Глава седьмая

Великий зал на "Беллусе" мог затмить соборы некоторых колониальных планет.

Он был обителью для гигантов: огромные колонны-башни восходили к арочному потолку, переплетаясь друг с другом лучами и сводами. На дальнем конце, позади тесных рядов поклоняющихся Десантников, стену, смотрящую на нос боевой баржи, заполняли круглые линзы окрашенного стекла и обработанного металла: это было изображение Лорда Сангвиния в его наиболее кровавом аспекте. На солнечно ярком золоте его священной брони были полосы алой крови его врагов, его голова была откинута назад в победном кличе. Когда он вошел в зал, внимание брата Рафена тотчас привлекли обнаженные, блестящие белым клыки в открытом рту Примарха. Он внезапно осознал, что такие же острые зубы находятся у него во рту. Как и красивый, благородный профиль, подаренный его братству, это был только один аспект генетической связи, которая соединяла их с богоподобной фигурой на стекле.

Рафен никогда не был на борту "Беллуса", так что величественность зала была для него в новинку. Пока он шел вперед среди рядов его торжественных боевых братьев, он понял, что сложно не отвлекаться на нескончаемые религиозные художественные произведения и вылепленные каменные свитки над головами. Там была целая глава из Книги Лемартеса и страницы из завещаний лордов Ваала, вырезанные в обсидиане, который блестел как темная артериальная кровь.

Тем не менее, его взгляд постоянно возвращался к стеклу. Казалось, чем ближе он подходил к алтарю во главе зала, тем больше деталей появлялось на изображении. Теперь он мог видеть темные очертания Императора выше и правее Сангвиния. Он смотрел сверху вниз на него с невозмутимой гордостью. По краям были выстроены круги с вариациями моментов из благословенной жизни ангела — когда он в младенчестве упал на поверхность Ваала; мальчик, убивающий голыми руками огненного скорпиона; летящего на своих ангельских крыльях, его пристальный взгляд светился огнем; и сражение один на один с предателем Хорусом, как раз перед его смертью. На мгновение Рафен почувствовал, как созерцание этого всего как будто бы перенесло его еще раз домой, на Ваал Секундус. Все замешательство и эмоции последних нескольких дней пропали — но затем он заметил очертания газового гиганта, смутно вырисовывающегося за стеклом, и это мгновение ушло. Они подошли к почетному месту рядом с алтарем и как один, Рафен и остальные выжившие в битве на Кибеле, упали на одно колено. Из плавающих датчиков над головами повеяло острым, сильным запахом ладана для причастия.

В тишине зала, когда аудиосистема брони передавала слова в спрятанные на колоннадах по всему залу громкоговорители, голос Сахиила звучал оглушающей волной.

— Да, за Императора и Сангвиния, мы выстоим и мы служим.

Каждый Космодесантник в комнате повторил фразу, от стен отразился грохот хора. Уголком глаза, Рафен видел Аркио, тихо бормотавшего литанию, за ним стояли Люцио, Туркио и Корвус. Технодесантник одну руку держал на груди, на символе Адептус Механикус, шестеренке и черепе, в то время как Корвус, с отсутствующим видом сжимал вылеченную рану, нанесенную демоническим зверем. Туркио был неподвижен, его глаза были плотно зажмурены.

Высший Сангвинарный Жрец поднялся по деревянным ступенькам к широкой кафедре проповедника и поклонился мерцающему гололиту Брата-Капитана Идеона.

Это было тысячелетней традицией, что командир корабля присутствовал во время Мессы, но война дошла до такого уровня, что капитан теперь был постоянно прикован к мостику, так что теперь такое было невозможным. Идеон все еще присутствовал духом, но не во плоти. Он был один на командной палубе, жестко связанный с духом-машины "Беллуса". Он мог наблюдать за церемонией через глаза и уши бесчисленных мониторов, усеявших пространство великого зала.

Рафен медленно поднял голову и в первый раз заметил в тени платформы Инквизитора Штеля. Он бдил за Сахиилом в той же манере, что и Император Человечества наблюдал за Сангвинием на стеклянном изображении выше. Сахиил стоял за кафедрой, положив руки на кровавую каплю, увенчанную крыльями.

— В этот день мы благодарим нашего лорда и повелителя человечества за великие дары войны. Мы обязаны своими жизнями и самой кровью Сангвинию, нашей верой и нашей честью, до смерти.

— До смерти, — завопил хор.

Жрец благочестиво кивнул.

— Мы чтим наших братьев, павших на Кибеле. Некоторые из них были горды, присягнуть миссии "Беллуса". Печально, что они не увидят ее завершения.

Он открыл огромную книгу, переплетенную серовато-коричневой шкурой песчаной акулы Ваала, и побежал пальцем по рядам имен. Каждое из них было недавно вписано кровью.

— Сейчас мы говорим о них, сложивших свои жизни во имя памяти могил героев. Зная об их самопожертвовании и чести.

Рафен услышал слабый вздох позади себя. Там на коленях стоял Корис и Рафен задумался, свидетелем скольких таких церемоний был ветеран. Слишком многих, это он мог гарантировать. Сахиил начал поименно перечислять убитых.

— Брат-капитан Симеон. Брат-сержант Израфель. Брат Беннек. Брат Хирон. Апотекарй Вехо…

С каждым именем, Кровавые Ангелы отдавали честь, прикасаясь сжатыми кулаками к местам на груди, под которыми бились их основное и вспомогательное сердце. Тысячи кулаков в унисон били по грудным пластинам, выражая, что мертвые будут жить в сердцах их братства. После процессии имен, деяний и почестей, литания жреца подошла к концу, и Сахиил с мрачной окончательностью захлопнул книгу. Когда Рафен наблюдал за ним, Космодесантник вспомнил свои мысли на кладбище. Он задумался о том, когда его имя будет прочтено вслух на таком вот собрании. Моргнув, он отбросил тревожные мысли в сторону, в этот самый момент тишину зала нарушил новый голос.

— Соратник Брат Сахиил, я хотел бы обратиться к этим храбрым воинам.

Штель вышел вперед из-за задника кафедры и оглядел собравшихся мужчин. Искусственное освещение отражалось от запутанного рисунка на его плаще. Сложный дизайн букв, строчек был похож на буквы с тентовой ткани, которую Рафен видел на Кибеле. Несомненно, что это были псионические печати или похожая тайная магия против вражеского ментального колдовства. Сахиил неглубоко поклонился инквизитору и позволил Штелю занять сцену.

— Кровавые Ангелы, слушайте меня, — громоподобным тоном заявил он. — Знайте, что Повелитель Человечества через нас выполняет свою работу в этом изнуряющем столкновении с заклятым врагом. По Его воле, находящиеся на борту "Беллуса" услышали крики помощи от "Целано" и пришли на Кибелу. По Его воле мы смогли отбросить орды ненавистных Несущих Слово на поверхности и здесь, в космосе. В Его глазах и в Его наиболее доверенных воинах Сангвиния, мы благословлены.

В словах Штеля росла печаль.

— Здесь, так далеко от их родного мира, Братья, которые дрались и умирали, могли пасть, забытые теми, кто остался на Ваале. Но мы никогда не забудем их.

Когда волна согласия пробежала по залу, глаза Рафена сузились. Выбирая слова, инквизитор был небрежен — такое могли думать те, кто ставил под сомнения преданность Ордену на расстоянии, в менее важных миссиях, таких как гарнизон на Кибеле. Штель продолжил.

— И теперь перед нами стоит выбор, воины. Мы оставим все как есть, и похороним мертвых, не отомстив? Или мы принесем гнев Империума и Кровавых Ангелов Хаоситской мрази на Шенлонге?

Темный свет вспыхнул в его глазах.

— Вы, те, кто служили и дрались вместе со мной эти долгие десять лет, знаете мою искреннюю озабоченность!

Множество собравшихся Десантников рычали и плевались при имени врага. На мгновение зал наполнился беспорядочными голосами. Рафен слышал, как Корис цинично хмыкнул. Ранее предсказанное ветераном сбывалось.

— Лорд инквизитор. — Тихо сказал Сахиил, его голос был едва слышим за границами кафедры. — Я, конечно, поддержу вас в этом начинании, но цель не достигнута. Если мы покинем Кибелу без разрешения Лорда Данте…

Штель тонко улыбнулся.

— Командующий поймет преимущество моих приказов, Сахиил. Ты знаешь, что это правда.

До того как жрец смог ответить, инквизитор поднял руки и призвал к тишине.

— Кровавые Ангелы! Нет сомнений, что ваш примарх обернул свой благодетельный взгляд к нам! Мы солдаты "Беллуса" и мы несем то самое оружие, которое было даровано Сангвинию лично Богом-Императором!

Позади кафедры возникло движение, и кучка покрытых саваном сервиторов из свиты Штеля вышли вперед. Они несли длинный футляр, сделанный из прочного титана, поверхность была затейливо украшена символами Ордена, Империума и Ордо Еретикус. Рафен почувствовал физический шок, когда осознал что содержит контейнер.

Именем Трона! Копье!— Наша победа на Кибеле была священным долгом, — инквизитор бросил взгляд на собравшихся перед ним Десантников. — Но среди вас есть тот, кто выделился, кто показал настоящую силу неотъемлемого права, которое поет в вашей крови, даже перед лицом поражения!

Глаза Штеля остановились на родном брате Рафена.

— Брат Аркио, выйди вперед.

Аркио сделал как ему приказали, встал и поднялся на кафедру. Сервиторы Штеля остановились перед молодым Кровавым Ангелом и преподнесли ему металлический футляр.

— Открой его. — Приказал Штель. — В качестве признания твоих деяний, тебе даруется честь явить Копье Телесто.

Аркио протянулся к нему и дрожащими руками открыл замки, которые запечатывали контейнер. Позади него Сахиил сжал свой грааль и произнес слова "Литергус Интегритас". Когда Аркио положил руки на металл, его охватила приносящая радость теплота. Когда он сдвинул створку контейнера, то увидел внутри объект, который сиял как солнце.

Излучение от оружия охватило весь великий зал волной бледно золотого света. Ниже кафедры Рафен задохнулся, когда сияние прикоснулось к голой коже его лица.

Уголком глаза он увидел, как Турико отвел глаза; его переполняли эмоции. Но Рафен не мог оторвать от него взгляд. Там, перед ним было Копье Телесто, во всей его ласкающей слух славе. Гобелены на Риге даже близко не передавали величественность святого копья.

Само по себе лезвие представляло из себя удлиненную слезу с полостью в центре, олицетворяя единственную каплю крови, которую Сангвиний потерял, когда клялся в верности Императору. Мерцая внутренним светом, оно покоилось на верху резной ручки, которая демонстрировала ангела крови, облаченного в монашеские одеяния Высшего Санвинарного жреца. Его безупречное лицо терялось за широким капюшоном, его могучие крылья ангела была распростерты по ветру и ниже этого, была единственная печать чистоты, которая несла на себе личную отметку Императора. Это было самым невероятным зрелищем, которое когда-либо видел Рафен, и его сердце заныло от этого.

В зале набатом еще раз раздались слова, на сей раз слетевшие с губ Аркио.

— За Императора и Сангвиния!

Брат Рафена почувствовал, как в ладонях стало покалывать, когда кровь разнесла выброс адреналина. Генетический шаблон древней технологии копья почувствовал его близость и фрагментарные элементы сущности Сангвиния, которые пели в его венах. Непроизвольно Аркио нарушил протокол и прикоснулся к вечному копью.

— Нет! — Вскинулся Сахиил, кинувшись вперед, чтоб схватить за руку Кровавого Ангела.

Он проскочил едва пол шага, когда Штель схватил его и удержал. Инквизитор только качнул головой, в его глазах была угроза, и жрец внезапно испугался.

Руки Аркио, казалось, действовали механически, и он вытащил оружие из футляра, подняв его в левой руке, зеркальным отображением последнего художественного панно на Риге: победного жеста Сангвиния над телом Моррога. Копье вибрировало в его руке как живое, росчерк янтарной молнии замер в физической форме. Странная энергия осветила лезвие-слезу изнутри и, подобно сверхновой, вспыхнула пульсирующим белым светом.

Рафен видел, как этот свет омыл тело брата и плоть Аркио, казалось, переплавляя ее в черты Примарха. Его темно-красная броня превращалась в золотые с белым крылья, вспыхнувшие из-за его плечей. Затем, так же быстро, как копье стало снова неподвижным, пропало и видение.

Тишина, которая последовала за этим, была такой полной, что на миг Рафен испугался, что мог оглохнуть. Но через мгновение, каждый Кровавый Ангел в зале заорал в полный голос, выкрикивая имя их Примарха, пока, кажется, каждая стена не задрожала от этого звука.

Присяга крови! Я действительно был этому свидетелем? Неужели моего брата коснулся лично ангельский правитель? Вопросы молотом стучали внутри разума Рафена, сотрясая его до глубины души.

На кафедре, где в восхищении от зрелища замер Сахиил, Инквизитор Штель с удовлетворением наблюдал за молодым Кровавым Ангелом, лицо Аркио было мокрым от слез радости. Он не смог сдержать тонкую, ледяную улыбку.


СЛОВО "чудо" распространилось из великого зала по палубам "Беллуса" со скоростью лесного пожара, к каждому Космодесантнику и серфу, на службе ордена Кровавых Ангелов. Минута с Аркио на кафедре снова и снова проигрывалась на церковных экранах, усеявших боевую баржу и эффект был поразительным. Полагая, что их миссия завершена, моральный дух Десантников на борту "Беллуса" упал, как только был проложен курс домой. Каждый из них был горд завершить задание, и они предвкушали вновь увидеть Ваал, но все же на корабль опустилась трудноуловимая меланхолия. Экипаж "Беллуса" знал, что их одиссея почти подошла к концу, и это печалило их.

Но не долго. Явление копья Аркио, разожгло светлую ярость в Кровавых Ангелах и для выживших на Кибеле это стало вдохновляющей идеей. Мужчины, которые стояли с Рафеном и были готовы встретить смерть с открытыми объятьями, изменились в одну ночь. Внезапно они стали неистовыми и жаждущими крови. Во время огневых ритуалов стрельбы и в обязанностях обслуживания, даже среди дневной боевой тренировки, разговоры боевых братьев сводились к человеку, прозванному "Благословенным" и к горячему желанию отомстить жителям Шенлонга.

Пока работы по восстановлению двигателей подходили к концу, "Беллус" оставался на орбите планеты мавзолея несколько дней и Рафен не удивился, когда Сахиил приказал усилить тактические тренировки наземного штурма. Он пытался найти Сержанта Кориса, но старый ветеран был неуловим. Изменениями горел воздух на борту боевой баржи и на всем протяжении он резонировал в сердцах каждого Космодесантника желанием воевать. Если вскоре не прольется кровь, размышлял он, воины обезумят.

В голове у Рафена бушевал шторм противоречий. Он не видел своего родного брата с окончания церемонии по павшим, но он постоянно думал об Аркио. Он пытался, как мог, забыть несмываемую картинку, когда его молодой брат обретал облик Сангвиния. Видение в великом зале повторяло краткое мгновение сдвига, которое он испытал на Кибеле во время штурма Несущих Слово. В то время он думал, что устал и расстроен ходом событий, но сейчас инцидент был другого, более пугающего свойства.

Рафен не был псайкером или каким-то ментальным колдуном с проклятым, искаженным зрением и все же, краткие видения были ясны как день. В других обстоятельствах, он мог бы подозревать, что изъян проявил себя таким коварным образом, но скверна черной ярости была сумасшествием, неистовой силой и никогда не проявляла себя так тонко. Туркио, Люцио и Корвус в один голос говорили о пульсации света и тишине, которая за этим последовала. Их голоса были полны почтительного страха, когда они упоминали имя Аркио и Рафена вскоре утомили несущественные вопросы Кровавых Ангелов, ответов на которые он не знал, о его брате. Он помалкивал, но по правде, Рафен был не уверен, что сделало Аркио, так называемым "благословенным". Он любил своего брата и знал его так хорошо, как мог знать только родной человек, но какое-то плохое предчувствие стучалось к нему в разум. Оно скрывалось, слабое и тусклое, на задворках его мыслей, искажая каждую секунду его жизни. С этими сомнениями в душе, он продолжал поиски Кориса.


ИНКВИЗИТОР Штель по полной использовал камеры для допросов на "Беллусе" во время миссии по поиску Копья Телесто. Многие жертвы, которые прошли через медный, диафрагменый люк пристально рассматривали последние вещи, которые они могли увидеть в своей жизни: машины для допроса, столы с набором зловещих ножей и стул, прикрученный к палубе. За годы, пока "Беллус" двигался от мира к миру, Штель приказал своей свите изменить элементарные механизмы, используемые Космодесантниками для содержания пленных. Они постепенно создали инструмент для инквизитора, который напоминал огромное "гибельное седалище" в Схоле Еретикус, где он учился. Когда Штель вошел, он окинул взглядом камеру, рассматривая темные металлические подпорки, венки из ладана и темные глубины за парящими светосферами. Это была прекрасная сцена для такого игрока как он.

Он снял накидку, стряхнул комочек пыли с пальцев, потом подошел к пыточному стулу. В нем удерживался Несущий Слово, еретик, который звал себя Норо. Он был бледен и окровавлен, но все еще жив. Штель оценивающе посмотрел на раны от пуль на его теле. Они были покрыты струпьями с черными пятнами гноя, но все еще сочились и изредка текли. Пройдет еще немного времени, прежде чем он умрет.

— Высокопреосвященство, — сказал лексмеханик, выдавая себя скрипящими, железными ногами. — Я продолжаю расшифровывать каждое сказанное Предателем слово. Он мало выдал, но забросал меня ругательствами и нечестивыми проклятьями.

Инквизитор кивнул и поднял взгляд на серво-черепа, которые вяло кружили вокруг него.

— Потом, когда твои обязанности здесь будут завершены, покаешься, — приказал он, — очистишь себя от воздействия такого отступничества.

— Как будет угодно. — Сервитор поклонился.

Штель приблизился к Несущему Слово и с огромным усилием, вражеский солдат поднял голову. Ему пришлось придушить вспышку удовольствия, когда он увидел разгорающийся страх в глазах Норо. Ничего сильнее не возбуждало Штеля, чем уверенность, что он вселяет в других ужас. Он принял насмешливый вид.

— Больно, маленький предатель?

Замечательно, Несущий Слово собрался с силами и скорчил вызывающую гримасу.

— Смерть тебе и твоему богу-трупу, навозная личинка!

На лице инквизитора появилась улыбка.

— А, хорошо. Ты еще хочешь немного побороться. Я понял, что совсем не так захватывающе иссушить разум того, кто совершенно сломлен. Такая простая задача, скучно для мастера.

— Прочь! — Рявкнул Норо, его голос треснул, — оставь меня и иди трахай животных, мерзость!

Лексмеханик дернулся, как будто его пронзил инсульт.

— Лорд, какой цели служит то, что мы содержим образец в живых? Я интуитивно полагаю, что это низший еретик, не допущен к любой ценной информации, кроме той, что вы уже вытащили.

— Нет, я не соглашусь, — ответил Штель, глядя на сервитора. Затем он отвернулся и совершенно другим голосом произнес единственное слово.

Сомнус.

Фраза повисла в воздухе как кольца дыма и заставила лексмеханика подергиваться. Затем внезапно глаза раба закатились и обессиленный, он резко упал. Позади него мягко опустились на пол и замерли три контролирующих серво-черепа. Произнесенное вызвало пост-гипнотическое внушение, которое Штель давным-давно поместил в разум лексмеханика и в мозги, уже столетия мертвых слуг, чьи черепа теперь были его механическими стражами. До тех пор, пока инквизитор не решит иначе, он и его жертва останутся наедине. Каждый монитор и сенсор, которыми был усеян интерьер остальной боевой баржи Кровавых Ангелов были убран из комнаты. Это была одна из первых вещей, которую сделал Штель, когда десять лет тому назад поднялся на борт "Беллуса".

Норо полностью осознавал, что произошло, и на его лице было замешательство. Штель не удостоил его взглядом и затем подошел очень близко к Несущему Слово. Норо пытался избежать прикосновения инквизитора, но его тело удерживалось на кресле толстыми, железными стержнями, он мало что мог сделать, чтоб остановить его. Штель обхватил голову Десантника-Предателя руками и на один ужасающий миг, Норо подумал, что лысый мужчина собирается поцеловать его.

— Что… что ты делаешь?

— Ты мне расскажешь все, что знаешь об обороне Шенлонга, тварь, — прошептал тот.

— Я ничего тебе больше не расскажу. Ты вытащил из меня название планеты и уже одним этим я предал свой договор…

Задрожав, он вздохнул.

— Иди на Шенлонг, человек, иди туда и встреться с моими братьями! Они вас сырыми сожрут!

Инквизитор закрыл его рот.

— Очень скоро, но сначала мы должны сесть, отдохнуть и поговорить, ты и я.

— Нет… — с силой отринул Несущий Слово. — Я лучше умру.

— В свое время. — Согласился Штель, электро-татуировка аквилы на его лбу вспыхнула. — Но перед этим, ты покажешь мне все.

Лицо Норо похолодело, когда ледяные кончики пальцев инквизитора вытянули из его нездоровой кожи остатки тепла. Он почувствовал как его грубая, болезненная плоть меняется и плавится. Пальцы Штеля погрузились в его кожу и затем пронзили ее как мягкую глину, пройдя кости и мозговое вещество внутри. Несущий Слово изо всех сил пытался закричать, но Штель заткнул ему глотку слегка придавив.

Как и до этого, на поверхности Кибелы, инквизитор наполнил Десантника-Предателя видением, но в этот раз оно росло и росло, втекая в него как жидкость, чтоб наполнить пустой сосуд восприятий Норо. Вместе с ним пришел чернильно-черный саван тишины, которая душила еретика; в нем был неизменный оттенок ужаса. Несущий Слово служил лордам Хаоса всю свою жизнь и наслаждался темными путями неразделенной восьмерки, но сейчас, то что он видел, разворачивающееся из разума этого человека-существа поразило его абсолютом чистого зла. Норо никогда даже не смел, даже в самые жестокие и убийственные моменты, верить, что существует что-то настолько совершенно отвратительное. Это не было псайкерским фантомом человека, это была неочищенная скверна ненависти, прилипшая к человеку как паразит. Когда здравомыслие Норо разорвало, Лорд Инквизитор Лорд Рамиус Штель начал медленно и неторопливо насиловать разум Предателя. Лексмеханик был прав: Несущий Слово был всего лишь пехотинцем, Десантником Хаоса и никаких других желаний кроме как драться и умереть за слово Лоргара. Высшие по званию ветераны знали бы военную диспозицию и расположений солдат, но Норо мог предложить только мимолетные воспоминания о вторжении в Шенлонг — вспышки насилия и кровопролития, которые засели в разуме убийцы.

— Ничего… — Норо умудрился выпихнуть это слово с губ.

Глаза Штеля сузились, и он собрал темноту вокруг него, наматывая ее бритвено-острыми лентами пси-материи. Затем, с отвратительной точностью, он снял кожу с воспоминаний еретика. Норо начал трястись и корчиться, когда внутри открылись ворота его памяти.

Внезапно, в один момент, все, что когда-либо происходило с ним, вспомнилось, и под весом этого разум съежился. Пробираясь через океан воспоминаний, Штель ловил малейшие происшествия, сортировал их и сплетал вместе на фоне тьмы. Он взглянул по сторонам, моментально поймав подслушанную беседу и вспышки воспоминания. Штель нашел бесчисленные фрагменты взглядов, о которых Несущий Слово даже и не знал, что он видел и сплел их в единое целое. Там, в кусочках головоломки, были подходы к Шенлонгу, пути вместе с вечно меняющимися коридорами между минными полями блокады, которая окружала мир-кузницу. Он стремительно вышел из разума и плоти еретика и отошел. Его лоб покрывала тонкая испарина.

— А, — прохрипел пересохшей глоткой Штель. — Спасибо.

Норо вырвало фонтаном, выбросом рвотных масс и крови.

— Кто… — Голос Десантника был шипящим визгом. — Ради ненависти, что ты такое?

Инквизитор обошел неподвижного лексмеханика и вытащил тусклый металлический объект из потайного кармана накидки. Он не удостоил Несущего Слово ответом.

Заключенный заразил себя страхом. В его покрасневших глазах ярко светилась безумная тревога.

— Ни один человек…

Штель подошел к пыточному стулу, скрывая предмет в руке.

— Что ты там бормочешь, тварь? — праздно осведомился он. Норо указал на лексмеханика, люк и внешний мир спазматическими подергиваниями головоы.

— Они не видят… — Несущий Слово внезапно разразился истерическим смехом. — Но я вижу!

— Помолчи. — Рука Штеля приблизилась к глотке Норо. Смазанным движением оружие в его руке чисто рассекло толстые мышцы шеи, как будто пройдя через воздух. Потоком хлынула густая кровь, заставив Несущего Слово замолчать. Через минуту инквизитор начал тщательно очищать стилет в виде ножа-бабочки. Лезвие с фрактальной заточкой было настолько острым, что вытереть с него кровь было медленным и неторопливым занятием.

Когда он закончил, Штель опять произнес командное слово. Лексмеханик и серво-черепа пробудились, совершенно не ощущая пропущенное время. Когда он был на полпути к двери, сервитор отметил.

— Образец… Он, кажется, убил себя.

— Да. — Штель с отсутствующим видом кивнул. — Ты же видел, как это было, не так ли?

Лексмеханик медленно моргнул, как будто движение этой мысли в его разуме было особенно медленным.

— Я видел, как это произошло, — ответил он, после длительной паузы.

— Вскрой его, — сказал инквизитор, а затем добавил запоздалую мысль, — сердце и череп пошли в мою каюту.


КОГДА Рафен нашел ветерана в тактикариуме "Беллуса", тот горячо спорил с Сахиилом. Обычно, рядовой Космодесантник его положения не был бы допущен туда без разрешения старшего боевого брата, но его связь с Аркио внезапно сделала этот вопрос в глазах охраны незначительным.

— Зачем спрашивать мое мнение, если оно тебе не нужно? — Говорил Корис. — Или ты просто желаешь, чтоб я тебе говорил то, что ты хочешь услышать?

Лицо Сахиила посуровело.

— Твои слова всегда заслуживают внимания, Брат Корис, но это не гарантирует, что я последую им. Не забывайтесь, сержант!

Рафен заметил Аркио , стоящего по другую сторону, освещенного по контуру сиянием голохроматического дисплея. Его брат встретился с ним глазами и приветственно кивнул. Рафен увидел в нем отражение своего собственного лица, подернутого усталостью. Возможно "чудо" сильнее отразилось на его брате, чем он ожидал.

— Я совещался с инквизитором, и я согласился с его рекомендациями. "Беллус" покинет орбиту и направится к Шенлонгу со всем рвением, — ответил жрец. — Это вполне подходит в качестве ответного удара, учитывая, сколько Несущие Слово нам должны.

Корис фыркнул.

— Что мастер пыток и допроса знает о тактике Космического десанта? Подумай, Сахиил! Шенлонг находится среди океана ядерных пустотных мин, что даже большому Имперскому флоту будет трудно уничтожить! Я не стану отрицать, что Хаоситский сброд заслуживает того, чтобы утонуть в собственной крови, но Беллус всего лишь один корабль — как мы можем надеяться проникнуть сквозь такую оборону?

Жрец бросил взгляд на Аркио.

— Сангвиний даст нам возможность, — отрезал он.

— Неужели? — Удивился Корис, и посмотрел на молодого Десантника. — Скажи мне, он протянет руку и смахнет с неба мины для нас? — фыркнул он. — Я сын Сангвиния в два раза дольше вашего, Сахиил, и я знаю что он помогает тем, кто помогает себе сам… И без посторонней помощи мы не сможем ударить по Шенлонгу!

— Инквизитор обеспечил тайный подход к планете, — спокойно сказал Аркио, — ему известен путь через мины.

Сахиил слегка улыбнулся.

— Видишь, Корис? Твои опасения безосновательны.

— Да ну? Предположим, что мы обстреляем поверхность, что тогда? С нашими потерями на Кибеле, эта потрепанная рота значительно меньше полной.

В первый раз за это время Рафен подал голос:

— Силы Несущих слово на Шенлонге будут превосходить по численности, — сказал он, давая знать о своем присутствии. Жрец посмотрел на него.

— Один Кровавый Ангел, несущий праведную силу Императора, стоит десятка предателей! Мы не боимся их! — Повернулся тот к Рафену. — Ты не веришь в решения старших по званию, Рафен, я вижу это в твоих глазах! Мы должны ударить, пока есть элемент неожиданности… Каждый день промедления, предатели укрепляются на мире, который они украли у Империума!

— Если это угодно Высшему Жрецу, всё что я предлагаю, это обратится за подкреплением с Ваала, — возразил Рафен, — мы должны остаться на Кибеле, пока командующий Данте не отправит нам больше кораблей, затем мы сможем оставить гарнизон здесь и вылететь к Шенлонгу в хорошем состоянии…

Сахиил криком заставил его замолчать.

— Нет! С нами благословение прародителя, и наша победа обеспечена! Оглянись, Рафен!

Он широко раскинул руки, чтобы охватить других Кровавых Ангелов в комнате.

— Твои братья жаждут крови! Они не желают ждать подкрепления! Они хотят заставить Несущих Слово заплатить! Заплатить за каждую отнятую душу и за каждый испорченный дюйм земли, своими никчемными жизнями!

Рафен почувствовал легкое прикосновение к своей руке и взглянул в глаза Аркио.

— Верь мне, брат, я обещаю, мы можем добиться успеха.

Сахиил отвернулся от Кориса, отпустив его, и подозвал сервитора.

— Передай капитану Идеону. По моему приказу, даю команду! Мы снимаемся с якоря и летим на Шенлонг!

Корис выходил из комнаты, не говоря ни слова, оставив Рафена наблюдать, как уходит его старый наставник.

Загрузка...