одинокий, король сам поехал к его пещере. Они проговорили до рассвета, а когда взошло солнце, король вернулся в свой замок верхом на драконе. Сначала все очень испугались, ведь дракон был размером почти что с главную башню!.. Но король их успокоил. И сказал, что дракон очень добрый и мудрый. И что он пригласил его пожить в своем замке. Потому что у короля была королева, у принцессы – рыцарь, а дракон был совсем один. Разве это правильно?

– Нет. Одному быть плохо…

– И он остался, да, мама?..

– Да, мои дорогие. Дракон остался в замке. Он охранял королевскую сокровищницу, вел умные беседы с королем, катал на своей спине принцессу и рыцаря, а по праздникам королева пекла для него целую корзину сладких булочек и кормила из собственных рук. И никто больше не был одинок, и все были счастливы…

– Угу, – с тихим смешком донеслось от порога детской. – Все, кроме соседей. Которые с тех пор, надо полагать, не смели даже плюнуть в сторону границы и очень сожалели, что этот дракон был самым последним на земле. Король-то, однако, не промах. И обороноспособность замка усилил, и благородством сверкнул от души!

– Ивар! – шикнула Нэрис, оборачиваясь. Но улыбку сдержать все-таки не сумела. – Вот вечно ты со своей политикой. Это же сказка.

– Прости, не утерпел, – широко ухмыльнулся муж, подходя к кровати. – Спят?

– Уже на «королевской сокровищнице» засопели, – Нэрис подоткнула одеяло вокруг свернувшихся калачиками спина к спине мальчишек, – час поздний. Они еще за ужином носом клевать начали. Ты поел?

Ивар кивнул. И, присев на кровать рядом с супругой, посмотрел на детей. Как же быстро летит время! Казалось бы, еще вчера он впервые переступил порог дома Максвеллов, ведя под руку свою невесту, а теперь уже их сыновьям пятый год пошел… Растут как на дрожжах. Всего-то, считай, месяц их не видел, а такое ощущение, что все шесть.

Двойняшки сладко причмокивали во сне. Ангелочки, ни дать ни взять!.. Зато как глазенки распахнут да пойдут хулиганить – тут только держись. Пусть и не близнецы, а уж что касается проказ, так один другому в изобретательности не уступит. «Все в мать», – подумал Ивар, забывая, что он тоже когда-то был ребенком. Причем далеко не самым спокойным – это могла подтвердить любая из придворных дам старшего поколения. Но все эти почтенные леди давным-давно нянчили правнуков и о былых шалостях тогда еще юного королевского воспитанника теперь мало что помнили. Чем лорд Мак-Лайон и пользовался, отпуская шпильки в адрес супруги. Впрочем, Нэрис не обижалась и возмущенно фыркала только для виду. Она, как и ее отец, считала, что детство на то и детство, чтобы ни в чем себе не отказывать. «Вот уж точно, – вздохнув про себя, подумал королевский советник. – И что все так рвутся повзрослеть? Радости от этого никакой, одни долги да обязательства». Ивар ласково коснулся пальцами шишки на лбу Вилли, чмокнул Кенни в покрасневшую от медовых пряников щеку и с сожалением выпрямился:

– Пусть спят. Пойдем, котенок. Я обещал лэрду Вильяму, что мы зайдем перед сном.

– Как он?..

– Лучше, чем я думал, но хуже, чем хотелось бы. – Ивар встал и подал Нэрис руку. – Постарайся его не слишком утомлять. Час и правда поздний. А нам с тобой тоже есть о чем поговорить.

Узкий лаз, огибающий нижнюю гостиную замка Максвеллов и надежно скрытый дубовыми стенными панелями, был темным и пыльным. «Давненько я тут порядка не наводил, – подумал брауни, стряхивая с колпачка ошметки паутины. – Того и гляди вляпаешься во что-нибудь. Повыведу я этих крыс, вот ей-ей – повыведу всех до единой! Мало того что чуть не у хозяев из-под ног порскают, так еще и все ходы загадили». Он, едва слышно перестукивая коготками по стылому камню, перебежал от одной панели к другой. И деловито приложил острое ухо к шероховатому дереву. Нет, опять не та. За этой небось как раз буфет хозяйский… Домашний дух, помедлив, повернул назад. Голоса за стеной стали четче. «Ага!.. У камина сидят, стало быть. Совсем рядышком». Он снова прилип к панели ухом.

– Если хочешь, можешь остаться дома. – Голос лорда Мак-Лайона. – Ты и так по детям тоскуешь, а тут приехать не успели, как снова сундуки собирать надо. Да и госпожа Максвелл, боюсь, не обрадуется. Ты бы видела ее взгляд там, на крыльце! Чтоб я сдох – только воспитание ей не позволило броситься мне на шею и завопить: «Наконец-то!»

До брауни долетел знакомый смех:

– Ивар, ну перестань. Они же еще дети. И мама их очень любит. Конечно же она нас поймет.

– Значит, поедешь со мной?

– Разумеется. Жена должна следовать за мужем, куда бы он…

– Нэрис.

– А что? Нет, что?! Я и так тебя каждый раз провожаю, как в последний, и…

– Нэрис!

– Ну хорошо, хорошо… Мне хочется поехать. Я на севере ни разу не была, а там, говорят, столько удивительного! Все вокруг белое-белое, и снег никогда не сходит, и скалы небо закрывают. А еще мне папа про фьорды рассказывал: говорил, такая красота, что раз увидев – до смерти не забудешь.

– Что правда, то правда. Дивный край. Пусть и холодный. Кстати, лето у них тоже есть, и снег тает во время положенное. Но сейчас все будет так, как тебе мечталось, – зима же. И знаешь, по мне, так лучше уж снег да холод, чем эта грязища с ветром и дождем! Брр. Дай-ка кочергу.

– Держи. И еще, Ивар… Я хотела спросить…

– Насчет поездки? – Звон кочерги о прутья решетки, шорох углей и вздох: – Да. Как всегда, придется совмещать. Не пугайся, мы конунга Олафа ни в чем не подозреваем. Так, общую расстановку сил прикинуть, ситуацию прояснить. Есть некоторые опасения.

– Его величество считает, что норманны могут обратить внимание на Шотландию?

– Не исключено. Но повторюсь – пока что поводов для беспокойства и подозрений нет. Налей мне еще чаю, пожалуйста…

Брауни, ахнув, всплеснул лапами – ну вот! Приехали, называется, погостить. Плащей снять не успели, и нате вам – снова здорово? А ведь зима на дворе, холод – в такую погоду хозяин собаку из дому не выгонит! «Если, конечно, хозяин этот – не король Шотландии, а собака – не гончей породы, – недовольно подумал он. – Что ж за напасть-то такая? Женихов было – полные закрома, так ведь нет, выбрали на свою голову… На север они собрались, снегами любоваться. А я опять трясись с утра до вечера?» Он вспомнил давнишние приключения четы Мак-Лайон в Ирландии, и шерсть на его спине встала дыбом.

– …а что до норманнов – меня, если честно, сейчас больше другой вопрос занимает!

– Свадьба, да?

– Она самая. Вот чтоб мне пусто было – конунг чего-то недоговаривает. Стал бы Эйнар в молчанку играть? На нас с тобой ему обижаться не за что, и что лэрд Вильям среди гостей ожидается, он не может не знать. С их-то щепетильностью – и вдруг такое пренебрежение? Я уже сомневаться начинаю, не перепутал ли посыльный имя жениха? У Длиннобородого ведь и другие сыновья имеются. Ну, то есть трое-то, мир их праху, еще в позапрошлом году из похода не вернулись, но…

– Остальные женаты, насколько я знаю. Да и не могли гонцы перепутать. Папа же ясно сказал – Эйнар. Младший. – Пауза, звон чашек. – Я вот теперь и сама задумалась. Ведь как ни посмотри, а не мог Эйнар нас не позвать. Ну никак не мог!

– Отчего же не позвал тогда?

Хранитель замка лэрда Максвелла страдальчески закатил глаза. «Да ясно дело, не до того парню сейчас, свадьбы – вещь хлопотная, там и имя свое забудешь, не то что друзей. А эти заладили – почему, почему? Да потому! Как будто сами не женились!»

– Ивар, а Творимир с нами поедет, да?

– Разумеется. И он, и Ульф. Что такое, дорогая?

– А… это… чай горячий!..

– Угу. Как же. А то я слепой и не видел, как тебя при слове «Ульф» перекосило? Не морщись, не морщись, лиса любопытная. Вот как не надоело еще, честное слово?

– И вовсе я даже не… Ну, Ивар!

– Я уже сорок лет как Ивар. И тебя, прелесть моя, тоже не один год знаю. Поэтому можешь рожи мне не корчить, Тихоня отправится с нами – и точка.

– Ивар, ну зачем?! Мы же на праздник едем, и твоя служба…

– Моя служба, милая, вещь такая – никогда не знаешь, когда под дых врежет. А с твоими-то талантами? Нет уж, благодарю покорно! Без охраны ты больше и шагу от меня не сделаешь. Это не обсуждается, Нэрис.

Сердитое сопение, звон чайной ложечки о розетку с вареньем и неразборчивое бормотание.

– И нечего обзываться, – смешок. – Кто из нас «вредина» – еще подумать надо… Нэрис, это же норманны. От них можно всего ожидать. Даже принимая во внимание тот факт, что конунг Олаф с твоим отцом давние приятели. Поэтому, будь ты у меня хоть образцом послушной жены, Ульф бы все равно поехал с нами.

– Тебя послушать, так мы не на свадьбу собираемся, а на войну!

– Знаешь, – тяжкий вздох, – не хочу каркать, но я лично присутствовал на двух свадьбах, окончившихся черт знает чем. Да взять хоть нашу собственную. То-то было веселье, а?

– Ой, не напоминай…

– Вот и я о том же. Потому хватит гримасничать. Не то ведь, ей-богу, послушаю его величество да и оттаскаю тебя разок за косы!..

– Ивар!

– А что? Не помешало бы, кстати говоря.

«Вот тут как есть согласен, – подумал брауни. – Мало кой-кого в детстве по мягкому месту шлепали! Добро бы девчонка была, а то стыд сплошной: четвертый десяток вот-вот разменяет, матерью стала давно, а все скачет. И лезет в каждую щель носом любопытным. Что лорду в башку взбрело с собой ее тащить? Нешто не понимает, какой камень собственными руками на шею вешает?» Домашний дух неодобрительно покачал головой. Если непоседливость воспитанницы была его первой головной болью, то служба ее супруга – второй, но никак не меньшей по значимости. А уж эти дальние поездки! Хоть ту же Ирландию вспомнить – советника услали к черту на рога, его женушка тут же влипла в историю, а он, брауни, едва не поседел от макушки до пяток. И что? Хоть чему-нибудь эту парочку прошлое научило? Да ни капельки!

– Значит, нас четверо будет? Ивар, а можно я Бесси возьму?

– Бери, если Тихоня не против, все тебе веселей… Кстати говоря, я еще Мэта с Марти планировал взять.

– Мак-Тавишей? Ты с ума сошел? Они же еще по дороге с гонцами передерутся.

– Пускай попробуют только. Я Творимира уже предупредил. Хоть в чем проштрафятся – ссажу в шлюпку и домой отправлю. Причем не во Фрейх, а в деревню родную, им это хуже смерти. Так что ты насчет норманнов сильно не беспокойся. До кровопролития не дойдет, а пособачиться северяне тоже не дураки.

– Это точно, – тихий смех. – Когда сэконунг Асгейр в гости наезжает, так мама каждый раз за голову хватается! Папа, ты знаешь, хозяин хлебосольный, как выставит три бочонка, как упьются на радостях оба – и весь дом вверх дном. Сэконунг Асгейр мужчина вспыльчивый, да и папа за словом в карман не полезет. Зацепятся из-за пустяка, и пошло-поехало. Потом-то всегда мирятся, конечно, но у мамы от одного имени «Асгейр» мигрень начинается!

– Да уж, представляю. Кстати, что-то давно сэконунг не появлялся. Жив ли?

– Жив. В походе дальнем. Обещал к весне возвратиться да в гости нагрянуть. Ивар, так мы прямо завтра отправимся?

– Не думаю. Мне бы выспаться хорошенько. Вещи собрать, с детьми пообщаться. И матушке твоей передышку дать надо, пусть и короткую…

Нэрис согласно вздохнула. Брауни в своем укрытии снова прижался ухом к стенной панели, но по другую ее сторону было тихо. Супруги молчали. Глухо позвякивали чашки, гудел огонь в камине – все это были привычные, милые сердцу звуки, но домашний дух вдруг почувствовал странное беспокойство. Оно холодным червячком шевельнулось в животе и поползло куда-то вверх, к самому сердцу. «Не езжали бы!» – внезапно подумал брауни, сам не зная отчего. И поежился. Частые отлучки неугомонного семейства Мак-Лайонов для него были не внове, да и север, если подумать, был не лучше и не хуже других краев. Но почему тогда так щемит в груди?.. «Остались бы дома, – снова подумал он. – Не лезли бы на рожон, остались бы!»

В гостиной скрипнуло кресло.

– Глаза закрываются, – нарушил тишину голос лорда. – Пойдем спать, котенок. Засиделись мы с тобой. А я так вообще вторые сутки на ногах.

– Бедненький, как же я забыла? Ты иди, ложись. Сейчас чашки в кухню отнесу и тоже приду.

– Да пусть их! Слуги уберут.

– Они все спят давно, а тут печенье, еще крысы набегут. Мама в доме беспорядка не терпит. Нам и так ее завтра просить… Иди, милый!

– Ладно, – королевский советник громко зевнул. – Камин в спальне растоплен?

– Да, я проверяла.

По ту сторону послышались удаляющиеся шаги. Хлопнула дверь. И мгновение спустя смеющийся голос Нэрис позвал:

– Вылезай! Сливки сейчас свернутся. Ну же! Я ведь знаю, это ты там шебуршишь.

– Все-то она примечает, – беззлобно буркнул брауни, надавливая лапой каменный выступ в стене. Дубовая панель с тихим скрипом подалась вперед. – Чего хихикаешь? Я чуть лапы о камень стылый не отморозил, а ей смешно.

– Так вылез бы сразу, – пожала плечами леди Мак-Лайон. – Ивар был бы не против… Ой, ты же весь в паутине!

– Вижу. – Домашний дух встряхнулся. Выбил о колено пыльный колпачок, вновь водрузил его на макушку и вскарабкался в пустое кресло. – Давно тем лазом не ходил. А что до мужа твоего – я к нему уважение имею, но и порядок должен быть! Где это видано, чтобы брауни с людьми чаи распивали?

– Со мной же пьешь.

– Так то ты. Ты, ежели рассудить, наособицу будешь… Сливки скисли.

– Разве? – огорчилась Нэрис, поднося к лицу кувшинчик. Понюхала, наморщила лоб и сказала неуверенно: – Да нет, вроде хорошие. Я же из ледника их взяла два часа назад, не могли так быстро испортиться!

Хранитель очага только плечами передернул. И, покосившись на корзинку с печеньем, отодвинул ее в сторону. Леди Мак-Лайон удивленно моргнула. Чтобы брауни – да угощением побрезговал? Вот уж чудо из чудес!.. Она повертела в руках кувшинчик. Сливки были свежие. И печенье мягкое, вкусное, мама сама готовила. «Так что же он нос воротит? – ничего не понимая, подумала Нэрис. – Ишь как брови насупил. Сердится, что ли? На меня? Так я же вроде ничего… Ах, вот в чем дело!»

Она склонила голову набок:

– Все слышал, да?

– Да, – угрюмо отозвался хранитель очага.

– Опять «занозой» ругаться будешь? Так ведь Ивар сам позвал, все честь по чести. И не злодеев ловить, а на праздник!

– Знаю.

– Так чего надулся тогда, как мышь на крупу?

– А того, что… не езжайте! Не езжайте, слышишь? – Брауни, смахнув корзинку на пол, вскочил на столик и вцепился коготками в рукав платья леди Мак-Лайон. – Нутром чую – не к добру эта затея. Пусть отец просил, пусть король велел, пусть!

– Дружочек, да мы же…

– Не езжайте, – как заведенный повторял домашний дух, – не ждут вас там! На беду свою северный король пир созывает – на свадьбу собирались, на тризну попадете! Бел снег на равнине, а под снегом-то камни…

Нэрис оторопело захлопала глазами. Она знала брауни с пеленок, знала и любила, но сейчас вид его мохнатой скрюченной фигурки в красных отблесках пламени заставил ее испуганно вжаться спиной в спинку кресла. Хранитель очага преобразился в одно мгновение: блестящие черные глазки, всегда такие живые и укоризненные, вдруг застыли и подернулись белесой пленкой, мягкие лапы железной хваткой сдавили запястье, а в знакомом надтреснутом голоске невесть откуда прорезались холодные стальные ноты.

– Не езжайте, – хрипел брауни, не сводя с воспитанницы полубезумного взгляда. – Беда будет! Я знаю, я вижу! Кровь вижу… много…

Домашний дух выпустил из когтей истерзанный кружевной манжет и, обхватив голову руками, затрясся всем телом. До ушей похолодевшей Нэрис донеслись тихие всхлипывания и несвязное бормотание:

– Ничего не смогу, бесталанный я! Не пустят… Только предупредить… Беда! Огонь! Оборотень… умрет оборотень! Рухнет трон! Корабли поверните, корабли!..

– Дружочек. – Придя в себя, леди Мак-Лайон вскочила с кресла и, подхватив бьющегося в припадке брауни на руки, прижала его к груди. – Дружочек, успокойся, пожалуйста! Ну что с тобой такое? Мы ведь и раньше уезжали… Ну миленький, хорошенький, не пугай ты меня так!

Хранитель очага дернулся и вдруг затих, тряпкой повиснув в ее руках. Черные глазки, все так же широко открытые и будто стеклянные, ничего не выражали. Нэрис бросило в жар.

– Дружочек! – забормотала она, встряхивая мохнатое тельце. – Что с тобой?! Очнись! Ну очнись же! Пожалуйста!

Брауни ее не слышал. И не видел. Перед ним как в тумане мелькали странные зыбкие картины – размытые, неясные, но одна другой страшнее. Огромный длинный амбар, до самой крыши охваченный огнем… Простоволосые растрепанные люди с мечами наголо… Распростертый на земле лорд Мак-Лайон… Ревущий бурый зверь с опаленной шкурой, терзающий чье-то горло… Вишневый снег… Длинная каменная кишка ущелья… Нэрис – с посиневшими губами, в порванном платье… И огромные серые ступени, теряющиеся где-то в вышине. Они вырастали из ниоткуда, от них рябило в глазах, могильный холод их сковывал лапы, но в спину дышало что-то настолько жуткое, настолько древнее, что ни остановиться, ни обернуться было нельзя…

– Пф-ф-ф!

– У-у-уй!..

– Ну слава богу, – раздался сверху дрожащий голос. – Как же ты меня напугал!

Домашний дух затряс головой. В ушах все еще стоял затихающий вой метели, но жуткие видения исчезли, оставив после себя только блаженную темноту и горячие капли на мордочке. Брауни с опаской приоткрыл глаза. Увидел бледное лицо Нэрис, почувствовал тепло огня в камине. И, слабо улыбнувшись, просипел:

– Кипятком окатила, что ли?

– Чаем, – отозвалась воспитанница, осторожно опуская его в кресло. Потом с размаху плюхнулась в соседнее и прижала ладонь ко лбу. – Уф! Не делай так больше, ладно? До сих пор вот руки трясутся… Что это было?

Брауни вытер колпаком мокрую от чая мордочку и, помолчав, честно признался:

– Не знаю.

– Как так?

– Обыкновенно. Нашло чегой-то. Такое мерещилось – чуть со страху не помер! Главное, так натурально все. Кажется, руку протяни – дотронешься. – Его передернуло. Хранитель очага помолчал, хмуря кустистые брови, бросил на Нэрис сумрачный взгляд и, наконец, отрывисто велел: – Иди спать. Муж, поди, заждался.

– Спать? – Она всплеснула руками. – Это после всего, что ты тут устроил?! Да я и глаз не сомкну!

– Дело твое. – Он спрыгнул на пол. – А только сей же секунд бегом в постель. Хватит полуночничать. Будешь завтра как репа вареная, а дети и так, почитай, без матери растут.

– Но как же…

– С тем, что видел, сам разберусь, – уже шагнув в темноту лаза, буркнул он. – И я не понял, и ты не поймешь, а среди наших стариков мудрецы подходящие имеются. Иди спать! До завтрашней ночи, глядишь, обернуться успею.

Нэрис открыла было рот, чтоб возразить, но брауни уже исчез. Стенная панель с тихим щелчком встала на место.

– Замечательно, – после паузы выдохнула леди Мак-Лайон, тупо глядя на язычки пламени в камине. – Устроил истерику, наговорил непонятного, едва до слез не довел – и вот вам пожалуйста… Хоть объяснил бы, что ли, чего так испугался? Огонь, корабли, трон… Ничего не поняла. Ровным счетом ничего!

Ивар услышал, как приоткрылась дверь спальни. Зашуршали юбки, глухо звякнул о каминную полку подсвечник. Скрипнула половица.

– Не осторожничай, – сказал он, открывая глаза. – Я не сплю.

– Почему? – Супруга, уже в одной рубашке, выпутывалась из складок лежащего у ног платья. – Бессонница? Может, капель?..

– Нет уж, спасибо. Тем более спать я хочу зверски. Что ты так долго? До кухни и обратно идти всего ничего.

– Да так… задумалась, засиделась…

– Угу. Значит, точно брауни. Слушай, он меня боится, что ли? Или обществом моим брезгует?

Нэрис, смущенно опустив глаза, задула свечу и юркнула под одеяло.

– Просто он считает, что это «не по правилам», – возвращаясь к прерванному разговору, сказала она. – Я ведь ему почти что как внучка родная, а ты… Брауни к людям долго привыкают.

– Насколько я помню, с Кэвендишами у него таких трудностей в свое время не возникло, – с прохладцей отозвался лорд. – Не нравлюсь я твоему ушастому приятелю, к бабке не ходи.

– Не ты, а служба твоя. Она, знаешь ли, много кому не нравится.

– Да, жаль, что ты не из числа этих здравомыслящих людей… Нэрис!

– А?

– Я спать хочу.

– Ну так и спи. Я свечу потушила и не храплю, кажется.

– Еще и фыркаем? Вот теперь мне совсем интересно стало. – Ивар привстал и, опершись локтем на подушку, велел: – Давай-ка рассказывай, милая! И не финти. Гостиная прямо под нашей спальней, и твои охи-вздохи я отсюда прекрасно слышал.

– Ну подумаешь, чаем обожглась!

– Не смеши меня, пожалуйста. Обожглась… Нэрис, я же не отстану. Ну?

– Ивар, правда… Ивар! Ивар, прекрати. Убери руки, мне же щекотно!.. Ай! Ты холодный как лягушка! Вот что за человек, право слово?.. Ай! Ну ладно, ладно! Хватит. Я расскажу…

– И стоило брыкаться? – Королевский советник удовлетворенно хмыкнул и оставил хихикающую жену в покое. – Так что у вас там стряслось? Кое-кто снова пытался наставить тебя на путь истинный?

– Не совсем, – медленно отозвалась Нэрис. И, глядя в темный потолок, поежилась: – Ты бы это видел! Он сначала, знаешь, все просил никуда не ехать. Сказал, что нас не ждут, что конунг зря праздник затеял… А потом вдруг словно не в себе сделался. Как в припадке падучей[7] забился, только что пена изо рта не пошла. Хрипит, глаза неподвижные и бормочет, бормочет!..

– А что конкретно бормотал?

– Да я с перепугу всего несколько слов разобрала. Что-то про беду, про огонь, про корабли какие-то – совершенно ничего не поняла! А он объяснять не захотел. Велел спать идти, а сам убежал. Я так понимаю, с кем-то из своих советоваться.

– М-да, – после паузы протянул Ивар. – Хорошенькие новости. А раньше такие просветления с ним случались?

– Ни разу! – заверила Нэрис, вспомнив остановившийся взгляд домашнего духа. – И если ты на игру с его стороны намекаешь…

– Какие уж тут игры. Я ведь так понимаю, что после припадка твой приятель ехать тебя уже не отговаривал?

– Нет. Насупился да убежал. Ивар, ты думаешь?..

– О том же, о чем и ты, – хмуро обронил лорд Мак-Лайон. – Предсказания мрачные, Эйнарово молчание… Чтоб я сдох, если все это никак друг с другом не связано! Огонь, значит. Беда. И конунг зря все затеял? Любопытно. Больше брауни ничего не сказал, точно?

Нэрис закусила губу, тихо радуясь, что камин уже прогорел и в темноте муж не видит ее лица. В мозгу всплыло отрывистое: «Оборотень… умрет оборотень!» Конечно, домашний дух мог иметь в виду кого угодно – мало ли на свете перевертышей? Но что, если… «Ох, нет! – внутренне вся сжимаясь, подумала она. – Только не Творимир! Да что ж я за клуша такая?! Надо было не ахать да голосить, а брауни к стенке прижать и выведать – что же он там увидел? Кого увидел? И только ли оборотня?»

– Нэрис?

Встревоженный голос мужа заставил ее прийти в себя. Нэрис встряхнулась, отогнав тревогу, и сказала виновато:

– Извини, милый. Я… я просто пыталась вспомнить еще что-нибудь.

– Вспомнила?

– Нет. Но брауни сказал, что постарается до завтрашней ночи обернуться. Стало быть, мы с ним еще увидимся. И уж тогда-то я его потрясу! Нагнал страху, хоть правда теперь никуда не езжай.

Ивар задумчиво молчал. Правильно истолковав наступившую тишину в спальне, леди Мак-Лайон подпрыгнула на перине:

– И даже не мечтай «забыть» меня дома! Я еду с тобой!

– Нэрис…

– Нет, нет и нет! – Она лихорадочно замотала головой. – Хоть свяжи и на три замка запри! Ты что же думаешь – после таких-то пророчеств я одного тебя на север отпущу? А сама буду у окошка сидеть и ждать, пока меня…

– …не оставят вдовой? – закончил за нее посмеивающийся супруг. И, притянув нахохлившуюся жену к себе, зарылся лицом в ее волосы. – Тсс. Не сопи, еж ты мой воинственный. Черт с ними, с этими дурными предзнаменованиями – не в первый раз!.. Поедем вместе. В крайнем случае будет как в твоих любимых сказках: «Жили они долго и счастливо и умерли в один день».

– Ивар, тьфу на тебя!

– Ну а что? – Он ухмыльнулся и пожал плечами. – Раз уж такие горизонты замаячили, надо предусмотреть любое развитие событий! Ну-ну, тихо. Я же пошутил.

– Я знаю, – шепнула Нэрис. И, уткнувшись носом ему в плечо, закрыла глаза.

В занавешенные тяжелыми портьерами окна стучался холодный дождь, ветер голодным псом завывал в каминных трубах. Обычно в такую погоду спится слаще, но сейчас сон не шел. Прижавшись к теплому боку мужа, Нэрис лежала и думала. О предстоящей поездке, об Эйнаре и о том, что сказал брауни. «На свадьбу собирались, на тризну попадете», – ничего себе напутствие. А на чью тризну, интересно? Леди Мак-Лайон свела брови на переносице: «Ну, попадись ты мне завтра, дружочек! Прилипну как смола и не отстану, пока все не разъяснишь! Поехать-то мы все равно поедем, так уж, коль от судьбы не уйдешь, хоть знать будем, к чему готовиться… Ну что за оказия? Сколько лет был брауни как брауни, котлы чистил, за домом смотрел, над ухом брюзжал, а тут вдруг – бац! – и на пустом месте переклинило! Лучше б уж молчал, ей-богу. Или бранился, как обычно. Сговорились они все, что ли? У одного приличия, у второго политика, у третьего «прозрение», а последствия разгребать, получается, опять нам?..»

Она, скорчив сердитую гримасу, натянула на плечо край одеяла. И, уже засыпая, вдруг вспомнила последнюю фразу домашнего духа: «Рухнет трон! Корабли поверните, корабли!» При чем тут корабли? Куда их поворачивать? Зачем?

И какой трон должен рухнуть?.. Уж не шотландский ли?