Нуониэль. Часть первая

– Я нахожу вашу мысль правильной, господин Гвадемальд, – ответил Ломпатри. – Я сам не прочь поведать вам о моём странствии в первую очередь, но, всё же, уступаю вам. Ведь провинция Дербены – удивительное место, рассказы о котором можно долго слушать. Тогда как моя история не блещет красками.

– Вы меня интригуете, господин Ломпатри из Атарии. Но я не стану вас утомлять. Начну свой рассказ. Я – последний благородный человек в Дербенах. Был последним до сегодняшнего дня. Теперь появились вы, и нас стало двое. Однако завтра, когда я продолжу своё путешествие прочь отсюда, в Дербенах снова останется лишь один благородный человек. И это вы.

– Господин, вы покидаете провинцию?

– Всё верно. Хоть наш главнокомандующий, король Девандин, и дал мне поручение охранять северные границы королевства до тех пор, пока не последует дальнейших распоряжений, я вынужден нарушить его волю.

– Вы достаточно открыто выражаете своё отчаяние, господин Гвадемальд, – хмуро заметил Ломпатри. – Подобные поступки могут расстроить вашего сюзерена и даром запятнать вашу честь в глазах людей, ничего о чести не знающих.

– Возможно, это нескромно, но мне приятна ваша тревога, ибо я и сам склонен считать так же. Но когда бы эти несведущие в вопросах чести люди знали о моих нуждах, не стали бы они гнать на меня напраслину. О благороднейший Ломпатри! Да будет вам известно, что провинция Дербены больна. Она заболела давным-давно. Десять лет назад!

Рыцарь замолчал. Ломпатри не понимал, о чём говорит этот уставший человек. Двенадцать лет, проведённых в этих краях, давили на Гвадемальда тяжёлым грузом. Давило на него и безмолвие, в которое погрузился белый шатёр. Уж лучше бы ветер продолжал натягивать тряпичные стены, заставляя всё трещать и посвистывать. Но тишину разрывали только глухие хлопки огненных лент, вьющихся над каганцами.

– Этот Скол… – произнёс Гвадемальд.

– Скол? – переспросил Ломпатри, который, конечно же, слышал о подобном явлении природы, но никак не мог представить, что столь удивительная, далёкая от повседневной жизни вещь, может стать причиной подавленности собеседника.

– Этот не такой, как остальные. Это не булыжник, упавший на крестьянскую делянку, о котором потом рассказывают правнукам. Это даже не огромный, как они говорили, остров, упавший в Местифалии, во время правления Мидеция. Ай-ай-ай, Местифальский Скол был столь огромен, что на нём даже росли два дерева! Вздор!

– Дербенский Скол больше?

– Больше!? Он огромен! Вспомните какой-нибудь горный хребет на горизонте. А теперь поднимите его мысленно в воздух, переверните и грохните об землю. Потом представьте, сколько до этой громадины дней пути, и какова она будет на вид при ближайшем рассмотрении. Поначалу я думал, что это треклятая Гранёная Луна упала на землю. Простите меня за упоминание об этом лихе. Но она как появлялась в небесах по осени, так и продолжает появляться. Земля рухнет, мы умрём, а лýны, звёзды и Дербенский Скол останутся на веки вечные!

– Поистине удивительная вещь! Невообразимая картина!

– Попомните мои слова, господин Ломпатри! Останутся на веки!

– Позвольте, но как провинция может «заболеть» от куска камня, упавшего с неба? – спросил Ломпатри.

– Вы считаете меня малодушным? Вы думаете, что смотрите на человека, уставшего от службы и ищущего виноватого на стороне? Позвольте предостеречь вас от подобных мыслей. Они не сделают чести ни мне, ни вам. Скол опасен! И здесь дело не в колдунах или волшебстве. Это короли всех земель объявили, что сказочные существа несут одни неприятности. Они вешают неугодных существ на каждом столбе. Тех, кого подозревают в волшебстве, сразу же сжигают, как волшебников. Если они, конечно же, не в гильдии магов. Королям и невдомёк, что причина бед Дербен – это не сказочные гады, а простые люди. Да, обычные люди, не принадлежащие к числу нечисти. Это бандиты и разбойник, которые слетелись на Скол со всего мира. Безмозглые твари считают, что новые скалы таят в себе несметные сокровища. Сначала появились путешественники – охотники до лёгкой добычи. За ними пришли фанатики и культисты, вроде тех, что бьют в барабаны, чтобы наш мир не исчез.

– Серые монахи! – вставил Ломпатри, вспомнив, что в его родных краях видывали людей в серых мантиях, призывающих пьяниц и обездоленных вступить в свои ряды.

– Именно! Приходили и они. И всё бы ничего, но позже явились другие бандиты. Они перерезали своих предшественников, не желая делиться ещё ненайденным богатством. Сначала это были отдельные группы, пытающиеся рыть штольни внутрь Скола или ищущие тропы наверх, в леса, которыми поросли эти упавшие с небес камни. Группы враждовали. В конце концов, они перебили бы друг друга, но нашёлся среди них лидер. Он объединил весь этот сброд. С тех пор в провинции идёт война. Король, конечно же, никакой войны не объявлял, но то, что происходит, по-другому не назовёшь. Кругом разорение, похищения людей, убийства. Паскудные твари уводят в рабство целые деревни! Узники горбатятся в штольнях Дербенского Скола до потери пульса и умирают от голода. Перед вами сейчас сидит наместник короля Девандина в Дербенах, но истинные правители этих земель – разбойники.

– Такая ситуация вгонит в уныние кого угодно. Я понимаю ваше отчаяние. Однако скажите, что они ищут в Сколе?

– Кто его знает! Ходят слухи, что там сокровища. Но это всё сказки. С таким же успехом можно искать золото и драгоценные камни в наших горах. Только вот чтобы добыть золото надо работать. Надо строить, копать и долбить кайлом пока руки не отвалятся. А здесь этот сброд вбил себе в голову, что стоит стукнуть по Сколу киркой как по яичной скорлупе, и золото само повалится в карманы.

– Этой ночью нам посчастливилось встретить группу разбойников, – сказал Ломпатри. – Я обязательно расскажу вам об этом, как только дослушаю ваш рассказ. И если вы скажете, что не пытались сражаться с этой мразью, я вам не поверю, при всём моём уважении к вам.

– У меня был гарнизон в семь сотен щитов. Мы располагались в форте «Врата» на перевале Синий Вереск. Это северная граница Вирфалии. Дальше идут дикие вересковые пустоши или, как их тут называют, Сивые Верещатники. Оттуда раньше пару раз в сезон приходили караваны с тюленьим жиром или мамонтовой костью. Теперь торговля стихла… Так вот, я расставил своих людей по провинции таким образом, что ни один луг, ни одна деревня не оставалась без присмотра. Патрули обеспечивали безопасность дорог, а дружины присматривали за населёнными пунктами, разбивая лагеря неподалёку от деревень или на окрестных холмах. За два года моего наместничества в Дербенах не произошло ни одного убийства. Даже в Дербере всё ограничивалось драками в портовой харчевне и карманными кражами.

– Дербер?

– Это портовый городок к закату отсюда, – ответил Гвадемальд. – Крохотное поселение – не удивляюсь, что вы не слышали о нём. Как бы там ни было, два года в провинции царила тишина и покой. А потом упал этот Скол и начался разбой. Поначалу шайки сторонились моих патрулей. А затем, стали их потихоньку резать. Так в мой форт потекли караваны с воинами на щитах. Да, я не сменил тактику сразу – просто посылал в дозоры новых людей. А когда никого не осталось, снял полевые лагеря и удерживал форт, как только мог. Ведь эти дряни настолько обнаглели, что взяли в осаду наш военный форт! Они осадили форт короля Девандина! Добрая половина этих негодяев уже носит доспехи моих воинов. Признаться, я в глубоком отчаянии.

– Так вот откуда у них мечи, – заметил Ломпатри.

– Именно!

– Кто у них главный?

– Поверьте, простому разбойнику не под силу устроить бардак таких размеров, – сказал Гвадемальд и злобно плюнул на глубокий ковёр. – Эта мразь… Ах, уж лучше вам и не знать!

– Но вы знаете, кто стоит за этим? – спросил заинтригованный Ломпатри.

– Не стану даже высказывать своё мнение, ибо оно прозвучит не как домысел опытного воина и старого рыцаря, а как плач ребёнка, вспомнившего страшные сказки, – ответил Гвадемальд.

Ломпатри давно не вёл бесед с равными себе по статусу людьми, но последняя фраза рыцаря напомнила ему то, что он уже успел позабыть: неизбежность принятия той или иной стороны, будучи наделённым властью. Каждый землевладелец, лорд, рыцарь и даже сами короли должны были ясно давать понять всем вокруг, верят ли они в волшебство и сказки или нет. Старая вера в непонятных существ и великие силы, недоступные человеку, угасала так же стремительно, как редели ряды её глашатаев – гильдии магов. Новая вера в так называемое Учение, пропагандируемое кастой жрецов, овладевало умами быстрее, чем распространяются лживые слухи в портовых районах больших городов. И даже тут, на краю света, возвращающийся в большой мир рыцарь, никак не мог решить для себя, во что он верит, а во что нет. Двенадцать лет он сидел в забытом всеми форте, но даже этого времени ему не хватило, чтобы уяснить себе – где есть истина. Конечно, такой опытный воин как Гвадемальд никогда просто так не поверит в какие-то сказки; Ломпатри знал это по себе. Но что-то останавливало этого человека от предания анафеме всего, о чём говорят королевские маги. Как бы складно не пели жрецы, Гвадемальд не верил, что, познав их Учение можно постигнуть истину. А может, просидев дюжину лет в далёком от мира горном форте, Гвадемальд обрёл истину так, как ни маги, ни жрецы и не мечтали?

– Возможно, ваш король пересмотрит своё отношение к делам в провинции? – спросил Ломпатри.

– С этой целью я и направляюсь в Идрэн. Когда король Девандин увидит, что его наместник с позором бежал из провинции, он поймёт всю серьёзность ситуации. Скольких гонцов я ни посылал к нему, всё тщетно. Хотя я предполагаю, что дворцовые интриганты попросту не доносили до сведения его величества о тяжком положении дел моего региона.

– Боюсь предположить, кто мог заниматься подобными вещами, – добавил Ломпатри.

– Да уж! Жрецы хоть и лезут в государственные дела, но всё же это Учение беспокоит их больше мирских дел. Хотя, в моём случае я доверяю жрецам меньше, чем гильдии магов. Ведь маги – это вопрос не колдовства, а вопрос веры. Вот что делать, если ты веришь в волшебство? Молчать в тряпочку, либо рассказать кому и быть повешенным прилюдно на праздники? Ну а если не хочешь болтаться в петле – вступай в гильдию магов и верь себе спокойно во что хочешь. Не знаю, как у вас в Атарии, но у нас в Вирфалии не видели ещё мага, который умел колдовать.

– Если бы в гильдии магов хоть один человек умел вызывать грозу, плеваться огнём или затуманивать разум, они бы уже захватили всё Троецарствие, – сказал Ломпатри.

– Ваша правда, господин рыцарь. И хоть после дюжины лет раздумий в горах я по-другому отношусь к волшебству, всё же маги – это просто фанатики, которые также не способны на дворцовые интриги, как не способны на это и жрецы.

– Прошу простить за резкость, но – кто бы не плёл эти интриги – не сочтёт ли король Девандин ваш отъезд из Дербен предательством и изменой королевству?

– Мой благородный друг! – улыбнулся Гвадемальд, – пока в своём сердце я верен королю, все мои деяния будут направлены во служение своей отчизне. И пусть сам король Девандин назовёт меня предателем – я всё равно продолжу служить своему народу и своей земле.

Ломпатри опустил глаза на остывающих рябчиков и одним глотком опустошил очередной кубок с элем.

– Преданность, о которой вы говорите, служит мне уроком, – сказал он.

Гвадемальд будто пропустил слова Ломпатри мимо ушей. Он держал в руке серебряный кубок с элем и отрешённо наблюдал за оседающей пеной. Рыцарь думал о чём-то сложном, гнетущем, а может быть, и не думал вообще. Наконец, он опорожнил кубок и сильно ударил им по столу.

– А всё-таки хорошо, что я вас встретил, господин рыцарь, – сказал Гвадемальд улыбаясь. – Посмотрите, кто меня окружает? Челядь! Простой народ, заботящийся только о своём брюхе и кошельке. Они говорят, что по-другому нельзя. Говорят, что именно это и есть смысл жизни: поглощать, припрятывать, копить, ублажаться и размножаться. А вы вот сидите передо мной чистый, в приличных одеждах, с прекрасным золотым медальоном. Он выполнено изящно!

– Сарварские кузнецы всегда славились своими ювелирными талантами!

– Узнаю их норов, – с улыбкой согласился Гвадемальд, присматриваясь к медальону собеседника. – Изящная и тонкая работа. Дай такую вещицу простолюдину, он отнесёт её плавильщику, чтобы тот отчеканил ему пару золотых.

– А плавильщик непременно его надует!

– Мужик – что с него взять! Ни красоты, ни доблести. Признаюсь, я рад, что имею честь вести беседу с благородным человеком. В моей душе так много накопилось за эти годы. Думы теснились в голове, мешаясь с чувствами. И не было выхода моим терзаниям и сомнениям. Разве мог я поделиться сокровенным с солдатами? Поняли бы они меня? Да, я часто надеваю драный кафтан, чтобы мои люди не смущались блеска моих доспехов. Я стараюсь быть ближе к ним, но у меня не получается. Мы другие, Ломпатри. Мы как Скол, упали в этот мир с неба и не понимаем, что все эти люди делают! Порой мне кажется – не будь я рыцарем – пропал бы.

– Благодарю вас за тёплый приём, свежий эль и тёплую снедь, рыцарь Гвадемальд, – вздохнув, сказал Ломпатри и поставил свой опустошённый кубок на стол.

– Зачем же вы прощаетесь, милейший? – удивился хозяин.

– Я не прощаюсь. Просто хотел заранее отблагодарить за гостеприимство. Возможно, после моего рассказа, вы откажетесь вести всякую беседу с таким ничтожным человеком как я.

– Не пугайте меня, господин рыцарь, – ужаснулся Гвадемальд. При этих словах он в первый раз за всю беседу проявил неподдельный интерес к собеседнику и, кажется, забыл о своих собственных тревогах.

– Сердечно прошу простить меня, добродушный Гвадемальд, но я не рыцарь.

Гвадемальд распрямился, вытянулся, нахмурил брови и впёр свой взгляд в гостя.

– Вы Ломпатри Сельвадо, владыка провинции Айну, вассал короля Хорада, законного владыки королевства Атария. Я рыцарь в шестом поколении и хорошо знаком с рыцарскими домами наших земель, атарийских и варалусских. Если вы дадите мне минуту, я даже вспомню имя вашего отца.

– До каких-то пор всё, что вы сказали, было правдой, – вздохнув, ответил Ломпатри. – Однако, король Хорад лишил меня титула и всех наделов.

– Ваш король часто поступает опрометчиво. Лишиться такого рыцаря! Как всё произошло?

– Я расскажу, – хлопнув по столу, сказал Ломпатри, и принялся спешно поедать рябчика: тяжёлые воспоминания тревожили рыцаря, и сидеть спокойно он уже не мог. – Надел моего рода – провинция Айну. Она обширна, но не займёт и одной десятой Дербен. Вот только зелёные склоны айнуских холмов родят чудесный виноград и снабжают ласковым вином всё Троецарствие. Вот и представьте, сколько завистников может появиться у наместника столь лакомого надела. Всего-то около дюжины десятин, а прибыли – горы. Да и славы на весь честной мир. Моё отношение к челяди известно всем: я недолюбливаю простолюдинов. Они грубы и недалёки, не имеют понятия о чести и справедливости. Заботятся только о своих закромах и не видят нужды в служении отчизне. В гневе я могу отхлестать крестьянина, заточить его в подземелье за непослушание или кражу. Но я никогда не устраивал публичных казней и не держал народ в страхе. Я строг, суров, но справедлив.

– К чему вы это говорите, господин Ломпатри? – спросил Гвадемальд.

– Видите ли, господин рыцарь, как я уже заметил, у меня имелось много завистников. Одного из них зовут Мастелид.

– Мастелид из Биркады! – перебил его Гвадемальд, желая ещё раз показать, что разбирается в благородных домах соседнего королевства.

– Верно, – подтвердил Ломпатри. – Мастелид давно планировал заполучить мои виноградники и всё время думал о том, как же избавиться от меня. Мы три раза сходились на турнирах, и каждый раз я выходил победителем. На собраниях он спорил со мною по любому поводу. Даже если я предлагал достаточно верные решения, он всё равно затевал спор и пытался склонить других благородных господ на свою сторону. Подобное малодушие лишь усугубляло всеобщую неприязнь к его мерзкой особе. Тогда он и решился на отчаянный шаг. Он публично обвинил меня в расправе над крестьянами. Он сделал это прямо на приёме у короля. Мастелид заявил, что я устраиваю самосуд по любому поводу. Он даже предъявил всем письменные доказательства – свидетельства крестьян, и даже некий дневник, где моим почерком вёлся учёт загубленным душам. А души эти, хоть и мои, но всё же принадлежат королю. Хорад всегда с особым трепетом относится к жизням крестьян. Для короля правило «вассал моего вассала не мой вассал» не распространяется на тех, кто работает на земле. Для него челядь не просто ломовая кобыла королевства, но само по себе королевство. Как бы странно это ни звучало, но силу державы он видит не в рыцарстве, а в крестьянах.

– Даже до Дербен докатилось это модное поветрие, – поёжился Гвадемальд. – Новый взгляд на благородство, выраженное в снисхождении к черни! Тьфу! Я так вам скажу, господин рыцарь – такие идеи проповедуют те, кто к благородству не имеет никакого отношения. За исключением, конечно же, вашего короля Хорада и моего короля Девандина. Их благородство не подлежит никаким сомнениям. Возможно, эти новые идеи для них всего лишь один из способов познать свой внутренний мир; эдакая игра? Самовыражение?

– Не многие разделяют взгляды наших королей. Я тоже не понимаю, почему король Хорад, да здравствует он многие лета, питает такую нежность к черни. Однако, я остаюсь его верным вассалом. Насколько это возможно в моей ситуации.

– Вы благородный человек, господин Ломпатри. Но скажите, как же господин Мастелид раздобыл все эти дневники и доказательства?

– Отловил нескольких обиженных бедолаг, которых я наказал. Скорее всего, заплатил им, чтобы те рассказали всё писарю и поставили крестики на бумагах, заместо подписей. А вот дневник с моим почерком он подделал хорошо. И сколько же он дал тому искуснику, который так верно подметил мою манеру письма!

– Неужели вы ничего не предприняли?

– Я не успел, – махнул рукой Ломпатри, и кинул на тарелку обглоданную кость рябчика. – Меня назвали Бичом Кормящих. Король пришёл в ярость и немедленно лишил владений. Прямо в своих палатах во время пиршества он объявил об этом гостям. А на утро назначил ритуал лишения рыцарского достоинства. К счастью, стражи, что вели меня в палаты под арест – в острог меня, как рыцаря, бросить невозможно – оказались честными людьми. Они понимали, что Мастелида раздирает зависть, а разум короля Хорада застилает гнев. Благодаря страже я покинул замок. Ночью из стольного града Анарона меня и след простыл. С того злополучного дня я и скитаюсь по Троецарствию, зарабатывая на хлеб грязной работой и отловом сказочных существ.

– Много поймали? – спросил рыцарь птицы Сирин.

– Я побывал в разных королевствах и часто сдавал пойманных мною бедолаг страже. Но ни один из тех стариков или карликов не был сказочным существом. По крайней мере, я ничего сказочного в них не заметил.

– Подземные твари! – рявкнул Гвадемальд и стукнул кулаком по столу так, что тарелки и кубки разом подпрыгнули. – Провались всё пропадом! Моя провинция кровью истекает, а я сострадаю вам больше, чем своей отчизне! Как же мне гадко от этого; ведь ваши лишения бессмысленны!

– Прошу прощения за то, что заставил вас переживать именно сейчас, когда у вас так много проблем, – сказал Ломпатри, подымаясь. – Теперь я не вправе задерживаться у вас в гостях: мне самому не по себе от мысли, что я порчу вам настроение.

– Не смейте уходить! – закричал Гвадемальд и тоже встал. Он расстегнул свой жилет, нащупал на шее толстую золотую цепочку и извлёк из-под одежд крупный медальон, толстый, как котлета, украшенный алыми драгоценными камнями и тонкой росписью.

– Я рыцарь Троецарствия, – сказал Гвадемальд, подойдя к Ломпатри, – Вы также носите золотой медальон – символ чести, благородства и верности традициям наших земель. Медальон остался при вас несмотря на трудности, которые вы испытали. Говорят, что благородство не передаётся по наследству. Так вот, я скажу больше: никакой королевский приказ не может отменить благородства! Вы были рыцарем, вы им и остались. Король Хорад известен своей вспыльчивостью: он нередко в сердцах наламывал дров. Я даже представляю, сколько раз он уже пожалел о том, что обошёлся с вами подобным образом.

Он положил руки на плечи Ломпатри.

– Мой рассудок в тумане, господин рыцарь, – грустно заметил Гвадемальд. – Иногда на меня находит такая кручина и злость, что достаётся всем вокруг. Двенадцать лет торчать в этой дыре! Сядьте! Хоть я и не имею на это права, но я вам приказываю: сядьте! Не смейте уходить вот так!

Ломпатри хлопнул Гвадаемальда по рукам выше локтей, вздохнул и снова сел за стол.

– Вот и отлично! Вот и правильно! – обрадовался Гвадемальд, сел рядом с Ломпатри и стал подкладывать ему в тарелку ещё варёной репы и наливать в кубок эля. – Прошу вас, как своего друга, господин Ломпатри – не серчайте на короля Хорада. Я управляю захудалой провинцией каких-то двенадцать лет, а уже растерял своё природное спокойствие. Чего же говорить о королях, которые от рождения королевствами владеют, да ещё и без перерывов! Каких только приказов они не отдавали в запале! Господин Ломпатри, опомнится ваш сюзерен! А теперь, когда я знаю, что вы пережили, расскажите, куда же вы держите путь. Дербены – опасны, а я смогу дать верный совет.

– В Дербенах я скрываюсь от вирфалийского правосудия, – спокойно сказал Ломпатри.

– Скрываетесь? – удивился Гвадемальд и замер, не донеся до тарелки гостя тёплого, сочного рябчика, которого он держал голой рукой. Пока Гвадемальд приходил в себя от неожиданного признания Ломпатри, скатерть под его рукой, сжимавшей жареную тушку, пропиталась жиром.

– Раз уж вы так добры, – продолжил Ломпатри, забрав у хозяина шатра рябчика, чтобы жир больше не капал, – я не стану скрывать всей правды. Меня, скорее всего, разыскивают за убийство. Не скажу точно, но, по-видимому, именно меня сейчас обвиняют в том, что вассал вашего короля Девандина – господин рыцарь Гастий – безвременно покинул нас. Но я даю вам благородное слово рыцаря – смерть Гастия не моих рук дело. Хотя, я не отрицаю, что сыграл в этой истории не последнюю роль.

– Что же, – задумчиво произнёс Гвадемальд, потупив взгляд. Он плюнул на полотенце и стал тереть скатерть в том месте, куда накапал жир. – Гастий не отличался особой учтивостью и изысканностью манер. Он всегда считал, что хорошая родословная обеспечит ему доброе имя при любом раскладе.

Гвадемальд перестал тереть жировое пятно. Его затея с плевком и полотенцем только навредила: теперь скатерть зияла большой тёмной блямбой. Рыцарь отбросил полотенце в сторону и снова посмотрел Ломпатри в глаза.

– А знаете, – вымолвил он, – я ничего не хочу знать о вашей встрече с рыцарем Гастием. Но заверю вас, что Девандин будет в ярости, когда узнает, что вы, рыцарь соседнего королевства, имеете к этому отношение. Возможно, он даже объявит войну Атарии: он у нас тоже вспыльчивый. Вам непременно стоит покинуть Вирфалию. Дербены – самая подходящая для этого провинция: мы тут на краю света, да и власти здесь практически нет. Через несколько дней вы можете добраться до гор Чнед, перейдя которые, обретёте относительную свободу на Сивых Верещатниках. Только идти через Перевал Синего Вереска я вам не советую: там в моём форте уже обосновались разбойники и кое-кто похуже.

– Да, да, форт со странным названием «Врата», – проговорил Ломпатри, припоминая карту, найденную Закичем.

Гвадемальд поднял глаза, задумавшись о чём-то, а потом выпалил:

– Лучше прямо отсюда на полночь и чуть правее забирайте. По другую сторону озера Аин начинается Амелинская Пуща. Вот уж где вас точно искать не станут.

– Я знаю, что невиновен, поэтому убегать не буду, – ответил Ломпатри, закончив трапезу и вытирая жирные пальцы о льняное полотенце. – Я хочу переждать несколько недель, чтобы все немного успокоились. После, я готов предстать перед вашим королём с объяснениями. Лучше немного выждать. Король Девандин справедлив, но он король. Как и наш, он любит рубить с плеча.

– Вздор! – отмахнулся Гвадемальд, улыбаясь. – Нет более «рассудительного» короля, чем Девандин!

– Да, наш король Хорад просто ребёнок по сравнению с Девандином, – засмеялся Ломпатри. – Это известно во всём Троецарствии.

Рыцари залились смехом. Естественно, спор этот оказался не более чем шуткой. Ведь и Девандин и Хорад были обычными королями со своими плюсами и минусами. Их полагалось почитать и уважать. Однако, по негласному правилу, рыцари иногда перебирали косточки своим владыкам. Конечно же, только в шутку. Само собой, ни один король не позволил бы шутить своим вассалам по поводу тех решений, которые он принял. Когда же дело касалось характера, то Девандин и Хорад смотрели на это сквозь пальцы. Такая свобода дорого доставалась рыцарям и простолюдинам: короли Троецарствия и соседних земель правили ежовыми рукавицами. Но, несмотря на всю строгость правления и суровость законов тех времён, королевства терзали голод, междоусобицы, нищета и продажность.

Ломпатри и Гвадемальд закончили спор на весёлой ноте и выпили ещё по кубку эля.

– Коль бы вы оставались действующим рыцарем Атарии, то ни один страж не смел бы вас задержать по подозрению в убийстве, – сказал Гвадемальд. – Всё дело направили бы через вашего сюзерена. И знаете, ввиду ситуации, ваш Хорад непременно договорился бы с Девандином. Новая война между нашими землями сейчас никому не нужна.

– Здесь я с вами согласен. Мы и от прошлой ещё не оклемались.

– Эх, как жаль, что вы более не рыцарь, – вздохнул Гвадемальд и о чём-то задумался.

– Да и от Старой Войны раны не все зажили, – добавил Ломпатри.

С минуту они молчали, а потом Ломпатри спросил:

– Как вы потеряли форт?

Но Гвадемальд в ответ лишь посмотрел на Ломпатри каким-то странным взглядом, который старый воевода посчитал угрожающим. Такой взгляд на него обычно кидали пойманные во время войны шпионы, которых ждала неминуемая казнь.

– Позвольте, – воскликнул вдруг рыцарь птицы Сирин, притворившись, будто Ломпатри ничего и не спрашивал, – неужели до ваших краёв не дошли слухи о Дербенском Сколе?

– Возможно, и дошли, но, признаюсь, я не интересовался подобными вещами, – ответил Ломпатри, решив забыть о своём вопросе. – До того, как я отправился в своё «путешествие», я предпочитал держаться в стороне от всего, что можно назвать сказочным.

– Как я вас понимаю, – сказал Гвадемальд и наполнил кубки новой порцией эля. – Дворцовые интриги и политика – вот единственные недостатки людей. Все эти сожжения волшебников и охота на гномов просто несусветная чушь.

Он выпил. Ломпатри лишь посмотрел на эль, но не осушил кубка.

– Простите меня, – пробубнил Гвадемальд, – Наверняка вам неприятно говорить об этом. Учитывая ваш личный опыт.

– Не стоит, господин рыцарь, – отмахнулся Ломпатри. – В большинстве своём повешенные за волшебство – отпетые негодяи. Я бы никогда не отвёл на казнь порядочного человека.

– Скажите, – зашептал Гвадемальд и присел ближе к гостю, – этот странный человек в вашей повозке, он один из негодяев?

– Негодяев? – удивился Ломпатри.

– Солдаты перешёптывались при мне, мол, путешествует с вами некто, совсем непохожий на человека. Когда я увидел вас в первый раз, признаюсь, не обратил должного внимания на ваших спутников. Или же он на самом деле сказочное существо? Прозвучит дико, но, если это так, мне кажется, он может мне сильно помочь.

– Да, он не человек, – сказал Ломпатри. – Это нуониэль. Несколько недель назад я и сам не слыхал о таких. Но как же, позвольте, он может вам помочь?

– Видите ли, я только и думаю, что об этом Сколе. От него пошли все наши напасти. Да, я считаю, что зло породили простые люди, свернувшие на кривую дорожку. И всё же корень невзгод – Скол. Он сломал наш народ. Эти выдуманные богатства, что скрываются в его недрах, вскружили людям голову. Вот маги склонны полагать, что Сколы – это тоже своего рода волшебство. Учение жрецов говорит о том, что наш мир – это огромный шар, летающий в бездне мрака. А никаких камней, гор и сколов вне нашего шара быть просто не может. А они есть. Кому из них верить!?

– Верить жрецам или магам – это личное дело каждого, – со всей серьёзностью заявил Ломпатри.

– Я не призываю вас верить магам. Я считаю, что если Скол – волшебство, то сказочное существо гораздо лучше способно понять его природу, нежели люди.

– Думаете, между моим нуониэлем и Дербенским Сколом существует невидимая связь? – спросил Ломпатри. – Такие рассуждения смешны.

– Понимаю, – с грустью в голосе ответил Гвадемальд. – Но я надеюсь, что ваш нуониэль сможет пролить свет на некоторые особенности этого явления. Вдруг в его земле тоже падали такие огромные экземпляры? Я в отчаянии, господин Ломпатри! Пытаюсь найти выход из ситуации и уповаю на всякие несуразности. Я как деревенская баба, бегущая к знахарке за приворотным зельем; готов поверить во что угодно, лишь бы положение наладилось.

– Ну что же, я могу познакомить вас с господином нуониэлем, – с расстановкой заявил Ломпатри. – Это существо я уважаю как равное себе, несмотря на его тусветность: оно спасло мне жизнь. Однако надеяться на то, что от него будет много толку, я бы не стал. Нуониэль ранен и лишь пару дней назад стал сносно держаться на ногах. Его горло пронзила стрела, и я ещё не слышал, чтобы он вымолвил хоть слово. К тому же, после ранения у него случился провал в памяти. Но если вы настаиваете…

– Стрела в горле! – удивился Гвадемальд. – Если он выжил после такого, то он и впрямь сказочный!

Гвадемальд послал своего солдата за Воськой, которому предстояло привести нуониэля. Некоторое время рыцари просидели одни. Они испили ещё эля. Захмелевший Гвадемальд распорядился добавить масла в каганцы и забрать со стола грязную посуду.

Нуониэль ступил в шатёр, посмотрел на Гвадемальда, скинул с головы капюшон и поклонился. Рыцарь увидел в этом поклоне не рабское приветствие, а знак уважения от равного себе по чести. Нуониэль, видимо, только что закончил принимать ванны – он выглядел чистым и свежим. Длинные веточки лиственницы, аккуратно забранные назад и подвязанные, ниспадали толстыми, прямыми линиями. Желтеющие травинки на месте бровей и бороды аккуратно острижены. Одет он был в свой чистый запасной зелёный плащ. На плечах красовалась лисья шкура, а вокруг шеи белел свежий льняной бинт. Гвадемальд медленно поднялся из-за стола и в изумлении открыл рот. Он подошёл к нуониэлю, вежливо поклонился в ответ и, взяв его под руку, повёл к столу.