В кабинете было светло и уютно. Темноволосая женщина в деловом костюме сидела, откинувшись в кресле.
— Вы готовы?
Её собеседница, красивая белокурая девушка, неуверенно кивнула.
— Как вас зовут?
— Вероника.
— А фамилия?
— Лазовская.
— Очень хорошо... Вы говорите, что можете увидеть воспоминания любого человека?
Белокурая девушка опустила взор, чуть пожала плечами.
— Да. Это зависит... от случая.
— С убийцей, который снимал кожу с девушек, случай был подходящий?
Вероника едва заметно кивнула:
— Да, к сожалению.
— Вы видите только воспоминания жертв, или воспоминания убийцы тоже?
— Тоже.
— Интересно... Как он убивал? Расскажите.
— Он... он, действительно, снимал кожу со своих жертв... — Вероника говорила нехотя, с сожалением. — А убийства обставлял сценическими декорациями, антуражем служили разные сорта роз.
— Он любил розы?
— Да.
— А вы?
— Я?
— Любите розы?
— Уже нет, — Вероника покачала головой.
Темноволосая женщина усмехнулась, любуясь своей собеседницей. Ей нравились её искристые, невероятно яркие, синие глаза.
— И вы помогали майору Корнилову?
— Да.
— По своей воле?
— Простите?
— Вы помогали ему по собственному желанию?
— Да... да, конечно.
— Что вами двигало?
— Это долгая история...
— Ничего. У нас ещё полно времени до начала судебного заседания. Рассказывайте, Вероника.
— Хорошо. Мне тогда было четырнадцать. Шла первая неделя летних каникул.
Что-то явно шло не так… Вода неуклонно продолжала сочиться через трубу отвода канализации, игнорируя качество материалов и потраченное время. Лежащий на кафельном полу мужчина раздраженно, сдавленно рыкнул.
— Да что ж с тобой такое творится… — процедил он сердито.
Он уже два раза разбирал и собирал трубы домашнего умывальника, но проблема с протеканием, несмотря на его усилия, продолжала оставаться актуальной.
Он сел, потянулся за тряпкой, вытер руки и, бросив тряпку рядом на пол, тяжело вздохнул. Скрипнула дверь ванной, он поднял взгляд и
увидел, что к дверному косяку прислонилась женщина с темно-рыжими волосами до плеч. Кроме длинной мужской рубашки и трусиков, на ней больше ничего не было надето, в руках она держала исходящую паром чашку.
— Ну как успехи, «Марио»?
— Очень смешно, Рита, — вздохнул мужчина, — почему каждый раз, когда я пытаюсь починить сантехнику в доме, ты называешь меня Марио?
— Корнилов, — усмехнулась в ответ Рита, — Потому что ты возишься с трубами, и у тебя каждый раз новый уровень.
— Ну тогда этот уровень я почти прошел.
Станислав Корнилов улыбнулся, глядя на свою жену и любуясь ее обнаженными ногами.
— Поторопись, — хихикнула Рита, — завтрак почти готов.
— А что у нас сегодня? — спросил Стас, снова ложась под раковину.
— То, что ты любишь, милый.
— О, — хмыкнул Стас, — я люблю почти всё, что ты готовишь.
— Тогда тебе понравится.
— Не сомневаюсь, — вздохнул Корнилов.
Он разобрал трубы в третий раз.
— Наконец-то, — со злым торжеством произнёс он, обнаружив неполадку. Корнилов умело устранил её и начал собирать трубы обратно. В этот момент раздался внезапный звонок его мобильного. Стас торопливо встал. Судя по рингтону, звонил кто-то из его оперов —или Домбровский, или Арцеулов. Он выскочил из ванной комнаты и быстрым шагом пересек холл, из комнаты кнему навстречу вышла Рита с чашкой в одной руке и звонящим телефоном в другой. С равнодушным видом она передала телефон мужу. Тот быстро чмокнул её в щеку и, зайдя в комнату, закрыл за собой дверь.
На дисплее смартфона белела фамилия капитана Домбровского. Стас посмотрел в окно на автомобильную парковку. Он уже знал, зачем звонит Домбровский. Догадывался… Предчувствовал… Представлял... Стас принял вызов и поднес телефон к уху.
— Стас, здорово! У нас…— поспешно начал Домбровский.
— Какие на этот раз? — проговорил Стас размеренно и тихо.
— Что?
— Какие розы на этот раз?
Домбровский замолчал на пару мгновений, а затем с тяжестью и досадой произнёс:
— Красные… Ящер говорит, что это Баркароле…
— Понятно, — вздохнул Стас, — скинул мне адрес?
— Так точно.
— Ждите, сейчас буду.
— Давай.
— До встречи.
Прежде чем выйти из комнаты, он несколько мгновений постоял перед окном. Стас подбирал формулировки, чтобы помягче сообщить Рите о том, что завтракать ей придется сегодня одной. Опять... Однако, выходя из комнаты, он увидел стоящую возле дверей Риту. Её изумрудно-зеленые глаза, которые когда-то сразили и пленили его, смотрели укоризненно, осуждающе.
— Опять сваливаешь? — с сердитой язвительностью спросила она.
— Рита, это…
— По работе, — кивнула она, — я знаю.
Он вздохнул. С каждым разом эти диалоги давались ему хуже и хуже…
— Я постараюсь вернуться пораньше.
— Ой, — Рита раздраженно вскинула ладони и направилась на кухню, — когда ты так говоришь, тебя можно даже к ужину не ждать! Езжай, Корнилов. Ты же единственный следователь в Москве! Без тебя никак не обойтись…
Стас с сожалением, но бессильно проводил её взглядом, пока она не скрылась за поворотом в конце холла. Затем он услышал, как хлопнула дверь на кухню. Корнилов поджал губы, цокнул языком.
Видит бог, у него прекрасный брак, любимая жена, любящая и любимая дочь. Он всегда старался быть внимательным и заботливым мужем и отцом. Но, как бы ему ни хотелось, он не мог не замечать ползущих по благополучию его брака змееподобных, хищных трещин. Пока их немного, но с каждым годом их число прибывает. Он чувствовал это, и Рита тоже. Он знал, что сейчас она сидит на кухне, возле нее стоит чашка с остывающим чаем. Она смотрит в окно с сердитой обидой и раздраженным разочарованием.
Стас наскоро переоделся, надел ботинки, накинул куртку и вышел из квартиры. Спускаясь по лестнице, он прочитал SMS от Николая. Адрес был ему знаком — это недалеко от окраины столицы.
Дорога до пункта назначения не заняла слишком уж много времени, всего около получаса, плюс-минус.
Полицейские машины он увидел издалека, два полицейских УАЗа «Патриот» стояли прямо на повороте, перед кирпичной аркой. Стас припарковал свой чёрный Land Rover Defender рядом с УАЗами. Выбрался наружу, вдохнул прохладный, отдающий влагой воздух. Бросил хмурый взгляд на небо, оно было водянисто-серым, пасмурным.
«Не совсем то, что рассчитываешь увидеть в начале июня»,—подумал Стас.
Стоящие возле УАЗов полицейские кивнули ему, когда Стас проходил мимо. Корнилов ответил таким же небрежным кивком, прошел под аркой со старой кладкой и оказался во внутреннем дворе. Здесь в воздухе повис плотный, сочный запах мокрой древесной коры и сырой земли. В лужах на асфальте блестели кусочки неба. Квадратный двор по периметру окружали ровные шеренги ветвистых тополей и мелких кустарников, а центр занимали восемь вытянувшихся, длинных, застекленных теплиц, точнее, это были розарии. Между теплицами вились и путались мощенные тропки.
Сейчас десятки полицейских бродили по территории теплиц, полностью игнорируя аккуратные дорожки. Работали эксперты, сверкали вспышки фотоаппаратов. Криминалисты дотошно изучали местность. На траве и асфальте уже желтели яркие таблички, которыми были помечены возможные улики.
Двое полицейских внимательно опрашивали трёх мужчин и одну женщину. Все четверо были напуганы и шокированы. Глаза женщины были красными от слез, и она, и мужчины отвечали сбивчиво и невпопад.
РОМАНТИК
Четверг, 5 июня.
Запрокинув голову, он смотрел на небо… Он любовался небосводом, наслаждался плавным и в то же время стремительным изменением оттенков. Небо постепенно темнело у него на глазах, в расширяющихся зрачках густела сливовая, чёрная тьма. Налетевший сзади ветер растрепал его волосы, вздернул одежду, его губы тронула блаженная улыбка. Он ощущал приятную, возбуждающую лихорадку, он смаковал предвкушение…
Ветер крепчал, воздух начинал отдавать вечерней прохладой. А расплывчатая сфера солнца спускалась за крыши домов и верхушки деревьев. Таяло тепло дня, стремительно мерк солнечный свет. На его лицо упали последние, прощальные лучи садящегося солнца. Несколько минут, и наступил полноценный закат.
Мужчина, стоявший на крыше дома, опустил голову, подошел к краю. Затем переступил через ограду и уселся на карниз. Его ноги свисали с высоты шестнадцатиэтажного дома. Высота пугала и развлекала его одновременно. Он улыбался, глядя вниз, ему нравилось чувство опасности и осознание неминуемой гибели в случае падения вниз. Это возбуждало…
Он ждал. Ждал её, ту самую, за кем наблюдал уже неделю. Ту, чей образ запомнил так четко и ясно, что, закрывая глаза, мог бы перечислить все детали её облика: от двух миниатюрных родимых пятнышек на шее, до всех её сумочек, которые она носила с тем или иным образом.
Он столько раз бывал рядом, проходил в нескольких сантиметрах от неё, вдыхал ласковый аромат её духов. А она даже не замечала его, не обращала на него внимания, вся погруженная в дела. Горделивая, независимая и дерзкая.
Эта девушка была совсем, как роза Бобби Джеймс, что способна давать побеги до восьми метров. Эта роза устойчива к болезням и морозам, стремится вверх, в высоту, подальше от человека. Человеку приходится пользоваться стремянкой, чтобы срезать её стебли. И она, та, которую он выбрал… она такая же.
Снизу, со двора, донесся шум автомобильного двигателя. Он затаил дыхание, уставился вниз. Огни уличных фонарей точками очертили двор. Тьма бессильно клубилась вокруг них, создавая размытый ореол вязкого полумрака. Он следил за въехавшей во двор машиной. Желтый SUZUKI swift, её машина, Бобби Джеймс.
Он смотрел, как она припарковалась. Видел, как она вышла из автомобиля и, звонко цокая каблуками по асфальту, разговаривая по телефону, направилась к подъезду. Он улыбнулся своим мыслям, своему предвкушению. Посмотрел на часы и начал готовиться. Достал крепеж, тросы, установил на крыше лебедку.
Он хотел добраться к ней красиво, он желал сорвать её эффектно, с риском, с привкусом опасности. Эту розу нужно срывать только так, рискуя собой, играя с опасностью.
Он посмотрел на часы. Ждать оставалось ещё два часа. Сейчас она переодевается, идёт в душ, смывает макияж. Потом ужинает( только чай и фруктовый салат), смотрит любимый сериал и чуть позже гасит свет. Лежа в постели, думает о работе, о своей личной жизни, которой почти нет. Через некоторое время, уже перед сном, она трогает своё тело, отдаваясь пикантным фантазиям с героем любимого сериала. Сама доводит себя до сладкой истомы, тихо стонет, кусая губы, гладит свою обнаженную грудь, водит ладонью по животу, опускает её всё ниже.
Он ухмылялся, стоя на крыше и представляя это, и он знал, что это — правда.
Именно это сейчас и происходит в её маленькой квартире на одиннадцатом этаже.
Он проверил трос, крепежи, лебедку. Встал на край карниза, вздохнул. Затем оттолкнулся от края и спустился вниз.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Четверг, 5 июня.
Он не хотел покупать цветы, но знал, что это было необходимо, этого требовали обстоятельства. Он опять разозлил и разочаровал Риту. И просто так, с пустыми руками, не мог сегодня явится домой. Почти три дня с момента третьего убийства он фактически провел на работе, пятьдесят четыре часа из семидесяти двух.
Сегодня, когда Рита должна уже была немного остыть, стоило попытаться сгладить конфликт, а для этого, само собой, нужен презент.
Корнилов перебирал в своей голове варианты. Конфеты? Пошло, тем более у него, как назло, вылетело из головы название тех, которые она так любит.
Купить мягкую игрушку? Вроде, уже не студенты, не поймёт. Нижнее бельё? Он это уже проходил, Рита его так ни разу и не надела. Оставались только цветы.
Продавщица, молодая, невысокая и щуплая девчонка, металась вдоль витрин и без устали бойко щебетала:
— Может быть, вот эти? А? Как вам? Смотрите, какие красивые и пахнут прекрасно! И стоят долго! Не нравится? Тогда, может быть, вот эти? Украсят любой интерьер, придутся по вкусу любой женщине! Как думаете? Мужчина? А, может быть, вам вот эти розы! Смотрите…
— Нет, — категорично качнул головой Стас, — уж только не розы.
— Но вы посмотрите…
— Я сказал «Нет!» — рыкнул он.
Девушка вздрогнула и замолчала.
— Ладно… — пролепетала она.
Его реакция явно напугала её. Девчонка замолчала. Стас мысленно выругался.
— Извините меня, — сказал он. — День тяжёлый.
— Понимаю… — проговорила продавщица.
Он внимательно посмотрел на неё. Она кивнула.
— Извините. Я молчу.
Стас со вздохом оглядел витрину и ткнул пальцем в более-менее нормальный, с его точки зрения, букет.
— Вот этот давайте.
— Упаковывать? — робко предложила девчонка.
— Да.
— Какого цвета предпочитаете упаковку? — тут же затараторила она. — У нас есть фиолетовая, розовая, золотая…
— Золотую, — поспешно перебив её, сказал Стас. — Давайте золотую.
— Хорошо… С вас семьсот восемьдесят рублей.
Корнилов открыл кошелек, молча отсчитал положенную сумму, протянул ей и взял цветы.
— Сдачу оставьте себе, — буркнул он и направился к дверям магазина.
Перед тем как добраться домой, Стасу пришлось выстоять сорокаминутную пробку на проспекте Жукова. А когда он приехал, то обнаружил, что Рита и не подумала сменить гнев на милость. И цветы никак на ее настроение не повлияли, скорее, они даже возымели обратный эффект.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Воскресенье, 8 июня
С красным Митсубиши мы провозились почти весь день. И это ещё было не всё. После починки коробки передач, замены свечей и тестов разного оборудования выяснилось, что есть проблемы с контактами для аккумулятора.
Пока дядя Сигизмунд ладил батарею, мне пришлось почистить салон многострадального Митсубиши. Салон был перетянут светлой, дешевой эко- кожей. Оглядев сиденья, руль, карты дверей, я вздохнула. Вот же неряха! Не знаю, кто он, но у этой тачки крайне безответственный водитель, я вспотела, пока оттирала пятна с карты левой двери! И вымоталась, пока чистила сиденья в салоне. А на торпеде я обнаружила то, что меня слегка удивило, это были размазанные следы теней! Не то лиловых, не то розоватых. Я еще раз окинула взглядом салон автомобиля, затем заглянула под руль и возле педалей нашла золотистый колпачок от помады. Я поднялась, задумчиво разглядывая его, затем наклонилась влево и открыла бардачок. Я не выдержала и улыбнулась. Бардачок был превращен в своеобразную косметичку, тут был и блеск, и тени, кремы для коррекции, тушь, гель для бровей, основы, карандашики и прочее тому подобное.
— Жаль, что выдвижного трюмо нет, — шутливо посетовала я и выбралась из автомобиля.
Дядя Сигизмунд под музыку ремонтировал гнездо батареи. Он у меня слушает старую классику рока, типа The Doors, Rolling Stones, Aerosmith и его любимые Deep Purple.
— Я закончила, — объявила я.
Дядя бросил на меня взгляд.
— Пошли посмотрим, — сказал он.
Он обошел автомобиль, заглянул внутрь, внимательно осмотрел салон. Я заглянула в противоположное окно.
— Молодец, — оценил дядя. — Очень качественно.
Меня так и подмывало попросить его заглянуть в бардачок, но я решила, что не стоит ставить дядю в неловкое положение.
Когда мы полностью закончили с этим внедорожником, то было уже почти шесть часов вечера. Мы вернулись к открытому капоту автомобиля.
— А как у вас дела? — спросила я.
— Заканчиваю, — дядя усердно что-то выкручивал из автомобиля.
— Ладно, я могу вам еще чем-то помочь?
— Да, ягодка. Сделай мне бутерброды.
Я кивнула с лёгкой улыбкой.
— Хорошо… Вам с ветчиной, бужениной или бастурмой?
— С бужениной, — ответил дядя.
— Хорошо.
Я поспешила наверх. На кухне я сделала два бутерброда. Кроме буженины туда, конечно, входили ломтики сыра, листья салата, кетчуп и пара колец лука.
Да, вот такие «обжористые» бутерброды предпочитает мой дядя. Я пыталась ему доказывать, что такая еда крайне вредна, но разве ж он меня послушает? Впрочем, наверное, ему и нужна калорийная, сытная пища с углеводами, белками и жирами. Дядя у меня крупный, крепкий и высокий. Его тело до сих пор сохраняет прежнюю мускулатуру. Хотя он и выглядит намного старше своих лет, но это из-за густой бороды и длинных волос, которые уже начали седеть.
Вообще, многих внешний вид дяди Сигизмунда слегка шокирует. Несмотря на возраст, мой дядя носит длинные волосы и такую же длинную, густую бороду. Любит одеваться в джинсы, в футболки или майки с агрессивными и злобными изображениями. Он нередко носит джинсовую жилетку с цветными нашивками. Его руки забиты татуировками, на левом запястье он носит жутковатый длинный браслет с металлическими шипами, а на указательном пальце правой руки — серебряный перстень с ухмыляющимся черепом. Этакий идеал брутального байкера, повидавшего жизнь без прикрас и проехавшего сотни тысяч миль.
Я вздохнула. А вот миль мой дядя в свое время проехал наверняка тысячи. Однако он не слишком любит рассказывать о своей жизни до того момента, как у него появилась собственная автомастерская. А я не настаиваю, так как имею некоторое представление о том, чем он занимался раньше. И потому не лезу с вопросами, хотя, если честно, у меня их накопилось с избытком.
Я положила бутерброды на тарелку, тарелку поставила на поднос и осторожно спустилась вниз. Оказавшись в мастерской, я удивленно застыла на месте с подносом в руках.
Перед дядей Сигизмундом стоял плотный, коренастый парень лет шестнадцати. Он держал перед дядей смокинг в прозрачном чехле, который мой дядя придирчиво рассматривал.
— Ладно, — наконец, махнул он рукой. — Оставь в моем кабинете… Нет! А ещё лучше повесь! А то он ещё помнется.
Я подошла к ним.
— Привет, Федя, — поздоровалась я с парнем.
Федя — помощник и почти воспитанник моего дяди. Насколько я знаю, его отец был дружен с моим дядей до того, как разбился в автокатастрофе.
Чтобы помочь парню содержать обезумевшую от горя мать и двух младших братьев, дядя Сигизмунд великодушно взял его к себе на работу. Он платил ему зарплату, такую же, как и своим лучшим специалистам.
— П-привет, — ответил Федя с легким заиканием.
При виде меня, несмотря на то, что мы уже давно знакомы, дядин младший помощник часто робел и заикался. Нередко он краснел, у него начинало все сыпаться из рук, и он становился до ужаса рассеянным и неуклюжим. О причинах такого поведения я долго не гадала, слишком было все очевидно, но я старательно делала вид, что этого не замечаю. Возможно, стоило бы с ним поговорить, но… я не знала, как начать, и о чем говорить. Тем более, что рассчитывать ему было не на что, так как он мне совсем не нравился как парень. А, вообще, человек он хороший — честный, преданный и добрый.
Федя ушел. Я поставила поднос, на котором были бутерброды, на стол с инструментами.
— Попробуй завести, — сказал мне дядя, закрывая капот Митсубиши.
Он взял один бутерброд и откусил здоровенный кусок. Я села за руль внедорожника и завела его. Мотор под капотом всхрапнул и мягко зажужжал. Ожили системы бортового компьютера. Я заглушила двигатель и выбралась из автомобиля.
— Всё в порядке! — объявила я.
— Вижу, — кивнул дядя.
Он уже доел первый бутерброд и принялся за второй.
— Давай-ка прокатимся, — он в два укуса доел второй бутерброд и, отряхнув руки, всё ещё жуя, сел за руль.