Мы вошли в тенистую сосновую рощу, и мои сандалии заскользили по толстому ковру из иголок. От домика для гостей, как обычно, повеяло могильным холодом.
Я взглянула на темные окна — солнечные лучи уже давно не отражались в этих грязных стеклах. Кислый запах, исходивший от покрытой плесенью кровли, заставил меня задержать дыхание.
Какое жуткое место! Я попыталась выбросить из головы истории, которые слышала об этом домике. Они просто не могут оказаться правдой!
Почему Чип и Эбби не снесут его? Почему он гниет здесь, никому не нужный?
Прямо за домиком начинались холмистые, заросшие травой песчаные дюны, а еще дальше — восхитительный океанский пляж.
— Пить! — попросила Хизер. — Пить!
Она ехала у меня на плечах, обняв шею ногами. Пальцы девочки вцепились мне в волосы.
— Хизер, солнышко, пожалуйста, отпусти волосы, — мягко попросила я.
— Пить!
— Солнышко, потерпи до пляжа. Мы уже почти пришли. На пляже мы всегда пьем сок, правда?
— Пить! Пить!
Двухлетние дети знают довольно много слов, но, видимо, «терпеть» не из их числа.
Внезапно она сменила тему:
— Поиграем? Поиграем в домике?
— Нет, мы не станем играть в грязном старом доме! — отрезала я. — Мы ведь собирались на пляж?
Рука Брэндона выскользнула из моей. Он отступил на шаг, обеими руками схватил сумку с пляжными игрушками и начал тянуть так, что я едва устояла на ногах.
— Брэндон, что ты делаешь? Прекрати, я упаду!
Пропустив мои вопли мимо ушей, он стал тянуть еще сильнее.
— Брэндон, милый, пожалуйста, прекрати! Ты мне шею сломаешь, я ведь несу сумку через плечо!
Положив на землю плед с зонтом, я обняла Хизер за талию и опустила на землю.
— Хочу на ручки! На ручки!
Мне было не до нее, я повернулась к Брэндону.
— Что ты делаешь? Что тебе нужно?
Я наклонилась, чтобы он снял сумку.
— Ну вот! Теперь доволен?
Он бросил сумку на землю и, склонившись над ней, принялся открывать обеими руками.
— Брэндон, милый, разве ты не хочешь на пляж? Разве мы не собирались там поиграть?
Темные глаза мальчика сузились от сосредоточенности, с которой он терзал сумку. У Брэндона узкое, всегда напряженное лицо, а большие круглые глаза и нервно сжатые губы придают ему испуганное выражение.
Он продолжал драть застежку сумки, пока она наконец не поддалась. Вывернув сумку наизнанку, мальчик с силой ее встряхнул, высыпая на землю совочки, ведерки и формочки для песка.
— Брэндон, ты плохо себя ведешь! — сказала я и попыталась отобрать уже пустую сумку, но Брэндон тут же зашвырнул ее в высокую траву.
Он схватил самый большой совок и бросился бежать обратно к домику для гостей. В синих вьетнамках бежать ему было неудобно, а мешковатые шорты, черные, с желтой эмблемой «Найк», соскользнули с тоненького тельца и, казалось, вот-вот упадут.
— Брэндон, милый, не беги туда!
Что задумал этот мальчишка?! И тут, подняв ко мне обе руки, заревела Хизер: «Мой совочек! Мой! Отдай совочек!» В ответ я лишь раздраженно вздохнула и пустилась бегом за Брэндоном. Добежав до пучка высокой травы, он упал на колени и стал неистово копать на островке мягкого песчаника.
— Эй, Брэндон! Брэндон?
Темные кудри растрепались, пока он копал, а из груди вырывались хрипы, почти стоны. Песок так и разлетался в разные стороны. Мальчик даже не поднял глаз.
— Брэндон! Хизер и я хотим на пляж. — Я нагнулась и попыталась вырвать у него пластиковый совок, но он отдернул руку и повернулся ко мне спиной. Согнувшись, обхватил ручку совка обеими руками и швырнул вверх горсть песка.
Сложив на груди руки, я наблюдала за его работой. По бледному лбу катились капли пота Брэндон тяжело дышал сквозь отрытый рот: «Ах… ах… ах», рыча в такт движениям совка.
Затем раздался глухой звук — пластиковый совок обо что-то ударился. Брэндон подпрыгнул — его глаза внезапно расширились — и снова энергично заработал совком. Еще один глухой звук, уже отчетливее.
— Что это? Что там зарыто? Сокровища? — спросила я, наклонившись над ямкой. — Вдруг ты нашел сундук с золотыми монетами, который зарыли пираты? Разве не здорово?
Брэндон не слушал меня.
Держа совок обеими руками, он продолжал копать, яростно вышвыривая песок из ямки. Песок летел на растущую пучками траву, на мои сандалии.
«Ах… ах… ах…»
Тут я увидела в ямке что-то согнутое, будто тянущееся из-под земли. Нечто тонкое, белое, изогнутое и…
Солнце наконец пробилось из-за туч, и на землю хлынул яркий свет. Такой яркий, что даже в солнечных очках я прищурилась. Я смотрела на то, что откопал Брэндон, — что-то очень светлое, выбеленное лучами яркого солнца, будто солнечное пятно на фотографии.
Теперь я видела это ясно. Ясно до ужаса.
Сдержаться было невозможно — в горле застыл сдавленный крик. Столько всего случилось… С тех пор как я сюда приехала, столько страшного произошло, а теперь еще и такое…
Моя грудь судорожно сжималась, я уже не могла дышать…
Стоп! Кричать нельзя. Только не при Брэндоне и Хизер.
Нужно вести себя как взрослый человек, нужно хоть как-то их защитить. Я судорожно сглотнула, задушив крик, сглотнула снова, и в горле стало сухо, как в пустыне.
Упав на колени, я обняла худенькое тельце Брэндона и взглянула вниз.
Из желтого песка торчала грудная клетка. Пронзительно белая под прямыми лучами солнца, мерцающая, она казалась нереальной. Кто мог вырыть могилу так неглубоко, прямо за домиком для гостей?
Я почувствовала, что Брэндон дрожит. Резко поднявшись, я взяла его на руки и повернулась к могиле спиной. Но он продолжал ерзать, не в силах оторвать глаз от изогнутых белых костей. Брэндон так и не проронил ни слова, он не мог прийти в себя, и я слышала, что его сердце стучит, как у воробушка.
Чья это могила? Неужели он знает?
Неужели истории о доме для гостей — правда?
Все так же крепко прижимая Брэндона к себе, я наклонилась к его уху.
— Брэндон, милый, ты в порядке? — спросила я шепотом.
Он не ответил.
Из-за спины, будто издалека, за многие-многие мили отсюда, донесся голос Хизер, которая скороговоркой повторяла: «Мамины косточки! Мамины косточки!»