Из темноты явно тянуло старостью. Кто-то кряхтел. Сыпался шорох предсмертного сжатия. Бледные радиолучи, царапали пустоту.
Ши зябко шевельнул стабилизаторами. Вряд ли ему хоть раз самому бы захотелось забраться в этот район спирали. Но дед был где-то здесь, среди звезд своей молодости…
По ресницам скользнул холодный радиолуч. Ши слегка передернуло. Он не любил думать о смерти, а здесь было все: старческие венчики вырожденных атмосфер над лысинами белых карликов, последние радиовопли одиноких нейтронных звезд, замогильная жадность черных дыр… Хотя, может быть, последних здесь и нет, кроме центральной… Поди найди их…
Ши включил позиционные огни.
— Дед! — позвал он.
Пространство сжалось под его криком и комом кануло в кладбище. Ши плотнее стянул пылезаборник и с легким поворотом штопором ввинтился в зону.
Рядом проплывали тусклые красные горошины карликов с обожженными планетами, занудливо катящимися по орбитам. Иногда пространство подозрительно скручивалось в фунтик гравитационной воронки, и Ши на вираже опасливо выскакивал в чистую зону. И что старики находят здесь? Смертельную тоску? Глупую тишину?..
Мимо проволоклась бурно крутящаяся нейтронная звезда с проплешиной активной зоны. Это, должно быть, она тронула Ши радиолучом на входе в район. Мерцающий сделал вираж, облетая старушку.
— Дед! — снова позвал он.
Моффет не отозвался.
Звезда безучастно крутилась, коверкая тыквой магнитного поля жесткое дыхание Галактики. Ши тоскливо поежился. Огни от хвоста до носа перетекли в синий цвет. Ши с жадностью глянул назад. Там пылала живая Галактика, кипела молодость. Могучая волна галактического рукава вспарывала кисель плоского гало. И в дикой вакханалии пылевых водоворотов рождались звезды гиганты голубых огней, чей век короток и эффектен, и вечные трудолюбивые карлики, нянчащие профитроли планет. Ши жутко захотелось обратно, в огненный бульон жизни, к ехидной и злоязыкой стае юных мерцающих.
— Де-ед! — закричал он, раздражаясь.
И вдруг Ши почувствовал запах. Эхо тонкого аромата веретенного масла катилось из центральной гущи скопления. Ши вздохнул, усилил лобовое поле и скользнул в твердые ладони гравитационной воронки. Пространство становилось тверже, неподатливей, и Ши с замиранием сердца давил холодок страха.
— Дед… — шепотом сказал он.
— Эд! — рявкнуло эхо.
Голос Ши, затихая, слетел к центру и, накачанный энергией вращения черной дыры, вихрем ударил мерцающего в лобовое поле. Ши сжал губы. Огни беспорядочно замигали. В мысли мутно вползал шепчущий мрак. Вестибулярный аппарат дал сбой. Ши опрокинулся. Мелькнул желтоватый газовый диск, окружающий центральную черную дыру. Его затрясло в карусели беспомощного падения. Свет слабых звезд багровым серпантином наматывался на мысль, облегчая работу шептуну, затекающему в мозг.
— Ахо-хо-тен… — сипел шептун, затягивая сознание информационными ложноножками. Ши с ужасом понял, что уже не помнит, зачем прилетел… Не помнит, куда!.. Только не забыть, кто я!.. Ши отчаянно завопил, беспомощно крутя стабилизаторами. Ревущее эхо тряхнуло его тело, и Ши вспомнил код убийцы. В отчаянии программа активировалась. Убийца равномерно начала разрастаться, опустошая память. Шептун забеспокоился.
— Дед! — простонал Ши.
Убийца губила память, но ее волна должна смыть информационную плесень шептуна… Вот!.. Шептун захрипел, заерзал. Каждое его движение отражалось режущей болью в голове.
— Ши, разве ты меня не узнал? — миролюбиво прошелестел шептун. — Я твой дед Линга! Останови убийцу!.. Ай! Ты убьешь меня, внучек!..
— Ты стал шептуном?! — простонал Ши. — Уйди, мне больно! Я падаю!
Ши показалось, что он чувствует испарения центральной черной дыры скопления.
— Я помогу, помогу… — с готовностью забормотал дед-шептун. — Все мерцающие в старости становятся шептунами. Ты же помнишь?
— Помню… — неуверенно подумал Ши.
— Я помогу! — повторил шептун. — Мрак со мной, ты же убиваешь себя! Останови убийцу! Ой, ги-и-и…
Вероятно, убийца лизнула его болевые центры. Шептун сжался, скатился в дальний уголок памяти. И Ши вспомнил, что деда звали Моффетом. Ну, шептун! Слизняк! Я до тебя еще доберусь! Ши встрепенулся и приказал убийце сомкнуться. Вроде ему повезло: она успела скусить не более пяти процентов памяти. Ши попробовал сориентироваться на ось по магнитному полю Галактики, повел ослепшими глазами. Реанимировавшиеся ресницы почувствовали приближение горячего тела с мелкими радиовсплесками на метровых волнах. Ослабевшее лобовое поле резко воткнулось в плотную среду. Ши кувыркнулся. Незащищенный хвост начал накаляться. В неверном видении прозревающих глаз мелькнула гигантская красноватая чаша с мутными краями. Размякшими элеронами Ши выправил полет. Тускло засветились его огни. Из голубого тумана на дне чаши вылез острый каменный палец. Ши зацепил скулой за страшный шероховатый камень и, теряя равновесие больше от ужаса, чем от удара, свалился в туман.
Осень пришла в Долинну сухим шорохом электризованных облаков и редкими светящимися ливнями, заливающими иссохшие подземные сады линнов. Вместе с остальной малышней Тори выпрыгивала под шумную лавину воды, месила лапками мокрый песок, с восторгом пища, когда холодный ручей летел по ложбинке позвоночника или заливал глаза, стекая с серых пружинистых волос. После дождя линныши катали шарики из мокрого песка и лепили злобных пескоедов, вставляя им вместо носа ржавые байонеты или битые фонари с разваливающихся вездеходов. Потом облака расползались, открывая пятнистое, в полнеба, лицо красного Керрути-Сола. Лепленые пескоеды сохли и сыпались лимонитовыми тучками. Иа сразу начинала чихать, как заведенная. Тори и Ррин приходилось уводить сестру домой, где функционал маминого дедушки ставил Иа влажные компрессы. Иа хныкала и сидела дома: от сухого песка у нее могли отечь глаза или нос. Тори радовалась, что у нее нет дурной наследственности, и мчалась вместе с Ррин за скалы в пески, доживающие последние дни. Совсем скоро Керрути-Сола сползет с небосклона, пойдут проливные дожди, линны станут сонными, а Долинну начнут атаковать земноводные из грабена Ымырт. И тогда радость, мир и счастливая сушь придут, лишь когда над Долинной будет вставать последнее из зимних искусственных солнц…
Тори встала на колени и прижалась щекой к горячему песку. Тоскливо ныла грудь, разорванная земноводным гадом прошлой осенью.
— Ах, — вдруг сказала Ррин, садясь на песок, — я вся боюсь. И сломанная нога болит снова.
Тори улыбнулась:
— Это осень… Плюнь, не думай…
— А-а… — протянула Ррин, нагребая песок на ступни, — Чет говорит, что старшие еще в прошлом году ждали, когда солнце потухнет.
— Ну о чем спор? — сказала Тори. — Будем тогда стрелять гадов всю зиму. Без отдыха…
— Вся боюсь, — повторила Ррин. — Забыла земноводные зубы?
Тори втянула в нос песок.
— В Заскалье пойдем? Мальчишки клялись запечь ящериц в станиоли.
— Аха! — Ррин вскочила. — И домой придем поздно-поздно…
— Когда мама уже спать будет!..
— Только не беги быстро, — Ррин болезненно скривила губы. — Я задыхаюсь, и нога болит снова.
— Держи, — Тори протянула руку.
Линныши помчались вдоль бархана. Песок тупал под ногами, развевались короткие пластиковые хламидки. Наваждение упало на Тори. Не было красного песка, теркой скребущего подошвы, не было красного добряка Керрути-Сола на желтоватом небе последних дней лета. В небе пламенела желтая клякса, голубой воздух рвал листья с непомерно высоких кустов, взбивая белые барашки на волнующейся воде, залитой в какой-то бескрайний грабен. Разноцветные железные фермы на белой литорали возле воды. Мокрые волосы, мокрая кожа и чья-то ладонь, сжимающая пальцы. Тори резко вздохнула, сглотнула распирающую радость. С бархана покатился горячий ветер. Наваждение спало. Рядом пыхтела Ррин, сжимая горячей ладошкой пальцы Тори.
— Ах! — сказала сестра и плюхнулась коленями в песок. — Метеор! Метеор громадный!
Тори, поворачиваясь, отпустила ее руку, ловко перекатилась через плечо и досадливо продула нос от набившегося песка.
С неба в факеле красного огня падал белый хвостатый диск. От кончика его хвоста тянулся длинный коптящий след. Оглушающе свистел рассеченный воздух. Вдруг метеор прекратил падение, ввинтился вверх, розовым пятном рассек диск Керрути-Сола, коверкая рисунок горячих сот на лице старого добряка. Тори в недоумении сморгнула. Метеор зашелся синим светом, зацепился за Стилет и рухнул в скалы. Тори еще раз сморгнула. Соты Керрути-Сола вновь сияли нетронутые. Она посмотрела на трехгранную башню Стилета и вдруг почувствовала, услышала отчаянный крик, ожегший нервы.
— А вдруг это упало солнце зимнее… — прошептала Ррин.
— Там кричат, — сглотнув комок, сказала Тори.
— Где? — Ррин сложила из ладошки козырек. — За барханом?
— Нет, — Тори держалась за сердце, — там, где упал метеор.
— Метеорит, — сказала Ррин, — метеор — это явление, а не предмет.
— Метеорит, — сказала Тори. — Он так кричал, что у меня заболело здесь.
— Глупости явные, — сердито сказала Ррин, вставая, — никто не кричал, у меня тоже есть уши. А грудь болит — это земноводные зубы и осень…
Тори вспомнила ящериц в станиоли.
— Осень так осень… Много их, метеоритов… Поскакали? У?
Шквальные струи белесой, чуть радиоактивной воды бились в лобовое поле. Совсем недавно трещина была суха, и только охровые лишайники сползали по ней следом за уходящим солнцем. А сейчас в трещине кипел падающий в долину поток. Вода рвала камни и где-то внизу оползнем катила с гор. Каменная башня, о которую зацепился Ши, гудела и подрагивала.
Ши реанимировался. При падении нижняя губная плита треснула, вплавив в себя навигационный сектор. Теперь, плавно погружаясь в базальт, Ши втягивал его полу исправными порами, выцеживая редкоземельные элементы. В первый раз Ши попал на поверхность твердой планеты. Регенерация шла тяжело. Сепараторы не привыкли работать с кристаллизованной материей. Ши было привычней препарировать мелкую пыль, рождающуюся в окрестностях молодых звезд, либо… Ши улыбнулся… Совершенно необъясним восторг лихого прыжка в стремительно раздувающийся волчок взрыва старой двойной звезды. И на глазах балдеющих мальчишек снимать сливки тяжелых элементов, формирующихся в безумии слоу-процессов.
Ши с тоской повел взглядом по унылым колотым скалам. Где он найдет эти тяжелые ядра? Он устал и болен. Но главное — дед его предал. Он бросил внука в гнилом скоплении одного, хотя сам звал Ши… Зачем? Не помню… Съела убийца… или шептун придавил ячейку своей информационной спорой. Ши застонал от обиды и беспомощности.
Вода колотила по рыжим камням, размывая в грязь каменный порошок под ноющими порами нижней губы.
Вскарабкавшись коленями на стол, Тори вставила в лампу новый стартер. Криптоновая трубка заморгала и вспыхнула жужжащим неуверенным светом.
— У, дождь разлился, — сказала Ррин, — темно вовсе, и на улицу не выпрыгнуть…
— Не гуди, — сказала Тори.
Она повернула трак вездеходной гусеницы шипами вверх и приложила к скобе кронциркуль.
— Когда у нас будет братик, — сказала Иа, скрипнув качелями, — мы назовем его Трак или Крон-Циркуль…
— Ни за что! — Ррин показала Иа язык. — Только Полихлорвинилом или Бипиридилмагнийтетрабензопорфином!
Иа не обратила на нее внимания, самозабвенно стягивая с куклы колготки.
Тори нанесла последний размер на чертеж и досадливо выпятила губу: осталось самое скучное — рамка и основная надпись. Высунув кончик языка, она провела линию.
С несмазанным писком откатилась дверь, и в комнату вполз функционал маминого дедушки. В вытянутой руке он держал горшок Иа.
— Тори, — забурчал ф-дедушка, — не сиди криво и не наклоняйся так низко: испортишь глаза.
Тори послушно вытащила из-под себя ногу и вытянула шею.
— Ррин, — бубнил функционал, — встань с пола — там сквозняки — и вытащи изо рта палец…
— Ты меня как достал! — заявила Ррин, засовывая в рот оставшиеся четыре пальца.
— Иа, — продолжал ф-дедушка, — иди мой руки — тебе пора спать.
— Не пора! — капризно сказала Иа. — Я буду ждать маму-у…
Иа заныла.
— Мама придет поздно, — забубнил функционал, — а ты еще не спишь.
— Иа, иди спать, — строго сказала Тори.
— А вдру-уг мама принесет мальчика-а… — завыла Иа. — А Ррин назовет его Полихлорвонило-ом…
Она слезла с качелей и плюхнулась на пол. Ррин растянулась тоже и, протянув руку, отвесила Иа подзатыльник. Иа въехала носом в пол и заревела в полный голос.
— Ах ты паршивка, — сказал ф-дедушка и схватил Ррин за шиворот.
— Отпусти, стариканище! — заорала Ррин. — Я в ненависти!
Тори заткнула пальцами уши. «Руки заняты, чем же чертить?» — подумала она. Иа изловчилась и стукнула Ррин куклой по коленке.
— Коленка болючая! — завопила Ррин.
Легко шлепнула входная дверь. Пришла мама. Она была усталая и раздраженная. Под глазами желтели круги, а синие волосы, немытые из-за нехватки времени, торчали в стороны, словно взорвавшийся пакет вермишели.
Отшлепанная Иа с поспешно вымытыми руками и ногами мокро хрюкала под одеялом, Ррин с красным ухом собирала разбросанные интеллектуальные карточки Суньтевморе.
— Совсем остарел! — заявила мама ф-дедушке.
И тот потопал на свой диван. Тори притаилась, но все-таки схлопотала подтяжками по ребрам для профилактики.
Мама постояла перед зеркалом, потрогала кончик унылого носа и пошла к плите молоть порошок на завтрак.
— Как свалю в горы! — мечтательно заявила Ррин, ползая под стулом Тори. — Есть лишайники буду, надевать — змей диких шкуры, и никаких карточек, Иов, функционалов, и уши целее, чем у папы…
Тори вздохнула: надо было еще учить историю.
«Мы, линны, — потомки звездоправов, победивших все интервалы, как времени, так и пространства. Наш род мудр и богат событиями. Взгляните, дети, на огненный водоворот звезд, всплывающий зимой над горизонтом. Наш народ родился на Коротационном Краю Мира — удивительном поясе Галактики, избавленном мудростью вселенной от горечи катастроф, — и легко растекся по Системе, построив счастливые города на каждом теплом планетоиде.
Гордость, сила и красота — достояние линнов…»
— Носят его земноводные, — ворчала мама, возя мокрой тряпкой по полу, считает сгнившие заводы, считает, а ботинок у дочек нету…
Тори покосилась на босые мамины ступни, белеющие под закатанными штанинами.
— Выучила? — ласково спросила мама. Тори помотала головой.
— Учи-учи, мое стеклышко, — мама погладила ее мокрой рукой.
— Она-то — стеклышко, — пробурчала Ррин, стаскивая дырявую майку, — а я как? Ночной горшок?
— В кровать! — рыкнула мама.
— Ме-бе-ме! — Ррин вывалила язык.
Тряпка звонко щелкнула ее между голых лопаток. Ррин нырнула под одеяло.
— Мама, ну не мешай! — капризно сказала Тори.
— Я тебе еще и мешаю!
От лихого подзатыльника Тори чуть не грохнула носом в калькулятор. Она замерла, ссутулившись. Мама взяла ведро и потащила его к плите.
На картинке в книжке, на бескрайнем поле, выложенном бурыми квадратами, стоял сверкающий звездолет с выпуклым зеркалом отражателя и бугристым корпусом, собранном из горошин конструктива. Аппарат стоял под горящим диском зимнего солнца, а Тори восторженным прыгающим шагом семенила к нему. Ветра не было. Звенели сверчки.
— Сейчас, — шептала Тори. — На Коротационный Край Мира! К звездам! Гордость, сила и красота — достояние линнов!..
Визг плазмы, распиливающей воздух. Тлеющие в огне отражателя гады грабена Ымырт. И Система, рассыпающаяся золотыми звездами. Стены корабля дрожат, растекаются недоваренными леденцами. Тори в ознобе прижимает руки к груди, сводит коленки. Она одна в пространстве. Теплый пузырь Керрути-Сола потерялся где-то далеко позади. И чей-то тоскливый крик сбивает ритм сердца.
Она открыла глаза. В комнате было темно, только окно слабо люминофорило дождевой водой. Щека, лежавшая на книжке, затекла. Сердце отчаянно колотилось. Кто-то кричал. Нет, Рринчик, это — не земноводные зубы. Тори накрыла сестру упавшим одеялом. Она вскочила на стул и прижалась лбом к экрану. Ничего не наблюдается. Снова сердце екнуло от тоскливого крика. Тори перепрыгнула через посапывающую Иа.
В нише за вешалкой кто-то темнел. От черной фигуры пахло фиалковой водой и озоном.
— Ой… — сказала Тори.
— Куда шкардыбаем? — спросил кто-то папиным голосом.
Тори молча втиснула ноги в резиновые сапоги. Папа тоже молча выдвинул руку и цапнул ее за волосы.
— Ах ты, баклажан невежливый, — заплетающимся голосом заявил он.
— Пусти, больно же, — прошипела Тори, отдирая его руку.
— Куда шкардыбаем, я спрашшваю? — грозно спросил папа, распуская запах фиалковой воды. — А то будет еще невероятней!..
Он схватил паукобойку и больно шлепнул Тори по голой голени. Тори оторвала его руку от волос. Папа покачнулся и рухнул в нишу.
— Ах ты, засранка… — добродушно сказал он. — Ну, лети-лети, мое стеклышко…
Из ниши торчали только его ботинки, чуть светящиеся голубым. «К маме же нельзя сейчас с радиацией…» — подумала Тори. Она стянула с папы ботинки и открыла дверь. Дождь фыркнул на нее холодным, леденящим парком. На плечах дружно выкатили мурашки. Тори бросила папины ботинки под порог — пусть пополощутся. Папа спал. Тори нацепила на плечи тяжелый плащ с меховой подстежкой, закинула на плечо ремешок бластера. Дверь мягко затворилась за спиной.
Ветер холодным языком лизнул голые колени. Штаны валяются в шкафу возле маминой тахты. Там опасно: могут поймать.
«Ничего, лапы, не отклеитесь», — решила Тори.
Она без дрожи шагнула за входные фонари в качающуюся темноту. Ветер накатывал порывами, переворачивая листья на кустах несветящейся тыльной стороной. Тогда дождь, скручивая струи тугой плеткой, лупил Тори по кистям рук, замораживая кожу. По улицам текла грязь, ворочая обвалившиеся со стен квадраты спектролитовой плитки.
Чмокая застревающими сапогами. Тори выползла к бывшей пустыне. Выстукивая зубами, она побрела по мокрому размытому песку, волоча бластер на поводке. Несколько раз она падала на четвереньки, и ветер с веселым свистом отвешивал ей мокрый холодный пинок. Над головой в рваном кордебалете туч вспыхивали золотистые струи Системы, а над горизонтом на чистой полосе неба синим глазом разгоралось последнее зимнее солнце.
Задрожала земля. Тори испуганно рухнула лицом в песок. Заскрипели на зубах шпатовые крошки. Где-то полз земноводный гад. Тори чувствовала его мокрый дух. Дождь колотил по плащу, пытался втереть линныша в песок. Тори сжала поры, ослабила свой запах. Земноводный с сопением переступил через нее. Тяжелый игольчатый хвост прокорежил песок метрах в двух от Тори.
«Мамочка, папочка, дедуля, — она нагребала на голову песок, — я уже иду домой…»
Опять холодный сквозняк тоскливого крика сбил сердце с орбиты. Тори не помнила, когда она плакала последний раз, но сейчас ей захотелось помочь дождю.
«Ну иду, иду же…» — Она собрала расползающиеся локти, встала.
Ветер залепил под капюшон промокший клок мертвого лишайника. В скалах маячили зеленоватые глаза земноводных. Они прокатывались в частоколе каменных игл, моргали, разбивали грохот дождя противным поскуливанием.
Возле предскалья силы кончились. Тори волоклась вперед только на слове «должна». В мокрой лапке она сжимала бластер в готовности «0». Дождь монотонно глянцевал мокрые скалы. Тори полезла вверх, застревая подошвами литых сапог в разломах. Пальцы ног совсем окоченели. Кожа на коленях набухла, замерзла, и Тори не чуяла царапающих камней.
Крякнул камень. Скала закрутилась, разваливаясь. Из провала выпрыгнула мягкая четырехпалая лапа с ладонью чуть меньше вездехода. Она зацепила за капюшон. В ушах засвистел ветер. Желудок подкатил к горлу. Тори увидела под собой два светло-зеленых глаза и мокрую беззубую пасть со светящимися бородавками на узких губах. Пасть тихо плякнула. Тори почувствовала, как ногу потянуло в мягкую леденящую глубину. Под плащ ударило холодным вонючим выдохом. Тори сжала зубы до скрипа и дернула ногу вверх. Нога выскочила из пасти с пробковым звуком, но сапог остался. Тори видела, как он падает в прозрачный светящийся зоб и тает в озере серебристого желудочного сока. Она придушенно ойкнула и с натугой опустила задранную руку с бластером. Ревущий разряд ухнул в распахнувшуюся глотку. Тори зажмурила слезящиеся глаза и еще раз прижала курок. Лапа, держащая ее, надломилась, и линныш рухнула на промокший лишайник. Она быстро, как ящерица, поползла к небольшой затишной нише. Оголенные голень и щиколотку щипало, голова шла в волчок от запаха горелой слизи.
— Гад земноводный… — бурчала Тори. — Ну где же ты, крикун?
Сквозь дырку в плаще потекла вода. Рубаха намокла и ледовым компрессом приклеилась к спине.
«Утром потекут сопли, — подумала Тори, — если, конечно, нос уцелеет».
За базальтовым гребешком вспыхнуло синее лучистое мерцание. Тори подтянулась, уперлась обутой пяткой в карниз. В ложбине валялся мутный, должно быть, пластиковый колпак. Из-под него слабо тянулся синий поток света, разлетающийся лучами в струях дождя.
«Вроде он…»
— Хуп-рукур… — сказали рядом с Тори.
У линныша слетела нога с карниза: слева на гребне лежали два передних глаза хвостоголова.
«Мамочка, — Тори быстро наматывала на руку ремешок бластера, — еще одна радость из грабена…»
Глаза чудовища взлетели над скалой. Хвостоголов навалился передней складкой на гребень, выкатился вперед и кинулся на колпак, залегший в ложбине. Тори подхватило сыпухой, тоже потащило вниз. Скалы дрожали от топота земноводного. Щелкнул разряд, звеняще запахло озоном. Тори увидела над собой окривевшего хвостоголова. Из уцелевшего глаза сочилась зеленая лимфа. Тори, барахтаясь в осыпи, тоже саданула из бластера в уцелевший стебелек глаза и сжалась, ожидая ответного удара костяным кирпичом второй головы. Макушка уперлась в колпак крикуна. Колпак обмяк, и Тори с комфортом въехала внутрь на щелкающем каменном эскалаторе осыпи. Сквозь муть оставшегося снаружи дождя она увидела, как всмятку расплющилась о муть колпака носовая плита хвостовой головы земноводного гада.
— Вот и славно, — сказала Тори.
Она села. Прямо перед ней в оплавленной яме лежала плоская крылатая кружка величиной с дом. Кружка светилась синими огнями, словно новогодняя колючка. По двум влажным экранам на лицевой стороне текли радужные зигзаги. Густая гребенка антенн по верхнему полупериметру глаз-экранов изящно вздрагивала.
— Это ты кричал? — спросила Тори, вставая. — Это ты упал? Тебя как зовут?..
Она запахнула рваный плащ и смело вздернула подбородок.
Перед Ши стоял этакий планетарный червячок в дырявом резиновом футляре. Зеленоватая биомаска, лазоревые светорегистраторы. Явно поврежденный эпителий на конечностях. Также явно нарушен температурный режим корпуса. Не ясно откуда, но предки знали такую форму. Ши поворошил банк данных, пока лингватор перестраивал семиотическую структуру под щебетание малыша… нет — малышки. Что же ей надо?
— Это ты кричал?..
Позорище! Она слышала его малодушные вопли! Ненавижу тебя, дед! Если я взлечу, вся Галактика узнает о твоем пустозвонстве!.. Узнает!
Ши еле шевельнул элеронами под гирей планетарного тяготения. Малышка отошла назад. Испугалась. Ши усмехнулся. Он пригасил синие огни отчаяния и зажег иллюминацию, принятую в Стае на церемонии знакомства. Существо сделало еще шаг назад. Ши смоделировал ее мимику. Кажется, на рожице был восторг. Ши снова пошарил в банке данных. Да! Восторг! Сейчас бы взлететь… Ши скис. Огни погасли. Боль в хвосте заломила сознание. Ши беззвучно застонал. И вдруг малышка вздрогнула. Она решительно подошла к носовому пылезаборнику и тронула ладошкой кожу Ши. Ладонь была холодная, нездоровая, но ему показалось, что теплый луч звезды коснулся корпуса.
— Ты же заболеешь… — вдруг сказал Ши. — У тебя же нарушен обогрев.
«Какой я обеспокоенный…»
— Плевать, — сказал червячок, — я тебя нашла, и тебе не нужно больше кричать. А дальше… Мы — линны — регенерируем быстро.
— Сейчас. — Ши разогрел радиационный экран носового заборника. — Ты попробуй, тут тепло.
«Ну, просто вообще заботливый…»
Тори приложила лапки и улыбнулась.
— Электрокамин… Слушай, закрой глаза, я плащ посушу…
«…Он показал ей замерзшие звезды и расплавленное солнце; она подарила ему длинные перевитые тени и шуршание черного бархата. Он протянул к ней руку и коснулся мха, травы, вековых деревьев, радужных скал; кончики ее пальцев задели старые планеты и серебряный свет луны, вспышки комет и вскрик испаряющихся солнц».
— Не читай лежа, — сказал функционал маминого дедушки. — Это что у тебя?
— Да так… — Тори сунула книжку под истоптанный валик дивана. — Один из ранних поэтов Переходного века.
— А уроки выучила?
— А как же… Ажно на прошлой декаде… — Тори уткнула нос в подушку.
Функционал, шаркая тапками, пополз к Иа, увлеченно купающей пупсика в чернилах.
— Дедушка, — Тори резко села, — а что такое любовь?
Функционал опустился на тахту, понурил сухой птичий профиль. На его остром носу набухала светлая капля.
— Ну, это… — сказал он, — когда кто-то кого-то встречает и жить уже без него не может… Тоскует там… Мечтает…
— А кто кого?
Функционал молчал. Похоже, ему задремалось.
— Ну, не спи. — Тори потрогала его за плечо.
— А я и не сплю… — сказал ф-дедушка. — Совсем не сплю.
— А как тоскует?.. А о чем мечтает?..
— Ну, это… — Ф-дедушка совсем понурился. — О счастье, конечно… Задаст тебе мамаша…
— А правда, что линны раньше летали к звездам? — Тори зло нахмурилась.
— Мой дедушка был астронавтом! — гордо сказал функционал.
— А функционалом он не был?
Ф-дедушка вздрогнул. Над морщинистым веком всплыла светлая влага. Тори насупилась.
— Он своими руками отправил в переплавку последний звездолет и… стал, стал функционалом… — Ф-дедушка провел артритной рукой по лицу. — А как же иначе?.. Кому он стал нужен? Зато нужно было мыть посуду, стирать пеленки внучков, тереть хрен для холодца… А то, что он на соларскафе опустился в зону спикул… туда, в огонь нашего Керрути-Сола… Это, как говорится, его личная проблема, а вот пеленки — общественная… Память не нужна, опыт не нужен… Действительно, для посуды все равно, собирал ли ты органы или проходил метро… Выполняешь функции по присмотру за домашней шпаной, значит — функционал…
Тори обхватила дедушку за шею.
— А если на все плюнуть? А? И строить звездолеты или, как ты, субмарины?
— На кого плюнуть? — Дедушка туго улыбнулся. — На ракету Ррин, на соловушку Иа, на тебя, вопросница? Вот это и есть любовь… Это и есть тоска… Моя — функциональная, стариковская…
У Тори защипало в горле. Она свернулась улиткой на тахте, положила голову дедушке на колени. Тот погладил ее по серой пружине хохолка на темени.
— А если бы твои субмарины плавали, — Тори задумчиво затолкала палец в нос, — можно было бы узнать, почему земноводные ползут из грабена?
— Можно, — сказал дедушка. — Но бластер дешевле субмарины. Да и заводы перегнили… Ничего не осталось у линнов. Вот помню, когда мы ходили на испытания за Горбатые Столбы…
Тори вскинулась.
— Как? Линны выходили в океан? В учебнике истории этого нет…
— Разве? — удивился дедушка. — Но я же помню…
— В учебниках истории много чего нет, — сказал папа, шлепая мимо в мокрых носках. — Например, что в грабен Ымырт сто лет сливали радиоактивную воду… Или… Нет-нет-нет! Те! — он приложил мосластый палец к колючке усов. — Это — государственная тайна!
Он прямо в шубе завалился на кровать, выдыхая фиалковый пар.
— Накорбасосился, земноводный, — заворчал дедушка.
— Зато не дерусь, — резонно сказал папа в потолок.
— Дерешься, — сказала Тори.
— А ну, кык! — сказал папа, раскачиваясь на кровати. — Это штоб мам не беспокоилась, и кожа на заднице потолще была — сидеть опять удобнее… Носит где-то по ночам, со звездолетами лобызается! Развра-ат!..
— Глупости явные, — равнодушно сказала Тори.
— Стыдись! — возмущенно сказал дедушка. Руки у него дрожали. — У тебя такая дочь! А ты… ты…
— Умри, старый шнобель, — мирно сказал папа, — без тебя нудно… Энергостанция в Предскалье сгнила. Вирус кушает пластик, а мы никак… мы — ничто… Гниет… виноват, цветет Долинна, — запел папа, — мы в… винват, гордитесь, линны!!! А доблесть и труд никого не… виноват, к прогрессу ведут…
— Меня, Тори, прости, — заныла у входа Ррин, — я опоздала, а тебя ждут, да думают…
— Ни-чу-чу! — восхищенно сказала Тори: под каждым глазом Ррин сверкало по синяку, молния на мокрой шубке наполовину отодрана, кровотекущий нос зажат пальцами.
— Ах, — сказал дедушка. — Где же так? Как?
— Упала на бластер, — уныло сказала Ррин в зажатый нос, стаскивая торбасы.
— Надо же… — засуетился дедушка.
Он потащился к плите. Папа захрапел.
— Ты что, раз пять на бластер падала? — спросила Тори.
— Чет с кагалом своих земноводных навалился, — мрачно сказала Ррин, вытирая руку о штаны. — Впятером нарисовали вот это, — Ррин обвела лицо испачканным пальцем, — и если ты выйдешь, отпечатают и тебе.
— Бедная моя, — сказала Тори. Она взяла пригоршню воды из миски, принесенной дедушкой, и обтерла рожицу Ррин.
— Это все твой звездный принц виноват, — пробулькала сестра. — Они по нему из бластеров палили.
— Совсем плохо в Долинне стало, — выдохнул дедушка, — девочек лупят, в гостей стреляют… Упадок… упадок…
— Умри, старый шнобель, — грустно сказала Ррин папиным тоном.
— Не обижай его, а? — сказала Тори. — Ты поговори с ним.
— А чего обижать мне? — мрачно изрекла Ррин. — Он спит вовсе.
Дедушка дремал на стуле у входа. Миска с водой подрагивала на коленях. Тори наморщила нос.
— Ну ладно, — она сунула ноги в сброшенные Ррин торбасы, — моя очередь гулять… Папа опять едва тянет, дед спит, так что смотри, чтобы Иа чернила не глотала. А я…
— Не страшно? — довольно спросила Ррин.
— Посмотрим. — Тори решительно намотала на рукавицу ремешок бластера, вытащила из ниши санки.
Снег отливал синим холодящим блеском. Мороз рвал ноздри. Невысоко над трахоидным горизонтом свисал плазменный кулончик зимнего солнца. Пластиковый завод закладывал воздух рассыпчатой колбасой черного дыма. Вдоль тропинки тянулись сугробы в полторы Тори. Линныш выскочила на раскатанный лед улицы и, зацепившись за натянутый шнур, рухнула лицом в сугроб.
Зареготали мальчишки. Тори за шиворот вытащили из снега. Двое вывернули руки, а Чет, грустно улыбаясь, принялся запихивать Тори за пазуху снег. Тори рычала от беспомощности, снег таял, по животу затекая в штаны. Бластер беспомощно болтался под ногами. Тори изогнулась так, что захрустели зажатые суставы, и пнула Чета пяткой в грудь. Чет удивленно опрокинулся. Из-под упавшего шлема на снег выплеснулись рыжие слипшиеся волосы.
— Лишайник! — процедила Тори.
Она выдернула руку из варежки врага и внахлест протянула его ремешком бластера, выбивая нафталиновую труху. Чет сгреб ком снега и вышвырнул Тори в лицо. Бластер с пластиковым треском опустился ему на голову. В снежном дыму чья-то цветастая рукавица смазала Тори по щеке. Тори нервно отпрыгнула, зацепилась, села на снег. Пыль рассеялась. Компания Чета лениво убегала по улице. Тори прижала горящую щеку к воротнику шубки.
— Земноводные! — закричала она. Рука сама подняла бластер.
Треснул разряд. От тычка Тори покатилась на дорогу.
— Отдай бластер, соплячка! — зашипел над ухом стариковский тенор. Брось!
Тори жестко сбила руку с плеча. Прохожий функционал все еще пытался ее удержать. Мелькнул облезлый рукав его шубы. Тори, не глядя, дернула с тропы санки Ррин и, перепрыгнув через каверну разряда с кипящей водой на дне, поволокла их по следам компании Чета. Она была злая и мокрая, словно только что приползла из грабена. Тори не оглядывалась. Должно быть, функционал стоял обиженный и не знал, куда идти и что сказать.
— Съел, старый шнобель? — пробурчала Тори.
В предскалье она не повернула к Стилету, как обычно. С грохотом перетащив санки через поваленные ворота, Тори ворвалась на территорию энергостанции. Встала. Сердце стучало уже не воинственно, а обеспокоенно.
Слишком пронзительно поблескивал снег. Гнилой челюстью тянулись полуобвалившиеся корпуса. Тори потащилась вдоль ограды, гремя санками на торчащих из снега камнях. В голове замешивался незнакомый шум. Похоже, здесь. Линныш смело потопала под ржавый створ арки. Среагировали остатки аварийного освещения. Справа в десяти шагах и где-то в глубине криогенного сюра вспыхнули лампы. Загадочный страх зимним холодом залил живот. Впереди над разбитым контейнером дымился вьющийся снежок в ореоле слабого розоватого свечения. Тори решительно привстала на цыпочки, запуская руку в контейнер. Варежка бесполезно скользнула по ровной грани. Тори сняла варежку и средним пальцем зацепила брусок за скобу. Потом скинула на санки еще один. Еще. Пальцы безумно замерзли. Тори сунула их в рот. Взгляд ее скользнул по тревожно мерцающей лампочке радиационного счетчика, вшитого в рукав шубки. Тори усмехнулась и обслюнявленным пальцем раздавила мигающий колпачок. Снова загрумкал снег под ее торбасами. Арка осталась позади, визгнули под полозьями стальные ворота. Дорога поворачивала к Стилету.
Дыхание Тори перехватило. Свет солнца спал. Скалы швырнули на снег заточенные острия теней. Солнце пыталось разгореться. Оно призрачно распухало и вновь стягивалось в оранжевый уголь.
— Солнце… — прошептала Тори.
Мороз чиркнул наждаком по щекам. Взвился снежный смерч, выбитый температурным перепадом.
— Ши! — тоскливо закричала Тори и бросилась бежать к скалам.
Санки тяжело катились сзади. Дыхание, смятое озверевшим морозом, сбивало ритм бега. Тори задыхалась. Она еле перевалила через гребень и повисла на саночной веревке.
Солнце болезненно разгоралось и пригасало, как лампа дневного света с неисправным стартером.
— Солнышко! — жалко сказала Тори. — Не гасни, мы поможем… Горбыль трахнутый! Чтоб тебя раскидало!
Она со злобой рванула веревку саней. В напряженных мышцах пресса возникла тонкая боль. Нос санок выполз из-за гребня, наклонился и поехали! Тори кинулась вслед за санками, едва не теряя торбасы.
С лета они вкатились под теплый колпак поля Ши. Тори прижалась к радиационному экрану.
— То, они по мне стреляли, — обиженно сказал Ши. — За что?
— Не бойся, — ласково сказала Тори, — я за тебя посчиталась. — От мокрых штанов ее колотил небольшой озноб. — Одному — бластером по думателю, а другому — р-ремнем по позвоночнику!.. Видишь, ты отомщен!
Тори подавила мечту прикоснуться к ресницам-антеннам Ши.
— Вот еще… — небрежно сказал Ши. — Бояться… Обидно как-то…
— Не обращай мысли, — сказала Тори, улыбаясь, — они просто еще мальчи-ишки, — она покачала ладонью где-то на уровне колен.
— Солнце мое! — с тихой радостью сказал Ши. — Ты привезла! Девяносто три протона. Я вижу! Ри, я смогу летать!.. — Манипулятор рассек первый брусок.
Тори смеялась, а на глаза лезла нелепая сырость.
Скалы за куполом провалились во мрак.
«Солнце!» — сердце обожглось, замерло.
— Ши… Ши! — Тори всмотрелась в глазищи-экраны. — Помоги… Солнце зимнее гаснет. Долинну сожрут гады!.. Дед прадедушки сдал в переплавку последний звездолет, — бестолково заторопилась она, — мы не можем… Только ты можешь починить солнце… Пожалуйста!..
— Ну о чем передача, То? — Ши возмущенно блеснул по корпусу желтым калейдоскопом. — Сейчас!
Зажившие губы сомкнули пылезаборник, рисуя улыбку от стабилизатора до стабилизатора. Задрожал базальт. Тори стало страшно и одиноко.
— Но… ты вернись! — Брови ее серыми галочками сморщили кожу на лбу.
Ши в замешательстве молчал.
— Нет-нет, я понимаю, — еще бестолковее заторопилась Тори, — тебе надо в Систему… Но просто, когда ты починишь солнце, вернись на мгновение и скажи: «Солнце зимнее исправно, Ри!» Ладно?
Огни судорожно текли по телу Ши.
— Ну пожалуйста, — отчаянно сказала Тори.
Скрипнул снег.
— Встань, То! Брось! — Голос Ши подрагивал, глаза горели светлым огнем. — Я сейчас, я быстро…
Ложбину затрясло. Мерцающий корпус Ши в изящном повороте рассек небо, оставив запах озона. Тори прикрыла глаза. Вокруг клубилась темнота. Только за спиной старика, выползшего из памяти, дрожал зеленый зигзаг на экране осциллографа. Старик дышал дымом, вытягивая его из кургузого лакированного сучка. Тори ерзала на жестком ящике, а кончик носа стыл от волнения. Старик скрипел: «…и мы улетим с тобой далеко от гадкого крота, далеко за синие моря, в теплые края, где солнышко светит ярче, где всегда лето и цветут чудные цветы! Полетим со мной, милая крошка! Ты ведь спасла мне жизнь, когда я замерзала в темной холодной яме.
— Да, да, я полечу с тобой! — сказала девочка, села птичке на спину, уперлась ножками в ее распростертые крылья и крепко привязала себя поясом к самому большому перу.
Ласточка взвилась стрелой и полетела над темными лесами, над синими морями и высокими горами, покрытыми снегом. Там было страсть как холодно…»
Нелепое воспоминание исчезло. Мороз катил холод по лицу. Вокруг было темно, как под аркой энергостанции. Тори стащила варежку: в упавшей ночи волдыри на подушечках пальцев светились противным розовым светом.
Ши втянул запах свободного пространства. Восторг загорелся на коже трехцветным ритмичным узором. Ши лихо протаранил три кольца пыли, опоясывавших планету. Красный карлик добродушно подсвечивал родимое пятно южной впадины. А где-то над северными широтами должен болтаться прогоревший уголь искусственного солнца. Ши лег на эллипс, слетая в гущу магнитосферы. Этот эшелон был полностью загажен архаичным металлом: спутники связи, полуразвалившиеся орбитальные города, тревожные сторожевые аппараты… Ши скользнул над хламом, выискивая тороид водородного реактора.
Впереди в свалке разошлась внушительная проплешина, затем выплыл серый бублик в потеках бериллиевой окалины. Невдалеке в радуге стратосферы болтался еще один. Ши чувствовал его по горячему спектру излучения. Мерцающий на подлете в одно касание тронул манипулятором предполагаемый сектор сервоконтроля. Плиты, пыля, начали заворачиваться внутрь, расслоились спицы каналов подкачки водорода.
«Ясно, — Ши непроизвольно усилил защитное поле, — чинить тут нечего… Теперь — следующее солнце. Должно быть, когда они работали все, то у Ри было вечное лето…»
Это было оно — умирающее «солнце зимнее». У него явно замкнуло стабилизацию магнитной ловушки, и свернутый в кольцо многомиллионный шпур плазмы касался холодной обшивки реактора. Ши ощутил привкус водорода.
«Утечка топлива!» Мерцающий осторожно приблизился к танку с водородом, просейсмировал кожух, составил карту повреждений. На разбитом шве вспыхнула точка плазменной сварки. Шар водородного танка горел темно-бордовыми рубцами, словно серый братец Керрути-Сола. Ши засмеялся. От плазменной сварки чуть побаливали ресницы. Он ослабил магнитный захват на топливных каналах. Забилось плазменное сердечко термоядерного синтеза. Слабый запах гелия-четыре коснулся рецепторов Ши. Через складку пространства он отпрыгнул подальше: солнце разгоралось. Реакторный скелет затянуло голубым светом фотосферы. Мерцающий гордо хохотал, потряхивая элеронами.
— Солнце зимнее исправно, Ри! — заорал он.
— …и-ы-ы! — напоминая о себе, гукнула пространственным эхом центральная черная дыра скопления.
Ши небрежно повернулся к ней хвостом. Радость успеха текла под кожей. Сказочным горохом катились в пространстве звезды скопления. Красная лысина Керрути-Сола выглядывала из-за дуги планетного горизонта. Солнце зимнее горело ровным голубым светом.
— Это я! Я! Я его починил! — закричал Ши.
— Эй, похваленок!.. А ну-ка, прыгни сюда…
Ши крутанулся на месте, сориентировался и нырнул в гиперпространство. Здесь в текучем соусе эфира плавал черный диск деда, расцвеченный золотыми шевронами огней. Изящно пахло веретенным маслом.
— Где тебя носит, мальчишка?
— Меня?! — Волна злости ударила в мысли. — А где тебя… то есть где… ты был?.. — Ши испугался чуть не сорвавшейся грубости. — Я прилетел, искал тебя, чуть не разбился… потом шептун… меня Ри спасла…
— Кто?
Ши захотелось захлопнуть все защитные экраны и уползти куда-нибудь на задворки подсознания, примоститься рядом с шептуном.
— Ты же знаешь, мой сияющий, что мне некогда шарить по грязным планеткам, копаться в отбросах цивилизации Коротационного Края Мира — искать тебя!..
Серебристой пылью по корпусу деда прокатилась цепочка огней.
— Впрочем, я и позвал тебя лишь затем, чтобы сказать: твое поведение мерзостно!..
— Но-о… — отозвалась черная дыра.
По телу деда пошли сиреневые вспышки. Серость эфира заволновалась. У Ши от обиды закружилась голова.
— Мне позорно, что ты — мой внук. Твое время течет в безделье. Ты топчешься в своре нахальных юнцов — уродливых огней. Ты дерзок до мерзости. У тебя нет интересов, кроме тупоумных прыжков по взрывающимся звездам! А теперь ты — Мерцающий! — принял помощь планетной плесени?
— Я… — вякнул Ши.
— Не ты, а я! Я даю тебе один тропический год, чтобы ты стал настоящим властелином Системы! Я надеюсь, ты еще помнишь продолжительность такого года? Или ты навсегда рассеял в разуме историю нашей цивилизации?
— Но я не так!.. — Ши пошел ржавыми пятнами. — Я что-то могу… Я умею…
— Что? — вопросил дед. — Чинить механизмы, построенные до Большого Взрыва? Такие, как этот?
Ши взглянул на сияющее зимнее солнце.
— Мне кажется, — презрительно сказал дед Моффет, — это ненадолго… Гладкого континуума, внучек. Лети себе.
Дед плавно вошел в поворот.
— Это все? — крикнул Ши. — Это все, зачем ты меня звал?!
Пространство изогнулось, встряхивая его. Дед то ли не услышал, то ли не пожелал ответить.
— Земноводный! — в ярости закричал Ши. — Я тебя…
В корпус ударила жесткая волна. Ши с ужасом вынырнул в пространство. Вместо зимнего солнца пылал огненный ком, вбивающий разлетающиеся клочья в воздушный абажур планеты Ри.
Холодный страх заморозил двигатели. Ши не мог двинуть элероном. В потемневших глазах родились кошмары… Падающая Тори. Распахнутая малиновая глотка над ней. Вопящие обожженные планетные червячки. И чудовищный смерч в дыму сублимированного снега, вычерпывающий из Долинны город Тори.
Ши попятился. Его мотнуло к центру скопления, к черной дыре. Он неуверенно выправил полет. Ши знал, что не сможет заставить себя опуститься на планету. Нет! Но тошно до жути было и от мысли, что можно упасть в гиперпространство, а там — дед. Он будет сверкать шевронными звездами и издеваться, выговаривая. Нет! Сейчас разгонюсь и — в черную дыру!.. Двигатели захлебывались, перед глазами плыли клочья желтых фосфенов. Система нелепо подпрыгивала над головой. Ри! Что делать? Я сломал солнце, Ри! Мой милый планетный червячок!.. Как же я буду без тебя? Кому я нужен? Куда мне? Ши жадно взглянул на Систему. Галактика парила над ним, обжигая пространство выброшенным из ядра узким пучком аннигилирующих позитронов. Ши передернуло. Он словно услышал голоса своей Стаи…
— Скачок явился!..
— Знаем, знаем!
— А слабо было предка приструнить?
— По шевронам его!..
— Куда уж! С плесенью планетной перетаптываться, это — да!
— Брюшко, как, несильно царапнул?
— Ехе-хе…
Ши стиснул губы и бросил тело в свободное пространство. Межзвездный водород, обтекающий его, становился все жиже. Пространство выравнивалось и успокаивалось. Далеко впереди пощипывал ресницы веерным радиопучком магнитоид квазара. Возьму и улечу туда, в квазарную пустыню! Я догоню время. Я увижу, как рождается новая галактика. И, может, там, в системе ее спиралей, мне будет хоть чуточку хорошо!..
Невольный ужас зажал элероны: текучее желтоватое покрывало наползало на рыжую звезду-субкарлик прямо по курсу. Вот она блеснула последним лучом в ресницах смыкающейся бахромы, окантовывающей края покрывала. Невиданный гигант сглотнул светило.
Ши остановился: он опять боялся. Горечь отчаяния заливала мысли.
Покрывало поползло синими полосами, раздулось и вдруг рвануло пополам. Звезды не было. Два хищника покатились к центру Системы.
— А-хо-хо-тен… — аукнул шептун где-то под мыслью о романтической гибели. — Ты разве не знаешь, кто это был, Ши?
Ши молчал, вяло раскинув стабилизаторы.
— Я бывал в таких. Их называют звездоедами или растворителями. Это малоинтересно. Они просто ограниченно добры.
Ши как бы случайно припомнил код запуска программы-убийцы.
— Не торопись! — заспешил шептун. — Я просто хочу подсказать, как поступает в тяжелое мгновение настоящий разум.
Ши ждал.
— Он мстит, мальчик мой, — просипел шептун. — Поверь тертому Линге.
Ши не ответил.
— Дай мне помочь тебе! — горестно воскликнул шептун. — Я приведу тебя к достоинству и гордости! Ты будешь беспримерно счастлив! Как был счастлив я каких-то десять галактических минут назад. Ну же!..
Перед взглядом Ши загорелись розовые гирлянды огней почтения на многочисленных хвостах, улыбающиеся пластиковые рты и горящие восторгом глаза Стаи. Шептун коснулся информационными ложноножками зрительного центра. Краски пространства поблекли.
Ши не сопротивлялся. Он забыл про деда, он забыл про солнце, он почти забыл про Тори. Стало звеняще легко. Ши довольно прищурился на серый волчок Галактики.
— Так, — сказал он, — хороший лучемет не помешает.
Стая клубилась около размытых границ ОВ ассоциации. Мерцающие шныряли вдоль плотной группы молодых звезд-сверхгигантов. Океан голубого звездного огня бил в окружающую пыль, закручивая воронки рождающихся звезд. Рядом с бурными горячими звездами расцвеченные железки мерцающих выглядели смешно. Да, смешно!
— Скачок заявился! — запищала Илк.
— Знаем, все знаем… — многозначительно сказал Аксо.
— А хорошо тебе дед напистонил? — спросил кто-то.
Все довольно заухали.
— Брюшко-то у нас целенькое? — весело спросила Илк, залетая снизу. — Ой, смотрите, он себе третий манипулятор вырастил! На затылке!..
Ши с ненавистью развернулся к ней лбом и выстрелил. Луч, вырвавшись из раструба на темени, грянул мимо. Аксо ахнул. Стая кинулась врассыпную. Но Ши не обращал ни на кого внимания. Его горячий взгляд не отрывался от белого корпуса Илк. Она растерялась. Метнулась в гущу звезд. Ши хладнокровно выстрелил. Илк вскрикнула. Ее корпус треснул. Оторванный стабилизатор промокашкой скользнул по волне гравитационной воронки в корону голубого гиганта. Илк беспомощно зависла в пространстве. Замерший Ши увидел троих незнакомых парней, отчаянно мотнувшихся к раненой. Они подхватили ее, увлекая под защиту звезды. И вдруг из корпуса Илк вытекла круглая красная капля. У Ши екнуло внутри: он вспомнил застывшую уставшую девчонку и такую же красную каплю на промокшем эпителии ее локтя…
— Отлично! — захрипел шептун. — Теперь твои поймут, кто прав. Вперед, мой звездный ветер, убей последнее горькое воспоминание! Оно мешает тебе стать свободным, а мне никак не помочь тебе, крошка: ты упрям и не хочешь забывать…
Ши вырвался из Галактики по широкой поисковой спирали. Снова зашелестело стариковскими вздохами скопление. Ши небрежно улыбнулся: догорайте, догорайте… Память подсказывала дорогу. Вот красный диск, оплавленный металлолом на орбите. Шептун зашевелился.
— Эгей! — загремел он. — Не жмись! Лупи, жги эту плесень!
Ши вонзился в атмосферу в поисках Стилета. Каменный палец вновь выскочил неожиданно. Ши взял южнее, выходя на город. Ох ты!.. В красном густом свете выползающего Керрути-Сола чернели развалины.
— Нечего тут стрелять, — хохотнул шептун.
— А ну, тихо! — резко скомандовал Ши. — Ты приелся! Понял?
Шептун примолк. Внизу по теряющейся тропинке ползла черная фигурка, волочащая за руку такую же, но раза в два меньше. Ши равнодушно облетел ее и резко упал на пути.
— Послушай, тело, — сказал он, — ты не знаешь такую…
Фигурка подняла голову.
— Ши, ты вернулся… — Тори бледно улыбнулась щербатым ртом. У глаз собрались морщины. Ее резкая взрослость выглядела старостью.
— Э-эй! — засуетился шептун. — Ты чего размяк? Не жмись!
Раструб лучемета опустился ниже. Синяя и красная точки электронного прицела сошлись на узкой девчоночьей груди.
— Ты меня прости, — неуверенно сказал Ши, — по…
— За что? — Тори отпустила насупленную Иа.
Она подошла и, как обычно, прислонилась лбом к радиационному экрану. Рука опять удержала порыв коснуться ресниц. Ши увидел, что на ладони не хватает двух пальцев.
— Как ты живешь? — безвольно спросил он.
— Ты что?! — завопил шептун. — Где твое достоинство, жестянка?
— Дедушка умер, — сказала Тори, — папа взорвался на заводе во время смерча, когда погасло солнце. Ррин ушла за водой и не вернулась… Остались мы с Иа да мама. Ши, она совсем не может вставать от слабости… Что мне делать? Ну, скажи…
— Я… — Где-то внутри корпуса родилась адская боль.
Шептун таял с картинно страшными криками.
Все ярче полыхал край Керрути-Сола. Ши увидел, как из скал пробиваются зеленые стрелки лишайников. Чудовищный борей ожившей памяти холодил голову. Боль нарастала.
— Я вспомнил! — крикнул Ши. — Я все вспомнил, Ри! Я такой же, как ты! Но эта броня… Эта стальная кожа с мишурой! Она меня давит, Ри!.. Я буду… Я стану…
Ложноножки шептуна стекали с мыслей. Каждая точка тела Ши горела. Что-то мучительно больно рвалось внутри. Живи, Илк. Живи, Ррин. Живи, Тори. Ой!.. Ослабло защитное поле. Рухнула броневая плита с глазами-экранами.
Тори невольно отступила назад. Из полуразрушенного тела Ши выступила щуплая мальчишеская фигура. Она шла, покачиваясь, хватаясь окровавленными руками за стенки корпуса.
— Это я, — прошептал Ши. — Я сломал солнце и разбил город, ведь я ничего не умею делать… Я, кажется… хорошо, если она жива!.. Я хочу, чтобы она была жива… Я хотел стать настоящим, но… Я, кажется, совсем не умею… не знаю, как это — жить… Скажи что-нибудь, Ри, не надо молчать… — Мальчишка жадно вдохнул воздух планеты.
Голова кружилась от запахов оттаивающей земли. Язык непослушно заплетался. Кожа, ободранная глубоко вросшими датчиками сброшенного корпуса, саднила. Глаза жгло.
Тори, дежурно растягивая губы в улыбку, смотрела на его рыхлую бледную кожу, на бесцветные глаза, на руки в красных трещинах. Она сглотнула слезы, улыбнулась, обводя глаза короной лучистых морщинок.
— Солнцем пахнет, — сказала она.
Ветер свистел в сброшенной броне. Кряхтели скалы под напором прорастающей камнеломки. Небо накатывало пронзительной синью.
— Тори! — Иа дергала сестру за юбку. — А в вездеходах тоже мальчишки прячутся? А в пылесосах? А в авторучках? А почему девчонки нигде не прячутся? Почему, Тори?