Глава 5 Стеклянное Поле – Средняя Рогатка

1

Битое стекло громко хрустело под подошвами. Больших и малых осколков было столько, что почва из-под них не проглядывала.

Место так и называлось – Стеклянное Поле, и безголового дилетанта мы нашли неподалеку от его границы. Откуда здесь взялось столько стекла, никто не знал, да и не ломал особо голову на фоне прочих чудес и загадок Зоны. Взялось и взялось, может, прошелся смерч над каким-нибудь стеклозаводом, да и засосал своей воронкой подготовленную к отправке продукцию. А именно здесь воронка извергла захваченное, и получился такой вот совсем не Канзас, как сказала одна маленькая девочка своей маленькой собачке…

Шагать было тяжело. А поскользнуться на стекле и рухнуть, проехавшись по острым осколкам, – легче легкого. Наша бравая компания двигалась медленно и неуклюже, как стая уток, бредущая к полынье по скользкому льду. А саундтрек нашего продвижения слышен был с другого конца Зоны. Ну или по меньшей мере с другого конца Стеклянного Поля, а оно не маленькое.

И все-таки я выбрал именно этот путь к Средней Рогатке, и майор не стал возражать, а он был среди нас единственным, чьи возражения имели бы цену.

Потому что справа находилось болото. Даже не просто находилось – разрасталось в последние годы как раковая опухоль и достигло границ Стеклянного Поля. Я понятия не имел, чем болото грозит забредшим на него, и не имел желания тратить время на исследование вопроса. Чем-нибудь да грозит, лучше обойти стороной.

Слева к Полю примыкали руины «Самсона», и там, по слухам, недавно обосновалась колония Красных мутантов. Первым весточку о том принес Крокус, а он был не дурак соврать, но потом и другие подтвердили.

Вообще-то Красные мутанты достаточно безобидны, по-настоящему опасные существа держатся ближе к Центру… Относительно, конечно, безобидны, лишь в сравнении с мутантами Белыми, они же Слизни, и особенно с мутантами Желто-синими, те среди псевдоживых существ, сотворенных Зоной из бывших жителей города, самые вредоносные и опасные. Разумеется, «космонавты» проложили бы нам огнем дорогу через «Самсон», но мне не хотелось потратить время, боезапас и получить взамен стаю жаждущих мщения мутантов на хвосте…

…Время от времени мы останавливались и прислушивались. Тишина, едва смолкали наши оглушительные шаги, стояла мертвая. Продвижение через Стеклянное Поле имело и свое преимущество: никто, движущийся по земле, не мог подобраться к нам в тумане бесшумно и незаметно.

Честно говоря, у меня имелась слабая надежда услышать в минуты тишины окликающий нас девичий голос… Но, очевидно, подруга рыжеволосого горе-сталкера сюда, на Поле, не забрела.

Хочется надеяться, что она быстро и относительно безболезненно утонула в болоте, а не принимала долгую и мучительную смерть от лап Красных мутантов… Вернуться по своему следу к «калитке» девица не могла, мы бы ее непременно встретили или хотя бы заметили – местность между Периметром и стеной тумана открытая, не спрячешься.

Печально, но факт: девушка умерла. И вместе с ней умерла моя надежда разом сделать два полезных дела – спасти невинную жизнь и уменьшить число «космонавтов» на пару единиц: я был уверен, что майор не потащит ненужную обузу с собой, и надеялся, что не бросит ее здесь одну без помощи, отправит в сопровождении пары бойцов к «калитке», ну а я уж постараюсь сделать так, чтобы те нас не догнали… Но, видимо, не судьба.

Все, имевшее начало, когда-то заканчивается. Закончился и наш путь по Стеклянному Полю – граница была резкая, как шрам от бритвы: достаточно сделать шаг со стеклянного сугроба, и все, дальше чистая земля, и не поблескивает на ней ни единой стекляшки. Как будто призраки дворников-таджиков каждое утро трудолюбиво машут призрачными метлами, сметая стеклянный мусор в призрачные совки…

Вместе с опостылевшим стеклом закончился и не менее опостылевший туман. Не совсем исчез, но видимость составляла теперь не менее полутора сотен метров. Что не могло не радовать, до опасных по-настоящему мест еще шагать и шагать, но и на Средней Рогатке, куда мы приближались, можно напороться на всякое… Предзонник здесь заканчивается. Начинается Зона.

Пейзаж вокруг сменился. Вместо пустошей начиналась застройка, частично лежавшая в руинах, – достаточно редкая и не жилая.

Прежде чем двигаться дальше, передохнули, устроили двадцатиминутный привал, ходьба по ломающемуся и скользящему под ногами стеклу преизрядно вымотала.

«Каракалы» были вышколены на славу – тут же, без команды, растянулись кольцом, направив УОКи во все стороны, и наша четверка оказалась в центре круга.

Майор стянул шлем, закурил. Он, похоже, был единственным курильщиком в нашей компании, но не заядлым, с момента пересечения Периметра эта сигарета оказалась первой.

Чеширский присел на землю с абсолютно равнодушным лицом. Казалось, ему было все равно – отдыхать или идти без остановки дальше… Свою «невидимку» он стянул, от порождений Зоны та все равно не спасет, и стал несколько более похож на человека… Именно что несколько. Ростом и габаритами он скорее напоминал тролля, или огра, или иное человекообразное мифическое существо, славящееся размерами и силой.

Дара речи Чеширский был лишен от слова «совсем». Либо, если такой дар все же имелся, человек-огр тщательно скрывал его наличие. На обращенные к нему слова реагировал либо жестами, либо мимикой, либо вообще не реагировал. Субординацию в нашей команде Чеширский понимал своеобразно: команды мои или майора выполнял лишь после того, как их дублировала Ильза. Полагаю, если с ней что-то случится, мы лишимся не одного, а сразу двух спутников: Чеширский, не получая новых команд, дальше не пойдет, навеки застынет над телом нанимательницы, как памятник самому себе, и станет новой достопримечательностью Зоны.

Тем временем нанимательница, не догадываясь, что я размышляю о ее будущей печальной судьбе, стянула с головы армейскую «флору» – роскошная копна волос немедленно рванулась наружу, она и до того постоянно выбивалась то с одной стороны, то с другой.

Ильза тяжко вздохнула и начала заплетать косу. Экипировалась для похода она грамотно, но с головным убором прогадала. Ей стоило взять «флору» размером больше. А еще лучше – сделать короткую стрижку, как та, с которой ходила в зону Крис…

«Стоп, – сказал я себе, – подумай-ка о чем-нибудь другом… Например, о том, как будешь обращаться к майору, по фамилии или по званию в Зоне не годится…»

Настоящие имена и фамилии в Зоне вообще не принято называть вслух, такое уж сталкерское суеверие… Самое большее – сокращенные до первого слога.

– У вас есть какое-нибудь прозвище для Зоны? – спросил я у майора.

– Пока не сподобился… Только позывные.

– Ну, тогда я стану крестным отцом. Уж извините, традиция. Обойдемся без водного ритуала, Иордан поблизости не течет, а к Среднерогатскому озеру лучше бы не соваться…

– Традиции – дело святое, – сказал майор равнодушно.

И я задумался, как его обозвать. Сократить фамилию до Карпа? Не стоит, наверное, давать такое рыбье прозвище, все-таки его бойцы рядом, побережем авторитет командира…

– А как вас зовут? По имени? – спросил я, решив зайти с другого конца.

– Иваном, – ответил майор.

Хорошее русское имя… Но не годится. Ассоциации с Ванькой-взводным, а тут целый майор… А если плясать от инициалов? Иван Карпов, ИК. М-да, опять не то, словно икает кто-то.

А если перевести на забугорный лад? Иван по-ихнему Джон… Вполне подойдет – односложное и короткое прозвище.

Но майор предложенному варианту резко воспротивился. Был у него, дескать, коллега с таким позывным и погиб нехорошей смертью… Нельзя, примета дурная.

Ладно… Тогда так: Иван Карпов – John Carpov… Или у них «карп» пишется через «кей»? Какая разница…

У майора против новой идеи возражений не имелось, я отвинтил пробку с фляги, смочил пальцы и окропил майорскую голову, произнеся нараспев:

– Отныне зваться тебе сталкером Джей-Си, в бою же и при опасности просто Джеем, и да будет так ныне, присно и во веки веков.

– Аминь, – откликнулся майор довольно скептически и глянул по сторонам: не наблюдал ли за ритуалом кто из «каракалов»?

Те в нашу сторону не смотрели, майор поднялся на ноги и скомандовал подъем остальным.

А я понял, что надо бы окрестить и Чеширского, но ломать голову над прозвищем и согласовывать его времени не осталось, и я директивно заявил человеку-троллю:

– Если я крикну «Чех» – это значит, что кричу именно тебе. Усек?

Чеширский молча кивнул.

2

Двигались к Рогатке мы замысловатым зигзагом, по открытому месту, стараясь не приближаться ни к целым зданиям, ни к разрушенным.

Шли быстро, гораздо быстрее, чем я привык ходить в одиночку или в составе небольшой группы… Но тут уж майор взял инициативу на себя: выстроил своих бойцов и примкнувшего к ним Чеширского в построение, называвшееся «гусиным клином», придумано оно не для Зоны, а для зачисток от террористов и прочей враждебной публики. А в старые века подобный строй закованных в железо рыцарей именовали «свиньей».

Во главе клина майор хотел поставить Чеширского, но Ильза воспротивилась. Сообразила – первым идет ближайший кандидат в смертники, живая отмычка к любой новой и неведомой нам ловушке Зоны, а такие, новые и неведомые, появляются здесь регулярно.

Майор не стал спорить, и во главе клина встал один из его киборгов-терминаторов, а Чеширский занял позицию поближе к нанимательнице. Надо заметить, что габаритами он не выделялся среди «космонавтов», хоть и не носил, как они, громоздкое защитное снаряжение. УОК от щедрот майора Чеширскому выдали, а вот тактического комплекта подходящего размера не нашлось.

Двенадцать бойцов, выстроившись перевернутой буквой «V», двинулись вперед. Мы втроем держались в центре клина, там, где при зачистках движется бронемашина, готовая поддержать огнем.

Не очень-то мне нравилась эта рыцарская «свинья». Ну да ладно… Если Зоне такой порядок движения тоже не понравится, число бойцов у Джей-Си быстро сократится, и можно будет придумать другое построение.

Туман совсем развеялся, мы подходили к Озеру, и Знак был хорошо виден, а здесь, на подходах к Средней Рогатке, всегда ясно, воздух кристально прозрачен, не знаю уж отчего. Да и вообще в районе Озера все законы оптики ведут себя странно…

Когда-то Озеро называлась Среднерогаточным прудом и занимало вдесятеро меньшую площадь. Вокруг зеленел парк, и стояли церкви, числом три – две на берегах, одна на острове.

После Прорыва Среднерогаточный пруд начал расти. Отчего так происходило, не знал никто. Однако он рос и рос, словно раковая опухоль, выбрасывающая метастазы, и дальняя его болотистая оконечность уже подтапливала и «Самсон», и Стеклянное Поле. Если тенденция сохранится, рано или поздно воды бывшего пруда сольются с акваторией Финского залива, образовав его новую губу.

Сейчас ни парка, ни церквей не осталось, раздавшаяся водная гладь на северо-востоке подмывала фундаменты домов (и некоторые уже подмыла, обрушив здания), а на юге уходила вдаль, постепенно превращаясь в болото, теряясь среди зарослей непонятных растений, напоминающих гибрид осоки и рогоза.

Среди сталкеров ходили легенды, что вода в озере прозрачная как хрусталь, а церкви ушли на дно целыми и невредимыми – приглядевшись, можно увидеть на глубине в несколько метров купола и кресты. А еще иногда из-под воды доносится глухой, едва слышный колокольный звон…

Голимая брехня и пьяные выдумки. Я не встречал ни одного заслуживающего доверия человека, вернувшегося с берега Озера и рассказывающего такое. Все слухи доходили через десятые руки.

Более того, я не встречал ни одного заслуживающего доверия человека, вернувшегося с берега Озера и рассказывающего хоть что-то. Собиравшихся пройти к Озеру встречал… А потом переставал встречать.

И сам всегда старался пройти мимо Озера побыстрее, не задерживаясь и к берегу не подходя. Если держишь путь к Рогатке, десятой дорогой Озеро миновать, увы, невозможно – надо или делать многокилометровый обход, или пробиваться с боем через ареал Желто-синих.

И приходится проходить в опасной близости от берега, в самой ближней точке буквально в какой-то сотне метров, вдоль бывшего Московского шоссе. Хотя, конечно, эта трасса теперь мало заслуживала названия шоссе. Отсыпка уцелела, и даже асфальт кое-где виден, но никто по этому асфальту уже не поездит, даже на вездеходе: вздыбленные, обросшие мхом плиты, поднявшиеся торчком неизвестно от каких причин, хотя в Зоне хватало ровных, хоть гонки устраивай, магистралей. Мох на асфальтовых плитах рос странный, неприятного ядовито-оранжевого цвета, но совершенно безобидный. Если, разумеется, не употреблять его внутрь тем или иным способом… Возможно, и это не фатально, я сам найти употребление для мха не пробовал и о чужих попытках никогда не слышал.

Оранжевый мох безобидный для всего и всех на свете, кроме асфальта. Может быть, конечно, я путаю причину и следствие, но везде, где на асфальте разрастается эта флора, с покрытием происходит то же, что и здесь: горизонтальным оно быть перестает.

Однако вдоль шоссе тянулась ровная полоса бывшего газона, относительно ровная, бурьян и мелкий кустарник не в счет. По ней-то мы и шли «свиньей», когда боец, шагавший впереди, во главе клина, остановился, поднял и опустил руку. Причем правую, и я понял: кто бы ни натаскивал «каракалов», натаскали правильно… И у профи в зачистках, и у сталкеров этот жест означает одно: впереди нечто непонятное, но непосредственной угрозы пока нет. При угрозе жест исполняется левой рукой, правая остается на оружии.

Наша «свинья» остановилась. Я бросил взгляд на компас – на самый обычный, магнитный, украшавший правое запястье. Многие считают, что прибор этот в Зоне не нужен, лишний и бесполезный груз: магнитная стрелка болтается на шпеньке безвольно и бессмысленно, меняя свое положение только от резкого движения руки: нет здесь, дескать, никаких линий магнитного поля, и магнитных полюсов тоже нет.

Те, кто так считает, ошибаются… Компас и здесь полезен, если знать, как его использовать.

Мой компас сейчас работал. Неправильно работал и странно: стрелка вращалась быстро-быстро, словно страдала манией величия и вообразила себя вентилятором.

Я сделал пару шагов – вращение замедлилось, затем прекратилось, стрелка замерла, покачиваясь. И вновь начала вращаться, все быстрее и быстрее, но теперь в обратную сторону.

В сочетании с близостью Озера признак однозначный. Да вот только я пока ничего не слышал… А «космонавт» услышал. Но не потому, что имел феноменальные уши-локаторы, как у летучей мыши: среди прочей электронной машинерии, встроенной в шлем, имелся направленный микрофон, весьма чувствительный. Я тоже мог бы обзавестись такой штукой, да не видел смысла. Очень скоро вся электроника окажется не при делах, а шлем «каракала» будет исполнять лишь основную свою функцию, ту же, что исполняли шлемы доблестных и не очень рыцарей без страха и упрека, – будет беречь голову владельца, и не более того.

Майор вновь продемонстрировал, что с Зоной он знаком, и неплохо. Не ломал голову, что услышал боец, и у меня не спрашивал. Достал коробочку с ушными тампонами, протянул пару Чеширскому, потом предложил мне, но у меня имелись свои, и я им доверял больше.

Ильзе мы протянули наши упаковки одновременно – ни дать ни взять два галантных кавалера, спешащих услужить даме, пожелавшей закурить.

Она посмотрела на меня, на Джей-Си и улыбнулась в высшей степени кокетливо. Женщина она и в Зоне женщина… Затем, чтобы никого не обидеть, взяла один тампон у меня, другой у майора.

Сам Джей-Си беруши использовать не стал, просто опустил щиток шлема, звукоизоляция там неплохая. Сделал знак рукой, и мы двинулись дальше, несколько сжав построение, сдвинув крылья клина.

Через полсотни шагов началось… Тампоны гасили звук, но лишь частично. Или он воздействовал не только на тело, но и на мозг напрямую и был не только и не просто звуком. Ни слов, ни вообще каких-либо модуляций в этом звуке не было: бессловесный жалобный стон. Но в нем имелась эмоция, очень сильная: мольба, призыв о помощи.

Эмоция долбила в мозг: обернись, помоги, протяни руку…

Я увидел, что Ильза повернула голову туда, к Озеру. И сбилась с ноги, и начала забирать влево. Подскочил к ней, развернул, резко и грубо. Но сам как-то невзначай взглянул туда… И увидел руку. Рука поднялась из воды по запястье и тянулась к нам. Ни малейшей ряби, ни малейшего возмущения воды – рука торчала над зеркальной поверхностью.

До руки было сотни полторы метров, не меньше… Я не мог ее разглядеть. Не должен был. Мог лишь видеть – над водой что-то торчит. И тем не менее… Оптические законы здесь идут вразнос, один чудак мне что-то объяснял про воздушные линзы, но я на бегу толком не понял, а потом чудак в Мутной Пади промедлил чуть больше допустимого и ничего уже никому не мог растолковать…

Короче говоря, я видел руку во всех деталях и подробностях, словно она была от меня в нескольких шагах. Мог разглядеть, как по пальцам тянувшейся к нам руки пробегала легкая дрожь и что были они неправильного цвета, серовато-синего, как у давненько находящегося в воде утопленника.

Потом я почувствовал чувствительный удар в плечо, и понял, что ударил меня Джей-Си, и понял другое: я, сам того не замечая, двинулся к Озеру и уже сместился к самому краю клина…

Не сговариваясь и без команды все прибавили шагу. Беззвучный призыв о помощи продолжал терзать мозг. А потом исчез как отрезанный. Не слабел постепенно, просто исчез, и все.

Проскочили…

А вот интересно, если бы мы шли лишь вдвоем с Ильзой и если бы я так же потерял концентрацию, приводя ее в чувство… Остановила бы меня она? Не позволила бы пошагать к Озеру?

На пути к Триггеру, разумеется, остановила бы.

А на обратном?

3

Вот и достигли мы ворот…

Южных ворот мертвого города. Город давно раздался и вытянулся во все стороны и поглотил былые предместья, а воротами, главным въездом в него до самого Прорыва так и считалась Средняя Рогатка, она же площадь Победы. Здесь сходились с давних времен два главных тракта: Московский, соединявший две столицы, и Варшавский, связавший Питер с южными и юго-западными губерниями. А в новые времена здесь проезжали все, кто прибывал в два главных аэропорта, в Пулково-1 и Пулково-2.

Теперь никто не прибывает и не проезжает… Лишь наведываются охотники за удачей вроде нас. Зато наведываются регулярно, у сталкеров считается хорошей приметой пройти в начале похода под гигантским знаком вопроса, или попросту Знаком… И выходя из Зоны, пройти рядом ним, оставить запись на Стене Скорби, если есть о чем написать, – это даже не примета, это задел уже на будущие походы, взнос в общую копилку информации…

Когда-то Знак именовался в туристических путеводителях Памятником защитникам Ленинграда, а в просторечии – Долотом или Стамеской, именно эти инструменты напоминала простым ленинградцам высоченная четырехгранная гранитная стела, вонзавшаяся в низкое небо. Ленинградцам же интеллигентным и продвинутым, знакомым с теорией Фрейда, стела напоминала… впрочем, всем известно, что напоминает фрейдистам большинство окружающих их предметов.

Теперь стела никуда не вонзается. Поникла и обвисла.

Не знаю, какая сила скрутила, согнула стелу, да еще так, что та не рассыпалась кучей гранитных блоков, но осталась единым целым. Однако факт налицо – бывшее Долото изогнулось, направило свое острие к земле и удивительно напоминает теперь гигантский вопросительный знак всех времен и народов… Знак есть, вопроса перед ним нет, и подставляй любой, какой душа пожелает… Можно классическое «Быть иль не быть?», можно извечное российское: «Кто виноват, что делать и с чего начать?». А можно актуальное и сиюминутное: «И на хрена мы сюда приперлись?» Подставляй что хочешь, ответа все равно не будет…

Знак вопроса напомнил, что не мешает сделать еще одно определение. Сделали. И убедились, что в прошлый раз не ошиблись, что погрешности измерений были ни при чем: пеленг медленно, но уверенно смещался и указывал уже не на Угольную гавань, а несколько севернее…

Цель медленно, но неуклонно двигалась в сторону Центра. В самые гиблые места. Хуже ничего не придумать, хоть голову сломай… Но пока я ломал голову над другим: какую тактику избрать – погоню или перехват? В первом случае стоило выдвигаться, придерживаясь условного направления Ленинского проспекта… Во втором – двигаться по направлению, заданному Краснопутиловской улицей.

Оба пути начинались здесь, у Рогатки, расходясь чуть дальше, у бывшей площади Конституции, под углом примерно сорок градусов, и с принятием решения не стоило затягивать… Беда в том, что путь этот – пока не разделившийся на два – мне решительно не нравился. Шестое чувство, легендарная сталкерская чуйка, называйте как хотите… но я не хотел туда идти.

Пока я занимался пеленгованием и копанием в чуйке, Джей-Си связался со своим начальством. Мы были на самой границе зоны приема, и майору приходилось драть глотку и по два-три раза повторять одно и то же, чтобы его расслышали. В результате услышали доклад и все остальные члены группы, но ничего интересного не прозвучало: дескать, план с таким-то кодовым названием выполняется, потерь нет, началось выдвижение к… (еще одно кодовое название), связь вот-вот накроется, так что не волнуйтесь… Обо мне, Ильзе и Чеширском – ни слова.

Вот и гадай, насколько осведомлено начальство майора о том, чем он занимается и чем намерен заняться в Зоне… Увязался он за нами вроде бы экспромтом, да не совсем, у «космонавтов» отчего-то оказалось с собой все потребное для рейда снаряжение – никуда они за ним не заезжали, никого не посылали.

О том, что стало формальной целью нашего совместного похода: об испытании в полевых условиях одного из приборов Ильзы, – никто из нас и не вспоминал.

Рано было вспоминать.

Потому что предназначался прибор – ни много и ни мало – для отключения Триггера.

4

Стена Скорби находилась здесь же, у Знака. На одной из немногих уцелевших вертикальных поверхностей монумента. Так уж повелось – почти все выходящие из Зоны сталкеры оставляют тут записи. О погибших товарищах, о новых и неведомых опасностях Зоны, о местах, внезапно превратившихся из безопасных в смертельно опасные…

Записи делаются мелом и слишком надолго не остаются, смываются дождем и прочими осадками, – Зона меняется стремительно, и незачем занимать место информацией, потерявшей актуальность.

Я поводил взглядом по сторонам, увидел фанерку, заботливо прикрывающую коробочку с мелками. Нашел свободное место и оставил граффити: вывел наверху дату, а снизу приписал: "Мозгожорка" в 0,5 км от ПК, недалеко от С. Поля. Один холодный, имя не знаю. Лорд». Нарисовал сверху православный крестик, так уж принято, если речь зашла о погибшем.

При входе в Зону такие записи приходится оставлять редко… Нынче пришлось.

Лишь затем почитал, что пишут другие… Три записи тоже были помечены сверху крестом, и я их прочел раньше прочих и потянул бандану с головы. Бай, Клещ и Жужа. Про Бая я уже знал, хороший был сталкер, мир его праху. Пил много, так кто ж не пьет на такой работе…

С Клещом я был знаком меньше: помнил, что и тот пил изрядно, помнил, что играл на гитаре и пел, и сталкерско-фольклорные песни, и классические романсы… И вроде когда-то раньше трудился на «Скорой»… А больше ничего и не вспомнить.

С Жужей я не был знаком, даже шапочно, наверное, из новых… Я в последние годы намеренно держался в стороне от сталкерской тусовки.

Майор стоял рядом, тоже внимательно читал граффити, но обращал внимание в основном на полезную для выживания информацию. И пока я справлял короткие мысленные поминки по ушедшим, Джей-Си отыскал кое-что любопытное и показал мне.

Буквы были крупные, печатные, сразу привлекающие внимание. Значит, что-то важное и срочное.

СЛИЗЬ. ВАРШАВСКАЯ, КРАСНОПУТИЛОВСКАЯ. ДО ХРЕНА!!! РЫСЬ.

Слова «До хрена» мало того что были снабжены восклицательными знаками, так еще и дважды подчеркнуты. Видать, и вправду до хрена.

То-то мне не хотелось уходить с Рогатки по Краснопутиловской… Сталкерскую чуйку не обманешь.

Я искоса поглядел на майора: оценил ли он факт, что Слизи в том районе, где пересекаются Варшавская и Краснопутиловская, быть не должно… По крайней мере до сих пор не бывало. Судя по встревоженному виду, оценил.

– Что будем делать? – спросил он.

– Пойдем по Московскому, затем свернем на Ленинский, – ответил я не задумываясь.

Иных вариантов не было. Крюк километра в полтора получится, но опасное место обойдем.

– Не люблю ходить мимо «Ленинца»… – сказал майор с сомнением. – И метро там нехорошее…

– Просочимся самым краем площади. Я и сам «Ленинец» не люблю… Когда уж они там наконец угомонятся…

Джей-Си лишь вздохнул. Мы оба понимали, что, наверное, теперь уже никогда не угомонятся… Пока мир не рассыплется в прах.

Для пути по Московскому проспекту я настоял на новом построении. «Гусиный клин» хорош лишь для относительно открытой местности. А здесь, в плотной застройке, впереди должен идти сталкер. По каким бы методикам ни готовили «каракалов» – а я подозревал, что это подразделение особое, и подготовка у него соответствующая, – опыт хождения по Зоне ничем не заменишь.

Джей-Си стоял перед небольшим строем из двенадцати человек, объясняя новый порядок продвижения. Говорил вслух, не через рацию шлема, для того, чтобы и Чеширский мог все понять. Общался он с человеком-горой так же, как и с остальными бойцами. Словно не знал и не понимал, что тот в любой момент может предать и выстрелить в спину…

Хотя на самом деле, конечно же, все знал и все понимал.

Загрузка...