Один из леса

Глава 13 Полигон. За высокой стеной

Такого я еще не видел. Полоса деревьев-мутантов – щупальце, протянутое Лесом к месту, в котором я очутился, было мертвым. Картина напоминала ту, что открывалась взгляду на краю болот, где сухое дерево-мутант оплело вышку ЛЭП. Но тут все было грандиознее и мрачнее.

Не знаю, от какого оазиса шло щупальце, может, оно вытянулось от основного массива Леса, – я вообще уже плохо понимал, где нахожусь. Но я видел то, что видел: ряды мертвых деревьев, упирающихся в бетонную стену пятнадцатиметровой высоты. Она шла, насколько мне было видно отсюда, большим кругом, опоясывая участок земли. Сложенная из высоких серых параллелепипедов, укрепленная металлическими балками. Ворот нет. То есть они, конечно, есть, должны же быть ворота, но – где-то в другом месте. А здесь только стена, по верху которой шел коридор с бойницами. Под ними располагался ряд загнутых книзу металлических крюков, а выше протянулась колючая проволока.

Лес, если можно так выразиться, вломился в стену. Я не сомневался, что это была именно атака. Несколько деревьев росли почти вплотную, их корни, толстые, похожие на огромных змей, взрыли фундамент под стеной и приподняли отдельные блоки. Изгибы корней узловатыми серыми коленями торчали из развалов земли. Одно дерево, самое толстое, больше даже того, что схватилось с опорой ЛЭП, настоящий баобаб-мутант, навалилось на стену, проломив ее верхнюю часть. Ствол вдавливался в бетон, рассеченный черными трещинами. Ветви баобаба, словно пальцы, ухватились за верхний коридор, некоторые были погружены в бойницы, другие вцепились в крышу. Кусок стены висел серым пластом, удерживаемый только остатками выгнувшейся арматуры.

Я сделал несколько шагов назад и задрал голову, разглядывая все это. Бетонная стена уходила в обе стороны, полого изгибаясь. Небо медленно темнело. Ветра не было, вокруг ничего не шевелилось, деревья застыли в тишине и молчании. Никаких сомнений: это место – то самое, куда так рвался Метис. И мне нужно туда, за стену. Только ни ворот не видно, ни дверей, ни калитки, лишь пролом вверху. Значит, придется лезть. В конце концов, я недавно лазил по дереву-мутанту – и ничего, живой.

Только тут деревья совсем уж странные. Такое впечатление, что их отравили.

Об этом я подумал, когда с опаской приблизился к баобабу. Кору его покрывал легчайший белесый налет, вроде сухой пыльцы. Поначалу я даже не рискнул прикасаться к ней, потом мазнул пальцем, осмотрел, понюхал и осторожно сдул с кожи. Налет покрывал не все дерево, а отдельные области, из-за чего кора казалась пятнистой.

А еще она была мягкой. Это я понял, когда полез. Взбираться было легко – хотя у основания веток не было, но ствол узловатый, бугристый, в трещинах и вздутиях, есть за что ухватиться. Кора под руками прогибалась, будто резина. Возле ЛЭП такого не было, то дерево казалось высохшим, а это… раздутым, что ли? Словно от водянки, как будто внутрь через корни накачали какую-то гадость. Достигнув первых ветвей, я долго глядел вверх, прикидывая, как ползти дальше, затем перебрался на извилистый, наискось протянувшийся к стене сук.

По нему можно было идти, как по изгибистой дороге. Вот только иногда он тянулся почти вплотную под другими ветвями – приходилось ложиться и ползти, а пару раз перебираться через них.

Довольно быстро я оказался на приличной высоте. Здесь все было мертвым, все замерло. В тисках смерти– почему-то вдруг пришло на ум когда-то услышанное или прочитанное где-то выражение. Вскоре мое внимание привлекла глубокая царапина на коре. Я остановился, разглядывая ее, и понял, что уже видел такие на стволе ниже. В этом месте кору словно взрезали ножом… или когтем? А вон, немного подальше, еще одна. И еще. Явно тут пробежал кто-то когтистый, скорее всего, не один. Стая пронеслась.

Перешагивая через большое пятно белесого налета, я подумал о том, что это, может быть, тот самый яд, с помощью которого защитники территории, скрытой за бетонной стеной, сражались с подступающим Лесом. С тех пор прошли годы, и яд потерял свою силу, но на пятна лучше все равно лишний раз не наступать, не стоит даже трогать их. Одно из двух: либо люди ввели какой-то химикат в почву, либо распылили. Если, как утверждал Травник, вся растительность Леса связана огромной сетью корней, корневищ и мицелий, то закачка яда под землю могла привести к гибели большого лесного участка. Почему тогда от него яд не пошел дальше и не отравил основной лесной массив? Либо «щупальце» идет все-таки от оазиса – и он тоже погиб, – либо Лес отрезал от себя больной участок.

Все это только домыслы, напомнил я себе. А вот то, что я почти достиг полигона… ну, не факт, доказательств-то пока нет, но – почти факт. Почти наверняка за бетонной стеной – тот самый полигон смерти. Интересно, Метис со своими внутри? И если да, то проникли они этим же путем или нашли другой?

Земли теперь не было видно; над головой, вокруг, подо мной застыл мертвый древесный мир. Ветвь уже некоторое время шла под сильным углом к стене, а после изогнулась и вела прямиком к ней. Нагнув голову, я прошел под тонким суком, перегородившим дорогу, как шлагбаум, и увидел перед собой вздутие на боку ветви. Такие уже попадались на глаза, только те были поменьше. Кора в месте округлого утолщения потемнела, стала почти черной, к тому же она была без морщин, складок и трещин, словно натянулась и разгладилась. Я собрался было потрогать утолщение ладонью, но передумал. Не внушает эта штука доверия, как-то болезненно выглядит, что ли. Вроде опухоли на лбу у человека или раздутого жировика – не будешь же тыкать в него пальцем, вот и к этому вздутию прикасаться не хочется. И вообще, надо быстрее идти дальше – смеркается, до стены всего ничего, скоро смогу увидеть, что за ней. Но все же, сняв с плеча «вал», я ткнул концом пламегасителя в утолщение.

Оно колыхнулось, легко смявшись под металлом, и кора с хлюпаньем лопнула, как прорвавшийся нарыв. Шарахнувшись, я растянулся на ветви, едва не упустил автомат.

Из разверзшейся дыры вниз потянулась густая, клейкая, черная масса. Язык ее медленно удлинялся, запахло кислой гнилью. Вещество напоминало расплавленный пластик или смолу. Внутри проглядывало что-то белесое, мельчайшие крапинки – уж не та ли пыльца, что образовала пятна на поверхности дерева? Донеслось глухое, как из-под земли, бульканье, потом тяжелое пыхтение. Вся ветвь содрогнулась. Черный язык набухал, все тянулся вниз, пока нижняя часть с влажным шлепком не коснулась сука под нами и не стала медленно, лениво растекаться по нему. Ощутив движение, я вскочил. Ветвь колебалась, а еще будто съеживалась, как надувной шарик, из которого медленно выходит воздух. Неужели отравленное дерево внутри целиком состоит из этой черной гнилостной дряни?

Ветка начала прогибаться к земле. Закинув «вал» за спину, я побежал. Лес забери, устроил сам себе приключение, как бы теперь не упасть! Все вокруг шевелилось, баобаб пришел в движение, слышалось тяжелое, астматичное бульканье и сипение. Ствол колыхался, более мелкие вздутия тоже начали лопаться, из дыр потекла гнилая смола. Паук вкалывает мухе яд, который разлагает ее изнутри, а потом сосет получившуюся массу… Дерево – как та муха, подумал я, только паука не видно.

Потом пришлось прыгать. Хорошо, что ряд колючей проволоки в этом месте был раздавлен концом ветви, по которой я двигался. Бетонная крыша идущего по гребню стены коридора оказалась проломлена, часть ее накренилась под давлением ветви, – я на четвереньках взбежал по склону, вскочил и, только когда меня и пролом разделяло метров десять, остановившись, глянул назад. Кажется, я запустил процесс окончательного распада: баобаб кряхтел и колыхался, черные потеки усеяли его, тянулись от ветвей вниз, сползали по стволу, который уже не казался таким огромным и могучим. Дерево накренилось к стене, та затрещала и качнулась под ногами. Выдержит давление или нет? Как бы целый участок из нее не выпал… Я отошел еще дальше, потом еще и только после этого, решив, что здесь уже безопасно, повернулся лицом к территории за оградой.

Стена тянулась большим кольцом, ее противоположная сторона казалась узкой серой полоской. Внутри кольца росли деревья, много деревьев, но это был не Лес. Так зарастают когда-то обжитые, но давно покинутые людьми места. Растительность взломала асфальт и плиты, некоторые деревья пробились сквозь полы ангаров, их ветви торчали из дыр в крышах. В вечернем сумраке территория, раскинувшаяся подо мной, напоминала смесь военной базы и научного комплекса. В центре чернел круг, опоясанный серым кольцом, от него крестом расходились четыре дороги, между которыми стояли здания. Непонятно, что за круг. Причем он, насколько вижу, точно в центре территории, вроде как главный объект здесь. Что же это такое? Очень не хватает бинокля!

С той стороны, где я находился, построек не было. Почти от самой стены к черному кругу тянулся длинный широкий прямоугольник, окруженный собственной оградой – пониже той, на которой я стоял, высотой метров пять. Внутри ограды виднелись земляные насыпи, ряды железных столбов; между настилами, решетками и ямами, вырытыми ровными рядами, стояли непонятные конструкции. Смахивает на испытательный полигон. Тот самый, что ли? Как-то чересчур напыщенно звучит – полигон смерти, а с виду просто испытательная площадка для солдат, хотя и очень большая. Что там, дальше, на ней?.. Кажется, воронки от взрывов? А вон ржавеет остов какой-то машины, похожей на танк, только без ствола. В стороне, за канавой с водой, еще один, поменьше.

Я сощурился, когда на дальнем конце полигона почудилось движение. Точно, кто-то там идет, да не один, видно несколько фигурок… И куда-то делись, пропали. Но тут же в том месте возник свет, – кажется, включили сразу несколько фонариков. Значит, на другой стороне полигона движется группа людей. Надо спускаться.

Баобаб снова застыл, он накренился сильнее и привалился к стене. Часть ветвей опала и сморщилась, да и ствол выглядел каким-то похудевшим. Поблескивали языки черной смолы. Убедившись, что стена больше не качается и не подрагивает, я вернулся к пролому, уселся на краю, свесил ноги, рассмотрел, что находится внизу, – и скользнул туда, цепляясь за арматуру. Повисел, озираясь, затем спрыгнул.

Длинный коридор уходил в две стороны. Сплошной бетон, в одной стене – ряд бойниц, вторая – глухая. Под ближайшей бойницей стоит железная лавка. Я пошел вдоль коридора, хрустя камешками. Здесь гуляли сквозняки, было сыро и промозгло.

Спустя несколько шагов наткнулся на кости. Человеческие, кажется, и разбросаны по полу так, словно с ними играли дети. Неприятные такие детки, зловещие. Под лавкой лежал череп, височная кость была продавлена, а на лбу глубокая царапина. Еще одну кость я заметил на лавке и сразу три – возле бойницы. Как будто тут пробежал один из тех мутантов, что оставили следы на баобабе, разнес на кусочки человеческий скелет, мимоходом пробил череп, поцарапал его и отшвырнул под лавку, а после выпрыгнул наружу через бойницу.

А может, вдруг подумал я, мутант набросился на еще живого человека? Проломил голову и разорвал тело, а уж потом останки разложились?

От этой мысли веселее на душе не стало, руки сами собой покрепче сжали «вал». Глухой, темный коридор с сереющими квадратами бойниц через каждые два десятка шагов тянулся и тянулся пологой дугой. Я миновал груду костей и еще два черепа – один был насажен на торчащую из стены арматуру. Прошел мимо кучки стреляных гильз, лавки, на которой лежал пустой автоматный магазин. Наконец, впереди показался дверной проем. Железную дверь выворотили вместе с петлями, она лежала на полу.

За проемом открылась верхняя часть лестницы, ее пролеты зигзагами уходили вниз, стиснутые кирпичными стенами. В кладке были углубления от пуль. Ступая по осколкам кирпичей, я спустился и пролез через второй проем, который наполовину перегораживала дверь, висевшая на нижней петле.

За это время успело совсем стемнеть, и я порадовался, что ветер разогнал тучи, – хоть что-то видно в свете звезд и месяца. Глубоко вдохнув ночной воздух, оглянулся на стену и пристроенную к ней кирпичную башенку, внутри которой пряталась лестница. Можно натаскать веток, разжечь костер на нижнем пролете, кое-как поправить дверь, чтобы снизу в башню не пролез незваный гость, и пересидеть ночь. Но я же видел, как кто-то шел по дальней части полигона. За ночь те люди могут уйти куда угодно, а это вполне может быть отряд Метиса, который вскоре достигнет своей цели. Ведь не просто в этот комплекс шли бандиты, уверен, что им нужно какое-то конкретное место внутри него. Военные склады или что-то подобное. Может, лаборатория. Или мастерская. Плохо будет, если Метис достигнет цели до того, как я окажусь рядом. Короче говоря, надо прямо сейчас идти дальше.

От кирпичной башни почти точно в направлении черного круга уходила асфальтовая дорога, по сторонам ее росли деревья и кусты, среди которых виднелись крыши построек. По коридору на вершине стены я успел пройти изрядное расстояние, и если прикинуть, то получается, что эта дорога проложена вдоль границы полигона. Вот и хорошо – не надо пересекать его. Пройду мимо, а на другом конце попробую отыскать тех людей. Хотя они могли свернуть куда угодно, пойти в любом направлении… Ничего, разберемся. Что-то подсказывает: все дороги здесь ведут к темному кругу в центре территории, опоясанной кольцом бетонной стены. И эта, асфальтовая, тоже тянется в том направлении. Так что – вперед!

Я двигался по краю дороги, чтобы при необходимости сразу отпрыгнуть в кусты. Как и думал, она тянулась вдоль полигона, его ограда высотой с двухэтажный дом была справа. Под ней шел заросший сорняками ров, потом – полоска земли и, наконец, асфальт.

По левую руку стояли просторные ангары, густо обросшие кустами. Месяц висел прямо впереди, я шел к нему, как к свету маяка, плохо только, что он все чаще исчезал за быстро ползущими облаками – вверху, судя по всему, дул нешуточный ветер, и это могло означать скорую непогоду.

В ограде полигона показался пролом, из него торчал угол массивного железного короба, под ним виднелось что-то, похожее на гусеницу. Танк, что ли, в стену с той стороны въехал? БМП? Вездеход? Может, заглянуть на полигон смерти, если это, конечно, тот самый, и осмотреть его? Только что я там увижу?.. Затянутую налетом грязи воду во рвах, ряды колючки, под которой когда-то ползали солдаты, бревна, через которые они прыгали, да подвешенные мешки с песком, которые пинали руками и ногами? Хотя машина, пробившая ограду, вызывает интерес, на обычных полигонах такие вряд ли имеются. Да и вообще, если вокруг – всего лишь военный объект, тогда ладно, тренировали тут солдатиков, и Лес с ними; но если это научно-военный комплекс, то зачем на нем тренировочный полигон? Как-то странно, хотя много ли я знаю про научно-военные комплексы?

Я прошел уже примерно половину полигона и решил не останавливаться. Вот достигну места, где видел людей с фонариками, тогда и осмотрюсь повнимательнее. Жаль, что при таком освещении не получается разглядеть, что там впереди, где и чем заканчивается дорога. Или она поворачивает под прямым углом вправо, следуя по периметру полигона? В отдалении прямо перед собой я видел неровные зубцы, похоже, там тянулся ряд кленов или тополей.

В ограде показался еще один пролом, поменьше первого – просто круглая темная дыра над самой землей. Я быстро шел дальше, соображая, сколько у меня осталось патронов. Магазин почти полный, но надо проверить, запасного-то нет.

На фоне подсвеченного месяцем неба над кронами деревьев впереди мелькнул силуэт и сразу второй, третий. Они взлетали над верхушками, падали и пропадали, но за ними появлялись новые. Еще и еще… Я остановился. Это что еще за кенгуру, они же прямо через кроны перескакивают! Не может быть, там ведь высокие деревья… скорее уж за ними есть стена, эти существа забираются на нее и скачут дальше, через кроны, повисают в ветвях, спрыгивают вниз…

И бегут прямо сюда.

Только подумал об этом, как быстрые тени заскакали по дороге. Тусклым серебром засветились большие овальные глаза. Послышались мягкие шлепки лап. Или ног? Что это за твари, я не мог понять даже приблизительно. Они бежали то на четвереньках, то выпрямлялись, а размером были… ну, с ребенка лет десяти. И они бежали прямиком ко мне!

Я даже не стал поднимать «вал», ясно было, что против такой стаи он не поможет, – сразу бросился вправо. Спрыгнул на дно рва, слишком широкого, чтобы перескочить через него, протаранил густой бурьян, хлюпая грязью, взлетел по другому склону, у ограды оглянулся – заметили! Часть тварей повернула следом, отделившись от основного потока. Тут еще месяц в небе померк, когда на него заползло облако, и видно стало совсем плохо. Прямо в дыре рос куст, я плашмя упал на него, подмяв под себя, пополз. За спиной раздалось сопение. Я дернулся, зацепившись рюкзаком за арматуру, внутри все оборвалось – застрял! – но рванулся сильнее и сумел высвободиться. Дальше, дальше!

За оградой вскочил и прыгнул на какой-то настил. Побежал по нему, громко стуча каблуками. Настил полого шел кверху. На ходу я оглянулся, направив за спину ствол автомата – позади тускло горели серебром три пары глаз. Не просто горели, они скачками неслись за мной. Я выстрелил прямо по ним и наверняка попал хотя бы в одну тварь, слишком близко они были, чтобы промахнуться, да и большие овальные глаза служили хорошим ориентиром, но ни крика боли, ни рева, ни рычания – ни звука не раздалось в ответ.

Настил вывел на длинный огороженный помост, а тот – к ряду бревен, поставленных на метровые столбы. Я спрыгнул, под ногами влажно чавкнула земля. Отпрянув, присел, попятился и замер под краем помоста. Вверху тихо простучали мягкие лапы, и несколько мутантов попрыгали с помоста на бревна. Я и видел их совсем плохо, и слышал не очень хорошо – двигались они почти бесшумно. Вроде побежали дальше, серебряные пятна глаз исчезли из виду… И тут снова возникла пара светящихся пятен.

Это тварь обернулась и, казалось, уставилась прямо на меня. Тихо выругавшись, я дал одиночный ей между глаз и бросился влево, примерно в том направлении, где видел людей. Потянулись какие-то конструкции из бревен и труб, а потом я едва не налетел на макет танка. Или это действующая машина? Только почему такая маленькая? Мини-танк накренился, въехав гусеницей в ров, короткий ствол башенной пушки смотрел в землю.

Несколько существ с серебряными глазами бежали за мной. Верхушка танковой башни находилась на уровне моей головы, я видел раскрытый люк. Спрятаться внутри? Так не влезу же, эта штука – как большая игрушка!

Я бросился дальше, прошлепал по мелкому озерцу с твердым дном, поднимая тучи брызг, затем перемахнул через бетонный бордюр – и с воплем сверзился в глубокий ров, идущий сразу за ним. Хорошо, что на дне была рыхлая земля, но и в нее врезался коленями так, что зубы лязгнули, а шейные позвонки протестующее скрипнули. Поднявшись с тихим, мучительным стоном от боли в шее, развернулся и выставил ствол над краем рва, глубина которого оказалась мне по грудь. Серебряноглазые неслись через озерцо – то есть, конечно, это был бассейн, а не озеро, широкое бетонное «корыто», по которому солдат заставляли ползать с целью улучшения боевой подготовки. Вода хлюпала и плескалась. Я дал короткую очередь веером, и патроны в магазине закончились.

Пригнувшись, бросился по рву. Он изгибался, потом вправо от него ушел рукав, а дальше – еще один, влево. Да тут целая сеть! Вовремя успев пригнуться, я пронесся под бревенчатым навесом, по присыпанным землей костям. Снова разветвление, и сразу за ним следующее… С шелестом низко над головой пронесся мутант, блеснули серебром глаза. Сиганувшая через ров тварь развернулась и прыгнула назад, теперь уже прямо на меня. На бегу я в широком замахе рубанул ее ножом – клинок вроде бы вошел в мягкое, но при этом скрежетнул по чему-то, будто зацепил металл… или хитин? Существо свалилось в ров позади, но перед тем, схватившись за ремень, сорвало автомат с моего плеча.

Судя по звукам, мутант тут же вскочил и бросился следом. Ров впереди распался на три рукава, я нырнул в тот, что справа, самый узкий, сам не знаю почему, просто интуиция сработала. Легкий топот и стук доносились сзади и спереди, со всех сторон – их много, и они уже скачут по всему лабиринту рвов, ищут меня!

Теперь позади неслось сразу несколько тварей. Снова поворот – и я по инерции пробежал мимо раскрытой двери, ведущей в низкую постройку. Затормозив, прыгнул обратно, нырнул внутрь. Будка два на два, в углу – кости, то есть маленький скелет, рядом валяется какая-то железка, в стене на высоте головы щель бойницы. Дверь из металла, сдвигается вбок. Я навалился на нее, царапая пальцы о ржавчину, сдвинул, закрыл. Ни засова, ничего…

Стало совсем темно. Сердце надрывалось, билось в груди. Я сглотнул, провел языком по шершавому небу, пытаясь вызывать слюноотделение. Лизнул оцарапанный палец. Прямо за дверью зазвучали тихие быстрые шлепки. Мутанты бегут, скачут, несутся тенями в ночи… И вдруг стало тихо. Я не видел этого, но мог поклясться, что одно существо остановилось прямо за дверью. Серебристые глаза уставились на нее. Уши – какие там уши у этой твари, треугольные, или просто поросшие шерстью щели в черепе, или вообще человеческие? – впитывали малейший звук. Нас разделяло метра полтора, не больше. Полтора метра и два сантиметра металла. И у меня нет патронов, только нож в руке. Что за хитин был на груди той твари? Ведь не насекомые они. Как такие существа называются?.. Инсектоиды? Так вот, мутанты не инсектоидного типа, явно что-то гуманоидное, я же различал их очертания, пусть и слабо: две руки, две ноги… ну или четыре лапы, как посмотреть, и все это покрыто то ли гладкой кожей, то ли шерстью, но тоже гладкой, короткой, в темноте ее не разглядеть. Кстати, насчет темноты – ну совсем ничего не видно. В рюкзаке спички – правда, подмокшие. Они уже высохли, но все равно зажигаться будут плохо. Зато, как говорится, есть и хорошая новость: очертания железки, лежащей рядом с детским скелетом в углу, показались мне знакомыми. И если зрение не обмануло, да если эта штука еще и работает…

Сердце постепенно успокоилось, мысли уже не так лихорадочно метались в голове. За дверью стояла полная тишина, и я решил, что мне почудилось, нет там никакой твари, все убежали дальше, но тут тишайший, едва различимый вздох донесся снаружи. Порция адреналина, выплеснувшаяся в кровь, заставила сердце снова отчаянно заколотиться. Это серебряноглазая тварь там дышит! Она знает, что я внутри, она караулит и не уйдет, пока не доберется до меня, а может, еще и других позовет!

Раздались тихие шлепки, потом где-то в стороне едва слышно осыпалась земля, и все смолкло.

Это был самый длинный, самый медленный, самый тихий выдох в моей жизни. Ушел! Теперь точно – ушел. Исчезло ощущение чужака за дверью, пропало психическое давление, из-за которого безумно колотилось сердце и дрожали колени. Несколько раз тяжело, с усилием сглотнув, я попятился от двери. Провел по лицу рукой, крепко зажмурился и присел.

Ощупав пол возле скелета, нашел то, что искал: древний аккумуляторный фонарик с рычагом для зарядки. Некоторое время я не решался проверить, работает ли он, ведь рычаг мог заскрипеть, да и луч света сквозь щель-бойницу могли увидеть снаружи. Но над полигоном стояла такая полная, абсолютная тишина, что я, наконец, смог убедить себя: твари с серебряными глазами убрались. После чего взял фонарик покрепче и стал нажимать на рычаг.

Рычаг сначала вообще не хотел поддаваться, потом из-под него посыпалась ржавчина, и он с тихим клацаньем ушел в корпус. Тугая пружина вытолкнула его обратно, я надавил еще раз, входя в ритм. Клац-клац, клац-клац… Накрытая треснувшим стеклом лампочка начала медленно разгораться, и бледный желтый свет озарил будку. Продолжая работать левой рукой, я сел под стеной, вытянув ноги, положил нож на пол и направил луч фонаря на скелет.

Он вытянулся вдоль стены. Изогнутый позвоночник, узкий таз, ноги, ступни – все сохранилось на удивление хорошо. Возле черепа лежала круглая каска.

Нет, не ребенок это. Слишком длинные кости рук, он же до коленей себе легко мог достать не нагибаясь. Или все-таки ребенок, просто… измененный? Мутировавший? Может, в лабораториях этого комплекса ставили опыты над детьми, превращали их в солдат, боевые машины без чувств, жалости и сострадания?

Я покачал головой: как-то слишком фантастично. Или даже не фантастично, вокруг фантастики много, вон тот же Лес, мерцающие и прочее, но в мутировавших детей-солдат мне просто не верится. Чтобы разобраться, надо получше рассмотреть череп. И каску тоже, кстати.

Встав на колени, я направил фонарь на верхнюю часть скелета, вгляделся. Что и требовалось доказать: череп не человеческий. То есть не совсем человеческий. Глазные отверстия слишком большие, костяные дуги над ними вообще здоровенные. И челюсть сильно выступает вперед, отчего вся лицевая часть кажется изогнутой. Трогать череп я не стал, а вот каску с болтающимся ремешком поднял. Покрутил, освещая с разных сторон, заглянул внутрь. Там был вытравлен знак: буква «V», перечеркнутая зигзагом, под ним цифры, вроде инвентарного номера. Я плюнул в каску, локтем протер ее и попытался надеть. Маловата будет. Положил ее, перевел взгляд на скелет и беззвучно спросил у него: «Да кто же ты такой?»

Он молчал. И не шевелился, хотя мне все время казалось, что сейчас костяная рука приподнимется, ненормально длинные пальцы согнутся, а средний вытянется, и скелет покажет мне неприличный жест.

– Тринадцать мутантов тебе в костяную задницу, брат, – тихо повторил я присказку охотника Калуги и встал, подхватив с пола нож.

Заглянул в бойницу, но она находилась почти на уровне земли. Кроме густой травы, ничего не видно. Тишина снаружи была полная – пора выходить. Хотя серебряноглазые могут быть где-то неподалеку, они ж бесшумные, как тараканы, но я чувствовал, что на всем полигоне остался один. Нет их здесь больше, ускакали. Интересно, куда? Через стену, по веткам мертвого баобаба, когтями оставляя царапины на коре, и дальше – на ночную охоту… А под утро вернутся назад, приволокут добычу, которую сожрут в своем логове? Ведь это они растерзали того солдата в коридоре на вершине стены, чьи разбросанные кости я видел, уверен – они. Но где их логово? Ближе к середине комплекса, в районе темного круга, этого непонятного центрального объекта? Впрочем, такого ли уж непонятного…

Я снова поглядел на скелет и ногой подпихнул к нему каску. Все это пока что не складывалось в единую картину. Такое впечатление, что кости принадлежат серебряноглазому, даже почти полная уверенность в этом есть. Но он же в каске! Не ходят мутанты в касках, для этого они слишком тупые. Допустим, серебряноглазых создали, то есть вывели в этом комплексе, в качестве солдат, боевых мутантов. Умных, ну, относительно. Они могли носить форму, каски, даже пользоваться оружием. Я же видел танк тот маленький… то есть они и техникой могли управлять, а это означает уже вполне реальный интеллект. Хотя танк мог быть и муляжом, ладно, но каска эта на черепе – не муляж, и фонарик рядом со скелетом тоже. Если так, то почему же твари, погнавшиеся за мной, неразумны? Вернее, разумны на уровне обычных стайных животных? Во всяком случае, мне так показалось, – не проявили они во время погони никакого интеллекта. Значит, это все же скелет какого-то другого существа?

Что, если моя первоначальная догадка верна и здесь в солдат превращали детей? Облучали чем-то, мозг как-то усекали, чтобы становились послушными и агрессивными, хирургические операции им делали, усиливали мышцы, кололи всякую химию… Фильм ужасов, ага. Смотрел я некоторые до Пандемии, хотя уже почти не помню. Вспоминаются отдельные кадры из тех фильмов: группа зловещих ученых в белых халатах, в масках, со скальпелями и сверлами в руках, и ряды коек, к которым ремнями прикручены несчастные перепуганные детишки, со страхом ожидающие своей участи.

Чепуха. Тут что-то другое, у всего этого есть совсем иное объяснение.

Погасив фонарик, я еще раз прислушался – снаружи по-прежнему стояла тишина – и шагнул к двери. Раскрыл ее, осторожно выглянул, потом вышел. Месяц в небе то проступал, то исчезал за облаками. Я кинул последний взгляд на скелет в будке, достал нож, крепко сжал его и пошел по рву, освещая путь фонариком.

В ограде возле закрытых железных ворот полигона была дверь, ведущая в дежурку. Внутри не оказалось ничего интересного, а снаружи я увидел большую асфальтовую площадку и три грузовика. Крытые, с покатыми кузовами, кажется, бронированными, без окон. Дверцы в кабинах забраны решетками. Между грузовиками стоял большой военный джип. У всех тачек спущенные скаты вросли в асфальт, вокруг колес проросла трава, а из-под джипа выбивались ветки кустарника.

Я пересек площадку, дальше от нее уходила выложенная бетонными плитами дорога. Без огнестрела, с одним ножом, я чувствовал себя не просто безоружным, возникло ощущение беспомощности. Медленно вращая кистью с ножом, разрабатывая запястье, я пошел вдоль края дороги, глядя то вперед, то на здания справа. По левую руку тянулось пустое пространство, поросшая травой ровная земля за низкой изгородью – плац, что ли? – с другой стороны поначалу стояли одноэтажные бараки, а дальше я увидел здание повыше, с крыльцом и лестницей перед входом, с большими решетчатыми окнами. Администрация, управление комплексом, командование? Стоит, пожалуй, свернуть, зайти внутрь и поглядеть, что там. Кстати, бетонка, по которой шагаю, идет в сторону круга в центре комплекса, то есть это одна из четырех дорог, образующих крест, который я видел со стены. Осмотрю административное здание и, если твари с серебряными глазами не прискачут, пойду дальше. Непонятно, куда делись люди с фонариками. Может, их растерзали эти мутанты? Нет, тогда бы крики были, выстрелы, а я ничего такого не слышал. И еще остается большая непонятка, кого же я все-таки тогда видел: отряд Метиса и Фары или кого-то другого?

– Стоять! – негромкий окрик донесся из здания администрации. – Ты на прицеле! Руки поднял! Иди к дверям, медленно!

Это стало ответом на один из моих вопросов: голос был знакомым.

Глава 14 Встреча. Серебряные глаза

– Руки поднять, сказано! – повторил Боров.

Я так и сделал и собрался уже сказать, кто я такой, но Боров снова крикнул:

– Теперь стоять! С места сдвинешься – стреляю! Стоять, ждать!

Ага, боится, что, если я еще ближе подойду к крыльцу, сверху из окна ему станет неудобно меня контролировать и, в случае чего, прицельно стрелять. Ладно, стоим, ждем.

Ждать пришлось недолго: донеслись приглушенные шаги, раскрылись двери на крыльце, и показавшиеся Шутер с Серым быстро спустились по ступеням.

Серый воспринял мое появление равнодушно, а Шутер обрадовался:

– О, это ты! Живой таки… Не ожидал я, молодцом. Эй, это наш охотник! Стас!

Донесся голос Метиса:

– Сюда ведите.

Внутри был просторный холл с лестницей в дальнем конце. Широкая, покрытая ковровыми дорожками, дорогие перила – базу явно неплохо обеспечивали. На втором этаже взгляду открылся коридор с рядом деревянных дверей. Серый толкнул одну и шагнул дальше.

Горели три фонарика, стоящие в середине большого помещения так, чтобы светить в потолок. Похоже на зал для собраний, решил я. Под дальней стеной громоздились стулья, под другой было возвышение с длинным столом, кафедрой и длинными лавками. На лавках сидели Метис с Фарой. Два окна, с решеткой и без. Возле второго стоял Боров, на подоконнике, из-за которого торчали огрызки железных прутьев, лежал его пулемет. Когда мы вошли, Калуга с Томатом осторожно выглядывали сквозь решетку, закрывавшую второе окно.

У стены, вытянув ноги, сидел Кузьма в штанах и грязной майке, его торс был перемотан бинтами, на коленях «калаш». Совсем бледный – хреново мужику. Если его сейчас не определить в больничку или полевой госпиталь, умрет.

– Стас! – воскликнул Калуга. – Выбрался! Рад тебя видеть, чувачелло!

Он замолчал, когда Метис сделал короткий жест. Встав, шагнул на край помоста и спросил:

– Почему ты отстал?

– На повороте с тропы слетел.

– Просто вот так вот взял и слетел?

– Просто? – Я поднял брови. – Под выстрелами, в тумане, на бегу, на узкой тропе?.. Да, простая была ситуация, обыкновенная такая. Ты на что вообще намекаешь, мне непонятно?

– Крутой поворот там был, точно, – влез Калуга. – Когда Стас исчез, как раз мы его огибали, помните?

Метис, не обратив на него внимания, продолжал допрос:

– А дальше что произошло?

– Дальше заблудился в болоте, вылез на какой-то остров, потом еще с мутантом сцепился непонятным.

– А Альку нашу не видал? – спросил Фара.

– Слышал только крик в тумане. На помощь звала. Побрел в ту сторону, но там… Короче, я сам чуть не сгинул, мне не до помощи было.

– Эх, кончилась девка! – Фара покачал головой.

– Ну? – сказал Метис. – Дальше.

– Как рассвело – смог выйти из болота. Потом просто шел сюда.

– Куда – сюда? – повысил он голос. – Откуда ты знал, куда идти?

Я удивился:

– Как – откуда? Вы ж всю дорогу на северо-восток двигались, с уклоном к востоку. Мне вообще все равно было, поэтому я в том же направлении и направился. Сначала была пустошь, ну или равнина такая… В озере там искупался, потом добрел до какой-то стены, перелез по суку. Ну, по ветке дерева-мутанта, оно там такое здоровое вымахало возле самой стены, я и не думал, что они бывают такими громадинами. Вот и все.

– А этих, с серебряными глазами, видел? – снова влез неугомонный Калуга.

– Ага, – кивнул я. – Ну и твари! Как раз возле дыры был в заборе, том, что ограждает полигон, или что это такое… Тут они навстречу – как заскачут! Нырнул в дыру, потом в доте пересидел, пока не убежали.

– Мы вот тоже сюда из-за них попали, – пояснил Калуга. – Шли по улице, вдруг они появились впереди. Парни собрались стрелять, но я убедил, что лучше спрятаться.

– Перестреляли бы их, – пробурчал Боров от окна. – Перестреляли бы и перебили. Лучше на улице с мутантами махаться, чем тут сидеть, как крысам.

– Крысы сидят по подвалам и норам, – резонно возразил Калуга. – А мы как люди в хорошо проветриваемом помещении отсиживаемся.

Метис, кажется, удовлетворился моими ответами и задал последний вопрос:

– Кого по дороге видел?

– Например, тех, что насели на нас у Гниловки, видел? – добавил Фара.

– Никого не видел. Слушайте, вы мне ствол какой-нибудь дадите? Хоть что-то, а то у меня только нож остался.

– Вон, – Фара повел подбородком в сторону прикрывшего глаза Кузьмы. – Все равно не боец сейчас.

Тот, казалось, спал, но при этих словах открыл глаза и сказал:

– Автомат не дам.

– Ну хоть что-то дайте.

Кузьма протянул ПМ. Ну и старье… Ладно, дареному мутанту под хвост не смотрят. Я взял ствол, выщелкнул магазин, проверил – шесть патронов. Спросил:

– Запасные есть?

Кузьма снова прикрыл глаза, игнорируя меня. Тогда я прошелся по залу, у груды мебели повернулся и спросил:

– Хорошо, что дальше? Мы здесь сидим… а потом?

– Так ты вообще-то можешь прямо сейчас назад валить, – сказал Фара. – Твоя работа закончена.

– А пятьдесят рублей? Раз закончена – заплатить надо.

– Дай ему, – сказал Метис, – рассчитаемся.

Кузьма, не открывая глаз, добавил:

– Минус десять рублей за пистолет.

– За это старье – десятку? – возмутился я. – Семь, не больше.

Фара полез в сумку на ремне, и Калуга спросил, озираясь:

– Парни, так это значит, что и мне можно уходить? А вы понимаете, что вас тогда только… сколько вас…

– Семеро, – подсказал Шутер.

– Вот, семеро останется, причем один тяжело ранен. Считайте, шестеро с половиной, даже с третью. Думаете, справитесь без нас, не нужны мы вам больше?

Фара с Метисом переглянулись. В этой ситуации два бойца им явно не помешали бы, я решил, что нам предложат остаться, и уже стал прикидывать, сколько запросить, чтобы поддерживать роль ушлого парня с болот, но тут Метис коротко бросил:

– Не нужны, валите.

Фара, дожидавшийся его ответа, запустил руку в сумку, там звякнуло.

Значит, их цель совсем близка, Метис уверен, что больше мы не понадобимся, и возникает один интересный вопрос: позволят ли нам уйти? Мы с Калугой в курсе, куда шел отряд. Пусть даже не знаем конкретной цели, но в месте, где эта цель находится, побывали. Я окинул зал быстрым взглядом. Здесь стрельбу подымать не с руки, мы оба вооружены, стоим с людьми Метиса и с ним самим лицом к лицу. Если сейчас устроить пальбу, большинство присутствующих поляжет за несколько секунд. Но вот когда мы уйдем, ничего не стоит отдать приказ тихо догнать нас на улице и расстрелять в спины.

Хотя я в любом случае не собирался уходить далеко. Но они могут пойти за нами почти сразу и напасть до того, как успею спрятаться.

– Лови! – Фара кинул мне что-то небольшое.

Я поймал небольшой брусок золота. Показательно взвесил его на ладони, помедлил, будто размышляя, и кивнул:

– Сойдет.

– Про это место – никому ни слова, – сказал Фара. – Охотники, обоим говорю. Если кому-то расскажете, вам башку отстрелят.

– Да ты что, чувачелло! – Калуга затряс головой. – Я вообще нем, как рыба без рта. Из меня и слова лишнего не вытянешь. Ну, вы же в курсе! Так что, Стас, пойдем? Ты спускался по той лестнице, что в кирпичной башне? Я думаю, там заночевать можно. Запремся и…

– А по-моему, лучше за ночь отойти отсюда подальше, – возразил я.

Мы направились к двери, краем глаза я заметил, что Метис наблюдает за нами. Ну точно, живыми с территории не выпустят. Как пройдем немного по улице, нужно нырять вправо, в заросли между ангарами, а Калугу предупредить, что нас собрались мочить. Или он и сам понимает? По толстощекому, с вылупленными глазами лицу его ничего не понять. Придется прятаться между ангарами и дальше действовать по обстоятельствам. Лучше всего затаиться на время, чтобы бандиты решили, что мы сбежали, потом следить за ними, чтоб определить, наконец, конкретное место, куда они идут. Правда, у меня и так большое подозрение, что место это – черный круг в центре территории. Я даже почти догадывался, что это за круг такой. И если моя догадка верна… ну и путешествие нас ждет!

Мы с Калугой были уже возле двери, когда в оконном проеме, возле которого стоял Боров, возник силуэт. Блеснули серебром большие овальные глаза.

– А-а-а! – заорал великан, схватив пулемет, и дал очередь почти в упор.

Мутанта, запрыгнувшего на подоконник, вынесло наружу. Боров крикнул:

– Их там много! Сюда скачут, стреляйте!

Фара вскочил, Метис спрыгнул с возвышения. Заскреб ногами по полу, пытаясь встать, Кузьма. Шутер с Серым и Томатом, успевшие отойти от второго окна, бросились обратно, толкаясь и матерясь. Томат случайно перевернул два фонарика из трех, один треснул и погас, второй быстро закрутился на месте.

– По стенам! – заорал Боров и, с пулеметом наперевес высунувшись в окно, дал длинную очередь вдоль улицы. – Они по стенам скачут!

Что-то мелькнуло в проеме прямо за ним, и великана выдернуло наружу, как пробку из бутылки. Лязгнул приклад о край проема, дернулись в воздухе ноги сорок пятого размера, и Боров исчез.

В проем влетела тень, приземлилась прямо на фонарики, погасив еще один и придав дополнительное ускорение тому, что вращался. Все вокруг замигало, зарябило в глазах. Меня сильно ударило в грудь, толкнуло назад. Стукнувшись плечом о косяк, я спиной распахнул дверь и выпал в коридор.

Эхо разносило по зданию крики и стрельбу. Что-то врезалось в стену зала, раздался придушенный вопль. Вдруг пулемет Борова снова заговорил, но приглушенно… то есть снаружи. Неужели великан выжил, свалившись со второго этажа?! Ведь он точно откуда-то снизу стреляет, с улицы! Если мутанты сейчас рвутся в зал, я могу спуститься, схватить его ствол, у Борова еще пистолет висел в кобуре, да и гранаты, кажется, были.

В три прыжка я достиг лестницы. На третий и на первый этажи уходили широкие пролеты. Сзади грохнула о стену дверь, коридор огласился криками и выстрелами. Потом кто-то тонко, по-девичьи завизжал. Я не смог понять, кому принадлежит голос.

Пулемет смолк. Как бы мутанты его не утащили! Когда я достиг площадки между этажами и повернул, вверху мелькнула тень, блеснули серебряные глаза. Я будто слетел по второму пролету и понял, что не успею пересечь большой холл: догонят. По лестнице застучали шаги, кто-то бежал следом. Мутант сиганул вниз, с перил на перила, не удержался, покатился по ступеням, вскочил.

До двери слишком далеко, он догонит меня на середине холла. Схватившись за конец перил, чтобы совладать с инерцией, я снова резко свернул и бросился под лестницу. Там было совсем темно, я едва разглядел на светлой стене прямоугольник двери. Лишь бы не заперта! В последние дни мне везет на незамкнутые двери, хотя не везет со многим другим…

Она оказалась не заперта. И все же кое в чем мне не повезло: в тот момент, когда, распахнув ее, я прыгнул в помещение и уже собрался захлопнуть дверь, сзади на меня наскочил мутант. В последний момент я ощутил его приближение, ткнул пистолетом назад и выстрелил себе за плечо. По глухому шлепку понял, что попал. Тварь не взревела, не закричала, никак не дала понять, что испытывает боль, – и налетела на меня, обхватив длинными лапами.

От сильного толчка я сделал несколько шагов боком и упал. Мутант оказался на мне. Я повернулся на спину, но больше ничего сделать не смог. С размаху он двинул мне кулаком в лицо. Что это за зверь, который бьет, как боксер?!

Коготь, острый, словно бритва, прорезал кожу на скуле. Одна рука была прижата к боку коленом мутанта, который верхом сидел на мне, сдавив ногами, но вторая свободна, и ею я дважды ударил его. Потянулся к ножу, хотя почти не надеялся его достать, потому что он был в чехле на бедре и тоже прижат ногой твари. Огромные овальные глаза надо мной сияли тусклым мертвенным серебром. В центре их застыли черные зрачки.

Застучал «узи», и зрачки расширились, став как пятикопеечные монеты, а после как железные рубли. Мутант ткнулся мордой в мое лицо, по голове потекло теплое и липкое.

– Брат, ты как?! – Лежащего на мне монстра рванули назад, стащили, поволокли к проему и вышвырнули наружу. Дверь с грохотом затворилась.

Включился фонарик. Я плевался, вытирая лицо рукавом. Разрез на скуле дико щипало, это ощущение даже заглушало боль. Луч фонаря очертил помещение: стеллажи вдоль стен, три стола, бумаги на полу, тетради, папки.

– Дверь запри! – прохрипел я.

Зря подал голос – кровь из раны сразу пошла сильнее, горячей струйкой стекла по шее, на грудь.

Калуга посветил на дверь. Засовов там не было, зато виднелся большой замок.

– Опа, да тут штыри в стены уходят! Лишь бы работало… – Зажав фонарик под мышкой, он со скрежетом провернул что-то. Глухо лязгнуло. – Готово! Теперь мы здесь, как в закупоренном танке, нас отсюда не выковырять. У меня, к слову, только три патрона осталось. А у тебя?

Охотник присел возле меня, посветил и ахнул:

– Е! Хочу сообщить неприятное известие, брат: тварь тебе личико-то попортила. Надо срочно лечить.

– Знаю, – сквозь зубы пробормотал я. Сунул руку в один карман, в другой. Перчатки на месте, но где подарок болотных людей, неужели потерял? Не мог он из кармана выпасть… Есть!

Вытащив свернутый древесный листок, развернул, сунул палец в кашицу, еще не успевшую подсохнуть, глубоко вдохнул и, закрыв глаза, провел по ране.

Сначала никаких ощущений не было, а потом к разрезу будто приложили сосульку. Длинную, тонкую, отчаянно холодную – прижали по всей длине раны, вдавили.

– Ты что делаешь? – спросил Калуга.

Я молчал. Холод усилился, хотя казалось, что это уже невозможно, кожу на скуле стянуло, шевельнулись волосы на голове, захотелось чихнуть, но я сдерживался из последних сил, потому что боялся: если сейчас чихну – у меня челюсти изо рта выскочат.

Холод стал отступать, и вместе с ним исчезла боль. Я с удивлением прислушался к ощущениям. Все, не болит! Как же так?

Раздались шаги, и по тому, как сдвинулись пятна света на веках, я понял, что Калуга выпрямился и отошел. Из-за спины донеслось:

– Ладно, молчи. Я понял, это мазь у тебя какая-то суперская. Артефактная, а? Или на нее пошли растения из Леса? Слыхал, в Крае такие умеют делать.

Я раскрыл глаза и поморгал, стряхивая с век выступившие слезы. Выстрелы снаружи доносились гораздо тише, чем раньше, и как-то более ритмично. Такое впечатление, что люди засели где-то – может, в другой комнате, где на всех окнах решетки, или в кладовой вообще без окон – и оттуда планомерно расстреливают пытающихся подобраться мутантов.

Встав, я спросил:

– Где мы?

Калуга, который обследовал ящики столов на другом конце помещения, не расслышал. В скуле возникла легкая боль: говорить могу, но лучше особо не болтать, плюс лицом не играть, эмоций не выражать. Короче говоря, веду себя спокойно и сдержанно, как настоящий мужчина, немногословный.

От всей этой беготни дневник Травника сполз из-под ремня на задницу. Я просунул руку под ремень, нащупал край тетради, потянул. Вытащив, свернул трубкой и сунул в карман. Бечевку надо найти, обвязать. Подошел к зеркалу, висящему над небольшой раковиной с ржавым краном. Позвал громко:

– Охотник! Сюда посвети!

Он направил фонарик в мою сторону, и я посмотрел на свое отражение. И вспомнил изречение о том, что каждый выглядит так, как того заслуживает. Я сейчас выглядел как сильно потрепанный жизнью, отощавший, с запавшими щеками бродяга. Немытый, небритый. Глаза безумно поблескивают. С темно-зеленой полоской на скуле. Явно кашица эта, кроме прочего, хорошо сворачивает кровь: та уже не течет. Я потер лоб, провел ладонью по волосам. Пожевав губами, сплюнул в раковину. А глаза блестят и вправду нездорово. Одолела меня жажда мести и жажда получить ответы на вопросы. Как там говорится… душу иссушила? Ничего, снова наполню ее всякими эмоциями и чувствами, как только закончу это дело, и опять стану нормальным человеком, а не маньяком-ищейкой, идущим по следу.

Повернувшись к Калуге, я повторил:

– Что это за место?

– Ты знаешь, брат, – ответил он, задумчиво глядя на меня, – нетрудно, в общем, догадаться, что мы в архиве. И если это правда, а я уверен, что так и есть, ну, ты хотя бы на стеллажи глянь… то у нас появился шанс разобраться, куда мы вообще попали.

– Да ты расслабься, охотник, – посоветовал Калуга.

Я расхаживал по архиву, то и дело поглядывая на запертую дверь. Что там сейчас происходит? Уже с час как стоит полная тишина. Кто кого сумел придавить, мутанты людей или люди мутантов? После того как частая стрельба прекратилась, редкие выстрелы доносились еще долго, и мне казалось, что они звучат в другом конце здания, но из архива трудно было определить точно. Жив ли Метис? Если да, то где он, все еще неподалеку или приближается к конечной точке своего пути? Надо выйти, но слишком опасно. В «узи» всего три патрона, в ПМ – четыре.

Калуга многозначительно поднял к потолку указательный палец:

– Запомни, Стас: нужно уметь расслабляться в любой ситуации. Это сейчас с тобой говорю не я, простой охотник Калуга, с тобой моими устами говорит мудрость веков. Делу время, потехе – два часа. И вот как раз сейчас у нас начнется потеха, вернее – жрачка. Большая жрачка. Давай, брат, выкладывай, какие у тебя имеются съестные резервы.

С этими словами Калуга развязал целлофановый пакетик, который достал из кармана на бедре, и развернул лежащую внутри газету. Там оказался кусок черного хлеба, а на нем колечки пахучей копченой колбасы.

Он стал вытаскивать из своих многочисленных карманов другие свертки. Остановившись у стола, я наблюдал. Запасливый паренек, однако. Даже то, что охотник не так давно отсиживался в грязи, его «резервам» не повредило, потому что почти все было тщательно завернуто в целлофан или полиэтилен, в пакетики и кулечки. Он что, всю дорогу по карманам таскает кучу жратвы? Ну и привычка! Вскоре на столе, помимо хлеба с колбасой, оказалась маленькая фляжка, несколько соленых огурцов, сильно смятых, зато крупных, ломоть вяленого мяса, зеленый перец, железная солонка в виде черепа мутанта – соль сыпалась через глаза, которых там было с десяток, – пакет орешков, брикет шоколада в фольге и большая, желтая, сочная луковица, от одного вида которой у меня свело челюсти и рот наполнился слюной.

– Ну, ты запасливый Буратино, – я произносил слова, едва разжимая зубы и стараясь не двигать лицевыми мускулами.

– Это так, папа Карло, – кивнул охотник. – Я, понимаешь, перехватить в дороге люблю. То то, то се… Ну и чтоб всегда под рукой было, чтоб не лазить в рюкзак каждую минуту. А у тебя, я понял, ничего нету?

Я покачал головой, потом сказал:

– А нет, хотя… – и достал из кармана клубень.

– Это что? Никогда не видел такой… фрукт или овощ? Не разберу.

– Сам не разберу.

Калуга, боком улегшись на край столешницы, сграбастал оставленный мне болотными людьми фруктоовощ, покрутил в руке.

– А ты уверен, что это дело съедобно?

Усевшись на стул, я пояснил:

– Пару таких штук уже съел. На вкус даже приятно. Наедаешься быстро, последствий никаких.

– А как оно к тебе попало?

– Случайно. Неважно.

– Это плод с растения-мутанта, – авторитетно заявил он, как будто такой вывод не был очевиден. – Можно?..

– Дерзай, – разрешил я.

Он положил клубень на стол, достал нож, примерился, чтобы одни махом разрезать пополам, но я сказал:

– Хотя нет, так сок вытечет, дай мне.

Обтерев нож Михаила о штанину, я осторожно надрезал клубень – или это все-таки плод? – поднес к губам, сделал глоток и передал Калуге.

– Допивай, что осталось, потом разрежь. Там еще орешек, не знаю, что с ним делать. У меня пара таких в кармане лежит, надо их какому-нибудь спецу-ботанику дать на изучение.

– Внутри плодов косточки, а не орешки, – поправил Калуга и с громким сосущим звуком приник к плоду. Почмокал, одобрительно кивнул, разрезал фруктоовощ пополам, одну половинку щелчком отправил по столешнице ко мне, а вторую сунул в рот и стал жевать. Щекастое лицо стало задумчивым.

– Как потомственный дегустатор могу сказать: интересный вкус. Ничего так, забавно… любопытно… Ага-ага… – Он глотнул, на толстой шее прыгнул вверх-вниз кадык. – Ладно, это была закуска, теперь приступим к основной трапезе. Давай, Стас, кушай.

Кушать удавалось не очень – активно двигать челюстью я боялся, поэтому съел совсем мало, а к черствому хлебу и мясу, с виду жесткому, как подошва, не прикоснулся. Калуга зато наворачивал вовсю. Закончив, я откинулся на стуле, выпил воды из фляжки и беспокойно глянул на дверь. Надо идти, надо. Но и пересидеть здесь подольше тоже необходимо. Риск – дело не благородное, а глупое. Вернее, глуп неоправданный, тщательно не рассчитанный риск. Придется еще какое-то время торчать в архиве, хотя хочется открыть дверь и рвануть наружу в поисках Метиса, если, конечно, тот вообще еще жив.

Калуга интеллигентно рыгнул, прикрыв рот ладонью, и стал заворачивать остатки трапезы обратно в пакетики.

Я огляделся. По полу, по столам была разбросана куча бумаг. Мы потратили какое-то время на их изучение, порылись в ящиках столов, но ничего интересного, в общем, не нашли. По большей части это были списки людей, ведомости зарплаты и расходов, поставки материалов, еды для столовой, круп, макарон, подсолнечного масла и хлеба, а еще длинные столбцы с названиями химикатов, приборов и лабораторного оборудования. Перечни фамилий, отчеты, в общем, всякая бухгалтерия, финансовые и хозяйственные дела, которые не говорили ничего конкретного о том, для чего был создан этот комплекс. То есть в совокупности информация подтвердила идею, которая возникла у меня сразу: мы попали на военно-научную базу. Тривиальная мысль, и мутант бы догадался. Но вот чем конкретно здесь занимались помимо того, что ели, спали, маршировали, охраняли, дежурили, отдавали приказы и разводили военную бюрократию, – это оставалось неясным. Хотя одна из найденных ведомостей привлекла наша внимание, она касалась «пропитания для подопытных»… Что за подопытные? Слово наводило на определенные размышления.

На многих бумагах стояла печать, и, хотя в свете фонарика трудно было разглядеть выцветшие чернила, мы сумели прочесть: КИБО-3.

– К ибо… киб о… – с разными ударениями повторял Калуга. – Что же это, тринадцать бешеных мутантов, такое? Может, что-то с кибернетикой связанное?

– А «и» что значит?

– Ну, там… – Он зашевелил губами: – Инсталляция. Инграмма. Икебана. Изверги… О! Кибернетические Изверги Большого…

– …Облома, – заключил я.

– Не, не, какого облома! – замахал он руками. – Ты не шути, я же серьезно!

– Я вижу.

– Правда серьезно!

– Говоришь, инсталляция с инграммой? – повторил я. – Кем ты до Пандемии был, Калуга? Вернее… ты ж молодой, да? Вряд ли сильно старше меня. Значит, правильнее так: на кого учился?

– На программиста, – вздохнул он. – Вернее, я уже и был программистом к началу Пандемии. Я такой, как сказать… молодой да ранний. В четырнадцать лет первую полновесную программу написал, потом еще несколько, парочку продать даже успел. Сейчас, может, по мне не скажешь – сильно талантливым был. Меня даже в Гугл приглашали. Не, серьезно! Предварительную беседу провели… Эх, ладно, что было – то ушло. Короче говоря, что такое КИБО – непонятно. О, слушай! Вот сейчас… Это мне показалось или был выстрел в отдалении?

– Я не слышал.

– Да? Ладно. Тут стены толстые, дверь – вообще броня. Звуки плохо доносятся. А мутанты тихие чувачеллы, если в холле они есть, мы их передвижений не расслышим.

– Только это меня здесь и удерживает, – проворчал я.

Увы, но Калуга, как и я, не разглядел тварь, чуть не разделавшуюся со мной. По словам охотника, он понял только, что это нечто волосатое, но в меру, не сильно, а еще не очень крупное, а больше ничего понять не сумел.

– Я тому гаду прыгучему прямо в затылок три пули выпустил, – заявил он, когда мы обсуждали этот вопрос. – Так что труп вообще-то должен лежать прямо под дверью, не мог он с такой раной уползти. Посидим еще немного и, когда точно станет ясно, что в здании никого, выйдем и рассмотрим тело. Поймем хоть наконец, что оно такое и с чем его едят.

Задумавшись обо всем этом, я вздрогнул, когда Калуга вдруг выпалил:

– Кризисный Институт!

– Не ори.

– Говорю: аббревиатура, КИБО. Кризисный Институт… И еще же «Б»… Да что ж там за «Б» такое?!

– «Биология», – предположил я.

– Как? Ты бормочешь сквозь зубы, не всегда понятно.

– Биология… биологических…

– То есть КИБО – Кризисный Институт Биологических… Обследований, что ли?

– Нет, не кризисный, наверняка там что-то другое. Но вот «Институт Биологических…» – это вполне вероятно. Хотя «О» – тоже не понимаю, что означает.

– Причем ведь на печати стоит КИБО-3, – добавил Калуга. – То есть мы на третьем объекте такого плана, а сколько их всего? Неизвестно. Может быть, много. Слушай, Стас, как ты вообще во все это дело влип?

– Меня проводником наняли, а что?

– Нет, не простой ты проводник. Я ведь наблюдал за вами всеми. Как ты там посматривал иногда на них, а один раз такой взгляд поймал, когда Метис к тебе спиной стоял и ты на него уставился, – у-ух! Вроде зубами между лопаток ему хочешь вгрызться.

– Вот, кстати, вспомнил, – сказал я. – Зачем девчонке нож дал?

Он вылупил на меня свои большие глаза:

– Откуда знаешь?

– Оттуда, что я ее на болоте все-таки встретил. С болота мы вышли вместе, потом натолкнулись на этих ренегатов, она пошла к ним, а я – дальше, сюда.

– Так ренегаты где-то недалеко?

– Ну, в общем, относительно недалеко. Могут заявиться, если ты об этом.

– Об этом. А нож ей дал, потому что жалко стало. Попала к этим бандюганам в лапы, как курица к лисам. Ты что-то против имеешь?

– Да нет, не имею. Сбежала с твоей помощью – и ладно.

Он хмыкнул:

– Как ты ловко разговор с себя перевел. Повторю все-таки свой вопрос: ты – не простой проводник, я в этом уверен на сто процентов, так что, может, расскажешь, что у вас там за дела?

Как союзник он был полезен, да и вообще Калуга казался, как выразилась Аля, хорошим человеком. Взбалмошным, слишком болтливым и эмоциональным, но – неплохим. И раз уж ситуация свела нас в этом архиве…

– Метис со своими людьми убил моего напарника, – сказал я. – Пытали его. Что-то хотели выведать. Перед самой смертью я почти смог его спасти. Почти. Он все-таки умер, но успел сказать мне про какой-то полигон смерти. Теперь думаю – это тот, мимо которого мы прошли. Бандиты после смерти Миши направились сюда. Он до Пандемии был как-то связан с этим КИБО. По крайней мере, я так думаю. Я пошел за бандитами, чтобы во всем разобраться и отомстить. Они по дороге встретились с людьми Фары. Я стал следить дальше.

– А как же ты их проводником стал?

– Втерся к ним в доверие перед самым болотом. Следить за таким отрядом тяжело, решил иначе… Убил выдру почти у них на глазах и разыграл из себя охотника с болот.

– Сила! – восхитился Калуга. – Прямо детектив! Не, правда, круто! А мне вот, жаль, нечего такого интересного рассказать. Я ведь действительно охотник, ну, старатель еще в какой-то мере, арты собираю. Все выискиваю какие-то особо хитрые, особо редкие. Есть у меня мечта: найти главный артефакт.

– Что за главный артефакт?

– У меня такая теория: есть на свете главный артефакт. Суперский, универсальный. Который один может все то, что делают остальные артефакты.

– Нет, подожди. – Я потрогал скулу, которая уже начинала ныть от разговоров. – Свойства артефактов после инициации проявляются постоянно, пока арты не испортятся. А этот твой главный артефакт, он что, одновременно и звуки глушит, и от радиации защищает, и кровь может остановить, и тонус поднять, все это разом… не слишком жирно? А если мне, к примеру, не нужно подавлять электромагнитное поле, но нужно залечить рану, так он мне все равно приборы с компасом будет выводить из строя?

– Нет, думаю, им можно управлять. Инициировать одно свойство, гасить другое… Обычно арт как «запускается»? Сдавить его надо. А на главный артефакт, значит, по-разному нажимать, с разных сторон, так и сяк, и от этого будут меняться его свойства.

– Ну да, он тебе пианино? Нажимать так и сяк… нет, ерунду говоришь.

– Ерунду – не ерунду, а я уверен, что есть главный артефакт. И еще думаю, что краевцы про него знают. И вообще они знают много такого, что никому больше неведомо. Все хочу к ним наведаться, да никак руки, то есть ноги, не доходят.

Я встал потянувшись, пару раз присел, снова потрогал скулу.

– Наверное, пора выходить, – сказал Калуга. – Рассвет близко, да и фонарик скоро погаснет.

– Мы плохо осмотрелись, – возразил я. – Не все папки проверили, не все бумаги. Мне тоже невтерпеж, но… Ладно, сейчас пойдем, но я хочу поглядеть еще на том стеллаже.

Я стал одну за другой вытаскивать папки, стоящие на краю дальнего стеллажа, перелистывать и бросать под ноги. Внутри лежали листки с текстами и приклеенными фотографиями. Вроде резюме из личных дел: возраст, краткая биография на абзац-два, должность, звание… По большей части мужчины, молодые и в возрасте, сержанты, лейтенанты и майоры, попался один генерал.

Там стояло семь тощих папок, в каждой с десяток листков. Перебрал их все, быстро пролистывая, и, когда на пол отправилась последняя, повернулся к столам.

– Насмотрелся, идем? – спросил Калуга.

– Да, – ответил я разочарованно. – Больше тут нет смысла сидеть.

Шагнул, зацепив одну папку ногой, глянул вниз – из нее наполовину выскочил листок с фотографией в углу. Я нагнулся, выдернул его из папки. На меня глядело знакомое лицо. Моложе лет на пятнадцать, незнакомая прическа – аккуратная, с пробором… Но это был он.

– Что у тебя такое с лицом стало? – удивился Калуга.

Бросившись к столу, я положил листок, схватил фонарик и направил луч на текст.

Михаил Владимирович Тополь. 1965 г.р. Полковник. Руководитель службы безопасности КИБО-3…

– Ну? – спросил Калуга. – Из-за чего так напрягся?

– Это он, – хрипло сказал я.

– Что? Кто он?

– Мой напарник.

– Вот этот мужик? В смысле, тот, кого бандюги убили, из-за чего ты за ними пошел?

– Да. Он здесь служил. Я так и думал, но точно не знал… Он здесь служил до Пандемии!

Неожиданно для самого себя я схватил Калугу за шиворот, притянул, нагнувшись через стол, и отрывисто заговорил, выпаливая слова прямо в его изумленное лицо:

– Один бандит, Кузьма, был вохровцем. Зэков охранял. Их сюда привозили. Зачем? Что с ними тут делали? Для опытов.

– Не-не, погоди, а может, они были как приманка на полигоне для боевых мутантов, ну то есть этих «подопытных», про которых мы в бумажке той прочли? Ну или спарринг-партнеры? Смертники? – предположил Калуга.

Это сбило меня с мысли, я оттолкнул его от себя и выпрямился. Провел рукой по лицу, глубоко вздохнув, заговорил медленнее, спокойнее:

– Еще раз… Сюда привозили зэков. Здесь над ними ставили какие-то опыты. Или использовали для испытаний. Может, действительно зэки были пушечным мясом для мутантов? Хотя это все не так легко, зэки – не рабы, их нельзя просто взять и сгноить на секретном объекте, все это надо оформлять, утрясать, получать кучу разрешений. В общем, я сейчас не об этом. Наш общий с Михаилом знакомый, Сигизмунд с Черного Рынка, говорил, что за несколько лет до Пандемии Михаил выпал из поля зрения. Вроде пропал куда-то. Сигизмунд тоже был военным, и раньше они общались. Значит, тогда Миша попал на службу на этот объект, поэтому и пропал. Комплекс – секретный, замаскирован под обычную военную базу. Миша занимался местной охраной, безопасностью. И Кузьма его здесь видел.

Я начал расстегивать ремень.

– Ты чего раздеваешься? – изумился Калуга.

Выдернув ремешок, я раскрыл потайной карман, достал кулон на цепочке и выщелкнул пластинку микросхемы.

– А это что такое, брат?

– Его мне дал Михаил. То есть не дал – оставил, когда его схватили. Это ключ… от чего-то в этом КИБО. От какого-то места. К нему и рвется Метис. Только у него ключа нет, и он про него, наверное, не знает. Значит, даже когда попадет в то место – внутрь попасть не сможет. Наверное.

– Именно, что наверное. Ты слишком уж много напредполагал. Это может быть ключ от чего угодно. Не обязательно же от двери, может – от сейфа. Или нужен для включения какой-то системы.

– Ты прав. Но я вот что еще думаю: все это связано с темным кругом в центре комплекса.

– Так ты его называешь – темный круг? На самом деле там, в центре, я думаю…

– Знаю, что ты думаешь, я и сам так думаю. Вот дойдем туда – и увидим. Или ты со мной дальше не пойдешь?

Я поднял на него взгляд, впервые подумав о том, что Калуге, вообще-то, до всего происходящего не должно быть особого дела. Во всяком случае, не настолько, чтоб сложить тут голову. Все и сейчас очень рискованно, а очень скоро самая жара начнется.

– Теперь слушай внимательно, – сказал я. – Первое: Метис мог сдохнуть, а мог и выжить. Один или с кем-то… Пока мы не знаем, но я буду исходить из того, что он жив. Второе: если он жив, то идет к тому месту в центре комплекса. Наверное – уже дошел. Третье: там что-то спрятано. Что-то важное. Четвертое: в том месте слишком опасно находиться. И пятое: тебе дальше идти не обязательно.

– Как же не обязательно? Ты что думаешь, я такой шанс упущу?

– Я бы на твоем месте упустил. Мертвецу шансы не нужны.

Вылупив в растерянности глаза, Калуга потоптался на месте, вдруг рванул остатки шоколада из кармана, отломив кусок, сорвал фольгу, сунул в рот и стал жевать. Потом заговорил:

– Нет, брат, так не годится. На болоте ты мне жизнь спас, без тебя они бы меня вытаскивать не стали. Да и любопытно мне очень. Если уйду – потом всю жизнь только и буду думать, что же там такое спрятано. Усохну от беспокойства. Идем дальше вместе.

Я перевел взгляд на листок бумаги с фотографией, оставшийся на столе. Молча взял его, дважды свернул, положил в карман и, подхватив со стола нож, пошел к двери. Мы встали с двух сторон от нее, подняв оружие. Я кивнул Калуге, и он отпер замок. Лязгнули штыри, выходя из пазов в стене. Я навалился на дверь и, когда она раскрылась, выпрыгнул наружу.

Рассеянный, слабенький свет пробивался под лестницу из холла. Трупа мутанта за дверью не было.

Глава 15 Засада. В центре базы

– Не нравится мне это место. Как бы его обойти? – спросил Калуга, вместе со мной присев позади джипа, точной копии того, что стоял между грузовиками возле полигона, но перевернутого на бок. – Смотри, какое пространство, открытое впереди.

– Ну да, а справа вертолетные площадки, которые тоже простреливаются со всех сторон, – возразил я. – А слева этот провал. Ни там, ни там не обогнуть, то есть можно, но идти далеко. Что это за провал, кстати, ты понимаешь?

Он шмыгнул носом, поежился на утреннем холодке.

– Туда вроде бомбой саданули, а под землей была полость. Естественная или какое-то сооружение… Вот оно и провалилось. Хотя могло и без бомбы, по другим причинам, конечно.

Я показал вперед:

– Центральный объект в той стороне. Видишь, дальше, за площадью, дорога идет кольцом? Я со стены ее разглядел, она окружает несколько построек и тот темный круг в самом центре. Уверен: Метис сейчас там.

– Это все хорошо, но открыто идти через площадь – не дело. Неправильно это, все во мне вопиет о том, что неправильно!

– Конечно, потому что если устраивать засаду на нашем пути, то именно здесь.

– Во-во, гляди, – он показал в сторону железных бочек, сваленных на краю площади неподалеку от провала, вокруг которого вздыбились пласты асфальта. Одна бочка откатилась в сторону от других и лежала ближе к нам. – За ними я бы и засел, если бы сам засаду решил устроить. И как нам теперь быть?

– Надо осмотреться сверху, – я кивнул на кирпичную башню, торчащую со стороны вертолетных площадок. – Это диспетчерская скорее всего. Если бы у Метиса был снайпер, он бы посадил его туда. Но снайпера и снайперской винтовки у него нет. Поэтому, надеюсь, там никого.

– Борова он мог туда посадить с пулеметом его.

– У Борова «Bren» английский. Из него с такой высоты, да с такого расстояния стрелять почти бессмысленно, разброс будет… И потом, я уверен, что Боров мертв.

– Но на улице мы его не нашли. И пулемета не нашли.

– Зато нашли большое кровавое пятно. И еще гранату, – я похлопал по ребристому «лимону», покоящемуся в правом кармане куртки. – Говорю тебе: выбыл Боров.

– Хорошо, хорошо, так зачем ты вообще про эту башню сказал?

– Ты сиди здесь, а я сейчас на нее залезу. Осмотрюсь и решу, как нам дальше быть.

Калуга повернулся и сел под джипом, вытянув ноги, привалился к днищу. Поглядев на меня, заговорил непривычно серьезно:

– А ты учитываешь, Стас, что Метис, если еще жив, где-то впереди, и чем дольше мы тормозим, тем больше он успеет сделать? Тем сложнее с ним потом будет разобраться, потому что неизвестно, что он там найдет и…

– Ладно, ладно! – перебил я, натягивая перчатки. – Не вещай, все понимаю не хуже тебя. Знаешь, как меня трясет от нетерпения? Надо бежать, догонять, а мы тут застряли… Я постараюсь все сделать быстро.

– Как ты до башни доберешься?

– Вон за той развалиной, потом за кустами. Не высовывайся, сиди здесь. «Узи» держи наготове. Все понял?

Он так же серьезно кивнул.

Я уже собрался ползти к башне, но снова посмотрел на Калугу. Никогда не был силен в проявлении дружеских чувств и в громких словах, поэтому просто ткнул его кулаком в плечо и сказал:

– В общем, спасибо, что решил мне помочь.

– Да это я от любопытства, а не из альтруизма, – смутился он.

– Неважно, все равно ты со мной пошел. Если увидишь или просто поймешь, что меня грохнули, – уходи.

– Да уж, тринадцать бешеных мутантов! – пробормотал он. – Попытаюсь. Все, вали уже.

До башни было недалеко, но двигаться пришлось в обход, прячась, на это ушло несколько минут. Я полз, а в сером небе надо мной быстро двигались, меняя форму, облака. Уже совсем рассвело, это помогло не пораниться о гнутые гвозди и осколки стекла, щедро разбросанные возле башни. Из верхушки ее выпал большой кусок кладки, кирпичи завалили дверь. Хорошо, что вверх шла пожарная лестница, причем от площади и железных бочек, за которыми могла сидеть засада, ее закрывала башня.

Я залез, у крыши достал пистолет, сгорбился на одной из верхних перекладин, низко пригнув голову, подождал немного – и резко распрямился, выставив руку с оружием. Круглая крыша была пуста. Ползком пересек ее и лег на другом краю, осторожно выглядывая. Здесь дул сильный холодный ветер, пришлось втянуть голову в плечи и поднять воротник, прикрывая уши.

С башни взгляду открылась вся площадь и территория вокруг. Черным шрамом их рассекал большой провал, на дне его поблескивал металл. Трубы там, что ли? Вроде да, но какие-то очень уж толстые. С другой стороны площади – квадраты вертолетных площадок. А впереди – три стоящие в ряд ангара и широкий темный круг за ними. То есть не круг, конечно, а круглая дыра, отверстие в земле, зев, ведущий в… Куда? Скоро узнаю. Отверстие было ровно наполовину закрыто железной плитой. На краю ее высилась конструкция, смахивающая на подъемный кран, но слишком короткая и широкая. С виду – серьезная, стационарная такая штуковина, и, судя по ней, плиту в таком положении зафиксировали давно и использовали именно как основу для этого устройства.

Возле «крана» копошились две фигурки. Я машинально подался вперед, пытаясь разглядеть их получше, но сразу отпрянул – не хватало еще, чтоб меня заметили. Ладонью прикрыв глаза от ветра, сощурился и в который раз выругал себя за недальновидность. В чехле на ремне надо бинокль носить, а не в карман рюкзака его совать! Как теперь понять, кто там стоит? И что они делают? Фигурки перемещались вокруг конструкции, подходили к ней и удалялись.

Один из этих двоих – Метис. Нет, я не различаю его, но чую: он. А кто второй? Мне нужно туда как можно быстрее!

За железными бочками никого не было. И другого места для засады я отсюда не видел. Раз так, можно идти дальше, а лучше – бежать, тогда за несколько минут достигнем шахты. О том, что темный круг может оказаться выходным отверстием ракетной шахты, я подумал еще на стене, ограждающей комплекс. А теперь пришла другая мысль: судя по наполовину выдвинутой и зафиксированной плите с непонятной конструкцией на краю, это бывшая шахта. В том смысле, что никакой ракеты внутри давным-давно нет и еще до Пандемии шахту в КИБО-3 использовали для других целей.

Я начал отползать, и тут что-то блеснуло на краю провала. Снова пришлось вглядываться. Это место было гораздо ближе, чем шахта, поэтому троих, засевших между пластами асфальта, я сумел рассмотреть получше. Лес забери, там еще трое человек! Как же они выжили, как отбились от мутантов в здании администрации? Отстреливаясь, сумели переместиться в другое помещение и там просто заперлись, пока серебряноглазые не ушли?

Кузьма, Шутер и Серый лежали головами в ту сторону, где за перевернутым джипом прятался Калуга. Охотника отсюда я не видел, надеюсь, он еще там, не сбежал. Потому что, по всему выходит, он мне теперь нужен.

План, что делать дальше, возник сразу. Эти трое устроились так, чтобы простреливать всю площадь, и место выбрали вроде бы удачное. Но на самом деле все равно сглупили: надо было отправить дозорного на диспетчерскую башню. Чтобы он не только контролировал подход к площади со стороны здания администрации, но и вырубил, при необходимости, того, кто на башню попытается залезть. Меня в данном случае. Просто врезать сверху по голове, когда я притаился на верхушке лестницы, и все дела. А потом подать остальным двоим условный знак, сообщив, что пожаловали гости.

Теперь же у нас возник шанс с ними разобраться. Я еще раз внимательно оглядел территорию внизу, пересек крышу в обратном направлении и стал спускаться. Быстро добрался до Калуги, который встретил меня настороженным молчанием. Челюсти охотника двигались – он нервно жевал, щеки подрагивали.

– Трое, – сказал я. – Но не за бочками, а на краю провала. Спрятались между кусками асфальта.

– Кто? – спросил он.

– Кузьма, Серый и Шутер.

– Ну и…

– И двое дальше, у шахты. Это таки ракетная шахта. Она наполовину перекрыта заслонкой, на краю которой стоит что-то не совсем понятное. То есть на том краю, с которого можно вниз сигануть. И возле этой конструкции крутятся те двое.

Калуга, дожевав, сплюнул.

– Что делать будем, Стас? Я тебе говорил: три патрона у меня. У тебя – четыре… Это ж мутантам на смех.

– Ты проползешь вдоль края площади к пролому, потом забираешь левее, к откатившейся бочке, и стреляешь. Я в это время возвращаюсь к башне и оттуда тоже двигаюсь к ним, только сбоку.

– Три раза стреляю? – невесело хмыкнул он. – Или два, третью пулю себе оставить?

– Один раз. Потом еще один. Все время прячась за бочкой. Они отвлекутся на выстрелы, и я сумею подобраться от башни. Не вплотную, но достаточно близко.

– Достаточно для чего?

– Для броска, Калуга. Для чего еще?

– А-а! – понял он. – И это, по-твоему, хороший план?

– Он не очень хороший, но он единственно возможный сейчас, с учетом нехватки времени и всех других обстоятельства. Что те двое делают возле конструкции, стоящей на шахте, непонятно, но меня это сильно тревожит. Ты все понял?

– Все понял.

– Морально готов?

– Гребаные мутанты, нет, не готов! Как к такому можно быть готовым?! Но я буду делать то, что должен делать.

– Тогда поползли.

Снова тот же путь – теперь я проделал его совсем быстро. Обогнув башню, высунулся с другой стороны и сразу отпрянул. Эти трое могли запросто увидеть меня, а вот я их почти не видел, потому что они находились ниже моего уровня, в яме на краю провала, хотя я все же разглядел торчащую голову. Без бороды – то ли Шутер, то ли Серый. Я уселся позади башни, согнув ноги и постукивая по колену рукоятью ПМ. Погладил гранату в кармане. Сколько Калуге ползти? Только бы этот жирдяй зад сильно не отклячивал, а то засекут. Да нет, он же опытный… если не боец, то хотя бы охотник. И неважно, что бывший программист, все мы, кто родился до Пандемии, – бывшие, я вот бывший школьник, но в новом мире, Мире Выживших, научился такому, о чем раньше и подумать не мог. Если выжил Калуга на болотах – значит, кое-что умеет.

Стукнул выстрел. Я выждал еще немного. Посмотрел в небо, на несущиеся по нему такие далекие и равнодушные к людским делам облака, вдохнул холодный утренний воздух, перевернулся и пополз.

Над краем торчащего куска асфальта снова показалась голова, потом вторая. Они смотрели в сторону одинокой бочки, лежащей в стороне от других. Я вовсю работал локтями, стараясь не пыхтеть. Лишь бы не глянули в мою сторону… Бах! – опять сработал «узи». Одна голова исчезла, вторая, с бородой, нет. Первая вновь появилась, блеснул ствол, часто застучали выстрелы. Пули ударялись в бочку, она закачалась – и покатилась. Там же Калуга за ней! Я пополз еще быстрее, локти уже ныли. Слишком далеко, не добросить пока!

Бочка почти сразу перестала катиться – натолкнулась на распластавшегося за ней охотника. А у него остался последний патрон…

Появились сразу три головы. Если прочертить прямые линии наших взглядов, то они будут перпендикулярными: трое смотрят на Калугу, я смотрю на них сбоку. Приближаюсь к ним, и они меня не видят. Пока.

Голова Кузьмы повернулась затылком ко мне, донеслись голоса, слишком далекие, чтобы понять хоть что-то. Кузьма там самый опытный, и я бы на его месте… Ну вот. Он тоже сообразил и отдал правильный приказ.

Из ямы, где сидела троица, выбрался Шутер. Все правильно: двое прикрывают, третий движется к противнику. Он пополз, медленнее, чем я, но вполне резво. За бочкой ничего не двигалось, но Серый все равно дал короткую очередь над маленьким дезертиром, чтобы противник не вздумал высовываться. Плохо! Сейчас Шутер доползет до бочки и расстреляет Калугу в упор. И еще плохо, что они разделились, весь расчет был на то, что все трое будут в одной точке.

Надо действовать прямо сейчас, понял я, буквально через несколько секунд будет поздно.

Вскочил на колени, выхватил гранату, сорвал чеку. Две головы повернулись в мою сторону. Размахнулся – и метнул. Ко мне обратились стволы «калаша» и М-16, я упал лицом вниз, накрыв голову руками. «Калаш» заговорил первым, пули прошли над самым затылком.

Взрыв. Тугой хлопок по ушам, асфальт дрогнул. Гулкий звон в голове. Стук упавших обломков. Меня бьет по плечу, вздрагиваю, но не шевелюсь. Выждав еще несколько секунд, поднимаю голову. Сбрасываю с плеча упавший на него камень и, сжав пистолет обеими руками, целюсь туда, где рванула граната. Там в воздухе оседает пыль, но ничто не двигается. Двоих за асфальтовым обломком не видно, а Шутер лежит в той же позе, что и я совсем недавно, только голову руками не прикрыл. Лежит и стонет.

Я вскочил, выставив вперед пистолет, бросился вперед. Крикнул:

– Калуга!

Бочка сдвинулась, из-за нее выбрался охотник, вскочил и тоже побежал.

Я прыгнул на край крошащегося обломка, готовый открыть огонь, но увидел, что стало с телами, и не выстрелил. Бросок был точен: граната, судя по открывшейся картине, взорвалась прямо между Кузьмой и Серым. И то, что от них осталось…

Громкий стон донесся сбоку, потом раздался стук. Я двумя длинными прыжками подскочил к Шутеру, ногой отбросил в сторону его винтовку, шагнул назад, не опуская ПМ. Маленький дезертир перевернулся на бок, лицо его стало серым, но крови не видно. Мимо пронесся Калуга, бросив на нас взгляд, подскочил к яме, заглянул.

– Тринадцать… гребаных… мутантов… – раздельно произнес он, увидев, что стало с теми двумя.

Все же он заставил себя вытащить из ямы измазанный кровью «калашников», после чего вернулся к нам. Поднял винтовку Шутера.

– Вы… не… – застонал тот, пытаясь сесть, но снова повалился на асфальт.

Я прицелился ему в голову. Палец придавил спусковой крючок – надо его добить и бежать дальше! Калуга остановился рядом, переводя взгляд с меня на дезертира и обратно.

– Стас… – прохрипел Шутер.

Я опустил пистолет. Подойдя к нему, быстро обыскал, вытащил из подсумка два запасных магазина и спросил:

– Сколько вас еще?

Он затряс головой, потрогал уши. Я повысил голос:

– Сколько вас осталось?!

– Еще Фара… – забормотал Шутер едва слышно. – И ваш… главный…

– Ты контужен, – сказал я, распрямляясь. – Отлежись, потом двигайся назад.

Когда повернулся к Калуге, он одобрительно кивнул мне. Я выхватил у него винтовку Серого и сказал уж на бегу:

– У шахты взрыв должны были услышать. Ноги в руки, охотник!

Мы пересекли площадь, потом выложенную большими бетонными плитами кольцевую дорогу, и, когда миновали три ангара, взгляду открылся зев ракетной шахты. Дальше, метрах в тридцати, виднелось приземистое бетонное сооружение, вроде большой трансформаторной будки.

А на краю железной заслонки, до половины закрывавшей шахту, стояла тренога с торчащей вбок короткой стрелой. На тросе висела клеть размером с кабину небольшого лифта.

– Это подъемник! – понял я. – Ну конечно!

У основания треноги поблескивал кожух двигателя, а на конце стрелы было колесо. Трос перехлестывал через него, проходил внутри решетчатой балки, через другое колесо, смонтированное на верхушке треноги, и дальше – вниз, к основному механизму и лебедке, стоящей меж толстых лап.

Мы приостановились, разглядывая все это. Ветер посвистывал над стальной плоскостью, полукругом накрывающей шахту.

– Никого не вижу… – начал Калуга.

– Вон Фара! Как снует… выстрелы и взрыв наверняка услышал. Хотя в нашу сторону сейчас не глядит, сильно занят чем-то. Так, расклад: движемся к подъемнику по очереди, я первый. Прикрываем друг друга. Отойди правее, чтобы не стояли на одной линии. Готов?

– Не готов, но могу работать.

– Тогда работаем, пока он не оглянулся.

Я побежал, целясь из винтовки. Показавшийся из-за подъемника Фара еще не заметил нас. Он склонился над кожухом, обхватив, поднатужился и приподнял. А ведь тот должен быть прихвачен винтами, но не прихвачен – то есть все это время они разбирались с поломкой двигателя? Или причина задержки в чем-то другом? Фара оттащил кожух в сторону, поставил и вернулся назад. Где Метис, почему его не видно? Я бежал, стараясь ступать как можно мягче и целясь в Фару, а тот копался в двигателе, то и дело озабоченно поглядывая по сторонам, но пока не замечая меня, приближающегося к нему точно со спины.

Над плитой свистел ветер. Преодолев половину расстояния, я опустился на одно колено и вскинул руку. Быстрый взгляд назад – Калуга бежит следом, в десятке метров правее, приклад у плеча, ствол глядит в сторону подъемника.

Я снова уставился на Фару. Закончив с двигателем, тот быстро подошел к коробке пульта на боку треноги и взялся за рычаг. Где же Метис, почему его не видно?

И тут я понял. В этот момент Фара дернул рычаг: двигатель, не закрытый кожухом, громко затарахтел, затрясся. Калуга пробежал мимо меня. Фара что-то повернул, двигатель загудел громче, с лязгом сдвинулись колеса, натянувшийся трос приподнял клеть. Она качнулась, медленно проворачиваясь, и стала опускаться за край стальной плиты.

После этого тот, кто находился внутри нее и чей силуэт я только сейчас заметил между толстыми прутьями, увидел нас.

Блеснула вспышка, но грохот двигателя заглушил выстрел. Калуга впереди вскинул руки, будто зацепившись за что-то, и повалился на металл. Клеть пошла вниз.

Фара повернулся. Я дал два одиночных, упал, снова выстрелил. Ответных не услышал, хотя одна пуля выбила искры прямо передо мной, а вторая лязгнула по плите справа. Сдвинув флажок переводчика огня, дал короткую очередь. Пополз.

Главарь дезертиров завалился на спину, Калуга впереди не шевелился. Клеть исчезла за краем плиты. Полулежа у основания подъемника, Фара приподняв голову и направил в мою сторону пистолет. Я перекатился, вскочил на одно колено и вбил в него еще три пули. Рука с пистолетом упала. Голова дезертира упиралась о стойку, ноги были широко разведены, обе руки теперь лежали вдоль тела. По груди и животу расползались темные пятна, сливались в одно, большое.

Вскочив, я бросился к Калуге, уткнувшемуся лицом в плиту, схватил за плечо, чтобы перевернуть, и тут он вдруг заорал:

– А-а-а, твою мать, ты какого хрена вытворяешь?!!

Я отпрянул. Охотник со стоном перевернулся сам, и тогда стало ясно, что в плече, за которое я ненароком ухватился, засела пуля Метиса.

– Извини… – начал я.

– Ты сдурел, на фиг, совсем?!! – продолжал свирепствовать Калуга. – Смотри, за что хватаешься! Я тут, понимаешь, лежу, в себя прихожу, вдруг кто-то прибегает и за рану своей клешней как хватанет! Уф, аж пробрало всего…

– Вставай, – велел я и поспешил дальше.

Вопрос с Фарой решился окончательно и бесповоротно, это было ясно с первого взгляда. Обогнув подъемник, я остановился на краю плиты-заслонки.

Вторую половину шахтного ствола перекрывала решетка из прутьев толщиной с лодыжку, между ними оставались пустые квадраты примерно метр на метр. Только под тем местом, где заканчивалась стрела подъемника, была прореха раза в два больше, чтобы могла проходить клетка. Я видел ее внизу – она быстро опускалась по оси широкого колодца.

Шахта была укреплена огромными кольцевыми балками, их соединяли вертикальные стойки поменьше. В стене между ними угадывались несимметричные отверстия, похожие на норы или лазы, их там были сотни, и что это такое, я понял, только когда в темноте блеснули две серебряные крапинки. Они тут же погасли, но этого было достаточно, чтобы я еще пристальнее уставился вниз. Серебряноглазые живут там – в этих нишах, или норах, или ячейках… Нет – в ульях, так их можно назвать. В ульях, предназначенных специально для этих мутантов. В тиши и полутьме старой ракетной шахты, выбираясь наружу только по ночам…

Заметил я и кое-что еще: крыша ползущей вниз клети была не решетчатая, а сплошная. Сверху она казалась тускло поблескивающим квадратом металла, который постепенно уменьшался. На нем был рисунок: буква «V», перечеркнутая зигзагом. Впервые я подумал о том, что это, возможно, не молния – или, вернее, молния, но в то же время и буква – «Z». «V» и «Z»… Первая означает «вектор», а вторая?

С тяжелым скрипом вращалось колесо на конце стрелы, разматывался трос. Надо остановить кабину, не просто остановить – поднять. Хотя смущает один момент: вместе с тросом вниз уходит электрический провод в толстой железной оплетке. Зачем кабину с подъемником соединили электропроводкой?

Быстрым шагом вернулся назад. Фара оставался в той же позе и глядел перед собой стеклянными глазами. А Калуга, наплевав на пронизывающий ветер, раздевшись до пояса, осматривал плечо. За треногой он нашел рюкзак Фары и добыл оттуда аптечку.

– Ну, что там? – спросил охотник, когда я подошел.

– Там интересно. – Я повернулся к пульту. На нем был рычаг и две большие круглые кнопки: красная и черная. Вдавил черную – ничего не произошло. Красную – из нутра подъемника донесся лязг, решетчатый корпус дрогнул, и все. Колеса вращались, гудел двигатель, разматывался трос. Тогда я перекинул рычаг… И снова никакой реакции не последовало.

Калуга, прижимая к ране смоченную чем-то пахучим тряпицу, наблюдал за моими действиями. Еще пару раз вдавив красную кнопку и добившись лишь повторения того же эффекта, я сказал:

– Не знаю, что они сделали, но остановить клеть не получается. Кажется, в ней свой пульт, оттуда Метис может включить и выключить подъемник. А мы отсюда – нет.

– Так перережь проводку.

Я достал нож… и сунул его обратно в чехол. Не отвечая на вопросительный взгляд Калуги, склонился над аптечкой:

– Давай помогу. Что здесь у нас…

Мы решили пока не вытаскивать пулю, только обработали рану и наложили повязку. Охотник был сильно бледен, от потери крови его покачивало и знобило. Стащив с Фары куртку, Калуга натянул ее поверх своей и, пока я оттаскивал в сторону труп, устроился под кожухом электродвигателя, чтоб хоть как-то спрятаться от ветра.

Внутри подъемника снова лязгнуло, двигатель затарахтел, завибрировал и вдруг смолк. Скрипнув, замерли колеса, остановилась лебедка. Все застыло, в наступившей тишине посвистывал ветер.

– Опа, приехали! – сказал Калуга. – В смысле, Метис твой приехал. Только куда?

– На дно шахты. – Я вставлял патроны в магазин винтовки. – Сверху видно плохо, но там какая-то постройка. Вроде бункера.

– Ну, какой еще бункер, Стас? Внизу должно быть пусковое устройство ракеты. Или что там в этих шахтах обычно вообще внизу…

– То, что в ней было раньше, давно размонтировали и убрали. А еще в ее стенах живут мутанты. Те самые. У них там целый улей.

– Ну! – заморгал он. – Они сейчас к нам сюда не… А, понял, свет не любят? Слушай, я подумал, есть такая вещь: родопсин. Ну, зрительный пигмент. Он как бы выстилает глазное дно… Я вроде читал когда-то, что у кошек и у других животных, которые хорошо видят в темноте, глазах светятся из-за него. То есть на самом деле это только кажется, что они светятся, потому что родопсина этого самого много, и он свет… отражает, что ли? Типа того.

– К чему ты клонишь?

– Да ты понял уже: к тому, что у этих тварей глазища во как сверкают! То есть у них ночное зрение классно вообще развито.

– Это понятно.

– Да, но я еще подумал: может, те, кто их спроектировал, то есть вывел, не рассчитали как бы и побочным эффектом стало то, что мутанты плохо переносят солнечный свет. Или их выводили специально как ночных бойцов, разведчиков-диверсантов, поэтому, кстати, они такие бесшумные? Хотя туповаты для разведчиков… Вообще, помяни мое слово, есть с этими мутантами какая-то глобальная непонятка. Что-то мы еще про них не знаем, что-то важное, ключевое. А, брат, что думаешь обо всем этом?

– Думаю, что скоро все узнаю. – Пока он говорил, я разобрался с винтовкой, отправил ее за спину, перекинув через голову ремешок, повесил на ремень кобуру с пистолетом Фары, «Береттой-92», и натянул перчатки. Похлопал по тыльной стороне правой ладони – там в ткани было утолщение, которое на левой перчатке отсутствовало. Хорошее такое утолщение, приятное.

– Так вот почему ты проводку решил не резать, – догадался наконец Калуга. – Вниз по тросу сползти – еще ладно, но наверх рассчитываешь подняться в клетке?.. Только перчатки не очень подходящие.

– Перчатки хорошие, – возразил я.

– Ну-ну, а пальцы-то не защищены. Пока спустишься, в кашу раздерешь. Во-первых, перекись с собой возьми, во-вторых, в аптечке еще бинта полно, лучше обвязать.

Согласившись с его доводом, я так и сделал, нарезал бинт лоскутьями и обмотал пальцы. Калуга помог покрепче затянуть узлы и кивнул:

– Хоть какая-то защита.

– Ты можешь дождаться меня, а можешь уходить, – сказал я. – Если догонишь Шутера, поможете друг другу. Шутер добродушный малый, поладите.

Калуга бледно улыбнулся в ответ и прикрыл глаза. Выглядел он хреново. Достал из кармана остатки шоколада, из другого – пакет с орешками и принялся бросать их в рот, вяло жуя с закрытыми глазами.

– Ладно, удачи, Стас, – промямлил он.

– Ты, главное, не вырубайся.

– Не боись, охотник, не девочка. Посижу немного, потом решу, что делать дальше. Кстати, – он приоткрыл один глаз, – рану на морде тебе заживило капитально. Феноменально даже. Мазюка эта засохла уже и отпала. Ты сам хоть заметил? И кожу стянуло… Поделишься рецептиком потом?

Я кивнул, он закрыл глаз и отправил в рот очередной орешек. Поправив пристегнутый к ремню фонарик, снятый с тела Фары, я обошел подъемник. Достал дневник Травника и сверток, в котором лежал пузырек с зеленым веществом, проверил, не видит ли Калуга, и спрятал их за стойкой подъемника.

Потом шагнул на решетку. Пройдя по толстому пруту, остановился на углу ячейки, куда уходил трос, расставил пошире ноги и глянул вниз. Носки ботинок торчали над темным колодцем, дно которого едва угадывалось. На самом деле не такая уж эта шахта и большая, но отсюда кажется, что огромная. Хорошо, что не боюсь высоты. Многих других вещей боюсь, а высоту, наоборот, люблю. Она меня притягивает, завораживает. Интересно, мутанты днем спят в своих ульях? Должны же они когда-то спать… Кстати, трос старый и лохматый, металлические жилки во многих местах порвались, торчат острые кончики. Я поднял руки, пошевелил пальцами, крепко обмотанными бинтами, сцепив их, выгнул, хрустнул костяшками. Сказал своим перчаткам:

– Ну, братки, не подведите.

И, качнувшись вперед, схватился за трос. Повис сначала на руках, потом сжал его ногами. Под весом клети и своим собственным он должен был натянуться и застыть, как железная балка, но трос слегка качнулся. Ясно: когда клеть опустилась, лебедка еще секунду-две вращалась и ослабила натяжение. Ладно, так спускаться будет легче. А может, и нет…

Перебирая руками, я быстро пополз вниз, миновал решетку, кинул последний взгляд на плиту-заслонку, а потом полукруг неба над головой расчертили квадраты прутьев. Я был внутри старой ракетной шахты, темной и молчаливой, – на пути к своей цели.

Глава 16 Под землю. Моя цель

Кольцевые балки разделяли шахту на ярусы-этажи, всего их было семь. К балкам крепились гроздья софитов, и я представил, что будет, если включить их все. А если еще и ночью… Из шахты, наверное, ударит столб сияния высотой до неба.

Как паук по нити, протянувшейся по оси вертикальной трубы, я бесшумно спускался вдоль шахты. И когда над головой осталось уже шесть из семи этажей, меня заметили. Странно, что серебряноглазые не всполошились раньше, когда мимо них проползала клеть. Хотя она двигалась почти бесшумно… Так или иначе, находящемуся в ней Метису повезло, его появление не вызвало тревоги. А вот мое – вызвало.

К тому времени ноги изрядно ныли, а рук я просто не ощущал. Бинты превратились в лохмотья, пальцы кровоточили, их жгло огнем. Зато глаза привыкли к темноте, нарушаемой лишь совсем слабым, рассеянным светом, что проникал в нижнюю часть шахты. Как я и предполагал, все связанное с ракетой давно демонтировали, снесли и убрали. Под ногами виднелась клетка с раскрытой дверцей, стоящая на железной площадке посреди крыши круглого бункера. Этот приземистый бетонный стакан занимал большую часть дна, его наклонные стенки и стену шахты разделяла полоса шириной всего в пару метров. На крыше бункера, кроме площадки подъемника, ничего больше не было. По периметру крыши шла ограда, с противоположных сторон в ней были просветы, откуда вниз вели лестницы.

Я понадеялся, что доберусь без приключений, но в темной дыре над последней кольцевой балкой засеребрилась пара овалов.

Мутант выбрался наружу, несколько секунд наблюдал за мной, потом прыгнул обратно. Я пополз быстрее, хотя пальцы уже превратились в кровяные колбаски. Он возник снова – и вдруг, миг спустя, из всех отверстий, усеивающих стены, полезли его собратья. В полутьме они казались лишь смутными черными силуэтами. И на каждом тусклым серебром светились глаза.

Как они передают сигналы, в который раз удивился я. Ведь первый не закричал, все было тихо, и вдруг они повалили из всех щелей! Может, твари используют ультразвук, как летучие мыши? Или феромоны? Или что-то другое…

Нижняя часть колодца наполнилась мутантами. Стремительными тенями они сновали по балкам, взбирались по стойкам и слетали по ним, некоторые прыгали на софиты. Те десятками крепились на выступающих далеко из стены кронштейнах, и один мутант, повиснув на самом краю, потянулся ко мне, когда я проползал мимо. Даже сейчас я не смог толком разглядеть его, увидел только необычно длинную лапу с узловатыми темными пальцами.

Он прыгнул.

Повиснув на одной руке и сдавив трос коленями, я выдернул из кобуры пистолет Фары. Эхо выстрелов покатилось по колодцу, отразилось от бетона, пошло вверх. Тварь ударилась о трос, упала на меня, размахивая конечностями, и провалилась дальше. Я едва не сорвался, заскользил, сжимая трос одной рукой, направив пистолет вниз. На ладонь будто плеснули серной кислоты.

Упав прямиком на клетку, мутант скатился с нее, вскочил и рванул вбок по крыше. Я трижды выстрелил в него. На краю бункера он подпрыгнул, судорожно дернулся и свалился в темное межстенное пространство.

Это окончательно вывело остальных из себя, как будто все населяющие шахту твари разом поняли, что произошло. На балках поднялся настоящий хаос. Буйство теней выглядело особенно жутковато, потому что по-прежнему оставалось почти бесшумным, слышались только шлепки лап, скрежет когтей, удары и шелест, но не было ни рева, ни криков. Как они поняли, что их собрат мертв? Калуга говорил про какую-то ключевую особенность серебряноглазых, которую мы еще не раскусили. Может, дело в ней?

А крыша бункера необычная, понял я. Вроде такой большой металлической диафрагмы. Края изогнутых «лепестков» расходятся от центра… то есть она раздвижная?

Клеть стояла точно в центре круга. Ноги ударились о ее крышу, спружинили. Выпустив трос, я упал на бок и только тогда позволил себе заорать – от души, во всю силу легких. Мне нужно было сделать это, чтобы выплеснуть из себя мучительную боль в левой ладони! Перчатка порвалась, концы металлических жилок глубоко процарапали кожу, покрыв ее сеткой кровавых дорожек. Крик взлетел вдоль стенок колодца, и на миг я представил себе, как привалившийся к кожуху Калуга тревожно поднимает голову. Если, конечно, он еще там, что сомнительно.

Заниматься руками не было времени: мутанты кольцевой волной, поблескивающей пятнами глаз, сыпались вниз по стене шахты.

Скатившись с клети, я метнулся к прорехе в ограждении, опоясывающем крышу. Если просвета с лестницами два, то и дверей внизу, наверное, две, и одна из них может быть открыта… Или обе. Или обе закрыты. Метиса на дне шахты нет, и это значит, что он сумел проникнуть в бункер, больше ему деваться отсюда некуда. И если, войдя, он запер дверь за собой…

На бегу я поливал пулями участок стены впереди. По лестнице скатился кубарем. Узкое пространство между наклонной стенкой бункера и вертикальной стеной шахты уходило, загибаясь, в две стороны.

В бункер вела дверь с рычагом вместо ручки. Я рванул ее. Заперта.

Прямо над головой зашлепали лапы, звуки слились в один протяжный шелест – мутанты дождем сыпались сверху, сигая с балки на крышу бункера.

Возле двери был металлический прямоугольник, в нем светилась красным узкая прорезь. Я схватил кулон Михаила, выщелкнул пластину микросхемы, воткнул в прорезь. Красный свет мигнул и стал зеленым. В стене едва слышно затарахтело, рычаг на двери, громко щелкнув, сам собой опустился.

Навалившись на дверь, я влетел внутрь помещения одновременно с тем, как сзади на дно шахты спрыгнул первый мутант. Захлопывая дверь, выставил в сужающийся проем ствол, дал короткую очередь и отдернул винтовку. Дверь закрылась, в стене снова тихо протарахтело, снаружи приглушенно щелкнул рычаг. Стало темно и тихо.

Метис может поджидать меня со стволом наготове. Я замер во мраке, слыша гулкие удары своего сердца. Полная тишина, гробовая… Если разобраться, дверь в бункер была раскрыта, он проник внутрь, запер ее за собой – и что? Решил, что я сюда уже не попаду, а снаружи меня рано или поздно обнаружат мутанты. Если так, то Метис вполне мог отправиться дальше, а не ждать меня.

Правой рукой вытащив из кармана перекись, я зубами свернул крышку и полил на ладонь левой. Перекись зашипела, я тоже зашипел – от боли. Прикусил язык. Сделал несколько шагов вбок, чтобы сместиться с линии возможного огня, и уперся плечом в стену. Медленно стянул поврежденную перчатку. Прощай, перчаточка… Нет, не прощай, а до свидания – зашью тебя, обязательно заштопаю! Сунув ее в карман, вылил на ладонь и пальцы остатки перекиси. А вот правую перчатку снимать не будем, она еще пригодится на руке. Намотав на запястье цепочку электронного ключа и спрятав его под рукав, я стащил с пальцев бинты. Ох и больно будет нажимать на курок! И нож держать, и пистолет.

Темнота была полная, абсолютная. Ввалившись внутрь, я практически ничего не успел разглядеть за ту секунду, пока дверь оставалась открытой, ведь свет на дно шахты почти не доходил; понял только, что попал в коридор, идущий от двери прямо. Висящий на ремне фонарик не включал, потому что Метис мог притаиться где-то впереди и поджидать меня, каждый миг готовый открыть огонь. Но нельзя же все время оставаться в темноте… Отстегнув фонарик, я присел, положил его у стены и отодвинулся на расстояние вытянутой руки. Снял с плеча винтовку. Направив ствол вперед, положил палец на спусковой крючок, приклад зажал под мышкой. Другой рукой потянулся к фонарю. Нащупав его, вдавил кнопку. Луч ударил вдоль коридора. Если Метис там, первой реакцией будет выстрелить в источник света или немого выше, но я-то буду в стороне и дам ответный выстрел, ориентируясь по звуку или вспышке…

Ни того ни другого не последовало. Ладно, значит, меня не ждут. Или ждут, но где-то дальше.

Коридор был совсем короткий, в конце виднелся проем без двери. Взяв фонарик и удобнее перехватив винтовку, я направился к нему. За проемом открылся еще один коридор, кольцевой. Правильно, постройка ведь круглая.

В этом коридоре были двери, некоторые заперты, другие – нет. Медленно двинувшись вперед, я стал толкать их одну за другой. Первые две оказались заперты, ломать их пока не стал, решив сначала обойти все здание, вернее, весь этот этаж. Внизу ведь есть другие, уверен.

Третья дверь была приоткрыта, за ней обнаружилась кладовка со старыми стеллажами, ведрами и швабрами. Неинтересно, дальше…

А вот дальше стало интересно. За четвертой дверью, закрытой, но не запертой, оказалось большое помещение. Чем-то оно напоминало лабораторию Травника в старой дворницкой, а вернее, та комната казалась жалким подобием этой. Здесь имелось все, что положено лаборатории: железные столы, реторты, колбы и пробирки на них, пластиковые тумбы со шкалами и панелями, на одной я заметил табличку с надписью «Квантовый микроскоп МИКРОН-С13Т-01». В полутьме белели шкафы, за стеклянными дверцами выстроились ряды подставок с ретортами, полными разноцветных жидкостей, аккуратно подписанные бутылочки и склянки с запечатанными горлышками. Я прошелся по помещению. Луч фонарика скользил по схемам и диаграммам на стенах, по мониторам и системным блокам компьютеров, затем осветил небольшой столик, на котором лежала стопка бумаг, придавленных большой колбой. На стене висела доска вроде тех, что до Пандемии использовали в школах. На полочке лежали мелки, а на доске было что-то нарисовано. Я подошел.

Рисунок белым мелом: горбатая детская машинка, от нее идут стрелки к трем фигуркам – человечкам, бегущим на четвереньках. У каждого пара больших овальных глаз, от каждого по пучку тонких стрелочек расходится к большим группам таких же человечков.

Овалы, да? То есть никакие не человечки – мутантики это. Я задумчиво шагнул назад, разглядывая рисунок. Под ним была надпись:

«Мобильный Командный Центр, командиры, рядовые файтеры».

Ее перечеркнули, ниже был еще текст, мелкий, плохо разборчивый:

«Пока не удается создать систему ступенчатого подчинения!»

Точкой восклицательному знаку служило пятно раскрошившегося, вдавленного в доску мела, как будто автор писал это в сердцах и в конце выругался. Грязно так, желчно, негодуя на собственную научную несостоятельность…

– Фай-те-ры, – прошептал я, пробуя слово на вкус, и повторил громче: – Файтеры… Так вот как вы называетесь!

Больше на доске ничего не было, и я посмотрел на столик рядом. Над ним висела фотография в рамке. Там улыбались люди в белых халатах, мужчины и женщины. Сжав фонарик зубами, взял колбу, на дне которой белел сухой осадок, и поднял верхний листок из стопки под ней. На бумаге темнел круг, оставленный дном колбы. Я поднес листок ближе к глазам, чтобы лучше осветить текст. Фирменный бланк, рамка, вверху надпись: «КИБО-3», а ниже текст:

Дальше шел столбец с названиями вроде «изацетам», «фенотропил-м» и «ноотропический глеций», а внизу стояла подпись:

Луч света дрогнул, качнулся. Рука сама собой смяла листок. Это была спонтанная реакция, на миг я потерял себя, словно вдруг провалился в темную бездну.

Станислав Игоревич… Так меня зовут.

А моего отца зовут Игорь Сергеевич. Я – Стас, Стас Логин. Сын Игоря Логина, И.С. Логина.

Медленно-медленно я поднял взгляд на большую фотографию в рамке. Там было восемь человек: три женщины, совсем молодая девушка, два парня лет тридцати, коренастый мужчина с седеющими висками и в центре группы – еще один, высокого роста, с сосредоточенным лицом. Знакомым лицом. Теперь уже – смутно знакомым, подзабытым, но все же не до конца стершимся из памяти.

Белые халаты. И большие – хотя это просто в том возрасте они казались мне большими – помещения. И еще столы. И множество интересных разноцветных стекляшек, и улыбающиеся люди… Мой отец ведет меня, держа за руку. Радость, любопытство. Потом – легкая тревога: зачем мне сказали раздеться, зачем положили на этот стол? Но ведь отец надежный и честный, он всегда все говорит мне, никогда не обманывает, и он… он подходит ко мне, на лице белая маска, а в руках шприц, и я начинаю бояться еще сильнее, потому что шприц действительно большой, и внутри что-то густое, неужели отец собирается вколоть ЭТО в меня? А он говорит что-то успокаивающее, просит не волноваться… Рядом стоят другие люди, они тоже в масках, и лиц не видно… Отец говорит, что это для моей же пользы, наклоняется, огромный шприц с длинной иглой совсем близко…

Хруст стекла вывел меня из оцепенения, и я удивленно посмотрел на свою руку в перчатке. Пальцы так сжали колбу, что раздавили толстый «пузырь», целым осталось только горлышко.

Коренастый мужчина с седеющими висками на снимке, тот, что стоит слева от отца, – это Миша. Михаил Тополь служил здесь. А Игорь Логин здесь работал. Возможно, они хорошо знали друг друга. Дружили? Все может быть. Меня привозили сюда, в это место? Или в какое-то другое? Я не помню базы и спуска в шахту, ничего такого не помню… Но ведь клетка с подъемником не может быть единственной дорогой сюда! Как они спускали все оборудование, как строили бункер? Наверняка есть и другой путь. Все равно не помню! Только белые халаты, маски, только шприц с длинной иглой в руках того, кому я доверял больше всех на свете. Доверял, а он предал меня, причинив боль… Ведь тогда, после укола, была страшная, адская боль, ее я тоже помню, и были странные картины в голове, и глухие голоса, и шепот во мраке, и мерцающие силуэты, и… Мерцающие?

Я осознал, что сжал фонарик зубами так, что еще немного – и они начнут крошиться. Глубоко вдохнул, выдохнул. Ты не знаешь всего, Стас Логин. Отец что-то сделал с тобой, – но не факт, что плохое. Может, он пытался помочь тебе в преддверии катастрофы? То есть он знал о ней? На фотографии они с Михаилом стоят рядом. Эти двое хорошо знали друг друга, потом отец куда-то уехал, к началу Пандемии его не было рядом со мной. Но каким-то образом он передал Михаилу просьбу: прийти в город, где я оставался, найти меня, помочь. Где мой отец теперь? Жив или нет? Он здесь, на этой территории, окруженной непроходимыми массивами Леса, или где-то в другом месте? Если здесь – почему мы никогда не встречались? А если погиб… Почему Михаил никогда ничего не рассказывал обо всем этом? Берег меня, хотел защитить? От чего? Я сам могу защитить себя! И я хочу знать все!

Я ничего не услышал, но ощутил движение в темноте за спиной и, все еще сжимая фонарик зубами, резко присел. В тот же миг произошли два события.

Стукнул выстрел, пуля ударила в лицо моего отца на фотографии, пробила его, оставила на месте головы рваную дыру. И в помещении загорелся свет.

Он был тусклым и красноватым, источником его служила выпуклая панель в углу, которую я раньше не заметил.

Быстрые шаги прозвучали, уже когда я покатился вбок, брякая винтовкой о пол. Пули оставили крошащиеся отверстия в стене под столом. Я провернулся на коленях, выбрасывая перед собой руку с горлышком колбы, и полоснул острым сколом по лицу подскочившего Метиса. Сделав первые выстрелы, он побежал ко мне, собираясь всадить пулю в голову почти в упор, чтоб наверняка, но не успел.

Бандит отпрянул, тонкая полоса прочертила его щеку прямо под глазом. Выплюнув фонарик, я бросился вправо, прыгнул за железный стол, выстрелил из-под него, целясь в ноги, но не попал: Метис выскочил обратно в дверной проем. Там он встал под стеной, выставил оружие из-за косяка и дал длинную очередь. Хруст, лязг и звон наполнили лабораторию. Разлеталось стекло, колбы и реторты взрывались, осыпая все вокруг осколками, которые в красном свете напоминали сгустки крови. Задребезжал под ударами пуль и вдруг распался пополам пластиковый кожух микроскопа, обнажив электронные внутренности, провода и схемы. Осыпалась дверца шкафа, он качнулся. А потом стало тихо – в М-16 кончились патроны.

Я ждал щелчка, сопровождающего смену магазина, но вместо этого из коридора донесся удаляющийся топот ног. У него что, патронов нет? Вскочив, я схватил укатившийся под стол фонарик, прыгнул к двери. Куда он побежал? Коридор ведь идет по кругу, нет смысла убегать! Свернув в другую сторону, рванулся навстречу Метису, готовый стрелять. Шаги, почти смолкшие, зазвучали громче, потом вдруг стихли. Коридор все изгибался, мимо проносились закрытые двери, а потом показался широкий проем.

Он вел не в очередную кладовку, кабинет или лабораторию, а в центральное помещение бункера, круглое, с высоким потолком. В середине его был выложенный железными плитами винтовой спуск. Такой широкий, что по нему запросто мог бы проехать грузовик вроде того, что я сжег на стоянке бандитов на Черном Рынке.

Гулкий топот доносился снизу – Метис спускался. Я рванул следом, но притормозил у раскрытой двери на другой стороне круглого помещения. За дверью тоже горел красный свет, в небольшой комнате стояли железные шкафы с рычагами и кнопками. Над каждым рычагом висела забранная стеклом табличка: «Ворота № 1», «Ворота № 2», «Питание Лаборатории Биологических Образцов», «Резервное питание подъемно-спускового механизма», «Питание верхнего створа лаборатории». Шкафы тихо гудели.

Окинув все это взглядом, я побежал за Метисом – по винтовому спуску, протянувшемуся внутри бетонной трубы, на которую здание бункера было насажено, как пробка на горлышко бутылки.

Откуда этот красный свет? Метис включил какую-то аварийную систему? Под шахтой может быть геотермальный источник, и аккумуляторы, обслуживающие лабораторию «Вектор», питаются от него…

Неважно! Дальше, быстрее! План простой: догнать Метиса, вырубить, допросить, узнать все, что знает он, убить, вернуться. Вот только расскажет ли мне бандит что-то новое? От Кузьмы он узнал про этот комплекс, про Михаила Тополя, когда-то ведавшего местной безопасностью. Кузьма мог случайно увидеть здесь что-то необычное… И Метис, выслушав, решил, что «круто поднимется», если проникнет сюда. Мне эти сведения уже ничего не дадут, или по-прежнему остается нечто, чего я не знаю, а он знает?

Задумавшись, я пропустил момент, когда топот ног внизу стих. Умерил шаг, миновал еще два витка спирали, сместился к перилам, встал на одно колено и, водя стволом из стороны в сторону, оглядел помещение. В бетонной коробке с высоким потолком не было ничего, кроме железных ворот. Их створку, глубоко утопленную в стену, перекрывали три металлических столба. Так и не поняв, куда делся Метис, я выпрямился, шагнул вперед. Помещение озарял все тот же красный свет. Панели аварийного освещения, ворота… Еще панель в стене у ворот, знакомая прорезь в ней, горящая красным светом. И все, больше тут ничего нет. Здесь же негде спрятаться, куда он делся? Получается, Метис дальше, за воротами, проскочил в них, и они успели закрыться, прежде чем я сюда попал? Странно, я не слышал ни звука…

Сделав еще пару шагов, я вспомнил, что несколько раз пробегал мимо железных панелей в стене. Наверняка они прикрывали какие-то ниши – то ли с проводкой, то ли места, где был необходим доступ к вентиляции. Метис мог снять одну, влезть и…

Удар в затылок свалил меня с ног. Потом врезали между лопаток и тут же – сбоку, по почкам. Руку заломили за спину, сорвали винтовку с плеча, из кобуры выдернули пистолет. Я попытался перевернуться, и удары посыпались градом. Все вокруг поплыло, закачалось, зазвенело в ушах…

– Как ты вошел в бункер? – Голос донесся будто издалека.

Я понял, что меня обыскивают. Прямо надо мной замаячило угрюмое серое лицо. На щеке была рана, оставленная осколком колбы, оттуда текла кровь, но Метис этого не замечал. Он говорил холодно и отстраненно, словно обращался не ко мне, а прояснял что-то для самого себя:

– Дверь в бункер была закрыта, но не заперта, поэтому мутантов внутри нет. Я вошел и запер ее. Но ты тоже вошел. Как? У тебя что-то должно быть. Там не было кодового замка, только прорезь, как и здесь. Что это, какая-то карточка? Где она?

Правая перчатка до сих пор была на моей руке, но сейчас я не мог достать то, что было спрятано на тыльной стороне ладони, потому что лежал лицом кверху, едва видя окружающее, а Метис склонился надо мной.

– Где карточка, охотник? Или у тебя что-то другое? И я хочу кое-что понять: ты пришел сюда за сывороткой? Или за файтерами? Хан говорил, что сможет захватить всю эту местность, если будет контролировать боевых мутантов «Вектора», но… А это что?

Он сорвал с моего запястья цепочку, оглядел кулон.

– Здесь местный логотип. Но на ключ не похоже. – Из кулона с тихим щелчком выскочила пластина, и Метис кивнул: – Понял. Этим ты и открыл дверь, так?

В лоб мне уставился пистолет, но бандит не выстрелил, а произнес изменившимся голосом:

– А это что такое?!

В голосе впервые появилась эмоция – удивление. Перед глазами еще плыло, я едва мог вздохнуть, сердце работало с перебоями. Сощурившись, чтобы понять, что происходит, я разглядел знакомый нож в руках бандита.

– Перо Борзого. Откуда оно у тебя?

– Нет, – хрипнул я. – Миши…

– Миши? Какого… А, того старика!

Серое лицо дрогнуло, изумление и злость раскололи каменные черты.

– Ты напарник старика, он дал тебе ключ! Это ты убил моего племянника?!

Он говорил это, стоя прямо надо мной, и я ударил его носком ботинка между ног. Точнее, попытался ударить. Метис резко свел колени, зажав ими мою ступню. Потом наклонился, кулак пошел вниз, словно поршень, врезался мне в живот, продавив мышцы и внутренности, впечатав их в пол вместе с позвоночником. Меня распластало, расплющило по бетону. Воздух вышел из груди, стало темно, перед глазами замигали гудящие пятна.

Потом опять посветлело, и я понял, что меня волочат за шиворот, лицом вниз, голова приподнята, носки ботинок скребут пол.

– Посмотрим, что там, охотник? – Голос доносился словно с другого конца планеты. – Теперь просто так пристрелить тебя будет неправильно, ты должен все увидеть, а потом умереть.

Зашипело, загудело. Скосив глаза, я разглядел, как металлические столбы опускаются в пол. Створка ворот поползла вбок. Метис шагнул дальше, втащив меня в большое помещение, слабо озаренное красным. На потолке было пять световых панелей, но четыре из них не работали. Гараж или мастерская? И то и другое, наверное. В голове начало проясняться, хотя я все еще с трудом двигал конечностями, но левая рука поползла к правой, ухватилась за кисть. Пальцы сжали кончик застежки, торчащей из-под клапана, закрывающего короткую «молнию» на тыльной стороне ладони.

Посреди мастерской стоял вездеход: гусеничная машина с выпуклым, непроницаемо-черным фонарем кабины и горбатым кузовом. Выгнутая дверца кабины раскрыта, на корпусе сбоку белеют крупные буквы: МКЦ-1.

Я вспомнил рисунок на доске в лаборатории. МКЦ – Мобильный Командный Центр. Из него управляют файтерами. Серебряноглазыми мутантами. Теми, что одновременно узнали о смерти собрата, которого я застрелил на крыше бункера. Разом, в один миг, ощутив неслышный сигнал.

Вот оно! Ключевое, о чем говорил Калуга. Я мог и раньше догадаться!

Здесь были стеллажи с инструментами, станки, груды промасленных тряпок, ящики, поддоны с запчастями, гусеница, разложенная на десятке составленных в ряд столов. На цепях, идущих от кран-балки под потолком, висел двигатель.

И кое-что еще было в этом помещении: ворота, похожие на те, через которые мы попали сюда. Они виднелись на другом конце гаража. Не с той ли стороны находится провал, что мы с Калугой видели по дороге сюда?

Метис поднял меня, поставил на колени, крепко сжимая за шиворот, сказал: «Смотри» – и сунул под нос небольшую желтую капсулу. С виду она была мягкой, будто сделана из желе.

– Что это? – спросил я, с трудом шевеля разбитыми губами.

– Сыворотка. Ее давали файтерам. Метаболизм ускоряется в несколько раз. Тонус, реакция… Думаешь, откуда я знаю такие ученые слова? От Хана нахватался, когда еще служил у него. Хан знает про это место, хочет попасть сюда. Потом Кузьма случайно увидел того старика… Слушай, щенок, я хочу убить тебя не просто так, я приму сыворотку. Хочу узнать, как это, какие будут ощущения. Я люблю убивать, понимаешь?

Каменное лицо треснуло, когда рот изогнулся в непривычной гримасе – бандит улыбнулся.

– Не убьешь, – сказал я сквозь зубы, глядя в пол.

– Что ты вякаешь, щенок? Почему не убью?

– Потому что у меня нож, – ответил я, подняв голову, и ударил его в глаз маленьким тычковым ножом, который достал из кармашка, вшитого в правую перчатку.

Вскочив, головой врезал снизу в подбородок Метиса, отбросив от себя, и успел воткнуть нож еще дважды – в грудь, в плечо, – а потом он, прижав руку к глазу, начал стрелять из моей винтовки. Я метнулся в сторону, но Метис видел меня целым глазом и повернулся. Вездеход оказался прямо на пути. Если бы это была колесная машина, я бы бросился под днище, прокатился под ним и вскочил бы с другой стороны, но там были гусеницы, и пришлось с ходу нырять в раскрытую дверцу. Пули ударили в фонарь кабины, я потянул дверцу на себя, она подалась, но туго, с мягким шипением пневматики.

Черным стекло казалось только снаружи, изнутри все было отлично видно. Метис всадил несколько пуль в фонарь кабины и прекратил стрельбу. Упал на колени, бросив винтовку, завалился вперед, уперся лбом в пол, сгорбившись, закачался из стороны в сторону. Опустившись в кресло, я оглядел кабину. Сплошной пластик, покатые панели, изогнутый подковой пульт, из него выступает маленький овальный руль. Кнопки, рычажки, верньеры и рукояти, но ничего похожего на ключ зажигания. А это что? Я схватился за длинную пластинку, торчащую из гнезда под баранкой, провернул. Звука сработавшего стартера не было, однако под полом равномерно загудело и пульт озарился огоньками.

Тогда я перевел взгляд на выгнутое наружу лобовое стекло. Метис все еще стоял на коленях. Одной рукой он закрывал глаз, а вторую поднес ко рту и бросил туда желтую капсулу. Откинул голову, начал валиться на спину, но сумел удержать равновесие. Потом сорвал с себя куртку, рубаху, безумно улыбнулся и ткнул в меня пальцем, будто мог видеть сквозь наглухо тонированный фонарь. Его лицо мучительно исказилось, он попытался выпрямиться, но упал. Задергался, как в приступе эпилепсии, руки и ноги подскакивали, взлетали колени и локти, бандит извивался, я услышал хриплые стоны. Грудь Метиса раздувалась, кулаки колотили по полу.

Я снова окинул взглядом пульт.

На нем были два монитора, под каждым кнопка. Я вдавил одну, другую – и мониторы замерцали. На них возникли картинки, полные темно-красных теней. Что тут у нас? Это часть мастерской справа от вездехода, где стоят ящики со всяким автохламом, а это, кажется, место за машиной… Точно, вон и вторые, закрытые ворота виднеются.

Я повернулся, желая рассмотреть, что там сзади, и зацепил коленом торчащую сбоку от сиденья пластмассовую рукоять. Она сместилась, в кузове загудело. Стенка позади кресел раздвинулась.

Б ольшую часть кузова занимало помещение, в центре которого стояло глубокое кресло с полусферой в верхней части спинки. Если кто-то сядет в кресло и полусфера немного опустится на рельсе, край которой торчит под ней, то накроет голову человека.

В потолке над креслом был тусклый металлический круг, в его центр от верхушки сферы уходил жгут проводов. Сбоку из стены торчал пульт с экраном, датчиками и кучей кнопок, рядом стоял стул.

Я перевел взгляд на лобовое стекло – Метис полз на четвереньках, раскачиваясь, свесив голову, лица не видно – и уставился на мониторы.

Будем последовательны. Первое. Мутанты – файтеры – управляются психически. Может, у каждого какой-то чип-приемник вшит в череп? Оператор сидит в Мобильном Командном Центре, то есть в том кресле, и отдает команды мысленно. Кстати, корпус снаружи казался горбатым не просто так – там вполне может быть спрятан выдвижной ментальный излучатель… Или как назвать такую штуковину? Пси-радар? Горб раздвигается, радар выезжает…

Второе: вездеход по спиральному пути может подняться наверх. А дальше? Я же видел крышу лаборатории «Вектор» – это просто большая диафрагма. Ее можно раздвинуть, МКЦ поднять и оттуда управлять мутантами. Наверняка где-то в лаборатории есть еще один КЦ, только без «М», скорее уж с «С» – Стационарный Командный Центр. Но он для экспериментов по управлению файтерами только внутри шахты, чтоб ползали стройными рядами по стенам, выстраивались на балках и отдавали честь. А если нужно погнать их на полигон, вездеход выводили наружу через вторые ворота, затем он подъезжал к шахте, и оператор в кресле брал контроль над файтерами. Кстати, через вторые ворота в лабораторию, скорее всего, попадал и основной персонал. Не катались же люди постоянно в той клетке – она, скорее, вспомогательный путь для других целей.

И третье: файтеры. Вот это самое удивительное тут! Интересно, насколько тонкие и замысловатые команды они выполняли? Ходили строем и козыряли или могли лишь переть толпой в том направлении, куда пошлет оператор, и давить все, что попадалось на пути, или были способны на сложные тактические действия?

В это время Метис встал. Он находился прямо напротив фонаря и, когда выпрямился, оказался лицом ко мне. Широко расставил ноги, качнулся – и упал вперед.

Я чуть не подскочил на сиденье, когда увидел, что произошло дальше: он выставил перед собой руку, ладонь ударилась о пол, рука согнулась – и разогнулась. Слегка покачиваясь, бандит упирался в пол носками ботинок и одной ладонью, в падении даже не коснувшись пола грудью, лицом или животом! Попробуйте упасть вот так, принять вес тела на руку, спружинить и не разбить себе лицо. Не двумя руками – одной! Неважно, левой или правой!

Метис согнул ее сильнее и вдруг резко разогнул. И снова оказался стоящим на ногах. Я заморгал. Бандит нашел меня взглядом, словно мог видеть сквозь черное стекло. А может, и правда видит? Вместо левого глаза темнела дыра с влажной кашицей внутри, второй смотрел вроде бы отрешенно и безучастно, но при этом с глухой затаенной угрозой. Он оглянулся, заметил винтовку на полу и пошел к ней.

Я заерзал, уставившись на пульт. Как управлять вездеходом? Вот эта рукоять, для чего она? А это…

Когда в следующий раз я поднял взгляд, Метис исчез. Не видя ничего похожего на рычаг скоростей и коробку передач, я схватился за руль и потянул его на себя. Вездеход взрыкнул, рывком сдал назад, меня бросило на баранку. Мой взгляд заметался по двум мониторам – куда делся враг?!

Он снова возник в поле зрения, теперь с винтовкой. Дважды выстрелил в фонарь, оставив на нем белесые пятна, потом бросил винтовку. Не отшвырнул, просто выпустил из рук, она упала ему под ноги.

Метис направился к вездеходу. Походка, движения – все изменилось. Бандит физически не мог потяжелеть за эти минуты, добавочному весу просто неоткуда было взяться, но казалось, что под его тяжелыми мерными шагами продавливается пол.

Приблизившись к вездеходу, присел, широко расставив руки, обхватил машину снизу и попытался приподнять.

– Ты совсем сдурел от своей сыворотки, супермен недоделанный? – громко спросил я.

А затем с уколом страха ощутил, как вездеход качнулся. Не может такого быть! Просто не может! Так и оказалось – больше Метис ничего сделать не смог. Это превышало возможности любого, даже усиленного сывороткой человека, наши мышцы и связки просто не способны выдержать подобную нагрузку.

Метис повернулся – и вдруг бросился прочь. Из места, в котором только что был, он переместился к стене гаража не мгновенно, но очень быстро. Мне показалось, что раза в три быстрее обычного хорошо тренированного и умеющего бегать человека. Схватив полный рухляди железный короб, развернулся и побежал назад уже немного медленнее, но совсем немного. Встав перед фонарем кабины, поднял короб, который я бы не смог даже оторвать от пола, и опустил. Угол врезался в фонарь, вездеход снова качнулся. Метис стал равномерно бить, стараясь попадать по одному месту. Фонарь пошел трещинами, сначала мелкими, они становились все шире и удлинялись, превратившись в паутину. Чертов громила! Мутант двуногий! Я в сердцах ударил ладонью по баранке – и попал по ее центру, где было овальное утолщение.

Вездеход снова дернулся – и поехал вперед.

Тринадцать гребаных мутантов! Кто проектировал управление, как можно запускать машину нажатием, которым обычно включается гудок?! Я вцепился в руль. Метис упал, кабина подмяла его под себя, захрустел и смялся железный короб. Крутанув руль, я повел машину к раскрытым воротам. Жаль, не раздавлю этого недосупермена, корпус слишком высоко стоит на гусеницах. Я кинул взгляд на монитор, что показывал происходящее за кормой. Вот и наш неукротимый – лежит на полу плашмя, лицом к потолку. Он вскочил, повернулся, в два прыжка нагнал вездеход и сразу исчез из виду. Запрыгнул на машину, гад!

Засмотревшись, я едва не зацепил бортом край раскрытых ворот, лишь в последний момент успел взять левее. Машина пересекла бетонную коробку, опять качнулась и покатила по спиральному пандусу. Пришлось повернуть руль в другую сторону, примерно на треть. Вот этот рычажок сбоку на колонке – не фиксатор ли? Я сдвинул его, разжал пальцы, затем приподнял руки… Так и есть. Нормально! Изгиб спирали везде одинаковый, одна гусеница сейчас вращается медленнее другой, и вездеход катится по кругу, поднимаясь.

Глухо стукнуло сзади, я посмотрел на мониторы, никого не увидел и помимо воли оглянулся. Где он засел? Кажется, вылез на горб и пытается вручную срывать листы брони. Ну-ну, дерзай, громила!

Мы преодолели треть спуска. План действий уже сложился у меня в голове. Нет, садиться в кресло оператора, нахлобучивать на голову металлическую полусферу и пытаться управлять файтерами я не собирался. Этому наверняка надо учиться, да и второй пульт там стоит не просто так, наверняка за ним во время экспериментов сидел еще один человек, помощник. Возможно, моя психическая связь с мерцающими, кем бы они ни были, и означает способность к мысленному контролю файтеров, но сейчас я такое не проверну. Есть другой путь, хотя в нем зияет огромная дыра, нет, две дыры: работает ли система управления наверху и правильно ли я понял слова «Питание верхнего створа лаборатории»?

Вездеход, вынырнув в центральное помещение, снова качнулся. Я сдвинул рычаг фиксатор и повернул руль. Сзади заскрежетало – такое впечатление, что Местис там и правда броню голыми руками отгибает! Я привстал в кресле, сощурившись в тусклом красном свете. Плохо видно, а надо все рассчитать очень точно. Мы катили прямиком в стену, где был проем раскрытой двери. Метис теперь двигается очень быстро, и если я хоть немного промажу… Давай, Стас! Время!

Я крутанул руль. Вездеход сильно качнуло вбок, гусеницы заскрипели, он стал разворачиваться. Подавшись вправо, я вытянул руку, вдавил плоскую рукоять, и дверца вездехода раскрылась. В следующий момент корпус вмял ее в стену. Дверцу выдрало из пазов, она упала под гусеницу. Пронзительно зашипел вырвавшийся на свободу воздух пневматической системы.

Когда я провернув пластинку стартового ключа, под днищем рокотнуло, и вездеход встал, крепко прижавшись бортом к стене. Идеально рассчитать не удалось, и проем, ведущий в помещение с гудящими железными шкафами, оказался на самом краю дыры, что осталась на месте выломанной дверцы. Ничего, сойдет! Я выскочил из кабины, прыгнул к шкафам. Где нужный мне рычаг? Вот!

Верхний створ. Что это может быть, кроме диафрагмы, которая служит крышей зданию? И если все так, как я думаю…

Рычаг плавно опустился, когда я его нажал. Клацнув, зафиксировался в нижнем положении. Мигнул красный свет. Начало положено, но створ еще закрыт. Под рычагом две кнопки, возле каждой приклеен прозрачный пластиковый кармашек, в них вставлены картонки, на которых от руки нарисованы горизонтальные стрелки: <—>и >—<. Я вдавил первую.

Свет снова мигнул, хотя никаких звуков сверху не донеслось, к тому же отсюда я не мог увидеть, что там происходит. Сработало или нет?

В тишине скрежет прозвучал неожиданно. То, что он был едва слышным, сделало его еще более зловещим. У меня мигом вспотел затылок, и тысячи иголочек впились в шею. Заранее зная, что увижу, я медленно повернулся, шагнул обратно к проему.

Метис стоял позади вездехода и глядел на меня. В свете аварийных ламп его лицо с застывшими чертами казалось свирепой темно-красной маской. На месте глаза темнел провал, второй смотрел мрачно, пристально. Подняв руки, он снова провел скрюченными пальцами по фонарю, издав тихий скрежет. Он не мог видеть сквозь фонарь, но мне снова показалось, что бандит смотрит прямо на меня. В нижней части лица раскрылась черная щель рта, стала шире. Метис что-то сказал. Наверное, что мне некуда деваться отсюда. Что он доберется до меня. Что растерзает голыми руками, выпьет мою кровь и сожрет мои мозги на десерт.

А потом на лице-маске мелькнуло удивление, он глянул назад и вверх, будто услышал что-то. Снова посмотрел на меня. Мне показалось, или каменные черты едва заметно преобразились – тревога, даже страх проступили сквозь них? Ухватившись за край проема левой рукой, в которую вернулась острая, режущая боль, я поднял другую, в перчатке, распрямил средний палец и показал Метису.

После этого сверху в лабораторию спрыгнул первый файтер.

Я рискнул выбраться лишь спустя несколько часов, успев за это время поспать в кузове вездехода. Раскрыл вторую дверцу, вылез из кабины и огляделся. Пахло кровью. Помещение напоминало сцену из фильма ужасов, какую-то зловещую мясницкую, но я знал, какая картина меня ждет, я даже частично видел ее с той стороны фонаря и поэтому особо не впечатлился. Хотя поначалу стало немного муторно, но желудок был абсолютно пуст уже давно, что помогло сдержать рвотные позывы.

Файтеры поработали на славу. Метис, впрочем, тоже. Некоторых он просто разрывал на части, другим пробивал кулаками грудные клетки, третьим отрывал головы. С новообретенной силой он вполне был способен на такое – и все же не мог справиться с целой стаей мутантов. Сыворотка не превратила его в супермена, лишь ускорила и усилила до определенных пределов. Причем, скорее всего, лишь на время. Магии не бывает, не может десятиграммовая капсула навсегда перестроить организм, бесповоротно изменив всю биохимию. Финала схватки я не видел: под конец она переместилась выше, после чего в красном свете сверху иногда падали убитые мутанты или их отдельные части.

Быстро стало ясно, что выбраться будет не так-то легко. Теперь потолка у помещения не было, разошедшиеся лепестки диафрагмы открыли взгляду пятно света высоко над головой, то есть верхушку шахты. И не только ее – я увидел клеть подъемника, раньше стоящую в центре створа, а теперь просто висящую метрах в трех у меня над головой.

Вверху было тихо. Файтеры, должно быть, вернулись обратно в свои улья отдыхать после схватки с неожиданно сильным противником. И утащили с собой его мертвое тело, целиком или по частям. В любой момент они могли услышать меня, или какому-нибудь особо любопытному файтеру взбредет в голову вернуться…

Как добраться до клети?

На это ушло минут пятнадцать. Красный свет, темные углы и черные тени, запах крови и гулкая тревожная тишина… В конце концов я отыскал в углу кладовки раздвижную алюминиевую стремянку. Забрался вместе с ней на вездеход, поставив на корпусе, залез.

Теперь я был на высоте клети, но сильно в стороне, потому что она висела точно в центре над круглым помещением, а вездеход стоял на его краю.

Некоторое время я сидел на стремянке в позе мыслителя, потом плюнул, выпрямился и просто резко подался вперед. Стремянка, качнувшись, завалилась в сторону клети. Я оттолкнулся и прыгнул. Она упала, я же, вцепившись в прутья, повис.

Клетка медленно, лениво закачалась. Если бы стремянка свалилась на пол, раздался бы громкий стук, который точно привлек бы внимание кого-то из файтеров, обитающих в нижних норах. Однако на полу валялись растерзанные тела мутантов – они не то чтобы сплошь усеивали все помещение, но их хватало, так что лестница упала с мягким тихим шлепком.

Я подтянулся, закусив губу от боли в изрезанных пальцах и ладони, залез на решетчатую стенку, по ней перебрался вбок, нырнул в раскрытый проем.

Посреди клети стояла тумба с примитивным пультом. Зажав левую руку под мышкой, я оглядел ее. Надавил кнопку, сдвинул рычаг, второй.

Далеко вверху едва слышно загудело. Скрипнул трос, пол качнулся, и клеть начала подниматься. Кивнув самому себе, я сел на ее краю, свесив ноги в прорехи между прутьями, и уставился перед собой, пытаясь отрешиться от пульсирующей боли в руках.

На середине пути мне показалось, что с балки, возле которой темнело отверстие большой норы, свисают длинные темные свертки… Человеческие тела? Кто там – Боров, Томат или какие-то незнакомцы? Может быть, среди них Метис?

Внутри дыры блеснули серебром две крапинки, стали больше и ярче. Я застыл. Они превратились в овальные глаза, наружу выбрался файтер. Встал на кронштейне с прожекторами и уставился на клеть. Она ползла дальше, он смотрел на меня, а я – на него. Когда балка осталась далеко внизу, глаза мигнули, затем погасли. Мутант прошел обратно по кронштейну и нырнул в свое логово.

Дневной свет становился все ярче, выходное отверстие шахты ширилось, приближалось; наконец, клеть прошла сквозь просвет между прутьями. Вскочив, я шагнул к пульту, но тут вверху клацнуло, трос дернулся, и клетка остановилась.

Наверху шел дождь. Все вокруг было серым и туманным. Я осмотрелся – края накрывающей шахту плиты терялись в тумане, из глубокого молочно-серого пространства над головой падали редкие холодные капли. Хорошо, что ветер стих. Я достал из-за стойки дневник с тоником и сунул в карман, пытаясь сообразить, который теперь час. Наверное, около четырех-пяти вечера, а это значит, что задерживаться здесь нельзя. Я без оружия, только тычковый нож, который ухитрился не потерять после того, как ударил им Метиса в глаз. Если ночью файтеры снова повалят наружу…

Обошел треногу – Калуга исчез. Ну, ясно. Вроде и был уверен, что охотник меня не дождется, но кольнуло разочарование, хотя чего еще ждать? Все люди примерно одинаковые, и каждый думает в первую очередь о себе. Правда, я бы все-таки стал дожидаться его, если бы мы каким-то образом поменялись ролями. Даже не знаю зачем, но подождал бы. А он, выходит, не стал… Ладно, обойдусь – отныне я сам по себе, после смерти Михаила это стало ясно окончательно и бесповоротно.

Когда выключил работающий вхолостую двигатель, стало очень тихо. Ни дуновения, воздух неподвижен, капли беззвучно падают сквозь туман, в котором маячит темный силуэт подъемника. Я оглядел раненые руки. Если их в ближайшее время не обработать, начнутся проблемы, но ни припасов, ни оружия, ни снаряги – ничего. Надо найти емкость, собрать дождевые капли и хотя бы напиться, а то жажда замучила. И уходить, хотя что делать потом – пока совсем непонятно.

Оглядываясь в поисках чего-то подходящего, я обратил внимание на лежащий в стороне кожух от электродвигателя, под которым раненый Калуга укрывался от ветра. Возле кожуха что-то блеснуло.

Это оказался завернутый в фольгу кусочек шоколада. Рядом лежала фляга, а под ней – рваный листок бумаги, раскисший от влаги. Когда поднял флягу, внутри забулькало, и первым делом я выпил все, что там было. Потом съел шоколад. Осмотрел листок. Там был карандашный рисунок: заштрихованный круг, рядом три прямоугольника, от центра круга к среднему идет стрелка.

А ниже надпись от руки:

– Ну, брат, история удивительная, но никакой фантастики не вижу. – Калуга повесил котелок над костром. – То есть такой уж, чрезмерной, чтоб я тебе не поверил. Ты, может, не в курсе, но первые интерфейсы с мысленными командами появились еще до Пандемии. Простенькие, конечно, но все же: сидит чувачелло перед монитором, на голове дуга, снимающая информацию с головного мозга. А на мониторе – фигурка. Испытатель думает, как он поднимает правую руку, то есть мысленно хорошо так представляет это себе, явно… и фигурка ее поднимает. Представляет, как двигает левой, как шагает, – на мониторе фигурка движется, повторяя его мысли. Я и ролики в Сети видал с такими опытами, и читал про них. В тот год, когда случилась Пандемия, даже первая игра вышла с мысленным интерфейсом, называлась «Психотеннис», ракеткой там управлять надо было. Ты, думаю, понимаешь: любая наша мысль, намерение, желание – это определенные токи в нашей голове. И приборами можно их снимать. Ничего такого невероятного на самом деле, только развит ы е технологии.

Калуга встретил меня в одном из ангаров, стоящих недалеко от шахты. Оттуда мы сразу перебрались на дальний край комплекса, где обнаружили еще один ангар: одиноко стоящую легкую жестяную коробку, скрытую за высоким холмом. В углу здания была дырища размером с трактор, рядом с ней, в уютной ложбине между двумя кучами земли, мы и устроились. Ворота ангара закрыли, чтобы не сквозило. Теперь попасть внутрь можно было только через дыру, которую мы контролировали. Калуга, пока я, по его выражению, наслаждался подземными приключениями, успел, придя в себя, пошарить по округе – беспокойный характер не давал ему долго торчать на одном месте. В результате теперь у нас были две М-16, «калашников» и пара пистолетов. И полцинка разномастных патронов.

Мы устроились на скатках, оружие лежало рядом, как и припасы, которые охотник сумел собрать. Снаружи шелестел дождь. Горел костер, в котелке булькала вода: Калуга, кроме прочего, обнаружил в вещах Серого почти целую пачку черного чая «Королева Бразилии» и заявил, что теперь собирается «знатно чифирнуть».

– Здесь можем пересидеть ночь, – сказал я. – Все равно сейчас сил не хватит куда-то идти. Но вообще это место слишком близко к шахте с файтерами.

– Зато, как я понимаю, не на пути, по которому они обычно перемещаются, – возразил он, зубами отрывая кусок от ломтя жесткого вяленого мяса.

– Всех их путей мы не знаем. Ты как хочешь, а я завтра сваливаю.

– Завтра пойдем, – согласился он и потрогал плечо. – Болит, но пулю мы вытащили, и то хорошо. А как твои руки?

Я вяло пошевелил темными от «зеленки» пальцами. Левое запястье крепко стягивала повязка.

– Не сказать, что хорошо. Так… терпимо.

– Стрелять можешь?

– Во всяком случае, если припрет, очень постараюсь смочь.

– Ага. Слушай, курева нет у тебя? Жаль. Я вообще почти не курю, но иногда тянет… Ладно, да будет чифирь!

Пока пили темно-коричневый пахучий чай, Калуга, не способный долго молчать, вещал:

– Слыхал, брат, легенду про Поселенца, нашедшего Эдем? Нет? Так сейчас услышишь! Был он краевцем, но ушел оттуда на поиски Эдема. Подался в Лес, без оружия, с одним только охранным амулетом да несколькими артефактами. Одни говорят: с «живокостом» и «пружиной», другие – что с «погремушкой»… да и неважно это. Долго бродил Поселенец по Лесу, спал на голой земле, чем питался, неизвестно, вроде даже научился есть листья и кору, хотя в это трудно поверить. Вот шоколад и мясо – другое дело, а кора да листья… Человек – не олень, долго на таком не протянет. Но главное, в конце концов выбрался Поселенец на большую, даже огромную поляну красоты неописуемой. Такой густой, сочной, зеленой травы будто и не бывает на свете, а уж вода в протекающем через поляну ручье была настолько чистой, что если начинал ее пить человек, то молодел с каждым днем. Не сразу понял Поселенец, что нашел он заветный Эдем! Внезапно небо потемнело и начался Шторм – не понравилось Лесу, что кто-то прошел в Эдем. Однако Поселенец не только выжил, но и получил очень ценное качество: научился предчувствовать Шторм. После того жил он в Эдеме больше года, однако захотелось ему рассказать людям о своей находке и привести их за собой на эту… поляну обетованную. И тогда отправился Поселенец из Эдема обратно в Край. Сам Лес расступился перед ним, указывая дорогу домой. Но в пути напали на него несколько кочевников… и Поселенец, не погибший от лап зверей, переживший Шторм, нашедший Эдем, погиб от пули какого-то жалкого дикаря-байкера! И как только Поселенец испустил дух, Лес устроил такой Шторм, какого до этого никто не видел. Сотни людей полегли в округе. После смерти Поселенца все знания об Эдеме пропали, а дух его остался блуждать по Лесу. Теперь встреча с ним у краевцев считается хорошим знаком. Он не только может помочь своим, но появление его предвещает Шторм. Поселенец стал легендой, героем для других краевцев на веки вечные. Вот так-то.

– И к чему ты это? – спросил я.

– Да вот все думаю насчет Края… Э, ладно, неважно! Ты сам как считаешь, есть Эдем или нет? Ну, свободное от деревьев пространство в глубине Леса, где жизнь легка и, как бы сказать… привольна.

– Я о таких вещах не думаю.

– А ты задумайся, задумайся, брат! Оно иногда полезно даже для самого приземленного человека: подумать не только о хлебе насущном, но и о… – Калуга пошевелил в воздухе пальцами, – о манне небесной.

Я на это ничего не ответил. Туман разошелся, сквозь дыру был виден склон холма. Зато дождь стал еще сильнее, мерный шум воды стоял по всему военно-научному комплексу КИБО-3.

Положив голову на рюкзак, я одним глазом лениво наблюдал за Калугой. Я рассказал ему про лабораторию, файтеров, пси-управление и Мобильный Командный Центр, но не сказал ничего об отце и своих воспоминаниях. Как и про тетрадь Травника с пузырьком, полным густого зеленого вещества. Я и сам не знал, что со всем этим делать, не понимал, куда мне двигаться дальше. Ясно одно: отца надо искать, а если он мертв – искать информацию о нем, следы его деятельности. Но где и как? С кем говорить, куда идти? Не было даже намека на направление, в котором нужно действовать.

Дождь шел и шел. Мы выпили чифирь, еще поели, а когда стемнело, положили возле дыры несколько листов жести, гремящих при любой попытке пройти по ним. Договорились, что Калуга дежурит первым и через три часа разбудит меня, но он не разбудил – лишь утром я проснулся от пения речитативом. «А я к скупщику спешу! И в рюкзаке моем товар! Меня сегодня ожидает фантастический навар! Но дверь никто не открывает – заперта на засов! Неподалеку наблюдаю стаю бешеных псов…» – жизнерадостно декламировал охотник. Открыв глаза, я увидел, что он, голый до пояса, с обмотанным повязкой плечом, стоит на коленях перед воткнутым в землю осколком зеркала. Вытаращив глаза и шевеля губами, Калуга брился при помощи ножа.

Дождь закончился, снаружи было ясно, тихо и сыро. И почти тепло.

После завтрака он спросил:

– Ты куда теперь?

– Пока без понятия, – признался я. – У меня есть цель, но нет плана, не знаю, как ее достичь. Надо думать.

– А я вот решил на северо-запад податься.

– К лагерям бродяг? В той стороне их много.

– Нет, дальше.

Он значительно поглядел на меня, ожидая вопроса, но я его не задал, и охотник, поерзав, заговорил сам:

– Да-да, не удивляйся, к Краю пойду. Там по дороге будут два лесных пятна, между ними проскользну и дальше…

– А зачем?

– Надоели болота, хочу порыскать в тех местах. Говорят, там необычные арты встречаются. И зверье есть такое, какого в других местах не найти.

– В Край думаешь заходить?

– Нет, в поселение как-то не тянет. Хотя не знаю. Не очень-то я краевцев люблю, вроде ничего плохого мне не сделали, но вот не лежит у меня к ним душа. Я все думаю: а могут ли они хранить тайну главного артефакта, знать, где он находится? Краевцы ж такие религиозные товарищи, может, они на него молятся, он для них как идол?

– Ну что опять за ерунда? – поморщился я. – Нет никакого главного артефакта.

Неожиданно легко Калуга согласился:

– Может, и так. А я все равно туда пойду и буду искать.

К вечеру следующего дня мы расстались. Поделив оружие и припасы, пожали друг другу руки и разошлись. Калуга на прощанье, окинув меня взглядом с ног до головы, сказал:

– Чую я, мы еще встретимся. Мир невелик, а с приходом Леса стал совсем маленьким. Вот точно знаю: пересекутся наши дорожки.

– Я тоже так думаю, – согласился я.

Он хлопнул меня по плечу, потом вдруг достал из кармана плитку шоколада – а я-то думал, тот у охотника давно закончился, и где он его только добывает? – разломил и сунул половину мне.

– Топчи, брат, когда настроение хреновое будет. Шоколад успокаивает и способствует выработке эндорфинов. Гормонов, понимаешь ли, счастья.

Я никогда не был компанейским человеком. С приятелями в каком-нибудь кабаке Черного Рынка или даже с Мишей какая-то часть меня всегда наблюдала за происходящим со стороны, скептически и настороженно, и это превращало Стаса Логина в законченного, отъявленного одиночку. Поэтому, не зная, какие слова принято говорить в таких ситуациях, я кивнул в ответ, сунул шоколад в карман и сказал:

– Спасибо, Калуга. Мы наверняка встретимся. Легкой дороги.

– Ничего, дойду, – хмыкнул он. – Как говорится, семь мутантов – один ответ: пуля.

Потом Калуга пихнул меня кулаком в плечо, развернулся и ушел.

Глава 17 Одиночка. Новая цель

Три дня я бесцельно слонялся по округе. Ел, спал, лечил руки. Медленно приходил в себя. Сумел застрелить зайца и куропатку; среди рытвин у заброшенной фермы нашел несколько проросших картофелин и сварил суп. За это время не встретил ни одного человека – места здесь были пустынные.

А на утро третьего дня меня осенило. Это произошло во сне. Наверное, я очень много думал обо всем произошедшим, пытаясь свести воедино события, детали и всякие малозаметные мелочи, и во сне мозг доделал работу, которую я не мог завершить на сознательном уровне.

Сев, я вытащил из рюкзака тетрадку Травника, схватил карандаш, который взял у Калуги, и раскрыл ее. Проглядел несколько строк. В верхней части страницы оставалось пустое место, и я стал писать, шевеля губами:

Вот оно! Шифр на самом деле совсем элементарный. Это называется «защита от дураков». Не так много любителей разбираться во всяких ребусах бродит по миру. Травник не хотел, чтобы информацию из дневника мог вытащить кто угодно, и, если бы тетрадка попалась обычному кочевнику-байкеру или бродяге, тот бы, полистав исписанные абракадаброй страницы, быстро плюнул бы и стал бы использовать бумагу для других целей. Даже не догадавшись, что на самом деле надо всего лишь брать соседнюю букву алфавита вместо той, которая написана.

Первые два слова верхней строчки на странице, с которой я начал расшифровку, выглядели так:

И они означали:

Потому что после «б» идет в, а после «н» – «о». Ну а с «я» просто перескакиваем обратно на первую букву алфавита, и поэтому слово «Шаман» пишется как «Чялям».

Этих «Чялямов» в дневнике встречалось много, некоторые страницы пестрели ими. Судя по всему, Травник часто думал о Шамане.

Оставалась проблема знаков препинания, которые Травник просто не использовал, кроме точек. Если подумать, первое расшифрованное предложение выглядит так:

До вечера я лихорадочно переводил, ломая голову, повторяя про себя буквы, потом забрался в пустой сарай, углем выписал на стене весь русский алфавит и утром снова взялся за перевод.

Здесь была едва ли треть дневника. Многого не хватало, чья-то рука, возможно хозяина, безжалостно вырвала страницы. Многое, в основном описание опытов, было непонятным. Но кое-что я понял.

Травник пришел в Мичуринск-2 из поселения Край. Того самого, в сторону которого несколько дней назад направился охотник Калуга. До того Травник долго жил в Крае. Причем он был не простым краевцем, а одним из тамошних старейшин. И ушел он оттуда из-за человека, которого в дневнике называл не иначе как Шаманом. В свое время какие-то слова Шамана произвели на него огромное впечатление. « Изменили мой взгляд на Лес, на весь наш невероятный Мир»– так было написано в дневнике.

В тексте были всякие намеки. Незначительные, с первого взгляда, детали. Краткие и пространные упоминания Шамана. Описания его действий, его необычных поступков. И постепенно все это складывалось в цельную картину, пока, спустя четверо суток после начала расшифровки, я не понял: Шаман – мой отец. Травник знал его, вот почему Михаил перед смертью упомянул обитателя дворницкой старого парка. Но в отличие от Миши Травник был знаком с отцом не до Пандемии – они встретились в поселении Край спустя несколько лет после катастрофы. А потом бывший краевец потерял моего отца, связь с Шаманом оборвалась, и с тех пор Травник всеми силами старался найти его.

Еще в дневнике были обрывочные сведения про тоники. Хозяин тетради называл их Темнозор, Мутагон и Антилес. Вскоре мне стало ясно, что тоники создал Шаман. И нужны были они для того, чтобы…

Но дальше страниц не было. Последнюю, наполовину порванную, украшало темное пятно, лишь с трудом я различил два слова, завершающие текст.

К тому времени перевод шел уже легче, мозг настроился на нужную волну, некоторые слова я просто запомнил, другие переводил с ходу, и поэтому, сразу поняв смысл, произнес вслух:

– Призвать Лес.

Я вернулся на страницу назад и прочел ее снова. Тоники моего отца, те, что много позже Травник сумел воссоздать, пользуясь когда-то полученными от Шамана сведениями, необходимо по очереди вколоть в себя. Три тоника – три инъекции. Не больше трех кубиков каждая, с промежутком не меньше месяца, иначе рискуешь, как выразился автор дневника, «навсегда лишиться человеческого естества». Использовав все три тоника, сможешь добраться до некоего Лесного угла. В тексте не было объяснения, что такое этот Лесной угол, но именно он был главной целью Травника. Потеряв связь с Шаманом и покинув Край, он посвятил несколько лет попытке воссоздать тоники, для того чтобы попасть в Лесной угол. Кажется, Травник был готов отдать очень многое за то, чтобы проникнуть туда. И Темнозор, зеленый тоник, был первым шагом на этом пути.

На предпоследней странице было пояснение насчет него. Инъекция делала человека невидимым для большинства видов мутировавших насекомых из Леса. Они переставали воспринимать его как угрозу и атаковать. Плюс к этому Темнозор давал какой-то странный побочный эффект, само название тоника и было связано с этим эффектом, как бы намекая на него, но о его сути Травник умолчал.

Информация о двух других тониках осталась в вырванной части дневника, которой у меня не было.

Я не видел фантома Травника в Мичуринске-2. Там мелькали другие местные обитатели, но не он. Значит ли это, что бывший краевец выжил? И если да, то где его искать? Он мог вернуться в Край, другие ориентиры для поиска просто отсутствовали.

Поэтому спустя день после того, как попавшая мне в руки часть дневника была полностью расшифрована, я решился. Это произошло, когда я сидел в кабине старой легковушки, что стояла на краю грунтовки, раскисшей от льющего уже больше двух часов дождя. Уже в который раз я рассматривал листок с краткой биографией и фотографией Михаила Тополя. Мысль, что пора двигаться, появилась внезапно и завладела мной целиком.

И, словно по заказу, в этот момент дождь закончился.

– Я отправляюсь дальше, Миша, – сказал я пожелтевшему от времени листку бумаги и выцветшей фотографии на нем. – Раньше никак не получалось с тобой попрощаться, все время было чувство, что ты рядом… А теперь прощай. Навсегда.

Оставив листок на сиденье машины, я выбрался наружу и ушел не оглядываясь.

Еще двое суток были потрачены на подготовку, на сбор припасов и другие дела. Руки к тому времени почти зажили, про раны на плече и ноге я вообще не вспоминал.

Прошло четырнадцать дней с того момента, как я взялся за трос, уходящий в полутьму старой ракетной шахты. Четырнадцать дней размышлений и одиночества. Утро пятнадцатого дня застало меня быстро идущим на северо-запад – впереди была река, потом лагеря бродяг и два обширных пятна Леса.

Далеко-далеко за ними в туманной пелене хмурого осеннего утра лежало поселение Край.