Глава 15

Из Хамидийи мой вестфальский седан устремился к северу. Включив англоязычный дэдди, я говорил с Морганом по телефону.

— Я нашел его.

— Ну ты даешь, парень, — разочарованно протянул американец. — Значит, я не получу оставшиеся денежки?

— Давай сделаем так: получаешь оставшиеся пять сотен, если несколько часов попасешь Яварски. Оружие у тебя есть?

— Да. Оно мне понадобится? Искушение было велико.

— Нет. Только присмотри, чтобы он не сбежал. — Я зачитал ему адрес, написанный на обрывке картона. — Задержи его до моего приезда.

— Будет сделано, парень, — сказал Морган. — Только двигай поскорее. Мне не улыбается провести весь день с молодцом, пристрелившим двадцать с лишком человек.

— Я верю в тебя. Позвоню еще раз — попозже. — И отключил телефон.

— Что ты задумал? — спросил Саид.

Не хотелось ему ничего рассказывать: несмотря на искреннее раскаяние вероломного друга, я все-таки не доверял ему.

— Я отвезу тебя обратно к Курану. Или, если хочешь, высажу где-нибудь в Будайене.

— А нельзя мне поехать с тобой? Я презрительно усмехнулся:

— Мне предстоит нанести визит твоему благодетелю, Абу Адилю. Ты все еще в хороших отношениях с ним?

— Не знаю, — нервно отвечал Халф-Хадж. — Наверно, я поеду к Курану. Надо поговорить с Жаком и Махмудом.

— Это уж точно.

— К тому же я больше не хочу встречаться с этим ублюдком Химаром. — Саид произнес это имя с придыханием, поменяв гласную. Арабский каламбур: Химар по-арабски «осел», а осла арабы считают самым грязным животным. Подобным каламбуром Халф-Хадж мог смертельно оскорбить Умара, а с Королевским модди он бы высказал это Абдул-Кави в лицо. Наверно, злой язык Саида стал причиной его непопулярности в Хамидийе.

Он помолчал.

— Марид, — сказал наконец он. — Я сказал тебе чистую правду. Я сделал большую ошибку. Но я не совершал никаких сделок с Фридлендер Беем или с кем-то ему подобным. Я не думал, что из-за меня кто-нибудь пострадает.

— Я дважды чуть не погиб, дружище. Сначала пожар, потом этот Яварски.

Я остановил машину рядом с баром Курана. Саид сидел со страдальческим видом.

— Ну, что еще ты хочешь услышать от меня? — взмолился он.

— Тебе нечего больше сказать. Увидимся позже. Он кивнул и вылез из машины. Я посмотрел ему вслед, включил модди Крутого Парня и повел машину на северо-запад, к Папочке. Перед встречей с Абу Адилем мне нужно было уладить еще кое-что.

Кмузу я обнаружил в нашей временной квартире за экраном чиндварского компьютера. Услышав мои шаги, он обернулся ко мне.

— Яа Сиди! — воскликнул он с чрезвычайно довольным видом. — У меня хорошие новости. На организацию благотворительной кухни потребуется гораздо меньше средств, чем я предполагал. Простите меня за самовольную оценку ваших финансовых возможностей, но я узнал, что у вас вдвое больше, чем нам может понадобиться.

— Это намек, Кмузу? Я хочу открыть всего лишь кухню для бедных, — одну, а не две. Ты уже прикинул наши расходы?

— Кухня может работать целую неделю на деньги, которые вы получаете от клуба Чириги за один вечер.

— Чудесно. Да, Кмузу, я вот думаю, отчего это тебя так воодушевляет? Этот проект много значит для тебя?

Кмузу снова потупился и с деланым равнодушием отвечал:

— Просто я чувствую ответственность за ваши христианские добродетели.

— Но я не хочу покупать их. Он отвел глаза.

— Кроме того, это долгая история, яа Сиди, — сказал он. — Мне не хотелось бы рассказывать ее сейчас.

— Хорошо, Кмузу. В другой раз. Он снова посмотрел на меня:

— Я собрал кое-какую информацию о пожаре. У меня есть доказательства поджога. Той ночью в коридоре, соединяющем вашу квартиру и квартиру хозяина дома, я нашел тряпки, пропитанные горючей жидкостью. — Он выдвинул ящик стола и достал оттуда обгоревшие лохмотья. Ткань сгорела не полностью. Можно было различить декоративный рисунок из розовых и коричневых восьмиконечных звезд. Кмузу вытащил другой кусок материи. — Сегодня я обнаружил это. По всей вероятности, отсюда были оторваны обгоревшие куски.

— Где ты нашел ее? — спросил я. Кмузу убрал ветошь в ящик стола.

— В комнате юного Саада бен Салаха, — ответил он.

— А как случилось, что ты там оказался? — полюбопытствовал я.

Кмузу пожал плечами:

— Я искал доказательства, яа Сиди. И, по-моему, нашел достаточно, чтобы уличить поджигателя.

— Это мальчик? Не сама Умм Саад?

— Наверняка она велела своему сыну поджечь дом.

— Она вполне способна на это, но пожар не входил в ее планы. Да и зачем ей поджигать дом? Ведь она хотела, чтобы Фридлендер Бей признал Саада своим внуком, чтобы тот стал наследником Папочкиного имения. В случае смерти старика весь ее план рухнул бы.

— Разве поймешь, о чем она думала, яа Сиди? Может, она отказалась от своего плана и решила отомстить.

— В таком случае кто знает, что еще она может выкинуть? Ты уже следишь за ней, Кмузу? — спросил я.

— Да, яа Сиди.

— Будь предельно осторожен. — Я уже собрался уходить, но в дверях обернулся. — Кмузу, для тебя что-нибудь значат буквы «А.Л.М.»?

Он подумал.

— Только Африканское либеральное движение приходит на память, — Честно признался Кмузу.

— Может быть, — с сомнением отвечал я. — А что ты знаешь о «Деле Феникса»?

— Знаю такое, яа Сиди, я слышал о нем, когда работал в доме шейха Реда.

Я столько раз испытывал неудачу в разгадке этих наименований, что уже отчаялся и начал думать, что «Дело Феникса» — плод фантазии Иржи Шакнахая и что отгадка умерла вместе с ним.

— А почему Абу Адиль обсуждал с тобой это дело? — спросил я.

Кмузу отрицательно покачал головой:

— Абу Адиль никогда ничего не обсуждал со мной, яа Сиди. Я был всего лишь телохранителем. Но о нас, телохранителях, часто забывают: мы становимся в комнате предметом обстановки. Несколько раз я слышал разговор шейха Реда и Умара о тех, кого они хотели добавить к списку в «Деле Феникса».

— Ну и что же это за дело, будь оно неладно?

— Список людей, — сказал Кмузу, — которые так или иначе работают на шейха Реда и Фридлендер Бея, и всех тех, кто чем-то очень обязан им двоим.

— Похоже на реестр, — озадачился я. — Но почему этот список так важен? Ведь полицейские могут составить точно такой же список в любой момент, когда им понадобится. Зачем же Иржи Шакнахай лез на рожон, расследуя это дело?

— Рядом с каждой фамилией в списке проставлено закодированное описание состояния его здоровья, совместимости тканей и органов, годных для трансплантации и других целей.

— Таким образом Абу Адиль и Папочка заботятся о здоровье своих подчиненных? Замечательно. Вот уж не думал, что они будут вникать в такие детали.

Кмузу нахмурился:

— Вы не поняли меня, яа Сиди. Это список возможных доноров, а не тех, кому может понадобиться трансплантация.

— Возможных доноров? Но эти люди живы, они еще не… — Я ошарашенно уставился на Кмузу.

По выражению его лица я понял, что моя ужасная догадка подтверждается.

— Все в списке идут по рангам, — сказал он, — от самого низшего подчиненного до самого Умара. Если человеку из этого списка вследствие увечья или болезни понадобится трансплантация органа, Абу Адиль или Фридлендер Бей могут пожертвовать человеком, имеющим низший ранг. Правда, так поступают не всегда, но чем выше ранг человека, тем больше вероятность того, что для него будет найден подходящий донор.

— Да разрушатся их дома! Сыновья мошенников! — прошептал я.

Теперь я понял, что означали записи в тетради Шакнахая: слева — люди, которых убили, чтобы сделать их донорами для людей в правой части списка. Бланка имела слишком низкий ранг, потому и пошла на запчасти.

Я почувствовал, как ярость вскипает во мне.

— Где он хранится, Кмузу? Я затолкаю его Абу Адилю в глотку.

Кмузу поднял руку.

— Вы должны помнить, яа Сиди, что шейх Реда — не единственный вдохновитель этих замыслов. Он только сотрудничает с нашим хозяином. Они обмениваются друг с другом информацией и совместно распоряжаются жизнью своих подчиненных. Сердце фаворита шейха Реда может попасть в грудную клетку одного из лейтенантов Фридлендер Бея. Оба шейха ведут отчаянную борьбу конкурентов, но в «Деле Феникса» они сотрудничают очень тесно.

— И как давно продолжается такое сотрудничество? — поинтересовался я.

— Много лет. Они начали его, чтобы никогда не умереть из-за отсутствия подходящих органов.

Я стукнул кулаком по столу.

— Так вот каким образом они дожили до старческого маразма! Трясущиеся старые развалины!

— Они действительно выжили из ума, яа Сиди, — сказал Кмузу.

— Ты не сказал мне, где найти «Дело Феникса». Где его хранят?

Кмузу опустил голову.

— Не знаю. Его прячет шейх Реда.

Ладно, решил я. Все равно завтра днем поеду в те края.

— Спасибо, Кмузу. Ты здорово помог мне.

— Яа Сиди, не собираетесь ли вы поехать к шейху Реда за этим? — обеспокоено спросил Кмузу.

— Нет, конечно, — ответил я. У меня есть вариант получше, я не стану бросать вызов сразу двум старикам. А ты продолжай работать над проектом кухни для бедняков. Думаю, пора Фридлендер Бею возвращать долги бедным.

— Хорошо.

Я оставил Кмузу за работой у компьютера и направился к своему автомобилю, попутно вспоминая дела, намеченные на сегодняшний день, с поправками на то, о чем только что узнал. Я приехал в Будайен, припарковал машину и пошел по Улице к клубу Чири.

Мой телефон зазвонил.

— Марзаб, — сказал я в трубку.

— Это я, Морган. — К счастью, англоязычный дэдди был еще со мной. — Яварски по-прежнему еще здесь. Все в порядке. Он устроил себе нору в аварийном доме среди настоящих трущоб. Я здесь, на лестнице, веду наблюдение за дверью. Может, взять его тепленьким?

— Нет, — сказал я. — Только смотри, чтобы он не сбежал. Он должен быть в квартире, когда я приеду. Если он захочет выйти, тебе придется задержать его. Пусти в ход оружие и загони его обратно. Делай все, что считаешь нужным, только не выпускай его оттуда.

— Будет сделано, парень! Не задерживайся! Это не так просто, как я думал.

Я повесил телефон на пояс и вошел в клуб Чири, где было довольно многолюдно для конца дня. На сцене я приметил новую чернокожую девушку по имени Муна. Внезапно я вспомнил, что в длинной истории, рассказанной Фуадом, любимого цыпленка его мамочки звали Муной. Вероятно, он был влюблен в эту девушку, а она не отвечала ему взаимностью. Мне надо было смотреть в оба.

Другие девочки обхаживали клиентов, что создавало атмосферу чувственности. Я бы сказал, чертовски задушевную атмосферу.

Я сел на свое обычное место и подождал, пока подойдет Индихар.

— «Белую смерть»? — спросила она.

— Попозже. Ты не обдумала мое предложение?

— О том, чтобы переехать к Фридлендер Бею? Если бы не дети, я отказалась бы сразу. Я не хочу быть у него в долгу, быть одной из Папочкиных наложниц.

Не так давно я сам испытывал подобные чувства, а сейчас, узнав правду о «Деле Феникса», понял, что у нее тоже есть причины не доверять Папочке.

— Ты права, не доверяя Папочке, — сказал я. — Но я обещаю тебе, что с тобой ничего плохого не случится. Все это делаю для тебя я, и только я.

— Разве есть разница?

— Да, и очень большая. Что же ты решила? Она вздохнула:

— Я согласна, Марид, но я не собираюсь становиться и твоей любовницей. Ты понял, о чем я?

— Конечно, ты не собираешься трахаться со мной. Ты дала мне это понять достаточно ясно.

Индихар кивнула:

— Ты правильно понял. Я ношу траур по мужу, и, может быть, буду носить его вечно.

— Сколько угодно, детка. У тебя впереди долгая жизнь, — сказал я. — В один прекрасный день найдешь себе другого избранника.

— Не хочу об этом даже думать. Пора было переменить тему.

— Ты можешь переехать в любое время, только закончи эту смену. Мне еще предстоит подыскать другую буфетчицу на дневное время.

Индихар оглянулась, а затем подвинулась ко мне поближе.

— Если бы я была на твоем месте, — тихо сказала она, — то поискала бы кого-нибудь на стороне. Я не доверяю ни одной из наших девушек. Такие, только зазевайся, обчистят, особенно Брэнди. А Пуалани не может даже салфетку положить на стол, прежде чем ставить бокал.

— И что же ты мне посоветуешь? Она на минуту задумалась.

— Я бы наняла Дэлию, которая сейчас у Френчи Бенуа. Или увела бы Хейди из «Серебряной пальмы».

— Попробую, — сказал я. — Позвони мне, если что понадобится.

Сейчас же все мои мысли были сосредоточены на этой проклятой местности в западной части города. Я вышел на улицу, залитую жарким предвечерним солнцем. Тут же закапал дождь и от влажного асфальта повеяло приятной свежестью.

Через несколько минут я уже был в магазине модификаторов на Четвертой улице. Двух свиданий с Лайлой иному хватило бы на год.

Я услышал ее разговор с клиентом. Ему понадобился модификатор, позволяющий заниматься армадонтией — наукой о превращении человеческих зубов в самое современное оружие. Лайла все еще была в образе Эммы: мадам Бовари, дантист завтрашнего дня.

Когда клиент ушел, Лайла нашла то, что он искал. Я попробовал выпросить нужный мне модди, не затевая с ней долгих разговоров.

— У тебя есть модди Прокси Хелл?

Она уже было собиралась поприветствовать меня очередной затасканной сентенцией из Флобера, как я шокировал ее своим вопросом.

— Тебе это не нужно, Марид, — с каким-то подвыванием произнесла она.

— Это не для меня. Для друга.

— Твоим друзьям это тоже не нужно.

Я с трудом удержался от искушения вцепиться ей в горло.

— Тогда это не для друга, а для моего злейшего врага

Лайла улыбнулась:

— В таком случае тебе нужно что-нибудь очень плохое, верно?

— Самое ужасное! — выпалил я.

Она выпорхнула из-за прилавка и направилась к запертой двери в глубине магазина.

— Такой товар у меня не выставлен для всех, — объяснила она, пытаясь выудить из кармана ключи, которые висели у нее на шее — на длинном пластиковом шнурке. — Я не продаю модди Прокси Хелл детям.

— Ключи у тебя на шее.

— Спасибо, милый. — Она открыла дверь и обернулась ко мне. — Минуточку. — Отсутствовала она недолго и вскоре вышла с небольшой коричневой коробочкой.

В коробочке находились три модди из серого пластика, без ярлыков изготовителя. Это были самопальные модди, чрезвычайно опасные для потребителя. Промышленные модди тщательно запрограммировались и записывались, все посторонние сигналы отфильтровывались. Использование же подпольных модди напоминало лотерею. Иногда они были сделаны настолько грубо, что даже после отключения оставляли тяжелые психические расстройства.

Лайла приклеила написанные от руки ярлычки на модди в коробке.

— Как насчет инфекционной гранулёмы? — спросила она.

Поразмыслив, я решил, что это будет слишком, — вроде того модди, который был у Абу Адиля в нашу первую встречу с ним.

— Нет, не стоит.

— О'кей, — сказала Лайла, вороша модди длинным кривым указательным пальцем. — Холецистит?

— А это что?

— Понятия не имею.

— А третий?

Лайла вытащила его и прочла на ярлыке:

— «Синдром Д».

У меня по спине побежали мурашки. Я слыхал об этом заболевании. Медленное разрушение нервной системы, вызванное какими-то жуткими вирусами. Сначала у пациента возникают провалы в долговременной и краткосрочной памяти. Потом, когда вирусы съедают нервную систему, пациент умирает в полном маразме и в ужасной агонии, прикованный к постели. На последних стадиях болезни организм человека просто забывает, как надо дышать и поддерживать сердечный ритм.

— Сколько он стоит? — спросил я.

— Шестьдесят киамов, — осклабилась она. Во рту вместо зубов у нее чернело несколько гнилых обломков, и улыбка производила на покупателя потрясающий эффект. — Наценка за редкий товар.

— Ладно, — сказал я и, заплатив ей требуемую сумму, засунул «Синдром Д» в карман, после чего направился к выходу.

— Знаешь, — сказала она, положив мне на плечо свою когтистую лапку, — мой возлюбленный сегодня вечером поведет меня в оперу. Весь Руан увидит нас вместе.

Я собрался с силами и рванулся к дверям, бормоча:

— Во имя Аллаха, милостивого и справедливого.

По дороге в поместье Абу Адиля я размышлял о недавних событиях. Если Кмузу прав, виновником пожара был сын Умм Саад. Я и не предполагал, что юный Саад действовал по собственной инициативе. Тем не менее Умар уверял меня, что ни он, ни Абу Адиль больше не давали Умм Саад никаких указаний. Но если Умм Саад не получала директив от Абу Адиля, почему она вдруг решила проявить инициативу?

А Яварски? Он стрелял в меня потому, что ему не понравился мой вид, или потому, что Хайяр доложил Абу Адилю, что я сую нос в «Дело Феникса»? Или же был более серьезный повод, о котором я еще не подозревал? В этом деле я не доверял ни Саиду, ни Кмузу. Я полагался только на Моргана, хотя, надо признать, у меня не было веских причин доверять и ему. Просто он напоминал мне мое прошлое — каким оно было, пока я не уничтожил его Собственными руками.

Я постоянно придумывал себе оправдания, почему я веду столь легкомысленный образ жизни.

Горькая правда состояла в том, что у меня не хватало духу противостоять разгневанному Фридлендер Бею и отказаться от его денег. Я утешал себя тем, что использую свое унизительное положение, помогая обездоленным. Но и эта мысль не заглушала угрызений совести.

По мере того как я приближался к дому Абу Адиля, чувство вины и одиночества перерастало в самое настоящее отчаяние, которое, возможно, и явилось причиной неверного шага. Наверное, мне надо было больше доверять Сайду или Кмузу. На худой конец, я мог взять с собой одного из Говорящих Камней. Однако в конфликте с Абу Адилем я полагался только на свою находчивость. У меня было два плана действий. Первый заключался в том, чтобы подкупить Абу Адиля модификатором «Синдрома Д», а второй — если он будет неподкупен, — поставить его перед фактом, что мне все известно. Тогда эти планы казались мне верхом совершенства.

Охранник у ворот узнал и пропустил меня, дворецкий Камаль потребовал назвать цель визита.

— Я принес подарок для шейха Реда, — сказал я. — И еще мне надо срочно поговорить с ним.

Он не пустил меня дальше прихожей.

— Подождите здесь, — сказал он, криво ухмыляясь. — Я спрошу, можно ли вам пройти.

— Не думаю, чтобы хозяин дома стал возражать, — сказал я, но дворецкий не понял намека.

Он проследовал по коридору в кабинет Абу Адиля и обратно с неизменно презрительным выражением на лице.

— Я провожу вас к моему хозяину, — объявил он с такими интонациями, словно сожалел об этом.

Он провел меня в один из кабинетов Абу Адиля — совсем не в тот, куда мы в первый раз приходили с Шакнахаем. В воздухе пахло чем-то сладким, похожим на ладан. По стенам были развешаны репродукции картин европейских мастеров, где-то тихо играла музыка и слышалось пение Умм Халтум.

Сам великий человек сидел в уютном кресле. Его ноги были укутаны искусно вышитым покрывалом. Он откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза, а его дрожащие руки лежали на коленях.

Тут же находился и Умар Абдул-Кави. Он явно не был рад моему визиту. Он кивнул мне и незаметно приложил палец к губам. Я понял: это знак не упоминать о том, что говорилось между нами в Последний раз. Но я пришел сюда вовсе не за этим. Меня волновали вещи более важные, чем борьба Умара за власть.

— Я прошу позволения пожелать шейху Реда доброго здоровья, — сказал я.

— Пусть Аллах дарует тебе благополучие, — ответил Умар.

Сейчас посмотрим, удастся ли мне выполнить план номер один.

— Разрешите вручить благородному шейху этот небольшой подарок?

Умар царственным жестом разрешил мне приблизиться. Мне захотелось затолкать модди в его жирную глотку.

— Что это? — спросил он.

Я молча протянул ему модди. Умар повертел его в руке, затем взглянул мне в глаза.

— Ты умнее, чем я думал, — сказал он. — Мой хозяин будет очень доволен.

— Думаю, такого у него еще нет.

— Нет, такого — нет… — Он положил его на колени Абу Адиля, но старик даже не взглянул на него. Умар задумчиво наблюдал за мной. — Я хотел бы предложить тебе кое-что взамен, но уверен, что ты из вежливости станешь отказываться.

— Почему же, — ответил я. — Хорошо бы узнать, что это такое.

Умар нахмурился:

— Твои манеры…

— Мои манеры оставляют желать лучшего? Но что я могу поделать? Я всего лишь невежественный провинциал из Магриба. Кажется, я набрел на интересную информацию, касающуюся тебя и шейха Реда, и, если быть честным до конца, Фридлендер Бея тоже. Я говорю об этом проклятом «Деле Феникса». — Я не спускал глаз с Умара, ожидая, как он отреагирует на мое заявление. Он не заставил меня долго ждать.

— Боюсь, мсье Одран, что я не понял, о чем вы говорите. Видимо, ваш хозяин вовлечен в преступную деятельность и хочет свалить вину…

— Замолчите.

Умар и я оглянулись и уставились на Реда Абу Адиля, отключившего модди Прокси Хелл. Он весь трясся. Впервые Абу Адиль изъявил желание участвовать в разговоре. Судя по всему, он не был дряхлым и беспомощным «свадебным генералом». Без ракового модди его лицо стало волевым, а глаза проницательно заблестели.

Абу Адиль отбросил покрывало и встал со стула.

— Разве Фридлендер Бей не рассказывал вам о «Деле Феникса»? — спросил он:

— Нет, о шейх, — ответил я. — Я узнал об этом деле только сегодня. Он скрывал его от меня.

— Но вы вмешиваетесь в дела, которые вас не касаются.

Я был напуган страстной тирадой Абу Адиля. Умар никогда не выказывал такой силы характера. У меня создалось впечатление, что я вижу бараку шейха Реда, магию его личности, несколько иного рода, чем у Папочки. Модди Абу Адиля, которым пользовался Умар, не предполагал такой глубины характера. Вероятно, никакое электронное устройство не в состоянии уловить природу бараки. Претензии Умара на равенство с Абу Адилем при помощи модди были самообманом.

— Думаю, эти дела имеют ко мне прямое отношение, — сказал я. — Разве моего имени нет в списке?

— Думаю, что есть, — сказал Абу Адиль. — Но ты стоишь в начале списка, тебе бояться нечего.

— Я помню о своих друзьях, которым не так повезло, как мне.

Умар невесело засмеялся:

— Ты опять проявляешь слабость и плачешь о грязи под своими ногами.

— У солнца есть восход, но есть и закат, — напомнил я ему. — В один прекрасный день ты тоже попадешь в конец списка. Тогда ты пожалеешь о том, что не уничтожил его раньше.

— О хозяин! — рассерженно встрепенулся Умар. Довольно терпеть вам речи этого безумца.

Абу Адиль устало махнул рукой:

— Ты прав, Умар. Я не испытываю большой любви к Фридлендер Бею, так же как и к его слугам. Отведи его в студию.

Умар подошел ко мне с иглометом в руках. Я попятился, не зная, что он замышляет. Наверняка что-то недоброе.

— Пошли, — сказал он.

Я подчинился — у меня не было выбора. Мы вышли из кабинета, прошли по коридору и поднялись по лестнице на второй этаж. В этом

доме всегда витал дух спокойствия и безмятежности. Свет проникал сквозь деревянные решетки из высоких окон, пушистые ковры заглушали шаги. Но я знал, что все это обманчиво, что сейчас я увижу истинную сущность Абу Адиля.

— Сюда, — приказал он, открывая толстую железную дверь. На лице его застыло странное выражение, и оно мне совсем не нравилось.

Я последовал за ним в большую звуконепроницаемую камеру. Там стояли кровать, стул и столик на колесиках с каким-то электронным оборудованием. Я понял, что это за камера. У Абу Адиля была своя домашняя студия записи модификаторов. Предел мечтаний приверженцев модди.

— Дай мне ружье, — сказал Абу Адиль.

Умар передал игломет хозяину и вышел из комнаты. Дальняя стена комнаты была прозрачной, за ней находилась небольшая контрольная будка со щитом, на котором размещались различные выключатели, счетчики и шкалы.

— Я вижу, ты хочешь включить меня в свою коллекцию, — сказал я. — Не вижу причин. Ожоги второй степени — не самое приятное развлечение. — Абу Адиль молча смотрел на меня с такой окоченелой улыбкой, что у меня по спине побежали мурашки.

Немного погодя вернулся Умар. Он принес тон-кий металлический прут, пару наручников и веревку с крючком на конце.

— Господи, — вырвалось у меня. Меня затошнило при одной мысли о том, что они хотят записать нечто большее, чем страдания от ожогов.

— Выпрямись, — сказал Умар, обойдя вокруг меня. Он протянул руку и отключил мой модди и несколько дэдди. — И держи голову прямо, для твоей же пользы.

— Спасибо за участие, — ответил я. — Я очень ценю…

Не успел я договорить, как Умар поднял металлический прут и резко опустил его на мою правую ключицу. Я вскрикнул от острой боли, пронзившей тело. Затем он ударил меня по левой ключице. Я почувствовал, как хрустнула кость, и упал на колени.

— Будет немного больно, — сказал Абу Адиль участливым тоном пожилого и опытного доктора.

Умар принялся колотить меня прутом по спине, — раз, другой, третий… Я закричал — но это не остановило его. Он ударил еще несколько раз.

— Теперь попытайся встать, — сказал он.

— Псих ненормальный, — выдохнул я.

— Если ты не встанешь, я примусь за твою физиономию.

Шатаясь, я с трудом поднялся; Моя левая рука безжизненно повисла, спина, по-видимому, представляла собой кровавое месиво. Я всхлипывал.

Умар снова обошел вокруг меня, очевидно, оценивая мое состояние.

— Теперь ноги, — сказал Абу Адиль.

— Слушаюсь, о шейх. — Сукин сын стал хлестать меня по ногам, и я снова упал. — Встать! — прокричал Умар. — Встать!

Он продолжал бить, пока мои ноги не покрылись сплошными рубцами.

— Я отплачу тебе! — прохрипел я. — Клянусь Пророком, я тебя из-под земли достану.

Истязание продолжалось до тех пор, пока на мне не осталось живого места. Умар пощадил только голову, так как Абу Адиль не хотел испортить качество записи. Когда старик решил, что с меня довольно, он велел Умару остановиться.

— Привяжи его, — велел Абу Адиль.

Я смотрел, приподняв голову. Казалось, что это не я, а кто-то совсем посторонний издалека наблюдает за происходящим в комнате. Мои мускулы подергивались болезненными судорогами, многочисленные раны посылали в мозг сигналы боли. Боль создала преграду между моим сознанием и бренной оболочкой. Мой разум осознавал невыносимое страдание, достаточное для наступления шока. Я осыпал своих мучителей мольбами и проклятиями, умоляя вернуть мне дэдди, блокирующие боль.

Умар только посмеивался. Он подошел к столику на колесиках и стал возиться с оборудованием. Затем приблизился ко мне с большим блестящим модди, вроде того, что я использовал, играя в

Транспекс. Умар опустился на колени рядом со мной и показал его мне.

— А теперь я подключу его к тебе, — сказал он. — И запишу твои ощущения.

Я еле дышал.

— Сволочи, — задыхаясь, прошептал я.

Умар включил хромированный модди в одно гнездо.

— Это совсем не больно, — сказал он.

— Я убью тебя, — пробормотал я. — Ты умрешь, как собака.

Абу Адиль все еще не выпускал игломет из рук, но сейчас я не был способен на героические действия. Умар наклонился и, заломив мне руки за спину, защелкнул на моих запястьях наручники. Я чувствовал, что теряю сознание, и мотал головой из стороны в сторону, чтобы этого не случилось. Я не хотел отключаться, чтобы не оказаться полностью в их власти, хотя, кажется, они и так могли сделать со мной все, что угодно.

После этого Умар прицепил наручники к крючку и потянул за веревку. Шатаясь, я поднялся на ноги. Он перебросил веревку через железный брус, торчащий из стены высоко над моей головой. Кажется, я понял, что он замышляет.

— Аллах! — закричал я.

Умар потянул за веревку, и я встал на цыпочки, с руками, поднятыми за спиной. Он потянул еще, и я повис в воздухе. От тяжести тела мои суставы затрещали.

Боль была такой невыносимой, что я боялся дышать полной грудью. Я попытался отключиться, потом запросил пощады и, наконец, смерти.

— Включай модди, — произнес Абу Адиль. Его голос, казалось, доносился издалека, словно с вершины горы или из глубины океана.

— Я нашел спасение у Повелителя Закатов, — бормотал я, повторяя эту фразу как заклинание.

Умар забрался на стул, держа в руке серый модди с «Синдромом Д», который я принес в подарок, и включил его во второе гнездо.


Он свисал с потолка, но не знал почему. Его мучения были ужасны.

— Во имя Аллаха, помогите! — закричал он, но понял, что от этого боль усиливается. Как он попал сюда? Он не помнил. Кто его мучители?

Время шло, и казалось, он потерял сознание. Ощущение было такое, словно он проснулся от яркого сновидения, и тут, искажая друг друга, внезапно совместились реальность и вымысел, требовалось усилие, чтобы отделить одно от другого во временной последовательности.

Почему он оказался один и в такой ситуации? Он боялся страданий, но еще больше страшился того, что ничего не помнит. Над его головой раздавалось негромкое гудение вентилятора. В воздухе стоял пряный запах. Его тело слегка дернулось, и он ощутил новый прилив боли. Но больше всего его путало то, что он не понимал значения страшной драмы, в которую оказался вовлечен.

— Хвала Аллаху, Повелителю Мира, — шептал он, — милостивому и справедливому, Судии Судного Дня. Тебя мы славим, у Тебя ищем защиты.

Время шло. Боль усиливалась. В итоге он даже забыл, как вздрагивают и корчатся от боли. Образы и звуки проходили мимо его онемевших чувств и спящего разума. Он потерял способность их различать и реагировать на них. Но он еще не умер. Кто-то позвал его, но он не ответил.


— Как ты?

Надо признаться, чувствовал я себя прескверно. Мое сознание внезапно прояснилось. Боль, оставившая меня, вернулась с новой силой. Видимо, я застонал, потому что он успокоил меня:

— Все хорошо, все в порядке.

Я поглядел на него. Это был Саид. Я не знал, можно ли доверять ему. Вид у него был встревоженный.

Я лежал в каком-то переулке с пустыми полуразрушенными домами. Я не помнил, как попал сюда, да и, правду сказать, мне было наплевать на это.

— Твое? — спросил он, протягивая мне на ладони три модди и несколько дэдди.

Один из модификаторов был Королевский, другой — «Синдром Д», а когда я разглядел дэдди, блокирующий боль, то чуть не зарыдал от радости.

— Дай сюда! — воскликнул я, Схватил его дрожащими руками и включил. Почти сразу мое самочувствие улучшилось, хотя я знал, что я весь в страшных рубцах и по меньшей мере одна ключица у меня сломана. Дэдди подействовал быстрее, чем тонна соннеина.

— Рассказывай, что ты тут делаешь, — сказал я, садясь на корточки. У меня была полная иллюзия здоровья и прекрасного самочувствия.

— Я шел за тобой. Хотел подстраховать тебя на всякий случай. Охранник у ворот знает меня. И Камаль тоже. Я вошел в дом и увидел, что они с тобой делают. Я решил подождать, пока они тебя не отпустят. Наверно, они подумали, что ты умер, или им было все равно. Я взял эти штуки и последовал за ними. Они бросили тебя в этом грязном переулке, а я прятался за углом, пока они не ушли.

Я обнял его за плечи:

— Спасибо тебе, Саид.

— Не стоит благодарности, — широко улыбаясь, ответил Халф-Хадж. — Мы ведь братья по вере, правда?

Я не стал с ним спорить, взял третий модди из тех, которые мне дал Халф-Хадж.

— Что это? — спросил я.

— Разве ты не знаешь? Это не твой?

Я помотал головой. Саид взял у меня модди и включил. Через минуту его лицо изменилось. На нем появилось выражение страха и благоговения.

— Пусть мой папаша изжарится в аду, если это не Абу Адиль, — сказал он.

Загрузка...