Обнаженный Бог: Финал

17

Росио дождался дня, когда охрана Организации вернулась со станции антимира, прежде чем покинул свой рутинный патруль над Новой Калифорнией и его поглотил Альмаден. Ритм радиолокационных ударов от радара ближайшего астероида вращался вокруг «Миндори», возвращаясь на экраны дисплея в виде странного разлохмаченного пузыря. Он пульсировал в такт человеческому сердцу. Датчики визуального спектра показывали громадную гарпию со сложенными крыльями, нависшую за два километра над противоположным космопортом. Сквозь неполностью раскрытые ресницы сверкали красные огоньки глаз.

В свою очередь Росио сосредоточил собственные ощущения на месте стоянки у Альмадена. Каждая посадочная платформа подвергалась лазерным ударам, разливая расплавленную смесь пластика и металла на скалу, где она потом затвердевала в густую лужу, похожую на серую лаву, а поверхность этой лужи покрывали пузыри пробившихся из кратера газов. Завод, производивший питательную жидкость, и три резервуара, где она хранилась, тоже подверглись обстрелу, как и платформы.

Росио поделился с Ираном Су, оставшимся на Монтерее.

– Что ты об этом думаешь? – спросил он коллегу-космоястреба.

– Нефтеперегонный завод не так уж поврежден, как это кажется. От удара пострадали только внешние слои оборудования. «Этчеллс» вспорол лазером только заднюю и переднюючасти, разумеется, выглядит это впечатляюще. Повсюду разбрызгана масса расплавленного металла, и трубы из-за давления взрываются. Но середина осталась нетронутой, а там-то и находится механизм, осуществляющий химический синтез.

– Это типично.

– Да. К счастью. Практически нет никаких причин, чтобы нельзя было вернуть все в рабочее состояние. При условии, что ты заставишь местных согласиться.

– Они согласятся, – заверил Росио. – У нас имеется кое-что, нужное им: мы сами.

– Повезло.

Росио повернул свои датчики к вращающемуся в противоположном направлении космопорту, небольшому диску, внешний вид которого свидетельствовал о том, что он все еще строится. Он большей частью состоял из голых балок, там были резервуары и толстые трубы – и ни одного защитного покрытия, которыми обычно гордятся космопорты. В порту находились три корабля, два грузовых судна и «Счастливчик Логорн». Межорбитальное судно возвратилось за четыре часа до того. Если лейтенанты Организации собирались привести штат в повиновение, теперь это уже должно быть сделано.

Росио открыл канал ближнего действия.

– Дибанк?

– Рад тебя видеть.

– Взаимно. Рад, что тебя не выкинули из твоего нового тела.

– Лучше бы сказать – куда больше людей сочувствуют моему делу, чем Организации.

– Что случилось с лейтенантами?

– Жалуются. Непосредственно самому Капоне, прямо из потусторонья.

– Рискованно, добром он бунта не примет. Ты можешь найти несколько прибывающих судов, чтобы решить дело.

– Нам сдается, у него теперь хватит проблем с антиматерией. В любом случае, единственное, что ему остается сделать с этим астероидом, – это применить к нам атомное оружие. Если похоже на то, мы вывернемся из этой вселенной и постараемся спастись бегством. Мы этого делать не хотим.

– Отлично вас понимаю. И я тоже не хочу, чтобы вы это делали.

– Вполне справедливо, что у нас с тобой своих проблем хватает. Как мы можем помочь друг другу?

– Если удастся освободиться от Организации, нам потребуется независимый источник питательной жидкости. В отплату за то, что ты починишь наш завод, мы готовы переправить все ваше население на какую-нибудь планету.

– Новая Калифорния нас не примет.

– Мы можем воспользоваться такой планетой, которую уже профильтровала Организация. У меня и у моих друзей уже есть космические ракеты, чтобы выполнить перевозку. Но это должно произойти скоро. Поскольку нет станции антиматерии, новых чисток не будет, а те, которые уже засеяны, не останутся долго в этой вселенной.

– Мы можем начать ремонт завода прямо сейчас. Но если вы все его покинете, как вы собираетесь приводить его в действие?

– Уцелевшие части должны быть доведены до такого состояния, чтобы завод функционировал в течение декады. И вам придется приспособить ваши механизмы для операции дальнего действия.

– Ты не слишком-то много просишь.

– Надеюсь, что это равнозначная торговля.

– О'кей, карты на стол. Мои люди здесь говорят, что основные части не проблема, наши индустриальные станции могут с ними справиться. Но мы не в состоянии произвести то оборудование, в котором нуждается завод. Ты можешь его нам достать?

– Передай список. Я поспрашиваю.

* * *

Джед и Бет слушали этот обмен репликами в отдельной каюте, куда перешли. Они массу времени проводили в великолепно обставленном отделении вдвоем. В постели. У них было не так-то много занятий с тех пор, как Джед выполнил поручение по пополнению продуктовых запасов. И, несмотря на уверения Росио в том, что его замыслы успешно воплощаются, они не могли избавиться от ощущения надвигающейся катастрофы. Подобные условия полностью подавляли их сдерживающие центры.

Они лежали вдвоем на верхней койке в состоянии расслабленности после окончания полового акта, поглаживая друг друга в уютном наслаждении. Солнечный свет, проникающий сквозь щели в дереве, прикрывавшем иллюминатор, бросали на них теплые полосы, помогая высушить влажную кожу.

– Эй, Росио, ты и в самом деле считаешь, что сможешь заставить эту штуку сдвинуться? – спросила Бет.

Зеркало над комодом отразило лицо Росио.

– Я думаю – да. Мы оба хотим чего-то друг от друга. Это обычное основание для торговли.

– Как много требуется космоястребов?

– Достаточное количество.

– Ах так? Да если вы всей командой там высадитесь, Кира уж постарается вас искалечить. Для начала вам придется защищать Альмаден. Для этого понадобятся боевые осы.

– Силы небесные, ты и правда так думаешь?

Бет уставилась на него.

– В других звездных системах нет подходящих населенных астероидов, – продолжал Росио. – Это наш единственный шанс обеспечить независимое будущее для себя, несмотря на близость Организации. Мы как следует убедимся в том, что сможем защищать это будущее, не беспокойтесь.

Джед сел на постели, предварительно убедившись, что одеяло прикрывает его чресла, и приблизился к зеркалу (Бет никогда не понимала такой застенчивости).

– Ну, так куда же мы теперь?

– Еще не знаю. В конце концов, вы можете мне и не понадобиться.

– Так ты не вернешь нас Капоне? – спросила Бет, надеясь, что голос у нее не дрожит.

– Это было бы трудно. Как я объясню ваше присутствие на борту?

– Значит, ты просто предоставишь Дибанку заботиться о нас, да?

– Слушайте, не все же мы такие, как Кира. Я-то надеялся, что теперь вы это поняли. У меня нет желания увидеть, как дети становятся одержимыми.

– И где ты собираешься нас высадить? – спросила Бет.

– Понятия не имею. Хотя я убежден, что эденисты будут счастливы вырвать вас из моих дурных когтей. Можно разработать подробности, когда мы определим наше местоположение. И должен сказать, я разочарован в вашем отношении – это после того, от чего я вас спас.

– Извини, Росио, – сейчас же произнес Джед.

– Да, я не хотела никого обидеть, это точно, – почти саркастически сказала Бет.

Изображение исчезло, они поглядели друг на друга.

– Не надо было тебе так его раздражать, – протестующе сказал Джед. – Бог мой, детка, мы ведь полностью зависим от него. Воздух, вода, тепло, даже кровяное давление. Хватит тебе его задирать!

– Я же только спросила.

– Ну так не спрашивай!

– Есть, сэр. Забыла на минутку, что за все отвечаешь ты.

– Не надо, – с раскаянием вымолвил Джед. Протянул руку и нежно похлопал ее по щеке. – Вовсе я не говорил, что за все отвечаю, просто беспокоился.

Бет отлично знала, что когда он смотрит на ее тело так, как сейчас, на самом деле он видел перед собой баснословную фигуру Киры. Ее это больше не волновало – по причинам, которые она слишком детально не обдумывала. Больше всего похоже, что нужда берет верх над достоинством.

– Я знаю. Я тоже. Хорошую работенку мы нашли, нечто такое, о чем все время не нужно думать, а?

– Вот это верно, – он покорно улыбнулся.

– Теперь я лучше пойду. Детям нужно поужинать.

Навар завопила и показала на них пальцем, когда они вошли в камбуз:

– Вы опять!

Джед попытался шлепнуть ее по руке, но она отстранилась, смеясь. Ему не в чем было ее упрекнуть: они с Бет и не делали тайны из того, чем занимались.

– Теперь-то мы можем поесть? – задумчиво спросила Гари. – Я все приготовила.

Бет по– быстрому проверила эти приготовления. Девочки и Вебстер приготовили шесть подносов для микроволновой печи, перемешали содержимое пакетиков с едой. Картофельные котлеты вместе с размятым крутым яйцом и кубиками морковки.

– Хорошо приготовлено. – Она включила контрольную панель печи, спросила: – А где Джеральд?

– Лелеет свое безумие в главном салоне. А что ему еще делать?

Бет окинула девочку сердитым взглядом. Навар не уступала.

– Он именно это делает, – настойчиво повторила она.

– Вытащишь еду и разделишь, – велела Бет Джеду. – Пойду посмотрю, в чем проблема.

Джеральд стоял перед большим смотровым окном салона, прижав к нему ладони, как будто собирался выдавить стекло из рамы.

– Эй, Джеральд, дружок. Ужин готов.

– Она вон там?

– Где, дружок?

– На астероиде.

Бет встала у него за спиной и посмотрела ему через плечо. В центре иллюминатора был виден Альмаден. Темное скопление скал, медленно вращающихся на фоне звезд.

– Нет, дружочек, сожалею. Это Альмаден, не Монтерей. Мэри там нет.

– А я думал, это тот, где она, – Монтерей.

Бет пристально рассмотрела его руки. Суставы слегка расцарапаны из-за того, что он обо что-то колотил ими. К счастью, они не кровоточили. Она нежно положила руку на его предплечье. И почувствовала под своими пальцами напряженные и дрожащие мускулы. На лбу у Джеральда выступили капельки пота.

– Пойдем, дружочек, – позвала она спокойно. – Впихнем в тебя немножко еды. Станет получше.

– Ты не понимаешь! – В его голосе звучали слезы. – Мне надо к ней вернуться. Я не могу даже припомнить, когда видел ее в последний раз. В голове теперь одна темень. Все болит.

– Знаю, дружок.

– Знаешь? – выкрикнул Джеральд. – Да что ты знаешь? Она мое дитя, моя маленькая красавица Мэри. А она все время заставляет ее проделывать всякие штуки. – Он неистово задрожал всем телом, ресницы затрепетали. В какую-то минуту Бет испугалась, что он вот-вот упадет. Она усилила свой захват, и он закачался.

– Джеральд, боже мой…

Внезапно его глаза раскрылись, он неистово забегал по комнате.

– Где мы?

– Это «Миндори», – спокойно объяснила Бет. – Мы на борту и пытаемся найти способ, как вернуться на Монтерей.

– Ага, – он поспешно кивнул. – Да, это так. Мы должны туда попасть. Она там, ты же знаешь. Мэри там. Я должен ее найти. Я могу ее освободить. Лорен мне это говорила – до того, как ушла. Я могу помочь ей убежать и спастись.

– Вот и хорошо.

– Я хочу поговорить с капитаном. Объяснить. Нам нужно туда лететь прямо сейчас. Он это сделает, он поймет. Она – мое дитя.

Бет стояла совершенно спокойно, когда он резко повернулся и выбежал из помещения салона. В отчаянии она испустила глубокий вздох.

– О, черт возьми.

Джед и трое ребятишек сидели вокруг маленького столика в камбузе, зачерпывая ложками коричневатое пюре со своих подносов. Все они окинули Бет понимающим взглядом, когда она вошла. Она качнула головой в сторону Джеда и отступила обратно в коридор. Он вышел вслед за ней.

– Его нужно показать доктору или кому-то в этом роде, – сказала она, понизив голос.

– А я тебе это говорил в тот день, когда мы его впервые увидели, куколка. У мужика явно крыша поехала.

– Нет, тут дело не в этом, не в его голове. У него кожа так и горит, вроде лихорадки, – или, может, какой-то вирус.

– О господи, Бет. – Джед прислонился лбом к прохладной металлической поверхности стены. – Подумай-ка, ладно? Какого дьявола мы можем сделать? Мы находимся на этом чертовом черноястребе, за пятьдесят триллионов световых лет от любого, кто может с нами связаться. Мы ничего не можем сделать. Я действительно беспокоюсь, не заразился ли он какой-нибудь инопланетной болезнью. Но теперь меня больше всего волнует, как бы он не заразил ею нас.

Бет просто ненавидела его за то, что он прав. Тяжко было сознавать свое бессилие, не говоря уже о зависимости от Росио.

– Пошли. – Бросив последний взгляд на ребятишек и убедившись, что они едят, она потащила Джеда в салон. – Росио.

Его полупрозрачное лицо материализовалось на экране.

– Что опять?

– У нас настоящая проблема с Джеральдом. Вроде бы он болен чем-то. Это нехорошо.

– Он здесь по вашему настоянию. И что вы от меня хотите? Что я должен делать?

– Не уверена. Есть у тебя камера ноль-тау? Мы могли бы его изолировать, пока не уедем отсюда. Потом эденистские врачи смогут хорошо его лечить.

– Нет. У меня нет больше камер ноль-тау. Одержимые, вполне понятно, из-за этих устройств нервничают, первые же из них, которые поднялись на борт, сломали камеры.

– Вот черт! Что же делать?

– Придется вам за ним ухаживать – сколько сможете.

– Жуткое дело, – пробормотал Джед.

По экрану начал скользить Альмаден.

– Эй, куда это мы теперь? – спросил Джед.

Астероид исчез за нижним краем, оставив только звезды, которые поворачивали тонкие дуги по черноте, пока черноястреб не приобрел ускорение в резком повороте.

– Назад, к моему патрулю, – пояснил Росио, – и надеюсь, что никто не заметил моего отсутствия. Дибанк получил список электронных компонентов, которые нам нужны, чтобы снова заставить функционировать завод питательных веществ. Их все можно достать в Монтерее.

– Что ж, рад это слышать, друг, – машинально сказал Джед. Холодная догадка пронеслась у него в мозгу. – Погоди-ка минутку. Как же ты собираешься заставить Организацию отдать их?

Прозрачный образ Росио подмигнул, затем исчез.

– О боже! Только не это снова!

* * *

В мирное время зоны помощи кораблям Авона находились вокруг планеты и ее пояса астероидов, имеющихся на орбите, на оптимальном расстоянии от станций и портов, которые они обслуживали. Единственным исключением был Трафальгар, который, по необходимости, всегда бдительно следил за всеми подозрительными прибытиями. Вслед за тем, как официально разражалась война или, как предпочитали выражаться дипломаты Королевства, кризисная ситуация, все такие зоны автоматически передвигались на более далекое расстояние от их портов. Каждый справочник Конфедерации содержал альтернативные координаты, и ответственность в знании любого официального заявления лежала на капитанах.

Вспомогательная зона ДР-45-И была расположена за триста тысяч километров от Трафальгара и предназначалась для использования гражданскими кораблями, летавшими по правительственной санкции. Снабженные сенсорными датчиками спутники, которые проверяли эти полеты и наблюдали за ними, оказывались не менее действенны, чем те, которые прикрывали зоны, предназначенные для различных типов военных кораблей.

В конце концов, невозможно было заранее определить, какие типы судов смогут применять противники. Так что, когда искажающие гравитационные сканеры начали получать знакомый почерк корабля, желающего получить помощь, на линию в течение миллисекунд доставлялись дополнительные сенсорные батареи. На быстро увеличивающемся искажении пространства-времени сосредоточивались пять вооруженных платформ СО. Трафальгарское управление СО посылало также четырех свободных патрульных космоястребов по направлению к этому кораблю, и еще десять получали срочный аварийный статус.

Радиус черной дыры распространился на тридцать восемь метров и исчез, обнаружив корпус космического корабля. Визуально-спектральные сенсоры показали также контролерам СО обычный шар, укутанный слоем однообразной плазмы с нулевой температурой. Все полностью в норме, кроме единственного отсутствующего металлического листа на обшивке корпуса. И еще корабль производил впечатление своей излишней близостью к центру зоны; капитану пришлось проявить максимум осторожности, чтобы скоординировать свой последний прыжок. Такой маневр указывал на то, что кто-то хочет угодить.

Вибрационный радар вызвал приемоответчик корабля. Трафальгару потребовалось меньше миллисекунды, чтобы определить ответный код «Крестьянской мести», направляемой капитаном Андре Дюшампом.

Следуя стандартному ответному коду, «Крестьянская месть» быстро передала свой официальный утвержденный полетный код, выработанный правительством Этентии.

Оба кода объединили, чтобы обозначить две записи о неотложной помощи. Дежурный офицер разведки флота трафальгарского командного центра СО немедленно взял ситуацию под контроль.

Другой сигнал тревоги, потише, раздался в коммуникационной сети безопасности астероида, и о нем разведка флота ничего не знала. Телевидение, радио и голографические окна в Деревенском клубе прервали излюбленные передачи-воспоминания о прошедшем, чтобы предупредить наблюдателей об этом последнем этапе развития событий.

Трэйси уселась перед экраном. В большой комнате отдыха наступила тишина. Цветное объемное изображение проходило по громадному телевизору «Сони», показывая, как различные виды оружия заперты в фюзеляже космического корабля. Она дополнила этот скудный источник сведений более вразумительным отчетом Корпуса, так как там собирали информацию непосредственно с Трафальгара и вокруг него.

– Кораблю не дадут подойти к нам слишком близко, – сказала Саска с надеждой в голосе. – Именно теперь они совсем с ума сходят, спасибо всем святым.

– Надеюсь, ты права, – пробормотала Трэйси. Поспешная проверка, соотнесенная с Корпусом, показала, что Джей все еще в Конгрессиях с Хейл. Именно теперь там лучшее для нее место; Трэйси совершенно не хотелось, чтобы девочка разделяла с ними сомнения и тревоги. – Один только дьявол знает, как Прайору удалось удрать с Этентии.

– Наверное, одержимых с Этентии напугало одно только имя Капоне, – сказал Галик. – Пробираться в штаб-квартиру Конфедерации – совсем другое дело.

Дежурный офицер разведки флота, похоже, разделяла это мнение. Она немедленно объявила положение С-4, запрещая подозрительно враждебному кораблю двигаться дальше и прося патруль космоястребов подтвердить запрет. Предостережение передали на «Крестьянскую месть», четко разъяснив, какие меры будут приняты в случае неподчинения приказам командира СО. Затем им запретили использовать какие бы то ни было энергетические системы, даже локаторы, чтобы определить позицию, не расширять тепловые панели, не выпускать сенсоров на стрелах и не приводить в действие никаких других люков на фюзеляже. Не разрешалось также выпускать струи испаряющейся жидкости без предварительного разрешения Росио.

Когда недовольный капитан Дюшамп подтвердил свое согласие, четыре патрульных космоястреба поспешили к кораблю при ускорении в хороших 5 g.

Кингсли Прайор передал свой персональный код дежурной разведки флота, заявив, что он офицер службы флота Конфедерации.

– Мне удалось скрыться из Новой Калифорнии и попасть сюда, – сообщил он ей. – У меня хранится масса тактической информации, касающейся флота Организации, я получил ее незадолго до вылета. Эти материалы следует как можно скорее предоставить адмиралу Лалвани.

– Мы уже в курсе о вашей причастности к Капоне, – ответила дежурная. – Рапорт нашего агента разведки Эрика Такрара о его пребывании в составе экипажа «Крестьянской мести» достаточно подробен.

– Так Эрик здесь? Это хорошо: мы думали – его схватили.

– Он предъявил против вас обвинение в дезертирстве и коллаборационизме.

– Что ж, если даже мне придется предстать перед воинским судом ради того, чтобы доказать свою невиновность, это не повлияет на факт, что я привез целую кучу полезной информации. Адмирал захочет, чтобы меня как следует выслушали.

– Это будет сделано. Патрульные космоястребы проводят вас в док, как только мы подтвердим статус вашего корабля.

– Уверяю вас, на борту нет одержимых. И этот корабль не представляет никакой военной угрозы. Я удивлен, что мы вообще ухитрились добраться сюда, если учесть то состояние, в каком находятся наши системы. Капитан Дюшамп – не самый крупный специалист.

– Нам и это известно.

– Прекрасно. Вам еще надо бы знать, чей атомный снаряд мощностью в три килотонны пробил обшивку корпуса. У меня установлен код контрольного таймера, он равен семи часам от момента взрыва.

– Да, это обычный метод Капоне обеспечить сочувствие. Мы подтвердим его местоположение при помощи зонда дальнего действия с одного из космоястребов.

– Великолепно. Что требуется от меня?

– Абсолютно ничего. Обшивка корпуса будет снята еще прежде, чем вы доберетесь в док. Дюшамп должен открыть нам бортовой компьютер и убрать все ограничения к поднятию на борт. Дальнейшие инструкции вам будут даны, как только мы управимся с анализами.

На мостике Кингсли убрал страхующие его ремни, привязывавшие его к противоперегрузочной койке, и послал кипящему негодованием капитану выразительный взгляд.

– Делай, как она требует. Сейчас же.

– Да уж разумеется, – огрызнулся Дюшамп.

Тысячу раз на протяжении этого полета он принимал решение просто отказаться выполнять приказы, чтобы не заходить дальше. Прибытие на Трафальгар означало бы для него покончить со своей жизнью. Флот англичан теперь слишком много о нем знает благодаря Такрару. Они заберут у него корабль и, возможно, его свободу, сколько бы денег он ни переплатил этим гнусным адвокатишкам.

Это был тот порт, где ему нечего ждать поблажек, если он там окажется. Но всякий раз, когда он начинал понимать, что необходимо сделать выбор, один отвратительный мелкий вид трусости препятствовал ему по-настоящему превращать мысли в дела. Отказ означал верную смерть от атомной бомбы, а Андре Дюшамп не мог более поворачиваться лицом к этой судьбе так самонадеянно, как это уже случилось с ним однажды. Он смотрел одержимым прямо в глаза и одерживал над ними победу (а ведь флот Конфедерации ни разу так и не поблагодарил его за это, о нет!), и, больше, чем многие и многие, он понимал, насколько они реальны. И с этим приходило холодное знание того, что ожидает его душу. Любая судьба, как бы унизительна она ни была, внезапно стала более привлекательной, чем смерть.

Андре поместил в компьютер ряд инструкций, возложив контроль на командный центр СО. Теперь эта процедура была обеспечена хорошо. Активизировались все внутренние датчики, подтверждая количество членов экипажа на борту, обеспечивая их идентификацию. Затем у них потребовали передать файлы и физиологические данные командованию СО, чтобы на первой стадии убедиться, что среди них нет одержимых. На второй стадии нужно было выдержать тщательный осмотр датчиками, как только они окажутся в доке.

Как только командование СО определило пять человек, находившихся на борту, как неодержимых, по всем процессорам корабля провели диагностические процедуры. На «Крестьянской мести» эта процедура не прошла настолько гладко, как это было бы с кораблем, точнее соблюдающим требования безопасности. Несколько необходимых по закону систем упорно не включались. Тем не менее командование СО подтвердило, что в тех процессорах, которые работают, нет никаких серьезных повреждений. И это, в сочетании с анализами (неполными в допустимой степени) отношений с окружающей средой, позволяло им рассчитывать на девяносто пять процентов вероятности, что на корабле не провозят контрабандой каких-либо одержимых.

Андре Дюшампу разрешили развернуть свинцовые термопанели, открыв тепловые трубы. Вспомогательные двигатели вспыхнули, стабилизируясь. Флайер с одного из космоястребов выскользнул в ангар и сманеврировал над обшивкой корпуса корабля. Высунулись рычаги, готовые отъединить эту секцию.

Трэйси наблюдала на большом телевизионном экране «Сони» то, что показывала ей камера: как ключ начал откручивать край панели.

– Просто не верится! – воскликнула она. – Они воображают, будто это безопасно!

– Будь благоразумней, – посоветовал Арни. – Этих предосторожностей достаточно, чтобы засечь любых одержимых, которые могли тайком пробраться на борт.

– Кроме Квинна Декстера, – проворчала Саска.

– Давайте не усложнять. Факт, что флот начинает становиться крайне благоразумным.

– Чепуха! – огрызнулась Трэйси. – Офицер разведки флота преступно некомпетентна. Она должна знать, что Капоне имеет какую-то принудительную власть над Прайором, и все-таки она этого не принимает во внимание. Они ведь дадут этому проклятому кораблю сесть, как только отвинтят панель обшивки.

– Мы их остановить не можем, – напомнила Саска. – Ты же знаешь правила.

– Капоне и его влияние ослабевают, – заметила Трэйси. – Какую бы иллюзорную победу он ни одержал, он не может вернуть себе то, что утратил, особенно теперь. Говорю вам, мы не можем позволить ему этот жест. Нужно полностью принять во внимание всю динамику психологической ситуации. Конфедерация должна выжить; и не только это: она должна быть единым организмом, который приведет этот кризис к успешному разрешению. А флот – воплощение Конфедерации, особенно теперь. Ему нельзя наносить ущерб. Не до такой степени, на какую способна миссия Прайора.

– Ты так же бесцеремонна и упряма, как Капоне, – заметил Галик. – Только твои мысли и твои мнения должны преобладать.

– Мы все очень хорошо знаем, что должно преобладать, – возразила Трэйси. – Должен существовать действенный и разнообразный правительственный механизм, чтобы проводить ту политику, какая понадобится в будущем, и руководить переходным периодом. При всех ее недостатках Конфедерацию можно заставить как следует выполнять свою работу. Потому что, если она не справится, весь род человеческий развалится социально, политически, экономически, религиозно и идеологически. Мы будем отброшены назад, туда, где были в эпоху до начала космических полетов. Понадобятся столетия, чтобы оправиться, чтобы вернуться туда, где мы находимся сегодня. А ведь к тому времени мы должны будем присоединиться к трансцендентно активному населению вселенной.

– Мы?

– Да, мы. Мы, немногие привилегированные. Только то, что мы были здесь произведены благодаря генной инженерии, не означает, что мы не люди и не гуманоиды. Две тысячи лет, проведенные среди нашего собственного народа, не делают этот мир чужим.

– Ну вот, теперь ты впадаешь в мелодраматизм!

– Называй как хочешь. Но я-то знаю, кто я!

* * *

Внутренние датчики на «Крестьянской мести» показали, что Кингсли Прайор один в своей маленькой каюте. Он находился в том самом состоянии расслабленности, которую Андре и трое членов его экипажа наблюдали в течение всего запутанного полета. Он завис в нескольких сантиметрах от пола, ноги сложены в позе лотоса, а глазам представлялось видение какого-то персонального ада. Даже дежурный офицер разведки флота могла видеть по каналу связи с кораблем, что он страдает.

После того как дистанционный осмотр был закончен, а секция обшивки была снята, Андре Дюшампу дали нужный вектор, чтобы корабль мог попасть к Трафальгару при одной десятой g. Командиры СО следили, насколько бортовой компьютер соответствует инструкциям экипажа и как пробуждают к жизни камеру с атомным горючим. Инструкции по безопасности выполнялись с точностью до последнего бита.

Кингсли преодолел последние несколько сантиметров по направлению к полу и тяжело всхлипнул, показывая, чего это ему стоило. Во время полета дилемма усилилась почти до физической боли, каждая мысль касалась его миссии и жгла изнутри. Не существовало просто никакого пути, чтобы выбраться из этой ловушки, в которую поймали его Капоне и его шлюха. Смерть окружала его, делая более уступчивым, чем можно было достигнуть при любом наложении ареста на его имущество. Смерть и любовь. Кингсли не мог допустить, чтобы маленький Вебстер и Кларисса исчезли в потусторонье. Особенно теперь. И не мог допустить, чтобы они стали одержимыми. А единственный путь к тому, чтобы с ними этого не произошло, тоже нельзя было себе позволить.

Подобно всем другим людям, находившимся в его положении в течение всей истории, Кингсли Прайор не делал ничего, когда события настигали его и шли к своему завершению; он только ждал и молился, чтобы вдруг из ниоткуда возник магический третий путь. Теперь, когда удары двигателя тащили космический корабль по направлению к Трафальгару, надежда совсем оставила его. Сила, которой он был наделен, чтобы причинять страдания, была нездоровой, но все же он мог ощущать Вебстера и Клариссу. Эти двое его уравновешивали, как и предвидел Капоне. И теперь Кингсли Прайор должен совершить этот невозможный выбор между глубоко сокровенным и абстрактным.

Датчики в каюте были достаточно точны, чтобы наблюдать за тем, как губы Кингсли искривляются в горькую усмешку. Она выглядела так, как будто вот-вот у него вырвется крик. Дежурный офицер разведки флота покачала головой, видя, как он ведет себя. Выглядит так, как будто у него мозги вот-вот разорвутся на куски, подумала она. Хотя он и оставался довольно пассивным.

Чего датчики все-таки ей не показали, было сгущение воздуха возле койки Кингсли, которое беззвучно приняло форму Ричарда Китона. Китон печально улыбнулся при виде пораженного горем офицера флота.

– Кто вы? – спросил Кингсли хриплым голосом. – Каким образом вы прятались на борту?

– Я не прятался, – отрицал Ричард Китон. – Я вовсе не одержатель, пытающийся воздействовать на вас. Я наблюдатель – только и всего. Пожалуйста, не спрашивайте, кто я и почему. Я не скажу вам этого. Зато я скажу, что Вебстер убежал от Капоне, он больше не на Монтерее.

– Вебстер? – дернулся Кингсли. – Где он?

– Он теперь в такой безопасности, в какой только можно находиться.

– Откуда вам это известно?

– Я не единственный наблюдаю за Конфедерацией.

– Не понимаю. Зачем вы мне это говорите?

– Вы в точности знаете почему, Кингсли. Потому что вы должны принять решение. Вы находитесь в уникальном положении, когда можно воздействовать на события человеческой жизни. Не часто какая-то личность бывает поставлена в подобное положение, хотя вы даже не цените полностью, какие перспективы это открывает перед вами. Так вот, я не могу принять решение вместо вас, насколько мне это понравится. Даже я не могу нарушить ограничения, в рамках которых действую. Но я могу, но крайней мере, подчинить их себе настолько, чтобы убедиться, что вы располагаете всеми фактами, прежде чем выработаете свое суждение. Вы должны выбрать, когда и где умрете и кто умрет вместе с вами.

– Я не могу.

– Знаю. Это нелегко. Вы просто нуждаетесь в том, чтобы сохранялось неизменное положение вещей на такой долгий срок, пока вы не окажетесь ни при чем. Я вас за это не осуждаю, но этого не произойдет. Вам придется выбрать.

– Вы знаете, что сделал со мной Капоне? Что я несу?

– Знаю.

– Так что сделали бы на моем месте вы?

– Я слишком много знаю, чтобы вам это сказать.

– Значит, вы не сказали мне всего, что мне нужно. Ну, пожалуйста!

– Вы стремитесь к абсолютному очищению. Но я и этого не в силах вам предоставить. Подумайте, я ведь сказал вам то, что, как я полагаю, вы должны знать. Ваш сын не пострадает непосредственно ни от какого действия, какое вы предпримете. Ни теперь, ни в ближайшее время.

– Откуда я знаю, правду ли вы говорите? Кто вы?

– Я говорю вам правду, потому что точно знаю, что вам сказать. Если бы я не был тем, кем являюсь, откуда бы я знал о вас и о Вебстере?

– Так что я должен делать? Скажите мне!

– Я это только что сказал.

Ричард Китон начал поднимать руку в жесте, который мог означать сочувствие и сострадание. Кингсли Прайор так этого и не узнал, потому что посетитель растаял в воздухе так же быстро, как и появился.

Ему удалось выдавить из себя краткий смешок. Люди (или инопланетяне, или, может быть, даже ангелы) наблюдали за родом человеческим и прекрасно в этом преуспевали. Не трудно было увидеть, что происходит в пределах Конфедерации, – немногие тщательно размещенные сканеры могли фиксировать все сведения о происходящем, разведка флота и ее подразделения выполняли это как самую обыденную свою работу. Но тайные наблюдатели среди цивилизаций с одержанием были наделены способностями, далеко превосходящими возможности любого секретного агента. Эта способность была неколебимой. Несмотря на это, Кингсли чувствовал некоторое облегчение. Кто бы они ни были, они не испытывают безразличия. Достаточно вмешаться. Не в сильной мере, но в достаточной. Они знали, какое опустошение он вызовет. И давали ему оправдание, если он этого не сделает.

Кингсли заглянул прямо в датчик каюты.

– Прошу прощения. В самом деле. Я был слишком слаб, чтобы зайти так далеко. Теперь я собираюсь положить этому конец.

На мостике Андре Дюшамп задергался, когда красные символы нейросети начали на пронзительных нотах передавать предостережения ему в мозг. Одна за другой основные функции космического корабля выходили из-под его контроля.

– Дюшамп, что это вы вытворяете? – спросил командир СО. – Немедленно верните нам доступ к бортовому компьютеру, иначе мы откроем огонь.

– Не могу, – передал в ответ приведенный в ужас капитан. – Командные коды аннулированы. Мадлен! Ты можешь это прекратить?

– Не имею возможности. Кто-то влезает со своими командами через программу основных операций.

– Не стреляйте, – молил Андре. – Это не мы.

– Это должен быть кто-то, имеющий доступ к вашей программе. Кто-то из вашего экипажа, Дюшамп.

Андре бросил испуганный взгляд на Мадлен, Десмонда и Шена.

– Но мы He… merde, Прайор! Это Прайор. Это его рук дело. Именно он хотел попасть сюда.

– Мы теряем энергию! – вскричал Десмонд. – Двигатель отключился. Плазма термоядерного реактора охлаждается. Черт бы его побрал, он открыл аварийные вентиляционные клапаны! Все до одного. Что он делает?

– Спускайся и останови его. Примени ручную гранату, если у тебя есть! – заорал Андре. – Мы вам помогаем, – доложил он командованию СО. – Только дайте нам несколько минут.

– Капитан? – Шен указал рукой.

Палубный люк медленно задвигался. Одновременно с пронзительным свистом начали вспыхивать яркие пульсирующие огни, почти ослепляя.

– Mon dieu, non!

Датчики СО показали совершенно четкое изображение на экране дежурного офицера разведки флота. Корабль находился в стадии замедления движения, когда возникла аварийная ситуация. Он находился меньше чем в двухстах километрах от трафальгарского космопорта, вращающегося против часовой стрелки. Явное смятение экипажа могло быть просто большим развлечением. Если бы с этого расстояния на астероид грянул залп боевых ос, было бы невозможно остановить их все.

Если бы на борту были только Дюшамп и его экипаж, дежурный офицер уничтожила бы корабль на месте и мгновенно. Но рука ее остановилась из-за действий Прайора и его загадочного заявления, сделанного как раз в ту минуту, когда датчик из его каюты отключился от линии связи. Дежурная была убеждена, что все это вытворяет Прайор, и единственная программа, которую корабль оставил открытой для проверки со стороны Трафальгара, было управление огнем боевых ос. Прайор, должно быть, пытался ввести в заблуждение командование СО. Ни один из смертельных управляемых снарядов не был в боевой готовности.

– Продолжайте следить за ним, полностью вооружившись, – передала она своим товарищам, офицерам СО из командного центра. – Прикажите эскорту космоястребов быть неподалеку.

Из «Крестьянской мести» низверглись длинные столбы белоснежного пара, когда аварийные вентиляционные клапаны опустошили все баки с горючим на борту. Водород, гелий, кислород, охлаждающая жидкость, вода, реактивная масса – все это перемешалось под высоким давлением и сотрясло корабль так, как будто бы на него воздействовало с десяток зарядов, выпуская огонь в противоположных направлениях. Однако ни один из них не был достаточно мощным, чтобы повлиять на его орбитальную траекторию. С поврежденным тормозом корабль продолжал лететь по направлению к Трафальгару, делая почти два километра в секунду.

– У них же совсем не останется горючего, даже если они возобновят управление системой двигателей, – заключил старший офицер СО. – Корабль разобьется, не пройдет и двух минут.

– Если он доберется на расстояние десяти километров от Трафальгара, уничтожьте его, – приказала дежурный офицер.

Многочисленные вентиляторы неослабевая работали в течение еще пятнадцати секунд, заставляя пришедший в неустойчивость корабль спотыкаться в воздухе. Фюзеляж сотрясали взрывы, выпуская сухие плюмажи серой пыли, отделяющейся от внешней части. Громадные сегменты корпуса освобождались от обшивки, как будто бы широко раскрывались сумеречно-серебряные лепестки цветка, обнажая плотно пригнанные металлические потроха корабля. Под поверхностью изредка вспыхивало сияние голубых огней, их можно было разглядеть только через тончайшие щели; потом раздались еще взрывы, отделяющие внешнее оснащение от внутренней части. Звездный корабль начал разваливаться на куски; его баки для горючего, термоядерные тороиды, энергетические узлы, тепловые установки и нагромождение вспомогательных механизмов превратились в кучу искореженных обломков.

Три прочных ракетных двигателя были сгруппированы вокруг основания спасательной капсулы, располагавшейся рядом с капитанским мостиком; они воспламенились с очень кратким упреждением, очищая сферу от осколков техники. Дюшамп и остальные бросились назад, на противоперегрузочные койки, чтобы выдержать ускорение в 15 g.

– Мой корабль! – вскричал Андре сквозь звуки всех этих тяжелых ударов.

«Крестьянская месть», последний крохотный проблеск надежды на послекризисное существование, раскручивалась вокруг него; ее части, стоившие миллионы фьюзеодолларов, улетали, вертясь, в глубины галактики, превращаясь в утиль. Любя этот корабль больше, чем любую женщину, Андре прощал ему постоянные требования денежных вливаний, его темпераментное функционирование, жажду горючего и всевозможные иные расходы; потому что взамен корабль давал Андре жизнь, выходящую за рамки обыденности. Но корабль не был полностью оплачен; и много лет тому назад Андре отказался от всеобъемлющей политики страхования с узаконенным грабежом со стороны страховых компаний ради того, чтобы положиться на собственную ловкость и финансовую компетентность. Его крик закончился прерывистым глухим рыданием. Эта вселенная оказалась хуже, чем что-либо другое, обещаемое космосом.

Кингсли Прайор не поджег ракетные двигатели в своей спасательной капсуле. Ему некуда было спасаться. Теперь, горячо пылая, обломки «Крестьянской мести» сбились в кучу вокруг капитанского мостика, торчащего из их центра. Но капсула все еще направлялась к Трафальгару, таща за собой весь этот мусор и Кингсли. Он не знал в точности, где находится, не мог он тратить время и силы на то, чтобы проверять остатки датчиков, которыми была снабжена капсула. Единственное, что он знал, – это то, что выполнил все, что мог, находясь рядом с командой, и что он не на Трафальгаре, а ведь Капоне хотел, чтобы Кингсли находился именно там. Ничто другое больше не имело значения. Решение было принято.

Плывя в полном одиночестве в каюте, освещенной только крошечными желтыми аварийными огнями, Кингсли датавизировал внешний код импланту своего желудка. Герметичный генератор с небольшим полем представлял собой вершину техники Конфедерации, даже при этом он прорвался за пределы аварийных приспособлений, обычно употребляемых, когда имели дело с антиматерией. Сверхспециальная военная лаборатория на Новой Калифорнии, которая его произвела, пренебрегла тем, чтобы снабдить его (не говоря уже о здравом смысле) устойчивостью к повреждениям, которой обычно пользовались даже самые черные синдикаты-крохоборы. Капоне просто сообщил, что ему понадобился контейнер, отличающийся только размером. Он такой и получил.

Когда закрылись границы поля, шар из замороженного антиводорода коснулся стенки контейнера. Протоны, электроны, антипротоны и антиэлектроны аннигилировали друг друга реакцией, которая весьма и весьма быстро пересоздала условия энергетической плотности, которые обычно существовали внутри облака. На этот раз это не произошло в результате творения.

Лазеры с платформы СО уже начали поражать крутящиеся по спирали обломки оборудования на краю мусорного облака, которое некогда было кораблем «Крестьянская месть». Свалка этого мусора находилась менее чем в двадцати пяти километрах от Трафальгара, и Кингсли мчался по такому курсу, что ему неизбежно предстояло столкнуться с одним из сферических космопортов, вращающихся против часовой стрелки. Ионизированный пар от разлагающихся составных частей флюоресцировал бледно-голубым из энергетических лучей, торчащих из него, образовывая бурлящую волну вокруг оставшихся обломков. Было похоже, будто особенно хрупкая комета мчится по космосу.

Капсула, поддерживавшая жизнь Кингсли Прайора, находилась в двадцати трех километрах и в восьми секундах от космического порта, когда это случилось. Еще три секунды – и лазеры СО нацелились бы на нее, хотя это не составило бы особенной разницы. Капоне собирался сделать с Трафальгаром то же, что Квинн Декстер сделал с Джесупом; взорвись антиматерия в одной из пещер биосферы, и астероид разорвало бы на части. Даже если бы Кингсли не смошенничал, прокладывая себе путь мимо контрольных устройств безопасности, и вынужден был бы совершить самоубийство в космопорте, он причинил бы определенный ущерб, разрушив сферу с обратным вращением и любые находящиеся там корабли, и, возможно, сдвинул бы астероид с его орбиты.

Отключением камеры вне Трафальгара Кингсли мог бы значительно уменьшить ущерб. Достаточно, чтобы успокоить свою совесть и позволить ему вернуться на Новую Калифорнию, претендуя на успешное выполнение своей миссии. Однако, учитывая физические условия, он не действовал в пользу флота Конфедерации. Взрыв антиматерии – это не атомная бомба, он не произвел относительной плазменной сферы и не вызвал волны освободившихся от взрыва частиц; но количество энергии, пробужденной к жизни, имело достаточную мощность, чтобы осветить ночную сторону планеты на сто тысяч километров под ней. Видимый и инфракрасный спектры содержали только небольшой процент выхода энергии. Его реальная мощность была сосредоточена в спектрах гамма– и икс-лучей.

Завихряющаяся куча металлолома, которая прежде была «Крестьянской местью», еще померцала в течение какой-то микросекунды, прежде чем превратиться в субатомную структуру. Трафальгар, однако, оказался более упругим. Его серая с черным скала, испещренная крапинками, блеснула ярче солнца, когда в нее ударила энергия цунами. Когда белое освещение угасло, поверхность, повернутая к взрыву, продолжала гореть ярко-красным. Центробежная сила сдвинула с места вялую оплавленную скалу, отправив ее лететь вдоль возвышений и кратеров горной цепи, где она раздулась в быстро растущие сталактиты. Установки теплообмена величиной с город раскрошились вместе со своим вспомогательным оборудованием, прикрепленным к скале, их сложные компоненты расшатались, точно хрупкое старинное стекло, а металлические части превратились в жидкие и разлетелись прочь, оставляя алые капли на фоне звезд.

Сотни космических кораблей попали на территорию этого взрыва, создавшего микро-нову. Суда адамистов оказались удачливее, их массивная структура защитила экипажи от худших последствий радиации. Металлические системы катастрофически сдали, когда их пронзили икс-лучи, тотчас же превратив в обломки, изрыгающие пар, как это было с «Крестьянской местью». Десятки аварийных капсул неслись прочь от опасно радиоактивных корпусов.

Открытые опасности космоястребы пострадали очень сильно. Сами корабли терпели бедствие и погибали, как только нарушалась целостность их помещений. Чем дальше находились они от взрыва, тем дольше длились их несчастья. Их экипажи в неприкрытых тороидах погибли почти сразу же.

Сферический, вращающийся против солнца, космопорт Трафальгара коробился и выгибался, как береговая линия при урагане. Пена, обладавшая ноль-температурой, окутывавшая балки и баки с горючим, затвердела, почернела и растаяла. Воздух в секциях, находящихся под давлением, перегрелся из-за радиации, наполняясь взрывной силой, разрывая каждую обитаемую секцию на мелкие кусочки. Баки взорвались. Атомные генераторы дестабилизировались, и пламя обратилось в пар.

Сотрясение намного превосходило допустимую нагрузку для оси. Плазма атомного генератора с ревом вырвалась из обрушивающейся сферы, и тонкая пластина начала изгибаться. Как раз над самой опорой она оборвалась и полетела, устремляясь вниз, на ослабевшую несущую конструкцию под быстро лопающимися огневыми шарами на поверхности.

С десяток настойчиво повторяющихся сигналов тревоги, означающих аварийную ситуацию, вибрировали в мозгу Самуэля Александровича. Он поднял голову, желая посмотреть на штабных офицеров, ответственных за ежедневный стратегический отчет. Больше, чем начальные сигналы тревоги, его беспокоили трое из этих офицеров, которые немедленно выбыли из строя, так как у них развалился процессор. Затем замерцали огоньки.

Самуэль уставился в потолок.

– Дерьмо чертово.

Информация, поступающая ему в мозг, подтверждала, что за пределами астероида произошел взрыв. Но достаточно ли сильный, чтобы воздействовать на внутренние системы? За его панорамным окном свет центральной пусковой башни потемнел, так как генераторы сели в ответ на нарушение охлаждения. Секция сверхпрочных коммуникационных линий астероида полностью отключилась. Ни один из внешних датчиков не действовал.

Освещение офиса и прилегающих территорий подключилось к своим вспомогательным энергетическим установкам. Завывание на высокой ноте, звук, ежедневно раздававшийся слабым фоном, начал усиливаться: прекращали работу насосы и вентиляторы.

Семеро полностью вооруженных флотских в броне ворвались в офис, это было отделение телохранителей Первого адмирала. Старший отделения, капитан, не потрудился даже отсалютовать.

– Сэр, мы сейчас находимся в ситуации С-10, пожалуйста, дайте доступ к командному оборудованию безопасности.

Круглая секция пола возле стола начала опускаться, за ней открылся крутой скат вниз, уходящий за пределы зрения. Сверкающие огни и звуки сирен эхом повторили объявленную тревогу. Окна быстро закрывали толстые металлические щиты. По коридору за дверью офиса пробегали еще другие морпехи, выкрикивая распоряжения. Самуэль едва удержался от смеха, подумав о том, насколько непродуктивной могла оказаться подобная драматизация. Когда случается аварийная ситуация, люди должны оставаться спокойными, а не сосредоточиваться на своих страхах. Он подумал, не отказаться ли от директивы юного капитана, шедшей от глубоко лежащего внутреннего инстинкта, играющего роль грубого ведущего-прочь-от-фронта командира. Затруднение было в том, что подобный жест на его уровне выглядел бы таким непрактичным. Сохранение авторитета командной структуры было существенным при кризисе столь громадного значения. Угрозам можно противостоять быстро, в то время как к успеху способна привести только непрерывная цепочка распоряжений.

И все время, пока Самуэль Александрович колебался, под ним непрерывно сотрясался пол. На них действительно напали! Допустить такое казалось невероятным. Он с удивлением уставился на стоящие на столе чашки, когда те начали дрожать и из них полился чай.

– Разумеется, – сказал адмирал столь же опасающемуся капитану.

Двое морпехов соскочили в отверстие первыми, с вибрационными винтовками наготове. Самуэль последовал за ними. Он заскользил вниз по широкой спирали, оценочная и корреляционная программы отправились прямо ему в нервные синапсы, определяя и отсортировывая поступившие потоки данных, чтобы в точности определить, что случилось. Командование СО утверждало, что «Крестьянская месть» взорвала какое-то количество антиматерии. От этого Трафальгар получил немалые повреждения. Но адмирала заставила похолодеть мысль о том, что произошло с кораблями Первого флота. Во время взрыва в доке находилось двадцать судов, еще три эскадрильи оставались на станции за сто километров. Десятка два космоястребов занимали свои возвышения на стоянке. Около пятидесяти гражданских вспомогательных и правительственных кораблей находилось поблизости.

Сооружения безопасности для командования представляли собой ряд помещений, расположенных на большой глубине в Трафальгарской скале. Обеспеченный энергией и самообслуживающийся комплекс был рассчитан на то, чтобы вместить штабных офицеров Первого адмирала во время атаки. Любое оружие, достаточно мощное, чтобы разрушить помещение, должно было расщепить астероид на куски.

Ввиду того, что только что произошло, эта мысль не успокаивала Самуэля. Он вступил в координационный центр, вызвав нервные взгляды со стороны основной дежурной команды. Длинная треугольная комната со сложными изогнутыми операторскими пультами и накладными голографическнми окнами всегда оживляла в памяти у Самуэля Александровича мостик военного корабля – с одним только преимуществом, что ему никогда не приходилось проводить здесь маневры при высоком g.

– Доложите обстановку, пожалуйста, – обратился он к дежурной – командиру-лейтенанту.

– До сих пор только один взрыв, сэр, – доложила она. – Командование СО пытается возобновить связь с имеющими датчики спутниками. Но, когда мы потеряли связь, на защитном планетарном периметре не было других несанкционированных кораблей.

– У вас что же, никакой связи нет?

– В оставшемся космопорту имеется несколько функционирующих датчиков, сэр. Но они не так-то много нам показывают. Вибрация антиматерии сокрушила массу нашей электроники. Даже закаленные процессоры чувствительны к этому уровню энергии. Ни одна из работающих антенн не может принять сигнал платформы СО. Или процессор не справляется, или там значительное физическое повреждение. Мы еще не знаем, что именно.

– Тогда дайте мне спутник. Соедините нас со звездным кораблем. Я хочу поговорить с кем-то, кому видно, что происходит снаружи.

– Есть, сэр. Сейчас развертываются обратные боевые системы.

В помещение спешили собраться еще другие люди из команды координационного центра, они занимали свои места. Штабные офицеры адмирала входили и становились у него за спиной. Он заметил Лалвани и нетерпеливо поманил ее к себе.

– Вы можете поговорить с кем-то из космоястребов? – спросил он тихим голосом, когда она к нему приблизилась.

– С несколькими. – Глубокая боль отразилась на ее лице. – Я чувствую, что они все еще продолжают погибать. Мы уже потеряли более пятидесяти.

– Святые угодники, – прошипел Самуэль. – Как жаль. Какого дьявола там происходит?

– Да больше ничего. Никакие корабли Организации не появились, насколько известно тем, кто спасся.

– Сэр! – обратилась к адмиралу командир-лейтенант. – Мы снова налаживаем сообщение с сетью СО. Не хватает трех сателлитов, они, должно быть, получили дозу излучения во время взрыва. Пять все еще функционируют.

Одно из голографических окон сверкнуло оранжевыми и зелеными полосами, затем стабилизировались. Шло изображение со снабженного датчиками СО спутника, расположенного на периметре защитной линии Трафальгара за десять тысяч километров. Ни один из спутников внутреннего заграждения не сохранился.

– Дьявольщина, – выругался Первый адмирал.

Весь остальной координационный центр хранил молчание.

Половина Трафальгара вытянулась в длину наподобие земляного ореха и сверкнула в звездном окружении глубоким бордовым цветом. Было видно, как медлительные волны переползали через хребет, как шары величиной с булыжник устремлялись с вершины, увлекаемые вращением астероида. Разрушенный космопорт отступал от разбитых на куски опор, медленно поворачиваясь и разбрасывая пузыристые обломки по ходу тока. Пылающие огнем круги бесцельно огибали пробитую скалу, изрыгая перепачканный сажей пар, точно холодные кометы; корабли находились слишком близко к взрыву антиматерии, чтобы их экипажи могли остаться в живых.

– Ладно, мы-то не затронуты и можем функционировать, – мрачно произнес Первый адмирал. – Наша первоочередная задача – восстановить сеть СО. Если у них есть хоть какое-то чутье в плане тактики, Организация постарается поразить нас в то время, пока наши платформы с оружием вышли из строя. Командир, вызовите две эскадрильи кораблей Первого флота, чтобы заменить людей на платформах СО и перераспределить планетарную защитную сеть, тогда она сможет дать нам хоть какое-то прикрытие, насколько возможно. Велите им также следить за выполнением процесса очищения; я бы в этом отношении был осторожнее с Капоне. Когда это будет сделано, мы сможем организовать рейсы для спасения уцелевших.

Бригада координационного центра потратила час на то, чтобы расположить уцелевшие от Первого флота эскадрильи щитом вокруг Трафальгара. По мере того как все больше и больше звеньев связи вступало в действие, начала просачиваться информация. Три четверти сети СО вокруг астероида были уничтожены взрывом. Около ста пятидесяти кораблей совершенно уничтожены, а еще восемьдесят, более отдаленные, стали настолько радиоактивными, что спасти их было невозможно. В космическом порту, обращенном к «Крестьянской мести», не уцелело ничего; как только будут обнаружены трупы, их необходимо вытолкнуть на отсеченную солнцем орбиту. Полученные первоначально цифры определяли потери как восемь тысяч человек, хотя группа координационного центра считала этот результат слишком оптимистичным.

Как только начали выполняться его приказы, Первый адмирал стал просматривать файлы командного центра СО, относящиеся к «Крестьянской мести». Он собрал из своих штабных офицеров команду предварительного опроса в количестве шести человек, дав им задание выстроить вероятностную цепочку событий. Десятки раз проверили состояние подавленного страхом Кингсли Прайора в последние минуты – посредством исследования его нервных синапсов.

– Нам нужна полная психологическая картина, – сказал адмирал лейтенанту Китону. – Я хочу знать, что с ним проделали. Мне не нравится мысль, что они могут обратить моих офицеров против флота.

– Одержимые ограничены только пределами своего воображения, адмирал, – вежливо объяснил офицер медицинского подразделения. – Они могли оказать сильное давление на отдельные личности. А вместе с командиром-лейтенантом Прайором на Новой Калифорнии была его семья, жена и сын.

– Ручаюсь, что для меня я сам и мои действия превыше всех личных соображений, – спокойно произнес Самуэль. – У вас есть семья, лейтенант?

– Нет, сэр, не то чтобы семья… Хотя есть троюродная сестренка, я к ней очень привязан; она примерно такого же возраста, как Вебстер Прайор.

– Полагаю, что принесенные клятвы и добрые намерения не всегда выдерживают тот ужас, который посылает нам реальная жизнь. Но похоже на то, что у Прайора в конце концов появились еще кое-какие мысли. За это мы должны испытывать к нему благодарность. Один господь знает, какую резню он устроил бы, доберись до Трафальгара.

– Да, сэр. Я уверен, он сделал все, что мог.

– Хорошо, лейтенант, продолжайте.

Самуэль Александрович вернулся к изображению ситуации, которое вертелось у него в голове. Теперь, когда уже началось восстановление стратегической защиты и корабли приступили к спасательным работам, он мог сосредоточиться на самом Трафальгаре. Астероид был в скверном состоянии. По существу, все его располагающееся на поверхности оборудование превратилось в пар; а это на девяносто процентов были тепловые механизмы. На астероиде не генерировалась почти никакая энергия; его экологические системы оперировали исключительно на снабжении резервных возможностей. Ни одна из пещер биосферы или секций обиталищ не могли избавиться от избытков тепла, выбрасывая его в космос; аварийных запасов тепла могло хватить, самое большее, на десять дней. Когда проектировали эти жилища, никто не предвидел такого состояния абсолютной разрушенности; рассчитывали, что тепловые панели, поврежденные боевыми орудиями, смогут быть восстановлены в десятидневный срок. Теперь же, даже если промышленные предприятия Авона смогут достаточно быстро произвести должное количество толстой проволоки, уложиться в такой срок будет невозможно. Половина поверхностного слоя скалы стала настолько радиоактивной, что его следовало зарыть на глубину нескольких метров. И эта же половина стала невероятно горячей. Большая часть этого избыточного тепла уйдет во внешние слои в течение ближайших двух-трех месяцев, но определенные остатки попадут и вовнутрь. Не подвергаемая контролю температура пещер биосферы поднимется достаточно высоко, чтобы их опустошить. Единственным способом этому воспрепятствовать было бы применение теплорегулирующих механизмов, а их невозможно было восстановить из-за положения с теплом и радиацией.

Самуэль только и ругался, когда команды гражданских инженеров докладывлали всяческие свои достижения и рекомендации. Не говоря уже о том, что у него не было возможности начать подобную программу в разгар кризиса.

Самуэль Александрович собирался эвакуировать астероид. Разрабатывались бесконечные планы насчет того, чтобы рассеять флотские учреждения и подразделения вокруг лун Авона и астероидных поселений. Здесь проблем не было. Капоне одержал огромную победу в области пропаганды. Штаб-квартиры флота Конфедерации разбомблены до полного уничтожения, целые подразделения погибли, космоястребы мертвы. Это полностью дискредитирует всю кампанию освобождения Мортонриджа во мнении рядового населения.

Самуэль Александрович откинулся на стуле. Единственная причина, почему он не опустил голову на руки, заключалась в том, что все взоры были устремлены на него, он обязан был оставаться спокойным.

– Сэр?

Он поднял глаза и увидел обычно спокойное лицо капитана Амра аль-Саафа, сейчас напряженное от тревоги. Что еще теперь?

– Да, капитан.

– Сэр, доктор Гилмор доложил, что Жаклин Кутер исчезла.

Холодная ярость, какой Самуэль не испытывал уже долгое время, прорвалась в его рассудочные мысли. Эта проклятая женщина стала bete noir [Bete noir – страшилище, пугало (букв. – «черное животное»). (франц.) ], вурдалаком, питающимся несчастьями флота. Несущая смерть, презренная задавака…

– Она что – вырвалась из лаборатории?

– Нет, сэр. Во время атаки целостность демонской ловушки не была нарушена.

– Прекрасно, назначьте взвод морпехов, что там еще, в чем, по его словам, нуждается доктор Гилмор, чтобы ее найти. Неотложное задание. – Он пробежался по нескольким файлам поисковой программы. – Я хочу, чтобы поиски возглавил лейтенант Хьюлетт. Мой приказ очень прост. Как только ее захватят, пусть поместят прямо в ноль-тау. Я имею в виду – сейчас же. А в дальнейшем доктор Гилмор в своих исследованиях может пользоваться чем-то менее беспокойным.

* * *

Возле третьего дверного проема было заметно теплее, чем бывало обычно в широком коридоре, ведущем в лаборатории вооружения разведки флота. Тепло, исходящее от вооружения тридцати пяти флотских, аккумулировалось в воздухе. Кондиционирующие вентиляторы, проходящие по потолку, работали на ослабленном режиме, включена была только треть панелей освещения.

Мерфи Хьюлетт взял на себя командование и привел свой взвод. Каждый из людей вооружился механическим пистолетом со статичными пулями, смоделированными по образцу использующихся на Омбее, пятеро несли в чехлах винтовки. Мерфи потратил немало времени, чтобы лично проинструктировать своих людей, пока они пришли в состояние, пригодное для исполнения порученной им функции, изучив простые процедуры для привлечения одержимых, надеясь, что будут пользоваться их доверием.

Когда они прибыли к третьей двери, Мерфи дал сигнал технику-сержанту продвинуться вперед. Тот подошел к управляемой процессором двери и исследовал блок.

– Не могу обнаружить никакого расхождения во времени, сэр, – доложил он. – Дверь не открывали.

– О'кей. Первая линия – приготовсь! – скомандовал Мерфи.

Восемь морпехов двинулись через коридор, направив на дверь автоматические пистолеты. Мерфи датавизировал доктору Гилмору, что они заняли позицию и находятся в состоянии готовности. Дверь повернулась кверху, свистя от разницы давлений. Бледные завитки пара образовались по краям в тех местах, где смешались горячий и холодный воздух. Доктор Гилмор, пятеро других исследователей и три вооруженных морпеха стояли внутри. Больше никого видно не было.

Мерфи включил аудиоустановку в своем скафандре.

– Входим! – скомандовал он.

Взвод бросился вперед, вынудив ученых встать плотнее друг к другу, когда морпехи врывались внутрь помещения. Мерфи отдал приказ дверному компьютеру и вошел, пользуясь собственным кодовым замком. Громадная глыба металла снова крутанулась и встала на место.

– В этой секции Жаклин нет, – определил доктор Гилмор, пораженный их военным профессионализмом.

В ответ Мерфи поманил его к себе и дотронулся до его руки статическим чувствительным датчиком. Результат был отрицательным. Он велел своему взводу проверить остальных.

– Раз вы говорите – так и есть, доктор. Что произошло?

– Мы предполагаем, что ЭМП прекратило снабжение электричеством, которым мы пользовались, чтобы нейтрализовать ее энергистическую мощь. Этого не следовало делать, мы здесь исключительно хорошо защищены и прикрыты, и все наши системы работают независимо от меняющих температуру механизмов. Но она каким-то образом сумела одолеть охранников и вырваться из изолированной лаборатории.

– Одолеть – каким образом? Точнее.

Пирс Гилмор улыбнулся без малейшей тени юмора.

– Она убила их, двоих из моих работников. Эта эскапада была бессмысленным жестом дерзкого вызова. Даже Жаклин не смогла бы пройти два километра сквозь твердую скалу. И она это, конечно, знает. Но причинить нам максимальное количество неприятностей – это часть ее надоевшей нам игры.

– Свисток только что просвистел, доктор. У меня приказ – после того как ее схватят, она должна быть помещена в камеру с ноль-тау. Приказ непосредственно от Первого адмирала, так что не препятствуйте ему.

– Мы с вами на одной стороне, лейтенант Хьюлетт.

– Разумеется, док. Я же был в зале суда. Не забывайте об этом.

– Я заявлю, что протестую против этой авантюры. Кутер двулична и крайне умна. А это опасное сочетание.

– Мы будем иметь это в виду. Сколько человек в лаборатории?

Гилмор окинул взглядом главный коридор, огибающий лабораторный комплекс. Несколько серебристых дверей было открыто, оттуда выглядывали нервничающие люди.

– Девять из них не ответили на мой общий вызов.

– Вот черт! – Мерфи вызвал файл плана этажей из своей нейросети. Научный комплекс занимал два этажа; тут располагался основной круг исследовательских лабораторий, стоящий во главе изучения условий окружающей среды и энергетических систем; сюда же входили склады и инженерные вспомогательные помещения. – О'кей, пусть каждый возвращается в свой офис или лабораторию, где он работает. Задача присутствующих морпехов – оставаться с ними и следить, чтобы никто сюда не врывался. Я хочу, чтобы здесь не шастали туда-сюда, кроме моих людей, это касается и вас, доктор. Кроме того, мне нужно, чтобы к линии подключили AI для контроля сбоев комплексного процессора.

– Это мы уже делаем, – заверил Гилмор.

– И он не может ее найти?

– Пока нет. Жаклин, разумеется, знает, как мы выслеживаем одержимых. Она будет скрывать свою энергию. И это означает, что она будет уязвима первые несколько секунд после того, как вы ее засечете.

– Понятно. Скажу вам, доктор, это задание – хорошенькая новость.

Процедура, которую начал Мерфи, была достаточно простой: пятерых морпехов оставили снаружи, чтобы защищать дверь, если Кутер попробует через нее ворваться. На это не похоже, допускал Мерфи, но, когда имеешь дело с ней, едва можно предвидеть двойной блеф. Оставшуюся часть взвода он разделил на две группы, и они отправились в противоположных направлениях, чтобы пробираться вокруг кольца. Каждую лабораторию осмотрели по очереди, используя электронные боевые заграждения и инфракрасные лучи (на случай, если Кутер маскируется под какой-нибудь предмет оборудования). Обследовали и проверили весь штат, после чего они должны были открыть свои нейросети для проверки офиса разведки флота, наблюдающего за выполнением задания, чтобы подтвердить, что эти люди не стали одержимыми после того, как ушли морпехи. Обрабатывалось одновременно по одной комнате, по мере продвижения осмотрели даже стены в коридоре. Мерфи не оставлял никакой случайной лазейки.

Он сам возглавлял ту группу, которая шла от двери против часовой стрелки. Коридор лабораторных помещений имел более простую геометрию, чем джунгли Лалонда, лишая Кутер всякой возможности устроить настоящую засаду, но Мерфи не мог избавиться от знакомого ощущения, что враг находится прямо у него за спиной. Несколько раз он ловил себя на том, что оборачивался и всматривался в глубину коридора позади следующей за ним группы. Это было нехорошо, потому что заставляло людей нервничать и отвлекаться. Мерфи усилием сосредоточился на поворачивающем отрезке коридора впереди, обыскивая каждую пустую комнату. Делая это неспешно, подавая надлежащий пример.

Несмотря на нагроможденное в беспорядке оборудование в большинстве лабораторий, было несложной задачей осмотреть со всех сторон их чувствительные датчики. Ученые и лаборанты, находящиеся в помещениях, помогали себя осматривать, хотя это делалось явно по принуждению. И каждый раз после такой проверки они уходили в себя.

Помещение биологической изоляции, где содержалась Кутер, было девятой по счету комнатой, которую посетил Мерфи. Дверь стояла полуоткрытой, металлические ролики удерживали ее от того, чтобы она распахнулась полностью. Мерфи сделал знак сержанту-технику войти. Тот протиснулся, прижимаясь к стене, и осторожно провел чувствительным датчиком по краю двери.

– Все чисто, – доложил сержант. – Если она и здесь, то находится за пределами видимости.

Это был проделанный в совершенстве маневр проникновения в помещение под двойным прикрытием. Морпехи прорвались внутрь, внимательно осматривая каждый квадратный сантиметр на своем пути. Стеклянная стена делила комнату пополам, в ней была пробита большая овальная дыра. И это, как ожидал Мерфи, соседствовало с предметами, носившими на себе неприятно знакомые обугленные следы повреждений. По другую сторону от стеклянной стены стоял хирургический стол, окруженный кучей соответствующих предметов. По столу разбросаны трубочки, пробирки, провода, а в довершение всего с краев свисали полоски, связывавшие ранее руки и ноги, разрезанные в соответствующих местах.

Кто мог бы по-настоящему винить занимавшего это помещение за то, что тот вырвался на свободу? Не хотелось бы Мерфи, чтобы ему задали такой вопрос.

Выйдя оттуда, они оставили два блока датчиков для защиты сломанной двери – на случай, если женщина вернется. В следующей комнате, в офисе, на ковре была распростерта другая жертва Кутер. Сперва они осмотрели труп и присоединили к нему неподвижный датчик. Мерфи не собирался допустить, чтобы его подловили таким образом.

Но это был самый настоящий труп, к тому же с большим количеством ожогов и с несколькими сломанными костями. Осмотр подтвердил, что это была Эйтна Крэмли, одна из лаборанток физического отделения. Мерфи был убежден, что Кутер пыталась заставить Крэмли подчиниться одержимости, но у нее не хватило времени для того, чтобы преуспеть в этой процедуре. В остальном комната была пуста. Они запечатали ее и двинулись дальше.

Через девяносто минут две группы встретились. Все, что они обнаружили, – это шестерых из штата научного центра, которые не отвечали на вызовы Гилмора.

– Похоже, что она скрывается в подвале, – сказал Мерфи.

Десяти своим людям он приказал охранять верхнюю площадку лестницы, остальных увел за собой вниз. Здесь, рассуждал он, больше похоже на пригодную для нее территорию. На эту часть здания строители не расточали столько забот и тщания, как на кольцо лабораторий. Подвал был сделан достаточно вместительным и хорошо освещенным; но в конце виднелись просверленные в одну линию шесть углублений, сделанных для того, чтобы поместить вспомогательные системы.

Достигнув нижней части лестницы, люди вновь выстроились в безукоризненном порядке. Мерфи оглядел их с растущей тревогой. Теперь ему понадобилось отрегулировать удары сердца посредством нейросети, так он был напряжен, и даже поврежденная плоть пальцев его левой руки пощипывало от рокового ощущения. Ему только хотелось, чтобы это оказался всего лишь надежный способ предупредить его о том, что одержательница близко. С каждым метром, который они одолевали, Мерфи ожидал какой-нибудь злонамеренной атаки со стороны Кутер. Он просто не мог понять, что она делает. Вполне правдоподобно выглядело предположение, что работники тех трех отделов, которые они еще не осмотрели, теперь стали одержимыми, но она должна знать, что он выработал такое допущение. Никакой пользы для нее не было в этом исчезновении, разве что преимущество освободиться от своих уз на несколько часов. Для большинства людей это достаточно разумный стимул. Мерфи не мог забыть того путешествия назад на Трафальгар на «Илексе», той изматывающей энергетической борьбы, которую одержательница вела с теми, кто ее захватил. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять – она сама позволила захватить себя, издеваясь над жуткими ожогами бедного старого Роджера.

Иметь преимущество – это было ее единственное притязание, помогающее одерживать верх. Это бегство не давало ей ничего подобного. Разве что тут скрывается какая-то гнусность, которую он просмотрел. Он чувствовал себя так, как будто бы его мозг окаменел от давящей на него тревоги.

– Сэр! – крикнул дежурный. – Инфракрасная надпись!

Они дошли до аппаратов и машин, преобразующих окружающую среду. Зал, вырубленный в обнаженной скале, где в центре в ряд располагались семь больших приземистых агрегатов для фильтрации и регенерации воздуха. Из них в ионическом переплетении поднимались трубки и мелкие трубочки, они вели к свечению на расположенных над головой панелях. Морпехи подходили с обеих сторон, окружая неуклюжие серые кожухи.

Кто– то подполз к третьему аппарату, запрятанному среди переплетающихся в беспорядке труб в метр толщиной. Когда Мерфи настроил свою сетчатку на инфракрасный, он уловил явственное тепловое излучение, отходившее от края труб, точно розовый туман. Нейросеть расценила это излучение как постоянное, присущее единственной личности.

– Не верно, – пробормотал Мерфи. Громкоговоритель его скафандра усилил звук, раскатывая это слово по всему залу. О'кей, она сделала попытку спрятаться, но довольно-таки жалкую. Делает вид. Зачем?

– Доктор Гилмор, – датавизировал Мерфи. – Могла она украсть какое-нибудь сверхоружие в одной из ваших лабораторий?

– Абсолютно ничего не могла, – ответил Гилмор. – В лаборатории проходят осмотр только три портативных ружья. Я удостоверился в их местонахождении сейчас же, как только мы узнали, что Кутер сбежала.

Еще одно объяснение уплыло, с неудовольствием признал Мерфи.

– Окружить, – приказал он взводу.

Люди начали распространяться по залу, держась позади труб и аппаратов. Когда они ее окружили, он увеличил емкость.

– Выходи, Жаклин. Ты же знаешь, что мы здесь и что нам известно, где ты.

Никакого ответа.

– Сэр, – доложил техник-сержант, – я увеличиваю активность электронного блока. Она усиливает свою энергистическую мощь.

– Жаклин, сейчас же прекрати. Я имею полную власть убивать при выполнении этого задания. А теперь – посмотри как следует, на чем ты сидишь. Все эти кожухи металлические. Нам даже не требуется действовать при помощи автоматических пистолетов. Я просто прикажу бросить в твою сторону электрогранату. Ты же должна понимать, что с тобой сделает электричество.

Мерфи выждал несколько секунд, затем трижды выстрелил в ряды трубок, как раз над тепловым излучением. Пули прочертили слабые фиолетовые полосы в его поле зрения, они исчезли так же быстро, как и появились.

Жаклин Кутер медленно встала, высоко подняв руки. Она оглядела морпехов, присевших вокруг нее и сжимавших оружие, с величайшим презрением.

– На пол! – приказал ей Мерфи.

Она послушалась с оскорбительно рассчитанной замедленностью; спустилась по ступенькам, приваренным к кондиционеру. Когда она достигла пола, пятеро морпехов кинулись к ней.

– Ложись! На пол! – повторил Мерфи.

Вздыхая по поводу того, что с ней так несправедливо обращаются, Жаклин опустилась на колени и медленно наклонилась вперед.

– Думаю, что так вы себя чувствуете в безопасности? – спросила она насмешливо.

Первый же подошедший к ней морпех повесил на плечо свой автомат и снял у себя с пояса ошейник. Цепь раскрывалась на двухметровую длину. Морпех присоединил зажим к шее Кутер.

– Обыщите и обезопасьте это помещение, – приказал Мерфи. – У нас не хватает еще трех трупов.

Он подошел туда, где его люди крепко держали Жаклин Кутер. Зажим приходился на нижнюю часть ее шеи, откидывая голову назад. Позиция была крайне неудобная, но Жаклин не выказывала никакого гнева.

– Что это ты вытворяешь? – спросил Мерфи.

– Я думаю, вы тут старший. – Ее тон превосходства и насмешки был рассчитан на то, чтобы привести его в раздражение. – Вот вы мне и скажите.

– Хочешь сказать – это и все, чего ты достигла? Двухчасовая свобода – и вот ты здесь, дуешься на нас. Это жалкое зрелище, Кутер.

– На два часа я заняла ваши ресурсы, пугая ваш взвод. И вас тоже – я вижу, как страх охватывает ваш мозг. Кроме того, я ликвидировала несколько значительных личностей из персонала научного отдела разведки флота. Возможно, я возбудила еще у нескольких одержимых желание освободиться и бежать с вашего распрекрасного астероида. Это уж вам самим придется выяснять. И вы действительно считаете все это таким уж незначительным, лейтенант?

– Нет, но это не стоит тебя.

– Я польщена.

– Не надо. Я выясню, что за мошенничество ты затеваешь, и живо с ним покончу. Меня ты не одурачишь, Кутер. – Мерфи поднял защитный козырек и приблизил лицо к ее физиономии на несколько сантиметров. – Тебя ждет ноль-тау. Слишком долго ты испытывала наше терпение. Мне следовало тебя пристрелить тогда на Лалонде.

– Нет, вы бы не смогли, – осклабилась она. – Как вы выразились, вы слишком порядочны.

– Отведите ее наверх, в лабораторию, – рявкнул Мерфи.

Гилмор ждал на верхней площадке лестницы; он направил их в лабораторию профессора Новака, где двое лаборантов уже приготовили камеру с ноль-тау. Жаклин Кутер слегка поколебалась, когда ее увидела. Два автомата, упершиеся ей в спину, вынудили ее пойти вперед.

– Я должен был бы извиниться перед вами за все те страдания, через которые вы прошли, – неловко промямлил Гилмор. – Но после суда я чувствую себя оправданным.

– Так и следует, – сказала Жаклин. – Я буду наблюдать за вами из потусторонья. Когда придет ваше время к нам присоединиться, я буду ждать вас там.

– Пустые угрозы, боюсь. К тому времени мы уже решим проблему потусторонья.

Гилмор указал на камеру ноль-тау, как будто попасть туда было делом добровольным.

Кутер наградила его последним потухшим взглядом и полезла в камеру.

– Какое-нибудь последнее желание? – спросил Мерфи. – Хотите что-нибудь передать детям или внукам? Я прослежу, чтобы ваше поручение передали.

– Иди, трахайся сам с собой, – был ответ.

Он крякнул и кивнул оператору, управляющему камерой. Кутер немедленно исчезла за густыми клубами черного пара.

– Как долго это будет продолжаться? – напряженно спросил Мерфи. Он все еще не мог поверить, что это конец.

– Оставьте ее там по крайней мере на час, – с горечью посоветовал Гилмор. – Она упряма.

– Очень хорошо.

Мерфи отказывался позволить, чтобы дверь, соединяющая лабораторию безопасности со всем астероидом, была приоткрыта, особенно учитывая, что о трех людях пока еще было ничего не известно. Морпехи продолжали прочесывать вспомогательные ниши. Мерфи заставил их осмотреть не только людей, но и атомные генераторы. Так как внешние устройства теплообмена не действовали, они работали экономным способом, подключая небольшой тепловой избыток к аварийному бункеру. Кутер не могла довести его до взрыва, но плазма произвела бы массу разрушений, если бы кто-то влезал в ограниченное поле. Лаборанты доложили, что поля не затронуты. Когда прошло сорок минут, нашли еще одно из пропавших тел, – мертвеца засунули в вентиляционную трубу. Мерфи приказал своему взводу еще раз пройтись по всем комнатам, которые они охраняли, и открыть все оставшиеся решетки, независимо от их величины. Одержимые легко могут пробить для своего убежища небольшую дыру в скале.

Мерфи выждал семьдесят минут, прежде чем приказал отключить камеру ноль-тау. На женщине, находящейся внутри, был изорванный и обгоревший лабораторный халат со штампом разведки флота на плече. Пошатываясь, она вышла оттуда, громко рыдая и придерживая кровоточащую рану у себя на животе. С помощью программы распознавания Мерфи идентифицировал ее как Тоши Ньюмор, одну из биофизиков из секции вооружения.

– Дьявольщина, – простонал Мерфи. – Доктор Гилмор! – вызвал он. Ответа не было. – Доктор?

Коммуникационные процессоры в аварийном лабораторном комплексе доложили, что они не могут распознать нейросеть доктора Гилмора.

Мерфи бросился в главный коридор и заорал на свой взвод, чтобы следовали за ним. Он кинулся в офис доктора Гилмора в сопровождении десяти человек.

* * *

Как только черная оболочка камеры ноль-тау захлопнулась за Жаклин Кутер, Пирс Гилмор вернулся в свою лабораторию. Он не протестовал против строгих приказов Хьюлетта, который запретил им покидать лабораторный комплекс. В действительности он это даже одобрял. Он находился в жутком шоке, когда Кутер сбежала, да еще на верхушке астероида, сотрясающегося и вибрирующего вследствие взрыва антиматерии. При данных обстоятельствах подобные предосторожности были и логичны, и разумны.

Офисная дверь захлопнулась за ним, частично заработало освещение. Нормы расходования энергии позволяли ему освещать только четыре потолочные панели, учитывая, что стоял холодный зимний вечер. Ни одно из голографических окон не действовало.

Гилмор подошел к кофеварке, которая все еще самодовольно булькала, и налил себе чашку. После недолгого сожаления он выключил кофеварку. Возможно, при эвакуации в новое помещение не окажется достаточно места, чтобы взять с собой кофеварку и его любимые китайские чашки. Если вообще найдется какое-то место для личных вещей. Когда требуется эвакуировать по три тысячи человек в неделю, количество багажа, которое разрешено брать с собой, сводится практически к нулю. Трубочка из солярия, проходящая под орхидеями, тоже была отключена. Несколько этих редких растений чистого генотипа готовы были расцвести, их мясистые почки почти лопнули. Теперь этого не произойдет. Не будет больше света и чистого воздуха, скоро наступит жара. Лаборатория безопасности находилась ближе к поверхности, чем большинство обитаемых секций астероида, они потеряют больше всех. Мебель, оборудование – все будет утрачено. Единственное, что останется, – это их файлы.

Пирс сидел за своим столом. В самом деле, ему ведь надо спланировать порядок действий, обеспечить готовность сохранения информации, когда они переедут в другое убежище. Он поставил чашку на кожаную поверхность, рядом с другой пустой чашкой. Но раньше той чашки там не было.

– Привет, доктор, – сказала Жаклин Кутер.

Гилмора передернуло, но он, по крайней мере, не подскочил на месте и не закричал. Она не получила удовлетворения, так как ей не удалось увидеть его замешательство, которое в их взаимной игре было выигрышем в очках. Его взгляд сосредоточился на пустой секции стены прямо у него над головой.

– Жаклин. Сердца у вас нет. Бедному лейтенанту Хьюлетту вовсе не нравится, чтобы его таким образом одурачивали.

– Можете прекратить вызывать помощь, доктор. Я вывела из строя процессоры в этой комнате. И вовсе не моей энергистической мощью; не было ни малейших затруднений в том, чтобы поднять по тревоге AI. Кейт Морли кое-что понимает в электронике, прослушала парочку теоретических курсов.

Пирс Гилмор попробовал процессорное устройство, вделанное в его рабочий стол. Оно ответило, что его связь с коммуникационной системой Трафальгара отключена.

Жаклин хмыкнула, обходя вокруг стола и появляясь в поле зрения Гилмора. В руке она держала процессор, его маленький экран ожил от графиков, которые отражали его сигналы.

– Не хотите ли еще что-нибудь попробовать? – легкомысленным тоном поинтересовалась она.

– AI заметит, что процессоры отключены. Даже если бы это не было вызвано помехами, сюда пришлют взвод морпехов, чтобы проверить.

– Правда, доктор? Масса систем была повреждена вибрацией. Меня, как известно, схватили и поместили в ноль-тау, а морпехи уже очистили весь этот этаж. Я думаю, это дает нам достаточно времени.

– Для чего?

– О боже мой. Это что же – неужели я наконец ощущаю страх у вас в мозгу, доктор? Первый раз за много лет он вас победил. Возможно, это даже намек на угрызения совести? Раскаяние в том, на что вы меня обрекли?

– Вы сами себя обрекли, Жаклин. Мы просили вас быть нашим союзником, вы отказались. И весьма резко, как я припоминаю.

– Я не виновата. Вы меня мучили.

– Кейт Морли. Майнард Кханна. Продолжить?

Она остановилась прямо напротив стола, воззрившись на Гилмора.

– Ах вон что. Две несправедливости составляют одну справедливость? Это и есть та вера, в которую я вас обратила, доктор? Страх действует на самые блестящие умы. Он приводит их к отчаянию. Он заставляет их испытывать жалость. Есть еще какое-нибудь оправдание, которое вы хотели бы предложить?

– Если бы я стоял перед судом, справедливым и честным, я предложил бы несколько оправданий. Нечего тратить такие аргументы на фанатичку.

– Как мелко – даже для вас.

– Присоединяйтесь к нам. Еще не поздно.

– Даже клише не меняются за пятьсот лет. Это многое говорит о роде человеческом, или вы так не думаете? Определенно это что-то такое, что мне нужно знать.

– Вы переходите к абстрактным концепциям. Ненависть к себе самому – общий признак больного рассудка.

– Если это я – нездоровая и ни к чему не способная, почему же в конечном счете неприятности у вас?

– Тогда перестаньте быть проблемой и помогите нам с решением.

– А мы вовсе не представляем собой проблемы. – Ее рука хлопнула по столу, заставив обе кофейные чашки подпрыгнуть. – Мы – народ. Если бы этот простой факт мог запечатлеться в вашем фашистском мозгу, тогда бы вы смогли посмотреть в ином направлении, в том, которое смогло бы положить конец нашим страданиям. Но это за пределами ваших возможностей. Чтобы думать в этом направлении, нужно быть гуманным. А после всех этих недель изучения я пришла к единственному определенному выводу – вы не гуманны. И никогда не сможете стать человечными.

– У вас нет ничего, никакой моральной основы, из которой можно расти. Латон и Гитлер были святыми по сравнению с вами.

– Вы воспринимаете свою ситуацию слишком уж лично. В конце концов, ясно, что вы едва ли сможете отступить от своей позиции. Для этого у вас смелости не хватит.

– Нет. – Она выпрямилась. – Но я могу совершить свой последний благородный поступок. И оградить флот Конфедерации от вашего так называемого таланта – это будет для меня достаточным достижением. Ничего личного, понимаете ли.

– Я могу положить этому конец, Жаклин. Теперь мы так близки к ответу.

– Посмотрим, как ваша рациональность вынесет реальность потусторонья. Вы сейчас испытаете каждый его аспект. Каково это – быть одержимым одним из его обитателей, жить в этом и с этим. А если вам действительно повезет – жить в качестве одержателя, вечно страшащегося того, что какой-нибудь удачливый живущий подлец вот-вот вырвет вас из этого драгоценного существования, полученного в награду, и отправит вас, издающего дикие крики, назад. Интересно, каков тогда будет ваш ответ?

– Он не изменится. – Гилмор улыбнулся ей печальной улыбкой потерпевшего поражение человека. – Это называется решимостью, способностью и предрасположенностью видеть вещи и события до самого конца. Каким бы неожиданным или разочаровывающим ни был этот конец. Не то чтобы каждый это знал. Но я остаюсь верным себе.

Встревоженная его решительным тоном, Жаклин начала протягивать к доктору правую руку. Сполохи белого огня отделились от ее запястья.

Альтернативы Гилмор придумать не мог. Было никак не избежать мучений. Он станет одержимым, или, еще вероятнее, ему нанесут такой ущерб, что тело его умрет, изгнав душу в потусторонье. И тут кончалась логика. Он верил – или считал, будто верит, – что существует путь из потусторонья. И все же его охватывало сомнение. Противоречивая, нечистая человеческая эмоция, которую он не выносил. Если существует путь через потусторонье, почему души остаются его пленниками? Больше никакой определенности не было. Ни для него, ни для здешнего мира. И Гилмор не мог этого вынести. Факты и морализирование были больше тех четких конструкций, которые составляли его мозг, они были его существованием. Если потусторонье действительно такое место, где отсутствует логика, тогда Пирс Гилмор не имеет никакого желания существовать там. А его собственная жертва хоть ненамного продвинет людское понимание. Такое знание было бы подходящей последней мыслью.

Он настроил процессор на вариант антипамяти. Рука Жаклин уже почти достала его, когда проекционная аудиовидеотумба с крышки его стола стала беззвучно распространять по офису ослепительный красный свет.

* * *

Шестьдесят минут спустя Мерфи Хьюлетт и его взвод взорвали дверь снарядом и бросились на помощь. Они обнаружили, что Гилмор упал на свой стол, а Кейт Морли лежит на полу перед ним. Оба были живы, но никак не реагировали на стимуляторы, что пытался применить к ним взводный врач. Как Мерфи позже заявил, отчитываясь о выполнении своего задания, оба представляли собой не более чем бодрствующие трупы.