Все краски мира в какой-то момент потускнели, и те джунгли, по которым я передвигался, перестали быть зелёными, приобретя серые оттенки с каплей болотного. Казалось, будто, когда я прохожу мимо, цветы и трава под ногами начинали увядать, теряя все свои соки. Скорбь сменилась абсолютным безразличием, когда последняя горсть земли закрыла бездыханное тело Вадиса.
Все чувства заметно притупились, и я больше не слышал пения птиц, если оно вообще было, я не чувствовал дуновения ветерка и не ощущал запахи цветов, серые очертания которых проплывали мимо. Любой хищник сейчас способен был без особых усилий растерзать меня.
Меня больше не беспокоило то, что я часто спотыкаюсь о камешки, торчащие из почвы или корни деревьев. Пару раз я даже упал, ловя себя чисто рефлекторно, кое-как вставал на ноги и брёл дальше, ведомый какой-то потусторонней силой.
В глубоких дебрях я, наконец, понял, что совсем заблудился, и остановился. Силы окончательно покинули тело, и теперь я еле балансировал на грани сна и яви. Странно, но не победило ни первое, ни второе — я просто рухнул на удачно подвернувшуюся мягкую кочку, из которой рос пышный пучок травы, и затем под действием силы тяжести перевернулся на спину, увидев над собой листву какого-то дерева.
Наконец, я, понимая, что меня ждёт тяжёлый сон, провалился в темноту; глаза до этого не смыкались очень долго, да и усилия, с которыми я пытался приблизить нас к острову, не прошли даром. Но, по крайней мере, мне больше не придётся перенапрягаться.
Голова после беспокойной дремы раскалывалась, и я долго не решался вставать, боясь, что любое движение в тот же момент взорвётся болью. Всё тело ныло, плечо и бок, на которые я перевернулся в беспамятстве, затекли, а руки, которыми я после смерти марна несколько часов без остановки копал могилу, налились уже не свинцом, а ещё более тяжёлой ртутью. Сухость во рту казалась теперь всего лишь неприятным дополнением ко всему этому, и я, через силу повернувшись на спину, просто лежал и смотрел на небо, по которому вяло плыли большие рваные куски облаков.
Полежав так немного, я всё-таки отыскал в себе силы встать и идти дальше. Кроме этого у меня всё равно ничего не осталось. Может, рано или поздно я просто заблужусь и полягу где-нибудь?
Медленно я выходил из глубокого безразличия, которое могло ввести меня в полнейшее безумие. После внутри оставалась только скорбь по другу, вытекающая со слезами. Казалось, они медленно вымывают всю серость, восстанавливая потерянные цвета, шум и ощущение ветра, который вновь подарил неприятный холод телу и душе. Наконец, я смог почувствовать жажду и голод. Стал осматриваться по сторонам в поисках каких-нибудь плодов на деревьях. Сначала мне даже показалось, что я что-то вижу, но подводящее зрение открывало мне вместо больших фруктов большие же цветы на некоторых деревьях, когда я подходил ближе.
Вот на дереве похожие на бананы… жёлтые цветы продолговатой формы и тремя лепестками на конце, а на другом — большие шары, похожие на гранаты — тоже бутоны цветов, вроде роз или, скорее, пионов красного цвета. Ко всему, они пахли незабываемо в самом плохом смысле. Весь мой аппетит разом пропал, когда я приблизился и понюхал их, и не возвращался ещё очень долго.
Вокруг с ветки на ветку перелетали и пели самые разные птицы самых разных расцветок. Одни испуганно вспархивали, лишь завидев меня, другие же безразлично провожали своими взглядами. Вдали я даже однажды увидел зайца, но погнавшись за ним, понял, что мне его не догнать. От куда тут взяться силам в ногах? — заточение в тесной клетке и несколько дней впроголодь сделали своё дело. Последний сон, казалось, не только не помог, но сделал всё ещё хуже.
Вскоре осточертевшие мне цветы на деревьях, похожие на плоды разных растений с Земли, перестали интересовать меня, и я пошёл прочь из этого леса. Уверен, продолжись оно дальше, сжёг бы этот его и, наверное, в тот же момент упал бы замертво, утратив последние крупицы силы.
Единственным приятным для меня оказалась роса на траве, которую я пытался черпать ладонями и по капле пить, но это не сильно помогало. Казалось, я так трачу ещё больше сил, чем получаю. Может, где-то поблизости и были реки или ручьи, но как бы я ни присматривался и ни прислушивался, обнаружить их решительно не получалось. Возвращаться и пить морскую воду я по понятным причинам не стал. Одно воспоминание при этой мысли заставило меня на мгновение почувствовать собственную улыбку. Дело в том, что часть посвящения в моряки, о котором мне рассказал один из матросов в плавании, заключалась в том, что жертва должна залпом выпить несколько глотков морской воды. Боюсь, такого испытания мне мой желудок не простит — отправит отраву обратным путём.
Мои кроссовки медленно, но верно начинали расклеиваться после длительного нахождения в солёной воде. Роса с травы, по которой я шёл, оседала на них и всё больше размачивала. Единственное, что ещё достойно держалось на мне — это штаны, в кармане которых, что удивительно, всё ещё лежал свёрточек с крупицами угля. Осматривать его я не стал, но судя по ощущениям, понял, что шарики внутри ничуть не размокли и не рассыпались. Впрочем, по сравнению с ситуацией в целом, это казалось мне на столько незначительным, что аж до смешного. Вот бы мне сейчас знание, куда идти. Оно бы очень помогло.
Так как я очнулся далеко за полуднем, а время перестал считать, начало темнеть. Мне подумалось сначала развести костёр на ночь, или хотя бы сделать себе небольшой лежак из мха, но я решил пройти, на сколько хватит сил и уже на месте что-то решать. Вдруг, наткнусь на какую-нибудь речку или ручей? Это было бы просто великолепно.
Неожиданно я таки нашёл кое-что полезное. Не речка и не ручей, но и этому я оказался безмерно рад. Прямо на пути на глаза снова попались какие-то растения с цветами, похожими на гранаты. Сначала я хотел обойти их, но потом решил не отклоняться от северного направления. Носом можно и не дышать в этот момент. К счастью, глаза и в этот раз подвели меня, но уже в обратную сторону. Плоды на деревьях и впрямь оказались большими гранатами. Поняв это, я сразу попытался сорвать один такой, но не тут-то было. Веточка, за которую держался плод, хоть и прогибалась, но ломаться решительно не желала. Ножа при мне, к сожалению, не было, поэтому я решил поискать рядом какие-нибудь прочные палочки. Если уж с ветки мне не получится гранат снять, то попробую его прямо так, на весу вскрыть.
Когда мои руки «обагрились» красным липким соком фрукта и от него же взбухли, будто я снова в воду окунулся, мне, наконец, удалось раскрыть упрямый плод, но получилось это очень неловко, и на землю просыпалась добрая часть зёрен — семечек, покрытых красной прозрачной оболочкой.
Узнав в них «те самые» ягодки граната, я торопливо собрал их в раскрытую ладонь, а когда места новым зёрнам не осталось, и они начинали просыпаться, кинул эту горсть в рот.
Местный гранат ничуть не отличался вкусом от того, что я пробовал в последний раз на Земле. Сладкие зёрна с приятной кислинкой приятно освежали, несмотря на то, что от первой горсти у меня свело скулы.
С остатка плода, который всё ещё висел на ветке, большими каплями падал сок, который я стал ловить ртом, но мне это дело быстро надоело и, вскрыв его окончательно, я выпотрошил фрукт, как только что убитого на охоте зайца. Почему-то мне в голову пришло именно это сравнение.
После того, как вычистил всё съедобное из первого фрукта, я подошёл ко второму и повторил экзекуцию, пусть и более аккуратно, а на третьем экземпляре у меня внезапно сломался инструмент. Красная от сока плодов, палочка, казавшаяся мне довольно прочной, переломилась как раз тогда, когда я попытался раскрыть ей плод, как рычагом. Так и оставив фрукт, изуродованным висеть на ветке, я с сожалением на него глянул и решил, что пока что этого достаточно.
С неба, которое во время моей трапезы незаметно атаковали тучи, посыпало неприятным мелким дождём, но у меня уже начали появляться какие-то силы двигаться дальше. По крайней мере, я больше не боялся заблудиться. Если что, эти гранатовые деревья снова смогу найти и пойти от сюда в другом направлении. Например, на запад.
Конечно, Вадис говорил, что эта вражеская граница, и здесь начинается другое королевство. Враждебное. И всё-таки, чем чёрт не шутит? Вдруг мне удастся договориться с аборигенами? Шансов не много, потому что я очень похож на выходца из Норгдуса, пусть и менее загорелый, чем люди Давуриона. Впрочем, это отличие вскоре могло вообще исчезнуть.
В общем, я решил действовать по обстоятельствам, когда или «если» дойду до какого-нибудь здешнего города или деревни.
Вон, кстати, на ветке впереди что-то повисло. Мне с расстояния так и не удалось понять, что это такое, а когда я подошёл чуть ближе, почувствовал, что нога врезалась в какой-то необычный корень. Мои раздумья прервались неожиданным щелчком — прямо перед лицом поднялась какая-то сеть, и я ощутил толчок из под ног, от чего они согнулись в коленях и врезали мне же по нижней челюсти. К счастью, язык не пострадал, а зубы выдержали.
Первые несколько секунд я барахтался и пытался вырваться, но когда сообразил, что к чему, перестал дёргаться и начал пытаться растянуть «бутон», который схватил меня, сверху. Нет, это оказался не цветок, а именно ловушка, сделанная руками. Без понятия, чьими руками, но ни одно животное не смогло бы её изготовить — только разумные, такие как люди, ялы или марны, с которыми я успел уже познакомиться в Давурионе.
«Потрясающе!» — подумал я, глубоко вздохнув. Попытки освободиться я вскоре оставил, так как сил, чтобы растянуть мокрую скользкую сеть просто не осталось.
Возможно, в этот момент во мне медленно просыпалось что-то ещё — ирония, но как-то медленно, нехотя.
Чтобы уж совсем не переломаться, я принял более удобное положение и от нечего делать начал в деталях вспоминать всё то, что со мной произошло, с того самого момента, когда Вадиса не стало. Проще сон вспоминать, но я напрягся.
После того, как длительное время пролежал на каменистом грунте побережья, я решил похоронить Вадиса. Усилием воли я заставил себя подняться с камешков, больно впивающихся мне в спину, на четвереньки, а потом и вовсе встать на ноги. Сил это отняло намерено, и лёгкие быстро загоняли воздух. Впрочем, потом я смог отдышаться и отправиться на поиски. Подходящее место я высматривал долго. Разглядывал такое, чтобы его со временем не размыло водой, и вскоре в окружении двух склонившихся деревьев я нашёл маленький кусочек земли, густо поросший высокой травой. С ней я церемониться не стал и начал рвать прямо так, голыми руками.
Раз за разом моя работа прерывалась, потому что чувства пересиливали, но потом я возвращался к работе и так освободил от зелени небольшую площадь земли.
От этого мои руки запахли травой, но уже тогда я начал замечать, что чувства мои притупляются. Боль не ощущалась даже тогда, когда я, ломая отросшие в плавании ногти, стирая пальцы и ладони в кровь, врывался ими в грубый грунт с камешками. Усталость не могла остановить меня, и я не хотел понимать, от куда у меня берутся силы, чтобы продолжать откидывать в сторону одну горсть тёмной земли за другой.
Глянув на руки, я увидел большие мозоли. Они болели, жгли и саднили, но кроме боли я ощущал ещё одно чувство — чувство выполненного долга, хотя разумом понимал, что на самом деле я всё ещё в неоплатном долгу перед Вадисом. Не устану повторять, что он помог мне избежать страшной участи, которая ждала в Плаишкоре. Кому знать, что бы меня ждало, если бы на город не напали те драконы?
А что взамен? Взяв меня в путешествие, он стал жертвой этого путешествия. Сколько бы он ещё прожил?
После того, как яма стала достаточно глубокой, а рядом с ней выросли две большие кучи, я поплёлся к марну и уже там от части потерял цветоощущение. Всё становилось каким-то тёмно-зеленоватым, и только в свете моего магического света, который до тех пор ещё продолжал светиться где-то наверху и следовал за мной, Вадис выделялся обилием красок, которые не покинули его даже после смерти. Поглядев на него ещё несколько минут, я понял, что медлить нельзя, так как если не сделаю это сейчас, то не сделаю никогда.
Вадис на этот раз показался мне невероятно лёгким, хотя я точно не скажу, правда так, или я перестал ощущать ещё и усталость. Наверное, поэтому я даже не заметил, как донёс его тело до выкопанной могилы. Она оказалась немного больше, чем сам марн, но об этом я не стал задумываться, а всего лишь убрал с его лица седые волосы и положил тело ровно.
Всё больше и больше пересиливая самого себя, я начал по горсточке земли с разных сторон бросать на него землю, пока открытым не осталось только лицо. Оно было преисполнено полного спокойствия, но я отлично понимал, что таковó лицо смерти — когда ни один мускул не напряжён. Все они расслаблены, и ни мозг, ни сердце больше не заставят их дёрнуться.
Перед тем, как засыпать марна окончательно, я вышел на берег, сел на камни, обхватил голову руками и долго пытался вернуть все чувства обратно, потому что уже тогда понимал, что их отсутствие сведёт меня с ума, и если не прямо сейчас, то очень скоро.
Осмотревшись напоследок, я заметил на берегу какой-то предмет. Он по-особому выделялся среди всей серой картины, так же, как и Вадис, когда я его начинал засыпать землёй. Подойдя ближе, я вспомнил последние слова марна. Он хотел, чтобы я забрал свёрток.
Последняя просьба умирающего заставила меня взять его последний подарок, как и те знания, которые он тоже подарил. Зачем отказываться? Что бы там ни было, марн нёс это с собой по морю и даже магически обработал, чтобы от воды не испортилось. Когда подобрал, успел ещё удивиться — это чувство покинуло последним, чуть позже после находки.
Сунув руку за пазуху, я почувствовал тот самый свёрток и достал его, но прежде чем открывать, устроился поудобнее в сетке. Что же это за подарок? Нож, который поможет мне выбраться из этой клетки или что-то подобное?
Упаковка напоминала велок капусты, и с каждым листом плотной желтоватой бумаги, похожей на ту, в которой приносили мне еду пираты, я больше убеждался, что мои догадки ошибочны. Когда же последний лист был убран, у меня из рук чуть не вывалилось несколько маленьких бутылочек с водой и больших целых кусков сушёного мяса, таких же, какие приносили пираты и мне.
По лицу вновь вниз потекли две влажные полоски. Значит, Вадис всё то время, пока сидел в клетке, собирал еду, а сам ничего не ел⁈ Должен же я был догадаться, когда увидел его истощённое тело и впалые щёки! А ведь, он ещё помогал грести, паршивец!
Он пожертвовал своей жизнью, дабы избавить меня от нужды… Сердце забилось с ещё большей скоростью, дыхание стало прерывистым и глубоким, а в голове грызлась только одна мысль: «Ну, зачем же ты, Вадис? Почему не я? За что нам эти пираты попались?»
— Проклятие, я даже молитв не знаю, — пробормотал я, глядя мимо небольшой кучки земли — такой же, как на том проклятом кладбище, где я впервые очутился в этом мире. Вдохнув глубоко, я чуть выпрямился и произнёс: — Покойся с миром, Вадис. — Вместе с этими словами последняя горсть земли упала, рассыпавшись маленькими шариками и полностью закрыв его лицо. В этот самый момент стало темнее, но меня исчезнувший свет больше не волновал. Мне в тот момент было уже ни до чего.
Со слезами на глазах, я залпом выпил одну бутылочку и принялся жевать мясо. Оно было холодным и жёстким, но от этого не менее вкусным. Сердце успокоилось только в тот момент, когда я больше не мог сопротивляться сну и снова покинул этот враждебный мир.
В грёзах я летал. Мимо проносились заснеженные равнины, ледники, белые от снега ёлки тайги и тундра. Мне было холодно, но ещё я забывался, от чего совсем не хотелось просыпаться. Что-то давало покой мне только здесь и не отпускало, от чего я был благодарен.
Но и это продлилось недолго. Во сне мне в какой-то момент показалось, будто меня несильно, но ощутимо что-то стучит по голове. Мелко так, почти не больно. Это сон так преобразовал большие капли, падающие сверху мне прямо на голову. Видать, снова начался дождь, и вода, собирающаяся где-то сверху, удивительно точно нацелилась на мою макушку.
Тряхнув головой, я посмотрел наверх и увидел несколько нитей из пучка верёвок сетки, по которым и спускались ненавистные капли. Впрочем, кроме них на узлах висело множество других капель, которые от неосторожного движения потекли вниз ко мне или упали на без того мокрую одежду. К сожалению, это оказалось только началом. Мне за шиворот ударило ещё одним ледяным потоком, который, к счастью, скоро иссяк. И где только скопилось? Словно кто-то ждал, когда я расслаблюсь, но зато мне удалось окончательно проснуться. Оставалось коротать время, смотря наружу сквозь ромбики просветов в сетке.
Вскоре дождь прекратился, и я, закрыв глаза, предпринял новую попытку побега, прибегнув на этот раз к магии: мне пришло на ум пережечь верёвки, удерживающие ловушку, но в этот раз я старался сделать всё осторожно. К сожалению, каких-то результатов кроме громкого шипения выкипающей воды я не добился. Видать, сверху поступала новая и новая влага, сводящая мои старания к нулю. В тот момент, когда добрая часть сил покинула меня, я остановился, открыл глаза и обнаружил себя в густом тумане, будто сюда спустилась одна из тех дождевых туч, которые недавно покинули небо.
«Облако», впрочем, просуществовало не очень долго, медленно сдуваемое слабеньким ветерком. Более того, когда оно дало мне возможность смотреть дальше, чем на вытянутую руку, я заметил недалеко движение, характерное для двуногого прямоходящего существа. Через какое-то время оно приобрело очертания человека, и я прищурился в попытках увидеть его лицо.
Казалось бы, пора облегчённо выдыхать, но когда я смог рассмотреть пришельца поближе, в деталях, увидел, что с человеком его роднит разве что прямоходячесть. Отличий же нашлось море; взять, к примеру, цвет его кожи: такой бледный, что аж чуть ли не синий. А впрочем, наверное, всё-таки, бледно-зелёный или даже бирюзовый. Ещё я увидел большие туповатые рога, но не совсем там, где бы им дóлжно находиться. Они у существа росли прямо из нижней челюсти на уголках скул, где по хорошему росли бы бакенбарды, и смотрели вперёд. Его голову украшали длинные чёрные волосы, заплетённые в косички ниже плеч и отправленные назад. Ну и сама морда. Не иначе, потому что лицом такое нечто назвать сложно. Широкая, овальной формы, к низу расширенная. Вкупе с «рогами» — вообще страшила, хотя и не безобразная. Больше — непривычная. К слову, с ксенофобией у меня всё сложно. Одни существа импонируют, а другие — отвращают. В этот же раз я как-то не определился.
Одежда гостя, а, может, и хозяина земель, где я попался, тоже удивила. Отдалённо напоминающие римскую броню минус первого века, на нём юбкой висели металлические декоративные кости и маленькие несильно детальные черепа. Об этом я узнал по звону и нехарактерному настоящим останкам металлическому блеску. Его грудь закрывал бесхитростный нагрудник на двух широких ремнях, явно поношенный и никак не сочетающийся с низом. Его целиком сплели из полосок кожи на заклёпках у концов, и выглядел он, как шахматная доска. Странное сочетание тяжёлого облачения с лёгким.
— Эй! Друже! Не подсобишь? Выпусти меня.
Бледный двуногий остановился, и только тогда я рассмотрел ещё и ножны меча с торчащей из них рукоятью. Вот и пришла ко мне смертушка, впрочем, сил у меня не хватило бы и на невооружённого такого же. Мог бы ни слова не говорить — всё впустую!
Когда существо подошло ближе, оно вынуло меч из ножен, посмотрело на меня, а потом протянуло руку к дереву. Видать, был там узел или какой-то хитрый механизм, после дёрга которого я ощутил незабываемое чувство свободного падения. Недолгое чувство, потому что где-то в двух метрах от меня находилась земля. Сгруппироваться я не успел и отделался основательно отбитой ногой, которую дальше всего вытянул. Когда схватился за неё, чудовище посмотрело на меня с интересом.
— Не нравится дичь? — спросил я, всё ещё держась за ногу. — Ну уж прости, я один спасся.
К беседам, судя по всему, чудовище не готовилось, зато оно направило на меня меч и нахмурилось. Это могло значить только одно. Вместо последующих расспросов я поднял руки вверх, чтобы показать ему, что полностью безоружен. Встать я по прежнему не удосужился, поэтому, как только возникла возможность, попытался сделать это. Боль в ноге стрельнула невыносимая, да и обвешанный костями что-то заговорил на своём языке. Посмотрев на него своим непонимающим лицом, я наклонил голову и он, видимо, понял, что это значит. Замолчал, одним словом. После он чуть взмахнул своим мечом вверх, направив его плашмя в сторону движения, что для меня могло значить только одно. Еле-еле я встал, по прежнему держа руки сверху головы и не сводя взгляда с чудовища, а точнее с его глаз. Он осмотрел меня с ног до головы, будто бы призового коня, потом направил меч вниз и сделал новое крутящее движение. Это я понял, как команду «кругом».
Выполнять его приказы мне, конечно, не очень хотелось, ведь не цирковой же я мишка, но положение обязывало. Гордость вопила, а я подчинялся, запоминая — потом отыграюсь. Кому знать, что он сделает, если я откажусь от этого. Впрочем, потом его приказы кончились и незнакомец, указав мне на тропинку, по которой пришёл, и повёл впереди себя.
— На нашем, значит, не разговариваешь? — спросил я, повернув голову. Надежды на понятный мне ответ таяли на глазах.
— Ир нок гонат кэ нук вурас Саонир, — сказал он. Голос соответствовал владельцу. Низкий и грубый, хотя не противный, как я ожидал.
— Вурас Саонир, значит, а меня Андрей зовут. А куда мы идём?
— Нук туртек Пурзок, Нок турек вор, — вроде как ответило чудовище своим голосом, от которого мурашки по телу поползли.
— Вот как? Ясненько. А не скажешь, как мне попасть на Пламенную Гору? У меня там… нужно мне туда. У вас корабли есть или какие-нибудь лётные средства?
— Нок турек вор!
— Сказал же, на Пламенную Гору, — для большей убедительности я даже руками показал.
— Ирош канк! — сказал мой собеседник особенно грубо. Похоже, я его разозлил.
— Ну и ладно!
Дальше мы шли молча, но мой конвоир меч в ножны не убрал. Он шёл, нахмурившись, злой и та красноречивость, с которой он молчал, меня поистине восхищала. Даже появлялись мысли стать его прилежным учеником. Но если серьёзно, я и сам шёл, нахмурившись. Ну, кто так с гостями разговаривает, да ещё и с оружием наголо?
По мере нашего продвижения на тропинке стали появляться плоские камни, из которых когда-то состояла дорога. Некоторые уже двигались и грозились в ближайшее время покинуть своё место. Иногда, когда на дороге появлялись разветвления, чудовище издавало какой-то звук, похожий на слово. Очевидно, моего языка оно не знало и, больше не тратя воздух, оружием указало мне направление.
Через час я увидел высокий частокол, снизу густо покрытый мхом. Каждый кол длиной достигал двух с половиной метров, а шириной, в обхват рук взрослого человека. Их между собой перевязали грубой верёвкой на несколько мотков, и это придавало конструкции видимость прочности. Посередине дороги перед нами стояло что-то похожее на ворота, только какие-то ненадёжные. На верёвочках там висели длинные прутья, которые мы без особого труда раздвинули руками.
Деревенька, в которую я попал, выглядела довольно бедной, и мне даже стало интересно, ради чего тут поставили такой хороший частокол. По пути мне не встретилось ни одной твари, хоть немного удовлетворяющей такому уровню защиты. Впрочем, ни стрелков, ни часовых на стенах не стояло, так что, возможно, эта стена — пережиток прошлого.
По сторонам от кривых улочек стояли небольшие приплюснутые конусы домов в форме луковиц, у которых даже стен видно не было — лишь крыши, полностью покрытые плотно уложенными пучками соломы или переплетёнными пальмовыми листьями. Прямо в центре их торчали высокие шесты. На входе одного из домов я увидел тоненькую дверь, собранную из тонких гибких веточек, и у меня появилась мысль, что здесь не бывает зимы.
Некоторые дома немного отличались от своих собратьев тем, что на соломе лежало что-то… не возьмусь сказать наверняка, но то ли это навоз, то ли земля. В пользу второго говорило то, что в воздухе ничем неприятным не пахло.
Сами же улицы представляли из себя грунтовые дороги, размоченные ко всему недавним дождём. Даже мой сопровождающий старался идти по краю, где ещё росла трава.
Существ в деревне наблюдалось немного, а вот свободного места — хоть отбавляй. Население будто вымерло, и о том, что деревня ещё жива, говорила лишь горстка жителей, жиденько разбросанная то там то тут. Возможно, в это время здесь велись работы на полях, потому что с сеном, как я мог убедиться, здесь проблем не знают.
— Пустовато, — заметил я, а потом ещё и усмехнулся. — Сбегу, и не заметите.
Ответом меня не удостоили.
Дорога, по которой мы шли, упиралась в лес, но именно туда мы и направлялись. Когда прошли к менее свободным от домов районам, до моих ушей донеслись какие-то громкие и довольно грубые фразы, понять которые я не мог. Стало интересно, и я повернул голову в сторону этих звуков. Увидел ещё четырёх существ, похожих на конвоира, только без оружия и брони. Двое снизу держали какую-то балку, а на ней стояли другие и что-то колотили. Вдруг у одного из тех, что снизу, балка выскользнула из ручищ, а второй не смог удержать весь навалившийся на него вес. С треском вся конструкция рухнула и засыпала собой тех двоих снизу. Те же, что стояли наверху, бухнулись, кто ничком, кто навзничь и подняли головы, осматриваясь. На этом шоу не закончилось. Вся груда обломков вдруг, как от взрыва, разлетелась в стороны, благо, те из чудовищ сверху, успели слезть с неё. Это оказался один из погребённых и теперь на него орали те, которым досталось меньше всего.
Жаль, но досмотреть, чем закончится назревающая перебранка, мне не дали. Как и конвоир, я не сбавлял скорости, и вскоре мы зашли в лес, от куда сквозь низенькие деревья уже все равно ничего не увидеть.
Дальше под ногами пролегла лесная ровненькая тропинка, периодически сменяющаяся гладкими каменными блоками с поребриками по сторонами. Должно быть, от времени былую дорогу просто засыпало листьями, которые за годы превратились в обыкновенную землю.
В лесу ветер почти не ощущался. Он гулял выше и касался лишь верхушек лиственных деревьев, создавая негромкий приятный уху шум. Впрочем, он не успокаивал. В воздухе висело напряжение, понять природу которого я не мог. Впереди, среди толстых стволов деревьев, мне на глаза попалась развилка сразу в три стороны, находящаяся прямо под каким-то каменным строением. Когда мы к нему приблизились, мой конвоир указал налево, где стояла ещё одна соломенная хижина-луковица, но дверь с маленьким окошечком тут сделали уже не из веточек, а из самого обычного металла. Бирюзовый остановил меня и тяжело открыл эту самую неожиданно тихую дверь, после чего жестами приказал идти внутрь. Ну, я и пошёл.
Изнутри мне в лицо ударило тяжёлой духотой, от чего на мгновение перехватило дыхание, а когда я попытался пойти назад, конвоир толкнул меня дальше. Не в силах сопротивляться, я пошёл вперёд, упираясь руками в стены, куда реденько вставили держатели с горящими в них факелами. В их свете блестела плёнка влаги на неровных камнях прохода, а чтобы хоть чуть-чуть улучшить видимость на ступеньках и не навернуться, я незаметно усилил их пламя.
Спускались мы относительно быстро. За следующей чуть менее массивной металлической дверью мне открылся ряд в несколько деревянных лежаков, обтянутых кожей, а над каждым по одному факелу. Блеска на стенах из уже ровной кладки здесь не наблюдалось, да и воздух не так, чтобы заставлял задыхаться. Видимо, вентиляцию всё-таки сделали.
По всем правилам конвоя я шёл впереди, но в этот раз, миновав дверь, я услышал, как она сразу же за мной с негромким скрипом захлопнулась. Долго не думая, я тут же ринулся к ней, но она не поддалась ни на толчки, ни на дёрганье, ни даже на моё обаяние. Она стояла, аки обычная стена и даже не шаталась, будто с той стороны её завалили камнями.
Что касается моих комментариев по этому поводу, если опустить маты и брань, то я ещё немного молча подолбил в неё кулаком и успокоился. Чёрт, конечно же, Великий и Могучий дорвался до поверхности, просто кто бы здесь его понял?
Поняв, что даже, будь она открыта, я бы самостоятельно не совладал с первой дверью, успокоился, вдохнул поглубже и пошёл к ближайшему лежаку, где уселся и начал приводить одежду в более сухое состояние. Выжимал рубаху, штаны, где это возможно, даже осмотрел кроссовки, убедившись в том, что им и впрямь осталось не сильно много. Высыхать с помощью своего собственного огня я не решился. Того и глядишь, сожгу всё к чёртовой матери.
Вскоре я несколько свыкся со своим положением, и даже прилёг на одном из лежаков. Приличиями, вроде босых ног, я пренебрёг, смотря на ненавистную дверь. Мне в голову не шла ни одна мысль, как бы я мог с ней справиться. Плавить металл? Вот ещё, на это сил нужно, пожалуй, больше, чем я за всё время здесь истратил. Будь дверь медная, может быть и справился бы, но что-то мне подсказывало, что она стальная.
От тусклого света факелов у меня вскоре начали болеть глаза, и я решил просто закрыть их. Думается, даже если усну, со мной уже ничего не сделают, а так хоть почувствую себя отдохнувшим.
Так и случилось. Сознание унесло в короткую дрему, из которой меня вывел негромкий скрип двери. Удивительно, но я не ринулся к ней, чтобы попытаться бежать, а безразлично поднял голову и направил взгляд на пришедших трёх существ, среди которых оказался и мой проводник.
Голову второго венчал шлем необычной формы: по лбу ободом шла металлическая лента, а от неё на равном расстоянии друг от друга находились более тонкие дуги, уходящие назад. Между ними легко протиснулся бы палец. Череп почти так же, как и начищенный шлем, сиял лысиной в слабом свете факелов. На плечах его лежали такие же наплечники, открывающие внушающую уважение мускулатуру. В одной из рук он держал односторонне заточенный потемневший от времени чуть загнутый дугой меч.
Долго рассматривать пришельцев у меня не возникло ни малейшего желания, и я вернул взгляд в исходное положение. Лишь когда их шаги затихли рядом со мной, я мрачно спросил:
— Привет, как дела? Простите, стоять сил нет.
— Кэке тве име? — вместо ответа спросил стоящий справа. Голос его не сильно отличался от голоса моего недавнего конвоира.
— Андрей, — ответил я, подняв, наконец, голову. Меня удивило, что хоть кто-то здесь знает общепринятый, пусть и скверно, о чём мне подсказал его акцент.
— Кто ты евелессе?
— С утра, вроде, человеком был, — попытался отшутиться я. — А вы кто?
— Теперь ие отвечу тебе. — Его говор был тягучим и воспринимался довольно тяжело, но, к счастью, я что-то из его слов понимал. — Мен евелесс вóждим этой вур… — Он осёкся, видимо, смекнув, что следующее слово я не пойму. — деревони Саонир, мо имё Бор. Мы нерэод сильнеу канохи, о мъе… — пытался выговорить, он, но, не в силах больше это слушать, я его остановил жестом, мол, «понял».
— Вот и познакомились, — усмехнулся я, понимая, что несколько ошибся, когда конвоир говорил мне то же самое.
— Нордоус твое житъ-о? — спросил он.
— Нет, я… — Замялся, но мысленно махнул рукой — была не была! — Из другого мира.
— Но Гнису⁈ — Произнёс канох Бор вопросительным тоном и двое других аж охнули. Кстати, второе слово он произнёс идеально и без акцентов, присущих в его речи всем остальным русским словам. Видать, заимствованное.
— Он самый, — кивнул я.
Похоже, потрясение я вызвал самое настоящее. Вождь со своим сопровождающим долго о чём-то говорили на своей речи, а мне оставалось только ждать их вердикта. Кажется, второй испытывал не сильно большое удовольствие от новости, а Бор пытался выгородить меня. Впрочем, я мог и ошибаться. Кому знать, может, они сейчас спорили о том, с чем меня подавать ко столу. Даже мысль забавная появилась, что если они принадлежат другому виду, то технически это нельзя считать каннибализмом.
После, пожалуй, минуты дебатов, о результатах которых я мог лишь догадываться, вождь снова обратился ко мне:
— Кожи могеие. — Для наглядности он показал неопределённую фигуру в воздухе. — Но силен, кожи бо-ом!
— Взрыв? — догадался я по тому, как он растянул последнее слово. — прямо здесь?
— Но докежа се Гнису, — сказал, наконец, второй. В его относительно быстрой речи, в отличие от первого, я заметил букву а, хотя говорил он ещё более тяжело для восприятия. — Или смэрта.
— А зачем вам Гнису? — спросил я, догадываясь, что это не просто проверка.
— Но понесёшь корбеле в воду ялиой, — снова заговорил главный. — Иэ девне хочи нерэити се вурас.
Чтобы понять, о чём канох сказал в этот раз, мне понадобилось несколько долгих мгновений, правда, в конечном итоге я понял лишь первую часть предложения. Если его переводить, то, по словам вождя, я должен буду повести корабль в ялийские воды.
«Делать мне больше нечего!» — хохотнул я, однако же пока не спешил отвечать отказом. Авось после этого меня и правда ждёт «Смэрта». Решил пока спросить:
— Зачем мне вести туда корабль?
Ответил второй незнакомый канох взбудораженным голосом, окрашенным нотками фанатизма:
— Гнусони ялой, они нужен смерта!
Хороший довод, нечего сказать. Нет, конечно, отдельные представители их расы заслужили доброй порки ремнём такие, как тот тюремщик или конвоир, от которого я сбежал на корабле, но смерть — это уже излишне. Хотя, помнится, в меня летело около полтинника стрел, когда я мчался на Лучике, но даже несмотря на это, желания сокращать их поголовье не возникало. Ну, по крайней мере, собственноручно. К тому же, за меня это уже сделал мой предшественник. Уже без малейшего намёка на сарказм, так как его здесь очень плохо понимали, я спросил:
— Смерти, значит? Чем они перед вами провинились?
— Ялиой нужен смерта! Ини отревлёт се мир ина жизне!
С трудом переведя то, что мне выговорил не просто на ломанном — на искалеченном русском языке, я ответил:
— Зачем так радикально? Что они «вам» такого сделали?
— Ялий нужен смерта! — всё не унимался канох, повторив эти слова с той же интонацией, но гораздо громче.
— Да ты безумен! — резко ответил я, нахмурившись.
— Ты плохое и не пономешь!!! — достав меч из ножен, громко выкрикнул быстро возведённый канох, от чего я резко встал, ожидая худшего. Его и без того громкий голос чуть не оглушил меня.
Как и ожидалось, канох пошёл на меня с занесённым для удара оружием, и там, где я только что стоял пронёсся его меч. Глухой звук удара о пол подсказал мне, что оружие противника очень тяжёлое, и даже один успешный удар способен нанести мне смертельные травмы.
Мельком я глянул на место, куда канох ударил. Он оставил глубокий порез в лежаке. Впрочем, на мелочи я перестал обращать внимание. Под второй удар я поднырнул вправо и оказался с боку от первого парламентёра. По счастливой случайности он оказался правшой, поэтому я, не сводя взгляда с разъяренного каноха, правой рукой обратным хватом вынул из его ножен меч, переложил его так, чтобы лезвие оказалось впереди, а не сзади и тут же, оттолкнув каноха, использовал, чтобы защититься. Вышло плохо, но по крайней мере, я остался жив, ведь успел остановить оружие противника в нескольких сантиметрах от себя. Стиснув зубы и оттолкнув меч противника, я отпрыгнул назад и, наконец, встал в боевую стойку.
Хотя моё оружие и было одноручным, взять его пришлось двумя руками, потому что весило оно невероятно много для моей нынешней формы. Кроме того, баланс у моего меча ощущался катастрофически близко к середине лезвия, что ещё больше усложняло задачу обороны и нападения. И как таким махать? Это же не дубина, в самом-то деле.
Плохо это, или хорошо, но нам никто не мешал. Бор вместе с моим недавним конвоиром отошли к двери и изумлённо смотрели на схватку.
Положение складывалось паршивое, да и продолжать бесплатное шоу мне не хотелось. Публика даже не хлопала, а вот мои руки, в отличие от зрительских, начинали забиваться.
Неожиданно я услышал звон, который мне вовсе не понравился, и меч вдруг стал вполовину легче и столь же короче. Кусок клинка упал на каменный пол и мне теперь оставалось только уворачиваться, потому что и без того хреновая защита стала вовсе бесполезной. В голове сразу забегали мысли, и среди них промелькнули идеи о внесении в бой небольшой толики магии.
«Хотите взрыв? — подумал я. — Будет вам взрыв!»
Впрочем, как его устроить, я мыслей в голове не нашёл — её полностью занял бой.
В какой-то момент я очутился посреди комнаты, но моя нога наступила на кусок моего же лезвия, и он заскользил по полу, уводя меня вперёд. Равновесие я, конечно же, утратил, грохнулся на пол и отбил правый бок. Впрочем, это падение не столько помешало мне, сколько помогло. Упав на карман, в котором ещё лежал свёрток с кусочками угля, я впопыхах связал его со своими мыслями. В голове мгновенно построился план, что делать дальше. Как известно, запретный плод сладок, но мне уже давненько хотелось испытать этот самый уголь в действии, соединив свою магию с ним. Посмотреть, что будет — бесценно. Может, вот он шанс? Пора?
Откатившись по полу от очередного удара и кинув ловко взятый из кармана в перекате бумажный свёрток кверху, чтобы самого себя не покалечить, я дождался, когда он отлетит подальше, представил себе взрывную волну, мчащуюся прямо к нему, и зачем-то быстро махнул в ту сторону рукой. Бумага выгорела в мгновение, а затем помещение озарила яркая вспышка, сопровождаемая громким треском.
Воздух мгновенно наполнился неприятным запахом сожжённого угля, который не узнать снова было невозможно. Доброй мыслью я помянул кочегара, ремонтировавшего мне отопительную систему и упал на живот, закрывшись руками, однако взрывы прекратились так же быстро, как и начались. На месте вспышки остались лишь тающие следы дыма. К счастью, ни одна «пуля» в меня не попала, если они, конечно, были, а то зачем тогда всё это? Мог бы и в кармане подорвать с тем же результатом.
Открыв глаза и приподнявшись, я увидел лежащего на спине каноха. Как раз того, с которым только что сражался.
— Но ив убел⁈ — громко и с ноткой паники спросил меня грубый голос вождя, чудом пробившийся мне в уши. Он вжался в стену, закрытый моим бывшим конвоиром.
— Тоже хочешь? — рявкнул я. Разгорячённый мозг не дал мне разумных слов, но на всякий случай я подошёл к пострадавшему и осмотрел его.
Видимых ран или дырок на теле не появилось, а скрытые я искать не умел, да и не хотел. В ушах всё ещё звенело, но чтобы ощутить пульс на шее, они мне не требовались. Пальцы подтолкнуло, потом ещё раз и ещё. Мне стало понятно, что противник жив, и это не судороги. Просто, с ним сыграл злую шутку страх.
— Жив, — выдохнул я и, истощённый фейерверком, без сил упал рядом с поверженным противником на пол.