Глава 6 Паучий дом

Ранним утром, спустившись на кухню, Флори обнаружила, что Дес пропал. Она даже на миг подумала, что события вчерашнего дня ей почудились, однако, выглянув во двор, обнаружила его спящим в плетеном кресле. Это обнадеживало. Раз он смог самостоятельно перебраться туда – значит, смесь вина и сонной одури его не убила.

С завтраком на подносе Флори заявилась к Дарту. Задернутые портьеры почти не пропускали солнечный свет, лампа рядом с кроватью не горела, и пришлось пробираться в потемках. Она подошла к окну и распахнула плотную ткань. Яркие лучи прорвались в комнату, подсвечивая пылинки, кружащие в воздухе. Интересно, эти шторы хоть раз кто-нибудь чистил?

Дарт все еще не вылезал из постели, хотя выглядел намного лучше и обрадовался еде. Когда он предложил составить ему компанию, Флори умостилась на краешке кровати. Изначально она пришла сюда в надежде разговорить Дарта и узнать что-то новое о безлюдях и лютенах. Полезно понимать сущность того, с кем оказался под одной крышей. Но не успела она задать вопрос, как подскочила от неожиданности, когда напольные часы забили. Стрелка застыла на полудне, хотя вместо привычных цифр время показывали объемные латунные фигурки. Часы бессовестно врали, поскольку сейчас было раннее утро.

– Кажется, часы сломались.

– Они показывают не время, – ответил Дарт, не обращая внимания на крошки, падающие на одеяло с тарелки.

Флори нахмурилась, не зная, что и думать. Поняв, что объяснений не дождется, она решила сама выяснить, в чем подвох, и подошла к часам, чтобы рассмотреть их. Из недр массивного резного остова вырывался низкий гул, словно внутри прятались не шестеренки, а приборная лампа. Тяжелый маятник за помутневшим стеклом лениво раскачивался, то зависая, то ускоряясь. Он жил вне времени и законов часового механизма. С циферблатом тоже было что-то не так: разделенный на двенадцать секторов, он имел одну-единственную стрелку, не сходившую с латунной фигурки, по очертаниям похожей на охотничье ружье. Остальные одиннадцать деталей имели разные формы: ложка, печатная машинка, скрипичный ключ, шляпа-цилиндр, бутылка, очки, художественная палитра, круг с лабиринтом внутри, ключ, перо и голова льва. Странный и бессвязный набор символов.

– Есть предположения, госпожа детектив? – спросил Дарт.

Голос раздался совсем рядом. Повернувшись, она едва не врезалась в Дарта. Он нетвердо стоял на ногах, маятником раскачиваясь перед ней.

– Тебе лучше прилечь, – сказала она, отстраняясь, и Дарт тут же рухнул обратно на кровать, будто только и ждал ее предложения.

– Кажется, я себя переоценил.

Дождавшись, когда он снова устроится в постели, Флори напомнила о часах, которые были чем-то другим, не связанным со временем.

– Они тут появились задолго до меня. Я лишь переплавил цифры в фигурки, чтобы проще ориентироваться в своих превращениях. Правда, механизм немного барахлит, не всегда улавливает момент, когда просыпаюсь: иногда звонит за мгновение до, иногда запаздывает. Стараюсь не вылезать из постели, пока не узнаю, кто я сегодня.

Дарт попытался изобразить улыбку, но получилось скверно.

– Поначалу новая способность меня пугала. Каждое утро просыпался другим человеком и думал, что сошел с ума. Так продолжалось, пока хозяин не предложил исправить часы. Двенадцать секторов на циферблате стали обозначать двенадцать личностей, а стрелкой теперь управляет не часовой механизм, а безлюдь. Я зову их «частности» – часы, показывающие личность.

Флори взглянула на стеклянную дверцу, закрывающую циферблат. Ключ торчал в замочной скважине как предостережение для любого, кто захочет вмешаться в игру безлюдя. Она вспомнила рассказ Дарта о причине его недуга.

– Но ты переводил стрелку сам, так ведь?

– Да. Я сделал это в пятый раз за все годы службы и освободил того, кого мы условились не отмечать на циферблате. Тринадцатого. Эта личность появляется, если я сам пытаюсь управлять частностями.

На несколько мгновений в комнате воцарилась тишина – робкая полоса молчания на рубеже двух разных тем. Флори хотелось узнать как можно больше: например, о том, как Дарт попал сюда и как стал лютеном, почему он не может управлять своей силой, чем так опасен Тринадцатый, что приходится его запирать… Но все эти вопросы померкли в ее сознании, когда хлопнула дверь и в комнате раздался быстрый топот.

– Вот ты где, дорогуша! – выпалил Дес, обращаясь к Флори, а потом повернулся к другу: – Ты знаешь, что твои беззащитные сестрицы учудили? Напоили меня сонной одурью!

Лицо Деса пылало от гнева, глаза метали молнии. Каждое слово он сопровождал взмахом рук или резким жестом, отчего походил на птицу, угодившую в бурю. Флори мысленно выругалась, понимая, что опять ей придется отвечать за действия младшей сестры. Не дожидаясь новых обвинений, она решила пойти в наступление:

– Уж не знаю, что вы там пили, господин Десмонд, но когда мы нашли вас на кухне, от вас разило вином. Думаю, пустая бутылка будет доказательством.

– Вот тебе доказательство! – Дес выставил руку, покрытую красными пятнами. – У меня аллергия на сонную одурь.

Теперь точно не отвертеться. Приготовившись получить выговор от Дарта, Флори вдруг услышала его хохот.

– Тебе весело, а я чешусь, как лишайный, – пробурчал Дес.

– Ты, наверное, голоден? – примирительно спросила Флори.

Он бросил на нее опасливый взгляд:

– Сразу скажу: у меня аллергия на все виды ядов, особенно на крысиный.

– Дружище, не подавай Флори идеи, – предупредил Дарт.

Они оба засмеялись, явно обладая каким-то общим, понятным только им, чувством юмора. Дес тут же позабыл о старых обидах и охотно согласился утешиться едой. После завтрака он заявил, что с радостью останется до ужина. Флори досадливо цокнула языком, представив, как этот провокатор будет докучать целый день. Она бы отправилась на рынок, но не хотела оставлять приболевшего Дарта под присмотром человека, который о себе-то позаботиться не мог.

Дес пытался приложить компресс к руке, пораженной сыпью, но никак не мог приловчиться орудовать левой, и все его действия со стороны выглядели неловкими и неуклюжими. В конце концов Флори предложила помочь, чувствуя свою вину, ведь идея опоить Деса сонной одурью изначально принадлежала ей. Взявшись за дело, она обратила внимание на платки, повязанные на запястьях.

– Надо бы снять, чтобы не мешали.

Дес наотрез отказался. Флори пришлось изловчаться, забинтовывая ему руку, которой и без того хватало повязок. Когда в доме раздался звон дверных колокольчиков, Флори вздрогнула, и ее пальцы скользнули прямо в ладонь Деса, проворно поймавшую их в ловушку. Движение было резким, уверенным, но не грубым. Она растерялась и уставилась на него с немым вопросом. Его орехово-карие глаза обладали гипнотической притягательностью, выражая одновременно насмешку и вызов. Что бы он ни предлагал, Флори следовало отказаться.

Второй звонок раздался громче и настойчивее. Дес медленно разжал ладонь, отпуская Флори на встречу с гостем. Им оказался Рин. Она пригласила его в дом, но тот не захотел тревожить безлюдя понапрасну.

На веранде, опустевшей без кресел, присесть было некуда, и Флори оперлась спиной о перила. Рин остался стоять у дверей, скрестив руки на груди, всем своим строгим видом – позой, костюмом и выражением лица – напоминая школьного учителя.

– Начну, пожалуй, с плохой вести. – Он нахмурился. – Наше следствие не продвинулось дальше домыслов и голословных обвинений. Мы не можем найти того, кто подтвердит причастность Сильвера Голдена. Последняя надежда на вашу сестру. Вдруг она что-то видела…

Рин протянул портрет, нарисованный ее же рукой. Флори невольно улыбнулась, вспомнив тот странный вечер в таверне.

– А теперь о хорошем, – торжественно объявил Рин. – Я помню вашу просьбу подыскать более подходящее жилье для вас. Сейчас везде идут приготовления к Ярмарке, и в Хоттон как раз требуются оформители. Я зарекомендовал вас как чудесную мастерицу. Они готовы принять вас с сестрой на лето.

Флориана замерла, не зная, как реагировать на приглашение. Рин расценил ее молчание по-своему и поспешил пояснить:

– Хоттон – престижная школа-пансион, это прекрасный шанс для вас обеих… Если хорошо себя зарекомендуете, то сможете там работать, а Офелия – учиться.

– Хоттон – очень дорогая школа. Ни одного моего жалованья не хватит, чтобы оплатить обучение сестры.

– С этим мы разберемся, – с воодушевлением продолжал Рин. – Если ваш дом получит статус безлюдя, он перейдет городу. Выплаченной компенсации хватит на годы обучения.

– А потом нас вышвырнут на улицу?

Рин с шумом втянул носом воздух. Похоже, он злился.

– Флориана, я предлагаю вам руку помощи. Если это вам не нужно, так и скажите.

Она смутилась, не желая казаться грубой и неблагодарной. Предложение Рина действительно было заманчивым и разумным. Однако он не знал и половины того, что мешало сестрам перебраться в Хоттон.

– Я безмерно благодарна вам, господин Эверрайн, – с трудом выговорила Флори, – но обстоятельства вынуждают меня отказаться от предложения. Оно, без сомнения, прекрасно, но…

С минуту она молчала под строгим взглядом и от волнения крутила пуговицу на платье. Потом честно рассказала обо всем: как после смерти родителей у них отняли дом и наследство в Пьер-э-Метале стало их единственным пристанищем. Растратить деньги, полученные за фамильный дом, значило навсегда отказаться от настоящего дома в Лиме. Она призналась, что переживает за Офелию, которой снова придется привыкать к новым людям и месту, а напоследок вспомнила и о себе:

– Меня не интересует работа в школе. Я хочу стать домографом. Если устроюсь в Хоттоне, то навсегда распрощаюсь с мечтой.

Она посмотрела Рину в глаза, чтобы найти в них сочувствие, понимание, а взамен получила строгое беспристрастие.

– Знаете, Флориана, – задумчиво начал он, – у меня тоже есть стремления. Вот уже несколько лет я охочусь на Озерный дом. Вы о таком слышали?

Она отрицательно покачала головой, не понимая, к чему задан вопрос.

– Все называют его городской легендой, а я намерен доказать, что это настоящий безлюдь, потерянный много лет назад. – Он улыбнулся так мягко, как улыбаются мыслям о желаемом. Уловив ее растерянность, Рин пояснил свой неожиданный пассаж: – Я хотел изучать безлюдей, а в итоге нахожусь на службе у города, занимаясь чем угодно, но не исследованиями. Увы, чтобы реализовать истинные стремления, мне приходится быть кем-то еще. Путь к мечте никогда не состоит из одной только мечты.

Его слова полоснули по сердцу как лезвие. Флори опустила глаза и тихо ответила, что он прав. Заставила себя улыбнуться, хотя ее переполняли другие эмоции; чтобы выразить их, ей бы пришлось что-нибудь разбить, ударить, бросить… Так что лучше спрятаться за вежливой полуулыбкой.

На веранде внезапно нарисовался Десмонд, и Флори впервые обрадовалась его появлению. Рин и Дес сухо поприветствовали друг друга и заговорили о самочувствии Дарта. Флори была бы не прочь послушать их, но Рин отправил ее за Офелией и наверняка сделал так нарочно, чтобы на время избавиться от лишних ушей.

Когда сестры появились на веранде, Рин и Дес уже вернулись к теме расследования. Портрет Сильвера Голдена перекочевал в руки Офелии, и она долго разглядывала его, прежде чем сказать, что никогда не встречала этого человека. «Он похож на хитрого лиса», – заключила она, а Флори мысленно добавила: «Как и все домоторговцы». Судя по безрадостной усмешке Рина, такое определение пришлось ему по душе, а вот отсутствие малейших доказательств огорчило. Словно бы вторя всеобщему настроению, на кухне тревожно засвиристел чайник, и Офелия поспешила снять его с огня.

Дес подытожил разговор:

– Придется обращаться к столичному франту.

Несмотря на то что каждый город существовал обособленно и подчинялся сам себе, все по-прежнему называли столицей Делмар. Как бы ни пытались города отделиться друг от друга, Делмар владел морем, куда стекались реки других земель, и притягательной силой капитала, оседающего в карманах местных богачей. Здесь жили самые влиятельные люди, зарождались реформы и возникали передовые технологии.

Когда Рин сообщил, что сегодня же отправит в столицу официальное письмо, Дес многозначительно цокнул и закатил глаза:

– Ну, я ж говорю, франт! К столичным дельцам и на хромой собаке не подъедешь.

– Оставь ты бедную собаку в покое, – проворчал Рин.

Они обменялись еще парой язвительных реплик и разошлись, поскольку важные дела не позволяли домографу тратить время на пустую болтовню. Прощаясь, он поручил Флориане «подумать над его предложением», после чего укатил на черном, начищенном до блеска автомобиле.

– Что за предложение? – заискивающе спросил Дес. – Надеюсь, не руки и сердца?

– Тебе-то какое дело? – фыркнула она.

– Вдруг я – претендент на твою руку и сердце, – сказал он, а когда Флори фыркнула от возмущения, неуверенно добавил: – Ну, чисто гипотетически… могу им быть.

– Я так не думаю, – отрезала она, уходя. Дес засеменил следом, приговаривая:

– Ну почему же? Из нас получится чудесная пара. Я – человек, ты – тоже, мы просто созданы друг для друга.

Не зная, куда деться от навязчивого ухажера, она сбежала на кухню, однако Офелия, украдкой поглядывающая на них, ничуть не смутила Деса. Пытаясь скрыть неловкость, Флори притворилась, что проверяет кладовую, хотя еще вчера убедилась, что полки пусты. Ей пришлось перебить Деса, вещающего что-то об одиноких сердцах, и попросить его пополнить запасы еды. Он расценил это как шанс поухаживать и охотно согласился помочь.

Когда Дес ушел, весь дом облегченно выдохнул. С наступлением долгожданной умиротворяющей тишины Флори вспомнила, что хотела закончить вышивку на салфетках, и отправилась в мастерскую. Вскоре выяснилось, что в стеклянной комнате жарко, как в духовом шкафу, и долго здесь не высидеть. Тогда Флори перебралась на улицу и с наслаждением устроилась в тени, прямо на ступеньках. Живя в настоящем доме, она частенько сидела на крыльце с альбомом или пяльцами, и сейчас воспоминания нахлынули на нее неудержимым потоком. Погруженная в работу и свои мысли, она потеряла счет времени. Иногда к ней заглядывала Офелия – то с книгой, то со стаканом воды, то на пару с Бо. Всякий раз Флори отвлекалась, пропускала стежок, сбивалась и вздыхала. Когда дверь за ее спиной хлопнула громче обычного, она вздрогнула и, уколов палец иголкой, болезненно ойкнула.

– Извини, что напугал. Ты в порядке? – Дарт уселся рядом. Выглядел он намного лучше, чем утром: на щеках проступил здоровый румянец, с губ сошла синева, а глаза заблестели, словно кто-то зажег в них огонь.

– Привычное дело. – Флори невозмутимо пожала плечами. Как ни осторожничай с иголкой, а все равно когда-нибудь уколешься.

Они обменялись парой любезных вопросов и надолго замолчали, каждый занятый делом: она вышивала, но уже не так сосредоточенно, а он с отрешенной задумчивостью гладил Бо, который умостился между ними, рассчитывая на внимание обоих. В конце концов пес требовательно ткнул Флори под локоть, а потом зафырчал.

– Хочешь, чтобы я погладила тебя, малыш? – Она отвлеклась от вышивки и потрепала его за рыжее ухо. Пес был слишком обеспокоен, чтобы лежать смирно, и снова ткнул мокрым носом ее руку.

– Кажется, он учуял что-то в твоем кармане. – Дарт лукаво улыбнулся. – Ты там печенье прячешь?

Бо привлекло совсем другое: ключ. С тех пор как тот странным образом попал к ней, Флори ни разу не вспоминала о нем, но сейчас вновь ощутила тяжесть металла в кармане и невольно потянулась к нему. Бо утробно зарычал, не сводя с нее круглых, как пуговицы, глаз, и пришлось показать, что спрятано в кармане. Едва она раскрыла ладонь, Дарт выпалил:

– Ключ от безлюдя?! Где ты его взяла?

Открытие, чем оказался подарок старой незнакомки, ошеломило Флори. Странным образом воспоминания о той встрече размылись, а теперь стали приобретать былую четкость.

– На днях я встретила на рынке пожилую женщину, и она…

– Проклятье, – сквозь зубы процедил Дарт. – Паучиха!

– Паучиха? – переспросила Флори, словно ослышалась.

– Лютина из Паучьего дома. Учуяла вас на совете.

Значит, вот кто околачивался тогда перед дверью. Флори слышала голос и узнала бы его после, не будь Паучиха лютиной, способной менять облик.

– Зачем ты взяла у нее ключ?

– Она предложила убежище, а я подумала, что отказываться от помощи невежливо.

Флори попыталась оправдаться, но быстро смекнула, что Дарта этим не убедить.

– И ты поверила первой встречной?

– Да! – воскликнула она. – Поверила, как и тебе. Ты ведь тоже был для нас «первым встречным». И как думаешь, кто вызывает больше доверия: милая старушка или полоумный лютен?

Флори закончила свою тираду усталым выдохом, как будто истратила на пререкания последние силы. Дарта задели ее слова. Опустив глаза, он повертел в руках ключ, ставший причиной их раздора. Между ними повисла напряженная пауза. Флори не решалась заговорить первой. Спустя несколько минут Дарт протяжно вздохнул и спросил:

– Знаешь, что значит принять ключ от безлюдя?

Флори покачала головой.

– Ты согласилась прийти в Паучий дом.

– Внемлю твоему совету и не пойду туда, – заявила она с сарказмом. – Доволен?

– Тогда безлюдь сочтет, что ты оставила ключ себе, а так делают только лютены, – здесь Дарт выдержал многозначительную паузу, а потом заключил: – Если не хочешь навечно поселиться в Паучьем доме, то идти придется.

Флори стало неловко, что она, такая мнительная и придирчивая с Дартом, так легко доверилась Паучихе. В сравнении с этой постыдной ошибкой посещение Паучьего дома виделось сущим пустяком.

– Нам нужно идти прямо сейчас, – голос Дарта вывел ее из оцепенения.

Второпях Флори отнесла корзинку с рукоделием в спальню, где застала Офелию за чтением. Узнав о том, что случилось, Фе чуть не выпрыгнула из платья от удивления.

– Опять бросаете меня одну?! – фыркнула она вслед.

Спускаясь по лестнице, Флори услышала из кухни недовольные возгласы Деса. Он только что вернулся и узнал, что остается приглядывать за Офелией и безлюдем. Его голос всегда был звонким и резким, а сейчас, преисполненный возмущения, вызывал головную боль. Негодование Деса состояло из трех этапов: вначале он раскричался, потом перешел на ворчание, а в завершение просто насупился, как ребенок. Затем к нему добавилась еще одна недовольная гримаса. Офелия обижалась, что снова уходят без нее, и даже не задумывалась о том, что Флори с радостью обменяла бы свои приключения на спокойный вечер в доме.

Но они давно утратили и дом, и спокойствие.



Дорога в город пролегала через пшеничное поле и ныряла в застроенные кварталы. Шагая вслед за Дартом, Флори попыталась выведать, что ждет их в Паучьем доме.

– Странно, что ты не знаешь историю безлюдей, – ответил он, снова корча из себя умника.

– Я приезжая. У нас все по-другому.

– По-другому? – переспросил Дарт, и его губы, всегда готовые к насмешливой улыбке, дрогнули. – У вас ходят на руках? Дома строят людей? Реки текут вспять?

Он продолжал подтрунивать над ней с каким-то особым азартом, точно ждал, что она сорвется. Флори ничего не ответила и отвернулась, делая вид, что пшеничные колосья интереснее, нежели остроумие ее спутника. Спустя несколько минут молчаливого шествия Дарт примирительно спросил:

– И что там, в других городах? Я никогда там не был… и вряд ли буду. Протокол запрещает лютенам покидать место службы.

Он сказал это легко и смиренно, безо всякого сожаления, в то время как для Флори заточение в Пьер-э-Метале было мучением. Из этого города, как из тюрьмы, она отчаянно рвалась на свободу.

В ее родном Лиме безлюди появлялись редко. За домами следили, не позволяя им подолгу оставаться в запустении, и согласовывали каждый переезд жильцов – так городская служба Удержателей контролировала популяцию безлюдей. Конечно, случались просчеты, и тогда кое-где, на окраинах, возникал новый безлюдь, присоединяясь к числу домов под управлением домографа. Он справлялся без помощи лютенов, подземных тоннелей и служебных протоколов.

Флориане приходилось иметь дело с Удержателями: с этими цепкими, нудными, точно зубоврачебная дрель, пронырами, одними из тех, кто помешал им вернуться в настоящий дом. Они задержались в Пьер-э-Метале не более чем на месяц, занятые похоронами, наследством и бумажной волокитой. За это время вездесущие Удержатели прознали, что дом пуст, и поставили его под надзор. Все закончилось тем, что городская управа досрочно расторгла договор аренды и выставила сестер за дверь. «Дом вверялся семье Гордер, а вы уже не семья», – заявили им.

Флори осеклась и затихла. Она не знала, зачем рассказала Дарту не только о безлюдях в Лиме, но и о том, как у них отобрали дом.

– Раз они так пекутся о том, чтобы дома оставались жилыми, почему упрямятся сейчас?

– Нам готовы продать его, если мы заплатим Удержателям неустойку. Сумма неподъемная, продажа дома в Пьер-э-Метале не покроет и половины.

Разговоры о доме вызывали у нее странные чувства: сложно было держать тревожные мысли в себе, ими хотелось поделиться, но когда Флори касалась этой темы, становилось еще тяжелее.

– Если хочешь быть домографом, тебе придется вызубрить биографию местных безлюдей, – назидательно изрек Дарт.

Флори уже собралась признать его замечание справедливым, но тут сообразила: она не рассказывала ему о своих стремлениях.

– С чего ты взял?

– Что ты метишь в домографы? – небрежно переспросил он и бросил на нее хитрый взгляд. – Ты знаешь о безлюдях больше, чем остальные горожане, постоянно расспрашиваешь о них и до сих пор не сбежала, хотя не доверяешь мне. Твое любопытство сильнее предосторожности.

Услышав правду о себе, она разозлилась. Дарт с такой легкостью разоблачал ее, будто читал мысли.

Незаметно они дошли до района, названного Цветочным Гротом. Одинаковые каменные домики, жмущиеся друг к другу, и впрямь напоминали стены пещеры, а увитые плющом арки, соединяющие крыши, были ее сводами.

– Я знаю о безлюдях из книг о градоустройстве, – продолжила Флори чуть погодя. – Там лишь короткие заметки и редкие упоминания, но этого хватило, чтобы я решила стать домографом. Папе идея не нравилась, он считал, что бродить по заброшенным домам опасно, тем более для меня.

Загрузка...