Одно сердце на двоих

Пролог

Низкое, укутанное синевато-свинцовыми тучами небо опиралось на раскидистые ветви вековых деревьев. Хмурый лес, темный, дремучий, непролазный, зябко кутался в туман, плотные клубы которого размывали и без того нечеткие очертания, скрадывали звуки и окрашивали весь мир однообразным синеватым оттенком.

Светло-голубая пелена была неотъемлемой частью также и прятавшейся в глуши поляны: мгла таилась по ее краям у старых узловатых корней, ползла по морщинистой коре, цеплялась за вершинки густой травы, растекалась по ложбинам. Застыли ветви деревьев, замерли облака, забыла о самом существовании ветра трава, и только туман оживлял этот странный нереальный синий мир.

Мир Изначальной Тьмы, в котором нет места живым…

Некоторые живые о не желанности своего присутствия здесь, видимо, даже не догадывались. На краю прогалины из ниоткуда возникла фигура, с ног до головы закутанная в плащ. Несколько минут тревожно выжидала, а после двинулась вперед женскими семенящими шагами. Трава неохотно приминалась под узкими стопами, а в центре лужайки проявилась конечная цель короткого пути — подставка с покоящимся на ней раскрытым массивным фолиантом.

Остановившись перед книгой, женщина откинула капюшон плаща, открывая пучок тронутых сединой волос и усталое лицо. Силы и власти незнакомки с лихвой хватало, чтобы предстать как в виде согбенной годами старухи, так и юной жизнерадостной красотки, но по привычке она давно предпочитала именно этот сдержанно-благородный и обманчиво-безопасный облик.

Умелые руки с коротко остриженными ногтями уверенно раскрыли огромную книгу примерно посередине, чтобы было удобно работать. Страница особого значения не имела — умение выбрать содержание значило гораздо больше, чем способность запомнить порядок, которого в этом томе отродясь не было.

Перо для записей появилось само: соткалось из воздуха прямо на листе бумаги. Пальцы незнакомки на миг застыли над пышным ало-оранжевым опахалом и решительно сомкнулись на толстом длинном стержне. Перо засияло, отбрасывая цветные блики на лицо женщины и больно обжигая руки. Капли крови из ранок мгновенно побежали по стержню: записи в Книгу Судеб вносились не чернилами.

Женщина позволила себе поморщиться. Боль она, как и любое здравомыслящее существо, не любила, а это место всегда навевало на нее тоскливо-меланхоличное настроение. Она не любила сюда приходить, до последнего стараясь обойтись своими силами. Вот только даже боги не всеведущи и не всесильны.

Женщина вздрогнула, уловив движение боковым зрением, но тут же успокоилась. Существо, что кружило сейчас на границе поляны, было ей хорошо знакомо. Больше не отвлекаясь, богиня уверенно вывела на чистом листе первое имя.

Шанс в обмен на надежду. Возможность, дарованная в искупление. Старый долг, который еще только предстоит оплатить.

Каменный зверь, вышагивающий по колено в тумане, одобрительно фыркнул. За дальностью расстояния он не мог видеть, что именно пишет женщина, но легко догадывался. Богиня и этот индрик слишком давно друг друга знали. Оба были слишком здравомыслящи, чтобы враждовать, слишком рациональны, чтобы дружить, слишком расчетливы, чтобы объединиться. Но когда их интересы пересекались, а цели совпадали, эти двое с удовольствием становились союзниками. И если этот синеглазый, серый, словно пылью припорошенный, каменный жеребец сейчас здесь, значит, задуманную авантюру он счел перспективной.

Со вторым именем вышла заминка. Женщина давно все взвесила и решила, но все равно колебалась, не выглядит ли ее поступок мелочной местью. Кровавые буквы легли на бумагу, а богиня подняла голову, ловя взгляд непрошеного свидетеля творящегося таинства.

С третьим именем все было предельно ясно. И одновременно очень сложно. Требовалось договориться.

— Ее вернут ее народу, когда зло одолеет прах, — нараспев процитировала богиня.

Индрик фыркнул, показывая, что услышал намек.

— Время на исходе, — напомнила женщина, не дождавшись более активного отклика.

— Юнона, — неожиданно рокочуще произнес каменный единорог. — Юнона Герр из Нарванны. Впиши ее имя.

— Зачем? Эта ноша может оказаться ей не по силам, — женщина склонила голову на бок, привычно игнорируя боль в немеющих пальцах. — Хватит с нее приключений.

— У тебя есть кандидатура лучше? — Индрик тяжело качнул массивным рогом. — Брось, время начинает играть против нас, а Юнона неразрывно связана с Киэ'Ланарт. Тебе нужны четыре кандидата, так поверь, Юнона не хуже и не лучше других.

— Эта задумка и так один сплошной риск, — недовольно проговорила богиня. В уме она держала совсем другую кандидатуру — прирожденного бойца и опытного полководца, и не видела особой нужды отказываться от него ради молоденькой порывистой девчонки.

— Ты не создаешь будущее, — резонно заметила Тень Прамира. — Ты лишь предлагаешь один из вариантов.

Богиня Судьбы насмешливо приподняла брови, а каменный зверь небрежно добавил.

— Девчонка мне понравилась. Она забавная.

Женщина усмехнулась уголками губ. «Понравилась» — на языке индриков означало «заинтересовала». Тени Прамира были выше понятий жизни и смерти, но это не значило, что им никогда не хотелось почувствовать себя живыми. Существ же, способных работать с каменными единорогами, всегда было мало.

— Боюсь, в борьбе за целостность вселенной последний пункт аргументом не является, — проворчала женщина, возвращаясь к предмету спора. — Ты знаешь, кто должен стать четвертой.

— Я согласен обсудить условия выкупа, — сапфировые глаза зверя многозначительно блеснули. — Хотя цена будет весьма высока.

Богиня отвернулась, пряча торжествующую улыбку, и быстро вписала два недостающих имени.

К полудню в крепостной стене удалось пробить брешь, и бои переместились на узкие улицы городка. Защитники особо не усердствовали: их было слишком мало, чтобы оказать достойное сопротивление регулярной армии соседа-агрессора, и за последние лет десять непрекращающейся войны этот городишко уже не раз менял хозяев.

Больше всего повозиться пришлось с гарнизоном, присланным из столицы. Зато новобранцы, наспех навербованные из местных жителей, разбегались кто куда. Армии приходят и уходят, а им здесь жить. Если, конечно, голову по глупости не сложат. А под чьей рукой жить… Крови в жилах и родной, и «вражеской» намешано, а власть, что та, что другая, далека и к нуждам простого люда глуха.

Отряды завоевателей серыми ручейками потекли по беззащитным улицам. Главнокомандующий дал строгий приказ — развлекаться только до заката и не лютовать. В дальнейшем эта дыра станет еще одним оплотом великой империи — раз пятый или шестой только за эту войну, а там, чем боги не шутят, и вовсе частью империи, и трусливые жители этого городишки разом превратятся в имперцев, и защищать их будут имперские же законы. Так что на веселье выпадало всего несколько часов.

Обыватели разбегались от шныряющих захватчиков, но те людьми интересовались мало. Добычи особой не было, что не разграблено — давно упрятано в потайные места. Девку разве какую по законам военного времени на улице перехватить, но девки уже тоже давно были не дуры и юбками перед солдатней мелькать не спешили. Только и оставалось радости — халупу-другую поджечь: все равно потом империи новые отстраивать.

От небольшой группы победителей отделился мечник и нырнул в проулок — подальше от галдящих сослуживцев. Бродить в одиночку по чужим улицам он не боялся: редкие жители спешили убраться с дороги этого высокого худощавого мужчины, ограничившегося кожаной курткой вместо брони, но зато с обманчивой легкостью таскающего в заплечных ножнах двуручник. Резкие черты лица, жесткие черные волосы, скрученные в короткие косички, и черные глаза выдавали в мечнике чужака, а выражение равнодушной отстраненности отпугивало самых ярых забияк. Потаенная суть прирожденного воина прорывалась наружу, сквозила в скупых экономичных движениях, просачивалась сквозь маску беспристрастности, угадывалась на подсознательном уровне, несмотря на жесткий самоконтроль и массивные широкие браслеты, не столько заменяющие наручи, сколько сдерживающие природную силу одинокого бродяги.

Из соседнего квартала донеслись крики ужаса, и мужчина, на миг прислушавшись, тут же пренебрежительно поджал губы. Саасса — молодая, горячая, капризная и очень амбициозная демоница — всегда предпочитала шумные развлечения. В рядах человеческой армии ей было явно тесно, но хотя бы на своих, заключив с императором договор, демоница не бросалась. Впрочем, мечник подозревал, что большинство выходок Саассы обусловлено не столько ее природной жестокостью, сколько желанием произвести впечатление на сородича. Вот только для восхищения девчонка выбрала явно не тот объект.

Демон равнодушно переступил через труп, один из немногих увиденных на внутренних улочках. Легонько ударил ладонью по стене обветшалого дома, отчего та мгновенно пошла трещинами и рухнула, подняв облако пыли. Этот городишко откровенно его разочаровал: серый, грязный, бедный и бесперспективный. То ли дело великие города древности, что сопротивлялись до последнего бойца и даже в руины обращались величественно и гордо. Обрушенные колоны, припорошенные пылью фрески и мозаики, чудом — или же умелой рукой — сохраненные барельефы — разрушение тоже могло стать искусством, хотя странную тягу демона к совершенной красоте мало кто понимал, и еще меньше кто разделял.

Остались в прошлом великолепные развалины, далеко отсюда лежали те миры, где когда-то гремели блистательные битвы. В этом же маленьком слаборазвитом мирке разворачивалась обычная вялотекущая грызня, когда два соседа никак не могли поделить территорию. Займи демон место человеческого генерала империи — эта война давно бы закончилась его победой. Возглавь он сопротивление противника — исход был бы аналогичен. Но дрязги смертных нелюдя не интересовали, и делиться с ними бесценным боевым опытом он не спешил. Вместо этого демон шел наравне с простыми солдатами, сражался в первых рядах и лишний раз свою нечеловеческую природу, в отличие от той же Саассы, не афишировал.

Вот только и эти простые радости давно не приносили ему покоя.

Впереди мелькнула фигура сгорбленной женщины, спешащей уйти с пути захватчика. Мечник скользнул по ней равнодушным взглядом и застыл. Был ли в реальности или показался — этот чуть уловимый флер силы? Такой знакомой, такой желанной… Такой недосягаемой.

Губы демона изогнулись в холодной улыбке, и он осторожно сместился в проулок, уже примерно представляя, где именно произойдет судьбоносная встреча. Судьбоносная — какой забавный каламбур.

Заподозрила ли женщина неладное, или просто беспокоилась, находясь на захваченной территории, но она убыстрила шаг, бросая по сторонам настороженные взгляды. Ей это не помогло: метнувшийся из темного проулка мужчина цепко схватил ее за горло и рывком вжал в стену дома.

— Пощадите, — прохрипела женщина, еще не понимая, с кем пересекся ее путь, а демон хищно оскалился ей в лицо.

— Балрог, — лицо пленницы затопила мертвенная бледность.

— Фата, — издевательски осклабился демон. — Какая встреча, какая милость с твоей стороны! Что ж ты так неосторожна? Стареешь…

— Отпусти меня, — взмолилась женщина. — Отпусти, мы с тобой не ссорились!

— Может, и нет, — выдохнул Балрог ей на ухо. — А может, и да. Я выпью твою силу по капле, разрежу твое тело на ленточки, и твоя души в ужасе растворится в Прамире навечно.

Он надавил заострившимся когтем на беззащитное горло, прокалывая морщинистую кожу и выпуская на волю первую каплю крови.

— Я откуплюсь, — ноги пленницы подгибались, сейчас от падения ее удерживала только хватка мучителя.

— Чем? Принесешь мне Регину на блюдечке? — Пренебрежительно усмехнулся демон. — Брось, это не в твоих силах. Кроме того, я предпочитаю мстить сам.

Женщина тяжело дышала, испуганно глядя на демона, а он не смог отказать себе в удовольствии чуток поиздеваться над жертвой.

— Как это удивительно, твое будущее впервые не в твоих силах. Ты уже видишь, как умрешь, Фата? Тебе нечего мне предложить.

— Ошибаешься, — прошептала женщина. — Я могу открыть тебе путь! Ты получишь шанс, слышишь, Балрог! Шанс вернуть то, что ты упустил!

Она резко выпрямилась, и демон от неожиданности отступил, ослабив хватку. И тут же рыкнул, возвращая себе утраченную инициативу.

— Твои слова — ложь, богиня!

— Тебе ли не знать: я никогда не лгу, — усмехнулась Фата. — Никогда и никому. Я проведу тебя, у меня есть право входить в Прамир. Изначальная Тьма откликнется на мой призыв, а дальше все будет зависеть лишь от тебя!

— Откроешь мне путь к Книге Судеб? — Усмехнулся Балрог.

— Нет, — качнула головой богиня. — К тому, кто выслушает твою просьбу. И пойдет на сделку.

— Если мы сойдемся в цене, — медленно проговорил демон. Он выпустил свою добычу, четко зная: теперь та никуда не денется.

Тем более, еще неизвестно, кто именно сегодня был охотником.

Клубы синего дыма затопили переулок, скрадывая фигуру древнего военачальника. Прамир поглотил очередного отважного безумца, готового поспорить с самой смертью, а богиня устало осела на грязную мостовую. Короткое противостояние оказалась куда сложнее, чем она предполагала первоначально. Но дело сделано, можно поздравить себя.

Что есть судьба, как не череда случайностей? И кто догадывается, сколько сил вложено в каждую такую случайность?

— Nio hante toras canem almora!

Слова чуждого языка царапали горло, но смешной маленький человечек продолжал упрямо их выговаривать. Только бы не сбиться. Только бы не перепутать. Только бы получилось.

Лицо заклинателя скрывал капюшон, морщинистые руки цепко держали потемневшую металлическую пластину с выдавленными на ней символами.

Столько лет было потрачено на поиск и исследования, столько сил ушло на расшифровку этой бессмысленной, казалось бы, абракадабры. Тайные знания редко достаются легким путем, за могущество приходится платить, а судьба недостойных служит предостережением идущим следом.

— Shaer shaino estordes!

В лаборатории становилось все темнее. Здесь в подвале всегда царила ночь, но сейчас даже пламя десятка свеч не могло ее отогнать. И дребезжащий голос колдуна звучал все торжественней и уверенней.

Только бы не ошибиться.

Золотисто-алое существо, с каждым произнесенным вслух словом видящее заклинателя все четче, мысленно усмехнулось. Человек. Как же предсказуемо. Короткая память, пытливый ум, неуемная жадность — идеальный вариант.

Подстраховка сработала, как и было задумано. Путь был найден.

Этот человечек так забавен в своей старательности. Впрочем, откуда ему знать, что в этой бессмысленной подборке лишь одно слово имеет значение? И оно уже было услышано.

В любом случае, слова — лишь дверь. Желание — вот ключ, отпирающий ее.