Новелла по мотивам серии «Тираны». Храм на костях

Рим, 1502 год

Доменико Танзини относился к так называемым «белым святым». Это значило, что он был в высшей степени добродетелен, соблюдал аскезу, раздавал милостыню и очень хотел получить за это щедрое воздаяние. Родриго Борджиа, Господней милостью папа римский Александр VI, вполне мог понять это суетное желание — он и сам был подвержен тщеславию и относился к нему снисходительно. Беда была в том, что папа Александр вообще не любил «белых святых». То ли дело «красные» — посаженные на кол, побитые камнями, разорванные собаками, словом, принявшие мученическую смерть за веру, а потому не способные доставить в будущем никаких хлопот. С «белыми» всё обстояло хуже. Все они похвалялись, будто им удалось совершить чудо, на деле же две трети оказывались шарлатанами, а оставшуюся треть занимали блаженные и юродивые, на которых без слёз не взглянешь. Были ещё, правда, те, кто происходили из знатных семей и чьи родственники готовы были отсыпать в папскую казну немало золота, лишь бы заполучить в роду собственного святого. К таким Родриго Борджиа бывал вполне благосклонен.

Но, увы, у Доменико Танзини не было богатой родни. У него вообще ничего не было, кроме осла, старой поношенной рясы и верёвки, которой он эту рясу подпоясывал. Танзини был монахом-францисканцем, которых Родриго Борджиа не любил ещё сильнее, чем «белых святых», потому что своим нарочитым благочестием они невыгодно оттеняли его самого. Францисканец, наделавший столько шуму своей добродетелью, что его просят при жизни причислить к лику святых — ну как тут не рассердиться?

— Так он ещё даже не умер? — спросил Родриго, перебив бормотание Бурхарда. Бессменный папский секретарь, приземистый горбоносый человечек с козлиной бородкой, был незаменим во всём, что касалось папского делопроизводства, но его манера бубнить себе под нос сводила Родриго с ума.

— Никоим образом не умер, ваше святейшество. Живёт и здравствует, и сейчас, по последним сведениям, находится в Контильяно, где...

— И зачем же ты тратишь в таком случае моё время? — опять перебил секретаря Родриго, в раздражении откидываясь на спинку кресла. — Вы лучший из юристов Ватикана, вам ли не знать, что не может быть и речи о канонизации, пока претендент жив.

— Это не совсем так, ваше преосвященство. Я специально изучил этот вопрос и обнаружил несколько любопытных прецедентов. Святая Брунгильда была канонизирована в 1038 году, находясь на смертном одре, и...

— Этот Танзини на смертном одре? Нет? Обеспечь ему смертный одр, и тогда вернёмся к этому вопросу.

— Ваше святейшество, — голос Бурхарда, оставаясь всё таким же утомительно бубнящим, не дрогнул. Он единственный осмеливался спорить с папой — единственный, кроме его детей, конечно. — Прошу вас выслушать меня, прежде чем принимать окончательное решение. Смею заверить ваше святейшество, что...

— Да-да, — вздохнул Родриго, потерев переносицу. Прошлой ночью его возлюбленная Джулия Фарнезе проявила особую ретивость в постели, и сегодня он чувствовал себя немного помятым. Всё же годы берут своё. — Я понимаю. Он должен был совершить нечто и впрямь выдающееся, раз жители Контильяно обратились к нам с просьбой признать его святым при жизни. Ну и что он сделал, этот францисканец? Превратил воду в вино?

— Почти, ваше святейшество. Он воскрешает мёртвых.

Родриго убрал руку с переносицы и пристально посмотрел на секретаря. Ни единый мускул не дрогнул на морщинистом лице Бурхарда. Козлиная бородка торчала вперёд так же вызывающе, как обычно.