Новик

Глава 16

Писаря мне Леонтий нашёл в Андрониковом монастыре, молоденького краснощёкого послушника, похожего больше на девицу. Я к тому времени уже успел набросать план и приступить к черновику будущего устава, наполовину являющегося копией строевого устава ВС РФ и петровских экзерциций.

Всё же пожалованное мне поместье нужно отрабатывать, и я старался изо всех сил. Пятьсот четей это что-то около двухсотпятидесяти гектар, солидное имение для молодого парня. Причём земля переходила ко мне вместе с черемисами, её населяющими. Но, с другой стороны, поместье прибавляло мне и головной боли, потому что теперь я обязан был выставить помимо себя ещё пятерых всадников. За одного, конечно, сойдёт Леонтий, но мне требовалось к весне взять где-то ещё четверых.

Но с этим можно разобраться потом, зимой. А вот стрелецкий устав нужен мне как можно скорее.

Муштрой теперь занимался Леонтий и десятники, я же тем временем целыми днями просиживал в сотницкой избе с пером в руках, сочиняя устав так, чтобы понять его мог абсолютно любой деревенский болван, причём понять именно так, как подразумевается в тексте. Если что-то может быть истолковано неверно, оно будет истолковано именно так.

Иногда я выбирался в Москву, в Кремль, примелькаться при дворе, завести полезные знакомства. Посещал службы в Успенском соборе Кремля, иногда встречался с царицыными постельницами, вернее, с одной из них, с Евдокией, весёлой и бойкой красавицей.

Поговорить с царём пока так и не удавалось. С царицей, само собой, тоже.

— Слышал я, государыня хворает, верно ли? — спросил я напрямую у Евдокии, когда мы после обедни выбрались на торжище, на Красную площадь.

Девушка заметно напряглась от моего вопроса.

— Не могу ничего сказывать, — смутилась она.

С одной стороны верно, самая обычная рабочая этика. Не обсуждать своего работодателя. С другой стороны… Мне бы хотелось вытянуть из Евдокии всё, что она знает. А в царицыном тереме таится множество секретов.

А ещё отсутствие ответа иногда может быть красноречивее самого ответа. Точно как в этом случае. Царицу Анастасию травят медленно, но верно, малыми дозами, мышьяком, ртутью или чем-то похожим. Поди догадайся без анализов, симптомы это отравления или неизвестной затяжной болезни.

Тем более, что здешние медикусы использовали все эти соли мышьяка в качестве лекарств. Добавляли в мази, микстуры, снадобья. Другим излюбленным способом лечения было кровопускание, мол, плохие гуморы выйдут вместе с кровью. Этим коновалам я не доверил бы лечить даже врага. А ещё при дворе личными врачами служили в основном иностранцы. Нет пророка в своём отечестве. И толковых врачей, похоже, тоже нет.

Традиция приглашать врачей из-за рубежа пошла ещё от деда Ивана Васильевича, и за столь долгое время они образовали тут настоящую мафию. И это при том, что соглашались отправиться в далёкую холодную Россию далеко не все выпускники университетов. Приезжали или студенты-недоучки, или замешанные в каких-нибудь тёмных делишках, или обвиняемые в колдовстве. Приличные люди оставались в родных землях. Даже жаль, что мои знания в медицине ограничивались оказанием первой помощи.

В данный момент царским врачом был некто Ральф Стендиш, англичанин. Жил он на Английском дворе, лечил своими снадобьями и мазями всю царскую семью, начиная от самого Иоанна и заканчивая его детьми, И можно было предположить, что царские дети не просто так умирали в младенчестве.

Евдокия притихла, повисло неловкое молчание, и я поспешил сменить тему.

— А царевичи тоже ведь с царицей живут? — спросил я.

Старшему, Ивану Ивановичу, было пять. Младшему, будущему царю Фёдору, два с половиной.

— А где же ещё? В царицыном тереме, с няньками, с мамками, — улыбнулась Едвокия. — Такие они смешные!

— Видишься с ними? — спросил я.

— Бывает, — пожала плечами она. — Дворец хоть и большой, а все на виду.

— Все-все? — улыбнулся я.

— А как же⁈ Я в царицыном тереме всех знаю, там новые лица редко мелькают, чай, не двор постоялый, — сказала Евдокия.

Значит, и потенциальных отравителей она тоже может знать. Вот только мой интерес может оказаться гораздо подозрительнее для неё, чем порошки и капли на столе у повара. Нужно и дальше втираться в доверие. Или заходить издалека, пытаясь выяснить что-то по косвенным признакам.

— А царица ведь из Романовых? — спросил я.

— Захарьина-Юрьева она, — покачала головой Евдокия.

— Значит, и слуги все во дворце Захарьиных-Юрьевых? — спросил я.

— Всякие есть, — пожала плечами Евдокия.

Думаю, среди царской прислуги хватает и двойных, и тройных агентов, за малую мзду готовых служить и нашим, и вашим. Заинтересованных лиц полно, тут и княжеские роды вроде Старицких или Шуйских, и иностранные разведки, и царёвы ближники типа Адашева, и вообще кто угодно. Не удивлюсь, если и Евдокия, и её подружки так или иначе работают на сторону.

— Слыхал я, будто дохтур английский царицу и царевичей ртутью потчует, — тихо сказал я.

— Так лечит же, — пожала плечами Евдокия.

— Значит, не брешут, — хмыкнул я.

— Нельзя мне о таком говорить, не позволено, — вновь нахмурилась Евдокия.

Больше я к этой теме не возвращался. Болтали о всякой всячине, на отвлечённые темы. Я флиртовал напропалую, Евдокия краснела и смущалась. Тут, конечно, связь без брака порицалась и церковью, и обществом, но все же мы люди. Да и невинный флирт никак не задевал ни мою, ни её честь.

В конце концов я проводил Евдокию до ворот Кремля, тепло с ней попрощался, договорился увидеться на следующей неделе, и поплёлся к конюшням в тяжёлых раздумьях. Царицу однозначно надо спасать, но как? Я даже не знаю, кого обвинять в покушении на убийство. Но царский доктор был ещё одной ниточкой к правде, и я, вместо того, чтобы поехать к своим стрельцам, отправился на Английский двор.

Немецкой слободы, на которую бегал молодой царь Пётр к своей возлюбленной Анне Монс, ещё не существовало. Английский двор находился в черте города, практически рядом с Кремлём, в будущем Зарядье.

Англичан в Москве было не так уж много, жили они все поблизости друг от друга, обособленной диаспорой. Язык я знал, но, во-первых, нынешний английский разительно отличается от привычного мне, а во-вторых, знание английского мне лучше не раскрывать. Может, кто проболтается ненароком.

У них здесь имелся собственный постоялый двор, для английских купцов, регулярно прибывающих в Москву с севера, из Холмогор. Туда-то я и отправился. Там наверняка знают этого самого Ральфа Стендиша и где его найти.

Постоялый двор был деревянным, двухэтажным, с общим залом внизу и комнатками на втором этаже, и общий зал оказался запружен народом. До меня доносились обрывки иноземной речи, смех, звон посуды и журчание выпивки.

Моё появление особого удивления не вызвало, хотя одет я был совершенно не так, как большинство присутствующих, на русский манер, а не на европейский, с их чулками, ботфортами и широкими воротниками.

— Чего изволите? — почти без акцента спросил меня хозяин, когда я подошёл к стойке, разделяющей зал и кухню. — Есть вино, есть пиво. Выпить, закусить?

После прогулки с Евдокией я немного проголодался.

— Пива, — сказал я. — И поесть чего-нибудь.

— Белорыбица жареная, овсянка, колбаски свиные, говяжьи почки, мясной пудинг, — начал перечислять хозяин.

— Рыбу, — скривился я. — Постный день сегодня, вроде бы.

— Сию минуту, — расплылся в улыбке хозяин.

Пиво в высокой деревянной кружке принесли сразу же, рыбу пришлось подождать, но я всё равно пришёл сюда не для того, чтобы сытно поесть. Английскую кухню я никогда не любил, недаром британцы уходят в море, подальше от трёх вещей — английской погоды, английской кухни и английских женщин.

Я пришёл сюда, чтобы понаблюдать за англичанами, послушать разговоры и разузнать про доктора. Этим я и занимался.

Беседы вокруг, впрочем, шли на архаичном староанглийском языке, на языке Шекспира, а не Байрона, и понимал я едва ли половину. Да и разговоры шли про цену на пеньку, про скверную погоду, про раннюю осень и про возвращение домой, но никак не про убийства, заговоры и шпионаж.

Хватало здесь и русских, с которыми английские купцы вели дела, прямо здесь же совершались и обмывались выгодные сделки, на ломаном русском языке обсуждались поставки заморских товаров, холмогорские сплетни и многое другое.

Но были и те, кто просто заливался вином в одиночестве или в компании. К одному из таких пьянчуг я и подсел с кувшином вина после того, как утолил голод и выпил пива.

— Можно? — спросил я по-русски.

Красноносый дородный господин с сизыми прожилками под глазами и на щеках равнодушно махнул рукой, мол, садись. Мой кувшин с фряжским красным вином интересовал его в разы сильнее, чем я, так что готов поспорить, он даже не запомнит моего лица. Если вообще запомнит хоть что-нибудь из сегодняшнего вечера.

— Будешь вино? — спросил я, заранее зная ответ.

Он пробурчал что-то невнятное, и я воспринял это как согласие, наливая из кувшина себе и ему.

— За встречу? — предложил я.

— Yeah, — икнул мой собеседник.

Бесплатной выпивке он был явно рад, поэтому можно считать, что мы уже с ним подружились. Я едва смочил губы, мой визави залпом опрокинул в себя стакан вина. Он уже изрядно набрался, и надо было спешить, пока этот алкоголик не вырубился прямо за столом. Он уже был к тому опасно близок, а искать и поить другого пьяницу — что может быть подозрительней? А так это можно выдать за встречу двух старых знакомых.

— Слушай, друг… Ты, наверное, здесь всех знаешь? — спросил я.

— Англичан? — уточнил он.

Ну, хоть немного по-русски понимает. И даже говорит, хотя его акцент создавал впечатление, будто он набрал полный рот каши.

— Да, из англичан, — сказал я.

— Ага, — сказал он.

Я снова разлил вино по стаканам. За информацию приходится платить, и лучше, когда она стоит пару стаканов дешёвого кислого пойла, а не пару кошелей серебра.

— Я ищу доктора. Самого лучшего, — сказал я. — Мне говорили, среди англичан искать надобно.

— Чем болен? — бесцеремонно спросил мой собеседник.

Воспалением хитрости, мать твою, разве можно так спрашивать незнакомых людей?

— Не я… — пробормотал я. — Сестрёнка малая…

— Доктора… Ты его нашёл, — ухмыльнулся англичанин, хватая стакан и облизываясь, словно кот, нажравшийся сметаны. — Выкладывай, что там. Совет дам бесплатно, а ежели выезд потребуется, то это уже за деньги.

Вот это в мои планы не входило. На доктора этот красноносый иноземец походил слабо, во всяком случае, в моём понимании. Лично мне он напоминал бывшего интеллигента, какого-нибудь клерка или счетовода, тихонько спивающегося после работы. Но уж точно не врача и тем более царского.

И даже если это Ральф Стендиш собственной персоной, в моём представлении знакомство с ним должно было проходить совершенно иначе.

— Так что с сестрой? — спросил он, не дождавшись ответа.

— Мы не знаем, никто не знает, — поспешил ответить я. — Сколько дохтуров приглашали, все руками разводят. Чахнет девица.

— Может, от любви? — осклабился англичанин.

Мне захотелось выбить ему остатки зубов, так, чтобы они разлетелись по всему трактиру.

— Нет, — мне даже пришлось склонить голову, чтобы скрыть свои истинные эмоции. — Кашляет, чахнет, задыхается. Всё уже перепробовали.

— О, ну всё перепробовать вы не могли… — пробормотал этот алкаш, болтая вино в стакане. — Если бы она попробовала мою микстуру на основе камфоры, соли и одного секретного ингредиента, то уже была бы здорова, клянусь вам своим дипломом Кембриджа.

Я изобразил интерес, придвинулся поближе.

— Простите, могу я узнать, с кем имею честь разговаривать? — спросил я.

Англичанин шмыгнул носом, снова пьяно облизнулся.

— Доктор Стендиш собственной персоной, — с важным видом произнёс он. — Доктор медицины, выпускник Королевской медицинской академии.

Надо же как угораздило. Первый попавшийся пьянчуга оказался царским лекарем. Даже удивительно, как этот алконавт до сих пор вхож к Иоанну, который пьяных терпеть не может. Хотя, наверное, у доктора медицины имеются свои способы замаскировать перегар.

— За знакомство надо обязательно выпить, — уверенно произнёс я.

Доктор Стендиш данное начинание поддержал целиком и полностью, опустошив стакан вина раньше, чем я успел сделать хотя бы глоток. Вот что значит профессионал.

Интересно, что он будет делать, если вдруг срочно понадобится государю? Хотя я сомневаюсь, что он о таком вообще задумывается.

Но на самостоятельную фигуру он походил слабо. Пешкой в чьей-то игре он ещё мог быть, и наверняка являлся, те же англичане из Московской компании наверняка продавливали через него необходимые им решения. Но в качестве отравителя — точно нет. Только если доктор и впрямь чересчур усердствовал с микстурами на основе ртути.

— Кажется, я слышал где-то ваше имя, доктор, — сказал я.

— Моё? О, меня все знают! Кого хочешь спроси! — язык у него уже заплетался, акцент становился всё более невыносимым.

— За это тоже надо выпить, — сказал я.

— А ты знаешь толк в хорошей… Как это по вашему… Посиделке? Да! — воскликнул Стендиш.

Он уже и без меня изрядно набрался, а моё вино и вовсе должно было сшибить его с ног, но он пока держался. На грани.

— А вот ещё хотел спросить… Ртутью и правда лечат? Мне вот один аптекарь говорил, что это яд, — сказал я, разливая остатки вина из кувшина.

— Всё есть яд и всё есть лекарство, как говаривал Парацельсиус, — пожал плечами доктор. — И вино тоже яд. Но оно же и лекарство от наших горестей!

— Мудро сказано, — хмыкнул я.

Мы выпили снова, вернее, Стендиш выпил, а я вновь только смочил губы. Его взгляд рассеянно блуждал по сторонам, мимику он не контролировал, постоянно ухмыляясь и облизываясь. Ральф Стендиш был пьян в стельку. Настоящее чудо, что он вообще вспоминал русские слова. Коверкал до неузнаваемости, запинался, но говорить всё ещё мог.

— А царя с царицей ты тоже ртутью потчуешь? — тихо спросил я, наклонившись к доктору.

Доктор задумался. Его молчание затянулось, я даже подумал было, что он не ответит, но он вдруг закивал.

— Да, да… А как же! — произнёс он.

Твою мать. Ну, всё как я и предполагал. И что самое неприятное, делает он это абсолютно без злого умысла. Из благих намерений, которыми вымощено известно что.

Признайся он сейчас в преступлении, в попытке отравить царскую семью, я лично убил бы его, без всяких сожалений. Но доктор Стендиш представлял собой просто энергичного дурака. Такие, как он, погубили гораздо больше народу, чем ядерная бомба.

И я не знал, что делать. Отпустить его с миром — и он продолжит кормить своих высокопоставленных пациентов ядами в попытке излечить от несуществующих болезней. Договориться с ним не получится, да и нашу беседу он не запомнит, скорее всего, весь сегодняшний вечер целиком выпадет у него из памяти. Убить — взять грех на душу, да и если эта история когда-нибудь всплывёт, Иоанну это точно не понравится.

Стендиш опустил голову на сложенные руки и захрапел, бормоча что-то на родной английской мове. Может, отправить его обратно в Британию? Никогда не любил трудовых мигрантов.

Да, организовать этому идиоту срочный отъезд, накачав его вином до потери пульса. Хотя если он вернётся… Уверен, иноземцу Иоанн Васильевич прощает больше, чем мог бы простить русскому человеку. И всё начнётся сначала. Тогда дискредитировать его в глазах царя, чтобы Стендиша турнули с должности… Попробовать можно. Да, царь останется без врача, но я думаю, даже макака в белом халате справится лучше, чем доктор медицины из Кембриджа, так что попробовать стоит.

Я толкнул Стендиша в плечо, пытаясь до него добудиться.

— Чего тебе… Отвали… — пробурчал он по-английски.

— Идём, скорее, — сказал я, тоже на английском языке. — Тебя там зовут. Царь зовёт.

Он выругался, но нашёл в себе силы подняться. Его шатало, как моряка в шторм, но он всё же пошёл за мной. Само собой, в Кремль.