В балках все чаще стали попадаться деревья, а затем и целые рощи, постепенно превращающиеся в довольно густой смешанный лес. Степь переходила в лесостепь. Вдалеке уже отчетливо виднелись горные вершины покрытые снегом. В рельефе местности тоже стали преобладать возвышенности. Если раньше изредка встречались небольшие холмы, то теперь появились довольно крупные курганы, которые располагались в определенном порядке и служили прекрасными ориентирами. Что дало возможность удалиться от реки на почтительное расстояние.
И что интересно, снежный покров здесь был минимальным. Видимо зима в этих местах еще не окончательно вступила в свои права, что давало возможность животным без особых усилий добывать подножный корм.
Наконец караван остановился возле большого кургана, на котором одиноко возвышался двухметровый каменный истукан. Как пояснил Гарник, здесь начинались земли ярмата. В кургане покоилась древняя царица-воительница, родоначальница всех росхонаров, которые когда-то пришли сюда с далекого северо-востока, захватив и обжив эти земли. Похороненную царицу воспринимали как дочь великой богини-матери плодородия, богатства и судьбы по имени Ма, или на местном наречии - Магужь. Души погребенных рядом с ней предков защищали живых сородичей от врагов и враждебных духов чужих племен. "Со временем имя богини Магужь перейдет в богиню Макошь или Живу - образ Матери Сырой Земли у древних славян". - Кириллу вспомнились уроки истории деда.
Истукан был довольно грубо обработан, он представлял из себя столб с вырезами в виде фигуры женщины с увеличенной грудью и животом, обращенной лицом на восток. Руки каменной бабы прикрывали низ живота. Глядя на нее, складывалось впечатление, что она бережно хранит тайну вечной жизни на земле. В ее ногах располагалась каменная плита в виде чаши.
Возле кургана задержались на сутки. Это время ушло на совершение обряда поклонения великой богине Ма-Магужь и предкам. В качестве священной жертвы были зарезаны два барана. Их кровью наполнили каменную чашу, после чего ею обмазали глаза, груди, руки и живот статуи. Шкуру и кости животных использовали в качестве топлива для костра, разведенного здесь же. На нем в котле сварили баранье мясо, которое затем раздали каждому по небольшому куску. Причем никто из прибывших, кроме самой сарамата Марнары и двух ее помощниц, не посмел подняться к статуе и притронулся к жертвенным баранам. Народ покорно ожидал окончания обряда у подножья, периодически выкрикивая благодарные слова богине-матери за благополучное возвращение домой.
Через два дня подошли к последнему кургану, одиноко возвышавшемуся посреди широкого луга. Судя по внешнему виду и окружавшей его местности, в отличие от других, этот курган был насыпан не так давно. От немногословного Тарха Кирилл узнал, что здесь покоится предыдущая сарамата -- мать Марнары. Теперь сюда же будет погребена и старшая дочь Марнары вместе с боевыми подругами, погибшими в последнем набеге.
До "хаты" ярмата оставался всего один день пути. Здесь караван встретили три десятка подростков - девчонок и мальчишек, умело управляющих своими небольшими лошадками. За ними послали заранее, чтобы те отогнали стада овец и табун лошадей поближе к постоянному жилью, пока взрослые будут справлять поминальную тризну по погибшим.
На следующее утро, едва показались первые солнечные лучи, весь лагерь пришел в движение. Наскоро перекусив, люди начали готовиться к совершению обряда погребения. Каждому нашлась работа, никто не стоял без дела.
Кириллу, как еще неокрепшему после болезни, и не вполне дееспособному из-за раненой руки, дали задание полегче. Они вместе с Гарником водили быков, тянущих на веревках из ближайшей рощи к кургану срубленные Тархом и другими мужчинами деревья. И таких как он оказалось не меньше десятка. Так что через некоторое время ими была проложена довольно хорошая грунтовка. Благодаря тому, что Кирилл осуществлял рейсы с быками через весь лагерь, он мог видеть практически всю подготовку к местным похоронам.
На восточном пологом склоне кургана другая часть мужчин разожгла большой костер. Когда он прогорел, то на его месте принялись с помощью топоров и крупных осколков битой глиняной посуды копать большую прямоугольную яму под братскую, а вернее сестринскую могилу. При этом яма располагалась строго с севера на юг. Видя это, у Кузнецова появилась идея подарить им лопату. Для начала хотя бы деревянную с окованным металлом лотком. Все легче будет, чем мерзлую землю руками грести.
Пока мужики занимались грубой физической работой, женщины готовили своих погибших боевых подруг в последний путь.
В этом набеге ярматы потеряли четырех своих воительниц. Как пояснил Гарник, одной из них оказалась родная сестра Зарицы. Ее звали Мирина. Она была старше Зарицы на три года, уже имела мужа и маленькую дочь. Теперь, по обычаю ярматов, внучку к себе на воспитание заберет сарамата Марнара. А ставшего вдовцом ее зятя возьмет в мужья одна из амазонок, получившая после победы над врагами право выйти замуж.
Кирилл немного расстроился от мысли, что вдруг Зарица выберет не его - чужого гаста, а освободившегося мужчину своего рода. Судя по возрасту Мирины и ребенка, ее муж явно не старец. У парня на короткое время в душе возник дух мужской конкуренции за женщину, а проще - ревность. Но потом он успокоился, вспомнив, что Зарица уже как бы выбрала его себе в будущие мужья. Хотя все может быть. Этот мир для него пока неведом и непредсказуем.
Ярматы, как и все кочевники этого времени, жили в основном разбоем и скотоводством. При захвате чужих поселений амазонки убивали мужчин, стариков и маленьких детей. Мужчин потому, что те оказывали сопротивление, а стариков и маленьких детей, потому что они являлись лишней обузой. Только молодых женщин, девушек и подростков захватывали в плен. Рожденный или воспитанный с детства раб никогда не будет восставать, так как не знает что такое настоящая свобода. Его не надо принуждать, поскольку с детства воспитывается как раб, и он безоговорочно подчинятся своей хозяйке. При этом росхонары торговать рабами-кагарами как ахеи пока еще не научились, а только обменивались ими внутри племени. Рабам на шею вешали медный обруч со знаком хозяйки. Ну, а особо строптивым, ломали ноги, чтобы те не сбежали. Только в двух случаях пленных мужчин оставляли в живых. Первый: если он был хорошим ремесленником, а второй: когда его приносили в жертву в случае гибели одной из амазонок, чтобы сопровождал ее в другой жизни.
Пленников было двенадцать. Погибших ярматок четыре. Еще восемь амазонок получили довольно серьезные ранения и сейчас находились в повозках. Не особо надеясь на то, что они выживут к прибытию домой, потенциальных сопроводителей в иной мир прихватили с запасом. Но большей части парней повезло. Раненые воительницы постепенно шли на поправку. Сейчас все пленники, раздетые до пояса, стояли перед сараматой Марнарой в ожидании своей участи, в душе моля богов, чтобы выбор жрицы-вождя не пал на них. Когда были отобраны и отведены в сторону четыре будущие жертвы, двое из оставшихся парней упали в обморок. Их психика не выдержала напряжения.
- Из этих будет настоящий кагар. Но воин плохой. - презрительно бросил в их сторону остановившийся рядом Гарник.
- А ты знаешь, каким должен быть воин? - Кирилл посмотрел на друга, все больше удивляясь его знаниям. - Сам ведь раньше был рабом.
- Да, я был кагар. Но я никогда не терять мечты быть свободным. И я им стану. - по-взрослому ответил мальчишка. - Надо стойко принимать свой судьба, а эти трусы. Марнара знать кого брать.
Здесь Кузнецов согласился с Гарником. Судя по верованиям ярматок настоящих воительниц в загробной жизни должны сопровождать крепкие мужики, а не слабаки, удел которых быть вечными рабами.
Невдалеке от временной стоянки также шли приготовления к поминальному пиршеству. Там забивали жертвенных животных. Как здесь резали и разделывали баранов, Кирилл уже знал, но как приносят в жертву лошадей, увидел впервые.
В этом обряде также принимала участие вездесущая главная жрица рода Марнара. Видимо, занимаясь такими делами, женщина гнала от себя тоску по погибшей старшей дочери.
В качестве жертвенных животных были приготовлены четыре молоденьких лошадки. Их убивали по очереди. Сначала лошадь стреножили, крепко обвязывая ноги, чтобы она не смогла сопротивляться. Затем, резким рывком веревки сзади, заставляли ее упасть на согнутые передние ноги. Все это выполняли помощницы Марнары. Сама же жрица в это время ходила вокруг, стуча колотушкой из заячьей лапы в небольшой бубен и призывая богиню Ма-Магужь принять жертвоприношение. Как только голова лошади касалась земли, Марнара откладывала бубен в сторону, доставала из-за пояса короткую веревку сделанную петлей и накидывала ее на шею лошади. Вставляла в петлю короткую палку и проворачивала ее как испанскую гарроту. Таким способом жрица задушила всех жертвенных лошадей. Сдирание шкур, разделку и приготовление жертвенного мяса сарамата поручала уже своим помощницам и двум крепким невысоким парням с жидкими бородками крутящимся рядом.
"Страшная женщина. Такое ощущение, что все эти действия приносят ей моральное успокоение или даже удовольствие, - подумал о Марнаре Кирилл. - Неужели Зарица со временем тоже станет такой?". Парень попытался прогнать подальше эту мысль, но все равно понимал, что подобное будущее уготовано и дочери главной жрицы, которую уже успел полюбить, если он сам конечно не вмешается и не изменит такое положение вещей. Женщина должна быть хранительницей домашнего очага, а не убийцей! Нынешняя же ситуация была противна сущности парня из двадцать первого века. Но как тут не вспомнить древнее латинское выражение: о времена, о нравы! Хотя до времен Цицерона еще далековато...
Когда солнце начало клонится к закату, все было готово к началу обряда погребения.
В яме имелись четыре довольно вместительные камеры укрепленные жердями, по числу погибших ярматок. У основания склона, чуть ниже ямы, часть всадниц своими лошадьми вытоптали довольно широкую площадку. По ее краям развели четыре огромных костра, дым от которых прямо поднимался к звездам, словно прокладывая путь душам умерших на небеса. Пламя от костров прекрасно освещало всю площадку и приготовленную яму. На краю площадки рядом с ямой выставили на обозрение самодельные носилки с телами убитых воительниц.
Как успел заметить Кузнецов, трое из погибших были молодыми женщинами возрастом от двадцати до тридцати лет. А четвертой, самой юной, наверное, не исполнилось и шестнадцати. Такие молодые, им бы жить да детей рожать! А не грабить и убивать, а потом самим погибать.
Ярматок одели во все лучшее, что нашлось в караване, чтобы подчеркнуть красоту молодых дев при их встрече с богиней-матерью на небесах. Видимо это была летняя, если можно так сказать, боевая форма одежды. Она состояла из довольно тонкого светлого льняного или конопляного кафтана, похожего на короткое платье и узких кожаных штанов, облегающих стройную девичью фигуру. На ногах, как и у всех, короткие мягкие кожаные сапожки, которые впоследствии назовут "скификами". При этом ноги немного искривлены от постоянной езды верхом. Поверх кафтана на каждой был одет кожаный панцирь без рукавов, имевший длину чуть короче кафтана. Панцирь состоял из кожаных пластин, а на груди дополнительно были нашиты роговые чешуи - спилы рогов или копыт. Внешне он походил на сосновую шишку. Панцирь в районе живота перетягивался широким кожаным ремнем, покрытым бронзовыми или медными пластинками. Справа на ремне был пристегнут большой нож - кинжал в кожаных ножнах. Рядом с ним в петле - небольшой двусторонний топорик-чекан, который позже назовут скифским сагарисом. Слева на ремне имелся обтянутый кожей горит со стрелами и коротким луком. На голове у девушек была одета мягкая шапочка в форме колпака, со свисающими сзади и по обеим сторонам защитными клапанами. Только одна из четырех поверх шапки имела бронзовый шлем в виде полусферы. Похоже, что эта девушка и была старшей дочерью Марнары. Головы девушек покоились на небольших щитах - пельтах. Также под правой рукой у каждой погибшей лежали по два дротика с железными наконечниками.
Но они были не просто воинами, а воинами - женщинами! А какая женщина без украшений?! Шеи молодых воительниц украшали бронзовые или золотые обручи - гривны, а также разноцветные бусы. На руках имелись браслеты -- повязки из серебра и бронзы. В ушах бронзовые, серебряные или золотые серьги на подвесках. В ногах на носилках лежали предметы женского туалета: бронзовые зеркала, раковины с различными минеральными красками, костяные ложечки для растирания румян, белил и прочих красящих веществ, а также другие понятные только женщинам так необходимые им для создания красоты мелочи.
Возле носилок стояли различные кувшины, горшки и тарелки, как глиняные, так и медные, бронзовые, даже попадались и серебряные блюда. Все эти емкости были наполнены жертвенной пищей.
Рядом лежали головы принесенных в жертву лошадей, а также уздечки и чепраки из бараньих шкур с широкими ремнями.
В общем, говоря современным Кириллу языком, девушки были полностью экипированы для загробной жизни.
Он подумал, что сейчас, как в его время на похоронах, начнутся всеобщие страдания, плачь и различные причитания. Но вопреки ожиданию, вокруг была гробовая тишина. Только слышался треск от костров и недалеких храп лошадей. Даже сторожевые псы перестали бегать по становищу, затихнув где-то в сторонке. Народ, окруживший площадку и носилки с усопшими, стоял и молчал, обнажив и опустив головы.
Как отметил Кирилл, все женщины-амазонки были с одинаковыми прическами. По типу а-ля украинки Юлии Тимошенко. Они имели довольно длинные светлые волосы, заплетенные в толстую косу, обернутую вокруг головы. Получалось что-то вроде бублика или каравая на голове. Но это была не прихоть или дань моде, как у его современницы, а чисто практическое использование. Как и у древних китайцев, такая прическа убирала длинные волосы, чтобы не мешали, и одновременно служила амортизатором при ударах по голове. Для более жесткого крепления в волосы вплетали тонкие, но крепкие кожаные шнурки.
После нескольких минут молчания к носилкам подошла сарамата Марнара и начала совершать обряд прощания с погибшими боевыми подругами. Она, постепенно кружась и отбивая определенный ритм колотушкой в свой бубен, обошла каждые носилки, произнеся только известные ей заклинания. На пару секунд Марнара задержалась у носилок своей дочери и немного сбилась с ритма. Видимо материнская любовь в этот момент оказалась сильнее обязанности жрицы. Но это было лишь мгновение. Немного в стороне от носилок быстро собрался маленький местный оркестр, состоящий из нескольких старших мужчин и женщин. В руках они держали уже более крупные бубны, больше похожие на односторонние барабаны, и костяные свирели. Постепенно ловя ритм бубна главной жрицы, музыканты все громче стали выдавать ритмичные звуки, убыстряя их. Бой барабанов очень походил на аллюры лошади переходящей сначала с шага на рысь, а затем с рыси на галоп.
Под эти звуки стоящий народ сначала медленно, но затем все быстрее стал топать ногами о землю, как бы изображая звук от копыт бегущего табуна. Поддавшись всеобщему порыву, Кирилл, незаметно для себя, также стал выбивать ритм ногами.
Рядом, с серьезными лицами скакали Гарник и его юная подружка, девушка по имени Амага. Именно она была возницей постоянно следующей за ними повозки. Как выяснилось, Амага и Гарник попали к ярматам из одного поселения сидов после его разграбления амазонками в прошлом году. Амага еще не вжилась в роль воительницы. Многое, что умели молодые ярматки в ее возрасте, у нее пока не получалось, но она старалась. При этом девушка не забыла, откуда она родом и как здесь оказалась. Амага нашла для себя отдушину в общении со словоохотливым Гарником, побывавшим когда-то в ее еще целом доме. Амага, как и Гарник, находилась под опекой Зарицы, поэтому их повозки и следовали вместе.
Когда народ был уже достаточно заведен, Марнара подала команду нескольким мужчинам опускать носилки с погибшими в общую могилу. Под звуки барабанов, убитых воительниц, уже опущенных в камеры, размещали головой на север, затем поворачивали на левый бок, чтобы лицо было направлено на восток. После чего поджимали ноги и руками закрывали лицо. Получалось положение ребенка в чреве матери. Чтобы богиня-мать родила их снова!
Вслед за носилками в яму передали и сопутствующие амазонок в загробной жизни собранные ранее вещи, в том числе и головы лошадей.
Настал черед человеческих жертвоприношений.
Кирилл никогда до этого не видел так близко ритуальное убийство. И вообще его ни разу не видел. Да, он слышал, что во время чеченских войн "чехи" резали головы пленным русским солдатам. Но сам не видел. Да, он убивал врагов на войне. Но, одно дело стрелять на расстоянии, а совсем другое - резать, как барану, горло человеку, который находится рядом с тобой. И он ожидал что-то подобное.
Но здесь не поле боя, а ритуальное погребение павших воительниц. Поэтому пленников, отобранных им "в сопровождение", умертвили по-другому.
По знаку Марнары к могиле подвели четырех выбранных ею парней и поставили перед ней на колени в ряд. Руки у жертв были связаны за спиной. Каждому избраннику помощницы главной жрицы дали испить из чаши какой-то настойки. Пока они пили, сарамата совершала вокруг них свои ритуальные танцы с бубном. В этом ее поддерживал маленький оркестр, барабанный бой которого уже начинал раздражать Кузнецова. Не так он еще окреп, чтобы совершать подобные лошадиные скачки без перерыва. Но деваться некуда, должен быть как все, а то посчитают за неуважение к местным обычаям. Кирилл все же перестал подпрыгивать, а стал просто притоптывать ногами по очереди. Это дало ему возможность более подробно рассмотреть, что происходит возле могилы.
Наконец Марнара остановилась перед первой жертвой. Женщина, взяв левой рукой за волосы, подняла парню голову вверх и заглянула ему прямо в глаза. Словно хотела убедиться, готов ли он следовать за ее дочерью и другими ярматками к богине-матери, и помогать им в иной жизни. А может быть, это был взгляд удава, который гипнотизирует кролика, перед тем как его съесть. Скорее всего, второе, так как парень замер, словно каменный истукан, хотя до этого еще пытался как-то шевелиться и освободить связанные руки. Видимо не до конца смерился со своей незавидной участью. В это мгновение Марнара выхватила правой рукой из-за спины довольно длинный нож с узким ромбовидным клинком. Орудие убийства внешне походило на стилет или мизерикорд - кинжал милосердия, которым в средневековье добивали тяжелораненого противника, избавляя того от смертных мук и агонии. Кинжал был изготовлен полностью из бронзы и явно служил только для ритуальных целей.
Резким профессиональным движением главная жрица нанесла сильный удар точно в сердце жертве. Затем, задержавшись на секунду, она также резко выдернула оружие и подняла его вверх, показывая своему народу окровавленный клинок.
- Йо-ха! - кинула клич сарамата.
- Йо-ха! - почти одновременным криком, похожим на звериный рев ответила ей, заведенная музыкой и видом крови, скачущая толпа.
Получив одобрение, Марнара медленно опустила кинжал вниз, чтобы капли крови стекли с него на землю. Затем, таким же образом, она поступила и с остальными тремя пленниками.
После каждого убийства, помощницы главной жрицы накидывали жертве веревку на шею и привязывали голову к коленям. В таком скрюченном положении похоронная команда относила убитых в яму, где их клали в ногах у своих будущих хозяек в потусторонней жизни.
Как только все жертвы опустили в общую могилу, и из нее поднялся последний носильщик, барабанный бой прекратился, и снова наступила тишина. Народ перестал скакать. Все остановились, переводя дыхание и приходя в себя от перевозбуждения. Подошедшие мужчины стали закрывать яму заготовленными ранее жердями. Сверху на деревянный настил положили несколько овечьих шкур.
В такую минуту современники Кирилла обычно говорят какие-то слова прощания, вспоминают добрые дела усопших. Здесь было иначе. Первой к настилу снова подошла главная жрица - вождь Марнара. Молча бросив на шкуры несколько горстей земли, она спустилась вниз, где возле одного из костров стоял большой бронзовый котел. Вслед за матерью к могиле сестры подошла и Зарица. Девушка также бросила немного земли и отошла в сторону. Вот уже вереница людей выстроилась им вслед. И каждый, также молча, бросал кто одной рукой, а кто и двумя, землю на могилу. Тоже сделали Тарх, Кирилл, Гарник и Амага. Весь лагерь, за исключением тяжелораненых ярматок, лежащих в повозках, прошел возле уже начавшего подниматься могильного холмика.
Кирилл, следуя за Тархом, подошел, как и другие, к заветному бронзовому котлу. Поскольку, по незнанию, он не прихватил с собой посуду, один из мужчин, стоявших рядом, сунул ему в руки небольшую глиняную чашу, а второй, черпанув из котла деревянным черпаком, плеснул в нее густого напитка.
Поднеся чашу к губам, Кузнецов почувствовал запах степных трав и еще чего-то дурманящего. Напиток был теплым, еще не остывшим, и немного терпким. Такой вкус придавало вино, имевшееся в нем. Наверное, в ходе набега ярматки захватили привезенных ахеями несколько амфор с ним, а может и местные оседлые жители уже научились делать что-то похожее на вино.
От мыслей о вине Кирилла отвлек бородач, подавший ему чашу.
- Вулнар, давай быстрее, ты не один. И иди к своему огню.
Парень, как это делали до него другие, сначала мокнул палец в напиток, затем сбросил с него несколько капель на землю, дань богине-матери, быстро выпил содержимое и вернул тару назад.
Пока шел к своей повозке, немного закружилась голова. Давно не пил, или местное винцо такое крепкое? Недаром древние греки в свое время разбавляли его водой, а если хотели напиться, то говорили виночерпию: налей по-скифски, не разбавляя.
Но судя по тому, как ярматы пили такое вино, они к нему, как в будущем скифы, еще не пристрастились. А просто сделали свой ритуальный напиток, добавляя в него немного чужеземного зелья.
Их повозка располагалась у края площадки, и хотя уже был поздний вечер, место довольно хорошо освещалось одним из четырех больших костров. Несмотря на это, Тарх развел маленький костерок, в центр которого поместил несколько камней, на которые поставил медный котелок полный снега.
- Зачем он нужен, Тарх? - непонимающе поинтересовался Кирилл, указывая на костер. - Ведь и так все видно как днем. И что за напиток нам давали у могилы? Такой густой и довольно крепкий.
- Надо помочь их душам быстрее добраться до Магужь. А напиток этот называется хаома. Его настаивают из разных степных трав и корешков. Но секрет знает только сарамата и ее помощницы. Хаому пьют в определенных случаях, таких как сегодня. - многозначительно ответил возница и, махнув рукой, подозвал к себе Гарника. Они вытащили из повозки несколько одеял со шкурами и расстелили их вокруг костерка. Свободным оставили только сектор обзора на площадку. После чего, прихватив посуду, пошли к месту приготовления ритуальной пищи.
Кузнецов понял, что закапыванием могилы местный погребальный обряд не заканчивается, но что делать дальше не знал. Поэтому, немного расслабившись после выпитого, уселся на одну из овечьих шкур и стал наблюдать, как похоронная команда закидывает и выравнивает оставшуюся землю на кургане.
Амаги возле своей повозки не было. Как пояснял Гарник, у ярматов не принято, чтобы женщины и мужчины вместе ели. Поэтому его подружка и ушла к другим девушкам.
Вместо нее к их огоньку подошли двое молодых мужчин, помогавших ранее главной жрице забивать и разделывать жертвенных лошадей. За время своего короткого путешествия в этом мире Кирилл уже успел с ними познакомиться. Парней звали Чурх и Герх. Про себя он их назвал Чуком и Геком. Оба парня были его ровесниками, и друг другу приходились родными братьями. Но молодые люди были не из рода ярмата, а являлись кагарами - рабами. Чук и Гек принадлежали сарамате Марнаре. Как рассказывал всезнайка Гарник, Чурх и Герх попали в плен еще подростками. Родом братья из оседлого племени досхов - рыбаков и землепашцев, живущего севернее сидов по восточному берегу Азовского моря. За время плена ребята подросли, стали мастерами на все руки, и преданными слугами своей строгой хозяйки. Они лучше всех в становище умели ловить рыбу в реке с лодок-однодревок и вообще, понимал толк в рыбалке. Ведь род ярмата, как и все племя росхонаров, кочевники, а не рыбаки.
Кирилл еще раньше хотел поближе с ними познакомиться, чтобы лучше разузнать о Марнаре и Зарице. Ведь Гарник всего год как жил рядом с ними, а Чук и Гек большую часть своей жизни. И вот такой случай представился.
Парней прислали поддерживать огонь в большом костре, а чтобы не скучать, те прихватили с собой несколько глиняных мисок с вареным мясом и другой закуской. Да и есть с кем поговорить, так сказать скоротать время до полного отбоя во временном лагере. Пока Чурх-Чук подкладывал заготовленные ранее дрова в костер, Гек-Герх, будучи более шустрым, чем брат, кивнул Кириллу и сел рядом с ним.
Если с Гарником Кузнецов старался говорить как по-русски, так и на местном языке, то с другими разговаривал только по-ярматски.
- Вулнар, можно нам с братом к твоему огню?
- Давай. Но я не один. Здесь еще Тарх и Гарник.
- Мы им не помешаем.
Кирилл знал, в чем разница между ним - чужеземцем - гастом и кагаром - рабом. Гарник просветил. Но это была, так сказать, теория. Фактически же, жизнь раба у таких кочевников как ярматы, не особо отличалась от жизни чужеземца или свободного мужчины рода, пока тот не был женат. Они ели одну и ту же пищу, носили одинаковую одежду, спали в одном помещении. Выполняли похожую работу. Даже общались на "ты", без раболепства. Разница была только в медном ошейнике у раба, и в том, что тот выполнял работу по приказу хозяйки, а не своему выбору, за невыполнение которой его могли продать или убить. Вот и все. Но если ты выполняешь порученное тебе дело добросовестно и с усердием, а именно такими были Чурх и Герх, то и отношение к тебе особенное. Лучше одежда, еда, да и некоторые шалости, по мелочи, прощаются.
Пока Гек расставлял посуду с едой, подошли Тарх с Гарником. Они тоже пришли не с пустыми руками. Принесли мясо, похлебку, несколько еще горячих лепешек и местный сыр из кобыльего молока, который греки впоследствии назовут гиппакой. У Тарха из-под мышки торчал довольно большой бурдюк с кумысом.
- Давайте быстрее, - поторопил всех возница. - Садитесь. Сейчас начинают.
Гарник было потянулся сразу к мясу, но получил неожиданный удар по руке от Тарха.
- Не спеши. Сначала другое.
- А что такое? - недоуменно уставился на него мальчишка. Он уже чувствовал себя знатоком местной жизни, но на подобной тризне был, как и Кирилл, впервые. Гарник недовольно пробурчал. - Тебя не поймешь. То быстрее, то не спеши. Что делать-то?
- Сейчас. Сначала должна выйти Имира. После нее и начнется. - пояснил Герх-Гек, сняв палкой закипающий котелок с раскаленных камней.
Следуя с караваном, Кирилл успел познакомиться практически во всей мужской его половиной, кроме пленников. Но вот с женщинами он мало общался. Да, на него смотрели, оценивали, давали разные задания, типа "Вулнар, принеси - подай". Но более близкого общения, как сейчас, не было. Кроме Зарицы и Марнары, он узнал имена только помощниц вождихи и главной жрицы. Одну звали Дияра, а вторую - Имира.
И вот по лагерю раздался призывный барабанный бой, привлекая внимание к центру площадки. На противоположной стороне, чуть ниже свежей могилы, так же на шкурах, расположились сарамата Марнара и старшие заслуженные воительницы. Другие амазонки и обитатели кочевья заняли места по периметру площадки.
Одна из крепких девушек, скинув с плеч овчинную накидку, поднялась и, подойдя к Марнаре, встала перед ней на правое колено. Сарамата торжественно вручила ей небольшую чашу, а после того как Имира выпила ритуальный напиток до дна, передала своей помощнице жреческий бубен с колотушкой из заячьей лапы.
Имира, слегка покачиваясь из стороны в сторону, вышла в центр площадки. Она имела боевую раскраску. Черные, красные и белые полосы покрывали все лицо и непроизвольно вызывали страх. Снова наступила тишина. Несмотря на погоду, девушка была облачена, как и похороненные недавно водительницы, в боевую форму одежды: легкий кафтан, кожаный панцирь и такие же узкие штаны, на голове шапочка-колпак с клапанами, на ногах - скифики. Из оружия молодая жрица имела только большой нож, пристегнутый на ремне справа. Подняв бубен Имира сначала медленно, но затем быстрее стала задавать определенный ритм, уже знакомый Кириллу. Расположившийся невдалеке оркестр своими барабанами и свирелями поддержал нехитрую музыку.
- Пора. - произнес Тарх и поднялся на ноги. Вслед за ним встали Чурх с Герхом и Гарник с Кириллом. Тарх достал из-за пазухи пучок какой-то травы и бросил его прямо на раскаленные камни. Кузнецов, до того как трава вспыхнула, успел заметить, что это были высушенные цветки, семена и листья растения похожего на коноплю. Герх тут же плеснул на камни немного воды из котелка. Над костром поднялся дурманящий мозги пар.
Тарх, Чурх и Герх, обнялись за плечи и, под ритм задаваемый барабанами, наклонившись над костром, стали притоптывать ногами, вовлекая в своеобразный танец и Кирилла с Гарником.
"Точно. Дурман-трава, конопля чертова! - пронеслось в голове у Кузнецова. - У себя еле от наркоты отмазался, а тут похоже все на нее конкретно подсели. Ну, ладно взрослые, но пацана-то зачем?".
Пока еще голова не совсем потерялась, Кирилл решил по-быстрому осмотреться. Тоже действие происходило по всему лагерю. У каждого костра подобным образом топтались мужчины и женщины. Под задаваемый жреческим бубном и барабанами ритм народ вводил себя в транс.
Через некоторое время оркестр стал замедлять музыку, чтобы люди немного успокоились.
После полученной дозы возбуждения, проснулся зверский аппетит, тем более что с самого утра почти ничего не ели. Мужики, попадав на шкуры, принялись запихивать в рот все, что попалось под руку. Когда первый голод был утолен, их взоры снова обратились в центр площадки.
А на ней по-прежнему била в свой бубен Имира. Но теперь она не танцевала на месте, а начала кружить от костра к костру, где сидели девушки. Как только жрица отходила от него, вслед за ней, скинув с плеч накидки, поднимались в своей боевой одежде и раскраске молодые амазонки. В дополнение к ножу, как у помощницы сараматы, у каждой за спиной висел легкий щит-пельта, а в руках они держали любимый двусторонний топорик - сагарис. Среди них Кирилл увидел и Зарицу. Вернее не увидел, а почувствовал, что она там есть. Просто не могла не быть.
"А вот и моя амазоночка появилась, - с нескрываемым удовольствием отметил про себя парень. - Судя по музыке и экипировке, сейчас девчонки дадут жару. Тем более, что уже разогреты".
Пользуясь моментом, когда девушки выстраивались вокруг Имиры, Кузнецов нагнулся к вознице своей повозки.
- Тарх, что за траву ты в костер бросил, коноплю?
- Что? А, да, да... Кана, кана. - не отводя глаз от прекрасных воительниц, бросил еще до конца не отошедший от дурмана Тарх.
- И часто вы ей балуетесь?
- Чего?
- Ну, как часто вы ее используете. В костер кидаете для кайфа. Пьфуты, чтобы весело было.
- Не, не часто. Только как сегодня.
- Понятно. Значит только на похоронах и по праздникам. - сделал вывод Кирилл. И то хорошо. Не сошли с ума еще предки, а то эта зараза до добра не доведет.
Тем времени местное военизированное представление на площадке все набирало обороты. Музыканты все громче отбивали четкий ритм. Окружив поднявшую над собой бубен Имиру, молодые ярматки подпрыгивали на месте, делая быстрые движения ногами при остающихся неподвижными корпусе и руках. При этом подпрыгивания чередовались с притопыванием ногами поочередно. Данное действие очень напоминало ирландские танцы, виденные Кузнецовым ранее, в своем времени, по телевизору.
К Кириллу пододвинулся Герх-Гек и стал объяснять, что происходит на импровизированной сцене.
- Это они в набег собираются. Видишь, Имира показывает себя, как сарамата Марнара. Зовет, как она, всех к себе с оружием. Это они уже по степи скачут. А вот здесь чужих увидели...
Действительно, перед зрителями воспроизводились сценки из реальной жизни и последующего набега воительниц на чужие поселения. В танце показывалась подготовка к походу, разведка и поиск врага. Затем сама схватка, и в конце победа с захватом пленных.
В ходе исполнения танца производились различные перестроения, кто-то изображал из себя ярматок, а кто-то их врагов. При этом все строили страшные рожицы, ударяли топориками по умбонам щитов, и выполняли другие действия имитирующие рукопашный бой.
Во время пляски амазонки многократно кричали уже знакомое "Йо-ха!". Кузнецов понял, что это их боевой клич, как у русских "Ура!".
В голову пришла шальная мысль, что будто бы сказочная злая старушенция - колдунья Баба-Яга или Йога, поедающая ребятишек, не выдуманный учеными мужами его времени злой крымский татарин по имени Бабай-ага, идущий в набеги на славян, чтобы выкрасть молодежь на продажу в рабство, а на самом деле вот эти древние "бабаежки", то есть боевые бабы - женщины - амазонки с их диким боевым кличем "Йо-ха!" или "Йо-га!", нападающие на поселения и убивающие маленьких детей со стариками.
Вся постановка, прошедшая перед его глазами напоминала половецкие пляски из оперы "Князь Игорь" русского композитора Бородина.
Конечно, молодым ярматкам было далеко до танцовщиц балета последующих веков, но в чем им не откажешь, так это в эмоциях, выплеснутых на площадке. Пусть их движения и не так изящны, как у балетных, но они с лихвой компенсируются энергетикой выданной заведенными девчонками. Как говорят его современники: это было круто. Амазонки бились так, что можно было поверить в реальность схватки, и Кирилл все время боялся, чтобы ненароком кого-нибудь не убили. А больше всего за Зарицу. Хотя узнать ее среди боевых подруг было практически невозможно.
И это было сексуально. Черт меня подери! Все девушки, как на подбор, с прекрасными спортивными соблазняющими фигурами. А позы! Какие они при этом принимали позы в своих обтягивающих кожаных штанишках! Держите меня трое, а то сейчас брошусь в их гущу, схвачу любую и потащу в кусты!
Кстати, на счет секса. Как тут у них с ним дела обстоят? Судя по древнегреческим источникам и россказням современных Кузнецову горе - историков, амазонки в этом плане были не сильно разборчивы и спали с кем попало, лишь бы детей зачать. Может и ему попробовать с кем-нибудь ночку скоротать, а то организм, хоть и ослабленный сейчас, но молодой, и требует выхода сексуальной энергии.
"Эка, парень, куда тебя занесло, - решил притормозить Кирилл. - Не успел очухаться, а уже на девочек потянуло. Видимо конопелька и винцо местное дали свое. Вспомни про поезд, и не повтори ошибки". Воспоминания о произошедшем в вагоне случае с клофелинщиками, отрезвили его. Не хватало и здесь так залететь. Ладно, хоть после того живой остался, а здесь, если без разведки сунешься, можно сразу без головы остаться.
Кузнецов сначала хотел узнать об этом у Тарха. Все-таки ярмат. Должен все знать. Но потом передумал. Не тот статус у него. Чужой он в этом племени-роде. Черт знает, какие у них здесь нравы на счет "налево погулять". Вдруг обидится и ножом в бок пырнет за приставание к их женщинам.
Кирилл немного подождал, пока бурдюк с кумысом пару-тройку раз прошелся по кругу и решил обратиться с эти вопросом к Геку-Герху. Благо тот сидел с другой стороны и не прочь был поболтать под хорошую выпивку с закуской. С Гарником нельзя, мал еще пацаненок, да и всего не знает, хотя и старается показать, что всезнайка.
И вот, когда танцевальное представление закончилось и все воительницы, под продолжительные аплодисменты и восторженные крики "Йо-ха!", разошлись по своим кострам продолжать поминальное пиршество, Кузнецов обратился к Геку с осторожным вопросом:
- Герх, а почему здесь выступали только молодые, а те, кто постарше, сидя смотрели?
- Что, понравились? - кагар сначала хитро подмигнул в ответ. Но затем вдруг серьезно произнес. - И не вздумай подходить. Даже коснуться нельзя. Убьют сразу.
- Почему?
- Они все девственницы. И пока не победят врага, не имеют право иметь мужчину. А если до этого кто из мужчин захочет ее, то она обязана его убить.
- А вдруг не получается убить врага? Долго ли им терпеть?
- Пока не убьет хоть одного.
- А мне сказали, что надо троим головы резать. - Кирилл посмотрел в сторону Гарника. Захотелось упрекнуть мальчишку в преувеличении, но тот уже безмятежно спал под боком у Тарха, заботливо укрытый толстым шерстяным одеялом. Умаялся за день малец, ладно, пускай спит. Сами разберемся. Вместо юного друга ответил молчавший до этого возница:
- Троим, это когда она хочет взять в мужья сильного и красивого мужчину, чтобы дети были здоровы. Тогда амасенке честь и хвала. Все подруги завидуют. Доля в добыче больше. А так, можно и одного врага убить.
- А кто такая "амасенка"?
- Так это они и были, - Тарх указал рукой на площадку. - Девушки, что сейчас танцевали. "Ама" на языке росхонаров и родственных им племен значит девственница. А "сенка" это жрица богини-матери Магужь посвященная в воины. Все незамужние девушки и девочки с десяти лет являются жрицами богини-матери, то есть амасенками.
- А твоя жена скольких убила?
- Двоих. Так получилось. - Тарх довольно улыбнулся, пригладил рукой бороду, кашлянул и пустился в длинный рассказ, что было непривычно для Кирилла, до этого случая тот считал возницу своей повозки заядлым молчуном. - Моя Ората младшая сестра Марнары. Мы с детства любим друг друга. Но их мать Зарива, бабка Зарицы, была до Марнары сараматой и очень строгой. Сильнее Марнары. Даже когда Ората убила одного врага и имела право взять меня в мужья, Зарива запретила. Все хотела, чтобы Ората убила трех и взяла в мужья сына сараматы из другого рода. Но в одном из набегов меня тяжело ранили. Чуть не умер. Ората вылечила.
- Ты что, был воином?
- Ну, воин не воин, но воевать и нам, мужчинам, иногда приходится, когда воинки сами не справляются. Обычно-то мы на подхвате. Пленных ловим, добычу собираем и другую тяжелую работу делаем.
- И как же Зарива разрешила вам пожениться?
- Ората в той схватке убила еще одного врага. Сказала матери, что если меня ей не отдаст, то уйдет из рода, в другой. Навсегда.
- А что, ярматкам разрешается переходить в другой род? - это было что-то новенькое для Кирилла.
- Да, можно. Но только внутри росхонаров. И только после того как убьет одного врага.
- Так почему же Зарива разрешила?
- Если воинки уходят из рода, то род становится слабым. Мало добычи. Скот пасти и защищать некому будет. До весны еды не хватит, многие могут умереть. Вот поэтому Зарива и разрешила. Сарамате надо больше о роде думать. Если она будет так запрещать, то все воинки из рода уйдут, а это плохо. Сарамату могут другую выбрать.
- Так у вас что, сараматой не наследница становится, а ее выбирают?
- Да, всем родом. Из самых сильных и умных воинок.
- А после Марнары будет Зарица? - Кузнецов решил задать провокационный вопрос. Уж очень ему не хотелось, чтобы его любимая девушка стала такой жестокой, как и ее мать. - Ведь она четырех врагов уже убила. Сам видел скальпы.
- Ну и что. - встрял в разговор уже захмелевший Герх. Пока Кирилл с Тахром беседовали, они с братом налегали на кумыс с закуской. Будучи верным слугой вождихи, он мог знать и ее планы. Трезвым бы не сказал, но у пьяных язык всегда развязывается. - После Марнары главной жрицей должна была стать ее старшая дочь и помощница Мирина. Но ее убили меты. Да будет легким и быстрым ее путь к Магужь. Зарица добрая, она не сможет быть сараматой.
"Ничего себе, добрячка. Четырех мужиков замочила, и глазом не моргнула. И такая добрая!". - усмехнулся про себя Кирилл, но вслух произнес:
- А кто же тогда будет?
- Или Дияра, или Имира. Ох, и вредные девки я скажу, - Герх-Гек пьяно улыбнулся и приставил палец к губам. - Тсс. Только тебе. Больше никому. Пока была жива Мирина, все было понятно. Но ее убили. И, йок. Место свободно. И Дияра, и Имира, давно убили по три врага. Но мужей себе еще не выбрали. Нет подходящих. Поэтому и бесятся. А уже пора их, хе-хе, того... Так нас с братом работой загоняли, что терпеть невмоготу. Еле справляемся. Вот, ты появился. Может, подойдешь какой из них в мужья, а?
- Не болтай лишнего, кагар. А то вмиг дурной язык отрежут. Будешь знать. - урезонил болтуна Тарх. - Кстати, Вулнар. Это ведь Дияра хотела тебя зарезать, когда Зарица нашла. Но Марнара запретила.
"Оба-на! Приехали! Вот и первый враг, в лице молодой жрицы, на этой земле засветился. Надо будет держаться от Дияры подальше. Да и от Имиры тоже. Явные соперницы моей Зарицы. А неудовлетворенная баба, хуже раненного зверя. - делал выводы Кузнецов. Он вдруг вспомнил, как тогда, перед его глазами появилось красивое, но рассерженное чужое женское лицо и блеснуло лезвие ножа у горла. - А ведь все сходится. Амазонки, это никакие древнегреческие "безгрудые". С этим как раз у них все в порядке. У всех груди целые, и даже довольно аппетитные. Из-за кожаного панциря так выпирают, что будь здоров! Греческие "амазонки", это на самом деле - "амасенки" местных кочевников гимров, то есть киммерийцев. Боевые девственницы, воинки, которые свою нерастраченную молодую сексуальную энергию, вместо того, чтобы дарить ее любимым парням, выплескивают на войну, в убийства чужих мужиков, попутно грабя их дома. Этим-то и пользуются местные вождихи-жрицы. Регулируют количество ртов в роду и возможность их прокормить. Так что, мужеубийцы тут больше подходит, чем безгрудые".
Чтобы как-то разрядить обстановку Кирилл решил переключить Тарха на себя.
- Тарх, а детей у вас с Оратой сколько?
- Пока трое. Две девочки и мальчик. - расцвел в улыбке бородач. - Четвертого ждем. Скоро должен появиться. У жены уже большое брюхо выросло.
- Так она теперь не воинка?
- Нет. Теперь она хатыня. Хранит огонь в домашнем очаге. Готовит еду детям. Шьет для нас одежду. И ждет меня. - глаза у Тарха засветились. Чувствовалось, что детская любовь к своей второй половинке не угасла у взрослого мужика даже по прошествии многих лет совместной тяжелой кочевой жизни.
- И много у вас в становище таких хатынь - господинь?
- Хватает. Приедем, сам увидишь. И таких женщин, кому надоело воевать, становиться все больше. Хотя раньше все стремились стать воинками. Но жизнь меняется. Пропадает боевитость у женщин. Хотя многие, даже семейные, еще не прочь вспомнить, когда были амасенками, взять в руки боевой топорик и сесть на коня в набег за добычей.
"Внесем маленькое уточнение в свои умозаключения. - Кирилл упорядочил для себя названия и место женщин в обществе, где ему, возможно, придется прожить всю оставшуюся жизнь. Если останется жив, конечно. - Значит так, амасенки - амазонки это боевые девственницы. Пока самые опасные для меня, и их лучше не трогать. Кроме Зарицы, конечно. Воинки - тоже боевые, но уже замужние женщины, или разведенки, а может и вдовы. Хатыни это вообще добропорядочные домохозяйки, идеальные жены. Их тоже трогать нельзя, а то мужья тут ревнивые могут оказаться, еще прирежут втихаря. Нет здесь никакой распущенности. На внебрачный секс табу. Да, задачку себе задал! А может ну его, это "налево погулять". Живее будешь. Все эти Гомеры, Геродоты и еже с ними, греческие историки-фантасты, врали об амазонках. Придумывали сказки, то, чего не было, лишь с одной целью -- скомпрометировать и опорочить женщин-воительниц, чтобы прикрыть слабость своих мужчин, не раз ими битых. Интересно, а как здесь кагары-рабы Чук и Гек свои сексуальные вопросы разрешают?".
Кузнецов снова решил допросить Гека.
- А хотел бы стать свободным. Или даже воином?
В этот раз вместо брата Кириллу ответил Чук-Чурх:
- Не-а. Нас и так пока все устраивает.
- Но вас же они рабами сделали! Все рабы хотят стать свободными, или хотя бы гастами.
- Не. На наш поселок напали не ярматы, а меты. Это они нас отдали ярматам в качестве выкупа за своих людей. Рабом быть лучше, чем воином. Воин быстро погибает, а раба оставляют жить. Свободный может стать рабом. Так зачем мне ставать свободным, чтобы затем снова быть рабом?
- Свободным ты можешь жениться на ярматке, завести детей, делать что хочешь...
- Зачем жениться, нам и так не плохо. Знаешь сколько в становище бывших пленных девушек, кто не смог стать амасенками, а стал служанкой? А покалеченных в битвах воинок, которые не смогли найти себе мужа, а уже не молоды? Полно. Есть еще и такие, у которых мужья умерли, а они остались. Но они ведь все женщины и им требуются мужчины! Поэтому и приглашают к себе, таких как мы кагаров на ночь, потом рожают детей, но живут отдельно. Нас с братом это устраивает. Мы лучше будем заниматься хозяйством, чем воевать...
Вот и разрешился вопрос с походом "налево". Попутно еще кучу информации для размышления получил. "Что-то устал я за сегодня. Слишком много впечатлений, - подумал Кирилл, зевая. - Не пора ли на боковую. Вон Тарх Гарника спать на повозку понес. Давай и ты, Кирюха, следом за ними".
Расположившись среди мешков поудобнее, рядом с похрапывающим юным другом, Кирилл постепенно начал засыпать. Сквозь сон ему доносились слова песни, которую пели продолжающие пиршество Тарх, Чук и Гек. Там было что-то знакомое, из прошлой жизни. Про степь, боевого коня и пронзенную коварной стрелой юную ярматку...