Обрести силу

15

В это утро Кордова ни чем не напоминала собой тот замерший в страхе и нерешительности город, которым она была последние несколько месяцев. Казалось, столица провинции ожила, вновь приобретая купеческую живость и торговую многолюдность давних времен, когда десятки караванов и обозов со все сторон королевства въезжали и покидали его.

Огромные деревянные ворота крепости, смотрящие на юг, были широко раскрыты. Через проем, в котором с легкостью могли разъехаться две, а то и три повозки, непрерывным потоком проходили легионеры Шамора. С радостными лицами они обсуждали обещанную Сульдэ новую добычу, до хрипоты спорили о величине богатств следующего взятого ими города, гоготали по поводу прелестей ждущих их горожанок. Между туриями неспешно мешали только что выпавший снег высокие фургоны с припасами и снаряжением.

Отогревшие и «выпившие Кордову до суха» легионеры, наконец-то, получили приказ выступать. Передовые отряды бессмертных покинули город еще глубокой ночи, отправившись в глубь территории очередной провинции Ольстера. Основная часть легиона начала выдвигаться на рассвете…

— Победоносный, серая тысяча покинула казармы, — на территории бывшего лагеря короля Роланда перед замершим подобно статуе Сульдэ склонился один из его тысячников. — Бессмертные готовы выступать.

Старик кивнул, не говоря ни слова. В такие минуты он предпочитал молчать, наслаждаясь восхитительным зрелищем марширующих стройных коробок турий. Всякий раз его охватывало одно и то же чувство — чувство сопричастности с этим огромным человеческим организмом, в которое превращались тысячи частичек-легионеров. Сульдэ чувствовал себя продолжением легиона, который он снова и снова внутри себя сравнивал с необыкновенным пробуждающимся зверем.

Он не отрываясь смотрел на развертывающийся легион, на строящиеся в единый порядок турии; вслушивался в резкие звуки приказов, звонкое гудение труб сигнальщиков, ржание лошадей… Однако, в какой-то момент чуткое ухо командующего уловило в давно уже ставших для него привычными звуках что-то чуждое — что-то непонятное вносило диссонанс в это по-своему красочную и торжественную симфонию войны, страха и боли.

— Стойте! Стойте! — чей-то пронзительный крик все сильнее и сильнее раздавались чьи-то крики. — Дорогу! Вашу…! Дайте дорогу!

Через стоявшие в походном порядке турии тяжеловооруженных бессмертных пытался пробраться какой-то человек. Он расталкивал плотно стоявших солдат локтями, пытаясь пробиться через очередной строй.

— Дорогу! Дайте…, — воин (а Сульдэ мог бы поклясться, что рвущийся к нему человек именно воин и скорее всего не рядовой бессмертный) кричал, размахивая какой-то светлой тряпкой. — Разойдись! Быстрее!

За сотню шагов до места, где расположился сам Сульдэ и кади Даданджи, его сразу же скрутила личная охрана командующего и скрюченном виде потащила его дальше.

— Победоносный…, Господин, — едва пойманного бросили на землю, как Сульдэ стало ясно, что он не ошибся — этот окровавленный, в помятых доспехах бессмертного, воин, действительно не был рядовым. — Господин, — с земли на них смотрело обезображенное кровоподтеками лицо комтура. — На передовой дозор напали…

Командующий махнул рукой, и стоявшего на коленях поставили на ноги. От резкого движения фибула, скреплявшая плащ комтура, слетела и плащ сполз с плеч, открывая изуродованный метал панциря. Фигурные вставки на его поверхности были вдавлены внутрь, словно кто-то молотил по нему с чудовищной силой.

— Примерно семь лиг отсюда, на юг, — Сульдэ в нетерпении наклонился вперед. — Сначала нас обстреляли, господин, — из-за пояса комтур вытащил обломанную стрелу с уже знакомым всем черным матовым наконечником. — Как всегда, выпустили несколько стрел из леса и скрылись, — комтур то и дело прерывал свой рассказ хриплым кашлем, от которого сотрясалось все его тело. — И в этот раз, хвала Богам, мы отделались лишь парой царапин, — хриплый кашель вновь настиг его.

— Кто это был? — Сульдэ соскочил с коня и вплотную приблизился с гонцу. — Воды ему!

— … Господин, в лесу были… — на губах бессмертного запузырилась кровавая пена. — Гномы. Мы увидели лучника, господин… Я не смог сдержать своих людей…

Сульдэ заскрежетал зубами, с шумом втягивая в рот воздух. На его лице в этот момент застыла странная смесь противоречивых чувств — недовольства этим вероломным нападением союзников и радости от своей правоты.

— Я знал…, — с презрением выталкивал он из себя слова. — Я знал, что эти мерзкие карлики нас предадут. Этим грязным отродьям ни на грош нельзя верить… Одной рукой они раздают нам обещания о совместных походах, а другой продают нашим врагам оружие, — старик продолжал со злобой. — Надо было растоптать это отребье и не связываться с его царьками.

В эти мгновения Сульдэ с перекошенным от злобы лицом совершенно не напоминал теккэна, старого матерого лиса, именем старика называли его друзья. Сейчас бурлящая в жилах кровь и бьющий в голову гнев делал командующего похожим на другую его ипостась — дикого вепря, силу и ярость которого познало не одно граничащее с Шамором государство…

В глазах его стояла кровь и жажда убийства. Он с хрустом сжимал кулаки, с почти физическим наслаждением представляя, как ломает шеи своим новым врагам…

Стоявший все это время рядом с ним кади же, напротив, испытывал совершенно иные чувства. Он по сравнению с буквально пышущим злобой и решимостью Сульдэ, выглядел растерянным, если не сказать потерянным.

— Какие гномы? Откуда? — сыпал он вопросами, переводя взгляд то на потерявшего сознание раненного комтура, то возбужденного командующего. — Владыка Кровольд наш союзник… Его посланники при дворе уверяли, что…

— Какие к демонам посланники? — резко развернулся к нему Сульдэ. — Они лишь молотят своими языками, а больше от них нет никакой пользы! Эта тварь, значит, надеялся, что катафрактарии Роланда втопчут моих бессмертных в землю или хорошенько потреплют… А уж потом он явиться. Думал, что тогда уж точно сможет нас размазать Железной стеной… Я говорил… Говорил, что этому подлому племени нет веры. Великий же слушал других…, — в его взгляде, брошенным на кади Даданджи было столько неприкрытой злобы, что тот поежился. — Этих придворных шаркунов… У Великого Шамора есть только один союзник. И это его бессмертные.

Он резко вскинул руку вверх, привлекая внимание окруживших его тысячников, и закричал:

— Воины! — едва заслышав его голос, стоявшие ближе всех бессмертные целыми туриями сразу же стали поворачиваться к нему. — Мы нашли это отребье без чести воина, что травило вашу воду, что пускало в вас отравленные ядом стрелы, что устраивало на дорогах волчьи ямы! Это те, кто еще недавно притворялись нашими союзниками и друзьями! Это те, кто клялся идти с нами против короля Роланда до конца! — с каждым его словом все новые и новые воины присоединялись к уже стоявшим плотной толпой бессмертным. — За всем этим стояли мерзкие коротышки! Это были гномы!

По стоявшим легионерам, которые еще с утра только собирались сражаться с одним противников, а пришлось — с другим, пробежала сначала волна недоумения, сразу же сменившаяся волной негодования и ярости.

— Они здесь! Совсем рядом! — каркающим голосом вещал старик, привстав на стременах. — Эти полукровки забыли свое место! — забитое воинами поле сразу же ответило ему воодушевленным воем; намек на противоестественное происхождение гномов был воспринят «на ура». — Так идите и покажите им его! — поле всколыхнуло еще сильнее; «заряженные» легионеры вскидывали над собой мечи и яростно ревели.

С оскаленным как на черепе ртом, Сульдэ развернулся к своим тысячникам.

— Первой выступает тысяча Джебет, — кряжистый седой воин в потрепанных доспехах тут же гулко стукнул себя в грудь, подтверждая готовность исполнить любой приказ. — Ты первым попробуешь их на зуб, мой верный Джебет. Ударишь прямо по тракту, волнами… Это будут гном, Джебет. Не забывай этого! Поэтому порядки сотен строй плотнее, плечом к плечу. Пусть пики второй линии лягут на плечи легионеров первой и так дальше, — тот вновь стукнул себя в грудь, давая понять, что не подведет. — Поднимай свою тысячу, Джебет.

Едва бессмертные Джебет, облаченные в доспехи в пепельно-черного цвета, выдвинулись из предместий Кордовы, пришли в движение и остальные легионеры. Сульдэ пустил в обход справа и слева тысячу Аматео и Бури, которые должны были зайти в тыл отрядов гномов.

… Встреча с гномами, которые разгромили один из передовых дозоров готовящегося к выступлению легиона, произошла в каких-то пяти или шести лигах от Кордовы. Словом неожиданный враг оказался почти в подбрюшье у Сульдэ, что особенно и взбесило его.

Шаморцы увидели своих обидчиков неожиданно. Из-за петляющей дороги, то карабкающейся на холмы, то спускающейся в низину, блестящая черная стена щитов предстала перед ними резко. Казалось, еще мгновение назад впереди мерно вышагивавших легионеров с многометровыми копьями еще никого не было, и вдруг, после очередного подъема и следовавшего за ним поворота перед ними возник враг.

Вряд ли кто из бессмертных первой линии, да других линий тоже, хоть раз в жизни воочию видел знаменитую Железную стену гномов, которая столетия назад кровавым катком прошлась по древним государствам Тории. Это была совершенно монолитная стена черного металла, в которой будто не было ни единой щели ни единого отверстия. Квадратные ростовые щиты с небольшим вырезом с боку, в котором уютно устроилась пика с широким мечеподобным лезвием, перегородили собой тракт. Над щитами едва высовывались сплошные с едва заметными узкими отверстиями для глаза плоские шлемы.

Практически вплотную к ним стояла и вторая линия фаланги, гномы которой в случае необходимости либо подпирали плечом соседа спереди либо вскидывали щит вперед для его защиты. Тоже самое делала и третья и четвертая линия фаланги, что придавало построению одновременно и крепость скалы и остроту кинжала.

— Их мало, — с хищным удовлетворением отметил Сульдэ, для которого с жеребца открывался хороший обзор на этот участок тракта. — Пять или может шесть десятков…, — он переместил взгляд на обходивших его подобно ручью выступающую скалу непрерывным потоком солдат тысячи Джемет. — Бессмертные их и не почувствуют!

Через мгновение к нему присоединился и кади, чуть отставший из-за идущей массы легионеров.

— Не будем спешить, — проговорил Даданджи, внимательно осматривая небольшую кучку гномов, с упрямством обреченных стоявших перед огромной массой войск. — Они совсем не похожи на безумцев, способных напасть на легион. Слышишь?! Мы должны поговорить…

Сульдэ лишь скалился в ответ на его слова.

— Не похожи…, — старик вскинул голову, негромко повторяя произнесенное. — Если кто-то поступает, как враг… значит, он враг… Джемет! Пусть они ответят за кровь!

Тот же, уже давно ловящий взгляд своего господина, радостно заревел и поскакал к туриям первой линии, в которой были самые физически сильные и опытные воины. Именно им предстояло ударить первыми и вскрыть оборону гномов.

— Ра-а-ат! — заорал Джемет древнешаморский клич, означавший «вперед». — Ра-а-а-т! — почти сразу же откликнулись легионеры ударной первой линии. — Ра-а-ат! — подхватили его остальные. — Ра-а-ат!

С каждым новым криком их шаг становился чуть короче и быстрее, позволяя плотному строю с шестиметровыми пиками постепенно набирать скорость.

— Ра-а-т! Ра-а-ат! — их шаг стал еще быстрее. — Ра-а-ат! Ра-а-ат!

Когда до строй гномов осталось не более пятнадцати шагов легионеры уже бежали, с трудом удерживая равнение копий.

— Ра-а-ат! — более трех сотен легионеров неслось в первом потоке. — Ра-аат! — какой-то десяток шагов их отделял он железной стены. — Ра-а-ат!

Бам!! Бам!! Бам!! С клацаньем железа, наконечники копий ударились по щитам гномов! С противным, пробирающим до глубины визгом, они тут же скользили по полукруглой поверхности щитов и взмывали вверх. А следом в фалангу с грохотом врезались и не успевшие затормозить легионеры.

На наблюдавшего все это кади все сильнее и сильнее накатывало ощущение самой что ни на есть настоящей катастрофы. Что-то внутри него все громче и громче шептало, что еще мгновения и происходящее уже не остановить… Вдруг мертвенно бледный кади резко дернул поводья, поднимая своего жеребца на дыбы, и направляя его прямо на Сульдэ.

— Остановись же, безумец! — хрипел Даданджи, хватая того за рукав. — Еще не поздно! — пошатнувший в седле старик что-то прорычал в ответ и потянулся за свои клинком. — Наш враг король Роланд, а не гномы! Упрямый старик!

Онемевшие от развернувшегося прямо на их глазах противостояния тысячники встали плотной стеной вокруг, не пуская рвущихся в центр телохранителей верховного кади. Еще не обнажая мечи, и те и другие с силой пытались вытолкать друг друга, в пол голоса хрипя проклятья.

— Прочь!

— Именем султана…

— Куда прешь?

— В ножны клинок, в ножны!

— … Они должны решить все сами.

Тем временем первый удар бессмертных захлебнулся… Ученик так и не смог превзойти своего учителя. Железная стена, знаменитая фаланга гномов, с легкостью устояла перед натиском своего людского подобия — тяжелых гоплитов Шамора.

С грацией гигантского зверя закованная в металл фаланга сделал быстрый шаг назад, сбрасывая с коротких копий с широкими наконечниками изувеченные тела бессмертных тела. Тут же больше четырех десятков гномов передней линии одним движением вернули копья назад и встали в привычную стойку, опираясь краем щита на щит своего товарища слева.

Едва железная стена, ощетинившаяся выпуклыми щитами и копьями, вновь приняла привычный вид, как откуда-то из ее глубины стал раздаваться грудной трубный звук.

— У-у-у-у-м… У-у-у-у-у-м, — непрерывными волнами накатывался звук, словно упрямый морской прибой раз за разом упиравшийся в скалы. — У-у-у-у-м… У-у-у-у-у-м.

Над головами гномов одновременно взвился черный стяг, на колыхавшим от ветра полотнище которого были различим священный для каждого гнома символ — два соединенных вместе круга. Это был знак подгорных богов — двух братьев, которые создали в пламени великого горна первого гнома и положили начало великой расе гномов.

Поднятый вверх такой стяг мог означать лишь одно из двух: среди гоплитов железной стены находился либо сам владыка подгорного народа, верховный правитель гномов, либо тот, кто говорит его устами.

— У-у-у-у-м… У-у-у-у-у-м, — не смолкал трубный звук, взывающий о временном перемирии и встрече. — У-у-у-у-м… У-у-у-у-у-м…

Под несмолкающие звуки из глубины строя словно корабль по морским просторам поплыл черный стяг. Стоявшие в фаланге гномы почтительно расступались перед несущим его гномом. Это был крепко скроенный старик, широкая серебристая борода которого закрывала большую часть массивного нагрудника.

Едва гном встал перед строем и с силой ударил древком стяга о земле, как трубные звуки смолкли и установилась тишина.

Ожидание продлилось не долго… и вот из неполного строя потрепанных легионеров первой линии вышло двое, один из которых держал в руках древко с шаморским стягом, а второй — небольшую металлическую булаву тысячника. Именно они, согласно древним традициям, своими корнями уходящими в кровавые события Великой войны, должны были препроводить посланника через порядки своих войск.

— … Хуманс…, — первым прервал молчание гном, вкладывая в каждое свое слово тонны презрения. — Я, Горланд Тронтон, старший мастер войны владыки подгорного трона, должен говорить с твоим господином, — его взгляд смотрел сквозь легионера, словно тот был абсолютно пустым местом. — …

— Я, Бури сын Карандана сын Веера, тысячник Победоносного Сульдэ, — стоявший напротив гнома тысячник с трудом выдавил из себя ритуальную фразу. — Мой господин ждет тебя, — произнеся это, он повернулся назад. — …

Гном направился за ним. С прежним каменным выражением лица, на котором застыло поистине вселенское презрение к мелким, копошившимся под его ногами, людишкам, мастер войны с достоинством вышагивал сквозь строй бессмертных. Казалось, он совершенно не замечал ни лежавших на земле тел, ни бросаемых на него полных ненависти взглядов.

Первые внятные эмоции появились на лице гнома лишь тогда, когда он оказался возле своей цели. Он едва бросил взгляд на двух человек, стоявших в окружении массивных фигур с обнаженным оружием, как вдруг буквально впился глазами в одного из них.

— Мое имя Горланд Тронтон, старший мастер войны владыки подгорного трона, — начал говорить посланник и в голосе его звучали нотки замешательства, причиной которого был небольшой золотой медальон с выгравированным человеческим глазом на шее одного из стоявших перед ним людей. — Я вижу среди вас человека, носящего Око Великого Шамора, а значит, являющегося Верховным кади империи. И тогда я спрашиваю вас! По какому праву вы напали на посланников владыки Кровольда, друга и союзника вашего господина.

При этих словах то бледнеющего то темнеющего командующего, казалось, удар хватит…

— Союзники? Идущие вместе? — прошипел Сульдэ? — еле сдерживаясь, чтобы не зарубить мечом этого нагло вравшего ему в глаза гнома. — Да как только ты смеешь…, — командующий с силой рванул небольшой мешочек, висевшей у седла, и с яростью бросил под ноги гному. — Вот настоящая цена вашей помощи! — ткань брошенного мешочка с треском порвалась и на земле оказалась россыпь из нескольких сотен матово черных наконечников. — Вы говорите о мире и помощи, а сами куете оружие для Роланда. Вот, этими стрелами из гномьего металла моих людей бьют как куропаток! Союзники…

Старший мастер войны тут же поднял один из наконечников и молча стал его рассматривать. «Наш метал…, — ему был прекрасно знаком этот глубокий цвет метала, его удивительная крепость. — Гномий… Откуда здесь? И тем более в виде стрел? — он слышал, как шаморец что-то говорил про десятки килограмм собранных на поле боя стрел. — Кто из мастеров в здравом уме будет переводить драгоценный черный метал на это? Из такого железа можно ковать лишь клинки…, — он стал еще раз вглядываться в этот удивительно ровный, безупречно отполированный, смертоносный кусочек железа. — Хм…, — время от времени его взгляд падал на землю и бродил по ней, то и дело останавливаясь на очередном наконечнике. — Хм… Как такое может быть? Они одинаковы словно единоутробные братья?! Ни один мастер не сможет сковать столько полностью похожих вещей! — он тут же упал на колени и стал снова и снова сравнивать наконечники между собой; сомнений не было — все они были близнецами. — Такого не может быть…».

Горланд медленно поднялся с колен, высыпая поднятые наконечники на землю. «Откуда это все? Кто так легко может тратить драгоценное черное железо? — все новые и новые вопросы всплывали у него в голове и не находили ответов. — Делать из него наконечники — это все равно, что выкидывать его… А делать столько…».

Вдруг он замер. «Не может быть… Нет…, — начал отмахиваться посланник от внезапно пришедшего ему в голову предположения. — Отступники… Значит, слухи не лгали, и это дело рук топоров… Но, подгорные боги, как это возможно?».

— В это нет вины моего господина, — наконец, размышления старого гнома оформились во что-то более или менее ему понятное. — Владыка Кровольд честно соблюдает договор с твоим господином, хуманс.

Но эти слова словно редкие капли воды в иссушенной солнцем пустыне «ушли в песок». Никто из стоявших напротив него людей «ни на грош не поверил ему».

— Все это дело рук отступников, выступивших против владыки, — продолжал настаивать на своем посланник. — Никто из кланов, признавших владыку Кровольда, никогда не продавал людям столько изделий из священного черного железа… Это труд сотен и сотен мастеров, — после почти незаметного раздумья добавил гном, скидывая на землю последний оставшийся в его руках наконечник. — Я не знаю, как отступникам это удалось…

Он снова и снова оглядывал лежавшие перед ним россыпью матовые наконечники и ни как не мог понять, как почти исчезнувший захудалый клан, в котором настоящих мастеров можно было пересчитать буквально по пальцам одной руки, мог выковать столько великолепных наконечников. Еще больше его растерянность и собственно непонимание этого усиливало то, что взбешенные хумансы говорили чуть ли не о сотнях килограмм собранных на поле боя пятидесятиграмовых черных листочков. «Я же вижу… Это работа настоящего мастера, — бормотал про себя мастер войны, десятилетия назад слывший далеко за пределами своего клана известных кузнецом. — Так тщательно выковать, закалить до драгоценного звона, довести до чудесной глади его поверхность… нужно трудиться часами».

Однако его растерянность и удивление стали бы поистине бесконечными, если бы он только мог увидеть, как появлялись на свет эти черные лепесточки, которые чуть не сломали хребет одной из сильнейших армии Тории. Смог бы он и дальше оставаться тем, кто он есть, когда увидел… здоровенный штамп — пресс, длинный самодельный конвейер, возле которого десятки великовозрастных подмастерьев и учеников под руководством хромого мастера доводили до ума сотни и сотни листовидных металлических болванок.

Конечно все объяснения и уверения Горланда не смогли до конца снизить взлетевший до небес накал подозрений и недоверия между людьми и гномами, но, все же позволили продолжить эти не простые переговоры в другом месте, более спокойном месте,… в шатре командующего.

— В том, что случилось нет ни вашей ни нашей вины, — здесь нить беседы вел своими уверенными руками сам верховный кади, который несмотря на свою молодость уже приобрел значительный опыт существования в том гадюшнике с гадюками, которые некоторые люди по недомыслию называли султанских дворцом; он то, в отличие от все еще здесь же недовольно сопящего Сульдэ, был совсем не отягощен накопившимся грузом подозрений и обид. — Это все козни наших врагов…

Морщины на лбу слушавшего все это внимательно гнома постепенно разглаживались.

— У которых нет ни чести ни совести сразиться с нами лицом к лицу, — с искренне звучавшим в его голосе негодованием вещал Даданджи, севшего так, чтобы держать в поле зрения и Сульдэ, с лицом чернее тучи, и каменнолицего посланника владыки гномов. — Погибли…, — тут кади запнулся, понимая что говорить только о погибших бессмертных нельзя. — Наши товарищи, — все же выкрутился он. — Но эта кровь легко между нами и нашими врагами.

Потом он еще долго и витиевато говорил, говоря то о мудрости великого султана, поставившего во главе орды вторжения столь опытного и удачливого полководца; то о прозорливости владыки Кровольда, что присоединился к Шаморской империи в этом справедливом деле и т. д. и т. п. В конце концов, кади в своих умиротворяющих рассуждениях договорился до того, что Сульдэ не выдержал…

— Хватит, — прохрипел он из своей части шатра, откуда последний час ненавидящим взглядом буравил сидевшего напротив него седого гнома. — Хватит об этом… Я хочу спросить другое. По договору земли Ольстера к югу от Гордума отходят к Шамору. Так какого демона здесь на наших землях делают гномы?

Сульдэ с вызовом посмотрел на гнома. Во взгляде же кади было лишь любопытство.

— Договор свят, — мастер войны был немногословен; и, казалось, слова из него нужно было тянуть клещами. — И здесь мы всего лишь гости… Владыка Кровольд послал меня договориться.

После этих слово глаза Даданджи загорелись. Он словно охотничий пес, делавший стойку на прятавшегося зайца, чувствовал сладкий запах наживы.

— По эту сторону гор великого Гордрума располагается убежище наших врагов — город клана «Черного топора», — посланник встал с мягкой кошмы и, развернув вытащенный из-за пазухи скрученный пергамент, начал его вслух читать. — Я, владыка подгорного народа Кровольд Твердоголов, призываю тебя, слуга великого султана Махмура Шаморского, оказать помощь моему посланнику и наказать моих врагов.

Мастер войны почтительно свернул свиток и преподнес его сидевшему ближе кади. После этого гном продолжил.

— Живущий в этих землях клан Черных топоров, отвергнувший владыку Кровольда, и есть те отступники, что снабжают армию Ольстера оружием из гномьего металла, — брови верховного кади взлетели вверх. — Пока продолжается зима перевалы Гордрума, через которые можно быстрее всего добраться до наших врагов, непроходимы ни для пешего ни для конного. Сейчас только сумасшедший отправиться по этой дороге… Сил же тех кланов, что обитают с этой стороны Гордрума, может не хватить, чтобы привести отступников к повиновению.

К окончанию речи обезображенное лицо Сульдэ начало сводить судорогами. Пришедшее к нему понимание того, что его долгое время водили за нос какие-то недомерки, которых он всю свою жизнь практически ни во что не ставил, приводили его в настоящую ярость. «Все это время под самым носом… Проклятые земляные карлики водили свои шашни с этим жалким корольком, — все бурлило внутри него. — Значит вот откуда все это… Наконечники стрел, проклятые фургоны, и… главное слухи о гноме, владеющем магией».