Двойная жизнь. Огнем и мечом: Фантастический роман / Рис. на переплете В.Федорова

Глава 2 О магических экспериментах и новых знакомствах

Одиночество было недолгим – присланный магистром Ирвином служка постучался в двери едва ли не через пять минут после того, как Харакаш вышел из комнаты, и принес два листа бумаги размером чуть больше моей ладони, мешочек с мельчайшим белым песком, небольшую металлическую плошку на длинной деревянной ручке, кусок сургуча и тонкий тубус с крышкой, в который потом письмо надлежало поместить. Мальчишка, передав все, отвесил поклон и шустро убежал, а мне оставалось только положить все это на стол у стены и продолжить мерить комнату шагами, периодически косясь на чистые листы бумаги.

Проблема была даже в том, как начать письмо.

«Дорогой отец» – слишком лично, «ваше величество» – очень сухо и официально. По имени – звучит странно. Может, вообще опустить обращение? В тубус влезет только один листок, второй явно принесен на тот случай, если я испорчу первый. Можно попробовать опустить все вступительные расшаркивания и начать сразу с сути. Я остановилась возле стола, взяла в руки лист бумаги, мгновение смотрела на него, а потом положила обратно и продолжила бродить от стены к стене.

С чего начать? Наверное, с того, что я прибыла в Алую крепость. Рассказывать про Ханса нет смысла, а вот о Кохше стоит упомянуть. Как и о нападении Бестелесного, и о двойных поборах с селян…

Сев за стол, я взяла в руки перо, обмакнула его в чернильницу, аккуратно сняла капельку о край глиняного сосуда и вывела первые буквы:

«Спешу вам сообщить, что мы достигли Алой крепости в добром здравии».

Посмотрев на кривоватые, но вполне читаемые буквы, я вздохнула и продолжила, осторожно макая кончик пера в чернила после каждых двух-трех слов:

«На Кохшу перед самым нашим прибытием было совершено нападение. Поселение было разграблено, мужчины или убиты, или угнаны как рабы. Местоположение их неизвестно. Мы сопроводили женщин и детей в Алую крепость. Кроме того, в Кохше на меня было совершено нападение – наемных убийц заказал кто-то из столицы, имя заказчика не знаю…»

Я торопливо отвела кончик пера от бумаги. Сюда так и просилась просьба о том, чтобы отец был осторожен, и я, мгновение поборовшись сама с собой, все же написала ее, дополнив словами Харакаша:

«…потому прошу вас быть осторожным. Убийца был Бестелесным, не прошедшим инициацию».

Очистив перо о край чернильницы, я отложила его в сторону, задумчиво глядя на уже наполовину заполненный лист бумаги. Мне нужен был совет касательно всей этой ситуации с герцогами, похищенной дочерью барона и очевидными подставами с чьей-то (как бы ни с обеих) стороны. Но как уместить это все на таком клочке бумаги?

Некоторое время я крутила в пальцах перо, не решаясь обмакнуть его в чернильницу, потом вздохнула и снова приступила к письму:

Поставив в оставшемся свободном уголке сегодняшнюю дату, я еще раз перечитала письмо, присыпала чернила песком и оставила высыхать на столе. Вспомнив, что Мира упоминала про кольцо с гербовой печатью, судорожно схватилась за шею.

Тонкая золотая цепочка с небольшим ключиком от ларца с украшениями была на месте. Я забыла про нее, как забыла и про украшения, настолько она была невесомой и настолько не к месту мне были привезенные из замка атрибуты статуса и роскоши.

Ларец быстро нашелся в одном из моих сундуков. Вставив ключ в замочную скважину, я нажала на пазы, провернула ключ и услышала, как тихо тренькнул запорный механизм.

Позволив себе потратить несколько мгновений на то, чтобы полюбоваться лежащей в нижнем – отдельном, выдвижном – отсеке короной, я взяла из верхнего перстень с рельефной гербовой пластиной для оттиска на сургуче и прикрыла крышку шкатулки, после чего вернулась к письму.

Чернила уже высохли, но я понятия не имела, куда стряхнуть песок. Ну не на пол же сорить? Решение пришло быстро – стоящий под кроватью ночной горшок отлично сошел за временную мусорку, и я, держа в руках письмо, задумчиво переводила взгляд с него на тубус. Очевидно, запечатывать сургучом нужно было именно его, а не письмо, иначе бы оно в тубус просто не влезло…

Стук в дверь и знакомый голос из-за нее оповестили меня о своевременном возвращении магистра. Старец выглядел чем-то весьма озадаченным, но полным кипучей деятельности – очевидно, что ему не терпелось научить защитницу веры чему-то полезному.

– Итак, – он подошел ко мне, прислонил свою трость к столу и подтянул рукава своей мантии, обнажая худые старческие запястья, – защита письма универсальна. Обучившись ей, ты сможешь использовать этот навык для того, чтобы защитить любой предмет от посягательств тех, к кому он не должен попасть. Конечно, эта защита несовершенна, и на любой щит найдется свой топор, но все в конечном итоге будет упираться в мастерство и вложенные силы. И пока с первым у тебя есть проблемы, будем компенсировать это вторым. Положи свой перстень на стол, глубоко вдохни, постарайся сконцентрироваться на моих пальцах и прислушаться к себе.

Я кивнула, оставив гербовую печать на столешнице, несколько раз глубоко вдохнула и медленно выдохнула, стараясь сосредоточиться на собственном сердцебиении (самый простой, как по мне, способ не думать ни о чем сложном), и уставилась на пальцы магистра.

Тот протянул ко мне правую руку, чуть согнул пальцы, словно бы подцепляя какую-то невидимую мне нить, и я почувствовала, совсем краешком, будто у меня чего-то убавилось. Постаравшись зацепиться мысленно за это ощущение, я не сводила взгляда с пальцев магистра и вдруг увидела, как по ним, переливаясь серебром и золотом, струится тонкая нить, сотканная из чистой энергии.

– Увидела? Хорошо. – Мой тихий вздох удивления не прошел мимо внимания Ирвина, и он, пошевелив пальцами, перехватил поток Ато, как если бы это была обычная нитка, взял в левую руку лист бумаги и ловко скрутил его в тугую трубку.

– Ато – подвижная материя, изменчивая и текучая, как вода. Она способна бесконечно делиться на более мелкие свои подобия, что нам сейчас и необходимо использовать. – Магистр снова привлек мое внимание к своей правой руке, растянул нить энергии на вытянутом большом пальце и мизинце, а после коснулся ее указательным, средним и безымянным по очереди, отщепляя и поднимая от основной нити другие, более тонкие. – Кроме того, Ато всегда стремится восстановить целостность, прочность. – Под слова настоятеля между нитями вдруг образовались тонкие перетяжки, и в итоге то, что держал в руках магистр, теперь больше напоминало небольшую сеть в несколько слоев, что усложняла свое плетение прямо на глазах.

Магистр несколько мгновений показывал ее мне со всех сторон, а потом стряхнул с руки в мою сторону, и сеть, словно невесомая паутинка, полетев в мою сторону, вдруг исчезла, растворившись в воздухе.

Ощущение «недостачи» пропало.

– Она вернулась ко мне?

Магистр кивнул.

– А как мне увидеть эти нити Ато?

– У каждого человека, имеющего способности к манипуляциям Ато, есть своеобразный «якорь», позволяющий вызвать эту способность. Что-то, что проявляется только тогда, когда человек чувствует мощную, сотворяющуюся рядом магию, у тебя…

– У меня такое есть, – перебила я магистра нетерпеливо. – Я слышу звон струны, низкий, глубокий, вибрирующий, как бы где-то глубоко в моем сознании. Это же оно, да?

Ирвин по-доброму усмехнулся.

– Да, это оно. Тебе нужно научиться вызвать этот звук по собственной воле. Чем чаще ты будешь это делать, тем проще и быстрее будет для тебя каждый сотый раз.

Я тут же ощутила, как на моем лице непроизвольно рисуется унылая мина, и магистр, не скрываясь, рассмеялся тихим, сухим смехом.

– Прости меня, защитница. Я так часто вижу это выражение лица у своих юных учеников, что в твоем исполнении оно показалось мне особенно забавным. Увы, но без обучения и совершенствования своих навыков далеко не продвинуться ни в одном деле.

– Но у меня же получалось, я читала… – Не закончив фразу, я замерла, вдруг понимая, что не видела свой молитвенник ни в комнате, ни среди вещей.

Последний раз он был со мной в пещере, я помню, что листала его, что-то искала…

Развернувшись на пятках, я прошлась по келье, заглянула в выданную мне на время похода сумку, покосилась в сундуки, но решила, что туда бы кто-то вряд ли стал что-то прятать.

– Ко… Ханс дал мне свой молитвенник. Он был со мной, когда я спускалась под крепость, и, кажется, остался там. – Еще раз, растерянно обведя глазами комнату, я посмотрела на магистра Ирвина.

– Боюсь, что если он остался там, то его уже не вернуть. Уровень воды значительно поднялся с того времени, думаю, что от бумаги уже ничего не осталось, – мягко заметил настоятель. – В нем было что-то особенное для тебя?

– Я не знаю. – Я и правда не знала, как ответить на этот вопрос. – Мне стоит увидеть другие молитвенники, чтобы понять это. Наверное.

Мне вдруг показалось, что мой ответ прозвучал очень эгоистично и грубо.

Может быть, магистр ждал от меня совсем другого, ведь это личная и религиозная вещь, которую мне подарил его внук. Убитый мною по решению его же божества внук. Как же все запуталось…

Но старец, кажется, не ожидал другого ответа.

– После того как мы закончим с письмом, я провожу тебя в библиотеку. Не думаю, что у тебя есть время переписывать молитвенник лично, но у нас есть экземпляры, написанные нашими учениками и служителями. Если хоть один подойдет тебе, ты сможешь его забрать. – И, не дав мне даже поблагодарить за такое предложение, магистр протянул мне скрученное в трубочку письмо. – Пора приступить к практике, защитница.

– Можно просто Эвелин? Я не очень хорошо себя ощущаю, когда наставники величают меня по титулам, – чуть ворчливо отозвалась я.

Настоятель издал короткий смешок и кивнул.

– Попробуй воспроизвести в своей голове тот звук, о котором говорила мне, Эвелин. Сейчас это очень важно, потому как то, что ты делаешь, лишено словесной опоры. Это не Песнь, это, можно сказать, тонкая магия, прямая работа с Ато.

«Долго преподаватели время со мною тратили…» – вспомнилось вдруг. Так. Надо сосредоточиться…

Я поднимаю перед собой ладонь, упираюсь в нее взглядом и снова прислушиваюсь к собственному сердцебиению. В этот раз, мне оказывается, почему-то гораздо труднее выгнать из головы всякие посторонние мысли, внезапно вспомнившиеся навязчивые песенки из той, прошлой жизни и лезущие на их место псевдофилософские размышления о тщетности всеобщего бытия и моего конкретного.

Магистр терпеливо ждет. Через какое-то время он устает стоять и тихонько (как ему кажется) пододвигает стул и садится. Через еще почти десяток минут едва слышно начинает топать ногой. Потом вздыхает.

– Я так не могу! – Опустив ладонь, я возвожу глаза к беленому потолку, раздраженно выдыхая.

– Эвелин, а тебя обучали музыке? – Магистр задает этот вопрос внезапно, и я напрягаюсь, ожидая подвоха, но старец продолжает, словно бы не заметив смены моего настроения: – Я слышал про звуковые «якоря», это всегда разная нота, может, если ты споешь ее мне, я смогу чем-то помочь?

– Она очень низко, – помедлив, ответила я, здраво рассудив, что принцесса, так или иначе, получала светское образование, училась танцам, и хотя бы попытки в овладении музыкальным инструментом или в пении быть могли.

– А ты попробуй перенести ее повыше, там, где тебе удобно будет, сможешь?

Я неуверенно кивнула, вспоминая высоту звука. Потом тихонько замычала, закрыв глаза и пытаясь звуком нащупать ту самую ноту, морщась от собственных поползновений. В какой-то момент мне показалось, что я вроде бы нашла нужное, открыла глаза, намереваясь сообщить об этом магистру, и замерла, замолкнув и слушая стихающее гудение струны в своем сознании.

Сумрачный силуэт с нечеткими границами сидел на месте магистра, едва просвечивая через плотный золотисто-серебряный кокон, которым был окружен. Со всех сторон к этому кокону шли тонкие нити Ато, появляясь буквально ниоткуда и питая его.

– Эвелин, спой мне ноту, которую ты слышишь! – У сотканного из мглистого силуэта нет лица и пола, но голос магистра узнается легко. Я снова куда более уверенно воспроизвожу нужный звук, не размыкая губ, а потом перевожу взгляд на себя, поднимая правую руку.

Кажется, Светозарная не шутила, когда говорила, что мы станем почти что сестрами после обмена клятвами. Мое тело казалось чуть больше привычного и словно бы состояло из той же материи, что и тело явившейся мне в храме богини – молочно-белая сияющая субстанция с легким серебристо-голубым отливом.

В моей левой руке свернутый в трубочку лист бумаги, кажущийся сейчас практически несуществующим, тонким, полупрозрачным.

Я делаю вдох, набирая воздуха для того, чтобы продолжить мычать, и снова поднимаю взгляд на магистра.

– Отщепи от себя нить Ато, например, от левой руки, и раздели ее, как я показывал. Не торопись, у нас много времени, – подбодрил меня он.

На словах это оказалось проще, чем на деле.

Я, сделав очередной вдох для того, чтобы продолжить держать нужную ноту, протянула пальцы к своему запястью и попыталась потянуть себя за «кожу», чтобы получить нить. А в итоге, аккуратно потянув вверх, чуть не поперхнулась собственным «пением», увидев, как моя «кожа» вытягивается вверх на добрые десять сантиметров. Отпустив ее, я мгновение наблюдала, как она возвращается к своему исходному состоянию, повторяющему контуры моего тела, а потом попробовала еще раз.

И еще.

И еще раз двадцать, пока не додумалась взяться за энергетический покров условными ногтями, отделяя нить еще возле собственного тела, и только потом – потянуть.

На краешке сознания, слишком занятого пением и одновременным колупанием Ато, я чувствовала, что мокрая как мышь. Благо, что коленки еще не дрожат…

Магистр терпеливо ждал, пока я перейду к следующему этапу, но, видимо, что-то в моем внешнем виде начало его настораживать.

– Если ты почувствуешь головокружение или внезапную усталость, то сразу останавливайся. Без геройств, Эва! Сразу. Попытки манипулировать даже с собственной Ато сверх своих физических сил опасны, ты поняла меня?

Я кивнула, совершенно не собираясь играть в героя. «И так уже нагеройствовала до разбитой головы и провалов в памяти, а что меня еще впереди ждет… Усугублять ситуацию своими руками совсем не хочется». – В ответ на свои ироничные мысли я ощутила, как нить в руках тает, а зрение проясняется, и спешно выбросила их из головы, снова все внимание уделяя делу.

Отщепить от нити Ато волокна оказалось проще – фокус с «подцепи ногтем» работал, и пусть это выглядело далеко не так изящно и ловко, как у магистра, для меня главным был результат. В конце концов, не показательное выступление устраиваю!

Глядя на то, как отдельные волокна протягивают друг к другу поперечные ниточки, сплетаясь в сеть, я тихо выдохнула.

– Отлично, теперь накинь получившуюся сеть на свернутое письмо, на его торец. – Заметив мой успех, старец подошел ко мне, указал пальцем на край свернутого в трубочку письма. – После этого сразу расправь и пальцами соедини края.

Закусив губу, я медленно, чувствуя легкую дрожь в пальцах, принялась делать то, что сказал магистр. Аккуратно растянула сеть в руке, накинула ее на свернутую бумагу… и прилипла пальцами к нитям.

– Ой, оно не отцепляется. – Я попыталась отлепить края сети от пальцев, потерев друг о друга, но лучше не стало, только хуже. Сеть намертво прилипла ко мне, а еще через мгновение – лопнула на «спинке» письма и начала достаточно шустро впитываться в мое энергетическое поле. Спустя пару ударов сердца моей сети как не бывало.

– Да чтоб тебя. – Я раздосадованно топнула ногой. Под моим взглядом потоки Ато постепенно таяли, возвращая привычную картину мира. – Еще раз?

– Нет, не стоит. Поверь, для первого раза это очень хорошие результаты. Позволь, я воспользуюсь твоей Ато снова и все же запечатаю письмо.

Кивнув, я протянула послание магистру, и он, подождав немного, повторил тот «фокус» с отщеплением нити Ато от меня и разделением ее на более тонкие волокна. Дождавшись, пока сеть сплетется между основными нитями, он накинул ее на письмо быстрым движением пальцев, похожим на приминание края у теста, соединил сеть в цельный покров и убрал руку, держа на ладони оплетенное Ато послание. Нити с двух сторон истончались, исчезая в воздухе, но никуда не пропадали.

– И что теперь?

– Теперь нужно замкнуть сеть. – Старец перенес письмо на стол и быстро связал два хвостика между собой. Они тут же вытянулись вдоль письма и вросли в общую сеть. – И, наконец, запечатать его так, чтоб прочитать его мог только твой отец. Представь его себе как следует, приложи руку к письму и подумай… мм… Пусть будет «только тебе и никому иному». Ты должна представить его очень четко, не важно, каким ты его вспомнишь, главное, чтобы ты вспомнила только его.

Я кивнула, понимая важность момента, и после недолгого выбора остановилась на воспоминании о нашем споре после моего официального назначения «на должность» защитницы веры. Пусть воспоминание было не из приятных, но оно было очень ярким, а тут иного и не требовалось.

Бросив короткий взгляд на магистра, я получила его разрешающий кивок и приложила руку к письму.

«Только тебе и никому иному», – мысленно проговорила я, не отпуская из памяти образ Рудольфа, короля Андарии и моего отца.

По сети пробежала едва заметная волна, расходясь от моих пальцев, настоятель Алой крепости одобрительно хмыкнул.

– Отлично, осталось только отправить его. Положи письмо в тубус.

Я послушно засунула послание в чехол из твердой кожи и закрыла его крышкой.

– Есть еще одна мелочь, с которой ты теперь точно справишься и которая может тебе серьезно пригодиться. – Магистр Ирвин положил кусочек сургуча в плошку, взял ее за ручку и жестом попросил меня протянуть ладонь вперед. – Не бойся, все, что случится дальше, не может нанести тебе вреда, просто представь, что у тебя на ладони появляется маленький язычок настоящего пламени, и позови его на храмовом наречии.

– Позвать? Это как? – Я, чуть недоумевая, посмотрела на стоящего напротив меня с плошкой в руках старца.

– Как хочешь. Можешь имя ему придумать. – Магистр беззлобно усмехнулся, на миг сверкнув зубами. Я хмыкнула и перевела взгляд на свою раскрытую под плошкой ладонь.

– Пламя, гори!

Когда магистр сказал, что я справлюсь с этим заданием, он явно знал, о чем говорил. Но не предполагал, насколько я буду успешна.

Столб пламени сантиметров двадцать высотой взметнулся вверх, чтобы погаснуть через мгновение, но этого хватило. Сургуч в плошке мгновенно вскипел, а сам старец дернулся в сторону, спасая лицо от жара огня.

– И пылом юных освещается наш мир, хех… – Погладив бороду, словно проверив ее наличие, магистр Ирвин подул на плошку с сургучом, взял закрытый тубус с письмом и медленно, давая сургучу остыть и затвердеть от соприкосновения с грубой кожей, пролил место сочленения крышки с корпусом. Сделав почти полный оборот, он аккуратно вылил остатки сургуча, сделав неправильной формы овал, и я, сообразив, прижала к сургучной пломбе свою гербовую печать.

– Славно. – Придирчиво проведя пальцем по сургучу, старец убедился, что линия его непрерывна, и, щелкнув пальцами по одному из четырех маленьких колечек, вшитых в тубус по бокам, посмотрел на меня.

– Я лично отправлю ворона в замок, защитница.

– Опять вы… – Я не успела закончить, замолкнув под строгим взглядом магистра.

– Твое обучение на сегодня закончено, защитница, а значит, что ни я, ни ты не должны забывать, кем ты являешься.

Вот же зануда! Тут захочешь – не забудешь!

Я вздохнула и кивнула, решив ничего не отвечать.

Магистр Ирвин, отвесив мне короткий уважительный кивок, покинул комнату.

В который раз за сегодняшний день я снова осталась одна и вдруг поняла, что мне это чертовски надоело – сидеть в своих покоях и смотреть, как люди бегают туда-сюда. Пора бы и самой выбраться из четырех стен. Посмотреть, как устроились жители Кохши. Поговорить с графом, его совет мне точно не помешает. Навестить Альвина…

Поправив перевязь, я вышла из комнаты.

Невзирая на первоначальный план, мои ноги сами понесли меня на первый этаж в главный зал.

Скользнув в приоткрытые двери, из-за которых раздавались тихие монотонные голоса, я замерла, раздумывая, а не слинять ли мне куда подальше, пока находящиеся тут меня не заметили?

Зал был полон людей, облаченных в красные одежды разной степени насыщенности. Судя по всему, меня угораздило прийти сюда в молитвенный час братьев-рыцарей. Я уже было развернулась к выходу, решив для себя, что не готова сейчас к каким бы то ни было конфликтам, но меня заметили.

– Защитница! – разнесся по залу низкий командный голос, перекрывая гул молитв, что тут же стихли. Я, слыша шорох разворачивающихся на лавках людей, вздыхаю и медленно делаю поворот обратно, лицом к статуе.

Возле нее, встав с края самой первой лавки, стоит высокий худощавый мужчина. Его тога имеет широкий белый кант, но все равно красного в ней значительно больше, чем у большинства виденных мною.

– Я не хочу мешать вам. – Стараясь говорить достаточно спокойно, я с определенной долей внутреннего беспокойства отметила, как с первых лавок встали еще четверо мужчин, облаченных в такие же тоги. Все, находящиеся в зале, почтительно молчали, в то время как первый, обратившийся ко мне, резким движением ладони разрубил воздух перед собой.

– Ты не можешь помешать, защитница. Ты же одна из нас, верно, братья? – Заговоривший со мной поочередно смотрит на молчащих до этого четверых вставших, и те с разной степенью уверенности кивают. С такого расстояния мне тяжело рассмотреть выражение их лиц.

Что ж, придется принять приглашение. Еще бы знать, что делать дальше.

Я медленно подхожу к стоящим возле статуи мужчинам. Так и не спросила у магистра, принимают ли в Орден женщин? Кажется, я еще ни одной не видела в одеждах храма, но Альвин упоминал, что это возможно. Нет желающих?

Обратившийся ко мне высок, почти на две головы выше меня и примерно на ладонь – остальных пяти. У него посеченное тонкими мелкими шрамами лицо, которые не было видно издалека, но они жутко выглядели вблизи, зеленоватые глаза и не тронутые сединой медные волосы, хотя на вид ему никак не меньше сорока лет. Он улыбался мне широко, дружелюбно. Так дружелюбно, что я не удержалась и осторожно потянулась к нему своей чуйкой, пытаясь понять, насколько он искренен.

В тот момент, когда наши взгляды пересеклись, он мне подмигнул, а я услышала в голове чужой голос:

«Удостоверилась, защитница? Похвальная предосторожность, даже как бы ни было грустно это говорить в стенах храма. Только не выдай себя…»

«Я такая неумеха…» – Мне только и остается, как старательно делать невозмутимое лицо, бросая короткий взгляд на других стоящих. Проверять их я не решилась.

«Поговорим об этом позже, защитница», – снова отвечает мне ментально этот человек, а после разводит руками, обращаясь ко мне уже вслух:

Мы незнакомы, но каждый из нас уже знает о тебе многое. Эвелин Добродетельная, Глас Пресветлой и Ее Карающий меч.

Я не отвожу взгляда, молчаливо принимая все озвученные титулы, потом – чуть склоняю голову.

– Отложим официальное знакомство. Я ведь все же отвлекла вас. – Краем глаза я вижу, как один из стоящих по левую сторону от меня мужчин неопределенно качает головой то ли моим словам, то ли собственным мыслям.

Мой собеседник, помедлив, кивает, после чего, вдруг усмехнувшись, делает несколько шагов, проходя мимо меня, и садится на свое место на лавке. Остальные мужчины делают то же самое, оставляя меня стоять в центре прохода возле статуи.

Это какая-то проверка?

Я глянула на один ряд лавок, потом – на другой. Все первые места были заняты. Лица мужчин, что приветствовали меня, выражали отстраненный интерес, разве что мой недавний собеседник выглядел чуть более довольным.

Подняв взгляд выше, я обнаружила, что на меня вполне ожидаемо пялятся все, находящиеся в зале. Беглый взгляд выхватил знакомое лицо – Тревор из Зилбурга. Встретившись со мной взглядом, торопливо опустил глаза.

«Ступени в основании статуи как раз по высоте подходят для того, чтобы на них сесть», – пришла мне в голову вдруг странная мысль. Я обернулась через плечо, оценивая ступенчатый постамент. Для меня, конечно, было высоковато, но, за неимением альтернатив…

Уже ощущая телом холод камня, я снова подняла взгляд на сидящих храмовников. Их лица были недвижимы, словно вырезаны из такого же камня, что и статуя за моей спиной.

Чуть поелозив из стороны в сторону, я закинула ногу на ногу, сложила руки поверх, сцепив пальцы в замок на колене, и, чуть наклонив голову к правому плечу, вопросительно подняла брови, снова проводя взглядом по лицам мужчин.

Вроде бы никто не против моего выбора места. Может быть, так и задумывалось?

Многие закрыли глаза, их губы вновь беззвучно зашевелились, обращаясь к богине, а меня…

Меня не покидало странное чувство дежавю. Я, с одной стороны, была точно уверена, что не оказывалась в такой ситуации раньше, а с другой – в голове то и дело всплывало неясное воспоминание. Тот же зал, тот же ракурс, только чуть выше, и другие люди, сидящие передо мной.

Я видела, как моя рука вытягивается вперед и звучит голос, обращенный к сидящим на лавках людям.

«Каждый из нас, будь он мужчиной или женщиной, являясь в этот мир, хранит в себе то, что станет шестью добродетелями. – Мне кажется, что я слышу собственный голос со стороны, повторяя то, что вижу в воспоминании. Сидящие передо мной храмовники быстро переглядываются. На лицах некоторых царит изумление, граничащее с недоверием. В моих воспоминаниях люди реагировали не так, но сейчас это было не важно. – В наших силах помогать слабым, останавливать тех, кто извратил добродетель и несет другим лишь горе и беду. Мы – стражи, стоящие между человеком и богом. Каждый ли из вас выбрал этот путь добровольно?»

Видение растаяло, и я перевела дух, лицезрея изумленные лица храмовников. Даже мой недавний собеседник выглядел ошарашенным, а вот магистр Ирвин, что стоял у самых дверей, взирал на меня с выражением крайнего довольства. Заметив мой взгляд, он улыбнулся ободряюще и неторопливо двинулся по центральному проходу, постукивая тростью.

Замечавшие его храмовники вставали со своих мест, уважительно склоняя головы. Я, подумав, тоже сползла с насиженного места, поправила подол туники и сделала самое невинное выражение лица.

«Что за хрень я сейчас натворила?» – пронеслось в голове.

– Магистр. – Приветствовавшая меня пятерка склоняет головы.

– Длань, – кивает им в ответ старец, – надеюсь, что ваше прибытие в родные стены было легким.

«Длань? А они, стало быть, пальцы? – Снова пронеслось в голове, и я покосилась на вставших полукругом перед магистром храмовников. – Судя по всему, они приехали недавно. Интересно, какие функции выполняет Длань?»

– Приятно снова оказаться дома, – магистру отвечает стоящий по левую руку от общавшегося со мной мужчина, обладатель густых вьющихся рыжих волос и хриплого, тихого голоса. – Жаль только, что повод столь печален.

Я ловлю короткий предостерегающий взгляд магистра и чуть сжимаю губы.

Они прибыли сюда из-за известия о смерти комтура? Скорее всего…

Тем временем каждый из мужчин пожимает запястье магистра, а потом один из них, молчавший до этого времени темноволосый и кареглазый храмовник с рассеченной широким шрамом щекой и верхней губой, поворачивается к залу и все еще сидящим в нем служителям.

– Служба окончена, все могут возвращаться к своим делам. – Он поднимает правую руку, и я, не веря своим глазам, вижу на его ладони тот же символ, пусть и совсем тусклый, что начертан на моей руке. – И подумайте над словами, которые вы услышали сегодня в этом зале. Каждый послушник должен сделать этот выбор сам. А тот, кто уже сделал его, – следовать своему выбору неукоснительно.

Зал наполнился шорохом шагов, шелестом одежд и тихими разговорами. Я во все глаза смотрела на храмовника, отмеченного печатью божества, потом, рискнув, потянулась к нему, из любопытства желая видеть его истинные чувства.

И едва не провалилась в чужую память, как в глубокий колодец, чудом успев удержаться, отшатнуться от края.

Кажется, это не осталось незамеченным самим храмовником, и он был так же поражен, как и я. Впрочем, ему хватило самообладания, чтобы незаметно для остальных коснуться пальцами своего виска и вопросительно глянуть на меня.

Возможно, если бы я все же заглянула в его память, он не был бы так доброжелателен… Как-то это было слишком легко. Из-за печати?

– Я вижу, что вы уже встретились с защитницей. Тем лучше. – Магистр снова обратил на меня внимание, чуть склонив голову. – Не откажи мне в своем присутствии на нашем совете сегодня после ужина.

Я была готова сразу кивнуть, но помедлила, ощущая легкое прикосновение чужого раздражения. Кто-то из Длани оказался недоволен таким поворотом, но кто – я не успела понять. Чужие чувства исчезли так же быстро, как и появились.

– Я с удовольствием приму приглашение, магистр.

– Благодарю, защитница. Я пришлю к тебе своего помощника, когда придет время.

Старец огладил бороду, обвел всех нас своими прозрачными глазами и, чуть прищурившись, задержал взгляд на отмеченном божественной печатью храмовнике.

– Эмил, я обещал показать защитнице нашу библиотеку. Ее молитвенник не выдержал тягостей пути, окажи мне услугу, подмени меня в этом деле.

Я перевела взгляд на Эмила и заметила недоумение на его лице. Впрочем, он раздумывал всего мгновение.

– С удовольствием, магистр. – Храмовник коротко поклонился настоятелю Алой крепости, после чего перевел взгляд на того, что общался со мной мысленно. Молчаливый обмен взглядами, за которым, я была уверена, скрывался короткий диалог, и Эмил обратился ко мне:

– Идем?

– Да. Да, конечно, идем. – Я торопливо следую за храмовником, которому, кажется, мой ответ был совершенно не нужен.

Магистр явно понял, что что-то произошло, и дал мне шанс попробовать разобраться с этим. Осталось только понять, как сам Эмил отнесся к такому шансу. И к тому, что я теперь должна буду присутствовать на совете.

Мы покинули зал, и храмовник сразу повернул от дверей налево, но направился не к общей лестнице, а под нее, к еще одному неприметному коридору, в котором оказалось до неприличия много небольших, окованных железом дверей.

– Если ты будешь идти с той же скоростью, мы справимся как раз к совету. – Слегка ироничный голос моего провожатого вырвал меня из размышлений.

– Это я еще не начала в каждую дверь заглядывать, – ответила я в тон храмовнику.

Тот хмыкнул, почесал пальцами кудрявую голову.

– Ничего интересного за ними все равно нет. Это кельи для писчих, архивариусов и их учеников. Все записи, хранящиеся в библиотеке, обычно разрешается выносить не дальше этого коридора. То, что нужно для личного пользования, молодые храмовники переписывают для себя сами на занятиях письменностью. То, что нужно для обучения, приносит архивариус и его помощники, забирая после занятий обратно в библиотеку.

– Серьезно организовано. – Я уважительно покачала головой, и мой спутник снова хмыкнул.

– Часть хранящегося в библиотеке была создана до зарождения нашего Ордена. Это слишком ценно, чтобы каждый имел возможность таскать их по всей крепости. Что тебе стало интересно в моей голове? – Эмил решил не тянуть кота за хвост, что меня одновременно и радовало и настораживало.

Наши шаги легким эхом отдавались под беленым сводом коридора, и я решила, что затягивать молчание не стоит.

– Меня поразила печать Светозарной на твоей руке. Я не видела ее ни у кого, кроме себя, да и твоя речь меня удивила. Я хотела узнать лишь о том, что ты чувствуешь, но опыта у меня немного, а сил – хоть отбавляй. – Идущий рядом храмовник весело хмыкнул, но ничего не сказал, и я продолжила: – Обычно читать чужую память не так легко, но в случае с тобой… Я чуть не свалилась в твои воспоминания случайно, так легко твой разум открылся мне. Это из-за печати? Как ты получил ее?

– Это долгая история… и достаточно личная, – опередил меня Эмил, не дав вставить и словечка о том, что я никуда не тороплюсь. Хотя это, конечно, было бы неправдой. – Может быть, позже. Когда-нибудь. Но я согласен с тобой в том, что, скорее всего, именно из-за отметки тебе это было сделать так легко. Я, если можно так сказать, зависим от Ато божества чуть больше, чем мои собратья. Наверное, в этом дело. Лучше спросить у Ирвина, он у нас мастер в божественной магии.

– А в чем ты мастер? – Я, поравнявшись со своим на удивление разговорчивым спутником, заметила, что он почти одного роста со мной.

– Мм… я что-то вроде посла. – Храмовник неопределенно повел рукой в воздухе и, подойдя к массивной двери в конце коридора, с явным усилием открыл ее. – Вот и пришли. Позволь показать тебе, защитница, кормящую мать всех жрецов, писарей, архивариусов и прочих трудяг пера и бумаги. Библиотеку Алой крепости, где все ранее названные…

Я сделала шаг в библиотеку, мысленно поражаясь представшему передо мной гигантскому залу, и замерла, стараясь не издавать ни звука.

– …просиживают свои жо… – Закрывший за нами двери храмовник обернулся и прервался на полуслове.

Посреди зала, прижав когтями к полу лишь частично сохранившееся тело в храмовой рясе, сидело нечто, похожее на демона со средневековых гравюр моего мира. Существо демонстративно облизало чешуйчатую руку от крови, не сводя с нас немигающего взгляда алых глаз, потом шевельнуло сложенными за спиной перепончатыми крыльями.

– Поговор-р-рим?