Обычное, доброе, последнее утро [СИ]

Последнее утро

Нила стояла перед ярко окрашенной дверью. Женщина удивилась, как бездарно были использованы цвета: синий, красный, салатовый, фиолетовы, желтый — ядовитые краски хаотичными кубиками да ромбиками въедались пятнами в добротную дверь. И что больше всего ее раздражало — подложка двери была полосатой. Нила терпеть не могла что-то полосатое и в горошек. Невольно женщина вспомнила Фраю, которая являлась некоторым антиподом для нее самой, не вызывая ярости и дисбаланса в душе Нилы. Да, Фрая так искренне любила смешные вещи в крапинку, что это забавляло их обеих. И Нила ласково, мечтательно улыбнулась. Воспоминания о другой женщине, да и вообще о человеке, вывели Нилу из ступора и агрессии к некрасивой двери. Высокая худощавая женщина повертела головой неспешно, можно сказать даже, вяло, с неохотой изучила пространство. Эти исследования привели женщину к предположению, что она находится в странном коридоре. Весьма узком, прямом и неприятном. Вдоль стен с обеих сторон располагались двери. Их бесчисленное количество таких ярких однотонных, разноцветных, да еще и закрытых снова вызвали в женщине брезгливость и гнев. Нила скривилась и ей показалось, что ей сдавила виски очень тупая, назойливая и цепкая боль. Она прижала руки к вискам и по обыкновению простучала нервными пальцами, будто шаман, изгоняющий духов злобы.

— Так не пойдет, — вслух сказала Нила, — даже идти некуда. Какое глупое выражение, — Нила снова скривилась и, опустив голову, заметила бледную, худую, серого цвета собаку. — Ой! Ты, наверное, выглядишь еще хуже, чем я, — Нила присела, с жалостью рассматривая животное. И правда, высокая, исхудавшая собака выглядела болезненной, изнеможенной. Острые ребра выпирали по обе стороны впалого живота. Женщина погладила животное и прикинув, решила, что это умирающий грейхаунд. — Будет смешно, если ты со мной заговоришь. Но ты почему-то здесь, — собака внимательно посмотрела на человека и, издав сдавленное скуление, направилась к разноцветной двери, остановилась и снова уставилась на женщину.

— Чего ты хочешь? — склонив голову набок, спросила Нила, аккуратно приближаясь к собаке, — ты хочешь, чтобы я вошла туда? — в качестве ответа животное поскребло худой длинной лапой по все той же ненавистной из-за цветового решения двери. — Хорошо, что у тебя черно-белый мир. Поверь. Эта дверь — такая безвкусица. Я бы не советовала тебе туда заходить, — Нила подошла к собаке. — Ну, посмотри, сколько здесь других дверей! — она обвела узкий коридор рукой. — Давай заглянем в другие двери! — собака слегка оттянулась назад, выражая недовольство, и слабо фыркнула. — Не сердись. Давай попробуем. Пожалуйста, — уговаривала Нила четвероногого спутника и направилась к красной двери. Животное ловко оббежало человека и преградило путь. — Фу! — рефлекторно скомандовала женщина, совершенно не опасаясь чужого незнакомого животного, — отойди! Я сказала — я зайду, — и Нила открыла дверь.

Фрая держала Нилу за руку. Тело худощавой женщины пребывало в полной неподвижности. Изо рта зловеще так несправедливо торчала трахеостомическая трубка цвета ярко синего неба. Фрая подумала, что такое несоответствие вряд ли понравилось Ниле. Порой она утверждала, что жизнеутверждающие цвета в палатах интенсивной терапии — простое невежество, ибо на подсознании вкладывают в души людей пустые надежды. Фрая улыбнулась и еще крепче сжала вялую, покрытую ссадинами и еще свежими шрамами руку подруги.

— Доктор Полак! — мужской голос прозвенел где-то сзади, Фрая обернулась.

— Не здесь, — твердо отрезала женщина и вышла в коридор к более чем пышных размеров мужчине.

— Доктор Полак, — повторил мужчина, не вытаскивая рук из карманов зеленого халата, будто эта поза придавала ему авторитетной значимости. Как и Нила, Фрая не разделяла подобную манеру общения. — Вы, как нейрохирург со стажем… — мужчина зачем-то прокашлялся, словно не доверяя тому, о чем говорил, — … вы эксперт. И вы должны понимать.

— Я ничего не должна понимать. — Резко перебила его Фрая, держа руки вдоль тела, лишь изредка сжимая и разжимая кисть правой руки в кулак. — Я знаю, — она склонила голову в пол, резко вскинула брови вверх и пристально посмотрела на стоящего в неподдельном раздражении врача, — увольте меня от пространных излияний. Я не горе-обыватель. Мне известна ситуация. Ситуация всего: больницы, пациентки, финансов и, конечно же, политика самого учреждения мне предельно ясна. Я знаю, что все оставляет желать лучшего, которое не настанет никогда, — Фрая недобро улыбнулась и скрестила руки на груди. — Уж не знаю, как там Бог, каковы его планы. Думаю, именно этим сейчас они заняты с доктором Богоевой — выясняют отношения. Но я предупреждала и повторю снова — я не намерена отключать пациента Нилу Богоеву, заслуженного специалиста по патологической анатомии, кандидата медицинских наук и просто еще живого человека, от аппарата ИВЛ, — Фрая говорила громко, четко выговаривая каждое слово. — Поэтому умоляю вас, перестаньте преследовать меня. Я не Фауст, а вы не будьте чертом, — Фрая даже не попыталась послушать реплику пузатого доктора и вышла вон из коридора, стремительно приближаясь к лифту.

Нила шаталась из стороны в сторону, словно тростник у неспокойной реки. Ноги едва слушались. Женщина плотно закрыла красную дверь. На ее лице было сожаление, испуг и сквозящее удивление. Она посмотрела на собаку и покачала головой. Животное молча сидело, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

— Чудеса, да и только, — слабо выдохнула Нила, присев на корточки возле животного, — ты представляешь, там, за дверью — Я, — Нила снова покачала головой. — Да нет же. Тебе все известно. Что говорить. Одно не могу понять, — женщина облокотила щеки о худые руки, — я вот как-то не так представляла загробную жизнь. Я думала… — Нила искренне и широко улыбнулась, — …буду летать себе. Парить. Потом падать. Здороваться с родственниками. Узнавать, как там у них дела. Кто где сидит, — женщина на какое-то мгновение задумалась, глядя в пол, куда-то мимо лап собаки. — Ну а потом, да. Встреча… Ну ты понимаешь?.. — Нила щелкнула языком и подняла глаза, как бы к небу. — … с ним, с Главным. А все вот оно как, — Женщина хотела погладить серую собаку, но животное увернулось от ее руки и оживленно, поджав хвост, протрусила к цветной двери, нетерпеливо приглашая человека. — Ну что же ты будешь делать? — Нила встала на ноги, — я поняла тебя. Но я не хочу. Веришь? Пока не хочу, — женщина тяжело вздохнула и отряхнула зачем-то платье, — я еще похожу тут немного. Посмотрю, как я жила. Может, чего нового вспомню, — женщина рассмеялась, — точнее, старенькое забытое навещу. А ты подожди меня здесь. Никуда не уходи, — Нила приветливо махнула собаке рукой, — я не долго. Но! Я пока побуду здесь. Дождись меня. Я скоро, — худощавая женщина решительно подошла к фиолетовой двери и рывком распахнула, скрывшись в собственном прошлом отрезке жизни.

— Доктор Полак, — возле Фраи, чуть в стороне от медицинской кровати, стоял врач, мужчина средних лет, высокий, с аккуратно подстриженной бородкой. Он обращался тихо, во всех жестах и интонации прослеживалась учтивость и уважение к собеседнику, — я премного сожалею о случившемся. Однако нам стоит обратить внимание на то, что терминальные паузы в последнее время участились, — врач сделал паузу и продолжил, — на данный момент, как вы сами понимаете и знаете, госпожа Богоева находится не просто в преагональном состоянии. К сожалению, наступил момент полного, абсолютного, агонального состояния. И мне правда жаль, — мужчина потер зачем-то руки и сделал шаг навстречу уставшей, исхудавшей от бессонных недель Фрае.

— Не подходите, пожалуйста, — спиной Фрая чувствовала движение в пространстве, но повернуться к врачу не пожелала, — я… знаю… Однако запрещаю вам и кому-либо отключать пациента от аппарата.

— Но не помогает даже парентеральное питание! — воскликнул мужчина, оставаясь на прежнем расстоянии от женщин, — пожалейте ее. Это, простите, конец.

— Замолчите. Это не конец, — более мягко продолжала Фрая, — мы пережили коллапс, шок IV степени. Переживем и запредельную кому. Прошу вас, дайте мне время. Смерть — вот окончательный конец. А пока… Я буду с госпожой Богоевой столько, сколько потребуется, — Фрая повернулась к мужчине и подошла очень близко. От мужчины приятно пахло ванилью и кофе, возможно, он не так давно обедал. Приблизив аккуратно вырезанный небесным скульптором рот, почти в самое ухо врача, Фрая прошептала, — уверяю вас, завтра нас не будет, — мужчина дернулся, но Фрая придержала его плечи, — естественным образом. Просто поверьте мне. Завтра. На рассвете. Нила покинет свое запределье навсегда. Обещаю.

Нила захлопнула за собой гридеперлевую дверь. Протерла лицо длинными пальцами. Огляделась вокруг, выискивая серую собаку. Животное сидело в преданном ожидании у разноцветной двери. Женщина подошла к ней и устало облокотилась о стену. Животное с явным осуждением глядело на человека.

— Вот что я тебе скажу. Это удивительно, — Нила прижала указательный палец к вискам. Возможно, у нее все еще болела голова, хотя внутри себя она понимала, что это невозможно, однако дискомфорт, приносивший ей столько лет страданий, распространял свои сети и на территории запределья, — я предполагаю, что там, за дверью. И ты… — женщина не нашлась, как обратиться к собаке, на ум не пришло ни одного имени, — и ты, конечно же, все это знаешь. Но. То, что я увидела там… — Нила сделала вялый выпад рукой в сторону коридора, — … это стоило того. Ты понимаешь. Это ж надо было! Я большую часть жизни мечтала. Точнее, рассуждала. Над тем, что, если вдруг мне выпадет шанс пережить мою жизнь снова, без единых изменений, просто как пересмотреть любимый фильм. Я была уверена, что хочу пережить все это снова, — женщина помолчала и продолжила, — мне казалось, что там, в прошлом, было столько любви, что все так мило и красиво. Но вот. Как бы признаться? — Нила опустилась на колени ближе к серой собаке, которая, как показалось женщине, начала менять окрас, — там столько боли и порока, что, веришь, я ни за что не хочу назад. Вот правда, — женщина протянула руку к морде животного и действительно, из серого собака прямо на глазах меняла свой цвет на странный вердепешевый окрас, — не хочу. И вот еще что… — Нила последний раз вздохнула и отняла руки от Смерти, — ты уж прости, что так долго. Задержалась я что-то. Не обижайся. И спасибо тебе за все. Жаль, не поболтали. Но, видимо… Мифы все это. Смерть скупа на разговоры. Надеюсь, Создатель будет более расположен к диалогу, — Нила слабо улыбнулась, поднялась на ноги и положила руку на керамическую ручку разноцветной последней двери. — Прощай.

— Чувствую себя крайне глупо. Но ты не причем, — Фрая держала почти прозрачную руку Нилы. Нервно, с особой интенсивностью, она поглаживала большим пальцем головку локтевой кости, словно втирая живительную мазь в холодную и коченеющую кисть. — Просто слушай мой голос. И давай… Выберемся оттуда, где ты сейчас находишься. Я уверена, ты слышишь меня, — Фрая тихо прочистила горло, прибирая реверс в голосе, который выдавал ее волнение. — Понятия не имею, где ты. Но слушай. Помнишь? Я обещала тебе быть рядом. Так вот, радуйся. Я вот. Здесь, возле тебя. Держу тебя за руку и пытаюсь нести какую-то чушь, — Фрая изнеможенно выдавила улыбку. — Когда мы болтали вместе, это не казалось таким уж сложным. А сейчас. Ума не приложу, что говорить. Но главное. Слушай мой голос. Представь. Только по-честному, Нил. Представь дверь! — в голове у Фраи возник наконец четкий образ, и она этому чрезвычайно обрадовалась. Сжала руку подруги еще крепче и явно с большим и искренним энтузиазмом продолжила. — Точно! Дверь. Видишь ее? Уверена, видишь. Главное, не отворачивайся от нее. Смотри на нее и иди к ней. Поняла? А знаешь, какая она? Дверь эта? Она такая, — Фрая прищурила глаза, пытаясь визуализировать дверь, какой же она должна быть в другом мире, — она знаешь какая? Не такая, как обычная дверь. Это же дверь в небо, все-таки. Да. И… Вот только не злись. Но она… Она разноцветная! Пестрая, такая вся! И!.. — Фрая искренне рассмеялась собственным образам, — в полосочку! Да. Именно! В зигзагах, в горошек, короче, такая чудо-дверь! — Фрая погладила практически безжизненные щеки пациентки. — Да, да. Все, как ты не любишь. Это вот специально. Это я так тебе отомстить решила, — голос Фраи дернулся, но она овладела собой вновь. — Сама виновата. Ты виновата. Говорила тебе. Не выезжай в такую рань. Ну да ладно! — опомнилась женщина и устыдилась собственных обвинений, но она была просто человеком. Нет. Не просто. Любящим человеком и, конечно, ко всей сложившейся ситуации возникали оправданные претензии. — Слушай меня дальше. Дверь. Там, дверь. А еще. Еще там собака. Да. Я знаю, ты любишь собак и доверяешь им. Порою мне казалось, что собакам ты доверяешь куда охотнее, чем людям, — Фрая грустно улыбнулась. — Так вот, там собака. Но я не знаю, какая собака. Знаю, что большая. Ты же не любишь маленьких. Говоришь, мозгов у них нет. Точнее есть, но недостаточно, чтоб тебя боготворить, — женщина прикрыла лицо рукой, и уже было непонятно, смеется она или поддается слезам. — Так что это обязательно большая собака. Может ризеншнауцер какой-то, или дог, а может кавказец. Короче, большая собака. И ты. Ты доверяй ей, пожалуйста. Вот поверь мне. Верь этой собаке! — Фрая обхватила ладонь Нилы обеими руками. — Это очень важно! Я знаю, что ты несносно, паталогически упрямая! Но в этот раз. Прошу. Слушайся собаку, — электрокардиограф предупредил о замедлении биения жизни в теле, душа которого скоро будет где-то очень далеко. — Правильно! Доверяй собаке. Она выведет тебя к свету. И все будет кончено. Но только для меня. Главное — не бойся, — Фрая очень тихо, совсем тихо добавила, изо всех сил сдерживая негативные, печальные эмоции бессилия перед неизбежным прощанием, — и вот еще что. Я… Люблю тебя. И желаю тебе… Пусть это будет не конец, а начало твоего света, — Фрая все же выронила слезу. — Найди все, что ты хотела найти. И пусть Бог… Твой Бог приятно удивит тебя. Прощай. — Датчики хладнокровно констатировали асистолию. Фрая взглянула на монитор, потом в окно, в котором созревал рассвет, поцеловала удивительно быстро хладеющую щеку подруги и покинула палату, встречая последнее утро, в котором они были вместе.