Глава 6

– А теперь задание на каникулы. – Аудитория торопливо зашуршала тетрадками. Я сделал короткую паузу, дожидаясь, пока студенты возьмут ручки, после чего продолжил:

– 1. Объясните, чем отличаются выражения: «ты мне очень нужен» и «очень ты мне нужен»?

– 2. В чем разница выражений: «чайник долго остывает» и «чайник долго не остывает»?

– 3. Являются ли синонимами слова «бесчеловечно» и «безлюдно» и что они означают?

– 4. Как различаются смыслы выражений «Очень умный», «Умный очень» и «Слишком умный»?

– 5. Расставьте знаки препинания в предложении: «Здравствуйте Мария ответьте пожалуйста Андрею там кажется вопрос который очевидно не решен».

– 6. Переведите на английский следующие фразы: «Если сильно окосел – пора завязывать!», «Руки не доходят посмотреть», «Не стой над душой», «Ноги в руки и вперед» – и подберите им аналоги из числа американских пословиц…

Всего заданий было около сорока пунктов. Так что тем, кто не отвалился после того, как студенткам стало ясно, что захомутать такого богатого и красивого меня не удастся, летом предстояла немалая работенка. Русский язык, он… хе-хе… сложный. Жаль только, что это занятие для меня – последнее. Дальше курс русской филологии им будет читать уже другой преподаватель…

Сначала ничего не предвещало проблем. В колледже после возвращения с марафона меня встретили с помпой. И не только в колледже. Город устроил нам с Аленкой натуральный парад. Конечно, не такой, как в СССР на седьмое ноября или в России на девятое мая, но по местным меркам было круто. На South Atlantic street, на которой располагался колледж, построили низкую трибуну, на которую взошли мэр Диллона, судья, начальник пожарной команды, а также мы с Аленкой и дети. Старшая стояла рядом с мамой, средний сидел у меня на шее, а младший дремал в слинге. Больше никого не влезло – трибуна была маленькая. Мэр сказал короткую речь, после чего мимо трибуны торжественно прошли два с половиной городских оркестра, пять местных команд чирлидерш, две из которых были из нашего колледжа, а остальные – школьные, а также команды колледжа по американскому футболу, баскетболу и, естественно, по легкой атлетике. Все в форме и полном снаряжении. Причем команда по легкой атлетике еще и орала похабные речевки по поводу того, что the Markov family, оказывается, зажигает по полной не только в постели, но и на марафоне… Аленка от этого запунцовела и тут же попыталась закрыть уши доче и сынчику. А я едва сдержался, чтобы не заржать… Ну и, естественно, ей это не удалось. Более того, доча внимательно все прослушала и, когда легкоатлеты прошли дальше, повернулась к маме и поинтересовалась:

– Мама, а что такое «fuck harder»? – Она у нас уже вовсю лопотала по-английски, потому что жена определила ее в местный детский садик, но словарный запас у нее пока был недостаточным. Вот она и «почемучкала» на каждое незнакомое слово. Да и сынчик тоже уже пытался общаться. Ну, насколько мог. Он и по-русски пока говорил не очень…

Вместо боевой техники на параде были представлены две пожарные машины – цистерна и лестница, а также школьный автобус и пара тракторов окрестных фермеров, решивших поучаствовать в движе по собственной инициативе.

Блин, все-таки, когда говорят, что Америка – свободная страна, это не всегда вранье. Я думаю, что, если у нас люди вот так, с налету, захотят устроить подобный парад, хрен у них это получится. Точно утопят все в согласованиях, разрешениях, обоснованиях и всем таком прочем. А здесь – два дня, и народ веселится. Наш участие в марафоне – это ж только повод. Тем более что мы ничего не выиграли и даже не вошли в десятку сильнейших. Так что людям просто захотелось устроить себе праздник – и они его себе устроили.

Следующий месяц, до самого Рождества, прошел для меня в какой-то странной безмятежности. Мне было хорошо. Все родные – рядом. Живы и здоровы. Еще весной, через месяц после того, как они сюда приехали, я загнал всех на обследование. Больше всего проблем, естественно, оказалось у деда. Увы, апластическая анемия практически неизлечима, но ход ее течения можно сильно замедлить – анаболическими препаратами, андрогенами, препаратами железа… И вот здесь возможности американской медицины показали себя в полной красе. Хотя пришлось нехило так раскошелиться. Причем как на обследование, так и на последующее лечение. Потому что, кроме основной болячки, у деда накопилось множество всяких других – ну так за спиной у него голодноватое детство (он родился в восемнадцатом), две войны, потом борьба с бандитизмом и работа на атомных объектах. Так что организму досталось по полной. Хотя его состояние в настоящий момент было куда лучше, чем в эти годы в моей прошлой жизни. Скорее всего, из-за того, что здоровьем деда я начал заниматься в первый же год после своего возвращения. Ну, насколько мог… Массажи, сначала просто, а потом и с «энергией», ну, когда я ее начал ощущать, затем оздоравливающий комплекс ушу, который мы с Аленкой буквально заставили его освоить, да и медикаментозно мы начали поддерживать его раньше, чем в прошлой жизни, и на куда более высоком уровне. В прошлый-то раз у меня не было доступа к заграничным командировкам… А он и в прошлой жизни сумел протянуть до восьмидесяти двух лет. Ну да порода у него была сильная – его отец с разрубленным в Гражданскую позвоночником, вследствие чего прадед до конца жизни был вынужден носить корсет, так же сумел прожить до восьмидесяти двух. А дед аж до ста двух! Причем умер, провалившись под лед при возвращении из Рязани и заболев крупозным воспалением легких. Там вообще была та еще история, потому что он не только провалился, а еще и сумел сам выбраться, после чего выпряг и вытащил лошадь, потом сани, а затем, чтобы не замерзнуть, бежал пять верст за санями до ближайших выселок, где начал стучаться в дома, пытаясь найти самогонки. Ну чтобы согреться. Но время было бандитское, и ему никто не открыл. Так что пришлось бежать еще восемь верст до родной деревни в обледенелой одежде. Вот после это он и заболел. А так неизвестно, сколько он еще бы прожил… Остальные тоже прошли полное обследование и как минимум по одному лечебному курсу. А кое-кто так и по два. Например, бабуся и теща… Всего на это ушло почти триста семьдесят тысяч этих, еще полновесных, долларов, но экономить мне и в голову не пришло. Еще в прошлой жизни я понял, что, пока живы родители, мы еще дети, а вот когда они уходят, ты понимаешь, что, сколько бы ты еще ни прожил, счетчик уже запущен. Ты следующий. А у меня пока еще и более старшее поколение живо. Это ж так здорово – еще какое-то время побыть любимым внуком!

Проблема с теломерной терапией тоже, в первом приближении, была решена… Капсулы для первого курса Бурбаш привез в последний день ноября. В общем, проблем там, естественно, было еще море – например, дозировка активного вещества пока была не стандартизирована и в полученных образцах сильно плавала. Так же не полностью разобрались с очисткой и дистилляцией – не было до конца понятно, какие компоненты следует отделять, а что полезно оставить. Например, потому, что какой-нибудь фермент или добавка улучшают усвоение активного вещества или усиливают его действие. Вследствие чего содержание активного вещества можно безболезненно снизить. То есть, кроме капсул, он привез еще и план исследований минимум на пять лет… Однако препарат уже был в наличии. Так что я начал прием капсул с первого декабря, а Аленка должна была присоединиться ко мне в течение ближайшего месяца. Когда окончательно отлучит от груди нашего младшенького… Причем расходы на получение данного результата оказались на порядок меньше, чем я опасался. Потому что новый бюджет, который мне привез наш будущий нобелевский лауреат, составил всего лишь семь миллионов долларов. И он божился, что на ближайшие лет пять особо крупных вливаний ему уже не потребуется. Только на зарплаты и расходники.

Работа тоже доставляла мне удовольствие. Хотя в ней больше не было никакой необходимости. Ибо я наконец-то озаботился получением «грин-карт». При наличии счета в американском банке, на котором лежало под сотню миллионов долларов, это оказалось не особенно сложной задачей. Особенно когда процессом занялись специализировавшиеся на данном направлении юристы… ну а после ее оформления, даже если бы я уволился из колледжа, никаких неприятностей мне это бы не принесло. Ибо никто не смог бы выкинуть меня из страны по причине аннулирования рабочей визы. Поэтому на работу я ходил больше потому, что она мне нравилась, что в колледже меня ценили, а мой предмет пользовался у студентов немалой популярностью. Да меня и самого он увлек. Причем не только потому, что с его помощью я сам смог куда лучше разобраться в своем родном языке, но еще и потому, что, преподавая русскую филологию, я лучше освоил английский язык. Ну, знаете там – каким русским идиомам соответствуют английские, а также какие в русском языке используются устойчивые словосочетания и их аналоги в английском языке… Это принесло определенные плоды. В июле я закончил новую книжку. Так вот мой американский редактор меня похвалил, сказав, что мой язык стал более живым и понятным американцам.

Так что я ходил на работу, читал лекции, проводил семинары, любил жену, наслаждался общением с детьми, болтал с дедом, несколько раз ударил по вискарику с батей… и ничего не замечал. А между тем в нашем маленьком мирке назревали большие проблемы.

Дело в том, что в такой толпе людей, живущих бок о бок и вынужденных, вследствие незнания или слабого знания языка, постоянно общаться только между собой, да еще и не сильно занятых, потому как работать им было не нужно, да и негде, а чем еще заняться в нашей глуши, даже мне придумать было сложно, мало-помалу начали появляться разные трения.

Нет, сначала все было отлично. США представлялись из России настоящей землей обетованной, этаким раем на земле. Поэтому переезд в Америку был воспринят нашими родичами вполне благожелательно, а кое-кем даже и с восторгом. Ну вот представьте себе, что верующего христианина живьем отправили в царствие небесное? Ощущения будут похожие. Как и, вероятно, ожидания… И поначалу они оправдались чуть ли не на сто процентов. Поскольку первым пунктом пребывания на этой самой земле обетованной выступил Нью-Йорк. Самый распиаренный город мира! И, надо сказать, в настоящий момент во многом вполне себе этому пиару соответствующий… Плюс я еще подготовил для своих родных солидную экскурсионную программу. Все равно ждать, пока прилетят все, нужно было несколько дней, так что я решил вопрос в колледже с переносом занятий и корректировкой расписания и устроил для всех этакий коллективный экскурсионный тур: обзорка по Нью-Йорку с посещением здания ООН, Бродвея, Уолл-стрит, Таймс-сквер и смотровой площадки Всемирного торгового центра (сам тоже побывал на ней с большим интересом, поскольку в прошлой жизни я добрался до Нью-Йорка уже после 11 сентября 2001 года), музей Метрополитен, Центральный парк с зоопарком, музей Гугенхайма, Эмпайр стейт билдинг и Рокфеллер-центр, статуя Свободы, музей мадам Тюссо… ну и, конечно, магазины. Это была феерия покупок! Наши женщины оторвались по полной и были готовы блистать… Но вот блистать оказалось негде. Потому что следующие несколько месяцев мы торчали в Диллоне, который показал всем, что Мухосрански бывают не только в России.

Нет, городок у нас был вполне себе милый, но-о-о… стопроцентно захолустный. Во-первых, всего четыре тысячи жителей. Причем по большей части этаких типичных реднеков, которых не интересует ничего, что происходит за границами США. Да и внутри – тоже не очень. Всех интересов – бейсбол, баскетбол и американский футбол. Ну еще регби с хоккеем. И то потому, что это север и рядом Канада. Остальное – театральные постановки, кинопремьеры, показы мод, выставки, биеннале, новые экспозиции художественных галерей, высокая кухня и рестораны со звездами «Мишлен», путешествия, поездки на море и в Европу либо хотя бы в Южную Америку… э-э-э… Чего? О чем вы таком говорите? Впрочем, найдись даже некоторое количество тех, кому это было бы интересно, толку от этого не было бы никакого. Потому что из наших с Аленкой родных по-английски мог разговаривать только ее папа. В принципе, мой батя тоже сдавал кандидатский минимум по языку, но, увы, факт подобной сдачи знания языка отнюдь не гарантировал. Потому что проверяющие знали его ненамного лучше сдающих. Несмотря на то что английский в СССР учили почти поголовно еще со школьной скамьи (ну почти – кроме английского, в школе из иностранных языков относительно массово преподавали немецкий и кое-где французский и испанский с итальянским, но объем преподавания всех остальных языков, вместе взятых, был меньше, чем одного английского), а потом эту эстафету подхватывали институты и университеты… реально говорить на английском в Советском Союзе не мог почти никто. Ну, за исключением выпускников нескольких специализированных вузов и факультетов типа нашего и энтузиастов, освоивших его самостоятельно. Так что мои родные после приезда в Диллон оказались в этаком языковом вакууме… На это накладывалось отсутствие автомобиля. Наши советские тоненькие картонные «книжечки» прав здесь не признавались от слова «совсем», а сдача экзамена на американские права без знания языка была невозможна. Ну а Аленкин папа не имел даже российских прав, потому что был дальтоником. Передвигаться же по городу пешком… Это было сложно. Начать с того, что в подавляющем большинстве районов Диллона просто не было тротуаров. Они имелись только в районе колледжа университета, потому что часть студентов и преподавателей занималась бегом трусцой, вот попечительский совет и обеспокоился. На остальной же территории города тротуары были только в районе центра, где находилось большинство магазинов. Ну чтобы можно было беспрепятственно дойти от одного магазина до другого, не перепарковывая машину. Впрочем, многие все равно предпочитали перепарковываться… Если же тебе требовалось добраться из одной точки в другую в любом другом районе города – садись на свой автомобиль и езжай. У тебя нет автомобиля? Тогда какой же ты американец? Нет, не исключено, что в будущем, когда здоровый образ жизни станет трендом даже в таких глухих американских городках, как Диллон, он, совершенно точно, обзаведется не только тротуарами, но и велодорожками, и скейт-парками, и, скорее всего, всякими общественными скалодромами и канатными парками, но пока было вот так.

Вследствие чего уже через пару месяцев после прибытия наших родных в Диллон моя Аленка стала буквально нарасхват. И как переводчик, и как извозчик. На местные права она сдала еще в прошлом октябре, а машину я ей купил сразу после того, как мы с Экманом закончили нашу «авантюру» и деньги поступили на мой счет. Это был подержанный «Крайслер Вояджер» – здоровенный восьмиместный минивэн роскошного коричневого цвета. К тому моменту нам уже стало известно, что скоро наша семья пополнится еще одной, так сказать, «боевой единицей», так что я решил взять машину побольше. Ну чтобы можно было загружать в багажник сдвоенную коляску. А в «Крайслере» он был довольно большим. К тому же, если и его не хватало, задний диван снимался довольно просто, и получившийся багажник становился просто огромным. Да и то, что до нас, рано или поздно, доберутся наши родные, вследствие чего стандартных пяти мест может не хватить, я тоже в уме держал. Хотя, естественно, у меня и мысли не было о том, что их придется вывозить из страны вот так – всем скопом… У меня же самого автомобиля не было. Когда мне требовалось куда-то отправиться одному, моим средством передвижения выступал мотоцикл – легендарный «Харлей-Дэвидсон» XR‐1000. А что? Могу себе позволить…

Так что уже вскоре после возвращения с медобследования и назначенных по его итогам оздоровительных курсов в парочке санаториев, расположенных в живописных долинах Скалистых гор, то есть когда наша многочисленная семья наконец окончательно обосновалась в Диллоне, дамы слегка заскучали. И принялись активно конкурировать между собой за возможность использовать Аленку в своих собственных интересах. А тут еще и я подлил, так сказать, масла в огонь. Ну, когда в одну из недель пять дней подряд, придя с работы и не застав дома жены, довольно жестко заявил, что дому нужна хозяйка, детям – мать, а мне – жена. Поэтому все дальние поездки – не чаще одного раза в неделю и желательно по выходным. Вследствие чего время, доступное для дальних выездов, оказалось резко ограничено. Что сразу же резко обострило конкуренцию. Потому что интересными были как раз дальние выезды. Ибо в Диллоне с магазинами было не очень. Точное их число я, естественно, не знал, но, по моим прикидкам, их вряд ли было больше пяти-шести. Ну если не считать таких специфических и неинтересных женщинам торговых точек, как магазины стройматериалов или по продаже шин… На четыре тысячи жителей этого вполне хватало. Так что даже для того, чтобы немного отвести душу прогулкой по магазинам, нужно было ехать куда-нибудь в более крупный соседний городок типа Хеллены или Айдахо-фоллс. А это, на минуточку, не меньше ста тридцати миль, то есть двух сотен километров в одну сторону. До самого же крупного города штата – Биллингса – и вовсе четыреста! Так что, придя однажды домой, я, внезапно для себя, оказался в центре роскошного скандала.

В дом я вошел в самом безмятежном настроении: семестр закончен, студенты у меня отличные, впереди самый любимый американский праздник – Рождество, которое мы отпразднуем всей нашей большой семьей… Но стоило мне войти в дом, как по ушам ударили сердитые крики, доносящиеся из-за дверей гостиной. А когда я развернулся к вешалке, чтобы повесить теплую канадскую дубленку, которая в зимней Монтане была очень в тему (как-никак самая низкая температура на территории США – минус 57 градусов – зафиксирована в январе 1954 года именно в этом штате), как из-под Аленкиной шубы блеснули глазки трехлетнего Ваньки.

– О! А ты что тут делаешь?

Ванька метнулся ко мне и прижался, вцепившись ручками:

– Там бабуськи югаются. Сийно!

Я слегка напрягся. Мой сын в моем доме чего-то боится?! Я присел на корточки и погладил его по голове:

– Ну-ну, малыш, чего ты! Я пришел, и сейчас все будет нормально. Правда ведь?

– Пьявда, – Ванька облегченно закивал. Я снова погладил его по голове и, встав, решительно двинулся в сторону гостиной.

– Это моя дочь!

– А мой сын здесь все и всех финансирует!

– Вы не думаете о развитии детей!

– Ой, да в Йеллоустоун лучше ехать в выходной и всей семьей, с папой! К тому же мы там уже были!

– В выходной мы запланировали поездку в Бойсе!

– Нет, лучше ехать в Спокан!

Тресь! Н-да-а… с дверями, пожалуй, стоило обойтись чуть помягче. Все присутствующие в гостиной испуганно замерли.

– Добрый вечер. – Я окинул взглядом образовавшуюся картину и эдак вкрадчиво поинтересовался: – Вы не подскажете мне, бабушки, а чего внук прячется от вас в прихожей под маминой шубой?

Картина пришла в движение:

– Ой, Ромочка, я…

– Рома, мы тут…

– Тихо! – рявкнул я, обводя злым взглядом всех присутствующих, после чего продолжил, сдерживая голос: – В моем доме мой сын испугался и спрятался. От моих родных… О чем вы думали, когда затевали вот это все?

Тут все испуганно заохали, заахали, поднялась суета, бабушки тут же рванули в коридор, успокаивать ребенка…

Вечером мы с дедом, тестем, батей и шурином засели в моем кабинете на втором этаже с парой пузырей честного американского бурбона Jim Beam. Мозговой штурм, предпринятый мужской половиной родни, пришел к выводу, что для всех, кроме моей семьи, оставаться в США – не выход. В принципе, так и предусматривалось изначально: когда я звал всех приехать в Америку, подразумевалось, что они приедут не насовсем, а на время, пока окончательно не разберутся с Чернобылем. Так что возвращаться можно было уже этим летом. Максимум осенью. Тем более что сестра пошла почти по нашим стопам, поступив в Московский государственный лингвистический университет, бывший МГПИИЯ им. Мориса Тореза. Так что ей уже пора было возвращаться на учебу. Но я сам, лично, предложил пока с этим повременить.

Дело в том, что в прошлой жизни я, кроме всего прочего, некоторое время преподавал еще и защиту от оружия массового поражения, в рамках которой та, прошлая, Чернобыльская катастрофа рассматривалась как яркий пример такого поражающего фактора ядерного оружия, как радиоактивное загрязнение местности. Так что я знал про его последствия несколько больше обычного обывателя… И был в курсе, что самым опасным для человека радиоактивным элементом является изотоп йода – йод‐131. И не потому, что он был таким уж страшным или долгоживущим. Период полураспада этого элемента составлял жалкие восемь с небольшим дней! Просто все люди, живущие в средней полосе, обычно страдают той или иной степенью дефицита йода в организме. Вследствие чего при появлении в воздухе некоторого количества йода организм тут же начинает его активно поглощать и сосредотачивать в щитовидной железе. Вследствие чего человек может очень быстро заиметь концентрированный источник радиоактивного излучения внутри своего собственного организма… Так что лучше было немного подождать, пока концентрация радиоактивного йода не снизится на пару-тройку порядков, а другие элементы, с меньшей скоростью распада, не будут либо удалены специальными мероприятиями по дезактивации, либо банально смыты дождями.

Но теперь было решено, что тянуть больше не стоит. И пора возвращаться домой.

К моему удивлению, никто спорить с этим решением не стал. Наоборот, все громогласно согласились, что, мол, загостились, пора и честь знать, да и дома дел до хрена – огород, дом, в квартире, опять же, пора ремонт делать… а когда я пообещал, что помогу со всеми этими проблемами, а также перед отъездом профинансирую еще один «забег» по нью-йоркским магазинам, в семье вновь воцарились мир и покой.

Но зато, увы, у меня появились проблемы на работе. Началось все с того, что меня вызвала наш vice-cansler, как здесь именовался проректор. И несколько ядовито поинтересовалась, почему ни я, ни вообще хоть кто-то из моей семьи в этом году не присутствовал на рождественской службе ни в одной церкви города. Она, мол, специально уточняла… А дело было в том, что семейный скандал и последующие посиделки с вискариком пришлись как раз на вечер Рождества. Вот так оно и получилось – мужики отходили с вискариком, дамы лечили нервы винишком, ну а дети играли с подарками, которые им вручили не утром, как это принято в американских семьях, а вечером. Ну, чтобы отвлечь и успокоить… Поначалу я даже слегка удивился подобному наезду. Вроде как еще месяц назад я считался гордостью колледжа. Да что там колледжа – города! Абы кому ведь парады не устраивают, не так ли? Но дальнейший разговор все прояснил. Мой бывший сосед по кампусу, Фил Киркпатрик, накатал на меня донос, в котором утверждал, что я учу студентов совершенно неправильно. Что в моих лекциях и семинарах присутствует «неприкрытый красный шовинизм и восхваление врагов Америки». В подтверждение своих слов он приводил объяснительные, которые взял с трех студентов: третьекурсника Эмери Джонсона и двух второкурсников – Кристи Розенфлюбер и Натана Патрика Вельда. Первый был обычным школьным стукачом. Ну знаете, такие – что бы ни происходило, они мгновенно несутся к ближайшему преподавателю с криком: «Марьиванна, а Петрова Иванову линейкой стукнула!» – так что дело было, скорее всего, в том, что к окончанию старшей школы у него выработалась привычка стучать по любому поводу. На чем его Киркпатрик и зацепил. Уж больно он завидовал тому, как в колледже относились ко мне. И постоянно пытался гадить. До сего момента без особого успеха… А вот со вторыми было хуже. Розенфлюбер была феминисткой. Причем отмороженной на всю голову. У меня на лекции она появилась после того, как какая-то из моих студенток рассказала ей об упоминаемых мной женщинах-героинях – трактористке Паше Ангелиной, женском рекордном экипаже – Гризодубовой, Осипенко, Расковой, снайпере Людмиле Павлюченковой, первой женщине-космонавте Валентине Терешковой и многих других. Потому что, как преподавать филологию без упоминания истории страны, я не представлял. Но, поприсутствовав на нескольких занятиях, она устроила скандал, разоравшись, что я лишь притворяюсь, что хорошо отношусь к женщинам, а на самом деле обычный мужской шовинист. Это произошло на семинаре, при подготовке которого я дал задание – составить список того, в чем русские оказались первыми в мире. От открытия Антарктиды и до первой в мире атомной электростанции с первым космонавтом… Список оказался весьма внушительным. Но вот ведь беда: практически все в нем присутствующие личности оказались мужчинами. Что буквально выбесило мисс Розенфлюбер.

– Мужчины всегда и во всем подавляли женщин, – орала она, – и грабили их! Всем нормальным людям давно известно, что любые открытия и изобретения – результат таланта и усилий исключительно женщин. А то, что многие из них считаются открытиями мужчин, – результат того, что эти мужчины украли их изобретения. И оболгали истинных первооткрывательниц!

А когда я с усмешкой поинтересовался, не напомнит ли она нам, как звали женщин, входивших в состав экипажа «Ниньи», «Пинты» и «Санта-Марии» или хотя бы шлюпов «Восток» и «Мирный», открывших Антарктиду, та заорала, что они были, но мужские шовинисты, входившие в экипаж, как обычно, ограбили их, вымарав из списков их имена!

Но самым опасным оказался третий – Натан Патрик Вельда. Как выяснилось, он был сыном эмигрантов и истовым патриотом Америки. Настолько истовым, что слегка свихнулся на этой почве. Вследствие чего все люди для него делились на три сорта. Нет, не по цвету кожи… расистом он не был, а по степени принадлежности к Америке. Граждане США – это первый сорт, иммигранты, добравшиеся до этой благословенной страны, – второй, но при этом и он был неизмеримо более высшим, чем те отбросы, которые гнили и мучились в своих жалких и ничтожных странишках… Так что мои рассказы про то, что какая-то иная страна тоже имеет свои победы и своих героев, свою культуру и свои традиции, которые ничуть не хуже американских, были восприняты им как глупость. Вследствие чего на всю нашу возню, которой я постарался разнообразить свои занятия – пение под гитару бардовских песен, разыгрывание сценок из истории России типа речи Дмитрия Донского на Куликовом поле или Петра I под Полтавой, капитуляции поляков в Кремле, встречи Александра I с Наполеоном, во время которых студенты обязаны были не только все правильно разыграть, но еще и сообщить, а что в этот год происходило в Америке (и, естественно, была ли она тогда вообще), – смотрел снисходительно. Но когда мы, с образовавшейся из студентов инициативной группой, начали готовиться к поездке на слет авторской песни, этакий мини-грушинский фестиваль под Нью-Йорком, он решил, что более подобного терпеть нельзя и пора действовать. Так что, похоже, именно ему я был обязан тем, что происходящим на моем курсе заинтересовались некоторые члены попечительского совета колледжа. Вследствие чего нашей vice-cansler пришлось выслушать немало нелицеприятного. И сейчас она вываливала все это на меня.

Разговор у нас не сложился. Я сказал, что изучать филологию без истории и культуры носителей языка невозможно. Vice-cansler в ответ порекомендовала мне, раз уж я работаю в американском колледже, уделить побольше внимания именно американской истории и культуре… Короче, домой я пришел во взведенном состоянии.

Но это оказалось лишь первой ласточкой. Меня начали потихоньку прессовать. Число проверяющих на моих занятиях заметно возросло, а положительные отзывы на них практически исчезли. Часть студентов, поняв, откуда ветер дует, разбежалась, другая, наоборот, создала Markov Defense Committee. И мне стоило немалых усилий не дать им окончательно испортить отношения с руководством колледжа. Потому что это было совершенно ни к чему. Прогибаться под выдвинутые требования я не собирался, но и держаться за место тоже никакого смысла не было. Ибо настоять на своем я бы все равно не смог. Увы, попечительский совет в американском колледже имеет куда больше возможностей, чем любое гороно в СССР. Что же касается студентов… то мне казалось, лучше не сжигать их надежды и перспективы в бесплодной борьбе, а дать им увидеть, какая она на самом деле – американская свобода.

Так что к окончанию второго семестра я уже окончательно решил уходить. И вот сегодня прошло последнее занятие. Очередной этап моей жизни подошел к концу.

Загрузка...