Новые приключения на других планетах

В те времена, когда кинофильмы создавали режиссеры класса Эрнста Любича и Билли Уайлдера, когда в кино еще присутствовали интрига и диалог, когда в жизни и в любви существовали правила, тогда — то есть, в прошлом столетии — это называлось столкновением остроумий. Симпатичный сотрудник советского посольства (сможете сказать, как давно это было?) в один прекрасный день поднимает телефонную трубку и слышит звучный женский голос, спрашивающий, не может ли он сказать, какое отчество Ленина.

— Мне нужно для кроссворда.

Оскорбленный сотрудник огрызается: «Отвечать на подобные вопросы означает проявлять неуважение к Советскому Союзу!» — и бросает трубку.

Но вначале слышит веселый смех.

Тем же вечером сотрудник идет на какой-то прием в британское посольство и слышит тот же самый смех из уст столь соблазнительной англичанки, что это, наверное, сама Обри Хепберн. Пораженный до глубины души, он подходит к мисс Хепберн, кланяется и произносит: «Ильич».

Так начинается любовный роман.

Примерно так же начинается и наш роман, только…

Знаете, со мной следует проявлять терпение. Потому что наша пара, это не пара, а, скорее, квартет. И двое из четырех даже не являются людьми.

Представьте себе поверхность Европы, ледяной луны Юпитера. Полдень по местному времени, но небо черное: той немногой атмосферы, которой обладает Европа, недостаточно для рассеивания света и придания ей цвета. Комбинация льда, снега и скал создает ощущение бело-серого лоскутного одеяла, что-то вроде шахматной доски, но без прямых линий.

Европа тектонически активна и примерно вдесятеро более трясуча, чем любое место на Земле, поэтому в ландшафте множество зазубренных торосов и бездонных трещин, называемых циклоидами.

Однако, забудьте о ландшафте и цвете неба. Что действительно захватит ваше внимание — это полосатый шар Юпитера, нависающий над головой, словно гигантский китайский фонарь. Кажется, что он просто давит снежную пустыню. И даже хуже, ибо Европа остановлена приливными силами и всегда повернута одной стороной к своему отцу-гиганту, и если вам посчастливилось работать на этой стороне Европы, то Юпитер над головой всегда!

Именно так несколько элементов J2E2[1], три крошечных ровера в течении двух лет действовали на ледяных просторах, разведуя место для постоянной станции Хоппа и воздвигая такие необходимые сооружения, как укрытие (на Европе холодно даже машинам), радиотермальную силовую установку и антенны связи.

В тот день ровер номер один, по имени Эрл, находился примерно в семи километрах к северу от станции Хоппа, когда получил запрос от движущегося источника сигналов (его связные устройства были достаточно хитроумны, чтобы уловить даже слабый эффект Доплера) на данные о расстоянии.

Элемент Эрл не видел источник: его визуальный сенсор — морозостойкое мультиспектральное устройство с двумя объективами — прекрасно показывает вид спереди и по бокам. Однако, у него нет подъемного механизма, позволяющего смотреть вверх.

Поэтому он, в силу ограничений своей системы наведения, не мог в данный момент представить данные о расстоянии. Пакетом битов, из которых и состоит речь роверов, элемент Эрл ответил более или менее следующим образом: «Я самодвижущийся элемент-ровер. За необходимой информацией следует обратиться к базовому модулю на станции Хоппа.»

И больше он не думал о контакте, если не считать того, что в сообщении-знакомстве чувствовалось нечто… совместимое. Во всяком случае, совместимости было больше, чем между доплеровским радиоисточником и базовым модулем Хоппа.

Движущийся источник был в действительности очередной серией аппаратов экспедиции, сконструированных для проведения поисков жизни в темном, холодном океане под ледяной корой Европы.

Все элементы находились внутри приземлившегося баллона, сброшенного с корабля-автобуса, запущенного с Земли два года спустя первоначального отряда, включавшего в себя элемент Эрл, и прилетевшего к Европе на солнечных парусах. Дохнув пламенем, автобус вышел на орбиту вокруг Европы, где дожидался команды из Ла Джоллы для разделения баллона и орбитального отсека.

Полет был омрачен софтверными сбоями из-за не обнаруженных вовремя программных ошибок, допущенных еще в лаборатории авионики в Ла Джолле, и другими неприятностями, вызванными влиянием магнитного поля Юпитера. Автобус потерпел от этого значительный ущерб, подобно человеку, тренировавшемуся выдерживать удары в живот, но обнаружившего вместо этого, что на него наехал грузовик.

Вот почему один из четырех прилетевших элементов, вскоре ставший известным под именем Ребекка, вышел на связь во время фазы спуска, взяв на себя неважно работающую стандартную функцию системы посадки, которая с лишь большим трудом захватила сигнал со станции Хоппа. Однако, не слишком обострив напряженного ожидания, приземлившийся баллон прибыл невредимым, с полдюжины раз подпрыгнув на ледяной равнине, автоматически проколов изнутри отверстия и, в конечном счете, извергнув из себя четыре новых элемента.

Лишь неделю спустя элементу Эрлу, возвращавшемуся на станцию по тепловым причинам, случилось засечь (не увидеть: его визуальный сенсор для экономии энергии был, как обычно, отключен, и он просто возвращался известным маршрутом) четырех вновь прибывших: элемент для бурения льда, элемент-транспортник, погружаемый элемент и портативный силовой ровер, все четыре предназначались для поисков жизни на Европе.

Он прошел достаточно близко к бурильному роверу, который в данный момент разворачивал и тестировал свое оборудование после того, как диагностика показала, что оно было повреждено при подпрыгиваниях и качении приземления. В конечном счете оказалось, что повреждена сама диагностика, а оборудование уцелело. В потоке битов, текущих от одного ровера к другому, элемент Эрл заметил уже знакомую сигнатуру элемента Ребекки.

Слегка в шутку, он нацелил на нее свою антенную тарелку и передал данные о расстоянии, которые она просила раньше.

Центр управления миссией J2E2 находится в осыпающейся трехэтажной структуре в плохом районе Ла Джоллы к югу от бухты и граничит с подходяще названным Берегом Миссии. Ранее здание занимал некий провайдер Интернет-сервиса. Этот ИСП купил и отремонтировал дом в 1998 в надежде на бизнес для хайтековского общества Сан Диего и Северного округа, которые тогда захлебывались в беспрецедентном экономическом буме.

Так и продолжалось большую часть последующего десятилетия, пока серия слияний не закрыла заведение. Потом корпорация АГК, образованная тогда тремя исследователями из Университета Калифорнии-Сан Диего, стоящего через холм, но уже на территории Ла Джоллы, арендовала здание для испытаний при облете астероида 2012 «Нева» их первого устройства, работающего в реальном времени в режиме распространения сверхсветового импульса фотонов (обычно известного под английской аббревиатурой SLIPPER — Superluminal Light Pulse Propagation/Emulation Regime). Еще бы: здание уже было опутано фибероптикой с чрезвычайно широкой полосой пропускания и в наличии была электрическая и тепловая поддержка компьютера АГК мощностью в десятки петафлоп.

Это происходило восемнадцать лет и пять межпланетных миссий назад, и в то время, как потроха здания, что ныне является центром управления J2E2, продолжали развиваться, экстериор был оставлен на произвол судьбы. Что для сотрудников превратилось в проблему. Интернет-провайдер никогда не нанимал более дюжины людей, в то время как над проектом АГК под названием SLIPPER в здании всегда работало не менее тридцати человек.

Поэтому стоянка автомобилей была, мягко говоря, неадекватной, а если учесть, что общественный транспорт в этой части Ла Джоллы (не забывайте, это Калифорния) ограничивался случайным автобусом с нерегулярным временем работы, если учесть, что цены на дома в Ла Джолле и арендная плата за квартиры наивысшие в стране… что ж, споры были неизбежны.

Эрл Толан вкатил на побитом «шевроле» на огороженную парковку и поехал к стоянке номер 11, чтобы обнаружить стоящий там новенький с иголочки «вольво».

Толану было пятьдесят девять, и он был старшим оператором проекта J2E2, перейдя в АГК из фирмы «Локхид-Мартин», где в течении двадцати лет, как в добрые времена, так и в плохие, возглавлял рабочие группы. И, стало быть, был не из тех, кто без причины выходит из себя.

Однако, сегодня ему случилось вернуться к работе после того, что должно было быть коротким визитом к врачу, но обследование затянулось на четыре часа и оставило его в дурном настроении. Поэтому вид маленького наглого «вольво», занявшего его законное место, привел его в состояние лишь теоретически контролируемой ярости.

Он со скрипом развернулся, повернувшись к «вольво» задом. Учитывая недостаток места, разворот был весьма лихим трюком. Чтобы попасть в нужную позицию, Толану пришлось переехать через обочину и бордюр.

Потом он открыл заднюю дверь, вытащил цепь и крюк, которым обычно пользовался для прикрепления меньшей из своих лодок к пикапчику, зацепил крюком задний бампер «вольво» и замотал цепь за бампер своего трейлера.

Потом взобрался в грузовичок, врубил первую скорость и выволок «вольво» со стоянки, оттащив его через пешеходную дорожку на идущую за ней подъездную дорогу. «Вольво», стоящий на тормозах, скрипел всеми шинами и зловеще царапал днищем о бордюр.

Купаясь в мгновенно достигнутом самодовольстве, он объехал сзади ряд машин и лихо закатил на свое законное место. Но, все-таки, был еще весьма зол, когда выбрался из грузовичка и направился ко входу в здание, где чуть не столкнулся с женщиной, идущей навстречу.

Хотя настроение его было немногим лучше ультрафиолетового гнева и отвращения, Толану удалось шагнуть в сторону и одновременно обратить на нее внимание. Правда смотреть было почти не на что: она была не более пяти футов росту, добавляя себе внушительности босоножками на высоком каблуке. Пара серых слаксов подчеркивала мускулистые ноги, а легкая куртка, накинутая на безрукавку с эмблемой J2E2, не скрывала под собой ощутимой солидности. Темные волосы до плеч с немногими прядями посветлее соответствовали возрасту — примерно за сорок. Ему показалось, что глаза зеленые, но надо бы взглянуть поближе.

Правда, не то, чтобы ему слишком уж хотелось это делать. Дважды разведенный, он предпочитал сексуальные отношения с женщинами, которые по любой визуальной шкале выглядели более привлекательно.

Что по-настоящему привлекло внимание Толана, так это голос женщины, который можно было бы назвать тоном «сигареты и виски» (в те дни, когда люди еще потребляли и то, и другое), чуть окрашенным каким-то европейским акцентом. А, может, выражение, которым она воспользовалась: «Убью сукина сына, который это сделал!» То есть того, кто выволок ее «вольво».

Женщина спокойно подошла к машине, еще подрагивавшей после своего перемещения. Она сложила руки на груди и улыбнулась с оттенком восхищенного изумления.

Толан еще мог бы спокойно скрыться, хотя понимал, что довольно скоро кто-нибудь свяжет место на парковке, принадлежащее Толану, и следы буксировки от него до места успокоения «вольво». Кроме того, ему захотелось узнать цвет ее глаз — так захотелось, что он забыл о собственном гневе на захват парковочного места и о расстройствах над лишними часами медицинских манипуляций.

— Этот сукин сын — я, — сказал Толан.

Она взглянула на него. Да, зеленые, с очаровательной сетью морщинок от улыбки.

— Вы что, юнец, чтобы так выпендриваться?

Толан расценил выпад, как нечестный, учитывая, что приближался его шестидесятый день рождения и что он возвращается с медобследования, слишком уж соответствующего возрасту.

— Очевидно, да.

В ее пользу сильно сказалось то, что она рассмеялась.

— Догадываюсь, это было ваше место.

Он кивнул.

— Ну, что ж, я здесь новичок, у меня просто еще нет своего. А охрана сказала, что вы вряд ли сегодня вернетесь.

— Сплошные сюрпризы. — Он протянул руку. — Эрл Толан.

— Ребекка Марко.

— Кажется, мы встречались прежде.

— Кельн? — спросила она, потом поняла где. И покраснела. — О, станция Хоппа!

Операторы, вроде Эрла и Ребекки, часто вводятся в программу без предварительных инструкций. Кроме всего прочего, они, обычно, опытные профессионалы.

— Фактически примерно в двенадцати кликах от нее, — сказал Эрл, удивляясь, почему он чувствует необходимость быть столь точным.

Вам следует забыть все, что, как вам кажется, вы знаете о космических полетах. Операторы SLIPPERа — это не астронавты. На самом-то деле, сейчас, в 2026, наличествует совсем немного чертовых астронавтов, всего несколько бедняг, месяцами кружащих и кружащих над Землей в дряхлеющей станции «Земная звезда», надеясь, что их работа как-то преодолеет потерю костной ткани, радиационные поражения или психологические барьеры, помешавшие пилотируемой миссии к Марсу, не говоря уж о более отдаленных местах, таких, как Европа.

Однако, исследование солнечной системы продолжается с помощью непилотируемых аппаратов, которыми можно управлять с расстояния в десятки миллионов миль более или менее в реальном времени. Преимуществ множество: аппараты могут быть меньше по размеру, их можно строить в расчете на путешествие в один конец, а использование связанных SLIPPERом операторов-людей позволяет строителям космических кораблей избежать длительной и непредсказуемой разработки систем искусственного интеллекта.

Поэтому зал управления миссией J2E2 в Ла Джолле больше походит на игру в виртуальную реальность, чем на зал управления космическими кораблями эпохи шаттлов. Да, здесь тоже имеются станции поддержки базовых траекторий и электропитания вместе с их консолями, и большие экраны, показывающие телеметрию со множества отдельных элементов вместе с изображениями с разных камер.

Но реальная работа делается в восьми будочках в глубине зала управления, где каждый оператор раздевается догола и облачается в плотно прилегающий к коже костюм SLIPPERа со шлемом, не слишком отличающемся от водолазного и позволяющим в реальном времени связываться со своей аватарой на Европе.

Чтобы видеть Юпитер, вечно висящий над горизонтом.

Ощущать ежечасные содрогания землетрясений.

Слышать хруст льда под колесами.

Обонять запахи металла и композита, поджаренного радиацией.

Можно даже чуять поток энергии, когда подключаешься к генератору для подзарядки.

Конечно, все это ложная реальность, работа смышленых программистов, создавших систему, которая переводит цифровые данные элементов в моделируемые «ощущения», а потом обращает этот процесс, переводя мышечные импульсы оператора, например, движение руки, в команду повернуть антенну.

Лучшими операторами являются те, кто понимает космический элемент и его ограничения, кто доказал, что может выполнить план миссии. Люди, которые просто любят машины, тоже бывают хорошими операторами. Для J2E2 компания АГК попыталась найти таких, которые отвечают обоим критериям.

Таких, кто пожелает пойти на риск непоправимого нервного повреждения, вызванного сбоем интерфейса.

Ребекка сама управляла грузовичком Эрла, вытаскивающим «вольво». Он соединил цепью машины, и оказалось, что вытащить ее легче, чем затащить.

Она, как эксперт своего дела, дала на газ точно в тот момент, когда Эрл руками закатил «вольво» передними колесами на дорожку. Бум! Бух! — и с довольно значительным скрипом «вольво» высвободился.

— Подозрительно близко к доброму сексу, — сказала Ребекка, деликатно вытирая пот со лба.

Теперь наступил черед Эрла покраснеть. Чего он не делал годами. (И он достаточно пожил, чтобы понять и это.) Ибо ему в голову пришло то же самое.

— Вы любите машины, — неубедительно сказал он, аккуратно пристраивая ее в подмножество допустимых личностных характеристик оператора — нечто такое, что операторы делали одновременно и сознательно, и инстинктивно, словно давно разлученные члены племени, обнюхивающие друг друга.

— Признаю свою вину, офицер, — сказала она и взглянула на грузовичок с его комплектом морского навигационного оборудования. — А вы, должно быть, любите лодки.

— Две прогулочные и сорокапятифутовик.

Однако признания принадлежности к одному племени оказалось недостаточно для немедленного преодоления взаимного антагонизма. Приглашения походить под парусом не последовало.

— Увидимся на Европе.

А на Европе наука маршировала медленнее обычного. Элемент Ребекка получила задание бурить скважины в ледяной коре в семи километрах к северу от станции Хоппа. В том самом месте, которое в день прибытия научного багажа исследовал элемент Эрл.

Если смотреть с большого расстояния, то на макроуровне поверхность Европы не так сильно изрезана, как каменистые луны солнечной системы. Постоянные приливные силы Юпитера, воздействующие на лед, стремятся сгладить наиболее экстремальные высоты. Но на микроуровне, там, где должен проходить колесный или гусеничный элемент, поверхность напоминает еще не выветрившееся лавовое поле, заваленное валунами с острыми гранями, пересеченное узкими, но глубокими расселинами, трещинами и циклоидами. Разумеется, при первоначальной разведке они были занесены на карту элементом Эрлом — сбор этих данных был одной из его главных целей, поэтому данные переслали на Землю, преобразовали в трехмерную карту и в виде файла связали с элементом Ребеккой.

Проблема заключалась в том, что всего за несколько дней, изменив весь ландшафт, сформировались новые циклоиды. И когда элемент Ребекка, подзадержавшись с переходом на новое место из-за проблем с оборудованием, прошел пять километров от Хоппа, карта перестала быть полезной.

И там она остановилась, запросив указаний.

В те времена, когда люди еще делали подобные суждения, Эрла Толана назвали бы несимпатичным. При первой встрече он вам не понравился бы. Он был умен и чрезвычайно самоуверен — комбинация, от которой делалось не по себе друзьям, семье и коллегам, потому что вдобавок он обладал дурной привычкой объяснять другим, как им лучше жить, и при этом с большой точностью.

Можно было задуматься — и в редкие моменты рефлексии Эрл задумывался — усилилась ли эта черта характера двадцатью годами работы космическим оператором, где вы не открываете рта, пока точно не уверены в фактах, или Эрл добился успехов в данной области, потому что работа подходила к его натуре.

Он был также упрям, как бык, и фаталистичен. Смотри выше.

Однако он расплатился за грехи двумя неудачными браками и прохладными, далекими отношениями со своими тремя детьми. Его первый брак, с Керри, девушкой из его родного города в Теннесси, рухнул под грузом слишком частых переездов, слишком многих путешествий и смехотворных рабочих часов. Керри, приостановившая собственную карьеру, понятным образом обижалась, что воспитывает троих детей в одиночку. Эрл, в тот период жизни еще менее симпатичный, чем ныне, завел связь с коллегой Джулианной, что разрушило брак так быстро и основательно, словно прямым попаданием крылатой ракеты.

Параллельно вред был причинен отношениям Эрла с детьми, которым в момент разрыва было двенадцать, десять и семь лет. Старшая дочь, Джордан, решила, что развод, вероятно, лишь процентов на семьдесят пять вина Эрла, и ухитрилась простить его и даже подружилась с Джулианной, когда они с Эрлом поженились.

Но оба младших ребенка, Бен и Марсия, для Эрла были потеряны. Они оставались сердечны, обменивались рождественскими открытками и случайными телефонными звонками и даже встречались друг с другом примерно раз в два года. Но их жизни больше нигде не пересекались.

Джордан, встречавшаяся с отцом чаще, увидела то, что можно было увидеть, если провести с Эрлом достаточно времени. Например, его энергию. Трудно работать в таком проекте, как J2E2, однако впечатляло, как после этого он проводил выходные с Джордан и ее семьей, или как он ремонтировал ее маленький дом в Теннесси.

Наверное, развод помог: Эрл получил тяжелейший урок в своей жизни. И сделал выводы. Он стал работать меньше. Он стал чаще сглаживать углы. Он больше не позволял первому впечатлению о себе быть единственным впечатлением.

— Слушай, у нас проблема.

Это произошло днем позже милого знакомства на стоянке АГК. Этажом ниже зала управления миссией J2E2 Эрл после душа и медосмотра застегивал рубашку, только что завершив самую длительную из позволенных смен SLIPPERа. Говорил Гарет Хаас, швейцарский заместитель директора проекта. С ним шла Ребекка Марко, наполовину торчащая из своего SLIPPER-костюма. Она была потной, кожу испещряли жирные следы крепления сенсоров, зеленые глаза покраснели. При взгляде на нее Эрл поначалу испытал отвращение.

Потом он попытался проявить милосердие, сознавая, что получасом раньше выглядел не лучше, и понимая, что если смотреть в лицо истине, то с физической точки зрения он сам, с его коренастым телосложением, редеющими волосами, широкой челюстью и тяжелыми бровями, даже в свой самый лучший день — не слишком большой подарок.

Особенно с результатами анализов, только что полученных утром перед сменой.

— Слушаю.

Хаас и Ребекка объяснили затруднение.

— Ребекка, — резюмировал Хаас, имея в виду элемент Ребекку, — не может добраться до места.

У Эрла сжалось в животе.

— Что-то неверно в карте? — Карта составлялась по данным элемента Эрла.

— Карта великолепна, — сказала Ребекка. — Но, похоже, проезд Тафта стал уже. — Она говорила о туннеле в ледяном холме, достаточно широком для прохода элемента Эрла (который в реальности был размером с тележку из супермаркета). — Я застряла. Не могу ни продвинуться вперед, ни вернуться.

— Чертовски странно, — сказал Эрл.

— Наверное, тепло от прохода Эрла растопило лед, — вмешался Хаас, пытаясь быть полезным.

— Силовой модуль тоже стоит прямо за моей кормой, — сказала Ребекка, — а Асиф еще толще меня. — Она имела в виду элемент Асиф, получивший имя по своему оператору-бангладешцу, которого Эрл знал не очень хорошо.

— Поэтому я нужен, чтобы проложить новую тропу. — Эрлу хотелось выйти из зала управления миссией J2E2, не оглядываясь. Пойти к своему сорокапятифутовику, поднять паруса и, может быть, никогда больше не возвращаться. Но вместо этого он сказал:

— Ладно, попробуем.

— Ты на пределе, — сказал Хаас. — Я не могу просить тебя это делать.

— Я заставлю докторов подписать разрешение.

— Они не подпишут, ты же знаешь.

— Рискованно, — сказала Ребекка, — что, если будет сбой, пока ты на линии? — Это была серьезная проблема: десять лет назад во время операции на Марсе один из операторов был подключен в реальном времени, и его ровер пострадал от катастрофического сбоя. Оператор получил инсульт и никогда уже не вернулся к прежнему состоянию. Отсюда правила и ограничения в работе миссии.

— Эрл меня не подведет, — сказал Эрл.

— Он получит всю необходимую мощность, — согласился Хаас, — но сейчас период Большого Холода. Ему придется выходить на мороз без согревания. Вероятность несчастного случая, соответственно, выше…

— Я это знаю, ты это знаешь, мы все это знаем, — огрызнулся Эрл. — Мы также знаем, что ты не попросил бы меня, если б вас не приперло. Поэтому, попробуем.

Ребекке потребовалось большее подтверждение:

— Как же врачи?

— Не говорите им, что я возвращаюсь в костюм.

Злой на их неуклюжесть, он выгнал их из раздевалки. Но когда он стал надевать костюм, его настроение изменилось. Что, если что-нибудь случится с элементом Эрлом? Человек-оператор знает, что миссии конечны, что его соединение не будет длиться вечно. Но элементы на Европе снабжены радиотермальными генераторами, которые могут жить сотни лет. До тех пор, пока элемент не полностью разрушен, он продолжает жить, ограниченный, возможно, слепой, но способный отвечать на стимулы или обрабатывать данные.

Он застегнул костюм, почувствовав удививший его укол печали. По элементу Эрлу или по самому себе?

Быть подключенным через SLIPPER к элементу на Европе — это всегда смесь удовольствия и ужаса. Один из первых инструкторов Эрла, зная пристрастие Эрла к парусам и всему морскому, сравнил это с нырянием со скал в Акапулько. После десятка выходов в SLIPPER-костюме Эрл решил, что инструктор идиот. Связь с элементом только тем напоминала ныряние со скал, что мгновение страха и восторга растягивалось на часы. Да, какое чудо — прокладывая путь по хаотическим кучам льда, словно ребенок по лесу, чувствовать, как снег Европы хрустит под твоей «ногой».

Но надо также терпеть ужасное неудобство SLIPPER-костюма: огрызки данных, что кусают и чешутся; пот, струйками стекающий по шее, подмышкам и в паху, а потом застывающий холодной липкой лужицей в ямке на спине; выворачивающий желудок запах горелой плоти (который никто так не может объяснить); перекрывающиеся данные, от которых застилает зрение; чертову болтовню Хааса и его группы, которые относятся к операторам, словно к детям со «специальными нуждами» — и все это тогда, когда словно летишь сквозь вселенную на носу космического корабля, ведомого почти со световой скоростью совершенно пьяным пилотом.

Каким-то образом Эрлу удалось принудить себя справиться с обычным стрессом, игнорируя протесты группы медподдержки, когда он снова вывел элемент Эрл на тропу. (Доктора следили за условиями, которые могли быть связаны напрямую с побочными эффектами от SLIPPERа. Во всем остальном они давали операторам полную свободу, особенно с тех пор как каждый оператор дал подписку и освободил АГК от ответственности раз и навсегда.) Ради развлечения он наблюдал за показаниями температуры своего элемента. Она резко упала, когда он вышел из укрытия станции Хоппа, и теперь медленно подымалась, когда начало сказываться трение и общее рассеивание тепла. Это напомнило Эрлу ожидание загрузки его первого компьютера сорок лет назад.

Если не считать тонкой стенки между кабинками, Эрл и Ребекка могли бы дотянуться и соприкоснуться пальцами. Однако любой обмен данными должен был идти от Эрла — на станцию Хоппа — к элементу Эрлу — к элементу Ребекке снова на Хоппа — и в Ла Джоллу — покрывая 964 000 000 миль за долю секунды, и все это благодаря технологии SLIPPER, которая перекачивала данные в 300 раз быстрее света. Много лет Эрл каждый раз испытывал восхищение, когда задумывался о процессе; сейчас же, конечно, малейший сбой или лаг он нашел бы раздражающим.

Сегодня он даже обнаружил, что траверс по Европе не полностью его загружает. Он по существу шел маршрутом предыдущего похода, пробираясь по ледяной колее во второй раз.

Но потом он подъехал к плоскому месту, заметил следы элемента Ребекки и ее силового модуля на их первоначальном маршруте и развернулся.

Трудно подниматься и опускаться по ледяным склонам на замечательной скорости в пять километров в час. Словно под парусом в открытом море.

И когда Эрл уже стал привыкать к траверсу, элемент Эрл выехал на слишком крутой склон. Да еще и в тени. Пакеты данных заметались туда-сюда и вокруг, их тон был близок к такой панике, какую еще никогда не испытывали операторы миссии управления. Эрл был за то, чтобы позволить элементу Эрлу заскользить задом по ледяному склону в поисках опоры. Кроме того, базовый модуль Хоппа попытается сам найти проходимый маршрут…

Температура, поднявшаяся не выше шестой части вверх по шкале, начала резко падать, как барометр перед штормом. Эрл тревожился, однако понимал, что повернуть сейчас, означало бы гибель.

— Назад на двадцать два метра, — сказал Хаас по голосовой связи. — Мы что-то здесь нашли.

Элемент Эрл медленно пополз задом обратно — вслепую, потому что камера смотрела только вперед, — но уверенно, так как каждый поворот его колес был записан и проигрывался в точности наоборот. Из тени в свет.

Потом вперед в то, что походило на узкий проезд в стене льда. Налево. Снова налево. Температура опять поднимается. Это хорошо. Если она опять упадет, Эрлу придется начать длительный процесс отступления…

Пинг! Это элемент Ребекка передает ему импульс, оказавшись на прямой видимости. Еще один поворот налево и у элемента Эрла появилась картинка и не только Ребекки, но и элемента Асифа, ее силового модуля, стоящего сзади.

Настало время для толчка, дорогого в смысле энергии. Электрическая искра проскочила между ними, достаточно обычное явление, когда две машины соприкасаются в вакууме. Событие поразило обоих Эрлов и на одно мгновение вызвало отключение дисплеев.

А потом все стало хорошо. Элемент Ребекка заскользил свободно и продолжал пятиться, освобождая дорогу Эрлу для подхода к Асифу.

«Место бурения там. Следуйте за мной.»

— И как тебе нравится работа?

Эрл покопался в обстоятельствах Ребекки и узнал, что миссия J2E2 у нее первая. Как и узнал, что ее личная история заставляла его выглядеть образцом стабильности с тремя ее браками (каждый не продержался и четырех лет) и по крайней мере одной знаменитой любовной связью. Детей нет.

— Европа? Она напоминает мне о доме.

— Наверное, ты выросла где-то в очень холодном месте и довольно давно. — Что было шуткой, потому что к 2026 после тридцати лет глобального потепления на планете осталось не так уж много холодных мест.

— Не столько холодом, — сказала она, — сколько большим Юпитером. Мои родители были учителями в Британской Колумбии. Мы жили в местечке, называемом Гарибальди, над которым нависала гигантская скала. Она всегда меня пугала до смерти. От Юпитера то же чувство.

Они пили мартини, наблюдая закат с кормы лодки Эрла «Атропос», скользящей по заливу Миссии. Сегодняшними событиями на Европе оба были измучены до полусмерти, что потребовало от них работы в течении шести часов в случае Ребекки и десяти в случае Эрла — гораздо дольше обычных трех. Несмотря на свое первое ощущение, что у него с Ребеккой никогда не будет ничего за пределами профессиональных отношений, Эрл принял ее приглашение чего-нибудь выпить. Чтобы отдать должное его выносливости, сказала она.

Надеясь быть хозяином ситуации, он предложил пойти на его лодке. Где налил по второму бокалу, чтобы отдать должное ее храбрости, сказал он, а теперь Эрл чувствовал эффекты алкоголя, что было ему не по нутру. Но лучше он останется здесь и станет смотреть на океан, чем вернется в свое кондо.

— А как вы? — спросила она. — Вы делаете эту работу почти с самого начала.

Эрл был не из тех, что любит расспросы или эмоции, или по крайней мере он сам так считал.

— Прекрасная штука — быть на острие исследований в том возрасте, когда все уже в отставках.

Она кивнула, поразившись банальности сказанного.

— Ага, придумаем лозунг для нашего ролика. Возраст не только нас не сушит, он нас даже не тормозит. — Потом она пристально посмотрела на него. — Эрл, простите меня, мы едва знаем друг друга, но вы не очень хорошо выглядите.

И тогда, с барьерами, подорванными водкой, он вдруг разрыдался.

— У меня нашли опухоль на шее.

И несмотря на свою скованность, он потянулся к ней, и она его приняла.

В течении следующей недели элементы на Европе переходили на новые позиции. Элемент Эрл остался в режиме следопыта, прокладывая дорогу к ущелью, замеченному много лет назад при первых съемках с орбиты. Элемент Ребекка следовала за ним и выгружала свое бурильное оборудование. Элемент Асиф располагался поблизости, будучи портативной силовой установкой для операций погружаемого элемента. А грузовой элемент начал свой путь от Хоппа, неся на себе погружаемый аппарат, который вскоре спустится под лед Европы в загадочную тьму.

Операции шли сравнительно гладко, лишь с небольшими, но надоедливыми сбоями, вызываемыми моментальной потерей сигнала, и несколькими толчками от сотрясений льда, вызванных Юпитером.

Есть одна особенность в элементах, вроде Эрла и Ребекки: ими управляют только во время критических маневров, наверное, всего несколько часов из каждых двадцати четырех, В остальное время, когда они не на перезарядке или не выключены, они работают автономно.

Все операторы постоянно думают, что их элементы сохраняют нечто от их личностей, даже когда линк отсутствует. Конечно, это глупость. Как сказал однажды идиот-инструктор Эрла: «Выключенная лампочка не помнит, что она давала свет!» — на что Эрл, несмотря на согласие с точкой зрения инструктора, ответил: «Мобильный компьютер с несколькими гигабайтами памяти — это не просто чертова лампочка.»

Каждый раз, когда Эрл и Ребекка возвращались к делу, они находили, что элемент Эрл, невзирая на его последнюю запрограммированную позицию, возвращался к ущелью, где элемент Ребекка прогрызалась сквозь лед.

— Мне кажется, это случай любви с первого байта, — сказала Ребекка Эрлу однажды ночью, когда они гуляли в доке, рука в руке.

Эрл ответил поцелуем, хотя и остановившись несколько раньше, чем ей хотелось.

— Не прерывайся, — сказала она.

— Но я больше не могу. — Эрл чувствовал себя слабым или бесчестным. Он передал Ребекке все, что сказали врачи, что опухоль злокачественная, но что химия, радиация и даже какое-то экспериментальное генетическое лечение могут ее победить. Через несколько дней после первого удара от этой новости, он уже почти смеялся над нею, зная, что может бороться и победить. Однако первый же курс химии сильно пошатнул его. Горизонт жизни сузился, напоминая ледяную равнину Европы по сравнению с Тихим океаном.

— Я больше не буду, — сказала она, целуя его. Пылкость Ребекки ему помогала. Словно она предлагала собственную силу, как еще одну форму лечения.

Это было зимним вечером, когда слои морского тумана уже накатывались с запада, окутывая холмы Пойнт-Лома на другой стороне залива. Взгляд Эрла потерялся в нем.

— Все пашешь снега на Европе? — сказала она, пытаясь вернуть контакт.

— Нет. Думаю о путешествии, которое мне хотелось бы совершить. — Он кивнул на море. — Там, в сотне миль отсюда, остров Каталина. Мне всегда хотелось туда сплавать под парусом, но я так и не собрался.

— Разве тебе не дают отпусков?

— Дают. Но никто их не берет, когда операция в разгаре.

— Эта скоро кончится.

— Для тебя, — сказал он, имея в виду элемент Ребекку, которой осталось лишь завершить бурение перед тем, как ее отпихнут в сторону, на вторую миссию картирования, для которой она неважно экипирована.

— Извини, — добавил он, осознав, как гнусно и резко это прозвучало. — Я просто…

Они приложила палец к его губам.

— Ш-ш. Я точно знаю, что ты имел в виду. Я читала план операций, когда вызывалась на эту работу.

Через несколько шагов они подошли к «Атропос», и вид лодки, качающейся в сумерках, поднял дух Эрла. К тому времени, когда они закончили с такелажем для вечернего плавания, он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы глядеть в лицо всему и слегка пристыженным своей прежней слабостью.

— Любовь с первого байта, — сказал он, смеясь, — до меня только дошло!

Пока продолжалось бурение, элемент Эрл отрядили на геологическое исследование района дальше к северу и востоку от скважины. Он нашел, что там глаже, больше льда и поверхность более плоская, чем ландшафт вокруг станции Хоппа, и Эрл снова поинтересовался, почему для станции выбрали такое неудобное место, но Хаас ему ответил, что там обеспечивается более легкий доступ к ущелью. Или так кажется.

В любом случае группа управления полетом и группа научной поддержки были полностью поглощены спуском погружаемого элемента сквозь лед и «началом первого настоящего поиска жизни в истории исследования человеком Солнечной системы» — как говорилось на веб-сайте АГК.

На скважине элемент Ребекку заменил грузовой модуль, и она тоже отправилась на свою вторую миссию, нанося на карту места к югу и к востоку от дыры во льду, ее данные комбинировались с данными элемента Эрла, чтобы получить многомерную картинку поверхности. Они забавлялись, давая совершенно не подходящие южнокалифорнийские имена достопримечательностям ландшафта Европы: Пойнт-Лома — ледяному озеру, Пляж и Теннисный Клуб — нагромождению ледяных валунов, Ангельский Крест — иззубренной пропасти, остров Каталина — проходу, видимому на дальней стороне Пойнт-Лома.

Конечно, ни один из элементов не мог позволить себе уйти далеко, так как каждые несколько часов им надо было находиться на линии прямой видимости с пунктом управления. Но когда бы это ни произошло, Эрл находил странное удовольствие от вида элемента Ребекки — сверкающего, коробчатого, асимметричного и маленького — как он виделся сквозь сенсоры элемента Эрла.

Между сменами Эрл общался с бывшими женами — Керри и Джиллианной. Старая горечь к Керри, как и с ее стороны, еще искажала отношения между ними, примерно как солнечная вспышка искажает связь со SLIPPERом. Факт нового состояния Эрла означал лишь, что Керри позволила просочиться чуть больше симпатии и нежности в отношения, что были заморожены много лет. То же самое касалось и детей, Бена и Марсии.

Джиллианна, которая в конечном счете сама оставила Эрла несколько лет назад, снедаемая виной, предлагала себя в любом качестве от сиделки до сексуальной партнерши, пока рабочее расписание Эрла и общая его мрачность не напомнили ей, почему она от него вообще сбежала. Присутствие Ребекки заставляло ее чувствовать себя лишней.

Но Джордан нашла время покинуть семью и прилететь в Ла Джоллу с визитом. Она познакомилась с Ребеккой и одобрила ее, и предложила все время, когда Эрл нуждался в ней. В данный момент необходимость возникала не часто. Он верил, что победит болезнь — по крайней мере отодвинет неизбежное поражение лет на пять.

Через месяц после знакомства с Ребеккой и получения диагноза Эрл пришел в зал управления миссией с бритой головой. Храня его тайну, Ребекка, хотя и удивленная, несколько часов не спрашивала, почему.

— В понедельник я начинаю курс химии, — ответил Эрл, задумчиво потирая свой сияющий купол. — Волосы станут первой жертвой.

— Не сразу же! — запротестовала она.

— Не сразу. Но все заметят, как они начнут вылезать клоками, а я не желаю так скоро демонстрировать свою деградацию.

Отчаянье Ребекки перед изменившимся видом Эрла — бледный, голый череп явно не шел ему — и двойственное отношение самого Эрла к тому, что могло быть саморазрушительным импульсом, затерялись в широкополосном шуме, вырвавшемся из комнаты группы научной поддержки в зале управления миссией. Погружаемый элемент после трех недель все более разочаровывающего плавания в лишенных света холодных глубинах под ледяной корой Европы все-таки зафиксировал движение, правда на самом пределе своей сонорной системы.

Что-то вроде животной или растительной жизни? Или ошибочный сигнал? В любом случае новость об этом быстро распространили представители научной группы и ее симбионты-журналисты.

Когда на следующий день рано утром Эрл с Ребеккой вернулись в АГК на смену, им пришлось оставить машины очень далеко от обычной стоянки и шагать сквозь собравшуюся толпу.

Эрл, только что после сеанса хемотерапии, ослаб после неожиданной пешей прогулки до такой степени, которая его ошеломила. Он едва нашел силы застегнуть SLIPPER-костюм, вызвав тревогу в группе научной поддержки, которая уже знала, что у него «проблема».

Даже Ребекка обнаружила, что сильно нервничает, когда наконец одела костюм, чтобы возобновить картирование местности.

Элементы Эрл и Ребекка оказались вместе на ледяной равнине Европы.

— Представь только, — сказала Ребекка, постучав манипулятором по поверхности, — там внизу что-то плавает.

— Ну, да, подводник.

— Нет, я имею в виду местную медузу! Разве ты не восхищен?

— Только тем, что мы завершили миссию.

— Не слишком романтично.

— Кто сказал, что я романтик?

— Ты. Твои голубые глаза, твоя чертова лодка и несостоявшийся поход на Каталину…

— Ну, сейчас я не чувствую себя очень романтичным. Если, конечно, не считать романтикой, когда умираешь от той же болезни, что убила Ю. С. Гранта и Бэби Рут.

В Ла Джолле Ребекка обдумывала ответ, но даже на скорости в триста с лишнем раз больше световой не хватило времени его передать, потому что элемент Ребекка наехал на тонкую пластину льда, недостаточно прочную, чтобы выдержать массу всего в двадцать килограмм.

Лед треснул и разошелся. Элемент Эрл беспомощно записал всю сцену с расстояния в шестьдесят пять метров: элемент Ребекка валится в трещину, антенна вращается в одну сторону, буровой манипулятор выдвигается в другую в отчаянной попытке зацепиться, а потом элемент беззвучно исчезает в пропасти.

Последствия данного события длительны и плохи. Но потеря связи между Ребеккой и ее элементом длилась всего несколько мгновений, потому что элемент Эрл перемещается в позицию на краю пропасти и обеспечивает прямую видимость.

Сама Ребекка ощущает, как из-под колес уходит лед, и как она начинает устрашающее падение, как если бы она собственной персоной стояла на льду Европы.

Потом наступает ничто.

Потом приходит цепочка почти беспорядочных битов данных, быстро сообщающих Ребекке, что ее элемент заклинило боком в ледяной трещине и что ее буровой манипулятор и камера оторваны. Она ослепла, разбита и находится вне пределов досягаемости.

Но жива. Радиотермальный источник энергии еще может обеспечить способность элемента Ребекки посылать данные следующие несколько лет.

Испытывающему тошноту от лекарств и страшного несчастного случая Эрлу остается только ждать, хотя и не молча. До предела занятый управлением элементом Эрлом, он все больше раздражался на очевидное отвлечение внимания команды управления, которая снова и снова проигрывала призрачный всплеск сонара от теоретически возможной формы жизни на Европе.

— Хаас! — рявкнул он по открытому каналу. — Брось разыгрывать Ахава[2] и обрати внимание сюда, мать твою!

— Не надо так ругаться, Эрл, — сказал Хаас. — У нас все под контролем.

— Если бы у вас все было под контролем, она бы не упала!

— Эрл, — отозвалась Ребекка, — все в порядке.

Звук ее голоса успокоил его, как и ложная безмятежность европейского ландшафта. На краю поля зрения стоял Юпитер. Его вид почему-то разозлил его. Большой, жирный, бесполезный ледяной шар…

И больше он вообще ничего не услышал. Связь между элементом Эрлом и Ла Джоллой по-прежнему работала, однако сторона Ла Джоллы отказала…

Эрла Толана доставили в медицинский центр ЮК-СД, где он и умер четыре часа спустя. Причиной смерти записали сердечный приступ: настоящей причиной почти наверняка были осложнения от рака горла и сопутствующего лечения.

Преодолев шок от двойной потери в один день — Эрла и элемента Ребекки — Ребекка рассудила, что неожиданный сердечный приступ на самом деле был благословением, спасавшим Эрла, Ребекку и Джордан от ужасов почти неизбежной ларингэктомии, разговора с помощью металлического устройства в горле, дальнейшего облучения, боли и ужаса от сознания, что лучше никогда уже не станет, только хуже.

Ребекка помогла Джордан избавиться от вещей Эрла. Самым сложным оказалось продать «Атропос», которая в конечном счете ушла за ничтожную цену из-за депрессии на рынке прогулочных судов.

Погружаемый элемент за несколько недель своей искусственной жизни перед тем, как, пав жертвой холода, затихнуть навсегда, записал еще несколько полупризрачных импульсов. Ребекка ушла в отставку из программы операторов и вошла в подразделение «стратегического планирования», помогая конструировать новое поколение элементов для следующей миссии на Европу.

Через три месяца после этого страшного дня она вернулась в зал управления миссией, надела SLIPPER-костюм Эрла и провела еще несколько минут на ледяных равнинах Европы. Ее последняя команда нацелила его через Пойнт-Лома в сторону далекого острова Каталины.