Огненная избранница Альфы (СИ)

Фица покачала головой.

— Он красивый мужчина, галантный и хорошо воспитанный. Естественно, что вы поддались его обаянию. Но сейчас-то вы здесь, а не с ним, значит, знаете, что так нельзя поступать. Ваша тётушка, Всеблагая Брындуша, не благословила бы такую поспешность в решениях. Она просила бы повременить и всё хорошенько обдумать.

Агнешка подошла к камину и села в свободное кресло. Фица принесла ей наполненную до краёв кружку.

— Выпейте, госпожа. Это простая вода.

Агнешка благословила воду, попросив у богов вразумления и спокойствия на душе. Пока же ни тем, ни другим и не пахло.

Она решилась рассказать о том, что её сильней всего поразило:

— Хольгер сказал, что я, будто раба, ничего не решаю в собственной жизни.

— Он совсем вам голову задурил, — заметила Фица, усаживаясь в своё кресло. — Но ничего, это пройдёт. Доберётесь до дома, поговорите с отцом, всё разрешится.

— Или запутается ещё больше, — возразила Агнешка. — Боги не любят, когда мы отвергаем те блага, которые они нам посылают. Что, если я приеду домой, а отец не станет меня даже слушать?

Фица сказала:

— Вы его дочь. Он вправе решать вашу судьбу. И бояться нечего — ведь вы его плоть и кровь, он вас не обидит.

— Он может мне приказать. Запереть в комнате и заставить согласиться принять другого мужчину в качестве мужа. Того или этого — ещё вчера для меня не имело значения, но теперь это не так. Здесь, — Агнешка вновь коснулась груди, — я чувствую нить, протянувшуюся к другому сердцу. Его сердцу.

— Но этого не было совсем недавно. Вы боялись встречаться с ним. Что случилось?

— Он говорил со мной, мы спорили из-за его сестры, впрочем, неважно. Я разволновалась и тоже встала, и он остановился возле меня. Наклонился ко мне и…

Агнешка судорожно вздохнула. Тем, что случилось, она не хотела делиться. Своей нежностью и страстью Хольгер будто передал ей искру, и что-то в ней — словно давным-давно ждущее именно его — тотчас занялось и разгорелось огнём. Всего один поцелуй — долгий, нежный и страстный, — и она как пробудилась от сна. Всего один поцелуй — и мир изменился. Или изменилась она.

— И тогда я почувствовала, что связана с ним. И чувствую это совершенно точно сейчас.

Фица поворошила угли в камине. Молчала, вздыхала, качала головой.

— И какой же совет вы хотите у меня получить? — наконец спросила она.

— Что мне делать теперь? — Агнешка повернулась к Фице, уставилась в её серые на выкате глаза. — Как мне быть?

— Вернуться в дом отца, дать всему идти своим чередом.

Агнешка покачала головой.

— Кто мне это советует? Женщина, с которой мы вместе едва не погибли и оказались спасены как раз помощью Хольгера? Или служанка моего отца, боящаяся за своё благополучие из-за его вероятного гнева?

Фица опустила глаза.

— Даже не будь я служанкой, я бы сказала: разве можно довериться волколаку? Разве можно поверить в любовь с одного взгляда или поцелуя? Любовь — это, — она мягко улыбнулась, — не только страсть.

— Я боюсь, что если скажу «нет» и вернусь в дом отца, то начнётся сражение за меня. Хольгер не отступит, а я своим возвращением дам его противнику преимущество.

— Противником вы называете своего дорогого отца? — укоризненно спросила Фица.

Агнешка взглянула ей прямо в глаза.

— А кто он, если не противник? Я видела его всего несколько раз в жизни. Его всецело устраивало, что я живу в монастыре. Я не жалуюсь, но давайте будем честны: любви к дочери в нём совсем нет. Я понадобилась для его целей, и он вспомнил обо мне. Прислал письмо тётушке Душеньке, но мне — ничего, даже короткой записки. Разрушил всю мою привычную жизнь, но даже одним словом не удостоил. И станет ли слушать при личной встрече? Хольгер прав, для отца я раба, послушная и безмолвная.

— Небесный Отец благословляет решения наших отцов. Его Высочайшая Светлость давно не видел вас, может не понимать, что вы уже взрослая девушка, а не ребёнок. Но, как каждый отец, он любит вас и желает самого доброго.

— И при этом хочет меня продать.

Агнешка встала. Вновь подошла к окну. Лунная ночь и вид заснеженного леса вдали будто звали её.

— Продать? — негромким эхом откликнулась Фица.

— А разве не так? С чего бы ему вспоминать обо мне, если это не принесло бы ему никакой выгоды? — Агнешка горько усмехнулась.

Обычно она не позволяла себе унывать, что отец совсем к ней равнодушен, ровно как и мать, покинувшая её в младенчестве. Но и закрывать глаза на то, что не требует других доказательств — полная глупость. Она не осуждала родителей, нет. Но и верить в любовь и доброе отношения не могла.

— Мне нужно выбрать, куда и с кем я пойду по жизни, — сказала она своему отражению на стекле. — Кто для меня важней — моя нынешняя семья или та, которая станет моей — вот, что важно.

— И вы хотите получить от меня честный совет, госпожа? — спросила Фица.

Агнешка вздохнула.

— Наверное, страх перед новым толкает меня искать помощи в том, кто уговорит остановиться. Правда, это почти невозможно. И разум, и сердце согласны, что будущее важнее прошлого, а любовь, даже крохотная, только растущая, уже сильней равнодушия, да и долга перед равнодушным.

Глава 28. Хольгер. Красные линии

Всего один поцелуй, и Хольгер, прервав ужин, поспешил отвести Агнию в её комнаты. Врага ни разу так не страшился, как эту девушку. Боялся, оставшись с нею наедине, поддаться соблазнам, которые она в нём вызывала.

Её присутствие ломало в нём всякое благоразумие. Барьеры падали от одного взгляда на её нежные губы. Его так сильно тянуло к ней — сорвать ещё больше поцелуев и не только их, а и цветок её невинности. Выход нашёлся лишь в том, чтобы всё прекратить, прервав их свидание досрочно.

Не понимая того, она соблазняла. А ещё вела себя с ним как волчица. Будто уже получила укус и чувствовала их крепнущую связь.

Он видел отклик в выражении её лица, потемневших глазах, ловящих каждое его движение, в потяжелевшем дыхании, в неподдельной искренней заинтересованности и растущем томлении, которое она, не имея опыта, даже не осознавала.

Как такое возможно?

У него не находилось иного ответа, кроме того, что судьба знала, кого выбрать ему в пары. Агния с магическим огнём в крови была кем-то большим обычного человека.

Спрятать её от себя — тот единственный выход, который Хольгер нашёл в их положении. Признался во всём как на духу, задал ей наиважнейший вопрос и закрыл за ней дверь. А теперь маялся, мучился от нетерпения, от желания поскорей увидеть её.

Сон? Какой сон? Он не мог даже сидеть от волнения. Ходил по комнате взад-вперёд, выпил кувшин воды, вспоминал всё случившееся непрестанно.

Обратиться бы волком, бежать, куда глаза глядят, но он не мог себе это позволить: не мог далеко уйти от только-только обретённой пары, нуждался в том, чтобы охранять её покой, да и рана ещё не зажила. Так что он оставался в своей комнате, чутко прислушиваясь к стоящей на втором этаже тишине, улавливая запахи. Обдумывал, что сделает, когда она скажет «да».

В отказ не верил. Верил в её честность — она хотела согласиться. И лишь потом понял, какую ошибку допустил. Отправил свою Агнию в комнату, где находилась служанка — женщина немолодая, а значит, опытная и, по первому впечатлению, достаточно хитрая. Задурит голову Агнешке, и что он тогда станет делать?

Понятно что — приложит все силы, чтобы убедить отправиться с ним. Но лучше бы ему не пришлось этого делать.

Эх, какую же нелепую ошибку он допустил!

Досадуя на себя, Хольгер вышел в коридор. На ловца и зверь бежит: дверь в комнату Агнии открылась, и из неё появилась Фица. Кажется, она так себя называла, эта немолодая пышнотелая женщина.

Они замерли, разглядывая друг друга. Фица отмерла первой и склонилась в церемонном поклоне, подобрав юбки. Хольгер официально кивнул ей.

— Как хорошо, что я встретила вас, господин Хольгер. Нам с вами необходимо срочно поговорить.

Фица говорила на его языке, выглядела спокойной и уверенной в себе — и своей правоте, своём праве требовать у него аудиенции. Её не смущало ни их неравное положение, ни то, что время для беседы выбрано крайне неудачно.

Ночь так давно опустилась на землю, что даже самые рьяные любители повеселиться затихли, и с первого этажа больше не доносились звуки гулянки — лишь тихие разговоры прислуги и громкий храп выпивох.

— Как леди Агния? Спит? — спросил Хольгер.

— Да, слава богам, молодая госпожа смогла уснуть. Потому я здесь. Оставила её ради беседы с вами, господин Хольгер.

— Хотели поговорить со мной?

— Да, господин, — ответила она уверенно, но он чувствовал: нет, не только. Она что-то задумала, эта женщина. С ней надо держать ухо востро.

— Хорошо. Не будем стоять в коридоре. Здесь слишком много ушей. Пройдёмте в мой номер.

Она медлила, и он усмехнулся.

— Или боитесь меня?

— Вашего гнева, — ответила Фица и переступила порог открытой перед нею двери.

Хольгеру хватало огня камина и лунного света, попадающего в комнату с улицы, но ради человека он побеспокоился о том, чтобы зажечь свечи.

— Садитесь здесь, у камина. Разговор, вижу, будет долгим.

— Недолгим, если вы поймёте меня, или долгим и бессмысленным, ежели не пожелаете понимать.

Она дерзила ему. Вела себя излишне смело для человека подневольного, простой служанки, почти что рабыни своего господина. Разумеется, старалась так не ради молодой госпожи.

Если бы пресмыкалась и юлила, как любили делать люди, то это бы ему ещё больше не понравилось, так что он занял кресло напротив. Заинтересованно уставился в её лицо — круглое и румяное, с глазами навыкате, в которые вроде бы и смотришь, а не поймёшь ничего.

— Если вернусь к Его Высочайшей Светлости без его драгоценной дочери — может, помилует меня, а может, даже убьёт. Накажет, если поймёт, что приложила мало стараний, чтобы предотвратить её побег, — сказала Фица с обезоруживающей откровенностью. — Потому я здесь, господин Хольгер, всё обсудить и предотвратить несчастье для леди Агнешки.

— Она вам всё рассказала.

Фица улыбнулась.

— Она чистая искренняя девушка, она поделилась со мной всем, что с ней случилось, и попросила доброго совета.

— И что же вы посоветовали? — Хольгер чуть крепче сжал подлокотники мягкого кресла.

— Без промедления отправиться в дом отца, разумеется.

Как предсказуемо.

— Вы дали ей плохой совет. Она моя пара. Наша разлука причинит боль не только мне, но и ей. Судьба благоволит нам, леди Агния уже чувствует нашу связь. Говоря на вашем языке, боги благословили наш союз. Обряд в церкви, для ваших людей провести можно хоть завтра, я не против. Сделаю это, чтобы она считалась моей женой и для вас, вашего мира. Для меня и моих она уже мне жена. Так что опасения, что я играю ею, не имея намерения жениться, беспочвенны. Мы уже связаны навсегда.

— Необходимо благословение отца, — сказала Фица. — Леди Агния — знатная дама, а не девка, рождённая под забором. Её семья будет оскорблена, если вы так поспешите. Если попросите её руки — дело другое.

— Её семья не даст разрешения на брак с волколаком — после смирится и помирится с нами. Так было веками, почему вдруг сейчас стало не так? — он говорил это, глядя Фице в глаза, пытаясь за их блеском уловить движения души, но проигрывал. Что за женщина? Вроде простая, а как никто умеет скрывать свои мысли и чувства.

И дерзка непомерно для простой служанки.

— Госпожа может с вами сбежать, если вы на этом настоите. И что же случится потом? Её всем миром осудят. Такой поступок дочери обесславит отца. Его Высочайшая Светлость герцог Григораш пообещал отдать леди Агнию замуж, поклялся своей честью перед королем и членами совета, что ради мира на этой земле не пожалеет отдать свою дочь в жёны волколаку. Он клялся на священных книгах и образах, что исполнит всё в точности, как обещал.

— Отдаст свою дочь в жёны волколаку? — медленно повторил Хольгер и замер, крепко сжимая подлокотники кресла. — Это кому же?

— Господину Вольфгангу, внуку альфы альф Фридриха. Это имя было в письме, которое я везла драгоценной тётушке нашей Агнешки — достопочтенной Всеблагой Брындуше, настоятельнице монастыря.

— Мне поверить, что вы вскрыли и прочитали письмо своего господина? — ещё медленней произнёс Хольгер.

Из-за просыпающегося гнева — не на Фицу, на всё — чесались клыки.

— Поверьте в то, что эти сведения ввиду их особой важности герцог не доверил бумаге, которая может быть потеряна или похищена. Я — это письмо, каждое его слово хранится в моей голове. И имя предназначенного в супруги нашей Агнии — Вольфганг, внук Фридриха, короля волколаков.

— Фридрих не король, а всего лишь первый из равных, уважаемый председатель совета альф. Вольфганг по положению ничем не выше меня, — Хольгер говорил это, а думал: «Моя Агнешка — та ведьма, выбранная Фридрихом в жёны для внука».

Ярость, поднявшаяся в сердце, застлала глаза.

Фица растеряла свою уверенность, опустила голову, от неё пахнуло страхом.

Хольгер резко встал. Проходя мимо зеркала, заметил в отражении собственного лица светящиеся алым глаза. Гнев раздувал ноздри, подбородок был гордо вскинут.

Остановившись у окна, Хольгер шумно выдохнул, глядя на белый снег, искрящийся под лунным светом. Нуждаясь в спокойствии, альфа черпал его из вида усыпанного звёздами неба и леса, спящего под сугробами на разлапистых ветвях елей и сосен.

— Я взываю к вашему благоразумию, господин Хольгер. Подговорив леди Агнию к побегу, вы не только оскорбите её отца, герцога Григораша Сташевского, одного из первых людей королевства, но и его господина — короля Драгоша, а также наследника альфы альф Фридриха Вольфганга и самого Фридриха тоже. Гнев всех этих господ падёт не только на вас, но и на вашу избранницу, и на ваших детей, если им суждено будет родиться. Ненужной поспешностью вы разрушите не только репутацию леди Агнии, но и многолетнюю дружбу с господином Вольфгангом.

Он зло усмехнулся, услышав последнее. Ко всему подготовилась ведьма!

— О моей дружбе с Вольфгангом откуда знаешь?

— Спросила о том, кто такой господин Вольфганг, у вашей драгоценной сестры. Она рассказала.

Хольгер фыркнул.

Пусть видом Фица совсем не охотник, а обложила его красными флажками со всех сторон. Загнала в ловушку, не выбраться. Да и не она это сделала, а судьба, вещающая сейчас её устами, отказывающая ему в том, чтобы всё легко и просто решить.

— Есть надежда всё уладить миром, — сказала Фица утешающим тоном. — Если по положению вы равны с Вольфгангом, то сможете заменить его при заключении брачного союза, подкрепляющего подписание мирного договора. Ваш друг войдёт в ваше положение, и всё решится ко всеобщему благополучию.

— Возможно, — ответил Хольгер, глядя на лес.

Вот только друг ли ему Вольфганг? Стоит ли проверять силу их давней дружбы, рискуя потерей истинной пары?

Хольгер потёр запястье левой руки. Из-за Вольфганга его, словно шелудивого пса, посадили на цепь. Фридрих, наказывая Хольгера за драку, сослался на закон, единый для всех. Пережитого унижения Хольгер до сих пор не забыл и верил в дружбу с Вольфгангом меньше прежнего — хотя когда-то без размышлений отдал бы жизнь за него, выдающегося во всех отношениях человолка и альфу.

Глава 29. Хольгер. Предусмотрительность

Что со всем этим делать, Хольгер решил ещё до того, как пожелал Фице доброй ночи. Он проводил удовлетворённую его уступчивостью женщину до двери, убедился, что та отправилась в комнату Агнии, а не куда-то ещё. В своём номере он остался у двери в коридор и выждал необходимое время, чтобы Фица могла переодеться и лечь спать — либо вновь попытаться покинуть комнату и оказаться на этом застигнутой.

Доверять Фице не стоило. Откровенный разговор мог оказаться лишь частью её плана по «спасению» Агнии. Столь хитрая женщина вряд ли рассчитывала победить одними лишь разговорами.

Но если у неё и были ещё какие-то планы, то она отложила их до утра. Её, должно быть, успокоило сказанное им: «Я приму решение с учётом всех обстоятельств. Не беспокойтесь, я не навлеку на леди Агнию несчастье излишней поспешностью».

Шли минуты. В ночной тишине Хольгер вновь и вновь обдумывал план действий и не находил более выгодного решения, чем то, которое первым пришло на ум. Степень риска — исключить его полностью он не мог — оставалась приемлемой. Куда ниже той, когда он позволял Агнии, вернувшись домой, попасть во власть отца-деспота.

Судя по рассказу Фицы, Сташевский дал слово отдать дочь за того, кого он даже ни разу не видел, с кем не говорил, а значит, никак не мог знать, хорошим ли мужем окажется Вольфганг или и вовсе чудовищем.

Хольгер знал Вольфганга много лет и то не позволил бы ему взять Изи в жёны без серьёзного обстоятельного разговора. В то же время герцог Сташевский двигал дочь, будто фигуру на шахматной доске. Для него она — разменная пешка, и только.

Честь или выгода лишила Сташевского сердечного чувства к собственному ребёнку — это для Хольгера не имело значения. Хватало того, что он знал об отсутствии у Сташевского любви к дочери. Почуял её за словами Фицы, решил, что не ошибается, в итоге не таких уж и долгих размышлений.

А значит, настала пора претворить в жизнь план, в котором Григорашу Сташевскому отводилась далеко не самая главная роль. И чем быстрее, тем лучше.

Хольгер отправился на первый этаж — искать Лайоша. Справился быстро.

— Собирайся в дальнюю дорогу. Приходи, когда будешь готов. Я всё объясню, — сказал он, когда заспанный и не слишком довольный ночной побудкой Лайош открыл ему дверь.

Поднявшись на второй этаж, Хольгер остановился у комнаты Агнии. Чуткий слух позволил ему даже из коридора расслышать сонное дыхание женщин. Фица отправилась спать, считая себя победительницей в переговорах. Волнение покинуло её, и спала она хорошо, довольно посапывая.

Дыхание Агнии даже во сне оставалось взволнованным. Похоже, её снились несчастливые сны. Она ворочалась со стороны в сторону, вздыхала, и он бы мог поклясться, что в кошмарах она куда-то бежала, спасалась от несчастья, преследующего её.

Хольгер помечтал о том времени, когда звание мужа даст ему право открыть дверь в спальню жены и прогнать дурные сны, окружить заботой и любовью, подарить только счастливые впечатления, чувство безопасности и приятные переживания.

Он бы лежал рядом, держал бы свою Агнию в объятиях, гладил её волосы, шептал на ушко слова о любви. Их сердца бились бы в унисон. Запахи смешивались, образуя единственно правильный — пары. И, возможно, в колыбели, недалеко от постели, тихо посапывал бы их малыш.

Их совместная жизнь будет прекрасной, наполненной заботой и любовью. Из Агнии получится чудесная жена и мать. Он не мог ошибиться, ведь они пара, и он читал в её сердце. Слишком молодая, чтобы задумываться о детях, созрев, она станет лучшей матерью его сыновьям и дочерям. Детей у них будет много — целая стая.

Он так задумался, что опомнился, лишь когда остановившийся позади Лайош решил привлечь к себе внимание тихим покашливанием.

— Пойдём в номер, — сказал Хольгер. Щёки потеплели, выдавая смущение.

Хотя есть ли что-то постыдное в том, что стоял у двери будущей жены и слушал её сонное дыхание? Нет, конечно. Но сердце всё равно стучало быстрей. Всё, что касалось Агнии, вызывало волнение.

Он с усилием потёр лицо, стянул ленту с волос, вернув им привычную свободу. Лайош с нескрываемым любопытством поглядывал на него.

— К делу. — Хольгер постарался забыть о неловкости. — Я хочу, чтобы ты отправился в путь ещё до рассвета. Не один, возьмёшь с собой ещё двух — самых сильных и быстрых. Ваша цель — как можно быстрее добраться до столицы, разыскать в ней Вольфганга и передать ему письмо от меня.

— Письмо?

— Да, записку. Я напишу её, но скажу и на словах то, что нужно передать Вольфгангу. Мало ли, что случится в пути.

Хольгеру вспомнилось, как Фица сказала про себя: «Я — это письмо». Что ж, учиться у других не зазорно. А доверять Лайошу, как самому себе, давно вошло у Хольгера в привычку. Лайош не подведёт. О том, чтобы не болтал лишнего кому ни попадя, его даже предупреждать не нужно. Человолк верный и преданный, да что там — правая рука, лучший.

— Скажешь Вольфгангу, что я, альфа Хольгер, сын Рафаэля, прошу о срочной встрече с ним. Скажи, что со мной в столицу следует ведьмарка-целительница, которую выбрали ему в жёны. Ещё скажи, что она моя истинная. Мы продвигаемся к столице Северным трактом. Последняя остановка — в гостинице на въезде в город. Если Вольфганг там появится, то будем вместе решать, что делать. Нет — и я всё решу сам. В любом случае, свою женщину я никому не отдам. Но вместо него могу выступить гарантом при заключении мирного договора с людьми.

Лайош громко сглотнул и ничего не сказал.

— Всё запомнил? — уточнил Хольгер, садясь за письмо.

— Да, альфа. Поздравляю с обретением пары.

Хольгер кивнул, скрывая улыбку, которая невольно тронула губы всего лишь от того, что его пару признали. И ни слова не прозвучало, что она не волчица.

— Пока не до празднований, а вот потом, вернувшись домой, погуляем на славу, — пообещал Хольгер.

С письмом он справился быстро. Ещё раз его просмотрел и свернул несколько раз, вложил в кожаный мешок, который Лайошу в пути придётся нести на шее.

— Идите полями, мы же и дальше поедем по тракту. Доберёмся до окраин столицы к утру третьего дня. Ты же, отправившись напрямик, справишься на день раньше. Найди Вольфганга, Лайош. Он помнит тебя в лицо, должен поверить словам. Если схватят тебя или ещё какую замыслят ловушку, дай знак тому, кого оставишь в тени, вернуться ко мне и предупредить. Хорошо награжу тебя за верную службу.

Лайош низко опустил голову.

— Не ради награды буду стараться, мой господин.

Хольгер отпустил Лайоша, щедро одарив золотыми в дорогу и дав охранный амулет. Потом стоял у окна, пока из двора гостиницы не выскользнули три серые тени.

Доверяясь Вольфгангу, он рисковал. Изложил в письме всё прямо и честно, как делал всегда. Если же у него больше нет друга, то ошибка дорого ему обойдётся. Ещё и Изи с ним. Но если Вольфганг окажется достоин доверия — что ж, тогда в будущем и голову можно будет за него положить.

Глава 30. Агнешка. Тайны и планы

Агнешка не знала, что и думать о своеволии Фицы.

— Вы не должны были разговаривать с господином Хольгером у меня за спиной. Это моё дело, что ему говорить и как объяснять. Мой дальнейший путь — это мой выбор и моя ответственность. Только я принимаю решение, что делать со своею жизнью, куда идти и кому доверить руку и сердце. Вы не вправе мне в этом мешать.

Фица слушала внимательно и кивала, будто китайский болванчик. Агнешка как-то видела такой в покоях тетушки Душеньки — безделушку, привезённую в дар из далёкой страны. Только тронь, и та игрушка начинала кивать и могла это делать удивительно долго. Так и Фица — кивать-то кивала, слушать-то слушала, а упрямилась и во всём считала себя правой. Стояла на своём, хоть и повинилась в проступке сама.

Первым делом утром Фица призналась, что посреди ночи ходила к Хольгеру для серьёзного разговора. Рассказала и о том, о чём именно говорила и какие обещания выторговала у него.

— Мне доверили сопровождать вас сначала ваш батюшка, а затем и ваша тётушка. Сопровождать — это не только присутствовать рядом с вами, но и оберегать в меру сил от несчастий и ошибок. Ваш побег с господином Хольгером погубил бы вашу репутацию навсегда, огорчил бы и вашего батюшку, и вашу тётушку, Всеблагую Брындушу. Над герцогом Сташевским бы смеялись из-за вашего непослушания его воле, а сердце великой княгини Брановской разбилось бы при известии, что её воспитанница нарушила святые заветы. А теперь, слава богам, господин Хольгер изменил своё мнение. Пообещал позаботиться о вашем добром имени и уладить всё по-человечески.

Замолчав, Фица мягко улыбнулась. Во всём вела себя так, будто вовсе не ощущала за собой вины. Не видела нарушенного доверия между ними, но извинялась и объяснялась — как будто бы на всякий случай или из вежливости, для порядка.

Агнешка не знала, как спорить с ней. И стоит ли это делать — будет ли толк?

— Я сделала для вас всё, как сделала бы для собственной дочери, если бы таковой меня Господь наградил. Для себя самой я бы сделала то же самое. Прошу простить меня, молодая госпожа, за вмешательство, но иначе я не могла. Видела ваши сомнения, испугалась, что неопытность и пылкость первого чувства к мужчине закружат вам голову, и вы погубите себя. — Фица поклонилась. — Прошу, не ругайте меня, я всего лишь хотела для вас всего самого лучшего. Я поклялась на крови, что позабочусь о вас, и если понадобится — жизнь отдам ради вашего счастья.

— Иногда друзья нам хуже врагов, — сказала Агнешка, — а их забота как удушенье.

Фица молча опустила голову.

— Я не знаю теперь, как вам доверять, госпожа Быстрицкая.

Агнешка смотрела на Фицу, и у неё ныло сердце.

— Не доверяйте мне, — последовал ответ. — Лишь бы всё с вами было хорошо. Пусть в этом состоит награда за мою службу и верность.

Тем же утром, ещё до завтрака, Агнешка встретилась с Хольгером, чтобы тот ей кое-что объяснил, чего не могла знать даже вездесущая Фица. Для разговора они уединились в его комнате, сославшись на то, что Агнешке необходимо освободить тело Хольгера от целебного мха и прочего. Фица просила разрешения присутствовать и помочь в меру сил, но Хольгер ей отказал.

— Честь леди Агнии защитит присутствие моей сестры. Ваше — смутит уже меня, вынужденного разоблачаться, так что прошу подождать возвращения молодой госпожи в её комнате.

Прежде Хольгер такой стыдливостью не отличался, и все присутствующие об этом знали. Но не спорить же с ним. Его ответ прозвучал безукоризненно, не придерёшься. Фице пришлось отступить на прежние рубежи, а перед Агнешкой двери комнаты Хольгера оказались открыты.

Изи и правда находилась здесь. Не зная языка друг друга, они с Агнешкой обменялись приветливыми улыбками, но стоило двери захлопнуться, как сестра Хольгера ушла к себе, в смежную комнату, оставив будущих супругов наедине.

Первым делом Агнешка проверила рану — и убедилась, что Хольгер нагло солгал. Мох исчез, полностью растворился в наросшей на его месте плоти, и бок Хольгера теперь выглядел так, будто в него никогда не попадала отравленная стрела. Исцелению помогла не только магия, но кровь волколака — Хольгер выздоровел в разы быстрее любого человека, который бы получил подобное лечение.

— Беседа с твоей служанкой помогла мне принять правильное решение. Терпение — не моя добродетель, — признался Хольгер со слабой улыбкой, удерживая ладонь Агнешки в своих руках. — Я хотел бы прямо сейчас забрать тебя с собой и вернуться домой, к Соколиным утёсам, но нам придётся последовать прежним путём и всё же добраться до вашей столицы. Там мы встретимся…

Он замялся на миг, и Агнешка поспешила сказать:

— С моим отцом? Это плохая идея! — Всё в ней восставало против мысли, что придётся встретиться и вверить судьбу лишь по крови близкому, а по сути — чужому человеку. — Он не тот, которому стоит доверять. В нём мало благородства и чести. Тётушка не раз при мне о нём говорила. И пусть это было нечасто и, сказать по правде, очень давно, не думаю, что с тех пор он изменился. Люди не склонны меняться. Он торговец, мошенник и вор.

— Почему ты так считаешь?

Агнешка опустила глаза.

— Так, слышала кое-что. Его при мне обсуждали. И я знаю, что тётушка не лгала. Она врать неспособна. А вот он дурной человек, ему нельзя доверять.

Хольгер поцеловал Агнешке руку и несколько мгновений стоял так, дыша ею, не выпуская из плена её ладонь. Затем распрямился и взглянул Агнешке в глаза, и она замерла, готовясь выслушать его решение.

— В столице мы встретимся с моим другом. Хочу верить, что доверять ему можно. Мы с юности вместе, много вместе прошли, сражались плечом к плечу. Он тот, за кого я бы отдал жизнь, если бы та не принадлежала Изи, а теперь и тебе и нашим будущим детям. Он достоин занять место деда — альфы альф Фридриха — на совете. Его зовут Вольфганг.

Агнешка заслушалась, внимая больше звукам голоса Хольгера, чем словам. Имя Вольфганга прозвучало для неё резкой нотой, разрушающей волшебную мелодию.

— Да? Я уже слышала это имя, оно, по словам Фицы, было в письме… — Агнешка нахмурилась. — Так из-за него ты изменил решение?

— Нет. Из-за тебя. Моя жена по вашим порядкам — ровня королеве. И чтобы потом никто не смел тебя называть всего лишь моей любовницей, живущей со мной без законного брака, а то и падшей женщиной или ещё как-то, я хочу взять тебя в жёны ещё и по вашим законам. Привести за руку к алтарю, и пусть ваши боги благословят наш союз — если на то будет их воля.

— Боги, в которых ты на самом деле не веришь?

— Ты веришь. Твоей веры хватит на нас двоих. Я же верю в судьбу. На твоём языке, судьба — это воля Творца. Такой веры достаточно?

Да, такой веры Агнешке было достаточно. Она согласилась с решением Хольгера встретиться с Вольфгангом. И согласилась с тем, чтобы держать их планы в тайне. Сидела в карете, разговаривала и с Фицей, и с Изольдой, и с Хольгером, и ни одним словом не выдала секретные планы.

Несколько раз упомянула отца в разговоре, будто и не страшилась встречи с ним. Вела себя так, чтобы усыпить все подозрения, если таковые у Фицы остались. Щебетала и улыбалась, будто верила, что отец без возражений и сложностей согласится заменить одного зятя-волколака на другого, тоже волколака и альфу.

Хольгер смотрел на неё, улыбался. Ступнёй, обутой в сапожок, Агнешка касалась его сапога, и этого ей хватало для того, чтобы мечтать о том времени, когда карета, катящаяся то через засыпанные снегом леса, то через белые поля, то через утопающие в сугробах маленькие городки и деревеньки, когда-нибудь да остановится.

Часть 3. Дары и проклятья. Глава 31. Агнешка. Будь моей королевой

На обед они остановились в одной из придорожных гостиниц, и пока сбившиеся с ног хозяева и слуги накрывали на стол для столь большой компании оголодавших путников, Хольгер предложил Агнешке прогуляться.

Дорожки между покрывшихся инеем яблонь кто-то расчистил, и вид на сад из гостиничного окна казался поистине сказочным. Морозы стояли несильные, ярко светило солнце — день выдался редкий по красоте. В такую погоду грех сидеть в четырёх стенах, всегда говорила сестрица Эля, и Агнешка с радостью приняла предложение будущего мужа хотя бы недолго пройтись.

Именно так — мужем — она стала звать Хольгера, в мыслях примеряя на себя звание жены. И каждый раз изумлялась тому, что всего несколько дней назад и не думала о замужестве. Никогда прежде она не мечтала ни о супружестве, ни о детях, а сейчас нет-нет, да и представляла маленьких крошек с серебристыми, как у Хольгера, волосами, их семейный быт и приятные сердцу заботы.

Мысли приходили и уходили, а чувство радостного предвкушения сохранялось в душе. С каждым часом и с каждой минутой Агнешка всё больше и больше наполнялась ожиданием скорого счастья.

Как причудливо изменилась её тихая жизнь. Но судя по трепету сердца и радостному волнению — не в худшую сторону. Такие ощущения к Агнешке обычно приходили в церкви во время самых искренних и сердечных молитв, а теперь ту же светлую радость она чувствовала и без обращений к небесному, лишь при взгляде на Хольгера — не бога, но человека, созданного Творцом по образу и подобию Своему.

Фица осталась в гостинице, стояла у окна, наблюдая за их неспешной прогулкой. Агнешка помахала ей ладонью и получила короткий поклон в ответ. Обида на предавшую доверие женщину ушла. Злопамятностью Агнешка не страдала, но и глупостью тоже, потому гуляла по дорожкам сада с Хольгером наедине, без шанса для кого-либо подслушать их беседу.

— Мы не люди, — рассказывал Хольгер, — мы человолки. Я могу обратиться, и моё тело изменится, став сильнее, выносливее, намного опаснее для врага в битве. С покрывающим моё тело мехом, я смогу спать даже в снегу и никогда не заболею теми болячками, которые выкашивают людей целыми городами. Я узнаю врагов и любимых по запаху, запомню и никогда не перепутаю. Само моё тело станет оружием, я буду видеть лучше, слышать то, что неспособен услышать никакой человек, смогу бежать без устали на дальние расстояния. Таков путь человолка — быть и человеком с более сильным и выносливым телом, и зверем с человеческим разумом. Когда мы обращаемся, наше сознание меняется. Мы чувствуем больше, сильней, становимся более игривыми и агрессивными. С малых лет мы учимся собой управлять и в теле человека, и в волчьем обличии.

Заслушавшись, Агнешка даже не заметила, как замедлила шаг, а затем и вовсе остановилась. Взяв её за руку, Хольгер говорил:

— Когда ты станешь одной из нас, мир откроется тебе с другой стороны. Ты почувствуешь то, что до того никогда не чувствовала, ощутишь то, о чём и не подозревала.

— Что значит «когда я стану одной из вас»? — спросила Агнешка, заглядывая в синие глаза Хольгера.

— Чтобы стать моей королевой и быть принятой всеми человолками, тебе нужно принять мой укус. Я альфа, а это значит, что я могу открыть в человеке истинного волка, превратить в человолка. Для этого мне придётся тебя укусить.

Агнешка взволнованно выдохнула.

— Это больно?

Хольгер смотрел Агнешке прямо в глаза. Не мигал даже, будто волновался не меньше неё.

Ей понравилось, что ответил он честно и без прикрас:

— Да, это больно. Перед этим я обращусь, но не до конца, позволю моим клыкам появиться. Вот здесь, — приоткрыв рот, он дотронулся до третьего зуба от центра. — Сейчас это человеческий клык, а при обращении он удлинится и заострится. С его помощью я прокушу твою кожу. Потечёт кровь, но не стоит бояться. Я залижу рану, и кровотечение скоро пройдёт. И боль тоже утихнет. Пройдёт немного времени — у всех людей это по-разному, твоё тело начнёт меняться. Оно станет сильней, ты почувствуешь запахи, которых до того не ощущала, вкусы изменятся и станут намного полней, больше всего усилится слух. Сосредоточившись на ком-то одном, даже в человеческом теле, ты сможешь услышать биение его сердца.

— Ты слышишь моё сердце? — спросила Агнешка, широко распахнув глаза. — Даже сейчас?

— Да, — ответил Хольгер и прижал руку к своей груди. — Я слышу, как оно взволнованно бьётся. Не бойся стать такой же, как я. Укус надо пережить всего один раз. Он принесёт боль, это правда, но сравни это с рождением новой жизни. Матери кричат, производя на свет своих детей. И ни одна из них не отказалась бы от этой боли, лишь бы её дитя оказалось здоровым и с ней. Эта боль необходима, с ней ты родишься для новой жизни, станешь истинной волчицей — моей.

Потупившись, Агнешка призналась:

— Я боюсь боли. Вид крови мне неприятен.

— Прости, но уменьшить её я не смогу. Я не кровопийца, чтобы вбрасывать в кровь яд при укусе. Это они отравляют своих жертв, так что те готовы влачить жалкое и позорное существование раба ради переживания новых и новых укусов.

Ашнешка наклонила голову. Про вампиров она знала многое, но лишь по книгам. Хольгер же говорил о них так, будто знал не понаслышке, а встречался с ними — и бился не на жизнь, а на смерть. В вампирах альфа видел врагов.

— Ты видел их когда-нибудь?

— Да. — Хольгер посуровел лицом. — Для кровопийц люди — пища. Обликом они похожи на людей, многие очень красивы, выглядят молодо, в самом расцвете сил и здоровья, а на самом деле им сотни и даже тысячи лет. Внешне от людей их не отличить, только если по излишне бледной коже, да и то не всегда. Мы, человолки, узнаём их сразу. Их тела пахнут мертвечиной. И от укушенных ими пахнет так же мерзко и гадко. Для нас их вонь, само их присутствие невыносимо. Для них наша кровь — как отрава. Мы враги от сотворения мира и будем врагами всегда. Такова их и наша природа.

Оглянувшись вокруг, он сказал:

— Здешним людям повезло, что между этими землями и землями франков располагаются наши вотчины. — Несколько мгновений Хольгер смотрел Агнешке в глаза. — Тебе повезло даже больше других. Кровопийцы охочи до крови людей с магическим даром, способных хранить молодость десятилетиями и столетиями за счёт силы духа и магии, а не так, как они — питаясь человечиной.

Агнешка кивнула. Всё это она знала из книг. Но в голосе Хольгера говорил опыт воина.

— Я не такой, как кровопийцы. Я не хочу выпить твою кровь или, подавив волю, сделать тебя своей игрушкой. Я прошу тебя принять укус лишь однажды, чтобы дать тебе силы и возможность выживать в более суровых и тяжёлых условиях. Я хочу дать тебе укус, чтобы сделать тебя во всём себе равной. Поделиться своей силой, а не отнять. Возвысить тебя, а не превратить в безвольную рабыню.

Опустившись на снег на одно колено, Хольгер сказал:

— Агния, будь моей королевой. Стань истинной волчицей для истинного волка. Прими меня и мой дар.

Глава 32. Хольгер. Неожиданность

Агния смотрела на Хольгера широко распахнутыми глазами. Её нежные губы приоткрылись, морозный румянец расцвел на щеках. Она была так красива, что, не выдержав, Хольгер поднялся на ноги и прижал девушку к груди.

Шубы на ней и на нём не позволили толком почувствовать её тело, но это не имело большого значения. Хольгер наслаждался тем, что Агния льнёт к нему, будто плющ, обвивающий ствол крепкого дерева. Она доверяет ему, а значит, и предложение примет, не сможет ему отказать.

Но случилось иначе.

— Мне нужно хорошо всё обдумать, — сказала Агния.

— Ты отказываешь мне?

— Нет, всего лишь не отвечаю. Пожалуйста, пойми меня правильно. Дав согласие на укус, я изменю всю свою жизнь. Обратного пути для меня больше не будет. И это не то решение, которое можно принять вот так просто, в одно мгновение.

Конечно же, Хольгер её понимал. Но её сомнения, сама возможность услышать от неё «нет» радости не вызывали. Он шумно вдохнул. Её волосы пахли луговыми цветами и травами. Запах истинной пары кружил голову и соблазнял.

— А тебе нужен обратный путь? — спросил он негромко, всё ещё надеясь уговорить её согласиться прямо сейчас.

— Временами мне кажется, что я знаю тебя всю свою жизнь, — сказала она, глядя ему в глаза простым и честным взглядом. — А на самом деле мы знакомы лишь второй день. Пожалуйста, Хольгер, дай мне время всё осознать и привыкнуть идти по другому пути, не тому, к которому я готовилась всю свою жизнь, а новому, незнакомому. Ты просишь измениться, перестать быть только человеком, и это намного важней заключения брака.

И в этом она была права. Он слушал её — отказывающуюся сказать ему «да» — и гордился тем выбором, которое сделало его сердце.

— Ты верно сказал: согласившись, я будто начну наново жить на свете, стану другой, не такой, какой привыкла себя считать. Если я не попрошу у тебя времени на размышления, ты сам не будешь меня уважать. В твоих глазах я стану легковесной и глупой, как бабочка-однодневка.

— Никогда такого не будет. — Хольгер наклонился и коснулся её лба губами. — Но я понимаю твои опасения и даю тебе время подумать. Не бойся этого изменения. Ты ни в чём не станешь хуже, а только сильней.

Они вернулись в гостиницу, и время и события потекли своим чередом. Хольгер старался вдумчиво отвечать на вопросы Агнии. Она расспрашивала о Соколиных утёсах, жизни, которую ведут простые и не самые простые люди. О нравах, порядках, одежде и быте, воспитании детей, отношении к старикам, песнях и праздниках — обо всём подряд. Хольгер отвечал терпеливо, не избегал и сложных тем, чтобы Агния видела, что к её готовности открыться для новой жизни он относится серьёзно и с уважением.

Их беседа продолжилась и в карете. Они ехали дотемна, остановились в очередной гостинице, и уже там был и ужин, и долгий разговор наедине, и украдкой сорванные с нежных губ поцелуи.

— Я держу слово, которое дал, — сказал Хольгер в ответ на осторожные расспросы Фицы. — С вашей госпожой в моём обществе ничего дурного не случилось и не случится. Для меня её честь так же важна, как и для вас. Благодарю за заботу и желаю вам обеим доброго сна.

Передав Агнию на попечение Фицы, он ушёл к себе — в номер напротив. Там, как оказалось, его ждали Изи и Ферд — основательный и надёжный, но несколько медлительный бета, оставленный Лайошем за старшего вместо себя.

— Что-то случилось? — спросил Хольгер, сразу почувствовав по царящему в комнате настроению, что поздние гости его не порадуют. В первую очередь подумал про Лайоша, но дурные вести пришли оттуда, откуда не ждали.

Ферд вышел вперёд. Начал, как обычно, издалека, но Хольгер не торопил, зная, что так Ферд доберётся до цели с ещё большим опозданием.

— Милан — тот охотник, что стрелял в вас. Утром он попросил расчёт и сказал, что собирается вернуться к охоте.

Хольгер кивнул.

— Да, это так. Я помню, я видел, как он уходил, взяв с собой запас еды, достаточный для одного человека на несколько дней.

— Лайош приказал мне следить за всеми людьми из охраны, и я потихоньку отправил за охотником Рейми. Всего лишь чтобы убедиться, что тот не врёт, что не замыслил что-то дурное. Рейми нагнал нас только сейчас, рассказал, что Милан собрался вовсе не на охоту, а нанял быструю лошадь на постоялом дворе и попытался нас обогнать по объездной дороге. Рейми пришлось за ним немало побегать. Когда Милан заметил погоню, то принялся стрелять из арбалета. Рейми стащил его с лошади и куснул пару раз для острастки. Он забрал то, что Милан вёз. Вот оно, это письмо.

Ферд достал из внутреннего кармана сюртука конверт, поднёс к носу, вдохнул.

— Пахнет женщиной, которая едет с нами. Прочитать я не смог, но там что-то важное. Милан получил за доставку письма три золотых — многовато, для местных это солидная плата. Вот они. — Ферд положил на стол местные монеты без дырок.

— А что Милан? Что ещё он рассказал?

— Что за доставку письма в дом герцога Сташевского ему было обещано в десять раз больше. Та роскошная женщина договаривалась и платила.

— Тридцать золотых за два дня тряски в седле? Ты прав, это более чем щедрая плата. — Хольгер раскрыл конверт. Пробежался глазами по первым строчкам, качнул головой. — Хм, а среди нас предатель.

Изи сказала:

— Что там? Что она пишет?

— Да всё подряд, — ответил Хольгер. — Отчитывается обо всём, что произошло. — Он хмыкнул. — Утверждает, что я задурил голову молодой госпоже и сбиваю с пути истинного. Просит помощи как можно скорей. Боится, что не удержит госпожу от грехопадения или побега.

Изи прошлась взад-вперёд по комнате стремительным шагом.

— Я так разочарована ею. Она показалась мне милой и доброй.

— Мила и добра она к своему господину, — заметил Хольгер, дочитав до конца. — Я знал, что ей нельзя доверять, чуял это.

— И что же ты будешь делать, брат?

Хольгер спрятал письмо в конверт.

— Разбираться. Рядом с Агнией должен находиться человек, который служит ей и её интересам, а не её отцу. И какие бы благородные причины ни оправдывали эту женщину, её присутствия рядом с моей женой я больше не потерплю.

— Ты прогонишь её утром? — спросила сестра.

— Нет. Прямо сейчас.

Хольгер вышел из номера, в два шага пересёк коридор и остановился у двери в комнату Агнии. Изи и Ферд стояли за его спиной.

— Пахнет нехорошо, — сказала вдруг Изи. — Не пойму чем. Неприятно.

Хольгер глубоко вдохнул — неприятный запах тотчас узнал — и вместо того, чтобы постучать, толкнул дверь рукой. Та поддалась, и волоски поднялись у него на затылке.

Глава 33. Агнешка. Неожиданность

Принять горячую ванну после утомительной дороги и, кажется, даже в кости въевшегося холода — наслаждение, каких мало. Пользуясь интимностью, предоставленной узкой ширмой, а также тем, что Фица развешивала у камина одеяла и в её сторону совсем не смотрела, Агнешка сняла с себя всё и со стоном облегчения погрузилась в воду.

Гостиничная ванна оказалась большой и удобной, вода в ней — в меру горячей и пахла приятно: отваром целебных трав, шишек хмеля и семян овса. Агнешка решила, что заодно помоет и волосы, и с головой опустилась под воду. Вынырнув, негромко рассмеялась. Вода будто смыла с тела все невзгоды и неурядицы, расслабила и согрела.

С мытьём Фица ей помогла, втёрла в корни и по всей длине волос мыльный раствор, заодно вымыла верх спины, а затем предложила встать, чтобы помыть всё остальное.

Агнешка, и так по сонной лености позволившая себе принять слишком много не такой уж и необходимой помощи, страшно смутилась.

— Нет-нет, большое спасибо. Дальше я сама, — сказала она, протягивая руку за флакончиком мыла.

— Мне несложно помочь, — возразила Фица. — Госпожам принимать ванну всегда помогают служанки. Конечно, в такой работе опыта у меня совсем нет, но, думаю, я справляюсь с задачей. Буду очень стараться, чтобы вы не назвали меня неумехой.

До чего ж странно звучали её слова.

— То есть моя мачеха, герцогиня Рената, и моя сестра, леди Реджина, сами не моются, им помогают служанки? — заинтересовалась Агнешка.

— Конечно, у них обоих есть личные горничные и даже не одна.

— Больше одной? И что же им, бедным, с одной госпожой делать? — со смешком спросила Агнешка. — Или и одеваться госпожам помогают?

— Да во всём помогают. И волосы укладывать, и мыться, и одеваться, и одежду хозяйскую в порядок приводить. Госпожа на то и госпожа, чтобы вообще не заниматься работой.

Агнешка ещё раз отказалась от помощи и, когда Фица отошла, откинула голову на бортик ванны. На потолке танцевали отблески горящего в камине огня. От воды шёл пар. Фица, судя по тому, что Агнешка могла видеть из-за ширмы, взбивала подушки. Без приказа и просьбы, без даже намёка вела себя как служанка.

— Не получится из меня госпожи, — сказала Агнешка. — Это не по мне, поручать другим то, что я и сама в состоянии сделать. Такая помощь мне не нужна, да и никому не нужна, кроме больных и немощных.

— А вы посмотрите на это с другой стороны. — Фица не отвлекалась от дела. — Бедным девушкам тоже надо как-то зарабатывать свой хлеб. Служба в богатом доме личной горничной у госпожи — мечта многих. О такой работе богам молятся, боятся её потерять.

Поёжившись, несмотря на то, что лежала в горячей воде, Агнешка сказала:

— С этим, пожалуй, я соглашусь. А чем же целыми днями занимаются важные госпожи, раз за них выполняют всю работу? Церковь в доме отца я видела и знаю точно, что не святыми молитвами и духовными поисками.

Фица закончила расстилать постели и присела на край своей.

— Госпожа Джина учится, я ей преподаю.

— О, это интересно! А сестра любит учиться?

— Боюсь, что нет. Её матушка не благоволит занятиям, которые считает бессмысленными для счастливого будущего молодой девушки.

Агнешка вновь хмыкнула.

— Это каким же?

— Тем, которые никак не помогают найти хорошего мужа.

— М-м, понятно. А чем же тогда занимается сама герцогиня Рената?

— Её Высочайшая Светлость герцогиня Рената… — протянула Фица и надолго замолчала. — Ну, у неё много важных дел.

— Так много, что ни одного из них вы не смогли вспомнить, — фыркнула Агнешка и попала точнёхонько в цель.

После небольшой паузы Фица призналась:

— Я и правда не могу сказать, чем занимается герцогиня. Никогда не видела её за работой. Но меня она не жалует, так что верить моим впечатлениям нельзя. Её Высочайшая Светлость присутствует на семейных трапезах, посещает молодого господина Антонаша, беседует с супругом, когда тот к ней обращается. Всегда прекрасно выглядит: очень красивой, роскошно одетой, достойной своего высокого статуса. К каждому выходу к столу меняет платья, украшения и причёски.

— Посещает балы, встречи, выезды, званые вечера? — подсказала Агнешка.

— Только если в компании герцога, а он не слишком часто берёт жену с собой, — ответила Фица. — Я бы даже сказала, что это случается так редко, что становится событием, которое обсуждают несколько недель.

Агнешка вздохнула.

— У неё ужасно скучная жизнь. Высокий статус не даёт ей работать, а верность мужу — развлекаться, как возможно, хотелось бы. Да, быть важной госпожой до крайности скучно.

Занявшись мытьём, Агнешка закончила разговор. А думала про себя: «Вот та жизнь, о которой все мечтают». Хольгер рассказывал ей совсем о другой. О детях, любви, работе, которую они будут делать вместе, о важных вопросах, которые он будет с ней обсуждать, о её целительском даре, который она сможет развивать и применять для помощи людям. С ним её жизнь не превратится в череду переодеваний ради выхода к столу и — редко — в свет. Хольгер ей это твёрдо пообещал, и сердце подсказывало: его намерения честные, в словах лжи нет.

Поймав на себе задумчивый взгляд подошедшей с горячими полотенцами Фицы, Агнешка предложила:

— Говорите смело, что хотели сказать. Я не обижусь и уж тем более не накажу вас за правду. Только не лгите мне, остальное я вам прощу, даже если ваши слова мне не понравятся.

— Госпожа, я ничего такого…

— Не лгите мне, очень прошу, — повторила Агнешка.

Фица потупилась, затем развернула большое полотенце перед собой, и Агнешка, выбравшись из ванной, тотчас завернулась в приятно тёплую мягкую ткань. Вторым полотенцем они вместе с Фицей укрыли мокрые волосы. Фица подала Агнешке домашние туфли.

— Даже не думайте этого делать, — сказала она, заметив, что Агнешка разглядывает воду, натёкшую на пол. — Я всё уберу. Хоть эту малость позвольте мне сделать.

Агнешка закончила вытираться и надела ночную сорочку и халат — прогретые у огня, подготовленные для неё заботливой Фицей. Хотя та и говорила о себе, что как личная служанка она неумеха, но факты спорили с её утверждением. Привыкнуть к её помощи было так легко. Если бы не вмешательство в чужие дела, не вчерашний разговор с Хольгером посреди ночи, за спиной и без ведома той, которую обсуждали, то Агнешка бы посчитала Фицу идеальной во всём. Но изъян в Фице имелся и такой обидный.

Увы, как бы ни хотелось видеть в ней только хорошее, но всецело доверять Фице нельзя. Кому она верна — Агнешке и, в том числе, их спасителю Хольгеру, или хозяину, герцогу Григорашу? А может, Всеблагой Брындуше, перед ликами богов потребовавшей у Фицы клятву на крови заботиться об Агнешке, слушаться её во всём и, если потребуется, жизнь за неё отдать? Агнешка подозревала, что честного ответа ей не получить, даже если прямо спросить, а уклончивого, чтобы не разочароваться в Фице ещё больше, она боялась.

— Так что вы хотели сказать? — спросила Агнешка, усаживаясь у туалетного столика с большим зеркалом. Перед ней лежали два гребня, и она взяла тот, что с редкими зубцами — так расчесать волосы будет легче.

— Я рада, что разум восторжествовал, и господин Хольгер отказался от мысли украсть вас и увезти в свою страну без благословения родителей и брачного обряда. Ваш отец не такой плохой человек, как вы думаете. Мне говорили, он очень любил вашу матушку. Сейчас вы уже взрослая девушка, и на отца похожи совсем немного, а значит, похожи на мать. Увидев вас, повзрослевшую, он непременно смягчит к вам своё сердце.

— Непременно? — усмехнулась Агнешка. Она помнила отца — холодный камень в его груди и сердцем было сложно назвать.

— Я на это надеюсь и молюсь богам о вашем примирении и семейном счастье, — ответила Фица.

Агнешка вздохнула.

— А я даже не надеюсь. Тем более что они не были обвенчаны. Я незаконнорождённая дочь.

Как и всегда при мысли о матери — великой целительнице Василике — сердце Агнешки сжалось. Произведя дочь на свет, Василика куда-то исчезла. Агнешке не досталось даже воспоминаний о ней. Она знала о существовании матери, но и только. Как и отцу, до этого часа Агнешка Василике была не нужна.

— Но ваш батюшка признал вас перед всем миром, — сказала Фица, — а это многого стоит. Если бы вы родились в простой семье или стали подкидышем, то даже с вашими талантами не смогли бы вести такую жизнь, как всё это время вели. Его Высочайшая Светлость ежегодно жертвовал монастырю крупные суммы на ваше содержание.

— Откуда вы это знаете? — спросила Агнешка.

Фица опустила голову.

— Знаю, и всё. Я говорю правду. Ваш отец больше думал о вашем благополучии и больше любил вас, чем вы думаете о нём. Встреча, которую он вам устроит, может вас удивить.

Про себя Агнешка взмолилась, чтобы этой встречи и вовсе не произошло. В неожиданностях, пусть даже и приятных, но исходящих от отца, она не нуждалась.

В дверь постучали, и Фица тотчас поднялась на ноги.

— Это, наверное, ванну хотят унести.

— Хорошо.

Агнешка вновь принялась причёсывать волосы. На шум у двери не обратила внимания, заметила лишь в отражении зеркала, как Фица попятилась, впуская пришедших внутрь комнаты. Замерла на середине движения с гребнем, запутавшимся в волосах, когда Фица сдавленно охнула. Но почему? В отражении зеркала не было никого, кроме полной низенькой женщины, пятящейся от пустого проёма двери. К ним никто не пришёл, но Фица почему-то дрожала и как будто отталкивала кого-то от себя. Агнешка резко оглянулась и замерла, приоткрыв рот.

Не отражавшийся в зеркале, но, безусловно, реальный, из плоти и крови в двери входил высокий мужчина в чёрной одежде. С ослепительно белой кожей, тёмными волосами и горящими тьмой глазами. На пугающе бледном лице выделялось лишь одно цветное пятно — красный рот.

Глава 34. Агнешка. Ночной гость

Агнешка с одного взгляда поняла страшную суть незваного гостя. В голове перепуганной птицей забилось: «Вампир».

Одно это слово включало в себя то, чего следовало опасаться: кровопийца, хладнокровный убийца, способный лишить человека не только жизни, но и превратить в послушную куклу без ума, совести, чести. Существо сильное, наполненное особенной магией, одарённое вечной жизнью, но отвернувшееся от Творца как источника силы, нашедшее её в постоянном употреблении человеческой крови.

Что опасней всего, за бесконечность прожитых лет вампиры лишились обычных человеческих чувств, приобрели привычку смотреть на людей как на скот. Они отступники, забывшие истинную суть дара Творца, извратившие его до полной противоположности.

Им оказалось мало вечной жизни, они захотели провести её, наслаждаясь выпитой из тел жертв молодостью и чувственными удовольствиями. Не получилось из них мудрецов, несущих вечный свет знаний миру. Вампиры — опасная ошибка богов, навечно одаривших слабых духом людей чрезмерными силами.

Разумеется, Агнешка знала всё о вампирах. В монастыре её всему научили. Но читать о них — это одно, а встретиться лицом к лицу — совершенно иное.

Хольгер говорил, что вампиры пахнут мертвечиной, но Агнешка, шумно вдохнув, никакого запаха не ощутила. И всё же не могла ошибиться: не случайный гость к ним пожаловал, не злоумышленник, мечтающий чем-нибудь поживиться в комнатах путешественниц. От полуночного гостя несло тьмой — холодной и вязкой. И всё внутри Агнешки кричало: «Беги!»

И она б побежала, но тело сковал такой страх, что даже дышать едва удавалось. Агнешка замерла, будто заяц при виде оскаленной волчьей морды.

Фица оказалась смелее её. Попыталась грудью встать на защиту хозяйки, и мужчина в чёрном, зло усмехнувшись, оттолкнул её в сторону.

— С дороги, женщина, — пренебрежительно бросил он. — Знай своё место.

Фица, едва сохранив равновесие, вновь бросилась вампиру наперерез. Маленькая и полная, она сражалась бесстрашно, как львица — и тогда он ударил её.

У Агнешки от ужаса ком встал в горле. Она хотела закричать, но не издала и звука, глядя, как отлетевшая в сторону, натолкнувшаяся на стену Фицу безмолвно оседает на пол. Лишившаяся сознания или жизни, Фица сделала для молодой госпожи всё, что смогла. Её вмешательство задержало вампира, но лишь на считанные мгновения. Он оказался неизмеримо сильнее маленькой женщины.

Вся дрожа, Агнешка поднялась на ноги. Посмотрела на неподвижную Фицу, перевела взгляд на вампира. Он рассматривал её с беззастенчивостью покупателя, выбирающего на базаре коня. Ночная сорочка Агнешки и тонкий халат не мешали ему рассматривать и оценивать её тело.

Подобные взгляды — неприятные, липкие, будто маслом пропитанные — Агнешка на себе прежде уже замечала. Каждый раз ей хотелось плотней запахнуться, прикрыться, уйти. Сладострастием и отношением, будто к вещи, вампир напомнил ей безумного оборотня, навечно оставшегося мёрзнуть в лесу. Мысленно Агнешка пожелала вампиру той же судьбы. Он страшно пугал её, как и тишина, исходящая от Фицы.

«Боже всемилостивый, Творец всего сущего, помоги!»

— Агния, дочь магессы Василики и человека. Юная и прекрасная, будто утренний свет, — сказал вампир на её языке. Очевидно чужом для него, но говорил мужчина так ровно, будто всю жизнь прожил в их местах.

Удивляться не стоило, ведь этот выглядящий ровесником Хольгера не вполне человек наверняка нёс на своих плечах груз сотен, если не тысяч прожитых лет. И бесконечного множества отнятых или разрушенных, украденных жизней.

«Он знает имя моей матери. Он здесь не случайно».

— Счастлив видеть тебя в добром здравии, сиянии молодости и красоты, — сказал он, будто не ворвался в комнаты бесстыжим злодеем, не отнял только что невинную жизнь или здоровье.

Агнешка потрясла головой. Тьма, исходящая от вампира, путала её мысли, ввергала в отчаяние.

— Что вы сделали с Фицей? — Её голос дрожал и даже для неё самой звучал едва слышно. Она смотрела то на неподвижно лежащую Фицу, то на вампира, не в силах сосредоточиться и взять себя в руки.

Ей следовало крепко вспомнить в сердце Творца, вернуть Его дар — волшебный огонь и сжечь вампира, если тот на неё нападёт. Вот только сил не хватало даже на то, чтобы криком позвать на помощь.

Агнешка дрожала. Распаренное после ванны тело покрыла плёнка холодной испарины. В голове крутилось лишь «вампир» и «беги». И она ничего не могла с этим поделать. Она не могла шевелиться, не то что сражаться. Собственный страх лишил её сил и защиты Творца — хоть искричись, молитву испуганного сердца Он не услышит.

«А значит, надобно взять себя в руки. Или погибнешь. Погибнешь, дурёха! Давай! Спроси его, кто он, потребуй уйти…»

— Да, я Агния Сташевская, дочь пресветлой целительницы Василики и Его Светлости Григораша Сташевского, — сказала Агнешка, гневаясь на себя за испуг в голосе. — Кто вы и почему напали на Фицу?

Она скрестила руки на груди, чувствуя себя голой в слишком лёгкой и тонкой одежде, никак не предназначенной для беседы с мужчиной, если он, конечно, не муж.

— Меня зовут герцог Морсон. Слышала о франкских землях, надеюсь? Морсон — это юго-восток, это древнее сердце Франкии, дом-прародитель для всех франкских домов. Может, сейчас не самый большой и богатый, но, несомненно, славнейший.

Он гордился титулом и родословной, но Агнешка пропустила его имя мимо ушей.

— Что с Фицей? Скажите!

Вампир бросил короткий взгляд через плечо и вновь посмотрел на Агнешку.

— Не беспокойся о ней. Она будет жить. Пусть и не заслуживает такой милости от меня. Но ради тебя и твоей красоты я оставлю этой глупой прислужнице жизнь.

Агнешка тихо вздохнула. Приказала себе: «Ну же, кричи. Хольгер не так далеко, он услышит». Решить-то решила, но не сделала ничего. Не успела.

Вампир так быстро двигался. Раз, и оказался рядом с ней. Протянул руку и коснулся губ Агнешки. Провёл по ним большим пальцем, другими удерживая её подбородок.

Рядом с ним у неё даже дышать толком не получалось. Страх сковал всё тело оковами, и только мысли панически бились в голове, как пойманные и посаженные в клетку дикие птицы.

Он же смотрел на неё и как будто любовался ею, как садовник гордится красотой розы, расцветшей на кусте, за которым долго ухаживал. Розы, которую скоро сломает.

— Я полтора десятка лет ждал нашей встречи, и вот ты созрела и покинула дом, который тебя защищал. Это случилось чуть раньше, чем я ожидал, и не так, как планировал. — Его бледное лицо посуровело, ярко блеснули глаза. — Враги раньше меня узнали о том, что тебя больше не защищают стены монастыря. Я уже думал, не увижу, в какую прелестную женщину ты превратилась. А твоя кровь окажется пролитой зря. Или испорченной. — Он шумно втянул воздух и сморщился. — Мерзкие шавки. Слишком много их крутится рядом с тобой.

Агнешка смотрела на него во все глаза. Его голос завораживал, как и его пристальный взгляд.

— Я счастлив, что моя суженая оказалась не так слаба и победила грязных псов, посланных моими врагами. Я горд и счастлив, что ты сохранила себя для меня. Что выжила и наказала прислужников Франца-Иосифа.

Крылья его носа раздулись, он шумно втянул воздух и приподнял верхнюю губу, изображая улыбку.

— Уже скоро в замке Бель-Морсон появится новая госпожа. При венчании ты получишь титул миледи Морсон. Если принесёшь мне детей, о чём я мечтаю, сядешь рядом со мной на престол, моя маленькая Агнейя.

Агнешка стояла неподвижно, будто превратилась в соляной столб. Её поразило всё: его по-человечески тёплые руки, удлинённые клыки и слова, которые никак не могли быть правдой, но «суженый» объявил о себе необыкновенно уверенно, без тени сомнений.

— Я ни разу не слышала вашего имени, — честно призналась она и спросила: — Кто же обещал вам мою руку и сердце?

— Твой отец, разумеется, — ответил вампир. — Я не хотел принимать его предложение, а теперь вижу, что не прогадал. Он умолял оставить ему хотя бы дитя, и я согласился дать тебе вырасти, забрать лишь твою мать, а тебе дать пожить среди таких же, как ты. Под защитой монастырских стен, в полной сохранности и непорочности до счастливого дня нашей встречи.

Он заставил Агнешку ещё выше поднять голову, почти запрокинуть её.

— Ты так же красива, как Василика, и так же сильна. — Он вновь потянул носом воздух. — Ты пахнешь, будто кровь отца на тебе не сказалась. Наш брак продлился столетия. И, может быть, если хорошо постараться, ты принесёшь мне детей. Василике так и не удалось, хотя мы немало старались, но ты намного моложе, ты девственна, ты тот самый цветок, который надо поскорей полить, чтобы он принёс плод.

Всё, что Агнешка поняла из его речи: её мать жива, она в плену у вампиров — и этой судьбы ни одной целительнице не пожелал бы даже враг человеческий. А ещё поняла, что её саму ждёт та же судьба, если она как-то не выберется прямо сейчас.

Вампир отпустил её подбородок, положил руку на плечо и сжал пальцы, сминая халат и сорочку.

«Господи, помоги», — взмолилась она. Воззвала к ангелам и богам, к самому Творцу — но её сердце звенело пустотой, будто медный кувшин. Слова остались только словами, не превращаясь в сердечное чувство. И тогда она обратилась к тому, кто обещал ей защиту и помощь.

«Хольгер, — позвала она в своём сердце. — Пожалуйста, милый, приди».

Она открыла рот, чтобы позвать на помощь, но её горло будто сдавила невидимая рука.

Безотрывно глядя Агнешке в глаза, вампир начал срывать одежду с её и так почти обнажённого тела.

Глава 35. Хольгер. Между жизнью и смертью

Ворвавшись в номер Агнии, Хольгер без промедления бросился к ней на выручку. Даже миг не потратил на размышления или удивление, откуда здесь взялся кровосос, и как так случилось, что Агния в тонкой, облегающей тело одежде оказалась в его грязных лапах.

Это был не укушенный полумёртвый, а исконный, смердящий бессчетными смертями немертвец. Матёрый кровосос из возглавляющих дома франков. Такой способен одним укусом обращать живых в полумёртвых подобий себя, вести сотни и тысячи в бой. Из врагов человолков — самый опасный.

На такого надо ходить целой стаей, и то можно уйти ни с чем. Эти гады способны на многое. В безвыходных ситуациях — перемещаться мгновенно, скрывать свои тела (но не запах), летать. Чтобы их победить, требовались амулеты, благословляющие ритуалы, и, уж конечно, такой бой требовал от стаи напряжения всех сил.

Хольгер бросился вперёд в одиночку, как был — в человеческой форме, красивых, но сковывающих тело одеждах. Сражаться в волчьем обличье ему было б сподручней в разы, но даже миг промедления грозил Агнии страшной участью. Проклятый кровосос уже оголил её плечи и шею, в любой миг мог вонзить в её плоть клыки. Отравить её кровь и одним этим укусом разрушить её жизнь и все надежды на счастье истинной пары.

— Мерзкая шавка! — рыкнул вампир, откидывая Хольгера назад жутким по мощи ударом.

Хольгер снёс собственным телом прежде стоящее у камина кресло к дальней стене. Миг полежал, отходя, и вскочил на ноги, вновь бросился на врага. Не стал тратить даже мгновение на то, чтобы выпутаться из одежды.

Кровосос вновь его оттолкнул.

Хольгер полетел кубарем, ударился спиной о кровать, но главное получилось — Агнию кровососу пришлось отпустить.

Она закричала от ужаса, и Хольгер, вставая с пола, улучил миг рыкнуть ей:

— Скорее! Беги!

Кровосос оглянулся в её сторону, и Хольгер прыгнул на врага, больше надеясь не на силы, а на вес своего тела. Не нанести ущерб, а задержать кровососа, дать время Агнии ускользнуть.

За свой порыв Хольгер получил по лицу так, что голову чуть не оторвало. Но не оторвало же, и он вновь бросился в бой.

В человеческой форме он был лишь немногим сильней обычного человека. И так же, как человек, уязвим для укусов. Его защищал только запах — такой же невыносимый для кровососов, как их смертосмердящая вонь для человолков.

Все тело болело, когда подоспела подмога.

Изи, сорвав с себя платье, обратилась. Так же поступил и Ферд. Беты бросились помогать сцепившемуся с нечистью всё ещё двуногому Хольгеру, балансирующему на грани обращения, с удлинившейся мордой, торчком поднявшимися ушами, с когтями-клинками, выросшими на руках.

Биться стало легче, но ненамного. Кровосос расшвыривал сильных волков как голопузых щенят. Ферд, пару раз встретившись со стенами, лапу то ли подвернул, то ли сломал. Изи отчаянно рычала и дралась за троих, но для победы сил не хватало. И враг это хорошо понимал.

— Скоро будете лизать мне сапоги.

Он издевался над ними и куражился, смеялся и поносил бранными словами, и, улучив миг, Хольгер завыл, призывая всю стаю. Без Лайоша и ушедших с ним он мог рассчитывать на помощь ещё шестерых. Вдевятером они могли дать бой древнему кровопийце, хотя, конечно, в заставленной мебелью комнате сделать это будет совсем нелегко.

Помощь уже бежала по лестнице вверх, встревоженно тявкая и подвывая, когда кровосос понял, что удача вскоре может от него ускользнуть.

Это качество в них Хольгер больше всего ненавидел. Только что кровосос боролся с ним, катаясь по полу, а через миг исчез, растворившись чёрным туманом.

Хольгер закрутил головой, пытаясь понять, где вампир появится, чтобы нанести удар из-за спины. И да, он появился, но не рядом с ним, или обессиленным Фердом, или взъерошенной Изи.

Глупышка Агния никуда не сбежала, хотя находилась у приоткрытой двери. Склонившись над Фицей, она то пыталась женщину оживить, то тянула за собой её грузное тело. И именно там соткался из воздуха проклятый вампир.

— Нет! — крикнул Хольгер, но кровосос уже придушил потерявшую сознание девушку.

Хольгер слишком долго вставал, скользя по покрытому кровью полу, слишком долго бежал по вдруг бесконечно удлинившейся комнате. Проклятое время замедлилось так, что между ударами сердца проходили часы.

Кровосос, глядя ему в глаза с торжествующим видом, обнажил клыки и изо всей силы, ухмыляясь, зная, какую боль причиняет врагу, вонзил их в белую мягкую плоть — закрывшую в последний миг обнажённую шею Агнии пухлую руку.

Укушенная Фица издала нечеловеческий вопль. В тот же миг в комнату ворвались рычащие волки, и от кровососа с раздосадованным злым лицом осталась лишь быстро тающая чёрная дымка.

Вернуться и напасть на втрое приросшую числом стаю кровосос не решился.

Хольгер упал на колени рядом с бездыханной Агнией, прижал её тело к своей груди. Сердце избранницы билось. Кровососа нигде не было видно, волки шумели, и Фица, привалившись спиной к стене, с ужасом разглядывала две рваные раны на своей маленькой белой руке.

Направляясь сюда, Хольгер гневался на герцогскую служанку, думал прогнать, и вот как повернулась судьба: предательница оказалась спасительницей.

— Спасибо вам, госпожа, — сказал Хольгер Фице. — Вы проявили беспримерную храбрость и благородство.

Женщина посмотрела на него с обречённостью смертника, покачала головой с горькой усмешкой.

— Это всё Всеблагая Брындуша и клятва, которую она с меня взяла. Я дала слово перед богами, жизнью своей поклялась, что, если от меня будет зависеть хоть что-то, умру за молодую госпожу, но выручу её в трудный час. — Она вздохнула. В её глазах стояли слёзы. — Не думала, что он настанет так скоро.

Яд, впрыснутый кровососом, начал действовать. Края ран почернели, кожа обуглилась, кровь перестала сочиться и стала быстро темнеть.

— Что теперь со мной будет? — прошептала Фица испуганно, тоненьким голоском, будто говорила не женщина хорошо за тридцать, а десятилетняя девочка.

Хольгер опустил взгляд на Агнию — она уже приходила в себя. Посмотрел на Фицу. Клятва её вела или нет, эта маленькая женщина спасла Агнию от участи, худшей смерти. И он должен был ей отплатить, хотя бы предложить принять помощь.

— У вас есть три пути, — сказал он. — И на то, чтобы что-то решить — совсем мало времени. Первый путь — вы можете умереть человеком. Но только если сделаете это прямо сейчас, пока яд высшего кровососа не изменил вас. Второй путь — дождаться конца отравления, стать полумёртвой и ходить по земле до тех пор, пока кто-то добрый не вгонит кол в ваше сердце. Вы будете жить, но станете другой, изменившейся телом и духом. Вам потребуется кровь живых, не отравленных, и всё время вы будете испытывать голод. А если хозяин вас призовёт, то станете беспрекословно подчиняться ему.

— А третий путь? — Агния пришла в себя достаточно, чтобы заговорить. — И первый путь, и второй — это верная смерть.

Глядя Фице в глаза, Хольгер сказал:

— Вы можете вручить себя моей воле и воле богов, в которых верите. Я укушу вас прямо сейчас — поверх его укуса, и в вашем теле будут бороться две силы. Одна из них победит. Если вам повезёт, вы очиститесь от яда и станете волчицей. Если не повезёт — полумёртвой. Ну или ваше сердце не выдержит испытания, и предки, то есть боги вас призовут.

— А как же мне… — Фица судорожно вздохнула. — Могу ли я остаться человеком, как прежде?

Хольгер заметил, как быстро темнеют вены на руке женщины.

— Только мёртвым. Решайте прямо сейчас. С каждым ударом вашего сердца шансы победить смерть уменьшаются.

Глава 36. Агнешка. Стать волчицей

Все находились в комнатах Хольгера: и Агнешка, и Фица, принявшая укус альфы, и вся стая, улёгшаяся спать в волчьем обличье на полу, грея друг друга пушистыми шкурами. Среди других волков спала и Изи, и страшно утомившийся, повредивший лапу в сражении бета Ферд.

Агнешка через Хольгера предложила пострадавшему помощь, но тот наотрез отказался. Даже в человека не стал обращаться — рыкнул и улёгся на пол, прикрыв нос здоровой лапой.

— Он не доверяет мне? — расстроилась Агнешка. — Пожалуйста, передай, что я ему не наврежу.

Хольгер покачал головой.

— Его рана для таких, как мы, пустяшная. Он знает, что к утру и так всё заживёт. А ещё он, наверное, тебя немного побаивается.

— Побаивается? — переспросила Агнешка, высоко приподняв брови.

— Ты ведь ведьмарка. Ты красива и не выглядишь злой, но кто может знать, что у тебя на уме?

Хольгер улыбнулся, когда Агнешка, горячась, заявила, что по отношению к спасителям у неё на уме только благодарность.

— Да и с чего бы кому-то бояться меня, — добавила она грустно. — Если бы не ты, не все вы — мы бы погибли. А я, я ничего не смогла. Силы оставили меня. Я даже кричать не могла, не то что сражаться.

Она снова вздохнула, вспоминая, какой страшной участи избежала.

— Не думай об этом, — посоветовал Хольгер, но разве она могла?

Сидела над впавшей в забытьё Фицей и не знала, выживет ли её спасительница, а если да, то кем обратится. Молилась богам о благоприятном исходе, но смятение в сердце не позволяло понять, слышит ли её кто-то. Укоряла себя за неумение обуздать разгулявшееся волнение. И волновалась ещё сильней, закрывая для молитвы дверь к небу.

— Тебе нужно лечь, — сказал Хольгер. — От того, что ты сидишь над нею, ничего не изменится.

Агнешка покачала головой. Не получалось понять, как все вокруг могут спать после случившегося, да вот так — на полу и в зверином виде. Затем вспомнила, что не стоит лезть со своим уставом в чужой монастырь. Тем более что к новой жизни придётся привыкать в самом скором времени.

Для Фицы принесли кровать из разгромленной комнаты, поставили у окна, как приказал Хольгер. Он утверждал, что в старых сказках обращённые всегда просыпаются после ночи купания в лунном свете.

— Не то что я сильно верю в чудодейственную мощь луны, но, — он заметно смутился, — бабушка так всегда говорила.

— Кто мы, чтобы спорить с вековой мудростью, — согласилась с ним Агнешка.

Как и он, она была готова хвататься за любую соломинку, даже сказочную, лишь бы наутро Фица проснулась здоровой.

После случившегося Агнешка не находила себе места. Хольгер тоже волновался. Но не из страха, что укушенная им женщина не доживёт до рассвета.

— Я сделал для неё всё, что мог. Теперь решают твои боги и лунные волчицы. Если захотят, соткут ей славную судьбу. — Хольгер положил Агнешке ладонь на плечо. — Оставь её, я прошу. Пойдём к огню, нам надо кое-что обсудить.

Усадив в кресло у камина, он долго расспрашивал Агнешку обо всём, услышанном от вампира.

— Конечно, я знаю о Бель-Морсоне и его властителе. — Он в волнении заходил по комнате взад-вперёд. Остановившись у горящего камина, сказал: — Морсон — это тысячелетнее зло. Если кровосос такой силы захочет вернуться за тобой, мне будет сложно ему противостоять. Тебя ни на миг нельзя будет оставлять одну. Теперь тебе всё время нужно находиться в окружении стаи. И даже так я не поручусь, что он не нападёт на тебя.

Агнешку же больше волновала другая судьба.

— Он сказал, что Василика, моя мать — его женщина. Все эти годы она была там, в его плену. В Бель-Морсоне или одном из его домов.

Покраснев, Агнешка честно рассказала, что вампир надеялся, что Василика родит ему наследников.

— Но у него ничего не получилось с моей матерью, хотя она чистокровная, в отличие от меня. Он сказал, что ждал моего совершеннолетия, чтобы попробовать уже со мной. И все эти годы она находилась там, в его полной власти. Мучилась так, как даже представить невозможно.

Хольгер покачал головой.

— Если ты думаешь, что он держит её возле себя против её воли, то ты и права, и не права. Укус превратил её в его рабыню. Её воля полностью ему подчинена. Она счастлива со своим хозяином, только и мечтает о том, чтобы ему угодить. Забудь её, Агния. Твоя мать умерла в тот день, когда Морсон первый раз её укусил.

— Я бы тоже умерла для тебя, если бы он меня укусил? — сказала Агнешка, зная, что поступает жестоко.

Хольгер подошёл, присел на корточки возле её кресла. Огонь в камине за его спиной превратил серебристые волосы в пламенно-рыжие.

— Я не знаю, что бы делал тогда. Укусил бы тебя, как её. — Хольгер кивнул в сторону Фицы. — А если бы он тебя утащил, пытался бы спасти. Хотя и знаю, что это невозможно. Кровососы так сильны именно тем, что люди, которые попадают к ним, меняются до неузнаваемости. Я не слышал ни об одном человеке, которого смогли бы спасти от власти хозяина.

Агнешка закрыла ладонью лицо.

— В своём сердце я всегда обвиняла её за то, что она забыла меня.

— Она забыла тебя — так и есть, это правда. Той Василики больше нет. Есть её тело, есть отравленная душа, не способная сбросить ярмо власти хозяина, готовая на что угодно, лишь бы заслужить его одобрение.

— Откуда ты всё это знаешь? — спросила Агнешка со слезами на глазах.

— Мы ходили на франков. Я видел их слуг, говорил с ними. Они остаются верными своему хозяину, даже если кровососу вбить кол в сердце и оторвать голову. Они рыдают на его могиле и служат ему, никуда не уходят и спустя годы. Их страдание и плач длятся вечно.

Агнешка тяжело вздохнула.

— Значит, вот о какой участи, худшей смерти, говорила Всеблагая Брындуша. Вот от чего предостерегала всех нас.

— Давай так, — сказал Хольгер. — Я попробую разузнать о твоей матери. У нас есть шпионы в землях франков. И если есть шанс, мы попробуем её выручить. Но если шансов нет… — Он осёкся на полуслове. Погладил Агнешку по руке. — Ладно, сначала всё разузнаем, потом будем решать. А сейчас, дорогая, нам пора отдыхать.

Хольгер отвёл её к постели, уложил и лёг рядом, у неё за спиной.

Они не раздевались, и всё было совершенно невинно, но сердце Агнешки взволнованно колотилось. В тишине ночи под сонное дыхание окружающих она, не в силах заснуть, всё вспоминала страшный вечер и во всей полноте теперь понимала, насколько страшной участи избежала благодаря Фице. И Хольгеру, конечно. И его героине-сестре, верным бетам.

Луна ярко светила, её лучи добрались и до постели. Агнешка в волнении сжимала и разжимала кулаки, а затем повернулась к обнимающему её Хольгеру.

Он тоже не спал, как она и чувствовала.

— Пожалуйста, сделай это, — шепнула она.

— Что? — так же тихо ответил он. Его глаза светились алым в полумраке.

— Укуси меня прямо сейчас. Ты сказал, что вампиры не выносят запах волков, не пытаются их подчинять, и это мой шанс избежать ещё одного нападения. Не только мне избежать, но нам, нашей стае. Морсон хвалил меня, говорил, что я молодец, что не позволила волколакам испортить себе кровь. — Агнешка судорожно вздохнула. — Испорть её прямо сейчас. Сделай меня своей волчицей.

У Хольгера сверкнули глаза.

— А как же благословение твоего отца?

Агнешка зажмурилась, но слёза всё равно потекла по виску.

— Он обещал меня тому вампиру. Все эти годы он знал, у кого находится моя мать, и ничего не сделал, чтобы спасти её или предупредить меня об опасности.

Тётушка Брындуша тоже знала. Иначе бы не наложила запрет упоминать имя Василики в стенах монастыря. Агнешка мысленно попрощалась и с отцом, и с той, кого искренне почитала самым лучшим на земле человеком.

— Нет, мне не нужно ничьих благословений. Пусть боги прощают зло творящих ложь. Я не позволю неискренним людям вмешиваться в мою жизнь и управлять ею.

Хольгер взял её за руку, и Агнешка переплела пальцы с будущим… нет, с единственным, настоящем, уже сейчас мужем, а не когда-то, после каких-то никому не нужных клятв в присутствии случайных людей.

— Пожалуйста, Хольгер, мой супруг и господин. Сделай меня своей волчицей.

Он поцеловал её в лоб вместо ответа.

Когда его лицо изменилось, удлинились клыки, когда он причинил ей острую боль, она даже не вскрикнула. Обнимала его, цеплялась за сильные плечи, льнула к нему, и чувствовала, нет, не боль — освобождение.

Глава 37. Хольгер. Новая жизнь

После укуса Агния крепко заснула, Хольгер же до утра не сомкнул глаз. С тревогой он следил за её лицом, уверял себя, что Агния — сильная девушка, у неё ведьмовская кровь, а значит, она непременно переживёт эту ночь и наутро проснётся волчицей.

И всё же до первых лучей солнца волнение не унималось. С приходом зари он почувствовал в глубине сердца две прежде не существовавшие нити, связавшие его с новыми бетами стаи. Всё прошло хорошо, обе укушенных женщины пережили эту страшную и в то же время счастливую ночь.

Фица, заснувшая раньше, первой открыла глаза. Села на постели, недоумённо огляделась кругом.

— Всё хорошо, — сказал Хольгер, подойдя к ней. — Как ваша рана?

— Не болит, — ответила женщина с удивлением. Показала руку: от укуса древнего кровососа ничего не осталось, никакой черноты ни на месте исчезнувшей раны, ни в накануне потемневших кровеносных сосудах.

Хольгер кивнул, больше доверяя внутреннему чутью, чем её словам и даже собственным глазам. Он ощущал её сущность, как чувствовал других бет. Несомненно, Фица полностью исцелилась и переродилась. Больше она не была лишь человеком. Перед ним находилась волчица и далеко не самая слабая.

Встав с постели, она пошатнулась. Затем коснулась виска.

— Так шумно. И странно. — Она взмахнула рукой.

— Почему?

— Тело кажется таким лёгким, почти невесомым.

Она потопала ногами по полу, улыбнулась и потрясла головой. Её волосы, в дневное время всегда аккуратно собранные в сложные косы, растрепались за ночь. Глаза приобрели яркий блеск. Вся она будто помолодела на десять лет, её щёки раскрасил здоровый румянец.

— И так легко дышится. — Она глубоко вдохнула. — Сколько запахов. Чем-то пахнет так вкусно. — Она сглотнула. — Простите, мой господин. — Раздался негромкий смех. — Всё это так странно. Я сейчас будто пьяна, а ведь ничего не пила.

Вытянув руку перед собой, она стала поворачивать ладонь, рассматривая её со всем вниманием.

— Так вот как это ощущается.

— Что именно? — Хольгер невольно улыбнулся, заражаясь её восторгом перед торжеством новой жизни.

Фица смутилась. Затем всё же призналась:

— Я будто второй раз на свет родилась.

Она не преувеличивала, пусть и пока этого не понимала. Нынешней ночью на великом гобелене жизни появилась новая часть, лунные волчицы завязали первый узелок с именем Фица и дальше будут его прясть и ткатб. Если повезёт, то узор выйдет красивым, счастливым и светлым. Недаром же Фица получила у судьбы шанс на новую жизнь.

В один миг упав перед ним на колени, так что Хольгер не успел её остановить, Фица с чувством сказала:

— Спасибо, господин Хольгер, огромнейшее вам спасибо. Вы спасли мою жизнь, и я всегда буду вам верна и благодарна.

Он помог ей подняться.

До сих пор Хольгер всего несколько раз обращал людей, и женщин среди них не было. Мужчины в выражении чувств стеснялись, но у них так же блестели глаза, и они тоже вели себя, будто опьянённые силой. И теперь, благодаря Фице, он лучше понимал, что они переживали.

— Я б пела и танцевала, если б могла.

— Так что вам мешает?

— А можно?

— Да.

Она сделала несколько шагов по полу, покрутилась вокруг себя, так что юбки взметнулись. Остановилась, счастливо улыбаясь, и только тогда заметила, что за ней наблюдает вся стая, до сих пор лежащая на ковре между стеной и загораживающей их от взгляда Фицы кроватью.

Один из волков встал — Ферд, вчерашний герой — шумно втянул воздух и довольно рыкнул. Подошёл к Фице, покрутился вокруг неё, подставил голову под ладонь. Ошеломлённая приёмом Фица почесала его между ушами, не зная, что это для человолков означает.

Хольгер мог бы подсказать ей быть осторожней в выражении симпатии, но решил дать возможность узнать об их обычаях самостоятельно. Свободная взрослая женщина, мужчины, давно не знавшие женской ласки, некоторые — без пары, как тот же Ферд. Они разберутся, даже если в процессе бока друг другу намнут.

— Ферд, позаботься, чтобы нашу Фицу никто не обидел, — сказал он довольно урчащему бете. — И поторопите хозяев, пусть накрывают на стол.

Огромный волк вильнул хвостом, ухватил Фицу за край платья и так дал знак следовать за собой. Остальные направились за ним, возбуждённо порыкивая.

Хольгер подошёл к Агнии и сел на кровать возле неё — ждать пробуждения. Он знал, что с ней всё хорошо, чувствовал это в глубине сердца. Связь с ней казалась особенно сильной, даже сильней, чем с сестрой. Он думал о том, какой волчицей станет его истинная, и хотя ни разу не слышал о таком, загадал увидеть настоящий огонь в её взгляде.

И когда она открыла глаза — был в своих ожиданиях вознаграждён.

Настоящая огненная, Агния проснулась не просто волчицей, а альфой, способной чувствовать связь с бетами так же, как он, и вести их за собой зовом сердца.

*~*~*

Изи умела быть упрямой. Вот и сейчас поставила перед фактом, что будет только так, как решила она.

— Вам нет нужды ехать дальше, — сказала она. — Если твоя жена не желает встречаться с отцом, если её брак с Вольфгангом — дело уже невозможное, то зачем подвергать всех опасности и тяготам пути?

— И что же ты предлагаешь? — спросил Хольгер. — Я отправил Лайоша, Вольфганг получит моё письмо. Слишком много времени прошло, чтобы кто-то сумел перехватить Лайоша. Так что Вольфганг на встречу непременно приедет.

— Вот и хорошо. Пусть приезжает. В той гостинице его встречу я. — Изи откинула серебристые волосы назад, опасно блеснула глазами. — Я заменю тебя, брат, и всё ему объясню.

— Одна?

— Почему одна? С Лайошем и нашими бетами. Или ты считаешь меня ребёнком, который не сможет провести простой разговор? Я всего лишь предупрежу нашего друга, что невеста, выбранная ему людьми в жёны, оказалась обещанной ещё и Морсону-кровососу. То есть, отдавая её в жёны человолку, люди надеялись вызвать между нами очередную войну. Мы враги кровососам, это так, но к войне с ними не готовы. И уж точно не должны позволять королю Драгошу стравливать нас.

Сегодня утром они потратили немало времени на выяснение всех обстоятельств, причём на двух языках, и Изи из услышанного сделала собственные выводы. Хольгер даже не подумал в эту сторону, и слова сестры поразили его.

— Агния — моя жена. Обещанная кровососу, ставшая волчицей и моей парой. Что изменилось бы, если бы мы не встретились, и, как планировалось, она стала бы невестой Вольфганга?

— Всё бы изменилось, брат. Ваш брак — лишь её и твоё решение, а не благословенный её отцом, их государем и нашим альфой альф союз в нарушение ранее данных клятв кровососам. Её выбор остаться с тобой — её вольность, а не злонамеренное оскорбление, отвечать за которое пришлось бы в итоге не отдельным людям, а странам. В первую очередь, нам, ведь люди против кровососов бесконечно слабы.

— Ты считаешь, Агнию выбрали в жёны Вольфгангу для того, чтобы мы, человолки, ввязались в войну, защищая от кровососов честь своей королевы?

— Это очевидно, Хогги. — Изи встала. Прошлась по комнате, шурша дорожным костюмом. — Люди коварны. Знают, что слабее всех, и стравливают сильных между собой, чтобы самим не стать нашей добычей.

Хольгер с нежностью и гордостью посмотрел на сестру, остановившуюся у окна. Вот кто должен стать их королевой. И если Вольфганг не слеп, то увидит в Изи ту, кем она может стать рядом с ним. А если всё-таки слеп, то не достоин звания альфы альф после своего деда.

— Хорошо. Я согласен с тобой. Лучше тебе одной встретиться с ним, а после вернуться сюда. Мы будем ждать твоего возвращения.

Она кивнула.

— Как я рада, что ты услышал меня.

— Я отправлю с тобой всех наших бет, включая новую — Фицу, чтобы она позаботилась о тебе.

Изи его предложение не понравилось.

— Но зачем? Я сама бы справилась. Мне бы хватило и одного-двух сопровождающих.

Хольгер подошёл к сестре.

— Ты не знаешь местного языка. Мало ли что понадобится в пути. А женщина рядом станет и переводчицей, и помощницей, и охраной для твоей скромности.

Изи рассмеялась, запрокинув голову.

— Охраной чего-чего?

Хольгер поцеловал кончики пальцев сестры.

— Ты у меня уже совсем взрослая и прекрасная. И я боюсь тебя отпускать одну на эту встречу. Фица же прекрасно показала себя в том, чтобы отгонять от прекрасных девушек чрезмерно настойчивых кавалеров.

— Скажешь ещё. — Изи заметно смутилась. — Думаешь, он посмотрит на меня как на женщину? — Из её голоса ушла пылкая дерзость.

Хольгер в один миг прочитал надежды сестры. И укорил себя за слепоту. Считал сестру подростком, не желал замечать, что она выросла. И только встретив пару, начал видеть то, что прежде для него было скрыто.

— Да, он посмотрит и увидит в тебе прекрасную женщину. Или я совсем не знаю его, — сказал он уверенно.

Изи наклонила голову.

— Или ему нужен кто-то другой, более сильный, красивый и родовитый… — Она вздохнула. — Не слушай меня, я говорю ерунду.

Хольгер обнял Изи, поцеловал ее в лоб.

— Ты сильная, красивая, родовитая, отважная, смелая. Это не он будет тебя выбирать, это ты посмотришь на него и решишь, а нужен ли тебе этот мужчина.

*~*~*

Карета скрылась за поворотом дороги, и Агния повернулась к Хольгеру с недоумевающим видом.

— Я до сих пор удивляюсь тому, что ты отпустил сестру в путь одну.

— Одну? — переспросил Хольгер. — Разве ты не заметила целую стаю, бегущую за каретой? Изи под надёжной охраной. И с ней Фица. — Он шумно вдохнул морозный воздух. — Хотя я всё равно беспокоюсь, но моя сестра повзрослела. И я должен позволить ей вылететь из гнезда на собственных крыльях. Помолись о ней, пожелай ей удачи в её деле.

Агния слабо улыбнулась.

— Ты очень любишь её. Это видно.

— Она у меня одна. Родители погибли, мы остались вдвоём. Мне было шестнадцать, когда я стал альфой Соколиных утёсов. С тех пор прошло много времени, мы давно повзрослели, но я всё отказывался замечать, что сестра уже не ребёнок.

Агния улыбнулась.

— Изольда справится?

— Да. Я в неё верю. — Хольгер взял жену за руку. — Ну что, вернёмся в гостиницу?

— И чем там займёмся? — спросила она с наивной непосредственностью.

О, Хольгер знал, чем хотел бы заняться с молодой женой. Он с умыслом отправил с Изи всех бет. Оставшись с Агнией наедине, не желал думать о чутких волчьих ушах под дверью номера или даже на другом этаже. Но сейчас, когда Агния прямо спросила, не нашёл подходящих слов для ответа.

— Если ты не против, — сказала она, — то я бы хотела ещё немного пройтись по этой дороге. Видишь, там дальше маленькая часовенка. Мне бы хотелось туда заглянуть. И если боги будут милостивы, то мы найдём там священника.

— Ты сама говорила, что тебе не нужны лишние люди, чтобы благословить наш союз, — напомнил Хольгер.

— Это так. Потому мы заглянем туда только вдвоём. И если на то будет воля богов, сразу получим благословение. И я стану тебе настоящей женой. И когда вернёмся в гостиницу, ты решишься сказать мне то, о чём только что промолчал.

Хольгер улыбнулся. Как и сестра, Агния умела проникать в суть вещей.

Он обнял её за плечи, и они медленно пошли к часовенке. Идти туда было и правда недалеко. В воздухе всё сильней пахло ладаном и горьковато — свечным нагаром. Внутри находился один человек, читал молитвы, похоже.

— Боги милостивы к нам, — сказала Агния. Почуяла присутствие человека задолго до того, как это получилось бы даже у опытной беты. Она не знала, какое чудо собой представляет, и Хольгер не спешил её просвещать.

— Да, лунные волчицы выткали для нас особо прекрасный узор.

— Когда будем внутри, не говори о волчицах, м-м, хорошо?

Он кивнул.

— Я понимаю, милая, как для тебя это важно.

Хольгер поцеловал волосы Агнии и поднялся по ступеням, чтобы открыть дверь перед женой. Войдя вслед за ней, повторил то, что сказала она:

— Во славу Творца и богов, ангелов и архангелов, святых и добрых людей, а также архангела Люциана.

Пожилой священник поднялся с колен, и Агния, поклонившись, попросила у него благословения для создания семьи.

— Но я не знаю вас, крепко ли ваше решение, — сказал тот, переводя взгляд с Агнии на Хольгера.

— Наше решение провести вместе всю жизнь никто и ничто не изменит. — Хольгер достал из кармана пригоршню золотых и положил их на блюдо для пожертвований. — Попросите у Творца благословения для нашей семьи и много детей.

— …выросших в святой вере, — продолжил старик заученным тоном.

— И это тоже, — согласился Хольгер. Удивительно, но ему нравилось здесь. Лунные волчицы привели их к правильному человеку.

*~*~*

— Мне будет больно? — спросила Агния.

Хольгер опустился на корточки так, чтобы сидящая на краю кровати жена возвышалась над ним. Её волнение перед неизведанным было естественным, но он хотел, чтобы она прямо сейчас, ещё до того, как они легли в постель, забыла о страхе.

— Обычной девушке я бы честно ответил, что да, это может быть больно. Но ты теперь волчица, а значит, никакой боли не будет. Мы, волки, рождены, чтобы любить. Производя на свет детей, наши женщины не кричат в муках. И тем более они не кричат, зачиная новую жизнь. — Он слегка улыбнулся. — Только если от страсти.

Агния совершенно смутилась, опустила глаза, и он поднялся, чтобы сесть рядом с нею. Обнял её, и она доверчиво прижалась к его груди.

— Я никогда не причиню тебе боли, — пообещал Хольгер в дополнение к тем клятвам, которые дал в часовне перед ликами её богов. — Я буду тебя вечно любить. Что бы нас ни ждало на жизненном пути, ты никогда не пожалеешь о своём согласии стать моей парой.

Эпилог. Вольфганг. Здравствуй, любимая

Посланца Хольгера Вольфганг сразу узнал, хотя и не ожидал встретить кого-то из человолков в столице Богдании, да и в целом к югу от непроходимых в это время года Стеклянных гор. Перед свадьбой случайные неприятности были ни к чему, так что после проезда Вольфганга с сопровождающими перевалы на юг закрыли по его повелению. Все Стеклянные горы, понятно, закрыть не могли. Но недаром они веками защищали Богданию от угроз с севера.

Эта предосторожность, как и меры, предпринятые дедом — Хольгер, посаженный на серебряную цепь в Лунном дворце — не избавили Вольфганга от необходимости сейчас разбираться с соотечественниками. Если зимой кто и мог преодолеть трудный путь, то, конечно же, этот невозможный упрямец.

Хуже того, по словам Лайоша, альфа Хольгер пришёл в Богданию не один, а с верными сподвижниками и младшей сестрой.

Услышав об Изи, Вольфганг уверился в том, что знает цель, которую преследовал Хольгер. Мог удивляться только тому, что видел не самого Хольгера с Изи перед собой, а всего лишь посланника-человолка.

На расспросы Лайош не стал отвечать. Сказал, что все обстоятельства изложены в записке его господина.

Вольфганг долго держал в руках запечатанное письмо, не желая его открывать, читать и тем самым окончательно ломать надежды на продолжение дружбы. В голове крутились слова Лайоша, что Изи здесь. По всему выходило: если Хольгер решился отправиться сюда старыми перевалами, да посреди зимы, да с юной сестрой — он не готов к компромиссам, а полностью убеждён в своей правоте — твёрдом знании, какую жену Вольфгангу стоит ввести в Лунный дворец.

Хогги упрямее упрямого мула. Не желал понимать, что долг перед дедом и родом не оставлял Вольфгангу права поступить так, как он выбрал бы сам, будь его воля. Хогги не понимал, что вновь выслушивать уговоры и объяснения, от какого счастья Вольфганг отказывается — как сыпать серебряный порошок на открытую рану.

— На словах твой господин что-то просил мне передать?

Лайош безмятежно ответил:

— Только то, что написано в этой бумаге. Потому я молчу, так как лучше господина это дело не изложу.

Вольфганг прочитал письмо, к своему удивлению, ни разу не встретив слов «моя сестра», «прекрасная Изи», «Изольда — лучшая для тебя королева». Речь шла совсем о другом — немыслимом, невозможном в их обстоятельствах.

— Он обезумел? — Вольфганга обуяло искреннее возмущение. — Эту женщину мне в жёны по сватовству моего деда пообещал король Драгош. Ждут только её, назначен королевский бал, все готовятся к свадьбе. Наши имена объявляют в их главном храме уже неделю, начали ещё до моего появления здесь. Вся столица жужжит, что герцог Сташевский отдаёт старшую дочь за меня. Какая тут может быть замена? В таких обстоятельствах, когда каждая собака в Богдании знает, кто будет мужем, а кто женой, идти на попятный — страшный позор. Эту свадьбу может отменить только смерть, и то неуверен.

— Мне эти слова передать господину? — спросил Лайош, мгновенно растерявший всю доброжелательность.

Вольфганг смял записку в руке.

— Разумеется, нет. Я поеду на встречу. Попытаюсь его убедить отказаться от этой женщины.

Лайош ничего не сказал, но по его лицу Вольфганг понял, что уговорить Хогги не удастся. Непробиваемо упрямый, упорный, бьющийся всегда до конца, прозванный Берсерком за неукротимую волю к победе, Хольгер и в обычном состоянии был столь же сложным соперником, сколь и великолепным соратником. А теперь он будет биться за свою женщину. Истинную, по его — безумным — словам.

— Как Агния Сташевская стала его истинной? Как это вообще возможно, если она не волчица? — бросил Вольфганг с досадой.

Он больше говорил вслух, чем ждал объяснений, но Лайош ответил:

— Не знаю, господин Вольфганг, но, что они пара, видно с первого взгляда. Мы полагаем, лунные волчицы посчитали эту деву хорошей женой нашему господину по той причине, что она ведьмарка.

— Именно, она ведьма! Хольгер всегда ненавидел и опасался ведьм. Мы даже подшучивали над его страхами. По-дружески, разумеется.

Лайош кивнул.

— Да, его нелюбовь к ведьмам всем известна. Но госпожа Агния — хорошая ведьма. Она вылечила его. Если бы не она, наш господин бы погиб. Серебряная стрела вонзилась ему в бок, совсем рядом с сердцем. Я сам видел вытекающую из него красную и чёрную кровь. Он был почти мёртв, когда она взялась за дело. Удержала его душу, забрала у предков и вернула господина Хольгера к нам живым и здоровым.

Вольфганг тяжко вздохнул. Если эта девушка ещё и жизнь Хогги спасла, то как его убедить от неё отказаться?

— Где и когда будет встреча? — Не ожидая ответа Лайоша, он перечитал в записке нужное место. — Собираемся, едем прямо сейчас.

— Вы не уговорите его, — честно предупредил Лайош.

— Я попробую. Или всем нам придётся отвечать за нарушенное моим дедом честное слово.

Лайош мрачно кивнул. О крутом нраве старого Фридриха он знал так же хорошо, как и Вольфганг.

*~*~*

В назначенной для встречи гостинице не оказалось никого, кроме обычных людей. Вольфганг не стал зря тратить драгоценное время: оставил на месте одного из своих, на случай, если всё же разминулись в пути, а с остальными выдвинулся навстречу по единственной возможной дороге — Северному тракту. Лайош предпочёл бежать на своих четверых, а вот Вольфганг гарцевал на лошади. Что требовало определённых усилий и сноровки, так как лошади, даже обученные, боялись человолков.

— Они впереди, уже близко! — сообщил один из посланных вперёд разведчиков.

Вольфганг огляделся кругом: с одной стороны располагался густой лес, с другой — чистое поле. Одно хорошо, когда они с Хогги станут кричать друг на друга, в такой глухой местности окажется мало умельцев из чужаков их подслушать и ещё меньше — услышанное понять.

Остановив лошадь, он спешился, отдал поводья одному из помощников. Прошёлся туда и сюда по скрипучему снегу, настраивая себя, будто перед битвой. Именно её он и ожидал, увидев приближающуюся карету и узнав в окружавших её человолков ближайших соратников Хольгера.

Карета остановилась, и Вольфганг подошёл к ней. Слышал зашедший между прибывшими и Лайошем разговор, но к словам не прислушивался. В интонациях говоривших слышалось возбуждение.

Дверь кареты открылась, и по приставной лесенке на снег ловко выбралась незнакомая полная женщина небольшого роста. Вольфганг не увидел в зрелой волчице ничего интересного. Хотя, судя по горячим взглядам невдалеке стоящего большого чёрного волка, неинтересной эта женщина казалась отнюдь не всем.

— Прошу вас, забирайтесь внутрь, господин Вольфганг. Вас ждут, — сказала женщина с заметным акцентом и поклонилась, придерживая открытую дверь.

Он нахмурился, но заглянул внутрь кареты. Хольгера там не нашёл, как и подсказал слух — внутри теперь находилось всего одно взволнованно бьющееся сердце. Втянул носом воздух и понял, что всё, свою битву он проиграл, и это случилось ещё до того, как посланница Хольгера — сереброволосая Изи — произнесла первое слово.

Сдерживая волнение, он сел напротив той, которая пахла для него единственно правильно — домом, любовью, семьёй.

Изи подняла на него прекрасные глаза цвета замёрзшего моря.

— Здравствуй, Вольфганг, — сказала она.

Он пытался бороться с собой, но когда лунные волчицы ткут единственно верный узор, ни у кого не выйдет им сопротивляться.

— Здравствуй, любимая, — ответил он.

Изи ещё ничего не сказала, а он уже знал, какую женщину привезёт с собой в Лунный дворец. Согласится или нет с этим дед, больше не имело никакого значения. Истинной любви не перечат. К ней тянутся, ею дорожат.

Конец