Несмотря на то, что не все сотрудники предприятия жалуют такую штуку, как улыбка, это огромное высокотехнологичное здание кажется мне чем-то вроде оазиса. Здесь всегда кипит размеренная, но такая настоящая жизнь. Не та, что показывают в фальшивых рекламных роликах очередного дешёвого полуфабриката. Не картинная и не преувеличенная, а реальная и по-своему трудная. Не та, что течёт, нет, скорее, расползается уродливой кляксой, на улицах города. Где угрюмые, чем-то недовольные граждане, словно тараканы, разбегаются по разным углам.
У нас же людей можно сравнить с муравьями. Постоянно чем-то занятые, они бегают между сотнями однообразных коридоров, нагруженные десятками различных папок и листков. Кто-то несёт с собой комплекс конструкторской документации, кто-то в очередной раз пытается утвердить методики испытаний, а кто-то репетирует речь перед сдачей новой разработки. Я уже не говорю о наших любимых лаборантах, которые порой живут лишь за счёт кофеина и практически маниакального желания наконец вывести новую формулу.
Но каждого из тысяч сотрудников объединяет лишь одно: немного странная, но всё же искренняя любовь к своему делу. Вам покажется, что я пытаюсь приукрасить и намеренно подкручиваю цифры до абсолютного максимума. Но дело в том, что с тех пор, как Землю изолировали, работа стала одной из главнейших причин жить. Ведь только среди этих холодных металлических стен, среди полигонов и реактивов, мы чувствовали, как внутри нас бурлит воодушевление и интерес. Как, словно в молодости, вновь кипит кровь и загораются глаза, потухшие в день своеобразного закрытия границ. Как по венам разливается сама жизнь, чистая и такая желанная. Не знаю, как объяснить это, но в последние годы единственным глотком настоящего, самого свежего воздуха для нас стали чертежи и сложные, непонятные модельки. Для кого-то это игрушки, для нас – искусство.
Каждый человек когда-то делает выбор, чем восхищаться. Осознанно ли или по наитию, свободно или под давлением, но тем не менее он останавливает взор заинтересованных глаз на одном из миллиона видов искусства. Он может быть непримечательным и странным, может не восприниматься другими, как что-то особенное. Но всё же на нашей планете есть люди, что с восхищением говорят о спорте, сравнивая передачу или простой прыжок с движением кисти. Кто-то видит красоту в слаженно работающем коллективе, а кто-то – в выгодно подписанном договоре. Я же вижу её в точных линиях и идеальных макетах, в подписанной начальством документации и в процессе термообработки. Для кого-то лучшими художниками являются Да Винчи и Пикассо, для меня же – токари и сварщики.
Почему-то мне кажется, что в детстве я мечтал стать частью этого искусства. И каждый раз, идя в сторону своего кабинета, я понимаю, что смог осуществить хотя бы что-то.
Только вот вся высокопарность и чувственность давно разбилась о жестокие реалии. Для многих искусство стало бременем, которое им приходится нести. А у некоторых просто слишком сильно обострено чувство долга. Долга перед страной и компанией, перед самим собой и своими целям. Перед людьми. Теми самыми, что снуют по улицам, не разбирая лиц. Те, что прячут глаза за капюшонами, шапками и волосами, лишь бы не выдать толпе свою маленькую особенность. Особенность, которая, как и многие другие до неё, стала проклятием. Общество демократично и разумно, но давайте будем честны: непохожесть во все времена пугала даже самых образованных. Но давайте обо всём по порядку.
Дело в том, что после решения межгалактического альянса, последствия людской неосмотрительности и беспечности начали постепенно настигать нас. С каждым днём они становились всё больше и больше, а потому били куда сильнее. Били, скорее, не по карманам предпринимателей. Ведь большинство из них сохранило лицензии. Нет…они били по гражданам, которые годами копили на пятнадцатиминутный полёт, били по детям, которые даже не знали о том, что можно летать в космос. Били очень болезненно и беспощадно. Это была месть. Длительная и наставническая, не желающая довести до печального конца, но очерчивающая грани поведения. Справедливости ради, мы отчасти заслужили такой исход.
Со временем отходы, не прекращающие скапливаться в нашей атмосфере, начали стремительно падать вниз. Некоторые, особо маленькие кусочки сгорали где-то в стратосфере, а некоторые долетали до земли. Они падали в океаны, порождая огромные цунами, затопившие целые города. Падали в леса, выжигая их дотла, и падали на обычные улицы, уничтожая целые районы. Никто толком не знал, почему это случилось. Скорее всего, когда пришельцы пытались избавиться от «радушного подарка» землян, они использовали технологии, неподвластные нам. Но на тот момент это была не самая важная проблема. Куда острее стоял вопрос: что делать дальше? Что случиться с нами, когда весь мусор упадёт? Останется ли вообще что-то от планеты под названием Земля?
Тогда на помощь пришёл союз инженеров. Ведущие специалисты собрались куда оперативнее межгалактического прогресса. Разумеется, ведь их подгоняла реальная угроза уничтожения всех нас.
Перед ними стояла задача решить проблему падающего мусора и минимизировать риски их падения на населённые пункты. Забавно, что правительство приказало разобраться лишь с падающим мусором. Будто бы остальной, безвольно болтающийся где-то между землёй и космосом, совершенно не ухудшал жизнь граждан. Но на то оно и правительство, чтобы истреблять лишь те проблемы, что возникали здесь и сейчас. Перспектива была слишком туманной и сумрачной, а доверие граждан ни в коем случае нельзя было терять. Когда об их целях передавали по телевизору, людям казалось, что решение не заставит себя долго ждать. Мы же с коллегами лишь с сомнением переглядывались, понимая: с нашими ресурсами это практически невозможно.
Может быть, всё это уже давно закончилось бы. Земля была бы окончательно разрушена, люди полностью истреблены, и я бы не рассказывал вам эту историю. Но случилось неожиданное чудо. Неожиданное чудо с медного, словно окисленная проволока, цвета волосами, странноватой манерой растягивать гласные и с постоянно прикрытыми серыми глазами. Чудо, когда-то носившее номер ГЛ-186, а сейчас известное всем, как Артемий Денисович Гладков. Инженер, изменивший мир изобретением, что ждало своего часа слишком долго.
Как оказалось, у Артемия Денисовича был странноватый и слишком смелый проект, когда-то жёстко отвергнутый нашим руководством. Куратору предприятия идеи молодого учёного показались чересчур утопичными. И совсем немного глупыми. Представленная со всей юношеской пылкостью и страстью работа была встречена скептически поднятыми бровями и слегка сморщенным носом. Никто не мог понять: зачем изучать шарлатанские трюки старых фокусников и Священное писание? Разве может что-то объединять понятия лжи и чистой правды? А потому получила тактичный, но достаточно резкий отказ.