Очень важные игры

А.Каргин

Очень важные игры

Конечно же, не хотелось вылезать из любезного кресла, откладывать "Записки" Цезаря, менять повытертый в локтях халат на мундир, пусть привычный и часто носимый даже в отставке, но письмо Кота - бог знает, за что приклеилась к нему эта кличка, желтый глаз, вольная ли повадка тому виной, - так вот, письмо, пришедшее с вечерней почтой, было приказом, больше чем приказом - просьбой старого товарища приехать как можно скорее, а это могло означать только одно: отправляться немедленно. Фуражка нашла привычную впадину на лбу. Даже с Береникой не простился, не будить же. Она загрустит завтра, проснувшись. Ведь вместе они думали прививать "цинерарию" к "американской красавице", после завтрака играть в "шута", смотреть марки... Генерал не выдержал, заглянул в спальню внучки. В розовом свете ночника ее лицо, обычно бледное, казалось свежим. Старик постоял с минуту, девочка не кашляла. Хороший признак. Он толкнул креслице на колесах поближе к кровати и вышел. На подзеркальнике оставил записку Марте: "Уехал по срочному делу. Отвар багульника завтра отменить. Позвоню".

Вызов связан с Чужаком, это ясно. Ведь Кот теперь важная шишка главный военно-технический эксперт в Женеве. Генерал следил за газетами, знал: Чужак опасен для околоземного космоплавания, непредсказуемость его перемещений, поведения вообще беспокоит мир, и сторонники пассивного выжидания теряют позиции в Объединенных Нациях.

...Мумифицированный старец семенил навстречу, растянув в улыбке синие губы. Они, обнялись.

- Мы не виделись... - Кот усадил его на гнутый диванчик, а сам пустился петлять по затянутому кожей кабинету.

- Восемь лет. Ровно восемь будет в сентябре.

- Да, с последних игр, - Кот стоял теперь перед генералом. Он и впрямь высох, но глаза по-прежнему горели желтым огнем. - Ты так стремительно вышел в отставку, едва нашел время проститься.

- Не во времени дело, дружище. Мне было нелегко. После сорока лет службы.

Генерал замолчал. Не следует распускаться.

- А ты держишься молодцом, - скрипел Кот. - Я слышал, ты не вылезаешь из своего захолустья, нигде носа не кажешь. Даже на встрече выпуска не появился.

- Не хотел трепать себе нервы. Мне, знаешь ли, года два после ухода снились то космодром, то штабные коридоры... А кроме того, я занят внучкой.

- Дочкой Марии? Как она? Прекрасно помню, какую пиццу она готовила. Объедение.

- Они с мужем третий год на Плутоне. А дочку оставила на меня. Ну и Марта, конечно, с нами.

- Марта? Боже мой! Она еще жива? Ей лет двести.

- Она твоя ровесница. И всего на год старше меня.

- Значит, ты занят внучкой. Представляю. Спартанское воспитание старого вояки. Верховая езда. Плавание. Умеренность...

- Нет-нет, все не так. Девочка больна с рождения. Она... она не ходит, отсюда и другие беды: слабые легкие, анемия. Три операции на позвоночнике, и все бесполезно, - генерал понимал, что непозволительно распускается. Он настороженно взглянул на Кота. Тот сочувственно склонил голый череп, смотрел серьезно.

- Растет дичком, детей боится. А очень понятливая, смышленая крошка. И фантазерка... Кроме нас с Мартой, у нее нет друзей. И ты знаешь, смешно подумать, но и мне, кроме нее, никто не нужен.

- Брось, так нельзя. Старый солдат. Опытнейший специалист. Ты не можешь похоронить себя. Особенно теперь, когда ты нужен.

- Вот-вот. Переходи к делу. Если я так понадобился, дело, видать, приняло серьезный оборот. Чужак?

Кот расположился рядом с генералом на диванчике.

- Что тебе известно о Чужаке?

- Только то, что известно всем. Болтается по Солнечной системе, защищен от любых зондирующих средств, на сигналы не реагирует. Судя по хаотичности движения, лишен экипажа.

- Могу добавить, что в последние дни положение стало еще серьезнее. Вчера, например, два лунных транспорта едва увернулись от него - Чужак вынырнул в десятке километров от них и тут же исчез. Кроме того, обнаружено... Впрочем, я не могу сказать тебе больше, пока не услышу ответ на следующее предложение, - Кот встал, сухо звякнув орденами. Генерал тоже поднялся с дивана.

- Международный совет ООН и Специальная комиссия уполномочили меня, Кот говорил быстро и гнусаво, - предложить тебе войти в состав Чрезвычайного комитета, учреждаемого решением помянутого совета с целью выхода из тупика в вопросе об отношении к объекту внесолнечносистемного происхождения, именуемого средствами информации Чужаком, о контакте с экипажем, буде таковой существует, и о возможных мерах по защите Земли. Мне поручено также сообщить, что твое согласие и сугубо конфиденциальный характер сведений, к которым члены комитета получают доступ, повлекут за собой ограничение исключительно служебными рамками любых твоих связей с внешним миром до конца деятельности указанного органа.

- У меня есть время подумать?

- До восьми ноль-ноль.

- Конечно, никаких разъяснении до ответа?

- Никаких.

- Я буду здесь в восемь ноль-ноль.

- Отлично.

- Где я могу провести ночь?

Кот протянул сухую ручку к звонку.

- Проводите генерала...

Он осекся и отпустил дежурного офицера.

- Извини, старина. Я скоро свихнусь из-за этого Чужака. Идем ко мне. Сварим кофе, поговорим. Тебе можно кофе? Мне - нет. Но черт с ними. Почему я не могу выпить чашку кофе со старым другом, которого не видел восемь лет? Ты можешь мне это объяснить? Я не могу...

Вот и генерал не мог объяснить, почему он так быстро и легко согласился. Согласился задвинуть в укромный закоулок души ежеутреннюю возню с розами, перепалки с Мартой, давать ли Беренике землянику, вечерний ритуал с кляссерами и шутливые мечтания вместе с внучкой о "Голубом Маврикии". Поменять эту жизнь на нервотрепку совещания, неуют ответственности, тесную сбрую дисциплины. Проснулась и громко заявила о себе дремавшая все эти годы потребность приказывать и повиноваться, продумывать многоходовые операции и мгновенно менять их течение в угоду другому, высшему плану, приводить в движение тысячи беспрекословно послушных в этот упоительный военный миг людей, столь же покорные механизмы, армады ракет, управлять этим движением, чтобы окружить, подавить, ошеломить, разметать, уничтожить противника... Впрочем, противника у генерала за всю его многолетнюю безупречную службу так и не появилось. Ни разу не послал он ракету в настоящую цель. Только игры, игры, игры.

Подписав необходимые бумаги, генерал сказал:

- Прежде чем ты введешь меня в курс дела, я должен взглянуть на Беренику. Это займет две минуты. Отсюда можно?

- Валяй, - Кот кивнул на экран и вышел.

Она только проснулась, не поняла даже, что дед смотрит на нее с экрана, а не стоит рядом, у кровати, как обычно.

- Ой, деда, мне такое... А ты где?

Генерал улыбался.

- Мне такое приснилось, такое... Пришел человечек - такой маленький мальчик с разноцветными глазками и сказал, чтоб идти играть. А у него мячик. А потом, я тебе расскажу...

- Ты мне все расскажешь, - не выдержал генерал, - все-все! Я приеду, я скоро... - И пошел к выходу, бормоча: - Девочка моя, я не дам тебя в обиду. Никаким чужакам, никому не дам...

По дороге Кот рассказал о последнем и самом значительном событии. Накануне на экстренном заседании Международного совета, а экстренным оно было потому, что патрульные ракеты и спутники обнаружили сильное излучение неизвестной природы, исходящее из Чужака узким лучом и направленное в сторону Земли, так вот, на этом заседании Совет решил принудить Чужака покинуть пределы Солнечной системы.

- Что значит - принудить? - спросил генерал.

- Термин не раскрыт. Юридическое оформление акции и техническое ее осуществление поручено как раз комитету, членом которого ты согласился стать. Полномочия его безграничны. В него войдут крупнейшие дипломаты, юристы, ученые и... военные специалисты всего мира, - голос Кота ликующе звенел. - Вся интеллектуальная мощь планеты! Цвет...

- Умерь пыл, дружище, ты не на пресс-конференции. И слушают тебя не миллиарды братьев-землян, а один, как ты сказал, военный специалист, хотя и не очень крупный. Поменьше звона. Ты ведь не дипломат и не юрист, так называй своими словами то, что на их иезуитском языке звучит "принудить покинуть пределы Солнечной системы". Чужак не школьник, которого можно взять за ухо и вывести из класса.

- Не думай, что такое решение родилось легко и сразу. Оно было принято после долгих, трудных споров и только под давлением последних драматических событий. Конечно, знай мы точно, что на нем нет экипажа...

- Ну а ты, - перебил Кота генерал, - ты в этих спорах был на чьей стороне?

- Я считаю, что человечество может за себя постоять! Имеет право, а при этом еще и средства защиты. Никто не заставит тебя палить без нужды. Содержание понятия "принудить" будет раскрыто сообща, с опорой на мудрость политиков, знания ученых и, конечно, военный потенциал Земли.

Генерал молчал.

- И ты как полноправный член комитета сможешь в полной мере влиять на ход событий. Твой опыт, владение стратегическим искусством сыграли, конечно, роль при выборе твоей кандидатуры, но главное, пожалуй, чем руководствовался Совет, - твоя репутация человека, тщательно обдумывающего свои решения и совершенно независимого, а вовсе не умение хорошо стрелять.

- Вот, наконец-то! - поднял голову генерал. - Я просто хотел услышать от тебя это слово: стрелять. Теперь я его услышал.

Как хирург на пациента, - ему хотелось так думать - смотрел он на висящую в пространстве тяжелую бесформенную тушу, выхваченную оптикой и брошенную сюда, в Центр наблюдения и связи. Надо быть бесстрастным, думал генерал, только так можно избегнуть ошибки. Тупенькие отростки бурого бугристого мешка вяло шевелились, левый его край остро сверкал, отражая солнце. Что там, за этой шкурой, непроницаемой для земных излучений? Куда войдет скальпель? Дурацкая аналогия! Он не собирается лечить это чудовище. Он зарежет его. Куда войдет нож? Старик физически ощущал глухую враждебность этого существа. Вот оно поворачивается, обращает носорожью морду к охотнику. Он уперся ногою в камень, и рука его ощутила тяжесть копья. О, Нимрод, сильный зверолов перед господом, защити чад своих, сохрани их, слабых.

На последнем заседании жарко и страстно говорил южанин. Сейчас преступно медлить. Чужак еще никогда не подходил так близко. Не исключено, что его излучение уже поражает наших братьев и сестер по планете. Уже заронило в них семя смерти или уродства. Решение Совета должно быть выполнено незамедлительно. После демонстрационного взрыва Чужак еще больше приблизился к Земле. Взрыв не должен быть демонстрационным, он должен поразить цель.

Другой, светлоглазый крепыш, говорил спокойней. Главное - избежать непоправимого, опрометчивого шага. Нанеся удар в соответствии со схемой, предложенной экспертами, мы действительно устраним сиюминутную опасность, исходящую от этого корабля, но породим две другие, куда большие возмездия и угрызений совести.

- В потоках слов и эмоций, - скупо цедил третий, - мы погребли простое существо вопроса: можно ли выполнить решение Совета о выдворении Чужака, не уничтожая его. До сих пор единственным аргументированным ответом на этот вопрос был ответ отрицательный. Стало быть. Чужак должен быть уничтожен. Не следует забывать, мы - исполнительный орган. От нас ждут не решения, наш долг - выполнить решение, уже принятое и одобренное человечеством в лице его полномочного органа - Международного совета.

Этого, последнего, генерал слушал, пожалуй, с наибольшим удовольствием. В самом деле, весь словесный блуд, неделями заливавший залы совещаний, эфир, прессу, только затрудняет простую работу, святую работу - защиту дома, очага, пенатов, чего там еще. А угрызения совести, сравнимы ли они с теми, что испытают люди, мужчины, солдаты, если позволят этому мешку...

Нет, определенно ему не место на этих собраниях, говорил он Коту, единственному близкому человеку, понимавшему генерала до конца.

- Оставь, старина. Пусть себе говорят. Выхода у них нет, - отвечал друг.

- Ты прав. Давай лучше займемся делом. Внесем ясность в состав второго эшелона - я ведь не исключаю возможности ответного удара. Смотри-ка, - он увлекал Кота к моделирующей карте, и они погружались в отработку вариантов, освежали небо номерами частей и эскадр, цифрами мегатонн, полоскали горло восхитительными словами - упреждение, рысканье, эшелонирование. Они убивали Чужака стократ, и столько же раз у того не оставалось шансов на ответ.

И все же настал день, когда уж нельзя было откладывать. Последняя энергичная сшибка мнений и... Голосование развалило комитет надвое. Все смотрели на генерала - его голос оказался решающим. "Мой бог, - думал генерал, - может быть, правы эти милые мирные люди. Ведь ощутимого вреда Чужак не принес, еще не принес... Не торопимся ли мы?" Руки его сжали подлокотники кресла, и он вдруг кожей своей, всем телом вспомнил, ощутил прекрасные, неповторимые, облегающие ладони формы рычагов ручного наведения. "Есть захват! Пуск!" - зажглось в мозгу.

- Пуск! - сказал он вслух.

- Что? - наклонился Кот, приставив ладонь к уху.

- Что? - подались другие к генералу.

- Я - за, - сказал он ломким голосом. - За уничтожение, - и успел увидеть довольную гримасу на желтоглазом лице Кота.

Разговоры отошли в прошлое. Исследования показали: он уязвим. Найдены диапазоны, рассчитаны траектории. Лучи просверлят окна в защитном слое, и в окна эти ринутся стаи ракет, чтобы встретиться в одной точке и, соединившись, зажечь маленькое белое солнце на месте темного бесформенного урода. Одновременно будет создан мощный экран, призванный в миллиарды раз ослабить радиационное воздействие на околоземную область, отразив излучение в глубины необитаемого космоса. Генерал работал.

Накануне операции они с Котом инспектировали позиции. Доклады командиров установок. Левая рука на кортике, правая - у виска. Деловитая возня операторов. Холодный, грозовой запах бункера. Идеальная линия пультов.

- Суточная готовность!

Музыка, музыка. Завтра он будет здесь, с ними.

Человеческий гений несокрушим.

- Ах, Кот, - говорил он ночью, прогоняя слезы бодливым взмахом головы, - значит, не зря прожита жизнь. Ведь было время, восемь лет назад, когда я думал: сорок лет обмана. Служения машине, которой - это понимали все никогда не суждено быть пущенной в дело. И к счастью, конечно. Но это ли не трагедия? Обнаружить, что вся красота и безмерная мощь оружия, мудрость стратегических теорий, братство солдат, идеалы боевого товарищества - все это не нужно.

- Ты настоящий боец, дружище, я всегда это говорил. Боец с великим сердцем. Ляг, тебе надо выспаться. Завтра большой день.

- Да, да! Цель, настоящая цель. И во имя святого дела. Без этого мы, военные, - ничто. А теперь ясно: я нужен. Мы нужны, Кот. Без нас не могут - ни люди, ни звери, ни розы...

Настал день "Д". Пришел час "Ч". Сотни пальцев впились в клавиши и кнопки, легли на полированные рукоятки, взялись за маховички, движки и колесики. Генерал сидел в кресле и краем сознания фиксировал мелькание цифр в левом верхнем углу экрана.

- Минутная готовность!

Это в углу экрана. А все остальное его пространство занимал Чужак. Вспухал флюсами, вилял отростками, источал гнусное, непристойное самодовольство.

20, 19, 18... Не бойтесь, дети мои. Это как игра. Условный противник. Вы на маневрах... Игра, говорю я вам.

10, 9, 8... Он вернет его в первозданный хаос. Он, солдат Земли.

3, 2, 1. Экран опустел. Игра закончилась.

Генерал не стал предупреждать о возвращении. "Пусть это будет сюрпризом для Береники", - думал он, представляя, как она протянет ручки к тусклому, чуть шершавому металлу ордена - нового ордена, высшего ордена, врученного ему сегодняшним ликующим утром.

От последнего поворота он шел напрямик, пачкая сапоги сырой пахучей землей, отгибая нахальные ветки лещины, оскальзываясь на крутой колее. Туман лежал слоями, их взгорок, казалось, плыл. Он шагал, закинув голову, и мокрые листья хлестали по щекам и губам. С широкого синего неба били лучи родной заезды. Лишь в этом краю обретет он покой, моряк наконец возвратился домой, охотник спустился с холмов...

В такую сырость Марта вряд ли вывезла девочку в сад. Он тихонько, хоронясь за розовыми кустами, подобрался к крыльцу. Дверь приоткрыта. Занес уже ногу на ступеньку, но осекся - попробуй наследить. Марта такое устроит... Сунул ноги в чистилку. Звук ее, тихий обычно, показался оглушительным. Он поморщился. Сюрприза может не получиться. И точно, из-за угла выползла Марта, шваркнула туфлями с налипшей глиной, открыла было рот. Генерал решительно прижал палец к губам и мягко поднялся по лестнице. Холл, гостиная. Где же девочка? Ну, конечно, как он забыл! Сейчас три, послеобеденный сон. Он становится у изножья кроватки и обнажает голову, открывая багровый рубец - след старой подруги-фуражки, отличительный знак безупречного служаки.

Девочка просыпается и смотрит на него.

- Я вернулся, детка моя! - генерал протягивает руки. - Ты не должна больше бояться, Береника.

- Кого, деда? - Она садится, и старик видит, что личико ее, как часто бывало после сна, порозовело и не кажется слишком уж вялым.

- А никого! Никто тебе не страшен, дружок. Вставай! Разве ты не рада, что я вернулся?

- Рада, очень рада. Просто мне приснилось, что Эник больше не прилетит. А ты как думаешь, прилетит?

- Эник? Какой Эник?

- Я же говорила тебе, он такой смешной, с разноцветными глазками. Он пришел с неба. Мы с ним в мяч играли.

- В мяч? - генерал побледнел. - Бедная моя крошка.

- Ну да, я еще сказала ему, что не могу в мяч, что ходить не могу, а он сказал, что это чепуха, что все могут. И мы стали играть и бегать... Ой, да ты ничего не знаешь! А что это у тебя? - И легко вскочив на кровати, она подпрыгнула, прижалась к старику и схватила шершавый металлический кружок у него на груди.

- Я же говорил, Тосик, твоя теория опеки младенческих цивилизаций не стоит ломаного гроша. Четвертая неудача подряд! Не надоело? Хочешь еще попробовать?

Он промолчал. Хотел, конечно, но пусть Эник разрядится.

- На Хане мы очистили гидросферу, сделали воду источником бодрости, долголетия, а они... Ты помнишь, как уносил ноги от туземцев? На Лайме ты накормил всю ораву, привил им навыки рационального хозяйствования. И что? Вернулся на корабль побитый камнями. Хорошо хоть здесь, на Ауме, я не пустил тебя вниз. Я сразу смекнул, что от них добра не жди. Как видишь, в ответ на исцеление паралитиков они шарахнули из всех своих пушчонок. Нет, что-то ты напутал. Я всегда, говорил: маленьких детей надо любить такими, какие они есть. Реформировать их бесполезно, да и безнравственно... Сами должны вырасти.

- То-о-а! Эник! - раздался женский голос. - Куда вы, сорванцы эдакие, подевались?

- Мама, мы здесь, совсем близко, - ответил Эник.

- Кто разрешил вам взять корабль?

- Мы спросили у дяди Офа, он позволил.

- Ох и задам я вам, да и Офу заодно. Марш домой, слышите. Чтоб сию же минуту отправлялись на базу!

- Летим, мама.

Тос поднял голову и зашептал:

- Только знаешь что, заглянем еще на Симанию, Эник? Все равно по дороге, а?