Огненный путь Саламандры

Часть четвертая БУДУЩЕЕ СТАВИТ НА ПРОШЛОЕ И ВЫИГРЫВАЕТ

Настроение у Полоза было не то чтобы приподнятое и возбужденное, просто он был настроен очень решительно. Пришла пора поставить все закорючки над «й» и перестать мучить себя ненужными сомнениями. Странное стечение обстоятельств, ирония судьбы, насмешка Вершителя или происки Лихого… Не все ли равно, как назвать то, что самым невероятным образом вторглось в его жизнь и изменило отношение ко многим вещам, в том числе и к любви, главное — суметь удержать и сберечь то, что так неожиданно обрело смысл и веру. И сейчас самое подходящее время для объяснений — ни лишних ушей, ни посторонних взглядов, ни потенциальных соперников. И бежать этой маленькой вредной девчонке будет некуда. Только самое сложное, Полоз теперь это прекрасно понял, — сделать самому первый шаг. Оказывается, в бою или на турнире решиться на первый удар и победить гораздо проще. В отношении с женщинами первый удар может стать роковым для того мужчины, который его наносит. Однако хватит тянуть.

Хранитель Золота, глубоко вздохнув, словно это могло придать ему сил, вышел в коридор и неслышно скользнул к соседней двери. Странное, доселе незнакомое ему волнение на миг поубавило храбрости, но молодой наследник решил не поддаваться малодушному порыву и осторожно постучался.

— К тебе можно? — как-то подозрительно вежливо поскребся в дверь моей комнаты Полоз. Странный он с момента нашего возвращения на Большую землю, задумчивый, тихонький, не к добру это, хвостом чую.

Как раз накануне мы с ним благополучно покинули Пара-Эльталь. Вот уж кто действительно вежлив и учтив, так это лиебе. Мало того что они очень бережно, словно две ценные хрустальные вазы (хотелось бы верить, что не ночные), отнесли нас обратно на материк, так еще и об оставшемся нашем имуществе, как оказалось, позаботились. Лошадей и прочий крупногабаритный скарб, брошенный нами во время поспешного бегства, аккуратно переправили в одну из ближайших гостиниц, хозяин которой являлся их тайным поверенным. И то, что этот хозяин, Мераньт, темный эльф-полукровка, абсолютно никого не смущало. Даже в оппозиционных кругах можно найти хороших осведомителей и преданных соратников. Видимо, не все разделяют верховную политику темноэльфийского жреца, что лиебе только на руку. Или на крыло? А сколько еще таких недовольных подданных Мурвинальха по Царству Темных бродит, одному Вершителю известно. Не каждый способен признаться даже самому близкому существу, что правительство со своими непонятными политическими махинациями у тебя уже не только в печенке, но и во всем ливере сидит.

— Входи уж, — недовольно проворчала я, устав слушать настойчивое шкрябанье. За целый день у нас не было возможности серьезно поговорить, а теперь некоторые, судя по всему, хотят получить разъяснения на вполне конкретные темы. Вот только я не знаю, как и что буду разъяснять: ничего умного в голову не приходило, а правда может мне слишком дорого стоить. Так хотелось надеяться, что общение тет-а-тет не скоро еще состоится, но мой благоверный терпением никогда не отличался. И поздний вечер не является в данном случае сколь-нибудь оправданным препятствием на пути к достижению поставленной цели.

Полоз вошел в комнату и осторожно прикрыл за собой дверь. Свечи на треножнике испуганно затрепетали от легкого сквозняка, заставив метаться и без того мрачноватые тени по углам, но тут же выровнялись, словно поняли — бояться нечего, здесь все свои. Я стояла, прислонившись к спинке кровати и скрестив руки на груди, всем своим видом давая понять незваному гостю, что здесь ему не слишком рады и затягивать столь поздний визит не стоит.

— Чего хотел? — не слишком вежливо осведомилась я и, не дождавшись ответа, принялась энергично взбивать подушки, чтобы кое у кого не возникло сомнений, кто здесь лишний. Помогать ему в таком очаровательном замешательстве я не собиралась. К тому же я очень надеялась, что за хоть каким-то делом не будет видно, как меня напрягает его присутствие. Но Полоз не был бы Полозом, если бы его так легко можно было смутить.

— Мне нужно поговорить с тобой… — неуверенно начал Хранитель Золота, обращаясь к моей спине.

— Ну?..

Тишина в ответ, а потом тяжкий вздох и пара еле слышных приближающихся шагов. Я резко обернулась, на всякий случай выставив перед собой руку, и легким движением попыталась уйти в сторону, если этому змееглазому самодуру придет в его набитую каратами голову начать разговор с силовых или запугивающих методов. Но даже мое богатое воображение и предельная бдительность не могли сравниться с его следующим маневром, на некоторое время заставившим меня потерять не только хваленую бдительность, но и частичку разума. Еще никто не целовал меня с такой нежностью, чувственностью и страстью. А если быть честной — меня вообще еще никто не целовал, но уверена — фальшь я почувствовала бы в любом случае, несмотря на вопиющую неопытность. Сейчас же Полоз был искренен в своих чувствах, как никогда, и я не смогла не ответить.

— У тебя уши горят, — с приятной хрипотцой в голосе произнес мой благоверный, рассеянно рассматривая мое растерянное от только что случившегося лицо.

Я потупила взор, чувствуя, что щеки тоже предательски покраснели, и немного от него отстранилась. Неудивительно, после такого-то поцелуя…

— Ты не поняла, — уже более открыто усмехнулся он. — У тебя уши горят, Саламандра.

Я быстро прижала руки к ушам и с ужасом поняла, что они горят в самом прямом смысле слова. И как он меня назвал?! О, силы Вершителя! Узнал-таки…

Мой испуганный взор метнулся к лицу Полоза. Его глаза смотрели теперь немного насмешливо, а на губах играла подозрительно загадочная улыбка.

Вот только самоуверенный муженек немного просчитался, меня так просто не возьмешь!

Я быстро выскользнула из его объятий и, пока мой благоверный не успел более цепко закрепить первый случайный успех, яркой вспышкой превратилась в ящерицу. Его слегка опаленные брови стали для меня достойной наградой. Метнуться под кровать было делом пары секунд.

— А ну стой, Салли! — крикнул муж, предпринимая безуспешную попытку поймать меня.

Как бы не так! Я забилась в самый дальний угол и приготовилась защищаться.

Апчхи! Вот только этого мне не хватает! Апчхи! Тут вообще убираются когда-нибудь? Апчхи! Да еще и носок вековой давности валяется, столько же до этого ношенный и ни разу не стиранный. Фу, гадость какая! Апчхи!

— Саламандра, вылезай! — раздался сверху властный голос.

Ага, щаз! Апчхи!

— Хватит там пыль собирать.

Тоже мне нашел коллекционера! Апчхи!

— Саламандра, ты меня слышишь?

Конечно, слышу, разве не заметно? Апчхи!

Снаружи воцарилась тишина, ничего хорошего не сулившая. Наверное, другую тактику подбирает. Ну вот, так я и думала.

Свисающее покрывало приподнялось и явило мне расплывчатый в полумраке лик моего благоверного.

— Салли, выходи, поговорить надо.

— Не выйду, говори так, если есть чего, — уперлась я. — Апчхи!

— Почему?

— Не выйду, и все!

— Но ведь ты сама этого хотела. И мне показалось, что тебе понравилось.

В его голосе послышались легкие нотки сомнения. Вот и правильно, пусть сомневается. Не признаваться же ему, что мне и в самом деле понравилось, да еще как, до сих пор место, где у ящерицы по идее должны быть уши, никак не остынет.

— С чего ты взял, что мне понравилось? — решила уточнить я.

— Потому что ты ответила на мой поцелуй.

— Ну и что?

— Ну и то, — начал терять терпение он. — И вообще — вылезай сейчас же, сколько ждать можно!

— Апч… — Чих застрял где-то на половине. Да что он себе позволяет? Какая вопиющая самоуверенность.

— Ну вот, я оказался прав, — расплылся мой благоверный в довольной улыбке.

— Я этого не говорила! — взвизгнула я.

— Зато чихнула. Выходи.

— Зачем?

— Продолжим! — Такое простое слово, а если учесть, чем мы совсем недавно занимались, очень даже многообещающее и соблазнительное, но сейчас оно прозвучало довольно угрожающе. Доводиловка мужа, кажется, достигла максимальной отметки.

— Значит, я тебе нравлюсь? — не удержалась я от кокетливого вопроса.

— Что за вопрос, Салли… — Полоз протянул ко мне примиряюще раскрытую ладонь. — Иди сюда.

— А может, мне нравится… Апчхи!.. когда ты стоишь передо мной на коленях и уговариваешь, — мстительно ответила я, пятясь от его руки еще дальше в угол. Концентрация пыли здесь достигала поистине колоссальных значений, но чего не вытерпишь из-за собственного упрямства. — Апчхи!

— Ну все! — прошипел он, сверкнув на меня золотыми глазищами. — Ты меня достала!

Вообще-то я думала, что мой благоверный по давно установившейся привычке так и будет изображать разъяренное спокойствие, но, как оказалось, ошиблась — терпение и у змей не бесконечное. Будем надеяться, что он не станет менять сейчас ипостась, чтобы показать мне, насколько мелко я выгляжу по сравнению с его чешуйчатым величием.

Но Полоз опять меня удивил. Его уже изрядно стоптанные за время поисков меня сапоги (это все, что мне было видно в щелку между полом и свисающим с кровати покрывалом) потопали по направлению к выходу. Он что же, собрался убраться восвояси, громко хлопнув от распирающей его злости дверью? Было бы неплохо, но рассчитывать на столь легкую победу глупо.

Я, затаив дыхание, следила, как мой муженек приоткрыл дверь комнаты, но выходить не стал, напротив — тут же захлопнул ее обратно. И что бы это значит, хотелось бы знать? На вызов подмоги не слишком похоже.

Однако долго держать меня в неведении никто не собирался.

— Все, вредная девчонка, ты сама напросилась!

Покрывало снова приподнялось, словно занавес в театре, и в мое мрачное пыльное убежище бесцеремонно вторгся… самый обыкновенный веник. Я даже сначала не поверила своим глазам, что и немудрено — три свечи комнату-то не слишком ярко освещают, что уж о дальнем уголке под кроватью говорить.

— Это что? Веник?! — решила все же уточнить я. Мало ли чего в потемках примерещится.

— Веник, веник, — подтвердил мои самые худшие опасения Полоз, хищно сверкнув правым глазом, которым следил за мной из-под покрывала. — В борьбе с тобой в данный момент самое то оружие. Я же, помнится, обещал при первом удобном случае отшлепать свою женушку.

— Но не веником же! Я все-таки царевна, а не нашкодившая кошка!

— Сейчас это почти одно и то же. — И с этими словами мой благоверный пустил в ход свое не столько грозное, сколько обидное оружие.

Я с визгом: «Помогите! Спасите! Убивают!» — бросилась в противоположный угол под тумбочку. Полоз со зловещим шипением: «Теперь-то ты от меня не уйдешь!» — рванул следом. Не под тумбочку, конечно, с его габаритами в любой ипостаси это нереально, но настроен он был очень решительно. К моему вящему сожалению, веник — не ремень, во все щелки хоть одной веточкой да пролезет, на то он и веник. Но я-то не пыль! И даже не таракан! Я — Саламандра! И уворачиваться от бытового инвентаря было довольно проблематично. Место под тумбочкой пришлось в срочном порядке покинуть как ненадежное и поискать защиты сначала под столом, потом под стулом и вернуться опять под кровать. Мой благоверный все это время не терял надежды меня сцапать, и неудачи его нисколько не пугали.

— Тебе Зелин сказал, кто я такая? — не удержалась я от мучившего меня вопроса в краткий миг передышки. Вездесущая пыль мешала быстро восстановить дыхание после беготни, но я старалась делать как можно более короткие и неглубокие вдохи.

— Сам догадался, — не стал увиливать от ответа муж, тоже решив немного передохнуть и усевшись прямо на пол рядом с кроватью, чтобы не упустить меня в очередной раз. Вылитый кот у мышиной норы, который уверен, что добыча никуда от него не денется.

— И давно?

— Почти сразу после встречи с Алессандрой, а на Пара-Эльтале только уверился окончательно.

— А чего молчал до сих пор?

— Интересно стало.

Я возмущенно фыркнула, пытаясь тем самым показать свое истинное отношение к его так внезапно возникшему интересу, за что и поплатилась, принявшись чихать и кашлять одновременно от набившейся куда только можно пыли. Полоз решил не мешать мне несвоевременными разговорами.

— Почему сейчас решил… апчхи!.. раскрыться? — полюбопытствовала я, как только смогла сказать что-либо более внятное кроме чихов. — Да еще и таким оригинальным… апчхи!.. способом.

— Ты сама себя выдала. Собственно, на что и был расчет, — спокойно пояснил этот рассудительный сердцеед.

— Это была запрещенная провокация!

— Зато она себя прекрасно оправдала.

Еще как оправдала. Я возмущенно пыхтела в своем темном пыльном углу, пытаясь придумать, как в очередной раз выкрутиться из щекотливого замужнего положения, но, как назло, в голову не приходило ничего умного.

— Ты ведь могла остаться на Пара-Эльтале, — как-то уж больно резко сменил тему Полоз. — Почему не осталась?

— Вообще-то хотела, но в последний момент передумала, — осторожно ответила я, не зная, чем может грозить более развернутый ответ.

— Почему?

— А зачем? Если только тебя позлить.

— Поверь, у тебя это всегда хорошо получается. — Мне показалось или я действительно уловила в этих словах еле различимую горечь? — Можно сказать — профессионально.

— А если бы осталась, ты бы уехал один? — Я даже дыхание затаила в ожидании ответа. Неужто я совершила самую большую ошибку своей замужней жизни, не согласившись на любезное предложение Зелина предоставить мне не столько политическое, сколько брачное убежище?

— Вот еще! — тут же осадил меня Полоз. — Даже не надейся.

— Прямо и помечтать нельзя…

— Если только помечтать, не больше.

— Спасибо, благодетель, утешил.

— Салли, давай прекратим эти детские игры и поговорим как нормальные взрослые люди, — снова попытался проявить дипломатические способности мой благоверный. — Как твое обручальное кольцо оказалось у той девицы?

— Подарила, — снова фыркнула я и тут же неизбежно закашлялась. Такое впечатление, что пыль здесь размножается с невероятной скоростью.

— А если серьезно? — Хранитель Золота не был настроен шутить.

— Очень просто — она его украла, — не стала и дальше скрываться я. Какой теперь в этом смысл? — Оставив мне в качестве благодарности изрядную дозу яда вкупе с болотной топью.

— Рассказывай!

О, узнаю нормального и привычного муженька, требовательного, непререкаемого и дотошного.

А, ладно, была не была, пусть знает. В крайнем случае, отомстит за личное оскорбление как за нанесенное всему вымирающему владыческому роду. После того как сам меня пристукнет, конечно.

Растягивать и живописно разукрашивать мое несостоявшееся убийство я не стала, ограничилась короткой и довольно сухой версией, но и этого было вполне достаточно, чтобы Полоз начал пыхтеть, словно перекормленный шишками самовар — и выплюнуть излишки не может, и истопить все не получается.

Но надо отдать должное моему благоверному, у него была одна потрясающая особенность — если он не в курсе каких-то событий, всегда дослушивает собеседника до конца, лишь шипящими и не всегда цензурными репликами выражая свое истинное отношение к излагаемому. Перебивает он, только когда свято уверен, что знает гораздо больше и лучше, что, как правило, происходит намного чаще. Но во время моего рассказа он был просто паинькой. Злобное пыхтение и несколько крепких комментариев по существу, с которыми даже я была полностью согласна, не в счет.

— Теперь, я так понимаю, ты вознамерилась разыскать эту гадину и забрать у нее свое кольцо? — не столько спросил, сколько подтвердил Полоз.

— Естественно, — и тут не стала отпираться я. — Это кольцо МОЕ и принадлежит только МНЕ. И не как обручальное, а как Кольцо Саламандры. В чужих руках оно может быть опасно.

— Вот как? Это тебя Зелин просветил? — Мой змееглазенький постарался, чтобы голос прозвучал как можно равнодушнее, но зубовный скрежет не услышать мог разве что только совершенно глухой.

— Ага, он его создавал.

Какое-то время Полоз молчал, видимо переваривая услышанное, но потом заговорил снова, подозрительно мягко, чуть ли не мурчал:

— Салли, хватит уже препираться. Мы и так из-за твоего упрямства на другом конце Мира Царств оказались. Пора бы, наверное, и успокоиться. Иди же сюда. — И приветливо раскрытая ладонь, не побрезговав повышенной антисанитарией, снова сунулась под кровать.

Несмотря на всю свою взрослость и деловитость, мой муж все еще оставался наивным и простоватым ребенком. Или меня за такую принимал?

— Салли…

— Ага, — неопределенно выдавила из себя я, осторожно, чтобы он ничего раньше времени не заподозрил, вкладывая в доверчиво протянутую мужскую длань прозябающий без дела носок. — Уже, уже…

— Вот и умница!

Полозовы пальцы осторожно сжали ставшую в этот раз такой легкой добычу и поспешно вытащили ее из подкроватного плена, полного вездесущей пыли.

— Нет, ты все-таки паршивка! — Мерзкий носок полетел обратно под кровать, чуть не попав в меня, но я ожидала чего-то подобного и увернуться от противно пахнущего снаряда успела.

— Ты бы определился уже, за кем замужем, тьфу, на ком женат, — глумливо хихикнула я из своего спасительного угла. — А то тебя не поймешь, непостоянный какой-то…

— Саламандра!!!

Веник бесцеремонно вторгся в мое уже ставшее личным пыльное пространство и принялся нагло выметать мое мало чем отличающееся от пресловутого носка раздора тельце наружу. Не без посторонней помощи, конечно, но думаю, как раз с самим веником договориться я бы смогла, а вот с тем, чья рука им управляет, вряд ли. Пришлось срочно делать лапы, а то мой благоверный с таким остервенением принялся шуровать своим импровизированным орудием под кроватью, что мне не оставалось ничего иного, как бешеной блохой скакать, чтобы не быть ненароком придавленной.

— Куда?! — раненым зверем взвыл горе-охотник, когда мне удалось прошмыгнуть мимо него, бодро вскочил и кинулся следом за ускользающей добычей, размахивая веником почему-то над головой.

Я драпанула по уже хорошо знакомой по предыдущей гонке траектории — тумбочка-стол-табуретка. А дальше почему-то лапки потеряли точку опоры, и я поняла, что зависла над полом. Да еще и обмотанная какими-то непонятными веревками, при малейшем движении начинающими очень неприятно жечь кожу.

— Ух ты! Даже не думал, что все окажется намного проще, чем я думал.

Судя по тому, что Полоз сейчас стоял недоуменным изваянием с нелепо занесенным за спину веником в нескольких шагах от меня, сказанная только что фраза принадлежала не ему. К тому же его задачу по отлавливанию меня простым делом точно не назовешь, еще ни разу не поймал. Значит, наше «милое» семейное уединение кто-то бесцеремонно нарушил. Я подняла голову и обомлела. В проеме распахнутой настежь двери (это мы так увлеклись игрой в догонялки, что не заметили, когда в комнату проник незнакомец!) стоял странный тип, одетый в бесформенный балахон, полностью скрывавший его фигуру. Если бы несколько мгновений назад я не слышала его голоса, то вполне могла бы принять неожиданного пришельца как за мужчину, так и за женщину, что и немудрено — с моего места, подвешенной в неудобной позе где-то на уровне колен, да еще и при не слишком хорошем освещении, ракурс открывался не сказать чтобы удачный.

— Ты?! — отмер наконец Полоз, перехватывая поудобнее веник на манер меча. Глаза моего благоверного недобро сощурились, из чего я сделала вывод — не друг закадычный на мальчишник пожаловал.

— Тихо, тихо, Хранитель Золота, — нисколько не испугавшись, предостерег незваный гость. — Не стоит делать резких движений, а то твое грозное оружие пугает меня до колик в животе. — Его приторный голос просто сочился ядом.

— Что тебе здесь надо? Ведь я не ошибся, ты тот самый чокнутый Жрец Темных? — А моего мужа не так-то просто сбить с мысли.

— Молодец, узнал, — мерзко захихикал пришелец и даже изобразил нечто, отдаленно напоминающее поклон. — Это приятно. Только меня зовут Мурвинальх, и мне больше нравится, когда ко мне обращаются по имени.

Ого! Так вот кого принесла к нам нелегкая в столь поздний час! Я повозилась в своем ячеистом узилище, чтобы устроиться поудобнее и получше видеть все, что происходит, но смогла лишь слегка перевернуться. От жгучей боли, причиняемой заговоренными веревками сетки, у меня выступила горячая испарина по всему телу, а общее ощущение было, будто из меня заживо пытаются шашлыки сделать. Вот гад! Хочет меня моим же оружием поработить. Никогда не думала, что такое возможно, но этот номер ему даром не пройдет.

— Твое имя — мерзавец, и другого ты не заслуживаешь, — сквозь зубы прошипел Полоз, тем не менее пока остерегаясь делать резкие выпады. Кто знает, какую гадость способен породить темноэльфийский ум. Риск, конечно, дело благородное, но чаще всего оценивается по достоинству только посмертно. Мой благоверный мельком глянул на меня, еще крепче сжал губы, подозреваю, чтобы не наговорить непоправимых гадостей.

Воспользовавшись моментом, пока мужчины пронзали друг друга жалящими взглядами, я собралась с духом, зачем-то зажмурилась и попыталась сменить маленькую, не слишком выгодную в сложившейся ситуации ипостась на человеческую. Именно попыталась, потому что все мои потуги и сознательные призывы своего второго — и, надо отметить, основного — естества закончились ничем. Нет, не так. Ничем закончилось только само превращение, а вот ощущений, которыми первое мое столь сокрушительное фиаско сопровождалось, было целое море и маленькая лужица. Меня словно вывернули наизнанку, долго и методично пинали, жгли раскаленными прутьями и, ко всему прочему, лишили притока свежего воздуха. Безвольно обвиснув в коварной сетке и выпучив глаза, я жадно хватала ртом раскаленный воздух, который сотнями острых безжалостных игл пронзал мои так и не превратившиеся в человеческие внутренности.

— Маленькая бедненькая глупышка. — «Сердобольный» жрец приподнял сетку со мной к глазам и покачал на манер маятника. Не скажу, что стало легче, даже мое оптимистичное желание выжить любой ценой несколько притупилось, а вот плюнуть в эту мерзкую самодовольную физиономию захотелось со страшной силой. Желательно разъедающим все и вся ядом.

Кстати, жреческая физиономия была далека от прекрасного образа, приписываемого народной молвой темным эльфам. Даже слишком далека, и это я еще ему польстила. Вот как может бледное, рябое, как после оспы, лицо с маленькими бегающими глазками и тонкими бескровными губами внушать уважение и навевать эротические мечтания? А если прибавить к этому сальные, свисающие сосульками волосы, из которых по бокам, словно два сучка, торчали заостренные ушки, да еще крючковатые паукообразные пальцы и длинную, тощую, как у общипанного журавля, шею, то можно подумать, что у народа, так воспевающего эльфийскую красоту, очень извращенное понятие о привлекательности и сексуальности.

— Не будучи уверена в своих силах, не рыпайся, — назидательно продолжил Темный Жрец, снова встряхивая своей ловчей сетью с незаконной добычей. Со мной то есть. Все только-только немного успокоившиеся ужасные ощущения тут же вернулись обратно, заставив мое сознание позорно обратиться в бегство, но мне удалось в последний момент ухватить его за хвост и зависнуть на грани небытия, ни здесь ни там.

— Надо ли говорить, что любое твое движение в мою сторону может убить твою ненаглядную женушку, Великий Полоз, — донеслось до меня, как сквозь толщу воды.

— Она нужна тебе живой, — прорычал (или просто показалось?) мой благоверный. — И ты не посмеешь причинить ей вред, несовместимый с жизнью.

— Конечно, в этом ты прав, — покаянно развел руками злостный мучитель маленьких беззащитных ящериц. При этом меня снова ощутимо тряхнуло и вывернуло. — Поэтому поспешу откланяться, пока особо рьяные борцы за саламандр не угробили единственный уникальный экземпляр. Всего хорошего. — Эльфийское чудовище изобразило очередной издевательский поклон, но, прежде чем развернуться и уйти, не удержалось от еще одной ядовитой колкости: — Совсем забыл поблагодарить тебя, Хранитель Золота, за посильную помощь в поимке этой… — Он снова потряс сеточкой.

Я затуманенным от боли взором смотрела на Полоза, который в бессильной ярости разрывался между желанием броситься и покарать негодяя, посмевшего забрать у него еще не до конца обретенную супругу, и страхом причинить мне неосторожным движением сильнейшую боль. Первое желание все-таки победило. На ходу меняя ипостась, муж золотой стрелой метнулся к Мухомору, как я окрестила поймавшего меня задохлика по причине неудобоваримости его имени.

— Вот теперь точно: «Пока!» — помахал жрец ручкой, больше напоминающей желтую куриную лапку, и легким маревом растворился в воздухе.

Мощный стремительный бросок Полоза, направленный даже не столько убить, сколько сбить с ног, оглушить и дезориентировать противника, пропал впустую. Вот только что кривлялся здесь темный эльф, и через мгновение его уже нет, только неприятно пахнущий дымок портит воздух в том месте, где стоял трусливо сбежавший мерзавец. С каким бы удовольствием Хранитель Золота задушил этого Верховного Жреца в объятиях своих смертоносных колец, а треск ломающихся ребер стал бы настоящей прекрасной музыкой, услаждающей слух и успокаивающей жадно клокочущее в груди чувство мести, странной щемящей боли и чего-то еще, в чем не было времени разбираться.

В общем, Полоз с разочарованным осознанием полного проигрыша пролетел мимо уже не существующей цели, а инерция броска была рассчитана на точное попадание. Быстро среагировать и вовремя затормозить при своих довольно крупных змеиных размерах Хранитель Золота уже не мог, но сгруппироваться в последний момент успел, после чего не слишком эстетично врезался в противоположную стену. Грохоту было… Еще бы, такая туша, да со всего маху. Как только стена не разлетелась на маленькие щепочки, непонятно.

Не считая нужным отползать в сторону и менять ипостась, Полоз свернулся кольцами там же, где приземлился, и, похлопывая хвостом по полу, попытался подумать. Получалось плохо, злость и хлещущие наружу эмоции мешали сосредоточиться на главном — решении очередной проблемы.

Да что же за невезуха такая с этой саламандрой! Мало того что наследник Царства Золотоносных Гор за ней на другой конец Мира Царств тащился, так теперь еще какой-то сморчок ее из-под самого носа увел, и самое отвратительное — в такой ответственный момент.

— Не удивлюсь, если это маленькое землетрясение дело рук моей малышки, — совсем близко раздался довольно громкий шепот, и из-за угла осторожно выглянул не кто иной, как Змей Горыныч собственной персоной. Причем в человеческом облике. — Она у меня ух какая взрывоопасная. Вся в меня.

Жаль, такая жертва пропала! Только Полоз хотел выместить на ком-нибудь свою бессильную ярость, но на тесте отыгрываться, пусть и таком непутевом, — слишком недальновидно. Кстати, а что он-то здесь делает?!

— Ух ты! Кажется, детишки тут на пару развлекаются. — Голова Змея убралась и кому-то все тем же громким шепотом принялась докладывать: — Слушай, может, мы зря сюда тащились? Обратно точно на тебе поедем, а то ты мне всю спину отсидел, пока до этой тьмутаракани добирались.

— Не зря! — глухо рыкнули в ответ. — И прекрати перегораживать весь коридор, дай посмотреть, что там происходит.

Теперь из-за угла высунулась другая голова, которая заставила Полоза удивиться намного больше, чем пару минут назад.

— Отес-с-с, какого дива вы тут делаете?! — не выдержал Хранитель Золота такого повышенного и ничем не оправданного любопытства со стороны старшего поколения. Топать за молодыми на другой конец материка только для того, чтобы удовлетворить жажду интимных подробностей и подсчитать предположительную дату рождения долгожданного внука?!

— Полоз, мы это… — как-то нехорошо замялся владыка, чем только подтвердил самые худшие опасения сына относительно истинной причины своего здесь пребывания. Точно шпионят. Причем на пару. И когда только эти непримиримые враги спеться успели?

— Еще скажи, мимо проходили, — не смог удержаться от сарказма молодой наследник, несмотря на всю плачевность своего нынешнего положения.

— Не совсем, — снова как-то подозрительно виновато потупился всегда уверенный в себе отец. Странно, подобные приступы зашкаливающей совестливости никогда раньше не были ему свойственны.

— Влад, хватит мямлить, надо говорить по существу, — отодвинул в сторону неуверенного родственничка Змей. — Полоз, нам стало известно, что в землях темных эльфов творится что-то неладное. И это самое «неладное» напрямую связано с моей дочерью.

— А еще с мифическими лиебе, о которых ТАКОЕ говорят, что чешуя дыбом становится. И это настораживает не меньше, — внес и свою толику информации в разговор владыка.

— Тош-ш-ше мне новос-с-сть, — пренебрежительно фыркнул Полоз. — Эти лиебе, тош-ш-шнее, их главарь ш-ш-шуть не нас-с-ставил мне рога. Крас-с-савш-ш-шик с-с-с огненными крылыш-ш-шками… Ещ-щ-ще рас-с-с вс-с-стреш-ш-шу — как куренка общ-щ-щипаю. Пойдем в комнату, а то тут лиш-ш-шних уш-ш-шей слиш-ш-шком много с-с-становитс-с-ся.

И действительно. Из дальних комнат и с лестницы стали выглядывать заспанные постояльцы, видимо привлеченные недавним шумом, но Хранитель Золота успел скользнуть за дверь прежде, чем кто-либо успел его разглядеть. Присутствие отца и даже тестя придало Полозу немного спокойствия и, что уж греха таить, — уверенности. Хорошо, что они «мимо проходили». Вот если бы еще чуть пораньше… Никогда еще молодой наследник Золотоносных Гор не чувствовал себя настолько паршиво. И ему очень хотелось получить хоть какой-нибудь совет, пусть даже не совсем дельный. Просто, когда тебе предлагают сделать что-то неправильное, ты сразу начинаешь понимать, как нужно поступить на самом деле.

— Вот так, с-с-собс-с-ственно, и обс-с-стоят дела на данный момент, — завершил свой краткий экскурс в историю поимки сбежавшей жены Полоз. Менять ипостась он не торопился, в змеином облике, видимо, чувствовал себя более уверенно.

— Да, дела. — Влад постучал кончиками пальцев по столу. — Если бы не из уст собственного сына услышал, ни за что бы не поверил в безобидность эльфырей. Значит, одной проблемой у нас меньше, уже хорошо. А эти Темные недаром сидели до сих пор тихо, как мышки. Стоило бы чуть раньше насторожиться, а мы все проворонили. Причем самым позорным образом.

— Просто они давно серьезных интриг не плели, вот мы и подзабыли их гадкую натуру. — Царь Долины прошелся взад-вперед по комнате. — Помнится, последний раз, лет этак около трехсот назад, их предыдущий жрец спал и видел захватить мировой океан и стращать неугодных самой обычной водой, наделяя каждую ее каплю поистине смертоносными свойствами. Только этот придурок, даже имени его уже не помню…

— Берликсай, — услужливо подсказал Влад.

— Вот он самый. Так просчитался же. Сам сдуру напился отравленной водицы, над которой опыты проводил, да и сдох.

— Туда ему и дорога.

— Это точно. Только дочку мою эти воспоминания из плена вряд ли вытащат. Надо что-то делать. И срочно.

— Войска на Побережье мы сможем подтянуть самое скорое через месяц, — тут же прикинул в уме владыка.

— Какие войска?! Никаких войск! — на удивление слаженно в один голос возопили Змей Горыныч и Полоз. Озадаченно посмотрели друг на друга, словно встретились в одном замке два привидения, и понимающе заулыбались.

— Я не пойму, вы хотите, чтобы мы втроем взяли штурмом цитадель темных безумцев? — не до конца вник в суть проблемы Влад, но в нормальном душевном состоянии этих двоих уже сильно засомневался. Однако тут же вспомнил, что один из них беспробудный пьяница, хоть сейчас и трезв как горный хрусталь, но пара веков злоупотребления спиртным мало кого оставит в здравом уме; а второй вообще запутался и в себе, и в своих чувствах, и в собственных желаниях.

— Допустим, безумец там только один, — веско уточнил Змей. — И он не столько силен, сколько хитер и коварен. Такого банальным нахрапом не возьмешь, тут нужна другая война. Тонкая и осторожная.

— И что? Есть идея? — Полоз не удержался и резко подался вперед, ткнувшись тестю в плечо и чуть не сбив того с ног.

— Ты поосторожнее, зятек, я ведь тоже перекинуться в халу могу, а если еще и выпью хорошенько…

Угроза возымела моментальное действие. Золотистая змея тут же испуганно отпрянула и растерянно захлопала глазами.

— Кстати, а это неплохая идея… Должен же мой многовековой порок хоть один раз сослужить добрую службу.

— Хочешь сказать, что пьянство может оказаться полезным? — не поверил владыка. — Не смеши меня, Змей.

— Ха, ты меня плохо знаешь, — гордо выпятил грудь вперед Змей Горыныч. — Главное, с дозой не переборщить, а то ведь я все их Темное Царство с землей сровняю.

— Вот этого-то я и опасаюсь больше всего.

— А у тебя есть более дельное предложение?

— Нет, но…

— Тогда сиди и молчи в тряпочку. Когда придумаешь свой заумный план, тогда и будем решать, чего больше всего бояться. Пока жизнь МОЕЙ дочери в опасности, и я готов на любое безумство и глупость, лишь бы ее спасти.

— Я тоже, — обреченно вздохнул Полоз и виновато прикрыл золотистые глаза. Он до сих пор не мог простить себе, что упустил свое счастье.

— Вот это я понимаю — наш человек, — похлопал его по шее Змей. — Значит, тогда поступаем таким образом…

За окном еще даже не начал брезжить рассвет, но ночь уже начала сдавать свои позиции. В такое время обычно темнота достигает своего максимального пика, сгущается, становится почти осязаемой и глубокой и кажется, что даже звезды перестают светить, словно боясь своим неосторожным далеким призрачным светом нарушить этот волшебный миг, принадлежащий одной только королеве Темноте. А потом словно по волшебству на востоке загорается тонкая полоска зари. Сначала слабая и неуверенная, а потом разгорающаяся все ярче и смелее. Маленькая искорка, превращающаяся в пылающее всеми оттенками нового дня пламя. Многие романтики и просто любители прекрасного специально мучаются, превозмогая приступы невероятной сонливости (а именно в эти часы в сон клонит непреодолимо), и ждут этих мгновений, чтобы не упустить рождение нового, таинственного, возбуждающего проявления чуда Вселенной.

Но троим мужчинам, воровато и почти бесшумно пробирающимся по коридорам приграничной гостиницы, было сейчас не до романтики. Рассвет они рассчитывали встретить уже в некотором отдалении от этого места, и непроглядная темнота была им только на руку.

— Фух! Я думал, что на этой проклятой лестнице все кости себе переломаю, несколько раз спотыкался так, что чуть кубарем не летел, — приглушенно пожаловался один из них. — Объясняй потом набежавшим постояльцам, что мы не запасы воровать вышли.

— Зато ты сопел так, что у тех, кто не спал, наверняка сложилось впечатление, будто мы уже эти самые запасы украли и теперь с натужным пыхтением вытаскиваем, — строго отчитал первого второй.

— Хватит спорить, — вступил в разговор третий, раздраженно и нетерпеливо. — Мы уже давно на улице, и через несколько минут начнет светать. Или вы уже пересмотрели наш план и мы никуда не отправляемся?

— Отправляемся, отправляемся, Полоз, не кипятись.

— Тогда меняй ипостась, Змей, и — вперед!

— А может, ты все-таки уговоришь своего отца остаться. Влад мне по дороге сюда всю спину промял, до сих пор кости ломит, а тут двойной вес.

— А может, мы лучше эти пару бочонков оставим, — вкрадчиво предложил Влад. — Они, думаю, — что-то в темноте характерно булькнуло, — побольше меня весят.

— Эй, ты там поосторожнее с ценной стратегической жидкостью, не пролей, без нее спасение может дать очень ощутимые сбои, — забеспокоился Змей. — Сам знаешь, я без этого горючего буду много думать и просчитывать, а в нашем плане важно — что? — Он выдержал паузу, будто ожидал ответа, но так и не дождался, поэтому сам же и продолжил: — Правильно: как можно меньше логики, чтобы противник не знал, чего ждать от меня в следующее мгновение, а этого можно достигнуть только…

— Да помним мы, — со злостью рыкнул Полоз прямо на ухо тестю. — Или нам до вечера болтовню на тему сомнительной пользы горячительных напитков слушать? Пускай любимая доченька там погибает.

— А я не знаю, что вы стоите? Не я движение тут задерживаю! — Три тонкие струйки огня довольно красноречиво обрисовали посреди гостиничного двора внушительный силуэт халы. Хорошо, в сторону улицы ушли, а то бы не миновать пожара.

— Давно бы так. — Хранитель Золота легко запрыгнул на чешуйчатую спину и устроился на гребне между крыльями. Полеты на грифонах уже давно научили молодого наследника безошибочно находить на спинах летающих существ наиболее безопасное и удобное место.

Следом водрузили две бочки с вином, для надежности связанные между собой, чтобы не упали во время полета. И последним полез владыка. Он, конечно, тоже был неплохим наездником на грифонах, а вот на хале перемещался впервые. Чешуя — не шерсть, за нее так легко не уцепишься, в ладонях сильно скользит.

— Ох ты ж… — натужно крякнула средняя голова Змея, когда владыка все-таки умостился позади сына, и вместе с двумя другими обернулась к седокам. — Влад, может, ты пешочком пойдешь, а? Я — существо уже преклонного возраста, тяжести мне таскать вредно…

— Да я своим ходом только через несколько дней доберусь, — справедливо возмутился владыка. — К тому же не пристало такому здоровому ящеру ныть в столь ответственный момент.

— Так мне же чем меньше весу на спине, тем быстрее летится.

— Значит, так, — окончательно потерял всякое терпение Полоз. — Или мы взлетаем сейчас же, или, Змей, ты действительно летишь налегке… — И мстительно добавил, постучав по деревянным бокам винных емкостей: — И насухую!

— Все! Понял! Осознал! Исправился! Стартую! — затараторили все три головы разом. — Эх, дожил ты, Царь Долины, до грузовых перевозок. Но чего не сделаешь ради счастья собственных детей! Приготовились! Поехали!

В этот момент первый луч солнца разрезал ночную темноту, знаменуя начало нового дня, новых возможностей, новых надежд… и пока еще не решенных старых проблем.

Приходила я в себя тяжело. Сознание упорно не желало возвращаться в мою больную голову, но в какой-то момент мне удалось поймать его за хвост и с трудом разлепить веки. Перед глазами все расплывалось, и понять, где я нахожусь и что со мной происходит, было довольно проблематично. А еще сильно тошнило. Очень сильно.

— Я уже думал, что ты лапы откинула, — почему-то сразу со всех сторон раздался до омерзения противный голос. Мужской, и мне он показался смутно знакомым.

— А должна была? — еле слышно прохрипела я и, не справившись с рвотными позывами, сделала-таки грязное дело. Судя по изощренным ругательствам, слишком конкретно указывающим степень моего родства со всякими сомнительными личностями, попала на своего таинственного собеседника.

— Противная девчонка! — через некоторое время поставили мне «диагноз», который стал для меня неприятной неожиданностью. — Мало того что чуть не сдохла в самый ответственный момент, так еще и в себя пришла самым неподобающим образом.

— А подобающим — это как? — После освобождения желудка мне стало немного легче, даже мысли и зрение приобрели пусть нечеткие, но хоть какие-то очертания.

— Это значит быстро, радостно и молча, — охотно поставили меня в известность. — А то возись тут с тобой, откачивай…

— Зачем возился, если не доволен результатом?

— За надом!

— Исчерпывающий ответ, ничего не скажешь.

И тут меня ударило мощной горячей волной чистого пламени. От неожиданности я сначала даже захлебнулась и, не удержав равновесия, кубарем скатилась с того места, на котором лежала. Благо падать оказалось невысоко и нежестко. Зато память, зрение и все прилагающиеся к этому эмоции вернулись моментально. Огонь придавал мне сил и наполнял энергией, голова постепенно прояснялась, обрывки мыслей постепенно складывались в единую картинку. Надо же, я хотела возмутиться, а эффект неожиданности себя неплохо оправдал.

Пламя перестало бушевать вокруг меня так же неожиданно, как и налетело. Зато теперь я отчетливо видела и помещение, в котором находилась, и своего похитителя, с задумчивым видом стоявшего неподалеку, и ту странную большую прозрачную конструкцию, в которой я находилась. Вот она-то и встревожила меня больше всего. Во-первых, отсутствием отверстий, хотя бы отдаленно напоминающих дверь; во-вторых, наличием странных тонких трубочек, тянущихся в нескольких местах к моему узилищу; в-третьих, наличием из предметов обихода всего лишь маленькой подушечки, с которой я, оставаясь по-прежнему в виде ящерицы, и сверзлась благополучно, когда в меня огнем шмальнули. Кстати, откуда этот огонь появился и как попал в почти полностью замкнутое стеклянное пространство, я так и не смогла понять и за ответом повернулась к моему похитителю, придав мордочке максимально свирепое выражение.

— И что все это значит?!

Теперь я смогла как следует рассмотреть пресловутого Верховного Жреца Темных (как его там? Мурло… Мувра… Мурвинальха, во!) и, честно говоря, была сильно разочарована. Этот крутой, по слухам, мужчина до личного знакомства представлялся мне эдаким серьезным, пышущим здоровьем и силой красавцем, способным только одним своим грозным взглядом заставить трепетать от страха недругов и захлебываться в хлещущем через край почтении сторонников. Но сейчас передо мной стоял какой-то бледный тощий задохлик с маленькими беспокойными глазками и нервно подрагивающими руками, которые он не знал куда деть. Может, это не сам Верховный, а какой-нибудь его помощник? Нет, я вспомнила, что он еще перед моим похищением назвался.

— Это значит, саламандра, что теперь ты никуда от меня не денешься, — самодовольно заявил явно страдающий манией величия жрец. Он неторопливо прошелся по огромной зале, где мы находились, и снова остановился напротив меня, сцепив руки за спиной, а когда заговорил, голос его звучал совсем по-другому — властно, жестко, маниакально. — Стихия огня наконец-то подчинится мне. Я стану ее полноправным хозяином, единственным властелином, главным направляющим. Меня одного, и только меня, будет слушаться каждая искорка. Любой костер загорится и погаснет лишь по моему мановению. Пламя пожарищ прокатится там, где еще недавно меня ни во что не ставили, высмеивали или просто игнорировали. Царство Долины падет первым, за отказ на мое сватовство к тебе. Затем Царство Леса, а то эти выскочки Светлые, которые считают пустым местом всех, кроме себя, а по сути, если присмотреться, то они еще большее пустое место, чем все остальные расы вместе взятые. Да и раздражают они меня своим соседством, ничего не могу с этим поделать. Следующим по плану стоит Царство Золотоносных Гор. С ним все понятно — золото, камни драгоценные, такие богатства зазря пропадают. Роду владык все равно скоро конец придет, так какая разница когда — веком раньше, веком позже…

— Ты больной, да? — вкрадчиво перебила я столь высокопарную и пугающую своим неподдельным фанатизмом речь. У меня в голове не укладывалось, что распинающийся сейчас передо мной мужчина нормален и адекватен.

Жрец подавился следующим недосказанным словом и, возмущенный моей вопиющей непочтительностью, закашлялся.

— Я — не больной, я — разумный! — выдал он после недолгого замешательства. — Причем разумный гораздо больше всех вас вместе взятых.

— Понятно. Значит, точно больной, — кивнула я скорее своим мыслям, чем ему. Что ожидать от этого политического маньяка, представлялось с большим трудом.

— Ничего ты не понимаешь, безмозглая ящерица! — не дал мне развить мысль Мурвинальх, почти вплотную наклоняясь к разделяющему нас стеклу «террариума», как я окрестила место своего временного (очень надеюсь!) заточения. — Это вы носитесь со своим благородством, компромиссами, дипломатией и прочей придуманной глупцами ерундой, а на самом деле их не существует! Как не существует бескорыстной любви, безмерного счастья и мира во всем мире! Это иллюзия, которой прикрываются ни к чему не годные безвольные тупицы, сказочки для наивных глупцов, неспособных разобраться даже с собственными желаниями. Истинная сила, куда бы ни была направлена, требует широкого размаха и постоянной демонстрации. — Чокнутый жрец так разошелся, что даже слюной начал брызгать, оставляя на поверхности стекла (хорошо еще, что с той стороны) маленькие, но противные капельки. Я брезгливо отодвинулась на противоположный конец «террариума», будто эти капельки могли каким-то образом просочиться внутрь и попасть на меня. Теоретически это, конечно, вряд ли возможно, но практика обычно плевать хотела на теорию. В данном случае — в самом прямом смысле. — Чтобы быть по-настоящему сильным и могущественным, нужна твердая рука, — между тем продолжил разглагольствовать Темный, а желтый паучий кулак опасно навис над стеклом, — железная хватка, твердые намерения, четкая великая цель и полное отсутствие жалости. Последнее — самое главное условие.

— А еще нужно иметь безвозвратно уехавшую крышу и прогрессирующий маниакальный синдром, — с совершенно серьезным видом поддакнула я и не удержалась — мстительно добавила: — А за безмозглую ящерицу ответишь.

— Глупо. — Неприятное лицо с лихорадочно поблескивающими от переизбытка эмоций глазками наконец-то отодвинулось от меня и немного разгладилось, перестав напрягать слишком явно проступающим безумством. — Угрожать мне не имеет смысла, я сильнее, запомни это. Даже лиебе не смогут помешать мне достичь того, чего не удавалось еще никому за последние несколько тысячелетий. Весь Мир Царств будет моим!

— Действительно, глупо, — пробурчала я себе под нос и уже громче поинтересовалась: — Зачем?

— Ты все равно не поймешь, — махнул на меня рукой как на безнадежную идиотку жрец. — Но у тебя есть то, что может мне сильно облегчить задачу. К сожалению, тебе придется умереть, чтобы отдать мне свою огненную сущность, но это не такая уж и большая цена за великие идеалы. К тому же ты все равно ею толком пользоваться не умеешь. — Он фальшиво вздохнул, будто ему приходится делать такой сложный выбор, что совесть (несуществующая, конечно) вот-вот не выдержит. — Но ты еще можешь себя спасти…

— Да? И как же?

— Ответь мне на несколько вопросов.

Я удивленно наклонила голову вбок. Чем дальше, тем страннее и страннее кажется мне этот темный тип. Сначала открыто заявляет, что убьет меня якобы во имя достижения великой цели, потом опрос какой-то проводить собирается. Хотя его версию о возможности сохранения моей собственной жизни я охотно послушаю.

— Ты когда-нибудь мечтала отомстить своим обидчикам, да так, чтобы полностью удовлетворить самолюбие, и без всяких неприятных последствий? — вкрадчиво начал вопрошать Мурвинальх.

— Нет, — немного подумав, ответила я, не совсем понимая, к чему он клонит.

— А доказать всем, что ты намного могущественнее и сильнее всех?

— Нет. Зачем мне это надо?

— А желание заставить трепетать весь мир только от упоминания одного твоего имени разве не возникало?

— Не-а.

— А чисто женское — всех самых прекрасных и лучших мужчин видеть у своих ног разве никогда не хотелось?

— Нет конечно, — недоуменно воззрилась я на явного безумца. — Что с такой оравой делать-то?

— А стать единоправной правительницей всех рас и народностей, подмять под себя даже таких высокомерных выскочек и снобов, как светлые эльфы, держать на посылках лиебе…

— Нет!

Мурвинальх посмотрел на меня, словно сомневался — как это я не понимаю самых элементарных вещей, и состроил недоуменную физиономию.

— Почему ты все время отвечаешь «нет» да «нет»?

— Наверное, потому, что ты все время задаешь не те вопросы.

— А какие надо?

— Подумай, прояви фантазию, ты же мужчина…

Жрец скептически фыркнул, будто сомневаясь то ли в своей фантазии, то ли в том, что он мужчина, но, судя по изменившемуся выражению лица, над одним из этих вопросов задумался основательно. Я не стала ему мешать, хотя некоторым нельзя давать долго думать, от этого могут возникнуть нехорошие последствия для окружающих. И чтобы не нарваться на эти самые последствия и результат ненужных мне сейчас мужских фантазий, я решила срочно предпринять отвлекающий маневр, то есть поговорить.

— Слушай, Мурвин, а ты в детстве чем увлекался? — спросила я первое, что пришло в голову. Вопрос, конечно, глупый, сама понимаю, но ничего более дельного на ум так быстро не пришло.

— Чего? — не сразу понял меня жрец. Даже глазками для скорейшего переключения внимания похлопал. Не помогло.

— Ну заниматься чем любил, когда бы маленьким? — охотно пояснила я. Главное, наладить контакт и отвлечь. — Кто-то камешки красивые собирает, кто-то с начинкой для пирогов постоянно экспериментирует, кто-то кораблики из щепочек делает…

— А, ты об этом, — сообразил-таки ушастый тугодум и сразу заметно оживился. — Я планы по захвату мира строил. У меня даже тетрадочка была, куда я подробненько все записывал. Этих планов больше сотни накопилось, и все разные, один другого интереснее. Я тут как-то перечитал все ради интереса, и, знаешь, кое-что уже тогда было вполне достойно применения.

Вот дивы! Кажется, с отвлекающей темкой я немного просчиталась.

— А может, стоило бы направить твои гениальные таланты несколько в иное русло? — Чуть-чуть лести и капелька заискивания, надеюсь, меня не выдадут. — Например, почему бы тебе не заняться созданием развивающих игрушек для таких же, как ты сам, детишек? А что? Игра «Империя», где одна команда игроков пытается захватить чужие земли, а другая их всеми силами защищает. Сделать ее настольной, что-то вроде лото, придумать красивую атрибутику, фишки особенные, правила посложнее, как в жизни. Это и многим взрослым было бы интересно, между прочим. Знаешь, сколько мужчин прозябает с нереализованными полководческими стремлениями? А тут такая потрясающая возможность показать свои скрытые лидерские таланты во всей красе. И убивать никого не надо, и ссориться ни с кем не придется, и мужик не по бабам и кабакам шляется, а вроде как делом занят. А сколько тебе денег в карман за такое изобретение капать будет… Учти, если что, тридцать процентов с продаж мои, за идею!

— Не смеши меня, ящерица! — Мурвинальх нервно расхохотался мне в лицо. Точнее, в мордочку. — Никакая игра, даже самая захватывающая, не сравнится с чувством настоящей, вырванной зубами, заслуженной победы. С чувством, что ты сильнее и выше всех вместе взятых, с ощущением своей избранности и непобедимости, с осознанием могущества, достигнутого путем долгого ожидания и лишений. Ты не представляешь себе, какая огромная разница между переставлением никому не нужных бездушных фишек и манипулированием судьбами живых существ! О, ни с чем не сравнить чужую жизнь, которая зависит только от тебя. Когда только ты решаешь ее дальнейшее существование, будет оно иметь место или эта никчемная душонка через три минуты умрет.

— М-да, тяжелый случай, — потрясенно пробурчала я себе под нос, но жрец меня даже не услышал и продолжал взахлеб делиться своими психическими отклонениями:

— А все остальное — иллюзия, фальшь, глупая и никому не нужная имитация. Самообман. Я хочу свергать существующих царей, стирать реальные границы между царствами, владеть самым настоящим миром! Я хочу, чтобы мне поклонялись, чтобы передо мной трепетали, чтобы меня БОЯЛИСЬ! Вот истинное предназначение любого осознающего свою избранность государя!

И, выдав сию высокопарную речь, чокнутый Верховный гордо удалился, оставив меня наедине со своей незавидной участью.

К вечеру, когда я уже отчаялась обрести хоть такую сомнительную компанию, как ненормальный Верховный Жрец, одна из хорошо замаскированных в стенах дверей отворилась, резким скрипом нарушая мое вынужденное уединение.

За неполные сутки, что я находилась в этом кошмарном месте, мое богатое воображение успело напридумывать невесть чего касательно моей скоропостижной кончины. Тому еще очень способствовали странные скребущие звуки, раздающиеся, как я поняла, откуда-то снизу. Получается, под мозаичным полом находится какое-то помещение или подземелье, где содержат неведомое живое существо. Жертва ли оно жреческого произвола или его столь же повернутый на власти помощник, понять было невозможно, но мысли о нерадужном бренном существовании его царапанье по камню навевало соответствующие. Накрутила я себя по полной программе. Обсудить насущные проблемы с уходом Мурвинальха мне было не с кем, а ничто не лишает душевного равновесия лучше, чем полная изоляция. Этим-то недоделанный мировой властелин без зазрения совести и воспользовался.

— Как дела? — будто просто зашел в гости к старой знакомой, спросил темный эльф.

— Да пошел ты… — угрюмо ответила я и отвернулась.

За время его отсутствия я успела детально рассмотреть помещение, где стоял мой странный «террариум». Ничего особо примечательного оно собой не представляло и могло использоваться как в качестве семейного танцевального зала, так и комнаты для проведения собраний. Мебели тут почти никакой не было, если не считать нескольких канделябров и маленького высокого столика на одной ножке у окна. Только мозаика на полу по-настоящему привлекла мое внимание. Наверное, это обусловлено теми странными звуками, которые из-под нее доносились. Или мне только казалось, что оттуда, я же за стеклом сижу, направление звука вполне может искажаться.

К тому же я очень надеялась, что Полоз не останется в стороне от такого вопиющего произвола Верховного Жреца и постарается вытащить меня из лап этого чудовища. Пусть не из пылких душевных побуждений, а хотя бы из чувства собственничества. Ведь такая животрепещущая сцена была, когда Мурвинальх бесцеремонно вторгся в нашу семейную разборку. И когда несколько мгновений назад скрипнула открывающаяся дверь, я с замиранием сердца жаждала увидеть входящего. Разочарование не заставило себя долго ждать. Вот почему так — когда от Полоза стараешься быть как можно дальше, он тут как тут, а когда он действительно нужен, от него ни слуху ни духу?

— Грубость никогда не украшала женщин, но иногда только с ее помощью можно ответить разом на все незаданные вопросы, — улыбнувшись одними уголками губ, философски изрек темный эльф. — Я так понимаю, дальнейшие переговоры бессмысленны и ты решила выбрать никому не нужное благородство?

— Не все ли равно? — следя за каждым его движением, ответила я. — Тебе не понять.

— Куда уж мне в лаптях да по паркету, — закатил глаза к высокому потолку жрец.

— Может, на кладбище? — осторожно предположила я.

— Если только тебя проводить.

Забавно, его противность шутить пытается. Что ж, ничего удивительного, его положение это позволяет, а вот в моем впору истерику устраивать. Но я воздержусь от столь малодушного проявления эмоций, чтобы не доставить ненароком моему тюремщику хоть каплю удовольствия.

— О, мужчине с такими выдающимися способностями, как у тебя, и на кладбище местечко найдется, — не осталась в долгу я.

— Решила повеселиться напоследок? — вдруг резко сменил Мурвинальх тон с саркастического на зловещий. От взгляда его маленьких бегающих глазок мне стало по-настоящему страшно. Этот неопрятный зачуханный темный эльф внушал одновременно презрение, ужас и недоумение. Я не понимала его. Конечно, завоевание всего мира — цель, может быть, и великая, но уж больно хлопотная. Не стоит она таких усилий. Вряд ли этот наделенный неограниченной властью и довольно серьезной силой в рамках одного государства эльф является первым, кому пришла в голову столь сумасбродная идея. А судя по тому, что до сих пор царств в нашем мире несколько и у каждого есть свой законный правитель, усилия всех прежних завоевателей пропали впустую.

— Зачем тебе саламандра? — решила я задать такой важный для меня вопрос, пока не стало слишком поздно. Возможно, окончательно уяснив для себя, почему второй попытки убийства не последовало, а напротив — меня попытались захватить живой, я пойму, как мне выкрутиться из этого поистине опасного для жизни положения.

— Все просто, мне нужна власть над стихией огня, — не стал отпираться Мурвинальх. — Сначала я рассчитывал получить тебя законным путем, но твой папашка в этом вопросе проявил прямо-таки завидное упрямство (как ему это удалось, в том состоянии, в котором он пребывал тогда, непонятно) и отказал наотрез моим сватам. Мне нужна была не ты, а твое кольцо. Кольцо Саламандры. Я думал, что оно появляется в день бракосочетания во время проведения обряда, но, к сожалению, просчитался. — Жрец заходил по зале, охотно погружаясь в воспоминания. — А через некоторое время я узнал, что тебя выдали замуж, да не за кого-нибудь, а за сына владыки Золотоносных Гор. Честное слово, худшего варианта я и предположить не мог. Тогда-то я и придумал замечательный план. Надо было всего лишь похитить детеныша лиебе и потихоньку подкинуть его во дворец владыки. Этим я убивал сразу трех призраков. Во-первых, отомстил этим ханжам эльфырям, которые даже слушать меня не хотят, во-вторых, сеял панику среди населения почти всех царств (грамотно и заблаговременно распространенные слухи сослужили мне здесь добрую службу), и, в-третьих, представляешь, как отразилась бы на межгосударственных отношениях информация о присутствии, пусть и принудительном, лиебе в Царстве Золотоносных Гор. Вражда, травля и, вполне возможно, война были обеспечены, что мне только играло на руку. Правда, ты успела сбежать раньше, чем мой план осуществился в полном объеме. И не удивляйся, — ответил он на мой недоуменный взгляд. — У меня везде есть соглядатаи. Твой побег намного упрощал мне задачу. Тогда в игру вступила моя маленькая Эмма…

— И где эта мерзавка?! — вмиг вспомнила я свои претензии к рыжей отравительнице.

— Я тоже очень скорблю по ней, не меньше тебя. — Насквозь фальшивый жрец совсем не горестно вздохнул. — Она была настоящим профессионалом по части ядов, и я ценил ее, как никого и никогда, но со всеми иногда происходят случайности, порой смертельно опасные.

— Ты убил ее? — У меня почему-то не возникло ни капли сомнений, что несчастный случай тут не имел места быть. — И без меня?! — А вот этот возмущенный крик вырвался сам по себе. Нет, все-таки месть — штука несправедливая и вероломная. Ты ее лелеешь, как малого ребенка, вынашиваешь под своим трепещущим в сладком предвкушении сердцем, вскармливаешь самыми коварными мыслями, а она, подлюка, в один прекрасный момент — раз, и бессовестно переметнулась в чужие руки.

— Вижу, кое-какие общие точки соприкосновения у нас с тобой все-таки имеются, — не преминул указать мне на проявление эмоций расплывшийся в довольной улыбке Мурвинальх.

— Не дождешься, моральные ценности у нас слишком разные, — парировала я.

— А у меня их вообще нет.

Ладно, не будем спорить, тем более что в отсутствии у данного субъекта чего-то, хоть отдаленно напоминающего нормальность, я уже нисколько не сомневалась.

Дальше мне очень красочно расписали ужасную смерть моей несостоявшейся убийцы и даже великодушно открыли врата в ту преисподнюю, что поглотила самонадеянную наемницу. Я впечатлилась до такой степени, что даже на некоторое время потеряла дар речи. Милая паучиха-переросток, питающаяся исключительно человечинкой, эльфятинкой и не гнушающаяся никем другим, в принципе не укладывалась в моей голове. Жуткое и омерзительное зрелище. А то, с какой нежностью и обожанием двинутый на все внутричерепное пространство эльф рассказывал о ее прелестях, достоинствах и непревзойденных возможностях, вызывало тошноту. Такое впечатление складывалось, что он на ней жениться собирается. Извращенец.

— В общем, замечательная малышка — залог моего будущего процветания. Благодаря ее способности аккумулировать и преображать любую энергию в магическую и передавать ее своему властелину, то есть Верховному Жрецу (мне, короче), я смог достичь такого могущества, которое еще никому доселе даже не снилось. Вот скормлю моей лапочке еще одно хорошо всем известное двухипостасное существо, возьму власть над огнем в свои руки, и весь мир будет у моих ног.

— Это кого же ты скармливать своему чудищу собрался? — Я не верила до конца, что все услышанное мной сейчас стоит считать правдой. — Уж не меня ли?

— Нет, конечно, моя хорошая замечательная саламандрочка, — слащаво заулыбался Мурвинальх. — Из тебя я по крупицам вытащу огненную сущность. Жаль, конечно. При других обстоятельствах, думаю, мы бы с тобой неплохо поладили. А Ллоточка, чтобы окончательно завершить ритуал вхождения в силу, поглотит так не любимого тобой Хранителя Золота. Ты же все равно хотела от него избавиться. К тому же я уверен, что он рано или поздно сюда явится, мне даже напрягаться не придется. Правда, расторжение брака произойдет посмертно для вас обоих, но что поделаешь… Будем надеяться, что в следующей жизни кому-то повезет больше.

— Не тебе уж точно, — вне себя от нахлынувшей злости прошипела я. Мало этому недоумку меня, так он еще и Полоза использовать в своих гнусных планах собирается. Вот подлец! Негодяй! Тварь! Я ведь даже предупредить моего благоверного не могу, чтобы на арбалетный выстрел не приближался к этому паучиному логову. А вдруг у него хватит ума, он махнет на все рукой и просто вернется к себе в Царство Гор? В данном случае это было бы неплохо, но маловероятно. Придет. Обязательно придет. К тому же прекрасно знает куда, только вопрос времени. Вот гадство!

— …так что — не стоит. Но что-то заболтался я с тобой, — донесся до меня уже порядком опостылевший голос Темного Жреца. Оказывается, я за своими думами пропустила какую-то часть очередной лекции по завоеванию мира и роли в нем отдельно взятых личностей. — Пора и к делу приступить.

И в его корявых паучьих руках, словно из ниоткуда, появилось до боли знакомое мне колечко с настоящим язычком пламени вместо камня. Многострадальное колечко, злополучное, прошедшее сквозь толщу веков, но так и не утратившее своей привлекательности для сумасшедших мировых завоевателей. Таких, как стоящий сейчас передо мной с безумным блеском в маленьких глазках темный эльф.

Мурвинальх между тем поместил кольцо куда-то под мое прозрачное узилище и принялся возиться со странными трубками, с разных сторон отходящими от стенок «террариума». Я поспешно задвинула подушку в угол, чтобы не загораживала обзор, и с любопытством уставилась на то, что происходило подо мной. Не верилось, что смерть именно сейчас подкралась ближе некуда и вполне реально дышит в затылок.

Колечко мое, порядком потускневшее и какое-то безжизненное, лежало в таком же стеклянном кубике, как мой, только размером меньше. К нему-то и прикреплял жрец те странные трубочки.

— Ты чего это, экспериментатор ушастый, делать собираешься? — забеспокоилась я. — Опыты над живыми существами давно запрещены, имей в виду! А при перегонке саламандры все равно самогона не получится.

— Фу, ящерица глупая, — досадливо сморщился эльф, отчего его лицо стало совсем уж безобразным, но от своего занятия так и не оторвался. — Баба, она в любом облике баба.

— Так ты мой ум собираешься себе перекачать? — удивленно воскликнула я и тут же вкрадчиво добавила: — А что, своего маловато для грандиозных планов по захвату мира?

— Мне нужна твоя огненная сущность, способность повелевать стихией огня, — не оценил шутки противный зануда.

— Думаешь, ее из меня, как яд из гадюки, в стаканчик сцедить можно?

— Именно ТАК я не думаю, зато хорошо знаю, КАК это сделать.

— И что? Больно очень будет?

— Вот сейчас и узнаешь…

И это гнусное эльфийское недоразумение замысловато взмахнуло руками. Вокруг кольца подо мной пробежала робкая огненная змейка, потухла на миг, потом вспыхнула уже внутри колечка, заставив его сильно раскалиться, и по трубочкам устремилась ко мне.

— Эй, эй, мы так не договаривались! — забегала я по стеклянному периметру. — Это произвол! Самоуправство! А завещание написать?! А с родными повидаться?!

Огненные змейки со зловещим шипением выскользнули уже внутри моего «террариума», начали подкрадываться, и я первый раз в жизни испугалась открытого пламени. Просто потому, что сейчас оно не предвещало мне тепла и уверенности, от него не веяло родством, не исходило привычного спокойствия и энергии. Напротив, словно сотни жал одновременно впились в мое маленькое тельце. Дышать, двигаться и даже думать сразу стало невыносимо больно, так больно, что сознание я не теряла только благодаря моему колоссальному упрямству. Слезы ручьем текли из глаз сами собой, а челюсти свело судорогой так, что при всем своем желании я не могла издать ни звука. Но самое ужасное было не это. Помимо неимоверной боли я вдруг почувствовала, как из меня уходит что-то очень важное и нужное, такое необходимое, родное, дорогое. Может быть, жизнь? Сквозь слезы, боль и парализующее пламя я видела расплывающуюся по лицу Верховного Жреца темных эльфов торжествующую улыбку. Значит, его мерзкая задумка — не глупость? Значит, все, что сейчас со мной происходит, пойдет исключительно на осуществление меркантильных планов этого гнусного мерзавца, решившего повысить самооценку за счет порабощения ни в чем не повинных жителей близлежащих царств? И я же (точнее, моя огненная ипостась, бессовестно отделенная от изначального тела) буду главным, почти беспроигрышным оружием в этом завоевании?! Ну уж дудки! Пусть я и умру (что случится при любом раскладе), но не отдам Мурвинальху ни капельки себя! И я через силу дернулась. Откуда-то снизу раздался резкий приглушенный хлопок, яркая вспышка ослепила и так раздраженные слезами глаза. Истошный крик вырвался из горла помимо моей воли. К нему примешался странный звук, очень похожий на треск разбивающегося стекла, и последовавший сразу за ним мелодичный звон осыпающихся на мрамор осколков.

— Замечательно! — сквозь ужас, отчаяние и боль услышала я самодовольный голос моего гнусного мучителя и с трудом разлепила ставшие неимоверно тяжелыми веки. — На ловца, как говорится, и зверь бежит. Точнее — летит.

Последнее, что я запомнила перед тем, как сознание взорвалось мириадами обжигающе-холодных искр, — падающий в раззявленную пасть смертоносного колодца мой змееглазый Полоз. Дальше пришло милосердное забытье (или смерть, момент был не слишком подходящий для структурно-психологического анализа состояния личности), освобождающее от осознания невосполнимой и окончательной утраты, которая выжигает душу дотла, опустошает жизнь до самого донышка, делает невозможным проявление каких бы то ни было чувств. И я была виной всему, за что получила сполна.

— Змей, ты уверен, что надо еще добавить? — с некоторой долей сомнения спросил Влад, прислушиваясь к плещущимся на дне бочки остаткам вина.

— Ща, — успокаивающе кивнула правая голова, завистливо поглядывая на среднюю, как раз уничтожающую остатки роскоши, некогда называющиеся «Слеавинориз», что в переводе с древнего темноэльфийского означало «прекрасное свидание».

— Все чрезмерное — ничтожно, — пробурчал себе под нос Полоз и демонстративно отвернулся. Наблюдать за тщательно и в максимально сжатые сроки набирающимся тестем было не очень приятно, к тому же молодой Хранитель Золота поймал себя на малодушной мысли, что очень даже не против составить своему бездонному трехголовому родственничку компанию. Только вот права на это не имел. Сейчас ему нужна ясная и трезвая (во всех смыслах) голова.

— Вот теперь вроде бы хватит, — уже основательно заплетающимся языком констатировала левая башка Горыныча, как только средняя оторвалась от окончательно опустевшей бочки и шумно икнула. — Эх, хорошо-то как! — И когтистые лапы довольно погладили себя по круглому брюху. — Может, ну его, а? Плюнуть на это царство, купить домик в деревне, подальше от столицы, скотинку завести, огородик…

— Отставить лирику, Змей, — рыкнул уже еле сдерживающий раздражение Влад. — Мы тут не сельским хозяйством занимаемся, если ты забыл, а дочь твою спасаем.

— Я не настолько выжил из ума, чтобы забыть о родной кровинушке, — пафосно заявила деловая средняя голова и для убедительности полыхнула пламенем. — Если я пьян, то исключительно для пользы дела.

— Может, было достаточно всего лишь притвориться? — Полоз уже был не рад, что согласился на столь сомнительную авантюру.

— Э, нет! — Царь Долины назидательно поднял к небу когтистый палец. — Тот, у кого рыльце в пушку, любой обман за версту чует. А наш верховный гаденыш этим пушком зарос по самое некуда, поэтому его ничто не убедит, кроме натурального образа. Да и мне легче справиться будет, чего уж греха таить. — Змей при этом тяжко вздохнул, выражая тем самым всю свою отцовскую скорбь. — Пошли, что ли, и так уже задержались. — Он расправил широкие кожистые крылья, помахал ими вхолостую для разминки и грузно поднялся в воздух. — Точнее, полетели. Ох и повеселюсь же я сейчас! А то дома и разрушить ничего толком не удается — жалко, из своего же кармана все восстанавливать приходится, а тут гуляй — не хочу!

Полоз хмурым взглядом провожал удаляющегося тестя. Как раз за ближайшим холмом, куда неровным лётом направился Змей Горыныч, и скрывался главный храм темных эльфов, основная резиденция Верховного Жреца Мурвинальха. Это было темное мрачное здание, построенное неизвестно когда и неизвестно кем, но без должной фантазии и при полном отсутствии вкуса. Эльфийское чувство прекрасного, так громко воспеваемое как самими пресветлыми, так и остальными расами, казалось, в момент возведения этого архитектурного урода изменило им с какими-то своими мстительными целями. В таком каменном монстре только разрушительные гадости с каверзами замышлять и остается, созидательные мысли оттуда бегут без оглядки. И бедная маленькая Салли, его Салли сейчас именно там, наедине с этим моральным темным эльфийским чудовищем, лелеющим свои грандиозные по масштабам, но совершенно нелепые по определению мечты. И только от них троих, Полоза, Влада и Змея, зависит жизнь единственной и неповторимой Саламандры. Хранитель Золота нежно улыбнулся, сам удивляясь внезапно нахлынувшей нежности при одном воспоминании о недавно ненавистной и раздражающей одним фактом своего существования жене. Он очень надеялся, что еще не поздно и у них хватит времени и сил справиться с многочисленными прихвостнями безумного жреца и вытащить ту, ради которой Полоз (теперь он точно это знал) готов был сровнять с землей упирающееся темными шпилями в небо монументальное сооружение. Если же они все-таки по каким-то причинам опоздали и спасать окажется уже некого… А вот об этом лучше всего не думать вообще!

Влад с Полозом недоуменно переглянулись, услышав вдруг совершенно не к месту раздавшийся из-за холма пьяный фольклор в три глотки, мало того что далекий от совершенства, так еще и полностью нарушающий всю изначальную конспирацию.

— Не думаю, что подобным способом мы добьемся быстрейшего проникновения во вражескую крепость, — досадливо поморщился владыка.

— Отец, не лучше ли было напоить этого пьянчугу поосновательней и оставить дрыхнуть под ближайшим кустом? Боюсь, наломает он дров с такой-то стратегией.

— Теперь уже поздно что-либо менять, — махнул рукой Влад. — Ждем еще немного, и вперед.

— Может, лучше сейчас?

— Нет. Выждем, как и договаривались.

— Но, отец…

— Пусть прислуга и воины всецело отвлекутся на этого ненормального, не каждый же день у них сам Змей Горыныч в своей трехглавой ипостаси главную цитадель штурмует. Ведь он не так безобиден и глуп, как может показаться на первый взгляд. Думаю, в максимально короткие сроки темноэльфийской громаде основательный переполох будет обеспечен.

— И тогда у нас появится больше шансов попасть внутрь незамеченными, — нехотя соглашаясь с разумными доводами отца, кивнул Полоз.

— Вот именно. Ждем условного сигнала и только тогда выступаем.

Молодой и горячий Хранитель Золота скептически хмыкнул. Выступаем… Не слишком ли громко звучит это слово для армии, состоящей всего-то из двух, пусть и не самых последних, воинов? Только сейчас они не в открытом бою, и война не с благородным и великодушным противником, а с хитрым и опасным самодуром, играющим по одному ему известным правилам, не гнушающимся предательством и подлым ударом в спину. Стоит ли проявлять по отношению к такому благородство и высокие моральные качества? Вряд ли. Все равно не оценит и, смеясь, втопчет в грязь, а еще подло сыграет на них и выйдет победителем исключительно благодаря своей низости. Нет, тут нужно стать таким же, как он, отринуть от себя все чистые помыслы, задвинуть поглубже праведное негодование и забыть на время о честности. Что же, Полоз готов к этому. Только не надо скидывать со счетов, что сегодняшний враг достаточно силен и коварен, он умело пользуется магией высшего порядка и наверняка имеет какой-то особенно вероломный камень за пазухой. Выиграть у него будет не так-то просто, а шанс на победу только один-единственный, упустить его — равнозначно полному и безоговорочному поражению. И смерти Салли…

— Я вот все хотел спросить тебя, сын… — как-то не слишком уверенно начал Влад, отвлекая молодого наследника от его нелегких размышлений. Владыку тоже тяготило их временное бездействие и вынужденное ожидание. К тому же более подходящего случая удовлетворить свое отцовское любопытство ему может больше и не представиться.

— О чем? Спрашивай, — рассеянно отозвался Полоз, тем не менее не спуская нетерпеливого взора с вершины холма. Ожидание трех огненных всполохов, должных означать начало спасательной операции, становилось поистине невыносимым. Отсюда, из маленькой рощицы, скрывающей двух царственных разведчиков, не был виден главный храм Темных, где сейчас наверняка что-то происходило, и от этого на душе становилось еще тревожнее.

— Какая же все-таки Саламандра в человеческом облике?

Полоз сдержанно улыбнулся, вспомнив их последний излишне эмоциональный разговор перед самым похищением, которое Хранитель Золота бессовестно проворонил. Вкус мягких, нежных и… ставших вдруг такими желанными губ.

— Мелкая, вредная и язвительная, с короткими волосами, хитрющими глазами и острым языком. Совершенно не в моем вкусе, — как можно равнодушнее и короче попытался ответить Полоз. Но Влад, внимательно наблюдавший за сыном, прекрасно видел, как напряглись бледные высокие скулы, как сжались в тонкую линию упрямые губы, как дрогнули, словно не желая выпускать наружу душевную боль, ресницы, а ладони, до этого относительно спокойно лежавшие на ветке ближайшего дерева, сжались в кулаки. Понятно, все-таки эта вредная девчонка сумела добраться до его сердца… И нашла более верный путь, далекий от желудка.

— И что ты собираешься делать с этим дальше? — не сумел удержаться от очередного вопроса владыка.

Полоз неопределенно пожал плечами. Он не знал.

Но тут начинающее еле заметно темнеть в преддверии сумерек небо разрезали три огненных всполоха. Вот он, условный сигнал, наконец-то! Оба мужчины, не сговариваясь, мгновенно сменили ипостась, и две сверкающие в лучах закатного солнца змеи быстро заскользили, прячась за камнями и высокой травой, к злополучному чертогу темных эльфов.

Мрачный храм Темных оказался неприятным и угрюмым не только снаружи, но и изнутри. Исполинские размеры этого гротескного строения поражали даже самое богатое воображение. Замок представлял собой практически город-крепость в миниатюре: неприступный, пугающий, монолитный, отталкивающий. Такое впечатление, что строился он не с возвышенной духовно-религиозной миссией, дабы максимально приблизить стремления страждущих к милости Вершителя, а с вполне приземленной осадно-защитной целью, даже бойницы в толстых стенах проковырять не забыли и зубцы для укрытия лучников понатыкали вблизи главных башен. Все это Полоз отметил краем наметанного на такие вещи глаза, на самом деле все его внимание было направлено на поиск лазейки, через которую можно было бы как можно незаметнее пробраться внутрь. На удивление, таковая нашлась довольно быстро. Маленькая, но вместе с тем очень прочная, прошитая толстыми металлическими пластинами калиточка, скорее всего предназначенная для прислуги (не открывать же для таких незначительных особ ворота!), услужливо распахнула свою створку как раз в ближайшей к крадущимся полозам стене.

Убедившись, что за дверью не поджидает притаившаяся засада и не расставлены хитроумные ловушки, две огромные змеи проскользнули во внутренний двор и быстро огляделись. Переполоха, паники и приведения наличного военного состава храма к повышенной боевой готовности, как можно было ожидать, не наблюдалось, напротив — странная и немного пугающая безлюдность (или правильнее было бы сказать — безэльфийность) царила вокруг.

— Ш-ш-што бы это с-с-сначило? — озадаченно прошептал Влад, осторожно выглядывая на пустынную улочку из так удачно разросшихся рядом с калиткой кустов.

— Пос-с-смотри вон туда и с-с-сам вс-с-се поймеш-ш-шь, — хмыкнул в ответ Полоз и качнул головой куда-то вправо и вверх.

Владыка поднял глаза и обомлел. На самом высоком шпиле, острой черной стрелой устремленном в небо, с максимально возможным комфортом расположился Змей Горыныч. Как он умудрялся держаться за столь тонкую пику и не сломать ее своим внушительным весом, все логические доводы разума объяснять отказывались, но факт оставался фактом: чешуйчатая трехглавая туша не испытывала каких-либо видимых со стороны неудобств, занимая этот поистине важный стратегический объект. А позиция его была действительно очень выгодной, и Влад не мог не признать всю разумность данного расположения. Во-первых, достать это пьяное недоразумение оттуда, не умея летать, было практически невозможно, а во-вторых, оттуда открывался прекрасный вид на окрестности. Не в плане романтического любования, конечно, просто сверху весь храм и прилегающие к нему территории были видны как на ладони, а при наличии аж трех пар внимательных глаз пропустить что-либо важное или подозрительное вряд ли возможно. По крайней мере, владыка очень надеялся, что бочка вина не настолько затмит трехглавый разум, чтобы тот потерял бдительность.

А Змей Горыныч и правда не бездействовал. Ловко крутнувшись вокруг шпиля, этот виртуоз по части наведения беспорядков бесцельно выпустил три мощные огненные струи сразу в три стороны. Раздавшиеся тут же крики и многоголосая ругань невидимых полозам обитателей храма недвусмысленно дали понять, что цель успешно была найдена и оценена по достоинству. Эльфийская мстя в виде увесистых копий и остроконечных стрел полетела в занявшего более выгодную возвышенную позицию обидчика, но первые по большей части не долетели, а вторые не причинили прочной чешуе халы никакого вреда. Видимо, темным защитникам никто не удосужился объяснить, что Царь Долины практически непробиваем никаким видом оружия, а еще абсолютно невменяем в нетрезвом состоянии любой кондиции. Что ж, не стоить мешать этому гордому и отважному народу, именуемому Перворожденными, набираться такого важного военного опыта, как снятие пьяного халы со шпиля главного храма. Пусть развлекаются. Причем обе стороны.

— Ш-ш-што с-с-са бред он нес-с-сет? — возмущенно прошипел Полоз. — Наш-ш-шел по дороге, где добавить? Или эти уш-ш-шас-с-стые его с-с-сами напоили для пущ-щ-щего вес-с-селья? Лучш-ш-ше бы подс-с-скас-с-ски какие ос-с-ставил, ш-ш-штобы время с-с-сря не терять.

— Угу, ос-с-ставит этот тебе подс-с-скас-с-ски в виде укас-с-сательных кучек характерного с-с-содерш-ш-шания, — не удержался от язвительности владыка. — Хотя подс-с-скас-с-ску он уш-ш-ше нам только ш-ш-што дал. Идем!

— Ты видел, куда упала укас-с-сующ-щ-шая кучка? — удивился молодой Хранитель Золота, но за отцом послушно последовал.

— А ты нет?

— Нет.

Владыка укоризненно покосился на сына и направился к левому углу ближайшей приземистой постройки. Судя по виду, она могла служить как сараем для хранения разного рода инвентаря или конюшней, так и домиком для гостей, настолько безликой и многофункциональной выглядела.

Полоз ничего не понимал и никаких подсказок пока в упор не видел, а услышанный из трех пьяных глоток тестя частушечный бред вообще всерьез не воспринял. Его мозг был занят одной-единственной мыслью — только бы не было слишком поздно, а вникать во все остальные тонкости словесных закавык как-то даже не хотелось. Но интуиция, которая в змеином обличье сильно обостряется, подсказывала — отец знает, что делает. По крайней мере, он на это очень надеялся.

И действительно. Влад, осторожно высунув морду из-за угла и убедившись, что никого, кроме Змея Горыныча на шпиле, в пределах видимости не наблюдается, осторожно заскользил вдоль высокой стены.

— Ш-ш-шаг налево… это мы с-с-сделали… дверь направо… дверь направо… Где ш-ш-ше эта дивова дверь направо? — недовольно бубнил владыка себе под нос. — А, да вот ш-ш-ше она, родимая! — и резко остановился.

— Предупредить нельс-с-ся было? — справедливо возмутился Полоз, неожиданно налетев на застывшего перед своей находкой отца, образовав тем самым клубок двух переплетенных между собой змеиных тел. — И где ты тут дверь увидел? — спросил он, едва разобравшись, где чей хвост и все остальное.

— А это, по-твоему, ш-ш-што?

Полоз поднял голову и долго внимательно рассматривал то, что отец так легковерно назвал дверью. Слово «врата» под это определение подходило гораздо больше. Высоченные, этажа на два, а то и на все три створки были такого же противного серого цвета, как и камень стенной кладки, поэтому сразу заметить их можно было, только отойдя на некоторое расстояние. С того же места, где находились владыка с наследником, увидеть «дверь» можно было, лишь приблизившись к ней вплотную. И зачем Темным понадобилось делать такой большой вход (или выход, все зависит от конкретной надобности), ведь эльфы, независимо от их колерной принадлежности, мало чем отличаются по росту от людей?

— Интерес-с-сная конс-с-струкция, — словно вторя мыслям сына, вслух произнес Влад.

— Я бы с-с-сказал — непонятная, — выразил свое мнение Полоз. — Но меня больш-ш-ше интерес-с-сует не ее функциональное нас-с-сначение, а механика открытия с-с-створок. Нам надо попас-с-сть внутрь и найти прес-с-словутый веник. Ведь эта ш-ш-ше и ес-с-сть та с-с-самая «дверь направо»? Я правильно понял?

— Молодец, с-с-сын, — величественно кивнул владыка и как бы между прочим добавил: — Вижу, из тебя получитс-с-ся хорош-ш-ший правитель, с-с-схватывающий с-с-суть проблем прямо на лету.

Издевался отец в столь неподходящее время над молодым и сильно нервничающим отпрыском или говорил серьезно, Полоз выяснять не стал, лишь раздраженно зашипел, давая понять, что замечание услышано и принято к сведению. Но владыка одними словами не ограничился и решил самолично преподать урок уже правда выросшему, но упрямому наследнику, отважно попытавшись протиснуться в маленькую щель под странными воротами. Однако расхожее мнение, что если голова пролезла, то и все остальное без труда пройдет, в данном конкретном случае себя не оправдало. На шестой сотне лет жизни владыка Золотоносных Гор сделал для себя пренеприятнейшее открытие — его голова в змеиной ипостаси оказалась намного меньше остальной части туловища. И сколько бы Влад ни пыхтел и ни шипел, сколько бы ни напрягался, ни пытался выдыхать побольше воздуха, чтобы хоть немного уменьшиться в диаметре, но протиснуться внутрь целиком ему никак не удавалось. Обратно вылезти, собственно, тоже. В итоге он понял, что глупо и безнадежно застрял.

— Молодец, отес-с-с, — не скрывая определенной доли злорадства, констатировал Полоз и услужливо поинтересовался: — Это нас-с-сываетс-с-ся — не лес-с-сь вперед батьки в пекло? Думаеш-ш-шь, эту ваш-ш-шную гос-с-сударс-с-ственную науку вот именно с-с-сейчас-с-с нуш-ш-шно было мне преподавать?

— Хватит ерничать, — недовольно раздалось из-под ворот. — Я наш-ш-шел веник! Это с-с-сас-с-сохш-ш-ший кус-с-ст в кадке, который стоит у рес-с-сных дверей, подос-с-среваю, ведущ-щ-щих в с-с-святая с-с-святых этого мерс-с-ского с-с-саркофага!

— О, это в целом оправдывает твое вынуш-ш-шденное дальнейш-ш-шее бес-с-сдейс-с-ствие. — Благодарный сын осторожно просунул голову под ворота, но дальше лезть поостерегся, наученный чужим горьким опытом. — И ш-ш-што нам теперь делать прикажеш-ш-шь? С-с-сачем ты с-с-сюда полес-с-с?

Вместо ответа владыка отчаянно дернулся, пытаясь освободиться, но сделал только хуже: подлые ворота издали пронзительный скрипучий звук, истошно разрезавший обманчивую тишину, и немного осели, окончательно придавив героически застрявшего Влада к земле.

— Отец, не ш-ш-шевелис-с-сь! — громко предостерег Полоз, с трудом выскальзывая наружу. Еще несколько минут назад ему удавалось сохранять хоть какую-то видимость спокойствия, но теперь, когда не только законная супруга, но и родной отец в опасности, паника завладела молодым наследником окончательно. Никогда он не чувствовал себя столь беспомощным и растерянным. Возможно, уже очень скоро, а точнее — прямо здесь и сейчас решится судьба даже не пары отдельно взятых истинных оборотней, а одного конкретного царства — Царства Золотоносных Гор. Его судьба и так висит на волоске, так еще и… Зачем отцу, прекрасно знающему все проблемы их вымирающего рода, понадобилось ввязываться в столь опасную авантюру? Что он хотел доказать сыну? Какими истинными мотивами руководствовался?

— Развлекаетесь, мужики, вместо того чтобы делом заниматься? — неожиданно раздался сверху громогласный рев, и к злополучным воротам спикировал Змей Горыныч.

— Ага, с-с-со с-с-смертью реш-ш-шили поиграть, а то ш-ш-што-то с-с-скучно с-с-стало, вкус-с-са жис-с-сни не хватает, — нервно мотая хвостом по пыльной земле, огрызнулся Полоз. — Один почти доигралс-с-ся.

— А чего это вас в эти крохотные дверки понесло? — Царь Долины озадаченно уставился всеми тремя парами глаз на торчащую из-под ворот и слабо шевелящуюся заднюю часть владыки.

— Чьи-то каверзные указания выполняли. Не будем говорить чьи, хотя это — Змея Горыныча, — не остался в долгу молодой змееглазый родственник.

— А ты бы, зятек, на старших поменьше клыки скалил и чешуйки топорщил, они от частого раскачивания и выпасть могут, — наставительно отчитала Полоза средняя голова и пыхнула от избытка негодования черным дымом в адской смеси с перегаром. — А если уж не сумел близких вовремя уберечь, так нечего других в собственных ошибках винить. Лучше себя за хвост укуси, больше пользы будет.

Полоз сразу не нашелся что ответить и рассерженно засопел. Как известно — всякое дельное замечание задевает. Вот и его задели эти произнесенные пусть и пьяным в целых три морды тестем, но в общем-то справедливые слова. Да, он виноват во многом. В том, что невнимательно читал секретные семейные хроники. В том, что всегда был излишне самоуверен. В том, что, женившись на Саламандре, думал только о продолжении своего рода. В том, что даже не удосужился подумать о своей жене как о личности. Нет, даже не как о личности, а в первую очередь как о Женщине, ведь Салли изначально и являлась именно Женщиной. Той самой, о которой грезят по ночам, которую ждут долгие годы, которой хочется подарить весь мир и себя без остатка. Вот только поздно Хранитель Золота понял эту простую истину, не смог вовремя разглядеть редкий самородок, который так долго держал в руках и, не сумев оценить, потерял. Как же легко всегда было искать холодные бездушные металлы, но как трудно единожды найти живое человеческое тепло, нежность и любовь. И сейчас все эти ошибки одна за другой с невероятной скоростью проносились перед внутренним взором Полоза, принося с собой осознание полного бессилия и безвозвратной глупости.

Тем временем правая и левая головы Змея Горыныча пытались протиснуться под ворота, чтобы разведать обстановку, но смогли просунуть в щель только носы, все-таки хала намного крупнее любой змеи будет.

— Эй, Влад, ты там не помер?

— Не дождеш-ш-шься, — нехотя отозвался бывший друг.

— Ты там это… не боись, — бодро поддержала правая голова, оптимистично попыхивая черными клубами едкого дыма. — Мы тебя сейчас вытащим.

— Все будет в лучшем виде, — в тон ей заверила левая, но дымовую завесу устраивать не стала, посчитав это излишним пижонством.

— Ты бы поторопилс-с-ся, С-с-смей, а то тут ко мне гос-с-сти нес-с-сваные пош-ш-шаловали, — тихо констатировал владыка. — С-с-с мечами и копьями вмес-с-сто пряников. И рожи такие недруш-ш-шелюбныеу вс-с-сех…

— Тут тош-ш-ше, каш-ш-шетс-с-ся, с-с-скоро нес-с-спокойно будет, — предупредил Полоз, прислушиваясь к приближающемуся топоту множества эльфийских ног и бряцанию оружия.

— Вот досада! Ик! — озадаченно почесал желто-зеленое чешуйчатое брюхо Змей Горыныч, озираясь всеми тремя головами по сторонам. — Чего делать-то? Ик!

— Ты наш-ш-шел С-с-салли? — в лоб спросил уже раздраженный сверх всякой меры молодой Хранитель Золота.

— О! Ик! — Мощный когтистый палец озаренно взметнулся вверх. — Точно! Ик! — И грузная туша Царя Долины резво подскочила, словно до этого сидела на муравейнике. — Влад, ты постарайся там продержаться немного… ик! а я по-быстрому доставлю твоего мелкого куда надо и вернусь за тобой. Ик! Полетели, сынок! — И прежде чем Полоз успел что-либо возразить, его змеиное тело взвилось ввысь. — Если они тут такие невежи, что все двери перезакрывали пред столь важными особами, как мы, то и нам церемониться грешно. Ик!

— И что ты с-с-садумал? — Полоз для надежности обвил хвостом лапу тестя, чтобы ненароком не быть уроненным. Он висел в лапах Змея Горыныча, как червяк в клюве вороны, и чувствовал себя при этом ужасно глупо. К тому же Царь Долины не переставал икать, что очень нервировало молодого наследника и уверенности в благополучном исходе перелета не прибавляло. Не спасательная операция, а одно сплошное недоразумение какое-то, а для некоторых и увеселительная прогулка.

— Ничего особенного. Ик! — заскромничал Царь Долины. — Просто осуществляю срочную доставку особо медлительных ползунков по месту назначения. Ик! И не сдавливай мне так сильно лапу, а то она онемеет, потеряет чувствительность и может непроизвольно разжаться, а в ней ты.

Полоз решил на провокацию не поддаваться и по-умному промолчать. Какой смысл спорить с тем, от кого сейчас зависит слишком многое.

Однако, несмотря на свое подвешенное положение и вполне справедливые опасения относительно не внушающего никакого доверия летательного средства, работающего исключительно на хмельном топливе, Полоз жадно всматривался в мрачный оплот Темных с все возрастающей высоты. Вид открывался не то чтобы очень захватывающий, скорее скучный и унылый в своей безликой серости, но более информативный, чем с земли. Отсюда хорошо был виден главный храм этих ушастых мерзавцев, располагающийся сразу за той самой постройкой, в ворота которой им с отцом так и не удалось проникнуть. Но именно она соединялась длинным каменным переходом с храмом, где, как рассчитывал молодой наследник, и держат его похищенную жену, его единственную надежду, его…

— Ничего себе как они активизировались! — восхищенно выдал Змей, наравне с болтающимся под брюхом зятем наблюдая за обстановкой во вражеском стане. И даже немного снизился, сделав круг над небольшой площадью напротив храма, чтобы получше рассмотреть происходящее внизу. — Этак они скоро освободительную войну всего своего народа против трех царских захватчиков организуют! Ишь как забегали.

Эльфы действительно проявляли бурную активность, высыпав на улицу неизвестно откуда. Казалось, столько народу не могло поместиться на таком небольшом клочке земли, но, несмотря ни на что, действовали они на удивление слаженно, что говорило об их хорошей воинской подготовке. Вооружение Темных тоже было достойно самой высокой похвалы — качественные, отлаженные луки, тяжелые, но мощные арбалеты, тонкие, хорошо сбалансированные мечи. Неплохо экипирована местная армия, будто постоянно пребывает в состоянии повышенной боеготовности.

— С-с-сдаетс-с-ся мне, это прос-с-сто кто-то переборщ-щ-щил с-с-с отвлекающ-щ-щими маневрами, — все-таки не удержался от короткого замечания Полоз, отмечая, что один из отрядов темноэльфийского воинства занимается не чем иным, как наведением прицелов сразу нескольких арбалетов на реющую в воздухе живую мишень.

— Ха! Ну с этим недоразумением я тут и сам разберусь. Ик! Надо же когда-нибудь начинать подтверждать те самые слухи о моей безбашенности и отвязности, ик! которые обо мне повсеместно ходят, — беспечно заявил Змей Горыныч, закладывая крутой вираж вокруг того самого шпиля, с которого сам недавно частушки орал. У Полоза даже голова закружилась, а к горлу подкатил предательский комок от столь непривычных воздушных маневров; летать Хранителю Золота резко разонравилось. — А вот твоя задача на ближайшее время, ик! — не обратил внимания на состояние зятя Царь Долины, — не недоборщить. Жизнь моей дочери с этого момента исключительно в твоих руках! Ик! Или хвосте… или что там еще у тебя есть… Отцепляйся, короче, прибыли!

Мощным ударом хвоста Змей выбил один из разноцветных оконных витражей и потряс лапой, на которой, обвившись плотными кольцами, висел Полоз.

— Тебе туда, недотепа, — тяжело махая крыльями, чтобы удерживать себя в воздухе на одном месте, вдруг совершенно серьезно сказал хала. — Только запомни одно — сменить ипостась в этом проклятом Вершителем месте тебе не удастся, как и никому из нас, поэтому придется все делать в змеином облике. Ик! Ты уж постарайся, это… спаси мою девочку… — Три головы вдруг резко наклонились и одновременно чмокнули обалдевшего от всего происходящего Полоза в макушку. Точнее — кто куда попал. А потом это трехголовое, уже немного протрезвевшее огнедышащее чудо в чешуе просто швырнуло золотую змею в им же самим созданный проход, пропыхтев вдогонку: — Удачи тебе, сынок! — и уже громко на всю округу заорал:

Сгруппироваться во время падения и упасть так, чтобы все возможные недруги, желающие тебе смертельных травм и неизлечимых увечий, кусали локти от досады, умеет не всякий; а когда свободный полет является полной неожиданностью, да еще и место приземления соломкой вряд ли кто-нибудь удосужится устелить, вообще единицы. А полы храмов, к какой бы религии они ни принадлежали, самое большее могли устелить ковровой дорожкой или лепестками цветов, но даже на такую сомнительную роскошь Полоз не рассчитывал. Он только и успел, что интуитивно свернуться в максимально расслабленные кольца и спрятать внутри голову, чтобы защитить от удара самую важную часть тела, без которой любое дальнейшее существование можно считать бессознательным паразитированием. Главное, чтобы копий внизу не было натыкано, а осколки разбитого витража можно в расчет не брать.

Однако вопреки ожиданиям приземление Хранителя Золота оказалось на удивление мягким. Упав, он мгновенно свернулся тугим клубком, крепко обвившим то, что послужило ему посадочной перинкой, и потрясенно замер. Одного мимолетного взгляда хватило, чтобы понять — лучше бы он со всего маху рухнул на жесткий мрамор и разбился. Четыре пары фасеточных глаз на черной мохнатой морде смотрели на него со смесью легкого удивления и непроизвольного любопытства. Мощные жвалы ходили из стороны в сторону, словно разминаясь перед так неожиданно свалившейся трапезой, а мохнатые конечности слабо шевелились, но более активных попыток к освобождению не предпринимали, будто тварь знала — этот незапланированный обед никуда не денется, и пока можно просто им полюбоваться, получить, так сказать, эстетическое удовольствие.

— Вот дивовы чертоги! — еле слышно выругался Полоз, не в силах пошевелиться и отвести взгляда от этого ужасающего зрелища. — С-с-сначит, у Темных и правда есть кровош-ш-шадный монс-с-стр, придающ-щ-щий им невероятные с-с-силы и колос-с-сальное могущ-щ-щество, которым они так хвас-с-стаютс-с-ся…

— Ру-у-у? — словно спросило чудовище, приближая уродливую морду почти вплотную к носу остолбеневшего наследника Золотоносных Гор.

— С-с-сама такая! — Полозу почему-то показалось, что огромный паук именно женского пола, а о женском коварстве и жестокости, с которыми не каждый мужчина сравнится, он уже давно был наслышан. А если такая фифа не с тобой, а против тебя, то можно смело писать завещание и складывать лапки. Лучше бы перед ним вооруженный взвод солдат сейчас стоял, честное слово.

— Ры-ы-ы? — снова вопросительно заурчала восьминогая дама, но угрожающих и агрессивных ноток в ее голосе, как ни странно, не слышалось.

— Ш-ш-што? Думаеш-ш-шь, я к тебе с-с-свататьс-с-ся приш-ш-шел? — немного осмелел Полоз, начиная осознавать, что немедленно пожирать его пока никто не собирается, а значит, есть шанс банально заговорить зубы.

— У-у-у, — громко и довольно заурчала паучиха и, неуверенно протянув огромную мохнатую лапищу, погладила свалившегося на нее «жениха» по гладкой золотистой макушке.

«Та-а-ак! Каш-ш-шетс-с-ся, я серьес-с-сно влип. Лучш-ш-ше бы она меня в качес-с-стве обеда вос-с-спринимала», — не сводя пристального взгляда с осмелевшей «невесты», уже вовсю давшей волю почти всем своим лапищам, подумал молодой человек и осторожно стал разжимать продолжающие стискивать огромное паучье тело кольца. Краем глаза он уже успел заметить, что чудовище обретается не на вольном выпасе, а заточено в затхлый, видимо, никогда не убирающийся каменный мешок, выход из которого только один — не слишком высокое круглое отверстие наверху, через которое он и свалился на паучью голову. А многочисленные обглоданные почти до белоснежного состояния кости на полу многозначительно указывали не только на диетический рацион, состоящий по большей части из человечинки и эльфятинки, но и на довольно скудные порции, скорее всего даже не ежедневные.

— Ты, конеш-ш-шно, ис-с-сумительно хорош-ш-ша, прекрас-с-сная нес-с-снакомка, — вслух как можно подобострастнее произнес он, с отвращением отмечая, как радостно заводила жвалами паучиха, будто в предвкушении долгожданных ласк, — но мне с-с-сейчас-с-с немного некогда нежиться в твоих объятиях. Мне нуш-ш-шно убить одного негодяя, с-с-спас-с-сти ни в чем не повинную с-с-саревну, помочь С-с-смею Горынычу выручить отс-с-са. И это вс-с-се очень-очень с-с-срочно. А потом… потом, ес-с-сли будет время, мы с-с-с тобой пообщ-ш-щаемс-с-ся. Ладно? А теперь ис-с-свини, крас-с-сотулечка, но мне и правда пора! — С этими словами Полоз осторожно скользнул на спину своей неожиданной страшной поклонницы и мощным рывком сильного змеиного тела выскочил из каменного колодца. Думать особо было некогда, но на уровне инстинктов он знал — если бы эта тварь захотела, ему не уйти из ее смертоносных объятий живым. Несказанное везение ли было причиной такой удачи или природное змеиное обаяние — сейчас значения не имело, главное — правильно и на полную катушку использовать предоставленный жизнью еще один шанс.

Наметанным глазом бывалого воина Полоз быстро окинул довольно большую круглую залу с витражными окнами, на месте одного из которых зияла неряшливая дыра с рваными острыми краями невылетевших осколков. Дверь (по крайней мере, видимая) была всего одна, но не стоило обольщаться, будто ее легко открыть, наверняка она укреплена мощными заклинаниями, как, собственно, и все вокруг. Молодой Хранитель Золота прекрасно чувствовал разлитые вокруг мощные магические потоки, какие возникают только при очень высокой концентрации магии, а вот заполошное их движение говорило о нестабильном ее состоянии. Тут либо маг не такой искусный, каким хочет себя показать, либо он здорово психует, что на пользу окружающему пространству и всему, что в него попадает, совсем не идет. Может рвануть так, что мало не покажется, а много — уже будет без разницы.

Но тут его взгляд наткнулся на странную прозрачную конструкцию, больше смахивающую на два соединенных между собой сложной системой трубочек аквариума, в одном из которых беззащитно и совершенно неподвижно лежала она…

— Не понял, — вдруг раздался сбоку негромкий растерянный голос, показавшийся в зловещей тишине совершенно неуместным. Под неосторожно переступившей с места на место ногой хрустнуло разбитое стекло. — Такого не может быть, просто потому, что не может быть…

Полоз резко обернулся и принял оборонительную позу, максимально компактно сворачивая тело в тугие кольца наподобие сжатой пружины. Разноцветные остатки витража, усеявшие, казалось, весь пол, жалобно всплакнули, превращаясь в мелкое крошево под тяжестью мощного змеиного тела.

— Ты?! — вложив в это короткое слово всю ненависть, на которую только был способен, выдохнул он. Золотые глаза блеснули таким холодом и презрением, что стоящий напротив мужчина невольно поежился, словно под порывом ледяного ветра, и спрятал ладони в рукавах своей двойной мантии. На краткий миг воцарилась такая тишина, что при желании ее можно было потрогать руками.

— Еще скажи, что ожидал здесь увидеть фруктовый сад с райскими птицами, — довольно быстро пришел в себя Мурвинальх и осторожно переместился на другую сторону колодца, стараясь держаться как можно дальше от сначала свалившихся с неба, а потом вынырнувших из недр неприятностей в лице (точнее, морде) почему-то выжившего наследника Золотоносных Гор. Закрыть жерло паучиного узилища жрец не мог — пресловутый рычаг находился как раз на противоположной стене, позади слишком опасного сейчас противника, но и из такой не слишком приятной ситуации можно выжать максимум пользы. Открытый колодец с недовольно копошащейся в нем паучихой создавал хоть какую-то преграду, лишая разъяренного Хранителя Золота маневренности. А для плетения заклинаний Верховному Жрецу не всегда и стены-то помеха. Единственная проблема — не ожидал он, что Полоз появится так скоро, и потратил на работу с Саламандрой гораздо больше энергии, чем это было необходимо. Теперь следовало как можно экономнее расходовать так недальновидно потраченные силы, но злобно шипящему противнику знать об этом вовсе не обязательно. Да и к магии у него на удивление стойкий иммунитет, его разве что остановить заклинаниями можно. Странно, почему Ллот на него не позарилась, обычно ведь жрет все подряд, не глядя, а тут капризничать вздумала.

— Верни мне с-с-саламандру, уш-ш-шас-с-стый гаденыш-ш-ш, — тихо и угрожающе прорычал Полоз, не сводя немигающего взгляда с эльфа. — С-с-сачем она тебе нуш-ш-шна?

— А может, она мне нравится, — невинно произнес жрец, бросив короткий взгляд на стеклянный куб, где лежала без движения его маленькая пленница. Страшный процесс, который он запустил, уже почти подходил к концу, кольцо все больше и больше наливалось огненной энергией, а ящерица… не так уж и нужна она на самом-то деле.

— Ты вреш-ш-шь! — не поддался на почти неприкрытую ложь Хранитель Золота.

— Ну хорошо — нравилась, — не стал отпираться Мурвинальх. — Глупая только оказалась, но женщине это простительно. Правда, я не люблю несговорчивых девиц, и это моя маленькая слабость. — Он показушно вздохнул, будто сильно сожалея, что не может с собой справиться.

— А я ненавиш-ш-шу таких бес-с-спринципных и с-с-сарвавш-ш-шихс-с-ся выс-с-скочек, как ты, и с-с-ста-раюс-с-сь уничтош-ш-шать их по мере с-с-сил, ш-ш-штобы с-с-сря не коптили небо. — Сдерживать душившую ярость Полозу становилось все сложнее и сложнее. К тому же до его разгоряченного бурлящими эмоциями мозга стало потихоньку доходить — ему сейчас очень качественно заговаривают зубы. Для чего? Чтобы потянуть время, а время нужно для завершения какого-то действия или ритуала…

Стремительный бросок в сторону стеклянного куба с безразличной ко всему, но, возможно, еще живой саламандрой Полоз совершил не совсем осознанно. Даже мысль, что и как надо делать, пришла с некоторым опозданием, тело действовало на одних инстинктах, подчиняясь исключительно велению сердца. Необходимо было во что бы то ни стало остановить то, что происходило за пределами понимания и человечности, остановить, пока не стало слишком поздно.

— Стой, ты же убьешь ее! — Но запоздалый крик не на шутку перепугавшегося жреца уже не мог остановить несущуюся золотую стрелу. Корявые пальмы взметнулись вверх и сложились в какую-то понятную только сведущим в магии комбинацию. Что-то больно, словно раскаленный добела камень, ударило в чешуйчатый змеиный бок, немного сместив траекторию полета Полоза, но полностью изменить ее уже не могло, слишком поспешным и плохо рассчитанным оказался удар.

Оглушительный звон бьющегося стекла уже второй раз нарушил покой храма. Сегодня в стенах этого должного быть святым места разворачивалось действо, очень далекое от религиозного. Яркая вспышка словно только и ждавшего выхода на свободу огня озарила удручающие серые каменные стены, придав им на краткий миг более теплый и жизнерадостный желто-оранжевый оттенок, а затем с недовольным треском померкла, сосредоточившись в одной-единственной точке — маленьком камушке, венчающем так хорошо знакомое и Полозу, и жрецу кольцо.

— Не трожь! — истошно заверещал Мурвинальх, забыв обо всем на свете, в том числе и о своей уязвимости. — Это мое!!! — И, безумно вращая глазами, бросился подбирать свое выстраданное сокровище, но по дороге запнулся о вовремя подставленный Полозом хвост и дальше пополз уже на четвереньках, фанатично бормоча себе под нос: — Это мое… мое… Ритуал завершился… Стихия огня теперь будет подчиняться мне, и только мне… Никто не посмеет отобрать у меня МОЙ мир!

До вожделенного артефакта Верховному Жрецу оставалось всего ничего, вот только руку протянуть и… Полоз, которого еще сковывала сильная боль в боку от удара одержимого эльфа, не сплоховал. Он чувствовал, что нельзя дать мерзавцу добраться до бесценного кольца, и использовал почти единственное в данный момент средство — свой хвост, возблагодарив Вершителя за то, что дал ему во второй ипостаси тело поистине исполинской змеи, а не маленького ужика.

Призывно светящееся колечко отлетело в сторону, застыв на самом краю так и оставшегося открытым колодца.

— Ах ты, скотина… — Жрец задохнулся от такой вопиющей несправедливости и пополз еще быстрее, резво перебирая по полу длинными руками и ногами и путаясь в одеждах, отчего стал похож на неуклюжего жука-переростка, которого так и хотелось придавить тапкой. — Я все равно буду обладать им!

Но и тут добраться до предмета своей неуемной алчности темный эльф не успел. Над краем колодца неожиданно появилась черная мохнатая лапа и ловким движением отправила кольцо обратно Полозу, но не рассчитала силы, и огненный артефакт улетел гораздо дальше, к разбитому стеклянному кубу, возле которого прямо на голом полу в россыпи блестящих осколков, словно маленькая забытая детишками игрушка, лежала саламандра.

Душа Хранителя Золота на мгновение словно покрылась тонкой коркой льда, сковавшего его отчаянием. Змееглазый наследник глубоко вздохнул, стараясь скинуть с себя путы внезапного оцепенения. Немного помогло, но важное мгновение было безвозвратно потеряно. Подлый жрец уже подобрался к кольцу и все-таки сцапал его своими загребущими ручонками.

— Ха-ха-ха! Вот вам всем! — Он нервно потряс с таким трудом добытой реликвией. — Я буду властелином этого мира! Ха-ха-ха! — Радостный смех победы перерос в истеричный хохот.

— Будеш-ш-шь, будеш-ш-шь… — многозначительно пообещал Полоз, собираясь с силами для одного решающего удара. — Посмертно.

Но расквитаться с мерзавцем Хранитель Золота не успел. Он уже сгруппировался для броска, напряг все мышцы, осталось только оттолкнуться от пола и взвиться смертоносной золотой молнией, бьющей без промаха, но тут его опять что-то бесцеремонно отшвырнуло в сторону. Огромная мохнатая туша, не останавливаясь, гордо прошествовала мимо ничего не понимающего Полоза по направлению к своему истинному хозяину. Неожиданно свалившегося к ней пять минут назад поклонника она почему-то не тронула, но второй раз заговорить зубы восьминогому монстру уже вряд ли удастся, такие твари умеют делать правильные выводы из своих ошибок, а значит, даже маленького шанса ему больше никто не даст.

Вот только предположить то, что произойдет дальше, Полоз и в самом смелом воображении не мог. Бодро промаршировав к Мурвинальху, ослепленному своей бурной радостью и не замечавшему опасности, Ллот схватила жреца одной передней лапой поперек туловища и с видом больного, глотающего горькую пилюлю, отправила его в рот. Мощные жвалы лениво задвигались вправо-влево. Зрелище было такое омерзительное, что к горлу подкатил ком тошноты.

Полоз, боясь пошевелиться, чтобы ненароком не привлечь к себе излишнего внимания, во все глаза таращился на паучиху. Сейчас она казалась ему намного больше, чем когда он рухнул на нее из окна храма, и еще уродливей. В полумраке колодца (из которого она, кстати, неизвестно как выбралась) и в ситуации крайней опасности, когда он в любой момент мог оказаться съеденным, как-то было не до детального рассматривания паучьей внешности. Собственно, и сейчас было не до этого — ведь его Салли без памяти лежала всего в двух шагах от него и, возможно, ей еще можно было помочь, но…

— Ру-у-у, — как будто ни к кому конкретно не обращаясь, вдруг выдала Ллот, а в голове Полоза словно прохладный ветерок прошелестел: «Забирай то, за чем пришел, и уходи».

Что это? Звуковые галлюцинации от перенапряжения и нервного потрясения? Или он уже на самом деле начинает сходить с ума? Хранитель Золота непроизвольно вздрогнул и мысленно отругал себя, услышав, как хрустнули под тяжестью его веса витражные осколки, но паучиха даже лапой не дернула на резкий звук, будто всецело была поглощена пережевыванием безвкусной, но полезной пищи.

— Ра-а-а, — более требовательно и громко раздалось под сводами храма. «Имей в виду, больше повторять не буду, а у тебя может не остаться времени», — снова сквозняком пронеслось в переставшем что-либо понимать мозгу Полоза.

— Это ты кому? Мне? — на свой страх и риск решился спросить он, чувствуя себя при этом очень глупо. С кровожадными безмозглыми тварями, способными только убивать и жрать, вообще бесполезно разговаривать, они не понимают нормальную речь и подчиняются исключительно интонации голоса хозяина, но сейчас у Полоза возникли некоторые сомнения.

Ллот неторопливо и почти бесшумно, несмотря на свои громадные размеры, повернулась к собеседнику передом и смерила его четырьмя парами внимательных глаз. Было во всем облике этого невероятного чудовища что-то такое, что вызывало не только отвращение и плохо контролируемый ужас, но и невольное восхищение. Она не бросалась в голодном приступе на все, что движется, не пыталась напугать одним своим видом или безумными действиями, напротив — была спокойна и даже немного заторможенна.

— Ру-ау, — раздалось из громадной пасти утробное рычание, в голове Полоза сложившееся в очень даже членораздельную речь: «У меня уже нет шансов, а у тебя есть. Так воспользуйся им».

— Но, может…

«Нет, поздно. Мурвинальх выбрал не ту игрушку. Я не желала служить ему, но у меня не было выбора. Он морил меня голодом по нескольку дней, а когда я начинала сходить с ума, давал пищу. Всегда живую. Это были люди, эльфы, еще какие-то разумные существа, но мне было уже все равно, чем насыщать свою голодную утробу. Какую же жалость и ненависть к самой себе я испытывала, когда разум после насыщения возвращался и приходило осознание содеянного. Я плакала и проклинала судьбу за то, что не дала мне прожить нормальную паучью жизнь. Особые, в основном магические способности жертв, которые доставались мне в качестве еды, передались мне и дали возможность не только вырасти до таких размеров, но и делиться полученной силой с моим хозяином. Он заставлял меня жить в этом узком каменном мешке и черпал магию, когда это ему было нужно. Я не хотела, но ритуал подчинения, который он провел сразу, как только получил меня в качестве тотемного животного, не оставлял мне выбора. Так продолжалось много лет. Верховный Жрец хотел достичь того, чего еще никому не удавалось, — стать единственным властелином всего сущего в мире, и я была одним из средств достижения его низменной цели. Но в один день, когда меня накормили невинным младенцем, как потом оказалось, способным в будущем свергнуть этого гнусного тирана (так нагадала ему одна пророчица, которая, как ты, наверное, уже понял, тоже пополнила мой рацион), я дала себе клятву отомстить. При первом же удобном случае, при малейшей возможности. Но Мурвинальх был очень осторожен и никогда не подходил ко мне близко. Видимо, понимал или чувствовал, что я так до конца и не подчинилась ему. И вот наконец сегодня настал день справедливого возмездия».

Полоз слушал эту проникновенную исповедь, все больше и больше ужасаясь тому, насколько сильно навязанное окружающим мнение отличается от истинного положения вещей. Мурвинальх был никчемным магом с подлой и алчной душонкой, жаждущей власти любой ценой. Для него ничего не значили чужие жизни и судьбы, они были всего лишь кирпичиками в огромном здании его безумных эгоистичных планов. И одним из этих живых кирпичиков оказалась Саламандра… А сколько их было до этого?

— Почему ш-ш-ше ты не с-с-съела меня, когда я с-с-свалилс-с-ся тебе на голову? — решил уточнить наследник Золотоносных Гор, только чтобы не молчать и не сойти с ума от всего услышанного.

«Утром я уже имела несчастье позавтракать и была еще не голодна, поэтому и соображала нормально. Только благодаря этому ты остался жив».

— С-с-спас-с-сибо с-с-са откровеннос-с-сть, — буркнул в ответ Полоз, невольно поежившись. — А ш-ш-што ш-ш-ше не убеш-ш-шала раньш-ш-ше?

«Плиты, закрывающие колодец, хозяин никогда надолго не оставлял открытыми, а чтобы выбраться, мне нужно время, я слишком неуклюжая и тяжелая, ведь двигаться и разминаться мне было негде, сам видел».

— И что ты теперь будешь делать, когда стала свободной?

«Умру».

Это короткое слово прозвучало в голове Хранителя Золота так спокойно и буднично, будто речь шла о планах на выходные.

— Но поч-ч-чему? — Он даже подался вперед, не веря до конца, что она так легко и просто говорит о собственной смерти. Или это единственное спасение для нее?

«Потому что я нарушила клятву подчинения, убив своего хозяина. Да и количество магии, которое я могу вместить в себе, имеет предел».

— Но я так понял, Мурвинальх бес-с-с тебя был очень с-с-слабым магом, почти никаким…

«Мурвинальх — да, а вот артефакт, который он держал в руках…»

И тут только Полоз осознал, что вместе с ненавистным Верховным Жрецом паучиха слямзила и Кольцо Саламандры, которое изначально являлось корнем всех зол, причем сделала это специально, сознательно обрекая себя на смерть.

Словно прочитав его мысли (или действительно прочитав), Ллот кивнула и низко наклонилась к золотому змею, будто хотела как можно лучше рассмотреть его и запомнить до мельчайшей чешуйки.

«Уходи, смелый незнакомец в облике змеи. Я чувствую, что энергия артефакта уже ищет выхода, долго мне не сдержать ее. Забери свое сокровище и уходи, пока не поздно. Очень скоро здесь будет слишком жарко».

Восемь глаз Ллот отразили уже начавшее бушевать внутри нее пламя. Полоз не стал больше терять ни минуты. Осторожно подхватив ртом тельце Саламандры, он метнулся к двери, но, врезавшись со всего маху в плотно закрытые створки, которые даже не дрогнули от удара, словно были каменными, отлетел обратно. Вторая и третья попытки вышибить дверь также не увенчались успехом.

Легко сказать — уходи, когда единственный выход намертво задраен, а выбитое окно находится на такой высоте, что без крыльев до него не добраться. Полозом завладело настоящее отчаяние.

«Уходи через мой колодец. Там есть небольшое сточное отверстие. Оттуда, особенно в холодную погоду, сильно сквозит, значит, оно имеет выход на поверхность. Куда оно ведет — не знаю, но ты сможешь в него пролезть».

Кинув на паучиху благодарный взгляд, Хранитель Золота одним движением очутился на дне каменного мешка, столько лет служившего домом несчастной Ллот. Отверстие, о котором она говорила, нашлось почти сразу, стоило только разворошить груду костей. Не раздумывая, Полоз скользнул в темный зев неизвестности.

Отправив зятя в свободный полет за спасением его мечты и своей дочери в одном лице, Змей Горыныч хотел убедиться, что тот приземлился благополучно, но внезапно прошивший кончик хвоста арбалетный болт заставил его несколько поменять планы.

— Ах вы, прихвостни поганые! — взревел обиженный столь неуважительным приемом Царь Долины. — Вы попортили мою драгоценную чешую! — и щедро пыхнул огнем в арбалетчиков. С такого большого расстояния пламя вряд ли дотянет до земли и сожжет кого-нибудь заживо, но нервишки и бороды прогреет изрядно.

Новая лавина болтов и стрел полетела вверх, как только дым немного рассеялся. Змей с легкостью увернулся и поднялся повыше, чтобы осмотреться и оценить обстановку во вражеском стане. Большая часть стрелков собралась на центральной площади перед храмом и активно вела обстрел вражеского воздушного лазутчика. Точнее — летчика. Вряд ли эти бедолаги не ведали, в кого стреляют, что им чести не делало, но бесстрашие, с каким эти людишки и эльфишки шли на смерть, просто поражало.

— Идиоты, — чисто для себя констатировал Горыныч, наблюдая, как площадь все больше и больше заполняется стрелками. — Нашли с кем тягаться. Око видит, да зуб неймет, — и, показав очень неприличный жест в виде выставленного среднего когтистого пальца, громко крикнул: — А вот это вы видели?

Скорее всего, видели, потому что забегали по площади быстрее и стрелять принялись гораздо чаще.

Но развлекаться и уж тем более уничтожать весь воинский штат Верховного Жреца в планы Царя Долины пока не входило. Сейчас следовало побыстрее вытащить Влада из ловушки, в которую он попал по собственной глупости и самонадеянности, а потом вернуться на помощь к Полозу, вдруг он один не справится. И все это надо проделать в максимально сжатые сроки.

Потеряв интерес к происходящему на центральной площади храма и лениво уворачиваясь от особо настырных рукотворных жал, Змей Горыныч полетел к злополучным воротам, где томился в ожидании Влад. Сам Змей в этой мрачной крепости, гордо именуемой храмом, уже давно навел шороху, раздраконил всех местных обитателей, и при этом совершенно не прятался. А вот у полозов задача была кардинально противоположная — оставаться как можно дольше незамеченными. Уже начавшему немного трезветь хале очень хотелось надеяться, что весь бдительный гарнизон бдит исключительно в его сторону и застрявшую под массивными воротами большущую змею еще не успели обнаружить. Не хотелось бы тратить драгоценное время на выдергивание то головы, то хвоста до неприличия длинного друга у пытающихся растянуть его еще больше стражников. А вот промочить три пересохших горла парой-тройкой, а лучше — четверкой кружечек хорошего вина он бы не отказался. Но негде.

Однако Змея Горыныча, решившего сначала присесть на крышу, где лучники не могли его достать, и разведать обстановку с более безопасного места, то есть сверху, ждал сюрприз. Огромные ворота, казавшиеся на первый взгляд неприступными, валялись на земле, так и сцепившись створками, будто близнецы-братья (видимо, замок был новее и крепче, нежели петли), а вся земля вокруг приобрела красный цвет. Бегающие туда-сюда воины с мечами наголо слишком ясно давали понять — Влада обнаружили.

— Неужели опоздал?.. — еще не до конца осознав случившееся, выдохнул Змей Горыныч.

— Ещ-щ-ще немного, и точно бы опос-с-сдал, — недовольно раздалось снизу. — Где Полос-с-с?

Три головы опасно перевесились через козырек плоской крыши и с облегчением обнаружили внутри огромного помещения, больше смахивающего на склад, живого и относительно невредимого владыку. Ярко-красные пятна на змеином теле Влада Горыныч решил в расчет не брать. Двигается, ворчит — значит, все в порядке. Может, просто ударился где. Длинным гибким хвостом владыка раскачивал какую-то бочку с явным намерением запустить ею в бестолково толпящихся у входа неприятелей.

— Полоз доставлен по назначению в лучше виде, — отрапортовала средняя голова, а правая вполголоса пробубнила: «Надеюсь, что в лучшем», но левая не дала ей озвучивать свои сомнения и дальше: — А ты, я смотрю, тут не скучаешь, даже сам выбраться сумел.

— Конечно, с-с-сумел, — примеряясь для более точного броска, ответил Влад. — Ворота с-с-сами вывалилис-с-сь от небольш-ш-шого ус-с-силия, едва не ос-с-ставив меня без хвос-с-ста.

— Да, без хвоста ты был бы не так импозантен, — посочувствовал Змей, продолжая с интересом наблюдать за еще больше засуетившимися стражниками. Причем их количество, как ни странно, уменьшилось. Наверное, толпой побежали за подмогой. — А сейчас ты чем занят? Я не мешаю своими разговорами?

— Как тебе с-с-скас-с-сать… — в тон ему оскалился владыка. — Вот их, — он кивнул на размахивающих мечами темных эльфов, — только немного нервируеш-ш-шь. А у меня целых два с-с-снаряда ос-с-сталось, так ш-ш-што продержусь ещ-щ-ще малек.

— А ты, оказывается, молодец. Снайпер. — Горыныч восхищенным взглядом трех пар глаз окинул поле боя. — Надо же так землю кровью врагов залить.

— Какая кровь? — не понял Влад и разочарованно добавил: — Я даже никого не покалечил серьезно.

— Да-а-а? А что это красное тогда? И пахнет как-то…

— А это, мой трехголовый прос-с-стофиля, — обычное вино…

С этими словами бочка полетела в особо смелых и самонадеянных мечников, решивших испытать судьбу и подобраться к огромному змею поближе, на расстояние досягаемости меча. Их постигла неудача, снаряд с плещущимся внутри содержимым был выпущен слишком умелой рукой, то есть хвостом. Разбежаться или отпрыгнуть никто не успел. Всех, кто стоял на пути траектории полета, раскидало словно щепки, а сама бочка, ударившись о землю, разлетелась вдребезги.

Ноздри Змея Горыныча усиленно затрепетали, уловив умопомрачительный запах крепкого красного вина. Он жадно подался вперед, отчего чуть не сверзился прямо на головы бегающих недотеп, которые небось и мечи-то первый раз в руки взяли, вон как неумело ими машут. С сачками эти олухи смотрелись бы более уместно. По крайней мере, безопасно.

— Сколько, ты говоришь, у тебя таких снарядов осталось? — с нескрываемым волнением в голосе вопросила правая голова.

— Теперь один, — с прискорбием констатировал Влад, подкатывая к себе последнюю бочку.

— Не бросай ее, умоляю, — жалобно заканючили все три головы разом. — Мы сейчас тут все уладим, а бочку ты потом отдашь нам. Идет?

— Валяй.

Три струи мощного пламени без предупреждения обожгли воздух у многострадальных ворот и быстро отбили у эльфов охоту приближаться к месту боя ближе чем на арбалетный выстрел. Бегали они все довольно быстро, поэтому покалеченных и убитых оказалось совсем мало. Даже подоспевшая подмога старалась держаться на расстоянии.

Воспользовавшись временным замешательством нерадивого противника, Царь Долины быстро цапнул в одну лапу Влада, в другую — вожделенную бочку и снова взлетел на крышу.

— Мож-ш-шет, мы с-с-сначала с-с-саймемс-с-ся более ваш-ш-шными делами? Например, с-с-спас-с-сением детей, — раздраженно отчитал владыка нежно обнимающего бочку и блаженно прикрывшего глаза Горыныча.

— Ес-с-сественно, — отрешенно отозвался тот и, выбив пробку, принялся вливать в себя плещущееся содержимое в каждую глотку по очереди.

— С-с-смей, ты — с-с-свинья!

— Я не свинья, я хала, это круче. — Горыныч наконец-то оторвался от вина, которого, надо сказать, осталось еще порядочно, и довольно крякнул. — Вот теперь полетели, — и, подцепив недовольного Влада под мышку, взмыл в воздух.

— Где ты оставил Полоза? — слегка придушенно спросил владыка, озираясь по сторонам. Острый шпиль, на котором не так давно висел трехголовый массовик-затейник, он приметил сразу. Такие шпили обычно устанавливают на самых главных зданиях…

— В их главном храме, — немного заплетающимся языком подтвердил его догадку Змей.

— И где он?

— А вон, с торчащей колючкой посередине. Скользкая она и неудобная, я чутье нее не свалился, пока этих неблагодарных Темных развлекал.

— С-с-сначит, летим туда, — из-под мышки командовал полетом Влад.

— А мы че делаем?

Но тут раздался какой-то непонятный нарастающий гул, воздух неприятно завибрировал, мешая Царю Долины свободно махать крыльями, эльфы внизу бросились врассыпную. Видимо, вибрация прошлась и по земле.

— Что это такое? — закричал владыка, стараясь не выдать охватившей его паники.

— Ё-моё-ё-ё… — только и смог ответить Змей Горыныч, потрясенно взирая на происходящее.

Огромные столбы пламени, клубов черного дыма и каменной пыли, величественно и грозно поднимаясь снизу, словно неведомое чудовище окутали весь главный храм Темных. Грохот рушащегося под напором мощной огненной стихии каменного изваяния, на первый взгляд казавшегося нерушимым, стал оглушительным, а взрывная волна отбросила царственную парочку, имевшую неосторожность оказаться в опасной близости, далеко за пределы крепостной стены. То, что строилось несколько десятилетий, что служило оплотом и святой реликвией темным эльфам много тысячелетий, что должно было и дальше вселять в сердца своих подданных уважение и трепет к власти, рухнуло в один миг. Вместо шпиля к начинающим робко зажигаться звездам взметнулся неимоверной высоты столб огня, вмиг разогнав опускающиеся на землю сумерки. Еще не до конца потемневшее небо заволокло едким черным дымом, а мелкое крошево останков храма продолжало разлетаться в разные стороны. И горе тому, кто ненароком оказался рядом.

— Кто не спрятался, я не виноват, — задумчиво прошептал Змей Горыныч, потрясенно глядя на гибель цитадели Темных. Они с Владом пребывали уже в человеческом обличье — перевоплощение после падения храма произошло непроизвольно. Оба отца теперь пребывали в некоторой степени контузии, осложненной шоком. Мягкая трава и рыхлая земля холма послужили им неплохой посадочной площадкой, но вот оглушило их изрядно. Правда, могло быть и хуже, только и сейчас паршивее некуда.

— Полоз, — жалобно прошептал владыка, обессиленно откидываясь на траву и закрывая глаза ладонями.

— Салли, доченька… — осознал наконец весь ужас происходящего и Царь Долины. — Как же это так? А?

А дальше были боль, отчаяние, страх, нежелание верить в реальность происходящего. Двое мужчин, такие разные в обычной жизни, но совершенно одинаковые в своем горе, лежали на склоне холма и отсутствующим безразличным взором смотрели на апофеоз огненной стихии. Их не волновали судьбы ни своих, ни чужих народов, им не было никакого дела до политических махинаций и личных разногласий, они не ждали наступления нового дня. Они скорбели. Их глаза оставались широко открытыми и сухими, а сердца обливались солеными слезами, все больше и больше бередя страшную кровоточащую рану. Они молчали. Им не о чем было говорить, да и зачем? Никакие слова не смогут выразить всю глубину горя отца, только что потерявшего свое любимое чадо.

Лаз был сырым и узким. Узким настолько, что иногда Полозу казалось, что он в один прекрасный момент застрянет и не сможет выбраться, как отец. Только отца обязательно выручит Змей Горыныч (он, конечно, тот еще тип и пьянь порядочная, но не подлец точно), а вот Полозу помочь будет некому. Однако пока везение было на его стороне, даже в самых узких местах удавалось протиснуться, а иногда проход становился довольно широким. Кромешная темнота сильно давила на психику и лишала чувства времени. Бесконечный лаз то поднимался вверх, то резко уходил вниз, постоянно поворачивал то вправо, то влево, сужался, расширялся, вилял, но заканчиваться, похоже, даже не собирался. И обещанного сквознячка, сулящего скорый выход на поверхность, что-то не ощущалось.

Сначала Полоз ни о чем не думал. Не мог, да и не хотел. Но по мере продвижения мысли потихоньку сами стали заползать в его ошалевшую от всего происходящего голову, порождая кучу вопросов, один страшнее другого. Прав ли он, безоговорочно доверившись кровожадному монстру, на совести которого не один десяток загубленных жизней? Почему благородство и сострадание паучихи проснулось именно сейчас? Зачем она сожрала своего хозяина, обрекая себя на верную гибель? Или не обрекая? А вдруг это тонкий психологический ход, рассчитанный на таких наивных дурачков, как Полоз, а сама заманила его под видом спасения в ловушку и теперь стала только сильнее? Если это так, то очень скоро Миром Царств безраздельно будет править восьминогая монстриха, и шансов остановить ее почти нет. А если допустить, что все сказанное Ллот — правда и она действительно является невинной жертвой жестокого рока? Тогда от главного храма Темных, оказавшегося вместо духовной цитадели средоточием коварства, лжи и предательства, очень скоро не останется и камня на камне. И что же на самом деле произошло с Салли? Можно ли ее еще спасти и как это сделать или он пришел уже слишком поздно? Недаром Мурвинальх так радовался заветному кольцу, что даже, кажется, не заметил собственной смерти. Но в любом случае Полоз постарается сделать все возможное и невозможное, чтобы вытащить свою любимую из цепких лап Лихого. Если надо будет, он зубами вцепится в глотку самой смерти, лишь бы Салли не ушла на другую сторону жизни навсегда. Пусть отвергнет его, но не уходит. Только за одну возможность хотя бы еще разок, пусть украдкой, взглянуть в насмешливые глаза Полоз готов был отдать слишком многое.

Неожиданно земля вздрогнула. Влажные комья полетели сверху как раз немного расширившегося прохода и глухо застучали по золотой чешуйчатой спине, глаза засыпало землей. Но одним толчком дело не ограничилось. Опасная вибрация стенок лаза, сначала еле заметная, набирала силу с невероятной скоростью. Что это такое и чем грозит — Полоз прекрасно понимал: обвал. Результат мощного взрыва или падения очень большого и тяжелого камня в хорошо резонирующей подземной полости, разрушительные волны которого разливаются далеко за пределы эпицентра падения. В Золотоносных Горах такое тоже случается, но очень редко — гномы умеют обходить такие опасные места стороной. Но здесь нет гор. Значит, Ллот не солгала. Значит, Кольцо Саламандры нашло выход своей мощной энергии, убив измученную самой жизнью паучиху. Пусть она покоится с миром — заслужила, бедняжка.

Глаза от попавшей в них земли сильно слезились, пришлось их крепко зажмурить, чтобы не засыпало еще больше, да и чесались они так гораздо меньше. Собственно, это ничего не меняло, все равно ничего не видно. Полоз ориентировался больше на слух и на боковые осязательные полоски на теле, которые позволяли даже в кромешной темноте чувствовать препятствия и не натыкаться на них, но долго так ползти тоже тяжело, он не привык к таким вынужденным ограничениям.

Но Хранитель Золота не приучен был сдаваться. Челюсти, бережно, чтобы ненароком не поранить, сжимавшие бесчувственную ящерку, затекли уже давно, но остановиться хоть на миг, чтобы поменять положение, Полоз не мог — обвал гнался за ним по пятам, норовя схватить его в свои смертельные объятия. Уже пару раз Полозу серьезно засыпало хвост, но в последний момент удавалось его выдернуть и нестись вперед с удвоенной скоростью. Если этот дивов лаз скоро не кончится выходом на поверхность, то силы покинут отважного наследника Золотоносных Гор и подземелье главного храма Темных станет для него могилой. Для него и для его Салли.

Но тут повеяло свежим воздухом. Полоз сначала подумал, что у него начинаются галлюцинации, но лаз резко пошел вверх. Это придало сил, возродило угасшую было надежду. Еще немного, и потемневшее послезакатное небо, украшенное бриллиантами первых звезд, величественно раскинуло свой необъятный купол над головой вывалившегося на мягкую траву наследника Золотоносных Гор.

Позволив себе несколько мгновений отдыха, чтобы выровнять дыхание после стремительных гонок со смертью, Полоз протер зудящие от земли глаза и приподнялся на локте и с удивлением обнаружил себя уже в человеческом облике. Странно, ипостась при выходе на поверхность вдруг сменилась сама собой, не задействовав при трансформации даже крупицу сознания. Такого раньше не случалось, и это немного пугало. Но Хранитель Золота решил, что подобные страхи могут и подождать, сейчас есть дела поважнее.

Одного взгляда хватило, чтобы определить — Салли по-прежнему в бессознательном состоянии (думать, что в мертвом, даже не хотелось), они находятся недалеко за пределами храмовых стен, наступает довольно светлая безоблачная ночь, а сам храм Темных дожирают жадные языки огненного мстителя, коего, как он и предполагал, выпустила на волю храбрая паучиха. В том, что рядом с храмом не осталось никого живого, Полоз даже не сомневался. Что уж говорить о живых существах, если даже толстые стены, окружающие это грозное строение, оказались в нескольких местах оплавлены, будто сделаны не из крепкого тугоплавкого камня, а из мягкого податливого воска. Но это же значит, что отец и Змей Горыныч… О, Вершитель… Не-э-эт…

Но окончательно испугаться и осознать неизбежное молодой наследник не успел.

— А я тебе говорю, что выберутся, — вдруг услышал он немного заплетающийся, но очень хорошо знакомый голос. — Точнее, мы говорим. Нас трое, значит, наше мнение весомее. Втройне. Вот.

— Но сейчас-то ты один, — резонно возразил другой голос, от звука которого сердце Полоза облегченно расслабилось. — А если бы все зависело только от вашего мнения, я бы каждой твоей морде по бочке самого дорогого коньяка подарил.

— Ловлю тебя на слове, злостный искуситель!

— Да пошел ты, Змей, знаешь куда. Мы потеряли самое дорогое и невосполнимое, что у нас только было, а ты с глупым пари лезешь. Бессердечная скотина!

— А ты пессимист отъявленный, это гораздо хуже. Я вот в твоего пацана верю, как в самого себя. Он не подведет и за мою Салли, если надо, жизни не пожалеет.

— Уже не пожалел…

— Да что ты понимаешь…

— Уж поболее некоторых…

Полоз понял, что из-за предполагаемой смерти своих детей эти две венценосные особы сейчас подерутся, как базарные торговцы. Надо было срочно воскресать, а то уже стадия оскорблений, обычно предшествующая драке, уже начала набирать нехорошие обороты.

— Не рановато ли поминки справляете? — Полоз выступил из кустов, которые, как оказалось, разделяли его с отцами, и посмотрел на сидящих прямо на земле мужчин сверху вниз. Пожар в стане Темных продолжал полыхать, и его зарево неплохо освещало всю прилегающую к храму местность.

— Во! Что я тебе говорил! — радостно заорал Царь Долины, резво вскакивая на ноги и кидаясь обнимать воскресшего. — Зятек! Я всегда в тебя верил! — Он, привычно дыша перегаром, продолжал тискать молодого человека в объятиях, пока тот сам осторожно не высвободился.

— Сынок… — еле слышно прошептал отец, с трудом поднимаясь с земли, словно силы изменили ему, а когда Полоз подошел ближе, крепко прижал к успевшей познать боль потери отеческой груди и зажмурил глаза, чтобы не разрыдаться от облегчения. Сын, не привыкший к такому проявлению чувств со стороны отца, не знал, как вести себя с ним, а потому просто осторожно приобнял его правой рукой за талию.

— Слушайте, все это, конечно, замечательно, — прервал их семейную идиллию Змей. — И я рад за вас обоих, но мне бы очень хотелось узнать — где моя дочь? Полоз, отвечай, где Салли?!

Хранитель Золота осторожно высвободился из объятий владыки и, низко опустив голову, развернул белый сверток, который до этого бережно держал в левой руке. Черное с желтыми крапинками пятно на белом атласе смотрелось неуместно и жалко. А еще жутко и безжизненно. Тишина, нарушаемая лишь треском огня пожарища и продолжающих рушиться храмовых перекрытий, зловещим пологом повисла между тремя мужчинами. Каждый думал о своем, но их объединяло одно — эта маленькая ящерка, которая была всем им по-своему дорога.

— Ты… — еле слышно выдохнул Царь Долины осипшим голосом, но продолжить обвинительную фразу так и не смог.

— Не я, — угрюмо помотал головой Полоз и кивнул в сторону догорающих останков: — Он.

— Она жива? — Это практичный владыка решил уточнить глубину постигшего их несчастья.

— Не знаю, — отстраненно ответил Хранитель Золота, не сводя золотых широко открытых глаз с той единственной, которую предназначила для него судьба, а он не смог уберечь. — Ритуал, который проводил Мурвинальх, завершился…

— О, сила Вершителя…

И снова повисла тяжелая мрачная тишина.

Молодой наследник стоял, некрасиво ссутулившись, отчего казался намного ниже ростом и постаревшим на несколько лет. Никогда еще он не чувствовал себя настолько паршиво и беспомощно. Хранитель Золота уже очень давно приучил себя полностью контролировать ситуацию, не давая воли эмоциям, считая, что они не позволяют трезво оценивать свои действия. А еще он гордился тем, что мог в любой момент повлиять на развитие ситуации, и самонадеянно думал, что так будет впредь. До сегодняшнего дня. Сегодня же Полоз, подавленный и несчастный, с ужасом осознавал, что именно здесь и сейчас он неспособен что-либо изменить. И это еще больше ввергало его в пучину беспросветного отчаяния.

Отблеск пожара стал ярче, будто огонь подкрадывался к скорбящим над крохотным тельцем мужчинам, но им было глубоко наплевать на любых невольных свидетелей их горя, и даже на коварные происки самого Лихого, если таковой осмелится вдруг явиться.

Тихое неуверенное покашливание, раздавшееся в пропитанной страданием тишине, прозвучало оглушающе громко и неожиданно.

— Извините, не хотел вас пугать, но времени слишком мало, а если бы я проявил положенную в данном случае вежливость и ждал, когда на меня обратят внимание, то его вообще не осталось бы, — склонил голову в учтивом поклоне нежданный пришелец.

Два острых клинка и три вопросительных взора сразу же обратились на него. Две пары глаз тут же расширились в немом изумлении, одна, напротив, сощурилась с раздражением, медленно переходящим в плохо скрываемую злость.

— Ты?! — первым пришел в себя Полоз. Вот уж кого-кого молодой человек не хотел видеть вообще, а в этот ужасный момент своей жизни особенно, так это его. — В твоих высокопарных речах здесь никто не нуждается, можешь не напрягаться.

— Думаю, сейчас не место и не время для ненужных споров и глупой ругани, — сдержанно осадил недружелюбного Хранителя Золота странный собеседник. — И пришел я не высокопарные речи, как ты выразился, толкать, этим можно заняться в любом другом…

— Вот и проваливай! — Долго сдерживаемое раздражение Полоза наконец-то нашло себе подходящую жертву, совершенно заставив забыть о последнем подарке учтивого визитера Саламандре. — Твое присутствие несколько неуместно здесь.

— Сын, кто это? — осторожно поинтересовался Влад, уже и так догадавшись, кто стоит перед ними. Владыка не думал, что ему придется когда-нибудь встретиться лицом к лицу с этой непонятной расой, после рассказов сына породившей гораздо больше вопросов, чем ответов.

— Да так, один наглый бессовестный тип.

— Зелиннэриан Кармита Арилаэн Ромиан Кавальтариэн Вальмароль, правитель Пара-Эльталя, — не стал ломаться огненнокрылый эльфырь, проигнорировав очередной грубый выпад в свой адрес. — Кто вы — я знаю, давайте обойдемся без титулов и званий, — и снова обратил свои светящиеся в темноте фиалковые глаза на змееглазого наследника. — Полоз, ты прекрасно понимаешь, зачем я здесь, не строй из себя выжившего из ума собственника. Она, — короткий взгляд на черный бездыханный комочек, — еще жива, но находится на самой грани. Ты ничем не поможешь, даже если покажешь ее самым лучшим целителям и магам Мира Царств. Во-первых, любая магия и целительство бессильны, тут задействованы слишком тонкие энергии огненной стихии, а во-вторых, в этой части суши не найти ни одного даже самого паршивого мага, Мурвинальх уничтожил всех, чтобы не создавали конкуренцию. Благодаря моему прощальному подарку я прекрасно чувствую малейшее движение ее души, она уходит все дальше и дальше от нас. Ее может спасти только первородный огонь.

— А ты тут каким боком? — не посчитал нужным смягчить тон Полоз даже после таких откровенных слов.

— Я его Хранитель, неужели ты еще этого не понял? — И, с удовлетворением отметив, что до Полоза наконец дошел смысл всего сказанного, Зелин жестко добавил: — Только я могу ей сейчас помочь, потому что только у меня есть сила, способная вернуть ей утраченное, а ты с каждой минутой промедления толкаешь ее на окончательную гибель. Салли — твоя жена, но своим недоверием ты убиваешь любовь. Не лучше ли один раз на свой страх и риск довериться сопернику, чем всю оставшуюся жизнь терзаться нестерпимым чувством вины, оттого что однажды малодушно поддался жалкому приступу эгоизма, ценой которого стала жизнь любимой женщины?

И снова на склоне холма воцарилась тяжелая тишина. Успевший пропитаться гарью воздух неприятной пеленой окутывал застывших в ожидании мужчин и не позволял вдохнуть полной грудью, чтобы хоть немного почувствовать освежающее действие наступившей ночи. Огонь пожара почти утих, насытив свою жадную утробу столь щедрым угощением, и теперь слизывал остатки былого пиршества — над стенами видны были лишь слабые отсветы, и только изредка особо неугомонные языки пламени взметались вверх, но быстро успокаивались, опадали и поспешно прятались обратно за стену.

Полоз напряженно всматривался в эту страшную и разрушительную игру огня. Он думал. Думал и боялся ошибиться. Боялся поверить тому, кто может, спасая, все разрушить. Боялся за жизнь той, что преподала ему хороший, но вместе с тем жестокий урок. Боялся потерять то, что первый раз за двести пятьдесят лет пришло к нему в душу и может вот-вот испуганно убежать, так и не принеся счастья.

— Полоз, сынок, пожалуйста… — робко тронул за рукав молодого наследника Царь Долины. В его глазах стояли горькие отцовские слезы.

Но он все медлил.

И тут из темноты появилась новая, закутаная в белоснежный плащ фигура. Когда она неслышно появилась в неярком свете огненных крыльев лиебе, на нее никто не обратил внимания, но когда плавным движением откинула капюшон…

— Вальсия! — одновременно ахнули владыка и нерешительный наследник.

— Мне очень жаль, Полоз, — виновато опустив глаза, прошептала она. — Но не волнуйся, я провожу ее самой легкой и короткой дорогой.

— Нет, — твердо посмотрел в глаза пособнице смерти молодой человек и резко повернулся к эльфырю, бережно передавая ему самое дорогое свое сокровище: — Надеюсь, ты не воспользуешься ситуацией и не запудришь ей мозги настолько, чтобы она не захотела вернуться… ко мне.

— Обещаю, я сделаю все, чтобы Салли осталась жива, слишком много времени уже упущено, а остальное… остальное зависит только от нее одной, — не стал кривить душой Зелин. — Жди в той же гостинице, где вы остановились последний раз. Если ровно через месяц в полдень меня не будет с ней или без нее…

— Почему только через месяц? — Хранитель Золота никогда не отличался терпеливостью.

— Если все пройдет хорошо и Саламандра останется жива, то незаконченное восстановление может грозить неполным соединением человеческой и огненной ипостасей, смена которых постоянно будет проходить бесконтрольно. Некоторое время это еще можно терпеть, но рано или поздно все равно ее настигнет безумие.

— Я понял. — Полоз еще больше нахмурился, стараясь не поддаться очередному приступу сильного раздражения и не наброситься на правителя лиебе с кулаками. Врезать ему по смазливой физиономии хотелось неимоверно и тем самым выместить ненависть к свихнувшемуся на власти Мурвинальху, вытравить из души отчаяние и бессилие, выплеснуть жадно пожирающую изнутри ревность к сопернику, ставшему по воле Вершителя единственным спасителем. Но Зелин, словно почувствовав, что в благодарностях и признательностях перед ним рассыпаться никто не торопится, окутал себя огненными перьями крыльев и медленно растворился в воздухе.

— Ты уж там постарайся, красавчик! — запоздало крикнул вслед последним затухающим искрам Змей Горыныч и, обессиленно опустившись на траву, закрыл лицо руками. — Хуже нет, чем ждать и догонять.

Солнце. Раскаленный огненный шар, единственная дневная звезда, щедро дающая всему сущему свет, тепло и энергию. Оно каждый день снисходительно наблюдает за тем, что происходит под его всевидящим оком и милостиво позволяет жить тому, до чего дотягиваются его лучи.

Солнце. Такое разное и такое одинаковое, такое неторопливое и такое молниеносное. Иногда оно так стремительно проходит по небосклону, что невозможно уследить за чередой сменяющих друг друга дней, а то ползет так медленно, что кажется, будто ослепительно-желтое пятно навсегда прилипло к одному месту и больше уже никогда не сдвинется, не приближая и не удаляя никаких событий.

Полоз не спал с самого рассвета. Минувший месяц, показавшийся длиннее, чем все двести пятьдесят уже прожитых лет вместе взятых, он провел как в горячечном тумане. Попытка напиться на пару со Змеем Горынычем уже через неделю сошла на нет. Инстинкт самосохранения в лице собственного организма сказал свое категоричное «Фи!», но даже сильным головным болям и выворачивающемуся наизнанку желудку Хранитель Золота был безмерно благодарен — это позволяло не думать, отвлекало от тревоги и отчаяния, ускоряло ход времени.

Но вот наконец день, решающий для него все, настал. И сегодня солнце снова до неподвижности замедлило свой ход, но Полоз радовался такому положению светила. Это оставляло еще несколько часов надежды. Он до рези в глазах всматривался в бескрайний горизонт, и иногда ему даже казалось, что он видит маленькую приближающуюся точку на фоне редких облаков. Но каждый раз это был обман зрения.

Полдень неумолимо приближался. Коварное солнце с завидным равнодушием к проблемам Хранителя Золота подкрадывалось к зениту, а когда оно пряталось за облаками, молодой наследник надеялся, что назначенный час, должный стать началом новой, совершенно другой жизни или концом вообще всего, никогда не наступит. Но он наступал. Медленно, страшно, сводя сума. Оставалось всего ничего — три часа, два, полтора, час… Минуты уже вряд ли что-то решат, их можно не брать в расчет. Пора возвращаться домой, в Царство Золотоносных Гор. К привычным, но ставшим пустыми и незначительными делам, к разработке новых месторождений золота и ценных руд, к общественной и политической жизни и финансовым отчетам. Только зачем теперь все это, без нее?

— Зелин, ты уверен, что не хочешь пойти со мной? — еще раз уточнила я больше для проформы, чем пытаясь уговорить главного эльфыря составить мне компанию.

— Уверен.

— Но почему?

— Не вижу в этом смысла. К тому же смотреть на радость более счастливого соперника не слишком большое удовольствие, а я мазохизмом не страдаю.

В этом он прав, конечно. Но если честно, я боялась идти одна. Боялась до дрожи в коленках, будто отправляюсь на прием к стоматологу с сильнейшей зубной болью. Знаю я этих любителей поиздеваться. Помочь толком не помогут, а челюсть вывихнут с превеликим удовольствием, да еще и в оголенном нерве всласть поковыряются. Лучше самому осторожно ниточку одним концом привязать к больному зубику, а другой — к дверной ручке и попросить кого-нибудь резко войти. И нервов меньше тратится, и лечение на порядок эффективнее. К сожалению, сейчас этот метод не сработает, к моему «больному зубу» надо идти самой, самолечение тут не сработает.

— Жаль. — Вздох сожаления вырвался помимо моей воли.

— Жаль, что не иду с тобой или что не страдаю мазохизмом? — попытался улыбнуться лиебе.

— И то, и другое, — себе под нос проворчала я. — Второе прекрасно решило бы первое.

— Ты неисправима, — уже более искренне оскалился в улыбке Зелин. — Даже драму прощания пытаешься превратить в некое подобие комедии.

— Это потому, что я нервничаю, но если очень хочешь, я могу слезу пустить, клок волос выдрать…

— Не надо, иди уже. До окончания отмеренного срока осталось всего полчаса.

Я вскинула на него недоуменный взгляд:

— Какого срока?

— Я обещал твоему мужу, что верну тебя сегодня ровно в полдень. В противном случае надеяться на что-либо бесполезно. Думаю, у него и так сейчас нервы взвинчены до предела.

Мой взгляд невольно обратился к солнцу, только-только скрывшемуся за маленькой тучкой. Осталось всего ничего.

— С каких это пор тебя волнует состояние нервной системы моего мужа? — не удержалась я от подозрительного вопроса.

— С тех самых, как ты прошла свое нелегкое воскрешение.

Я потупилась и не знала, что сказать. Понимала — вряд ли увидимся еще, если только опять не случится что-нибудь из рук вон выходящее, но так и не находила нужных слов. Зелин, этот кровожадный, если верить повсеместному поверью, эльфырь, сделал для меня невозможное — не дал уйти по ту сторону жизни, а ведь я уже почти была там. Удивительно, что его оригинальный подарок при нашем последнем расставании пришелся так кстати. Или он знал о грозящей мне опасности, о которой постоянно намекал? Скорее всего, но ведь ни за что не признается, паршивец. И спасение моей никчемной жизни, полной зашкаливающего эгоизма, тоже целиком и полностью его заслуга. И только я одна виновата, что поставила под удар сразу столько дорогих мне существ. Благо никто, кроме меня, больше не пострадал.

Когда я пришла в себя после завершения ужасного ритуала Верховного Жреца, оказалось, что огненнокрылый лиебе почти целый месяц держал меня на руках, погрузившись в самое ядро первородного огня, щедро, капля за каплей, вливая то, что так жестоко забрал темный эльф. А забрал он все подчистую, выжал из меня огненную сущность до последней искорки. Мерзавец! Как же меня потом обрадовало известие о его смерти от жвал собственноручно взращенного тотемного паука. Так ему и надо, безумцу — безумная смерть! Но это было много позже, а тогда я не чувствовала ни себя, ни своего тела, у меня не было никаких воспоминаний, меня не мучили сомнения, не одолевали желания. Я даже не пыталась понять и осознать, что со мной происходит и происходит ли вообще. Было ощущение абсолютной бесконечной пустоты. Точнее, это я была той пустотой, бескрайней, безразличной ко всему, даже к самой себе, неведомой. Холодной и горячей одновременно, большой и маленькой, взвинченной до предела и умиротворенной, всем и ничем. Меня болтало между берегами ледяного нечеловеческого равнодушия и удушающего зноя первозданного ужаса, низвергало с крутых вершин высшего мироздания в бездонную пропасть небытия и возносило обратно, я была везде и нигде. Все эти ощущения (нет, скорее — состояния) нельзя сравнить ни с чем. А потом вдруг все разом прекратилось. И лавиной нахлынули боль, страх, неуверенность, сомнения, обрывочные воспоминания. Мое сознание, вдоволь нагулявшись за пределами жизни и смерти, решило-таки вернуться в родное тело. И первое, что предстало перед моим ничего пока не понимающим взором, — необыкновенно красивые, но уставшие до изнеможения фиалковые глаза.

Память полностью вернулась чуть позже, восстановив до мельчайших подробностей последние события, приведшие к столь печальным последствиям для меня. К своему немалому удивлению, мне даже удалось вспомнить то, что произошло после того, как я отключилась в храме Темных, и разговор Полоза с паучихой запомнила до мельчайших подробностей. Но вот что было потом — полная темнота. Зелин вкратце поведал, как почувствовал, что я опасно балансирую на грани между жизнью и смертью; как отбивался от Мираба, слезно молившего взять его с собой и чуть не пошедшего на обман ради этого. Рассказал, как препирался с моим мужем, не желавшим внять доводам разума из банальной ревности, но страх потерять меня оказался сильнее его эгоизма; как жалко и потерянно выглядел мой отец, да и владыка тоже, пока решалась моя судьба, точнее, вероятность ее продолжения в принципе. Как сам правитель Пара-Эльталя, единственный, кто мог спасти умирающую саламандру, не давал мне уйти за последнюю грань бытия, погрузив бездыханное тельце в первородный огонь и питая им каждую клеточку моего организма, лишенного связи с огненной стихией. Огненнокрылый лиебе боялся, что огонь отвергнет меня, спалит дотла, как сухую щепку, не признав ту, которая по праву рождения принадлежала ему без остатка. Много дней и ночей ничего не происходило и не менялось, меня не хотели принимать ни там ни здесь, я, как это ни прискорбно, никому не была нужна — ни тому свету, ни этому, иначе две противоположности живенько бы определились. Но терпение и сильное желание увидеть ехидный блеск в моих глазах позволили Зелину совершить почти невозможное — вернуть меня туда, где еще оставались незаконченные дела, то есть в мир живых.

Я была безмерно благодарна правителю Пара-Эльталя за все то, что он для меня сделал. Разве можно дать больше, чем вновь возвращенная жизнь? Думаю, я до конца дней своих с ним не рассчитаюсь, о чем не преминула сообщить, но меня свято уверили, что его помощь мне — сущая ерунда. Этот клыкастый скрытник сослался на неоплатный долг передо мной всего народа лиебе за спасение и доставку в родные пенаты малолетнего наследника, но я была уверена, что причина его самоотверженности и запредельной взаимопомощи была совершенно другой. Зелин не озвучивал ее, не говорил высокопарных красивых слов о своих желаниях и чувствах, ничего не предлагал и не просил, но я прекрасно знала — он ждет и оставляет право выбора за мной и любое мое решение примет как должное. Только одно с радостью, другое — с сожалением и глубоко затаенной болью. Возможно, у нас с ним и могло что-то получиться, но вся проблема состоит в том, что этот благородный красавец с умопомрачительными огненными крыльями и завораживающими фиалковыми глазами слишком возвышен и спокоен. Он никогда не будет с упорством раненого кабана добиваться моей любви; не станет, включив запредельную мужскую фантазию, придумывать шокирующий сюрприз, дабы произвести на меня впечатление; никогда не психанет, если я не вовремя начну приставать с разными глупостями. Его любовь спокойна и глубока, словно лесное озеро, ею хорошо любоваться со стороны, но жалко тронуть зеркальную поверхность воды, чтобы не нарушить ненароком эту прекрасную идиллию. Я благодарна ему за чрезмерную заботу и трепетную нежность, которые он проявляет по отношению ко мне, вот только подобная любовь больше подошла бы какой-нибудь тихой скромной принцессе, смысл жизни которой и есть эта самая любовь. Но не мне. И Зелин об этом прекрасно знал, хоть и надеялся до последнего, ждал, что, уходя, я все-таки обернусь и брошусь ему на шею. А ведь сам даже ни разу не окликнул. А я ни разу не обернулась, хоть его умоляющий взгляд чуть не прожег мне в спине изрядную дыру. И только когда дорога резко свернула, милостиво освободив меня из-под прицела фиалковых глаз, я смогла расслабиться. Подобные прощания тяжелы для обоих.

Чем ближе я подходила к гостинице, тем сильнее у меня тряслись поджилки. От неизвестности и страха. Казалось бы, что тут такого? Это меня должны ждать с нетерпением и тревогой, просмотрев все глаза, а трясет — меня, даже голова немного кружится от волнения. Редкие в полуденный час прохожие, по большей части темные эльфы, спешившие по своим делам, искоса поглядывали на чужачку, но им было даже невдомек, что это я стала основной причиной смены власти в их царстве. Смерть Мурвинальха устраивала всех, тиран успел нагнать ужаса на большую часть своих подданных, а справиться с ним простым жителям было не под силу. Что же, хоть какая-то от меня польза.

Я сорвала веточку с первого попавшегося куста и принялась лихорадочно теребить ее, это немного успокаивало. Правильно говорят, руки заняты — голове легче.

Ворота гостиничного двора оказались настежь распахнуты, и у меня предательски екнуло сердце. А вдруг они не дождались и уехали? Но окрик отца, голос которого я не могла ни с кем перепутать, заставил облегченно расслабиться:

— Вы оба — ненормальные!

— На себя посмотри, почти месяц беспробудно пил, а теперь права качает. — Недовольное бурчание владыки я бы тоже узнала из тысячи.

— Не сметь собираться! — разорялся отец. — Я верю, что они придут! Не могут не прийти!

— Посмотри правде в глаза, Змей, — устало принялся объяснять мой свекор. — Уже почти полдень, а Зелиннэриан отвел нам именно этот срок. Чего ждать?

— Он сказал, что появится в любом случае!

— Но до сих пор не появился.

— Полоз, хоть ты скажи что-нибудь, а то молчишь как рыба об лед, — взмолился папашка, исчерпав все доступные ему доводы, и попытался найти поддержку у безучастного ко всему моего благоверного.

— Оставь мальчика в покое, не видишь, не до нас ему.

А Полозу действительно было не до них. В проеме ворот, уже совершенно не скрываясь и не считая нужным дальше подслушивать, стояла я, жутко нервничающая и смущенная.

— Полдень. — Больше мне в голову ничего умного не пришло сказать.

Отцы недоуменно повернулись на так некстати прозвучавшее слово с явным желанием придушить непрошеную кукушку, но тоже застыли, прервав свой прочувствованный диалог. Над гостиничным двором повисла звенящая тишина. Только лошадь облегченно всхрапнула, радуясь, что на нее перестали навешивать поклажу, и, цокая подковами по хорошо утрамбованной земле, протопала к ближайшей клумбе.

— Спасибо за честь, что удостоили меня минутой молчания, — усмехнулась я, глядя на каждое застывшее изваяние по очереди и стараясь не выдать своей нервозности. — Но знаете что… Не дождетесь!

— Салли! Доченька! Живая! — первым бросился ко мне отец и так сжал своими огромными ручищами, что мои ребра жалобно затрещали. — Я знал… я верил… я чувствовал… — лепетал он, неуклюже тыкаясь губами, должными означать поцелуи, мне в макушку. — Даже мысли не допускал… ждал до последнего… и дальше бы ждал…

— Ну слава Вершителю, — облегченно выдохнул владыка, расслабленно опускаясь на козлы для пилки дров и утирая со лба тыльной стороной ладони выступившие бисеринки пота. Тоже переволновался, бедный. Однако это совершенно не мешало ему с плохо скрываемым любопытством меня рассматривать. Ничего удивительного, ведь до сегодняшнего дня свекор свою невестку в человеческом облике ни разу не видел. — А ты долго столбом стоять собираешься? — уже более строго обратился он к сыну. — Или мне тебя, как маленького, за ручку отвести?

— Не надо за ручку, — насупился мой благоверный и сделал первый нерешительный шаг в мою сторону, будто я могла в любой момент наброситься на него и жестоко покусать. Даже мелькнула шальная мысль попробовать. Интересно, он малодушно убежит, обидевшись на мой глупый выпад, или стойко вытерпит, считая данную кару заслуженной?

Вместо этого я осторожно высвободилась из объятий отца и выжидательно посмотрела на своего благоверного, выглядевшего сейчас до смешного неуверенным. Никогда не видела его в таком состоянии, удивительные метаморфозы. К чему бы это?

Муж остановился на расстоянии вытянутой руки от меня и угрюмо буравил взглядом землю между нами, будто не зная, с чего начать разговор. Банальное «Привет!» его явно не устраивало. Я не торопилась ему помогать, гадая в уме, до чего он все-таки додумается, но даже у меня фантазии не хватило на то, что произошло в следующее мгновение.

Полоз, наконец придя в относительное согласие с самим собой, вдруг глубоко вздохнул и, опустившись на колени, покаянно опустил голову.

— Прости! — еле слышно прошептал он, будто это короткое, но такое тяжелое слово далось ему с невероятным трудом. — Прости меня, Салли, если сможешь… — продолжил уже чуть смелее, осознав, что его никто не перебивает и не гонит. — За мою тупую черствость и эгоизм, за нежелание понимать и слушать, за недоверие и ничего не стоящее самомнение. Я безмозглый, бесчувственный чурбан, ничего не смыслящий в жизни. Я хотел добиться своей цели любой ценой, совершенно не принимая в расчет, что ты такое же живое существо, как я сам. Ты преподала мне хороший урок, заставив понять, что в жизни есть вещи гораздо важнее золота, драгоценных камней и политики. Я благодарен тебе за это. Прости за то, что из-за меня ты попала в такую страшную передрягу, чуть не стоившую тебе жизни. Знаю, что все мои слова и оправдания выглядят жалким лепетом по сравнению с тем, что пришлось пережить тебе по моей вине, а твои боль и обида более чем оправданны… Но если бы ты оказалась так великодушна и дала мне всего один шанс…

Слушать его дальше было выше моих сил.

— Я прощаю тебя, — поспешно пролепетала я и не удержалась — провела дрожащей ладонью по склоненной в ожидании окончательного приговора голове. — Прощаю…

— Прощаешь? — Полоз вздрогнул от моего легкого прикосновения, будто ожидал совершенно другого, а теперь не верил в реальность происходящего.

— Я не хочу держать на тебя зла, не хочу всю жизнь лелеять глупые обиды, — сбивчиво принялась объяснять я. — Сначала я действительно тебя ненавидела, боялась, старалась напакостить всеми возможными способами, удрать, чтобы никогда не видеть твою холодную до дрожи физиономию. Ты сам не оставлял мне ни малейшего шанса…

— Я знаю. — Коленопреклоненный Хранитель Золота порывисто притянул меня к себе и уткнулся лбом мне в живот. — Еще раз прошу — прости…

— Еще раз отвечаю — прощаю.

Странный огненный вихрь, взявшийся неизвестно откуда, вдруг окутал нас раскаленным жалящим пологом. Невыносимый жар пламени даже мне не давал дышать и нестерпимо жег кожу. Я дернулась было, чтобы хоть как-то вырваться из власти этого безумного кошмара, но, к ужасу, обнаружила, что не могу пошевелить и пальцем. Закричать, позвать на помощь тоже не получилось, горло сдавило обжигающими тисками. Это что же получается? Неужели я с таким трудом выкарабкалась из лап смерти только для того, чтобы тут же второй раз умереть от коварства родной стихии? Что-то она в последнее время со мной в кошки-мышки играть повадилась: убью — воскрешу, снова убью и… подумаю, воскрешать или нет. А Полоз? Если он чувствует то же, что и я, то ему намного-намного хуже, ведь с огнем у моего мужа не такие дружественные отношения. Мне пришло в голову попытаться сменить ипостась, однако и в этом я потерпела сокрушительную неудачу, силы мысли оказалось для этого явно недостаточно. Но тут пламя начало постепенно спадать, жар ощутимо ослаб, и уже через минуту на землю упали последние затухающие искры.

Я осторожно приоткрыла глаза, зажмуренные больше от страха, чем по необходимости, и с удивлением обнаружила, что все живы-здоровы, никого даже не подпалило, а Полоз стоит уже на ногах, пытаясь заслонить меня от невесть откуда появившейся опасности, но так и не находя ее источника. Наши папашки с откровенным ужасом взирали на нас и не смогли сказать ничего внятного по поводу происходящего. Особенно мой, он даже с лица спал, перепугавшись, что, едва обретя дочь, чуть снова ее не потерял.

— Что за шум, а драки нету? — В ворота как ни в чем не бывало вошла Алессандра. Ее длинные иссиня-черные волосы густым водопадом струились по спине, очень гармонично сочетаясь с алым костюмом несколько странного покроя. Тонкие, почти облегающие красные брюки были заправлены в высокие лаковые сапоги с острыми носами, камзол, тоже красного цвета, смотрелся на теле, как вторая кожа, соблазнительно облегая все необходимые выпуклости, а декольте было не то чтобы глубоким, но открывало достаточно пространства для развития фантазии и обильного слюноотделения у мужской половины населения. К левому плечу брошью в виде пятилепесткового пламени была приколота полупрозрачная накидка, выдержанная все в тех же алых тонах. В руках ведьма держала тросточку, навершием которой служил самый настоящий огонь, слабо трепещущий при каждом дуновении ветра.

Мы дружно воззрились на нее как на явление, не совсем уместное в нашей компании. Не знаю, сколько лет матери знахарки на самом деле, но выглядела она сейчас потрясающе молодо. Не моложе меня, конечно, но эффектнее и соблазнительней уж точно. Я даже горько вздохнула, прекрасно осознавая, какой серой мышью выгляжу на ее фоне, да еще и с короткими, едва до плеч, волосами. Растрепанными и не очень ровно подстриженными.

— Это были твои проделки, ведьма? — глядя на Алессандру исподлобья, без обиняков спросил Полоз. Если он и впечатлился нежданно-негаданно свалившейся на наш гостиничный двор красотой, то виду не подал. Даже меч не потрудился опустить, лишь сделал пару осторожных движений, в результате которых я оказалась у него за спиной. — Учти, второй раз я не позволю забрать ее.

— Твоя храбрость не знает границ, мой мальчик. — Алессандра остановилась, непринужденно постукивая тросточкой по расслабленно раскрытой ладони. — Это похвально. Ты оказался достойным потомком своего рода. Расчетливым, умным, благородным, гордым, самодостаточным. Однако я смотрю, все это не помешало тебе забыть о своем высоком происхождении и холодном следовании намеченной цели, когда от твоих действий и чувств зависела чужая жизнь. Ты смог пройти предназначенный тебе путь до конца, не без сожаления, но все же ломал годами установленные стереотипы, делал правильные выводы, вовремя отметал ненужные сомнения, не пошел на поводу у вбитых с младенчества предрассудков. Не все твои предки могут похвастаться такими оригинальными качествами. Не так ли, владыка? — Ведьма повернулась к правителю Золотоносных Гор и вопросительно приподняла бровь.

— Кто ты? — Влад не понимал ровным счетом ничего, но под взглядом этой странной женщины в красном чувствовал себя неуверенным юнцом. И ему это очень не нравилось.

— Это Алессандра, мать той самой знахарки, которая попала под чары «темного сна», — поспешил ответить Полоз, тоже немало удивленный ее словами. — Я рассказывал вам про нее.

— И что она тут делает? — Владыка, видно, решил, что вести переговоры через сына безопаснее.

— Хотел бы я и сам это знать.

— Хватит уже темнить, красавица, — недовольно вклинился в разговор мой отец. Он выглядел мрачнее грозовой тучи, а в этом состоянии с ним спорить себе дороже. Правда, об этом из всех присутствующих знала только я одна, но, думаю, скоро и для остальных данный факт перестанет быть секретом. — Выкладывай начистоту, с чем пожаловала.

— Нет, ну надо же! — возмущенно всплеснула руками Алессандра, отчего язычок пламени на тросточке испуганно затрепыхался. — Всю торжественность ТАКОГО момента испортили!

— И в чем эта самая торжественность состоит, если ее никто даже не заметил? — довольно вежливо поинтересовался владыка.

Алессандра покачала головой и ободряюще подмигнула мне. Я пожала плечами, показывая, что с моей стороны хоть какого-то просветления ждать точно не приходится.

— Все очень просто. — Она широко улыбнулась, отчего скинула еще пару десятков лет, мне на зависть, и торжественно обвела нас всех сияющим взглядом. — Огненное проклятие Саламандры, уничтожающее род владык Золотоносных Гор вот уже на протяжении многих веков, только что пало.

Сначала никто из нас ничего не понял, осмысление пришло парой мгновений позже.

— Что?! — хором переспросили мы, разом подавшись вперед.

— Вы что — глухие? — Ведьма испуганно шарахнулась от нашего слаженного крика.

— Нет, но… — Как бы желанно и красиво ни звучали ее слова, у меня (да и у остальных, думаю, тоже) оставалась еще толика сомнений. Снятие огненного проклятия с помощью огня, не причинившего никому вреда, вполне логично и закономерно, но хотелось бы узнать кое-какие подробности, в том числе — что за роль во всем этом играет сама Алессандра.

— Не буду вас томить и сначала отвечу на самый главный вопрос, который, уверена, крутится в голове каждого из здесь присутствующих. — Ведьма величественно прошлась перед нами, снова методично постукивая по ладони тросточкой. — Я жрица Огня высшего ранга. Это я благословляла Аспида Четвертого, вашего легкомысленного предка, — она с вызовом посмотрела, на владыку и Полоза, — и… первую Саламандру, ставшую жертвой подлого предательства своего трусливого жениха.

Я ахнула. Сколько же на самом деле лет этой странной женщине?!

— Мой внешний возраст не должен вводить вас в заблуждение. — Жрица будто прочитала мои мысли. — А об истинном не советую даже спрашивать, к тому же женщинам такие вопросы просто неприлично задавать, — лукаво подмигнула она владыке и тут же снова стала серьезной. — Любое проклятие, каким бы мощным оно ни являлось, всегда может быть снято. Закон противодействия сил никто не отменял, а в магии он действует особенно четко. Вопрос состоит, как правило, не столько в самом проклятии, а в причинах, его навлекших.

— То есть достаточно устранить причину… — догадался Влад, но Алессандра не дала ему договорить:

— В некоторых случаях — да, если ты говоришь о добровольном отказе от своих слов проклявшего или же его смерти. Но, к сожалению, большинство проклятий гораздо живучее своих создателей, и тогда спасение возможно, только если воспользоваться эффектом обратного отсчета.

— То есть? — снова не до конца понял мой плохо сегодня соображающий папашка. У меня кое-какие догадки уже появились, но озвучивать их я не торопилась — вдруг окажусь неправа.

— Все очень просто на самом деле. — Ведьма в красном снова заходила перед нами туда-сюда. — Проклятия, как вы понимаете, особенно подобное вашему, с бухты-барахты ни на кого не насылаются, в любом случае ему предшествуют некоторые события. Вот эти самые события, только с совершенно противоположным результатом, и должны быть еще раз пережиты. Желательно с теми же самыми участниками.

— Получается, что если в далеком прошлом предок Полоза бросил безмерно любящую его Саламандру, отказавшись от нее ради трона, то сейчас Саламандра должна была бросить Полоза, несмотря на его… — Царь Долины не закончил фразы и во все глаза уставился на своего зятя, который поспешно отвел глаза и вообще усиленно делал вид, что его здесь нет. — Ух ты!

Владыка тоже воззрился на сына в некотором недоумении, будто не мог взять в толк — как его единственного наследника угораздило полюбить такую невыносимую особу, как я. Небось до сих пор забыть не может, как я душещипательно петь умею.

— А почему нельзя было просто об этом предупредить сразу, чтобы никто не мучился? — вполне резонно спросил Полоз. — К чему такие сложности?

— Мальчик мой… — покачала головой Алессандра, и ее потемневший взгляд показался мне средоточием мудрости многих веков. — Чтобы чего-то добиться, каждый должен пройти определенный путь. И чем выше запросы и поставленные цели, тем он труднее и заковыристее. К тому же каждый шаг подчас требует определенных жертв, тяжелого выбора, глубоких переживаний. Только пройдя через все это, начинаешь понимать настоящую цену своим стремлениям, чувствовать боль другого существа и бежать к нему на помощь по первому зову, обрекать себя на страдания и лишения ради того, чтобы отдать крупицу своего счастья близкому. А любовь и ненависть вообще приходят к нам только тогда, когда их никто не ждет. Нельзя любить или ненавидеть, сидя на одном месте, истинность этих чувств, их полный расцвет проявляется только в движении. Но самое мощное оружие против любого проклятия — прощение. Искреннее, выстраданное, всеобъемлющее. А не пережив всего, что с вами случилось, — упреждая мой вопрос, уже готовый слететь с губ, продолжила ведьма, — ты, Салли, не смогла бы вложить всю свою душу в это короткое, но такое важное слово «прощаю». Оно-то и стало последним ключом, снимающим все оковы многовекового проклятия. А огонь, который охватил вас с Полозом в тот момент, — это всего лишь выход остаточной негативной энергии.

— Ничего себе «всего лишь», — недовольно проворчала я. — Мне показалось, что из нас шашлык пытаются сделать.

— Да уж… ощущение не из приятных, — тут же согласился со мной Полоз и невольно передернул плечами.

— Не прибедняйтесь, — махнула на нас рукой Алессандра. — От этого еще никто не умирал. Это же очищающий огонь, а не карающий. Все живы, и вознесите хвалу Вершителю.

Мы с Полозом возмущенно переглянулись. Вот спасибо — утешила.

— А проклятие точно снято? — уточнил еще раз неверующий владыка, не зная, куда деть руки от волнения, и не придумал ничего умнее, как крутить в них оставленный у «козла» топор. — Может, тут какая-нибудь ошибка?

— Ошибка возможна только в том случае, если ты сейчас же не положишь эту штуку на место, — усмехнулась ведьма, кивая на топор. — В твоих руках она совершенно не смотрится.

Влад поспешил прислонить колун обратно к «козлу», но немного не рассчитал, и орудие дровосека рухнуло прямо на ногу ничего не подозревающему Змею Горынычу. Как же давно я не слышала от отца таких витиевато-возвышенных эпитетов, да еще по поводу степени родства владыки со всеми потусторонними силами вместе взятыми. Он даже пообещал наслать на него обратно только что снятое проклятие, если Влад еще хоть раз посмотрит в сторону топора.

— Да ладно тебе, не отрубило же ничего. — Владыка не придал происшествию должного значения.

— Вот я сейчас тоже «не отрублю тебе ничего», — продолжал разоряться мой папашка, прыгая на одной ноге. — И будешь без наследников всю оставшуюся жизнь куковать. Больно же!

— Ну извини…

— Не извиню! Чуть ноги меня не лишил!

— Не преувеличивай.

— Может, я именно эту самую ногу больше других люблю, а ты по ней топором.

— Да ничего с твоей ногой не случится!

— Случится! Дуй!

— Чего?

— Дуй, говорю. — Змей уселся обратно на «козла» и вытянул вперед пострадавшую конечность. — На ушибленное место всегда дуют, чтобы зажило быстрее.

— Вот еще! — Владыка возмущенно фыркнул и демонстративно отвернулся. — Ты когда ее мыл последний раз?

Тут уже я не выдержала и расхохоталась в полный голос. Честное слово, эти двое прекрасно дополняли друг друга. Легкость в общении и бесшабашность одного и повышенная серьезность, иногда граничащая с занудством, другого так хорошо сочетались между собой, что было бы очень странно, если они так никогда и не поладят. Полоз тоже по достоинству оценил комизм ситуации, и теперь мы веселились с ним на пару, громко при этом обсуждая забавных предков.

— Паяцы, — беззлобно констатировал Влад, подозреваю, имея в виду всех нас вместе взятых. А на моего отца вообще нельзя было долго злиться, он такие умильные рожицы строил, что снова вызвало с нашей молодежной стороны бурное веселье.

— Жестоко было грозиться лишить владыку наследников, когда он только-только обрел такую возможность в принципе, — как бы невзначай заметила Алессандра, со сдержанной улыбкой наблюдая за всем происходящим.

— Ты хочешь сказать, что теперь я могу на полном серьезе потребовать у него, — Полоз непочтительно ткнул в сторону отца пальцем, резко перестав смеяться, — братика или сестренку?

— Конечно, можешь, — хитро заулыбалась Алессандра. — Ему ничто не мешает, проклятие полностью снято, его чары больше не властны над вашим родом. Все зависит только от личного желания твоего отца. Владыка у нас еще мужчина в самом расцвете сил, и вряд ли женская красота стала ему доставлять всего лишь эстетическое наслаждение. Я права? — Ведьма кокетливо похлопала ресницами, а владыка стыдливо зарделся, как маков цвет в летнюю пору.

— Тогда я хочу сестренку! Нет, две! — безапелляционно заявил Хранитель Золота и скрестил руки на груди, давая понять, что он предельно серьезен. — Отец, я в тебя верю. Всю жизнь мечтал о большой многочисленной семье. Дядьки, тетки, братья, сестры, кузены. Первые и вторые нам правда уже не светят, а вот по поводу остальных…

— Опа-на! — Змей Горыныч, еле сдерживая смех, сочувствующе положил ладонь другу за плечо. — Влад, кажется, ты серьезно попал. Придется потрудиться.

— Отвали. — Владыка раздраженно скинул чужую руку с плеча. — Нашли тему для веселья. Я лучше с внуками понянчусь, оно как-то правильнее в моем возрасте.

— Не будь занудой, Влад.

— Отвали, я сказал!

— Да ты просто боишься, — обрадованно догадался Царь Долины и проникновенно заглянул в красное от смущения лицо владыки. Тот попытался отвернуться и стыдливо отвести взгляд, но Змей забежал с другой стороны. — Точно боится. Отвык, наверное, от детишек. Да мы еще этой молодежи покажем о-го-го! На сто очков вперед выйдем!

— Змей, прекрати сейчас же! — Мой свекор даже ногой притопнул от переполнявшего его раздражения. — К тому же меня мучает еще один немаловажный вопрос, о котором никто из вас даже не вспомнил.

— Отец, о чем ты? — сразу нахмурился Полоз. Видно, он не мог вспомнить, что такого важного успел на радостях упустить.

— Кольцо Саламандры!

— Кстати, да, — недовольно кивнул мой благоверный и обратил вопросительный взор на Алессандру. — Кто тот странный старик, что принес это кольцо? И откуда оно у него взялось?

— А вот это вы сами у него и спросите. — Жрица надула губы и обиженно отвернулась, словно Полоз с владыкой спросили что-то неприличное.

— С удовольствием. Найти бы его еще.

— А что его искать, этот старый хрыч наверняка давно уже подслушивает наш разговор, — не поворачивая головы, ответила Алессандра. Оказывается, возраст, даже такой солидный, как несколько тысяч лет, не сильно влияет на характер женщин. По крайней мере, менее капризными они от этого не становятся.

— А почему он не показывается? — Владыка принялся озираться по сторонам, пристально всматриваясь в каждый куст, даже верхушку ближайшего дерева не забыл рассмотреть, будто тщедушный старичок мог проявить чудеса ловкости и туда вскарабкаться. — Я бы с ним с удовольствием побеседовал.

— Откуда я знаю? Стыдно, наверное, вот и не показывается.

— А чего же ему стыдиться? Или он с подлецом Верховным Жрецом заодно? — полюбопытствовал Полоз.

— И ничего я с ним не заодно! — Скрипучий старческий голос заставил нас всех резко повернуться к воротам, явившим нам новое действующее лицо — того самого старика, на домик которого я наткнулась в первый день моего побега из Царства Золотоносных Гор. — Мог бы — собственными руками задушил. — Тощие сморщенные кулачки воинственно сжались, потрясая воздух.

Память меня редко подводила, и я прекрасно помнила, какой длительности переход этот кажущийся безнадежной развалиной старикашка проделал за один день, и сомнений в успехе его предприятия по удушению Мурвинальха у меня даже не возникло.

— Очень интересно… — Владыке дедок тоже оказался неплохо знаком. Значит, не просто так он на моем пути появился. — Давай рассказывай, — скрестив руки на груди, приказал мой свекор.

— А что рассказывать-то… — Старик сразу засмущался, опустив глаза долу. — Так я это… я того… мне как-то…

— А конкретнее, — потребовал подробностей Влад.

— Алес, может, ты, а? — Выцветшие глаза с надеждой уставились на великовозрастную жрицу, а сухонькие ручки в молитвенном жесте сложились на тощей груди.

— Аспид, у тебя совесть совсем от старости мхом покрылась? — возмутилась ведьма, взмахивая огненной тросточкой, будто отгоняя от себя назойливых насекомых. — Даже такое серьезное дело, как собственное успокоение, не можешь сам до конца пройти. Сумел напакостить своим потомкам, постарайся уж и почище убрать за собой, раз уж представился такой случай. Имей в виду, другого может и не быть.

— Аспид?! — Наше повышенное и не слишком радостное внимание совсем смутило дедулю.

Вот уж с кем с кем, а со столь далеким предком моего муженька, заварившим ту самую кашу, которую мы теперь тут все дружно расхлебываем, встретиться я предполагала меньше всего. По моим подсчетам, его косточки уже давно должны были рассыпаться прахом в родовом склепе. Ан нет, жив, курилка. Неужели и правда совесть даже на том свете покоя не дает?

— Но я… Эх, ладно! — Старичок махнул рукой и храбро повернулся к нам лицом, неумело изображая народного героя перед казнью в застенках жестоких мучителей. Даже на спасительные ворота, которые так заманчиво оставались открытыми, покосился, видно обдумывая пути отступления.

— Да, я и есть Аспид Четвертый, тот самый, которого вы все проклинаете за трусость и малодушие. Это моя ошибка, совершенная много веков тому назад, принесла моему роду столько несчастий. Поверьте, за свой грех я расплатился сполна. В качестве наказания эта добрая женщина, — старик, не глядя, указал головой на Алессандру, — с величайшего позволения Вершителя обрекла меня на жизнь вне жизни, смерть вне смерти. Для всех своих потомков я умер в положенный срок и был похоронен в фамильном склепе, а на самом деле… На самом деле с тех самых пор и до сегодняшнего дня мне суждено было стать невидимым свидетелем вымирания собственного рода. Я даже не представлял, насколько это будет страшно. Год за годом, десятилетие за десятилетием, век за веком я видел результат Огненного проклятия Саламандры на собственных потомках и с ужасом понимал, что в один прекрасный день увижу смерть последнего владыки Золотоносных Гор и крушение такого сильного и процветающего царства. И ничего не смогу сделать! — По впалой щеке Аспида прокатилась одинокая слеза, а голос задрожал от еле сдерживаемых рыданий, но он сумел взять себя в руки и продолжить более спокойно: — Сначала я во всем винил Саламандру, даже ненавидел ее, проклинал, надеясь, что ее потомки испытают хотя бы только малую крупицу того, на что она обрекла моих. Неужели она не могла понять, что не мог я тогда пойти против воли отца, не мог жениться на ней, потому что более сильная женщина — Власть — стояла между нами, что обстоятельства очень часто оказываются против нас, и мы бессильны что-либо сделать. Но много позже я понял, что с моей стороны это была лишь защитная реакция, желание во что бы то ни стало оправдать собственный низкий поступок. Саламандра, конечно, тоже хороша. Могла бы просто отыграться на мне, а не устраивать проклятие с широким размахом, но, если честно, более страшной кары она не могла придумать. И я, признаюсь, заслужил ее. Ведь для меня никогда не было секретом, что именно я являюсь главным претендентом на престол после отца, а Саламандра, что уж скрывать, несмотря на пылающую в моем сердце страсть, была мне не ровней. Надежда, что отец разрешит мне взять жену из низшего сословия, даже при условии, что она обладает поистине оригинальными способностями, умерла сразу, как только я заикнулся об этом. Что было делать? Я испугался. Испугался пойти против воли отца. Испугался его гнева. Испугался остаться вообще без каких-либо прав и без средств к существованию. Мне казалось тогда, что женщина, если она искренне любит, просто обязана меня понять.

— Вот оно, типичное проявление мужского эгоизма, — грустно усмехнулась я. — Сначала наобещают женщине с три короба, а потом женщины же и виноваты, что не понимают их тонкой мужской организации и возложенного груза ответственности, который с ними ну никак не связан.

— Только не надо говорить за всех, — тут же воспринял мои слова на свой счет Полоз.

— Если ты заметил, я вообще стараюсь говорить только за себя.

Еще не хватало, чтобы меня сейчас уму-разуму учить начали. И кто? Собственный муж, который в недавнем прошлом чуть сам дров не наломал ценой моей, между прочим, жизни.

— Давайте, вы свои отношения выясните потом, — строго шикнул на нас мой отец. — Бедному Аспиду и так нелегко эта исповедь дается, а тут вы еще со своими разборками встреваете. Если неинтересно, идите погуляйте.

Мы покорно замолчали, бросив друг на друга обиженные взгляды, словно давая понять: разговор не закончен.

— Я ошибался, — горестно вздохнув, не без труда продолжил Аспид. — Если б только можно было все вернуть обратно… Любовь намного дороже власти, ценнее всего золота мира, она стоит того, чтобы ради нее пойти наперекор всем канонам. А кольцо… кольцо я сам лично заказывал у жриц Огня, настояв, чтобы камень обязательно был из первородного огня, и подарил в нашу первую ночь… Как же разрывалось от боли и надежды мое сердце, когда через столько веков это кольцо снова оказалось у меня в руках. Я понял, что в мир пришла Саламандра и у меня есть шанс исправить все, содеянное мною. — И тут старик покачнулся, оседая на землю. Мы с Полозом дружно бросились ему на помощь, но он неожиданно твердой рукой оттолкнул нас, оставаясь стоять на коленях. — Салли, внученька, в твоем лице я хочу попросить прощения у моей любимой Саламандры, моей… Я стар и немощен, измотан не столько телом, сколько духом, раздавлен гнетом своих ошибок, но преисполнен благодарности к Вершителю, что помог мне выстрадать и искупить грехи. Сейчас же молю лишь об одном — прощении…

— Я прощаю, — сама еле сдерживая слезы, прошептала я. — А в остальном — пусть Вершитель тебе будет судьей…

Аспид закрыл ладонями лицо, и его плечи мелко-мелко затряслись, словно он плакал.

— Спасибо, деточка, за твое великодушие, дающее мне свободу от оков вечного скитания и кабалы бессилия. Я свободен… Наконец-то.

Старик еще раз дернулся, и его коленопреклоненная фигура пошла рябью, словно смотришь сквозь дым костра, истончилась до прозрачности и постепенно растаяла в воздухе как утренний туман.

— Думаю, владыка, ты можешь больше не волноваться за будущее Золотоносных Гор, они простоят еще не одно тысячелетие, — разогнала Алессандра тягостную тишину, вязким киселем повисшую между нами. — Аспид прошел свой путь наказания и теперь с чувством выполненного долга ушел по ту сторону жизни. Не стоит горевать по этому поводу, теперь он заслужил покой.

— Да, ты права, жрица, — скинул с себя покрывало внезапно накатившей хандры Влад. — Все хорошо, что хорошо кончается. Едем домой, Полоз. Если у Царя Долины на престоле сейчас законный наследник сидит, то мы самым безответственным образом бросили наши Золотоносные Горы без должного присмотра. Здесь нам точно больше делать нечего.

Старшее поколение дружно потянулось к гостинице, обсуждая на ходу свои дальнейшие планы как на личную, так и на общественно-политическую жизнь. Алессандра не стала отказываться от предложения двух правителей составить им компанию в праздновании такого счастливого события, как освобождение от тягот Огненного проклятия Саламандры, и ради такого случая даже скинула строгую маску жрицы Огня высшего ранга, превратившись в обычную незамужнюю даму, которой оказывают знаки внимания сразу два завидных холостяка. В общем, кокетничала напропалую. И куда только делась тысячелетиями накопленная женская мудрость? Ну и да ладно, ее право. В конце концов, это даже очень хорошо, когда, прожив не один десяток веков, человек продолжает ощущать вкус к жизни и тягу к развлечениям. Значит, в нашем мире еще не все потеряно, что не может не радовать.

А вот мысли о себе любимой радости доставляли гораздо меньше. Точнее, совсем не доставляли. Я столько месяцев боролась против насильно навязанной мне семейной жизни, столько способов перепробовала, чтобы избавиться от ненавистного мужа, столько всего испытала на пути к свободе, включая собственную смерть, и вот теперь добилась-таки своего — наш с Полозом брак можно считать расторгнутым, остались сущие бумажные формальности, а почивать на лаврах почему-то совершенно не хочется. Напротив, как-то пусто и тоскливо на душе. Почему же долгожданное событие, добросовестно выстраданное и честно заслуженное, имеет такой незатейливый пресный вкус? Наверное, из-за жгучего разочарования. Как бы я ни хорохорилась, как бы ни убеждала себя, что сопли-слюни, которые обычно зовутся любовью, мне совершенно ни к чему, что это всё сказочки для глупых девиц с одной извилиной, плавно переходящей в отдаленные внутренние органы, в душе все равно жила надежда, что рано или поздно я встречу своего единственного и неповторимого, который будет самым-самым. И мой теперь уже почти бывший благоверный вопреки здравому смыслу (моему, естественно) вдруг оказался тем самым самым-самым… Любовь Полоза и мое прощение разрушили многовековое проклятие. Но любовь ведь бывает так обманчива. Полоз полюбил Сатию, которая была для него интересной загадкой, непонятной странностью, очаровательной незнакомкой, он даже не подозревал, что видит перед собой ту, кого с таким рвением и жаждой мщения ищет по всему Миру Царств, а потом… Потом, как он сам сказал, ему стало интересно. И вот этот интерес вполне можно расценить как любовь. Тем более что все это закончилось так замечательно для горных владык — проклятие снято, ненужный более их роду брак можно считать расторгнутым, всем спасибо, все свободны. А ведь я действительно поверила в любовь, нежность, чувственность своего благоверного, такого холодного и равнодушного внешне, но столь пылкого и страстного внутри. И мое сердце, увидев в Хранителе Золота то, чего в упор не желал замечать разум, невольно потянулось к нему, открылось навстречу новому и трепетному чувству… А что в итоге? Да он убежит сейчас при первой же возможности. Я быстрее поверю, что он меня терпеть не может и раздражается от одного упоминания моего имени. По крайней мере, эти эмоции он демонстрирует охотнее и гораздо искренней.

Даже не обернувшись, я направилась вслед за старшим поколением. Мне было паршиво. Мысли, одна глупее другой, роились в моей дурной голове с нудным жужжанием и покидать ее, несмотря на все попытки хоть как-то себя подбодрить, в ближайшее время не собирались. Меня пугало дальнейшее будущее, кажущееся скучным, однообразным и совершенно неинтересным. Удивительное дело — еще совсем недавно я стремилась всеми возможными путями вырваться из насильно навязанного мне брака, убежать от грозящей опасности, показать ненавистному мужу, что я тоже тварь разумная и право имею. И что? Вырвалась, убежала, показала. Где обещанное чувство морального удовлетворения и эйфория с таким трудом доставшейся мне победы? Только тоска и какое-то непонятное беспокойство. Я так привыкла в последнее время быть в центре каких-то событий, что теперь даже не представляю, как вернусь к спокойной размеренной жизни во дворце отца.

Но больше всего меня пугали воспоминания о том единственном поцелуе с Полозом. От них странно сжималось сердце, и я словно заново оказывалась в крепких объятиях, чувствовала жадное прикосновение его чуть суховатых губ, ощущала странный трепет от запредельной близости сильного мужского тела, которое по всем брачным канонам должно было уже несколько месяцев назад принадлежать мне, а по иронии судьбы — оставалось чужим и запретным. Я пыталась гнать от себя все эти непрошеные мысли, чтобы не провоцировать строительство хрупких и никому не нужных воздушных замков, у которых и фундамент-то держится исключительно благодаря оптимизму главного зодчего, а эта вещь суть жутко ненадежная и недолговечная. Но получалось у меня из рук вон плохо, за что я обругала себя последними словами, будто это могло помочь.

— Салли, подожди. — Оклик Полоза настиг меня уже у самой двери гостиницы.

— Что надо? — сама удивляясь собственной грубости, брякнула я, даже не оборачиваясь, и тут же отругала себя за главного врага любой женщины — несдержанность.

— Тебе не кажется, что нам нужно поговорить.

— О чем? О разделе имущества? — Кошмар! Что выдает мой разум? Я медленно повернулась к пока еще мужу, изо всех сил стараясь скрыть растерянность и волнение.

— Ну если эта тема тебе так близка и сильно волнует, можно и о разделе имущества, — криво усмехнулся Полоз, но взгляд его при этом оставался совершенно серьезным и каким-то… выжидающим. Он явно от меня чего-то хотел.

— Ладно, давай выкладывай, — милостиво разрешила я, стараясь не смотреть ему в горящие золотом глаза. Я боялась в них раствориться и наделать глупостей.

— Может, пойдем прогуляемся? Тут могут быть невольные свидетели нашего разговора.

— И что с того? Мне скрывать нечего, в отличие от некоторых. — Тут я, конечно, кривила душой, но не признаваться же, что еле стою на ногах от внезапно охватившего меня волнения и беспокойства.

— Хорошо, — не стал спорить со мной Полоз и принялся очень внимательно разглядывать что-то у себя под ногами. Я уже не надеялась услышать от него хотя бы банальную фразу «прости и прощай» без дополнительных комментариев и объяснений по этому поводу, как тут мне в самое ухо прошептали: — Я люблю тебя, Салли… и не могу без тебя… да и не хочу.

Я отпрянула от него, как от бешеного медведя, поскольку уже убедила себя, что между нами все кончилось, даже не успев начаться, но не удержала равновесия и плюхнулась на пятую точку прямо на ступеньки. В выражении лица моего благоверного не было даже намека на издевательство или насмешку, сколько я ни пыталась их рассмотреть. Напротив — усталость, тревога и напряжение, готовые при слове «нет», если оно сорвется с моих уст, превратиться в привычную маску холодного безразличия.

— Салли, твое молчание можно расценивать как знак согласия? — снова еле слышно вопросил Полоз. В горле у меня мгновенно пересохло, и я не нашла ничего лучшего, как просто кивнуть. Мой благоверный обессиленно опустился на ступеньку рядом со мной, но тут же подскочил с раздраженным шипением. Оказалось, что он умудрился усесться на торчащий из плохо оструганных досок сучок.

Выглядели мы оба в этот момент до того смешно и глупо, что, посмотрев друг на друга, не выдержали и расхохотались. Частокол, непроходимой стеной выстроившийся между нами после снятия проклятия, рухнул сам собой, погребая под грудой жалких обломков все наши сомнения, страхи и неуверенность. Все несказанные слова и невыраженные желания вспыхнули яркими звездами, плотные защитные оболочки чувств осыпались ставшей ненужной шелухой, высвобождая на поверхность то новое, волнующее и вечное, чего так ждал каждый из нас.

— Я никуда тебя больше не отпущу, — горячо шептал мне мой единственный и неповторимый, самый-самый, обжигая золотом глаз.

— А я никуда не уйду, — прижавшись щекой к крепкой и такой надежной груди, ответила я, прислушиваясь к трепетному биению любимого сердца, — не дождешься, — и шутливо дернула его за косицу. — Если только…

— Учти, я ревнив.

— Опять в бачке унитаза топить будешь?

— Нет, отдам Вельзевулу с Вальсией на перевоспитание.

Я с притворным ужасом посмотрела в смеющиеся глаза наследника Золотоносных Гор, прекрасно понимая, что к этой парочке он меня не подпустит и на арбалетный выстрел.

— Кстати, любимая, — неожиданно спохватился Полоз, будто боялся, что так и забудет сказать нечто важное, — ты кое-что задолжала мне.

— И что же это? — Я сразу стала перебирать в уме все гадости, что успела сотворить за время нашей семейной жизни. Получалось многовато, но выставленный счет сначала ввел меня в ступор.

— Первую брачную ночь.

Ха, если мой благоверный решил меня таким образом испугать, то он глубоко ошибся, мне было что ему ответить.

— Между прочим, ты тоже мне ее должен.

— А я и не отказываюсь.

— Только попробуй!

— Вот видишь, Влад, а ты волновался. — Змей Горыныч успокаивающе похлопал владыку по плечу и отошел от окна. — Я же говорил тебе, что они сами разберутся и все будет хорошо, а ты — разбегутся, разбегутся, оба гордые, дерзкие и неприступные. Если они любят друг друга, то никакая гордость их уже не спасет.

— Нет, ты послушай, о чем они там говорят! — Владыка возмущенно ткнул пальцем в окно, откуда хорошо просматривался вид на крыльцо гостиницы.

— Тебя поставили подсматривать, а ты еще и подслушиваешь! — Жрица Огня укоризненно покачала головой. — Оставь их в покое, они уже взрослые детки, и не вздумай вскочить и бежать помогать советами.

— Правильно, — поддержал ее Царь Долины. — Пойдем лучше выпьем за это, вряд ли твой сын и моя дочь в ближайшее время вспомнят о нашем существовании.

— За нескончаемую вечность Золотоносных Гор и еще долгое правление рода мудрых владык, — подняла бокал Алессандра и, хитро подмигнув смущенному Владу, вкрадчиво добавила: — И за любовь, истинную правительницу мира.