Оживи покойника

Поужинав продуктами, заготовленными специально для него родителями перед их отъездом в подмосковный пансионат, Федор побросал грязную посуду в раковину, залил ее горячей водой, чтобы отмокала, и отправился с кухни в гостиную смотреть телевизор. Он включил свой цветной "Рубин" и принялся было искать на журнальном столике "Комсомольскую правду" с программой на неделю, но тут по ушам ему ударил громкий шум помех. Он крутанул тумблер переключателя каналов - по всем программам заливались трелью на белом поле электронные цикады. "Должно быть, опять лампа перегорела, - вздохнул Федор, выключая телевизор. - Ладно, лягу спать пораньше. И так напахался за неделю, а завтра еще черная суббота".

Федор разделся, выключил свет и лег в постель. Ему не спалось, что-то мешало спать. Он открыл глаза и увидел, что комната залита серебристо-белым светом. Что бы это значило? Федор встал и подошел к окну - в лицо ему ударил слепящий ветер Белой звезды... То есть, это был, конечно, свет, но он подобно ветру овевал лицо и путался в волосах. И в этом свете Федор вспомнил все то, чего с ним не было в будущем: заманчивую адскую рекламу по телевизору, путешествие в Хелл-Сити, встречу с земляками, поход на Барабашкин, службу в спецназе, жизнь в горах, возвращение на Землю, дни, проведенные с Маринкой, розыски Вани Веревкина и, наконец, его похищение из больницы.

Вот только про Белую звезду он почти ничего не вспомнил... Разве что приснилось однажды странное существо, передавшее приказ с Белой звезды насчет устранения Царя, но мало ли что приснится, тем более в будущем, которого на самом деле не было. И тут он заметил протянувшуюся от Белой звезды к окну серебряную нить. Оставляя в воздухе светящийся след, нить описала окружность метрового диаметра... Неведомая сила затянула Федора в образовавшийся черный тоннель, и он полетел по нему навстречу белому свету.

2. Встреча на белом свете (от автора)

Давно я готовился к этой встрече - еще бы, первая в истории мировой литературы встреча автора с героем своего произведения! - но вот теперь не знаю даже, с чего начать разговор. Да и сама встреча - только на бумаге... (а теперь вот и в компьютер, ха-ха). А как же иначе, если я соткан из материи, а Федор - из моего воображения? Эх, тяжело все это! Что же сказать ему? Поздороваться, что ли, для начала?

- Здравствуй, Федор. Как долетел?

- Здравствуй, Саша. Хорошо.

- Ты знаешь мое имя? - спрашиваю я.

- Только что узнал благодаря своим экстрасенсорным способностям, - усмехается Федор. - А теперь тебя, кажется, зовут еще и Алексромой. Скажи, зачем тебе все это понадобилось?

- Что "это"?

- Отправлять меня в Хелл-Сити, водить за нос по Барабашкину, подрывать на гранате, лишать памяти, превращать в монстра, забрасывать в прошлое и разбивать там голову?

- Ну... Я ведь не только "водил за нос, подрывал и лишал", одним словом, делал тебе не только пакости, но и что-то приятное: потчевал деликатесами, поил дорогими винами, подкармливал во время всеобщего голода... И потом, я здорово помогал тебе в ущерб достоверности.

- Помогал? - удивляется Федор.

- Конечно, - невозмутимо отвечаю я. - Кто подсунул тебе в маринкином доме фотографию ее подруги, которая навела тебя на след? Кто подложил листок с ваниным адресом под сейф? Кто открыл окно в палате Кузьмы Кузьмича? Кто тебя сотворил, наконец, если у тебя даже папы с мамой нет, одно о них упоминание?

- Тогда скажи, зачем ты меня "сотворил"? - ловит меня на слове Федор.

- Этого я и сам не знаю, - признаюсь я. - Надо мной ведь тоже есть своя звезда, но она мне ничего не объясняет, как я тебе...

- С этого и надо было начинать, - заявляет Федор. - Теперь я вижу, что с тобой говорить бесполезно, придется дойти до твоей звезды и там во всем разобраться.

- Как это ты дойдешь?! - удивляюсь я.

- Очень просто. Книга окончена, теперь я тебе не подчиняюсь и волен идти куда захочу, не так ли?

- Ты куда? - кричу я ему вслед.

- На свободу, - уходит Федор.

3. Падение Белой звезды

- Да-а-а, - чешу я в затылке, оставшись наедине с самим собой, - выдал я экспромтик! Похоже, теперь мы поменяемся ролями, и этот некогда послушный персонаж будет писать сценарий моей дальнейшей жизни, а потом еще и переписывать его задним числом после моей смерти. Остается одно: отправиться за ним, пока книга еще не совсем закончена, и попробовать договориться. Можно, конечно, вернуться назад и исправить уже написанное, но... рука не поднимается. Нет, только вперед!

Как же мне за ним отправиться? Похоже, нет другого выхода, кроме как устроить падение Белой звезды, чтобы опуститься на ней в придуманный мною мир (хотя, по правде говоря, придуманного в нем мало).

Итак, падение Белой звезды... Я быстро опускаюсь, наблюдая стоящих внизу людей с поднятыми лицами, озаренными ярким светом падающей звезды. Они не видят меня в ее слепящем свете, но зато я хорошо, как на четкой и контрастной фотографии, вижу их всех: Горячина, Сыткину, Зарудного, Малишина, Сонечку-Мармеладку, Шуряка, Павло, Томку-Котомку, Таню, Царя, Горячина-майора. Маринку, Бонифация, Ваню Веревкина и, конечно же, Федора. Белая звезда достигает поверхности, на которой они стоят, и разливается по ней ярко-белым туманом. Я стою в этом непроницаемом световом тумане и ничего вокруг себя не вижу. Нет, так не годится, сейчас мы это исправим... Туман концентрируется в искрящиеся облака, которые легко отрываются от земли и плавно поднимаются вверх. Прямо-таки северное сияние, только бесцветное...

- Простите, вы случайно не Александр Р.? - слышу я за своей спиной приглушенный голос.

- Откуда вы меня знаете?! - оборачиваюсь я.

- Дело в том, что я читатель, поэтому я все знаю... из вашей же книги.

- Как это все, если книга еще не закончилась? - улыбаюсь я.

- Да, но это последняя страница, я же вижу... А вообще-то я не понимаю, зачем вам понадобилось писать третью часть? Она мне кажется совершенно лишней...

- Смотрите на небо, - говорю я.

В крахмальной простыне искрящихся облаков постепенно появляются угольно-черные разрывы, и эти сквозящие космическим холодом разрывы складываются на фоне звездного неба Земли в два слова: ОЖИВИ ПОКОЙНИКА.

1985-1990

Москва - Нью-Йорк

Copyright (c) 1991-1997 Александр Ромаданов

* Рецензия на повесть "Оживи покойника" *

Иван Мартынов. Реанимация рая

(публикуется со значительными сокращениями)

Яркая, издалека привлекающая внимание обложка. Многообещающее название книги в таком популярном у наших современников, уставших от коммунистического и капиталистического рационализма, "хилерском" стиле: то ли и вправду пособие по воскрешению мертвых, то ли, наоборот, какой-то особо мерзкий, глумливый и богохульный пасквиль на Великого Хилера из Назарета.

Стоит ли напоминать нашим читателям, что жанр литературной фантасмагории, страшного и смешного, ангельски-наивного и дьявольски-коварного повествования об исковерканной дурными правителями, извращенной в самих своих первоосновах уродливой жизни больного общества ведет свое начало в русской словесности с великих и славных имен Н.В. Гоголя и М.Е. Салтыкова-Щедрина, Федора Сологуба и Михаила Булгакова, вплоть до наших современников - Юза Алешковского, Владимира Войновича и братьев Стругацких, писателей не равнозначных, но, безусловно, умных, совестливых и интеллигентных, остро обеспокоенных нарастающим растлением душ русских людей, беззащитных под натиском черных сил Мирового Зла. Александр Р. дерзко рискнул подать заявку в этот элитарный "клуб для пророков", и нам остается только подумать всем вместе о том, насколько он пришелся им ко двору.

Герой Александра Р. - издавна любимый всеми его великими предтечами "маленький русский человек", Раскольников конца ХХ столетия - "молодой специалист" (с нищенской зарплатой и нулевым весом в обществе) из московской секретной "шарашки" (самый большой секрет которой в ее "абсолютно-никому-ненужности"!) Федор Бурщилов появляется перед нами в один из обычных, сереньких московских дней - первых дней "достославной" горбачевской перестройки (13 декабря 1985 года), истомленный скучной и скудной советской действительностью. Федору Бурщилову, беспартийному, холостому парню, выпивохе и е---ю (пользуясь простецкой терминологией автора!) настолько тошно и тоскливо в серой горбачевской Москве, что он страстно мечтает о любых переменах, даже независимо от того, как они повлияют на его личную судьбу ("хоть гирше, да инше", говаривала моя бабушка, уроженка пограничного с Украиной юга России).

И перемены (да еще какие!) приходят к нему... с экрана стандартного советского цветного телевизора в образе электронного посланца Ада, Того Света, Великого Царства Тьмы, эдакого модернизированного, бородатого Воланда постиндустриальной эпохи, который, как и положено диктору советского телевидения, "по заявкам трудящихся", точнее, в виде первого опыта, по заявке первопроходца Бурщилова, устраивает ему в состоянии комы полет на Тот Свет, очень напоминающий эмигрантский Нью-Йорк (или, если хотите, Сан-Франциско или Лос-Анджелес).

...............................................................

Герой Александра Р. - отнюдь не пуританин, а даже, скорее, тот самый тип современного искателя приключений (очень часто на свою голову!), Остапа Бендера конца ХХ века, с его органическим отвращением к ханжеской советской морали, с заветной мечтой о заветном миллионе и с полнокровной, раблезианской тягой к красивой (т.е. богатой) жизни, который так характерен для жизненно активной части современной советской эмиграции.

......(пересказ второй части опускается)........

Путешествие сквозь Время... забрасывает Федора назад, в исходный момент его трансцедентальной одиссеи, возвращая вместе с ним стабильность окружающему этого безвестного Спасителя Человечества Реальному Миру. Жаль только, что этот Мир, в котором ручеек невинной крови вполне реального бывшего царевича Алексея Романова теряется в океане крови и слез миллионов детей, уничтоженных изуверами всех мастей и расцветок ХХ века, не стал от этого, на самом деле, ничуть стабильнее и чище. Автору трудно (как и его великим предшественникам) смириться с торжеством Мирового Зла, и он, не найдя достойной концовки для своего сумбурного, многопланового, тотально антиутопического романа (неверие ни в какие идеалы - тоже Вера!), упорно продолжает повторять ставшую его лейтмотивом мистическую фразу: "Оживи покойника!" (непонятно, правда, кого - распятого Христа, царевича Алексея или миллионы жертв Холокоста и колымских лагерей; в христианском, федоровском или каком-то еще теологическом аспекте?).

Думается, что прежде, чем "оживлять покойников", даже самых великих и благородных, мучеников и страдальцев за Счастье Человечества (не дай Бог, ненароком оживить вместе с ними Сталина, Гитлера и Мао Цзедуна!) нашего, пока еще Вполне Реального Всепланетного Ада, во всех его социальных модификациях, нужно (и давно пора) начать Духовно Оживлять Самих Себя.

Иван Мартынов (Нью-Йорк)