3

Раздался звонок в дверь, и затем голос мамы позвал:

— Элина!

Она вздохнула и вышла в фойе. Чад прибыл с двумя дюжинами кроваво-красных роз в одной руке и бутылкой дорогой водки в другой. Цветы пошли к ее маме, в то время как водка пошла к ее папе. Турманы были семьей Старого Города, в конце концов. Они все делали так, как следует.

— Повеселитесь, — любезно сказала мама.

Ощущение внезапной слабости запретендовало на желудок Элины. У нее не часто возникали предчувствия, но в этот момент она с абсолютной уверенностью осознала, что это свидание ничем хорошим не закончится.

Снаружи Чад сделал паузу на мгновение, с серьезным до смерти выражением лица. Она видела такой взгляд прежде, когда он обычно замышлял какого-то рода стратегию сражения.

— Ты выглядишь очень мило, — тихо произнес он, задержав свой пристальный взгляд на ее груди.

— Спасибо, — Элина улыбнулась. — Ты тоже.

Он хорошо выглядел в джинсах и черной футболке.

Они неловко вылупились друг на друга.

— Я думаю, нам следовало бы пойти и посмотреть кино, — сказал он.

— Это звучит великолепно. Кино какого жанра?

— Это боевик, фильм о Китайской империи, «Гонзо — Копьеносец», — Чад глянул на нее, как будто в ожидании истерического приступа.

— Мне нравятся исторические драмы, — сказала она, выдавив и улыбку.

— Хорошо, — он предложил ей свой локоть.

Элина положила свои руки на его предплечье и осознала, что это было впервые, когда она действительно коснулась парня на свидании. Эта мысль почти заставила ее вздохнуть с сожалением, но она убила вздох до того, как он получил шанс начаться.

Они зашагали по улице, направляясь к кинотеатру. Чад пристально смотрел прямо перед собой, стиснув свои челюсти.

После приблизительно пяти минут молчание стало напряженным.

— Так какие книги ты читал в последнее время? — спросила она, для того чтобы что-то сказать.

— Я не очень много читаю, — сказал Чад.

— Фильмы?

— Мне нравится «Мародер III», — сказал он. — Хороший фильм.

«Как выдергивание зубов», — подумала Элина, но спросила:

— Что тебе нравится в нем?

— Та кто его знает, — ответил Чад.

«Что мне теперь говорить?» — спросила она у себя.

— Подожди секунду, — Чад отступил от нее в сторону и рявкнул на парня через улицу, — Эй! Эй, ты кто, черт возьми, такой?

Парень остановился:

— Я здесь для того, чтобы доставить пакет моему дяде. А ты, черт возьми, кто такой?

Чад зашагал через улицу.

— Кто твой дядя?

Это все отняло у них добрых пять минут, только чтобы выяснить: кто есть кто, кто и где имел право быть. В первую минуту Элина рассматривала свои ноги, потом она смотрела в небо, затем она пересчитала заборные столбы на длинном железном ограждении, которое защищало склоны холмов. Весь город располагался на стоящих друг за другом холмах с улицей Речной в нижней их части.

Чад вернулся быстрым шагом.

— Не волнуйся, — сказал он. — Мы не опоздаем.

Она просто кивнула головой. Чем скорее они доберутся, тем лучше.

По пути в кинотеатр они не говорили.

А как только дошли до старого здания кинотеатра, то были остановлены опять, теперь — тощим, черноглазым Марки. Они переговаривались на шушукающихся тонах, пока Чад не прервал его:

— Закрути это дерьмо, я сам все сделаю.

Марки побледнел и отдалился. Чад повернулся к Элине, как будто ничего не произошло, и повел ее внутрь. Он предложил купить ей попкорн и колу, но она отказалась.

Фильм был ужасным. Длинный, скучный, странный, в нем не было ни чуточки смысла. После первой половины Элина оцепенела от его монотонности и просто расстроилась. Она думала о книге с пьесами, которую хотела завершить читать в этот день, и мысленно перерисовала парочку из них в своей голове, приводя к более счастливому окончанию.

И наконец-то пошли титры по экрану. Она встала и спокойно последовала за Чадом из кинотеатра.

Снаружи лицо Чада опять приняло серьезно сконцентрированный вид. Фильм был полностью провальным, а теперь он должен был устроить какое-то вредное испытание. Элине было интересно знать, каким будет его следующий шаг.

Чад повел ее к Львиному парку, где мраморные статуи львов охраняли громадный трехъярусный фонтан: «Ну конечно! Стойка с мороженым». Он следовал руководству по свиданиям Старого Города к пункту «г». Закончив с фильмом, не имеет значения насколько ужасным, теперь он бы купил мороженое.

Они шли молча.

— Этот фильм был отстойным, — сказал он.

— Да.

Опять тишина. Разговор так и не удавался.

Внезапно Чад пришел в состояние ступора. Элина глянула в сторону его пристального взгляда и увидела киоск мороженого с большущей вывеской «ЗАКРЫТО» впереди.

Чад выглядел почти страдальцем. На мгновение ей действительно стало его жалко. Чад понимал, что словесное обольщение было абсолютно не его коньком, а имя ее семьи предостерегало его от того, чтобы просто схватить ее и полапать за грудь, что он явно и хотел сделать. К тому же еще, тринадцать лет детства привели ко множеству воспоминаний, и эти воспоминания расположились между ними подобно непроходимому барьеру.

— Помнишь, пару лет назад ты столкнул меня с понтонного моста? — внезапно спросила Элина.

Чад взглянул на нее.

— Моя мама запретила мне идти плавать из-за фабрики сбрасывающей отходы вверху по течению от моста, но я все равно пришла. На мне было черное платье в красную и желтую крапинку. Ты толкнул меня с понтона, и я нащупала что-то странное своей ногой, но я вылезла. А потом ты вытолкнул мою подругу Свету. Блондинку, да? Она была в белой футболке. Ты толкнул ее, и когда она достигла воды, позади нее всплыло мертвое тело.

Ей вспомнился живописный образ бледного тела, восстающего из темной воды чайного цвета. Света пронзительно кричала и кричала. Даже когда копы закутали ее в одеяло, она все еще издавала эти крошечные повизгивания, как будто что-то сломалось у нее в груди.

Проблеск света мелькнул в глазах Чада:

— Я помню это. Он был магом из местной академии. Он напился, попытался переплыть реку ночью, и был перерезан гребным винтом.

Элина кивнула:

— Возможно, ты заставил меня наступить на тело мертвеца.

Чад улыбнулся.

Она вытаращилась на его усмешку, не веря своим глазам, и сделала глубокий вдох.

— Смотри, фильм был скверным, мороженого нет, и мы даже не будем считать поломанные санки или мертвого парня. Спасибо за то, что вытянул меня на улицу, но я хочу пойти домой.

Темная тень прошла по лицу Чада. Он расправил свои плечи.

— Окей, — сказал он в заключение разговора.

Они направились по склону улицы вниз в сторону реки. Она старалась. Она сделала самую лучшую попытку. Без сомнения все будут очень разочарованы тем, что она не смогла поладить с Чадом. Но сидеть рядом с ним в парке, пока он вычисляет, что бы вывело ее из себя наискорейшим образом, действительно было не для нее. В особенности после этой самодовольной улыбки.

Они повернули за угол и вступили на улицу Речную. Три квартала, затем вверх по склону — и она будет дома.

Хриплый вой возмущения скатился с Речной улицы. Элина остановилась.

С громким визжанием что-то маленькое ринулось из-за каменного склада. Секундой позже Марки и Поль, два напарника Чада, выхлестнули из-за угла и погнались за этим.

Это что-то свернуло налево и удрало от них. Элина прищурилась: «Свинья! Маленький, коричневый, пушистый поросенок. Чего только на свете…»

— Я убью этого ублюдка, — прорычал Чад.

Она глянула на него, уверенная, что ей послышалось.

Он бросился на поросенка. Маленький зверек увильнул вправо, и Чад столкнулся с Марки. Мелкий паренек отскочил от Чада подобно сухим горошинам от стены. Чад крутанулся вокруг, его лицо исказилось от ярости.

«О боже, он действительно собирался убить поросенка, — пронеслось в голове Элины. — О нет. Нет, не получится». Свидание было на исходе, но если Чад думал, что она будет стоять рядом и позволит убивать маленьких животных, то его ожидал большой сюрприз. Ей придется поймать этого зверя до него.

Поросенок направился прямо к ней, почти паря над асфальтом.

Двенадцать футов.

Десять.

Шесть.

Она выступила к нему. Поросенок свернул влево. Кончики ее пальцев слегка задели его щетину, и затем он пустился вниз по улице, убегая ради спасения своей жизни.

Элина никак бы не смогла на каблуках поймать его.

«Туфли или жизнь маленького поросенка?» — принятие решения заняло у нее менее секунды, и затем она побежала за зверюшкой в своих колготках. Позади нее тяжелый топот ботинок дал знать о преследовании тремя парнями.

Три квартала пролетели мимо. Поросенок сделал неровный левый поворот и влетел на старое футбольное поле, переделанное в теннисный корт.

«Ха! Некуда бежать», — отметила Элина. Сеточная изгородь высотой в двенадцать футов огораживала поле, чтобы оберегать от полетов футбольных мячей соседний многоквартирный дом. Элина выжала максимальную скорость и выскочила на футбольное поле.

«Куда он делся? — намек на движение уловил ее глаз. — Вот он где». Зверь вскарабкался на кучу красной глины, которую использовала бригада строителей для того, чтобы выровнять поле, и уселся там, покрытый оранжевой пылью.

Элина медленно пошла к куче на цыпочках, пытаясь выглядеть дружественно и не угрожающе. Поросенок наблюдал за ее продвижением с усталым видом. Осторожно она начала взбираться на кучу.

— Сюда, маленькое животное, — глиняная пыль проникла между пальцев ее ног через порванные от бега колготки. — Я не причиню тебе вреда.

Поросенок свирепо глянул на нее, но остался на месте.

«Почти, вот. По-о-чти», — она потянулась к нему, двигаясь так медленно, как могла ухитриться.

Позади нее низкий голос Чада предупредил:

— Осторожней…

«Осторожненько ногой, поросенок ему не достанется», — Элина наклонялась, пока почти не стала на четвереньки, лицом до уровня свиного рыла. Печальные карие глаза смотрели на нее с пушистой мордашки.

— Не беспокойся, — прошептала она. — Я не позволю Чаду тебя поймать.

Она медленно продвигалась вперед, волосинка за волосинкой, своими протянутыми руками, тянущимися к маленькому коричневому телу.

Зверь пискляво завизжал и метнулся вниз с кучи.

— Пали!

Элина выпрямилась от резкого толчка. Импульс вывел ее из равновесия. Она закачалась на вершине кучи, размахивая своими руками подобно аисту переростку, собирающемуся совершить полет.

Глина закрошилась под ее ногами. Она царапнула воздух, пытаясь схватиться хоть за что-нибудь, но небо покатилось назад, заменяясь видом многоквартирного дома, и Элина ринулась вниз, скользя по склону до тех пор, пока зеленая трава футбольного поля не шлепнула ее лицо.

Мир поплыл. Она покачала своей головой и потянула себя в вертикальное положение. Широкая грязная полоса оранжевой глины отметилась по ее боку: на всем пути от остатков ее колготок, далее через блузку, вплоть до тонкой линии у волос.

Уголком своего глаза она увидела, что Чад и его головорезы расположились вдоль кучи и застыли, глядя на нее с открытыми ртами. Она пошатнулась на ногах. Ее левую сторону жгло. Ее правая лодыжка болела.

Вдали визжала свинья, пытаясь протиснуться через отверстие в изгороди.

Удивление совместилось в хищной маске ликования на лице Чада:

— Он застрял!

Они кинулись за ним, как свора прожорливых собак. Элина погналась за ними. Им очень был нужен поросенок, но не больше, чем Элина испугалась за него; и страх погнал ее так сильно, что она догнала их в конце поля.

Поросенок протискивался в отверстие, с каждым героическим рывком оставляя комки коричневого меха на проволоке. Чад выругался. Поль подбежал к двери изгороди и забился над куском провода, закрученным вокруг замка для того, чтобы он оставался закрытым.

Поросенок расчистил себе путь с футбольного поля и выбежал на деревянную лестницу. Ступеньки вели вниз, назад к улице Речной. Слева возвышался огромный желтый многоквартирный дом, справа расположился ряд старых складских ангаров, покрытых серыми волнами фиброцементной кровли. Верх лестницы был как раз приблизительно на уровне складских ангаров.

Поросенок посмотрел налево, посмотрел направо, и, отступив на пару шагов назад, перепрыгнул на крышу, клацнув копытцами по фиброцементу.

В конце концов, Полю удалось открыть дверь, и они выбрались наружу. Поросенок попятился от них. Он достиг края кровель, и ему некуда было двигать.

Чад измерил своим пристальным взглядом расстояние между ступеньками и ангарами.

— Ты слишком тяжелый, — сказал Марки. — Крыша проломится. Давай я…

Чад был слишком тяжелым, но не она. Элина сделала разбег и прыгнула. Фибра треснула под ней, но выдержала. Шаг за шагом она стала продвигаться вперед. Краем глаза она увидела махнувших вниз по лестнице Чада, Марки и Поля, чтобы подтащить ее к ней.

Шаг. Другой шаг.

Поросенок собрал себя в плотный комок. Длинные красные царапины отчистили его бока там, где изгородь содрала кожу, когда он так пытался выбраться с футбольного поля.

— Все хорошо, — сказала она ему. — Все в порядке. Все будет хорошо.

Ее ступни реально болели от всей этой беготни босиком. Бессвязная мысль резко прозвучала прямо в мозгу: «Этого не может быть на самом деле, или — может?»

Она продвинулась в сторону поросенка, наклонилась и схватила его.

Он не боролся. Он просто смотрел на нее огромными темными глазами, и она была поражена странно печальным выражением в их глубинах…

С громовым треском крыша рухнула.

Элина погрузилась в темноту, к ее груди надежно прижался поросенок. Ее уже поврежденные ноги ударили что-то твердое. Неожиданно стало не хватать воздуха. Задыхаясь, она закашляла, и поняла, что приземлилась на кучу запасенного для зимы угля.

Снаружи что-то грохнуло, а затем дверь была сорвана с петель. Внутрь ангара ударил яркий свет. В свете появился Чад. Он держал складной нож в своей руке.

— Ты хорошо сделала, — сказал он. — Действительно хорошо.

Пошатываясь, она поднялась на ноги, сжимая зверя.

— Дай мне свинью, — сказал он.

Ее голос вышел уныло:

— Нет.

— Отдай мне эту чертову свинью, — прорычал он.

Что-то внутри нее сломалось, как будто стеклянный стержень треснул пополам. Загрохотав по венам, ее наводнила магия. Сзади попятились Чад, Марки, и Элина осознала, что ее глаза загорелись бледно-зеленым сиянием.

— Нет, — зарычала она. Магия внутри нее нарастилась и вырвалась на волю.

Ангар взорвался. Куски угля обстреляли стены, проходя прямо через мягкую древесину. Элина сделала шаг вперед. Чад замахнулся на нее и отступил, сбитый в сторону подобно веточке.

Это было ее талантом. Элина не обладала чем-нибудь элегантным, подобно способности ее папы издалека указывать в милях точное местоположение и устанавливать такое изначально продолжительное соединение, которое бы позволило строительство водопроводной линии. Не была ее магия и сложнее, чем способность мамы реконструировать образы по памяти с совершенной точностью.

Нет, ее сила была простой и грубой, как у дедушки. Элина сделала еще один дрожащий шаг. Поль вытащил нож и нанес колющий удар по ней, пытаясь пронзить невидимый кокон магии. Она позволила магии вырвать нож из его руки. Лезвие прошло мимо нее и воткнулось по рукоятку в ближайшем ангаре. Магия зацепила Поля, и он полетел по асфальту.

Такая простая магия, действительно. Если бы она захотела избавиться от объекта в пределах шести футов от себя, то он переместился бы с ее пути.

Вспышки серебра выстреливались в непрерывном торнадо вокруг нее, следами ее способности.

Чад дважды оббежал ее и преградил путь вверх по лестнице:

— Элина…

— Брысь, — сказала она.

Он подержался еще секунду побелевшими костяшками пальцев рук за перила, а потом сдвинулся в сторону. Хромая и вздрагивая, она поднялась по лестнице, вверх по крутому пути к воротам своего деревянного забора. Как будто во сне, она открыла калитку, пересекла путь между кустами роз, и поднялась по трем ступенькам к крыльцу. Когда Элина открывала дверь, она мельком поймала свое отражение в стекле. Оранжевая глина покрыла ее левую сторону. Все остальное было черным от угольной пыли. Ее волосы торчали из головы в запутанном грязном беспорядке. Ее глаза ярко пылали зеленым светом. Даже поросенок, которого она еще держала, знал, казалось, что будет лучше любой попытки сопротивления. Он просто сидел у нее на руках, грязный от смеси глины, угля и собственной крови.

Она посмотрела вниз на свои ноги. Ее колготки были разорваны в клочья. Длинные царапины отметились на босых ногах.

Этим вечером все в округе будут знать, что случилось.

Элина всхлипнула, полезла к себе в карман, вытащила ключ и впустила себя внутрь.

Семья только села ужинать. Они увидели ее и застыли. Она посмотрела на них, переводя взгляд от тети Ксении с отвисшей челюстью, к ошеломленному лицу папы, к маме, окаменевшей на полудвижении, с горшком картофельного пюре в одной руке и с большой деревянной ложкой в другой. И похромала мимо, в свою комнату.

Они наблюдали за ее передвижением. Никто ничего не сказал.

Оказавшись внутри, Элина закрыла дверь, пересекла комнату до своей ванной комнаты, попала внутрь и сползла на пол. Ее магия умерла. Ее глаза распухли от слез.

Она выпустила поросенка, и он попятился от нее.

— Это была моя самая любимая блузка, — сказала она ему и вытерла слезы тыльной стороной своей руки. — Это никогда не отмоется. И самое печальное то, что я даже не знаю, почему они гнались за тобой.

Она подползла на своих коленях, подняла поросенка и сманеврировала его в ванну.

— И ты весь поцарапался. Смотри, у тебя кровь везде. Это нам нужно вымыть, а то может быть заражение.

Она включила воду и начала нежно выполаскивать глину и угольную пыль с боков поросенка.

— И ничего бы этого не случилось, если бы этот чертов идиот не оставил меня одну. Этот тупой сукин сын. Ты знаешь, как ужасно такое испытать? Такое почувствовала, что мало не покажется.

Она таким образом выставила два пальца, почти не оставив зазора между ними, чтобы собирать мыло и преобразовывать его в пену на спине поросенка.

— И дело даже не в том, что Дэннис был благопристойным другом. И дело не в том, чтоб он хоть когда-нибудь заметил, что я была девушкой. И дело не в том, что я хотела, чтобы он был только со мной все время или осыпал меня цветами. Просто было бы приятным какое-нибудь маленькое подтверждение, что я хорошенькая или, по крайней мере, женского пола.

Она выполоскала поросенка и осмотрела царапины:

— Теперь видно, что все твои боевые шрамы мелкие.

Элина всхлипнула, заморгала, прогоняя сдерживаемые слезы, которые хотели прорваться сквозь ее защиту полномасштабным потопом.

— После того, как я закончу, мы положим какой-нибудь приятный компресс на твою шкуру для поддержания здоровья. И ты знаешь, я прекрасно понимаю, что тебе не дано постигнуть и слова из мною сказанного. Я никогда и не думала, что очутюсь в своей ванной комнате, в таком виде, изливающая свои проблемы на свинью, — она сделала паузу и беспомощно уставилась на него. — Это просто потому, что мне не с кем поговорить. А если я не расскажу, то меня разорвет на кусочки. А мне не хотелось бы этого, потому что тогда моя семья будет жалеть меня.

Она протянула руку за полотенцем:

— Давай я расскажу тебе о Чаде. Тебе следует знать, по крайней мере, от кого ты убегал. Все началось с саночек…

Пятнадцатью минутами позже раны поросенка были обработаны при помощи компресса пахнущего корицей, у Элины закончились слова, и она начала сдирать собственную одежду с себя.

— Я думаю, мы должны будем для защиты заключить тебя под стражу, — сказала она, залезая в ванну. — Пока Чад не откажется от своих мечтаний об убийстве свиней. Я могу, вероятно, чувством вины вынудить папу построить своего рода свинарник.

Она подняла головку душа и включила воду:

— Так что я…

Поросенок задергался. Его коричневая шкура закипела, расширилась, закрутилась, как быстро надутый воздушный шар, потускнела и моментально превратилась в голого человека. На мгновение они уставились друг на друга в полном шоке. Элина уловила вспышку широких плеч, молодого лица и темных напряженных глаз под коричневыми бровями. Мужчина поднял свою руку, произнес заклинание и исчез.

Это уже было чересчур. Элина уронила головку душа. Ее колени согнулись. Она села в ванну и разразилась слезами.

Загрузка...