Новая Зона. Синдром Зоны

Часть 2. ПГРЭЗ

Отстучали нестройными ударами в майскую ночь колеса поезда. Остались позади сданный под охрану дом, старая беседка и стремительно теплеющее синее море, маета с билетами и обменом, хмурый, немного сонный таможенник. Смутно мелькнули сквозь беспокойный, обрывистый сон огни мокрых городов и холодные сквознячки долгих остановок, когда с перрона затягивало в купе табачный дух. Гомель встретил мелким промозглым дождем и острой серой свежестью раннего утра. Розоватая краска высокого трехэтажного вокзала потемнела от частых капель мерно сыплющейся мороси, и несколько елок на фоне темно-серого, хмаристого неба выглядели почти черными. Женский голос со звонким эхом объявил, что прибыл поезд «далёкага накіравання Адэса – Гомель», и вереницы пассажиров сонно потащились под крышу здания, подальше от холода, порывистого ветерка и падающей с неба воды. М-да. Всего-то шестьсот с небольшим километров, а какая разительная перемена. Впрочем, метеоцентр не зря предупреждал о холодном циклоне над Беларусью и северных ветрах. Май в этом году определенно неудачный.

– А в Крыму сейчас тепло. Уже купаться можно. – Хип поежилась, плотнее запахивая куртку. – Никогда здесь не была. В Беларуси… а погодка совсем как у нас, но только осенью.

– Это в Вологде?

– Ага. – Хип усмехнулась. – Все ты помнишь. Пойдем. Умираю как хочу горячего кофе, чтобы и погреться, и проснуться сразу.

– Да, не помешает. Только учти, стажер. Тут мы с тобой цивилизованные люди, Алена Андреевна. Никаких луней тут не летает, и Хип тоже не водится.

– Бр-р… Поняла, хотя и непривычно, Андрей Владимирович. Ух-хх… аж язык ломает заодно с мозгами. Скорей бы домой, чтоб уже друг друга по-человечески называть.

Я не удержался и хохотнул. «Алена Андреевна» поняла, тоже прыснула, и мы отправились к зданию вокзала, дабы обменять оставшиеся гривны на вполне себе суровые рубли. Кофе на двоих в местном кафе обошелся в четыре рубля и еще в девятнадцать – загадочные «колдуны» и «печень по-гомельски», что изначально и не планировалось, но под кофей аппетит разгулялся как надо. Я для себя решил, что неплохо было бы разжиться рецептами. Чуть позже эту же идею мне подсказала и Хип.

Профессор Зотов прибыл в забавном желтом дождевике, похоже, перешитом из лабораторного костюма химической защиты.

– Очень рад, очень рад, здравствуйте, друзья мои. – Проф горячо пожал руки. – Что же вы? Уже позавтракали? Напрасно, напрасно. У нас в Институте великолепная столовая для своих, и по очень умеренным ценам. Здесь, право же, дороговато.

– Спасибо, профессор. Это любопытство к местной кухне, скажем так, и горячая пища – самое то, что нужно в такое утро, как сегодня. Сталкерская привычка, мы люди простые. Видим еду – едим, чего ждать?

– И как вам местные блюда?

– Впечатляет. – Хип сладко и немного сонно улыбнулась. – Мне понравилось, очень вкусно. Будем возвращаться – зайду еще.

– Это, право, радует. Только вот погода сегодня мерзкая, признаться. – Проф поправил дождевик. – Неделю как зарядило. Впрочем, послезавтра уже обещают тепло, солнце и лето. Посмотрим. Садитесь в «Газель» с эмблемой Института, она вон там, на стоянке, устраивайтесь поудобнее. До Брагина ехать долго, можете поспать, если в поезде не вышло. Я, пожалуй, тоже возьму кофею.

Хип сразу же засопела и сладко проспала всю дорогу. Посапывал и профессор, да и я периодически нырял в мягкую полудрему – ночь в поезде почему-то совсем не дала отдыха. Машина Института шла очень тихо, едва слышно, с каким-то электрическим гудением работал двигатель, в салоне не чувствовалось характерного, неистребимого бензиново-угарного душка, и водитель ни разу не останавливался у заправок. Гораздо громче двигателя шумел и посвистывал встречный воздух, да с гулом проезжали мимо редкие автомобили. А сплошные облака уже расходились, в разрывах тяжелых туч все чаще мелькало солнце, и по мокрой дороге медленно ползли с севера на юг обширные светлые пятна. Поля сменялись невысоким лесом, мелькали непривычные глазу, свежие, как березовый сок, названия белорусских деревень, памятники, гнезда аистов на высоких столбах и водонапорных башенках. Дорога убаюкивала, и даже не верилось, что еще несколько десятков километров, и начнутся совсем иные земли – давно не жилые поселки, заросшие поля и рощи ПГРЭЗ – «Зоны 2».

Здание Института получилось увидеть издалека. Оба филиала – физики и биологи – разместились в четырех массивных цилиндрических башнях, расположенных настоящим каре, и пятиэтажные здания, соединявшие их, были куда больше похожи на стены средневекового замка, чем на современные корпуса Института. Поодаль стройным рядком стояли красно-белые «полосатики» жилых трехэтажек, водонапорная башня и приземистые кубы хозблока.

– Научный поселок Брагин-2, прошу любить и жаловать, уважаемые сотрудники. – Зотов обернулся к нам в ожидании проверки документов. – Именно тут мне предстоит поработать денек на защите одного любопытного исследования. Сегодня, я думаю, с этим мероприятием мы полностью управимся. А вы пока возьмите эти ключи и найдите второй жилой корпус. Квартира номер тридцать четыре в вашем распоряжении на время работы. Располагайтесь, отдохните, выпейте чаю и подходите в Институт к половине четвертого. Буду ждать на проходной, чтобы все оформить.

– Спасибо, профессор. Удачи на защите.

– Не за что, Л… коллега. Добро. И удача нам всем действительно потребуется, так как подобного номера я за всю свою работу еще не исполнял. – Зотов подмигнул и задорно улыбнулся. – Как бы то ни было, именно этот номер я и считаю самым стоящим во всей программе концерта, друзья мои. Аплодисменты нам гарантированы.

Проверка прошла быстро. Молчаливый сотрудник просто провел сканером по нашим карточкам, кивнул и нажал кнопку «вертушки». Квартира, которую нам выделили, оказалась маленькой трехкомнатной, с длинным узким балконом. На кроватях уже лежали запаянные в пластик постельные принадлежности, на кухонном столе возвышалась стопка из шести картонных с зеленым принтом коробок «улучшенного общевойскового рациона» в окружении золотистых банок тушенки и запаек с тонкими сухими хлебцами. В холодильнике нашлись квас, молоко и минералка без газа. Ну, жить можно. Сухпаи было решено сберечь на выход, и Хип, прихватив пакет, убежала в институтский магазинчик за продуктами на вечер. Я открыл балконную дверь и вышел подышать заметно потеплевшим воздухом. Рука почему-то привычно хлопнула по карману, а перед глазами как будто заново встали высокая стена Периметра с огоньками на вышках, вечная облачность и сырые улочки. Надо же, давно завязал с курением, но стоило потревожить память вот таким же деньком, корпусами Института и ощущением близкой Зоны, как в кармане словно бы образовалась несуществующая пачка сигарет. И мандраж легкий такой, и чувство, ни с чем не сравнимое. Думал, отпустила Зона тебя, Лунь? Шиш там. Чую, как зовет обратно, зудит по самому краешку души. Никто не поймет сталкера, пока сам в тех местах не побывает. Только бы Пенку встретить. Болит на сердце, словно царапается кто-то, – что с тобой, псионик, чужое существо Зоны, которое ближе иных людей? Попробую, позову, пока спокойно, никто не отвлекает. Раз, другой. И тишь. Даже не знаю, живая ли, – дурной, гадостный сон тогда был, который, готов поручиться, и не сон вовсе. И если вдруг окажется, что стреляли в тебя, убили, – то найду. Зоной клянусь, найду и уничтожу, да не просто так, а чтоб, твари, поседеть успели перед смертью. Гулко стукнуло сердце, и в ответ на отблеск настоящей, совершенно непривычной для меня острой ярости вдруг тихонько, на самом краю сознания – секундное присутствие. Жива, значит. Если, конечно, не почудилось.

«Пенка! Отзовись!»

И ничего. Опять совсем ничего. Ни искорки в сознании, ни весточки другой какой. Мертвая, пустая тишина опять там, где раньше мы с тобой целые беседы вели днями напролет. Эх, Пенка, Пенка…

Профессор позвонил ближе к пяти, чтоб заполнить все необходимые бумаги и подписаться под разрешениями. Да, давненько я не брал в руки шашек, а точнее, пачек институтских документов. Определенно, армия бумажных и совершенно необходимых дядь и теть в стенах НИИАЗ крупно подросла. Раньше главным был только бланк «смертничек» – договор, в котором ты соглашался добровольно взвалить на свою тушку все последствия экспедиции в Зону и не иметь потом к Институту никаких претензий. Подлючая бумажка, в сущности, однако и НИИАЗ понять можно, им тоже деваться некуда. По слухам, впрочем, импортные «ботаники» такого документа не подписывали. Теперь к «смертничку» прилагалась институтская страховка, расписанная аж на тридцати листах с разными пунктами и выплатами родным. Так как у нас с Хип никакой родни не наблюдалось, мы заполнили только ту часть, которая «компенсировала», например, утрату конечности или «общее поражение организма». Стажер поморщилась: не по «уставу» перед выходом в Зону на бумажках всякую бяку расписывать, однако Зотов все же уговорил – без страховки нас бы просто не выпустили. Затем пошли соглашения, поручения, предметные части, бланки на выдачу, на соответствие и тому подобная бумажная муть. Проф вздохнул и посоветовал подмахнуть все, не читая. Мол, договоров на продажу души в тех бумагах точно нет, проверено, и это обычная бессмысленная и давно уже несерьезная бюрократия, которая отсюда сразу уйдет в архив только для того, чтоб медленно покрываться пылью да заодно обеспечить дополнительно две-три дюжины рабочих мест.

Следующий этап был интереснее. Нас вместе с Зотовым повели в «закрома» – снабдить оборудованием и припасами. Заведующий материальной частью экспедиций, Степан Васильевич, пожилой и очень серьезный человек, с толком и расстановкой погремел связкой ключей, открыл склад и начал, сверяясь со списком, «обеспечивать» сотрудников.

– Так… костюмы. Вам, Игорь Андреевич, выдам именной… вот… а вам, молодые люди, придется подбирать по размеру. Заполните пока бланк выдачи и расписку на сохранность имущества.

И на стол легли два киевских «Покрова-2». Хип даже присвистнула.

– Ничего себе… это же хлам, извините…

– Ну, хлам, не хлам, но никто не жаловался пока. – Степан Васильевич, не меняя интонации, несколькими движениями выдернул шнурки прозрачной упаковки, расправил на столе два светло-серых, в прозелень, костюма. – Нормальная одежка, в самый раз. Номерная, только вам, значит. Однако вы ее уж не уделайте раньше времени, а то один костюм на год выдается.

– Ничего, Алена Андреевна. Не настолько уж он и плох, надо сказать, – примиряюще сказал Зотов, принимая свой «Покров». – Для реалий местной Зоны его, в общем, хватает. А «Кольчуги» местный филиал не выписывает, очень дорого.

М-да. Уж сколько раз твердили и научники, и сталкеры, чтоб перестали заказывать «Покровы». И не то чтобы совсем уж полная дрянь вроде «Аниона-КЗ», разработанного в самом НИИ каким-то действительно безмозглым кабинетчиком, но и далеко не фонтан. Что такое хороший, просто хороший сталкерский комбез? Это такой, чтоб хотя бы от половины зубов, шипов, когтей прикрыл, от ядовитых плевков и жгучих спор разной зонной «биологии», благо современные материалы вполне позволяют это сделать. Чтоб не горел, да. Чтобы кислоту какую-нибудь к телу не пустил опять же, а если и пустил, то не сразу, а дал время из костюма выскочить. Как показала практика, «Покров-2» ни с одной такой задачей справиться был не в состоянии. Но все же покупали его сталкеры, особенно те, кто не при деньгах. Все-таки куда крепче он был обычной камуфлированной хэбэшки. Ботинки в комплекте тоже чуть, самую каплю лучше армейских. Удобнее они, ногу не натрут и на полпути не развалятся, если, конечно, сильно по лужам не рассекать и сушить вовремя. Были, впрочем, и два больших плюса «Покрова-2» – его легкость и удобность относительно того же «Аниона» и изумительная, просто потрясающая подкладка. И дышит, и провонять не дает после тяжелого дня, и воспаления с потертостями тоже почти никогда не будет – тоненький такой светлый материал со слабым запахом лаванды, чем-то явно пропитанный. Бывало, бросовые комбезы эти барыги чуть ли не оптом сдавали, мы всю подкладку с них спарывали подчистую, а остальное в мусор летело. С материала этого самые лучшие бинты получались, белье нательное и портянки для тех, кто носки не признавал. Шикарная вещь. Вот бы вместо никчемных «Покровов» на поток такую ткань пустили сразу в рулонах, мы бы им спрос обеспечили.

Да, товарищи коллеги. Огорчительно, конечно, «Кольчугу» не получить, но ничего не поделаешь. Нет так нет. Теперь посмотрим, что там с оружием, пора уже и вопрос соответствующий задавать.

Заведующий материальной частью внимательно и очень долго смотрел на меня поверх очков, затем хмыкнул, переспросил и хмыкнул еще раз, но уже чуть громче.

– Научным сотрудникам не положено выдавать никакого оружия, что вы, молодой человек! У меня и на складе такого нет, да и не было никогда, побойтесь бога.

– В Зону без ствола? – Хип выглядела не менее удивленной. – Как же у вас ученые туда ходят?

– Обыкновенно ходят… вы, уважаемая, тут впервые, видимо. Для экспедиций предусмотрено сопровождение – два бойца с автоматами и боекомплектом.

– Здесь чуть иначе, Алена Андреевна, – мягко улыбнулся профессор Зотов. – Банд в ПГРЭЗ нет, по крайней мере тут о них не слышали. Поэтому научным сотрудникам носить оружие запрещено. За исключением вот этого.

Профессор принял из рук Степана Васильевича длинное ружье с револьверным магазином и, похоже, баллоном сжатого воздуха вместо приклада.

– Летающие шприцы, пятизарядка. Главный инструмент биолога здесь, не считая шестов и зонтичных сетей. А экспедиция у нас, – Зотов выдержал короткую, но внушительную паузу, – намечается как раз по сбору биологических образцов, а не их отстрелу.

С прочим снаряжением тем не менее все было более чем неплохо. Нам выдали сразу три редких, почти легендарных детектора «Шелест-5» и столько же знаменитых коммуникаторов ПМК со всей программной «начинкой» и заранее настроенной связью. Хип уверенно раскрыла «Шелест», пробежалась по диапазонам, вывела в широкополосное сканирование. Степан Васильевич одобрительно кивнул.

– Хороший аппарат, рекомендую. Скорость реагирования очень высокая, и дальность пеленга выше, чем у предыдущего. Но… берегите, дорогие они. На весь филиал всего сорок штук выслали, и из них уже один испорчен. Инструктор дал в руки пополнению. Они и… поигрались, да. Умудрились сломать в аудитории, даже не в Зоне, вот что обидно. Уж извините, наука, но на эти приборы придется подписать материальную ответственность, мы теперь осторожничаем.

– Нет вопросов, понимаю, – Зотов поставил подписи, – вернем в лучшем виде.

– Завтра в пять утра вас будет ждать машина до Брагина. Спецтранспорт там уже готов, выдаю два вездехода «Спектр». – Заведующий аккуратно собрал бумаги в папку. – Ни пуха вам, товарищи.

– К черту… – тихонько буркнули мы почти хором.

К утру дождь совсем закончился, а небо полностью избавилось от туч. Розовый рассвет окрасил стены домов Брагина, ярко заблестел в окнах, и казалось, что этот крупный поселок все еще жилой, а люди просто спят, и оттого пустынны улицы, не слышно машин, только институтская «Газель», негромко ворча мотором, нарушает покой. Но Зотов уверил, что все дома не первый год оставлены, а жители Брагина давно разъехались по Беларуси в заранее построенные микрорайоны. Но иллюзия спящего поселка была настолько яркой, что невольно я высматривал ранних прохожих на опустевших улицах. Только пара аистов лениво снялась с крыши одного дома и, медленно взмахивая крыльями, скрылась за деревьями.

– Здесь раньше был отдел Полесского заповедника, – тихо сказал Зотов. – Некоторые сотрудники перешли в наш штат. Они хорошо, скажем так, знают местность и какой тут была природа до Зоны… Вот и площадь. Обратите внимание на памятник Ленину. Здесь они почти везде сохранились, да.

Но меня привлек даже не памятник – он был не очень хорошо виден на фоне больших серебристых полусфер мобильной лаборатории НИИАЗ, соединенных цилиндрами вспомогательных отсеков и жилых модулей – этакая космическая станция. И почти на всю площадь – высокий оболочечный ангар с техникой, за которым ворота, вышки, казарма и проволочный забор в четыре ряда. И мигает на мачте связи тусклый рубиновый огонек, почти незаметный при свете утра.

Увидев нашу машину, из маленького здания КПП вышел человек в военной форме, махнул в сторону ангара, и створчатые ворота медленно распахнулись, выпуская два больших вездехода.

Интересная штука этот самый вездеход «Спектр», специально для Зоны придуманный. Этакое здоровенное корыто вверх дном, установленное на корыто поменьше, серовато-желтого цвета, на восьми больших широких колесах в крупный рубчик. И если на старых, привычных мне моделях «зонных» вездеходов окон не было, то здесь они имелись, овальные, словно иллюминаторы, и такие же массивные. И несмотря на очень солидные размеры, был у машины не слишком большой вес – вместо металла корпус «Спектра» покрывал толстый слой особо прочной полимерно-композитной брони, предназначенной для защиты от различной аномальной дряни. По слухам, внутри такой машины можно было выжить даже недалеко от эпицентра Прилива или локальной Вспышки. В толще брони располагались как просвинцованные слои, так и особые контуры из тонкой медной проволоки. Этот пластик совершенно не горел и не пробивался подземными разрядами, но, конечно, ни одна машина не способна выжить в аномалии – и на этот счет первый вездеход, чуть поменьше второго по габаритам, оснащался маленькой башенкой с «ушами» дальнего детектора-универсала.

– Проф, а к чему второй «Спектр», да еще и здоровый такой? – с удивлением спросила Хип. – Мы и в первом все разместимся, и место останется.

– Второй, Алена Андреевна, это так называемый зверинец для образцов. Внутри него прочный отсек для добычи. Мы специально заказали несколько таких машин. Хорошие, крепкие, но… жаль только, что защита не помогает при нападении мародеров. Один раз мы потеряли целую экспедицию – и наши ребята полегли из отдела, и крупный специалист по флоре, француженка. Расстреляли из автоматов передатчик, после прожгли борт гранатометом. Никто не выжил. М-да… мерзавцы. Подумать только – стрелять в ученых.

– Их нашли?

– Да, да. Нашли. Не наши спецы, правда, а какие-то сталкеры, и всех положили там же. По крайней мере так утверждают следователи. И хорошо, и очень верно сделали, я считаю. Как было бы здорово, коллега, чтобы мы, ученые, и… люди вашего круга сотрудничали лучше и больше друг другу доверяли. Ведь это такая польза для всех нас.

– Не все так гладко с этим, уважаемый Игорь Андреевич. До сих пор не все гладко.

– Да, верно, спорить не буду… – голос профессора стал печальным. – К сожалению, до полного взаимного доверия нам еще далеко. Ну, не будем о грустном. Пойдемте знакомиться с военным сопровождением.

Насколько я понял, один из бойцов сопровождения был заодно и водителем вездехода – он был постарше, явно контрактник, приземистый, усатый мужичок в хорошо подогнанной форме.

– Это Василий Бондарев. – Профессор увидел мой взгляд. – Отличный водитель, знаток своего дела. С ним не пропадем, спасибо Степану, явно его работа, он привлек.

Второй воин был высоким и совсем молодым – из подворотничка высовывалась длинная, тонкая шея, а форма висела как на вешалке.

– Рядовой Корнейчук для несения службы по охране научной экспедиции прибыл, – быстрой скороговоркой отколотил высокий, вытянувшись в струну и даже попытавшись хлопнуть каблуками пыльных ботинок.

– Доброго здравия, профессор. – Василий пожал протянутую руку, посмотрел на нас. – Снова в путь? Старший лейтенант технической службы НИИАЗ Бондарев, доброго дня. Для друзей – просто лейтенант.

– Старший научный сотрудник Андрей Семенов. Для друзей – просто научный, и то не полностью. Приятно.

– Хи… точнее, младший научный сотрудник Архипова. Здрасьте.

– Сталкеры? – с улыбкой в глазах поинтересовался у профессора лейтенант, и тот кивнул.

– Еще какие, друг мой. Еще какие.

– Ну, я так и понял сразу. Это хорошо, факт.

– Лунь, не беспокойтесь. – Зотов повернулся ко мне. – Василий полностью свой человек.

– Да, наслышан, – усмехнулся лейтенант. – Ну, рад встрече. Жинке сейчас позвоню, успокою, что теперь назад точно вернусь без потерь.

– А вот этого не надо, – негромко, но с металлом в голосе проговорила Хип. – Не надо таких вещей говорить. Успокаивать будешь после. Потом.

– Понял. – Василий быстро убрал телефон обратно. – Звиняйте, запамятовал приметку. Бывает. Ну, по машинам? Там уже с пропускника мне сигналят.

Внутри «Спектра» оказалось неожиданно уютно и просторно. Вездеход представлял собой фактически небольшой жилой модуль для четырех человек – в наличии были двухэтажные койки вдоль бортов, удобные сиденья, санитарный блок и даже складная конструкция «предбанника», который в разобранном состоянии был своеобразной камерой воздушной очистки. К потолку вела лесенка с люком – видимо, на вездеходе были предусмотрены поездки «на броне». Замурлыкал тихий, но явно мощный мотор на анобе, и все восемь колес плавно стронули машину с места. Лейтенант отвлекся от похожего на авиационный штурвала, повернул сенсорный экран управления, открыл меню и несколько раз провел по нему пальцем. Пиликнул сигнал, и в окно заднего вида я рассмотрел, как самостоятельно, без водителя, тронулся с места второй вездеход и, выдерживая приличную дистанцию, поехал точно по следам первой машины, повторяя все ее маневры. Определенно, крупно шагнула наука и техника.

Остались за спиной решетчатые ворота блокпоста, потянулось заросшее бурьяном брошенное поле с участками мелколесья.

– Ну, Проф, отъехали малость? – спросил Василий, и Зотов кивнул.

– Тогда вот так. На, держи, до конца поездки он твой. – Бондарев достал АК-74, передал мне. – Я водитель, мне ни к чему. А у тебя он при деле будет. Корнейчук!

– Я!

– А ну-ка подхватил свою ружбайку вместе с боекомплектом и передал барышне.

– Так… так не положено же. Нельзя же, товарищ старший лейтенант! Это же ору… оружие…

– Да, не положено, – охотно согласился Василий. – Только там, на той планете, куда мы с тобой летим, рядовой, на любое твое не положено кое-что другое наложено, уяснил? Передал ружбайку, не задерживай.

– Девке автомат? Та-арищ лейтенант, ну вы чево?..

– Барышне, рядовой. Девки у тебя в деревне коровам хвосты крутят. А барышня эта в Зоне твою тощую задницу прикроет лучше, чем рота таких же полудурков, как ты, стрелок великий. И не вздумай вякнуть потом, что оружие передавал. Ты хорошо меня услышал, Корнейчук?

– Так точно, товарищ старший лейтенант.

– В Зоне – просто лейтенант, сколько раз говорить. И можно без товарищей, – отмахнулся Бондарев. – А то долго.

Автомат перешел к Хип. Стажер спокойно бросила ремень на плечо и подмигнула Корнейчуку. Парень явно ошалел от такого расклада.

– Вот и ладненько. Теперь так. Я буду, значит, Бонд, имя мое тут такое. Не я придумал. Этот молодой теперь Кора. У него первый выход, многого еще не понимает, предупреждаю. Так-то он не совсем енот, обучению поддается. А вас я уже знаю. Лунь, значит, и Хип. Те самые. Мне про вас сталкеры-проводники рассказывали. Игорь Андреевич, вы, как и в прошлый раз, Проф. Как пойдем, Лунь?

– Стандартно. Мы с Хип наружу, по дороге. Кору на броню отправьте, у башенки, пусть по сторонам смотрит. Проф в кабине. Техника ваша, конечно, замечательная, слов нет, но лучше по старинке. Надежнее.

– Добро, Лунь. – Профессор достал детектор, подкрутил один из верньеров. – Но до границы собственно самой Зоны я хочу дойти с вами. Любопытно, правда ли то, что сталкер ощущает ту самую линию.

И мы втроем выбрались на немного влажный, трещиноватый асфальт, местами поросший прошлогодней травой. Несмотря на конец мая, зеленью «предбанник» Зоны не радовал. Серовато-желтые, бурые заросли тянулись по обочинам, блестели голые ветки ивняка и золотистая тростниковая крепь на болотинах, прошлогодняя тоже, шелестящая, волглая. И сплошным, молочным полотном – туман над низинами, плотный, как вата. Я махнул рукой и медленно пошел вдоль заброшенной дороги. Хип привычным движением взяла автомат на изготовку, заняла место слева от меня, и тихонько захрустели мелкие камешки под нашими ботинками и чуть громче – под колесами плывущих за нами вездеходов. Проф, немного отстав, внимательно следил за показателями прибора, временами посматривая на нас. Так прошло несколько минут.

«Оно»…

Ухнуло сверху вниз, как на американских горках, чем-то острым и сладким защемило в сердце, схватило дыхание, и целые рои мурашек разбежались по спине. И вижу боковым зрением, как резко вздрогнула Хип, как удивленно повела глазами и быстро вдохнула воздух. Мы остановились вместе, синхронно. И Проф, даже не спрашивая, медленно кивнул, с непомерным удивлением в глазах закрепляя детектор в нагрудном держателе комбеза. Он спросил что-то, но я не услышал его, не воспринял слова. Хип молча подошла, я ощупью поймал ее руку, и мы просто сели прямо на дорогу, спиной к спине. Мысли куда-то исчезли. Во всем мире осталась только тонкая ладошка в моей руке, запах болота, побуревшая трава и вал тумана, медленно переползавший через дорожную насыпь. Удивительное спокойствие и тепло от спины стажера, которое я чувствовал даже через ткань «Покрова», поразительная тишина и особенное, хотя и непривычно чистое для таких мест небо на какое-то, уже неощутимое для меня время забрали нас полностью.

Что-то неразборчиво спросил Кора, но Проф, скрестив руки над головой, остановил вездеход и негромко, но отчетливо попросил: «Подождите немного. И помолчите, прошу вас. Они сталкеры… дайте им поздороваться».

Хоть и не курили мы, но Хип все же приобрела в магазине пачку сигарет, которая теперь лежала у меня в нагрудном кармане. Я сорвал пленку и вытащил две сигареты, одну из которых передал девушке. Табачные палочки легко сломались в пальцах и крест-накрест легли на дорогу. Рядом устроились кусочек сахара, галета, и прямо на асфальт упал глоток особой настойки из верной фляжки.

– Здравствуй, Зона. Мы снова пришли к тебе. Спасибо, что дождалась и встретила. Если что не так, ты уж нас прости. Не по злобе мы, а по глупости.

Легкий, прохладный ветерок пролетел над головами и разделил туман на два больших прозрачных крыла с завитыми перьями. На обочине едва слышно щелкнула ветка.

Ответила.

Закрыть глаза. Еще несколько глубоких вдохов, и пора. А внутри все еще горит, и мысли разбегаются в стороны, и ничего я не могу с ними пока поделать. Уж очень острое это ощущение, особенно если успел от него отвыкнуть. Никуда от тебя Зона не денется, сталкер. Да и ты от нее тоже.

Я поднялся, поправил автомат.

– Ну, Проф… командуйте. Какой маршрут?

– Секунду, друг мой… – Зотов что-то быстро записывал в небольшой книжке с кожаным переплетом. – Вы… совершенно точно узнали границу, и это было видно. Что вы почувствовали?

– Извините, Игорь Андреевич. – Хип тоже встала, отряхнулась. – Нет таких слов, не подберу. Оно просто есть.

Мне оставалось только молча кивнуть – точно сказала стажер. Удивительно, но я вдруг ощутил какую-то неправильность вопроса, его неуместность здесь, у границы Зоны. Что-то было пресное и одновременно печальное в том, что ученые никак не возьмут в толк одну простую вещь: не все можно разложить на графики и формулы, на химию или, там, какие-нибудь элементарные частицы. Верит Проф в науку, как в святыню, и даже сейчас, прямо в данный момент, нас с Хип изучает. И правильно, в общем, делает, иначе бы не был он ученым. Но именно по этой самой причине никогда не услышит он голос Зоны в хрусте тонкой ветки и не ощутит ее колючее дыхание на коже.

Проф достал ПМК, сверился с данными.

– Маршрут стандартный биологический, от четырех до максимум восьми дней по местным урочищам. Бывшие села и деревни. Путь провешен от автодороги на юго-восток, до одного крупного бывшего села, это основной пункт маршрута. По дороге надо будет посмотреть еще несколько урочищ, одно любопытное болото и бывший совхоз. Снять ящики с записями на ключевых точках, проверить фотоловушки, если остались целые. При особой удаче поймать какой-либо… биологический объект. Если управимся с основными делами, можно будет попробовать вывесить путь в квадрат «Лесной-5» и «Слободка-1».

– Названия бывших сел? Эти урочища? – поинтересовалась Хип, внимательно изучая местность.

– Э-э… не совсем так. – Профессор покачал головой. – На одном из крупных совещаний мы проголосовали за изменение географии Зон. Очень морально тяжело, знаете… очень. Одно дело, когда ты, например, говоришь о том, что во время Вспышки над поселком, допустим, Васильково в бомбоубежище местной школы укрылись около восьмидесяти жителей, в том числе не только взрослых, но и…

Проф запнулся, порывисто вздохнул, снова снял и так чистые очки и начал их тщательно полировать платком. Фразу он не закончил, а взамен произнес:

– В общем, нам остро не хватает в научной среде такой особенности психики, которая часто встречается у врачей. У по-настоящему хороших, опытных врачей, которые далеки от жалости к пациенту в то время, когда спасают ему жизнь. Иначе они просто сгорят. С ума сойдут. Если хирург даст волю эмоциям во время операции, то, полагаю, вы сами понимаете, ничем хорошим это не кончится. Был у нас случай в позапрошлом году. Челябинская Зона, да. Но она не Челябинская, друзья мои. Город от нее достаточно далеко и практически вне опасности. А вот место под названием Кыштым… там был эпицентр первой сокрушительной Вспышки. И у нас был доклад. И на докладе присутствовала семья научных сотрудников. Удивительно, что они вообще смогли прийти, железные люди. Видите ли, у них в Кыштыме оставались родители и дочь, которых не эвакуировали. Тот… район стал почти сплошной аномалией, понимаете…

Профессор порывисто вздохнул.

– И когда во время доклада прозвучало название их района и перечень улиц, то не выдержало даже железо, из которого были выкованы те двое ученых, поклявшихся противодействовать Зоне. И видеть это было очень тяжело, и чувствовать вместе с ними тоже. С тех пор мы избегаем именовать какие-либо населенные пункты своими названиями. Это, наверное, сродни лицемерию и слабости, но селом Сухим, или поселком Ветров, или «квадратом РД-233» немного легче оперировать во время доклада. За этими прозвищами мы не так остро чувствуем смерть, Лунь. Считай, что брошенные спящие поселения теперь тоже сталкеры со своими новыми именами. Все карты Зон переписаны. Остались только совсем уж крупные объекты, но на то они и крупные, чтобы…

– Даже Москву вы часто зовете просто Городом, Проф…

– Именно так. Ты заметил верно. Я ведь москвич, да. Сорок лет жил в Москве, вырос, учился, работал, пока не переехал в НИИАЗ. Не исключено, что и выжил я благодаря этому переезду. К слову, при составлении новой сводной картографии всех АЗ мы даже получили одобрение и весьма живую поддержку отдела безопасности, можешь себе представить? А на более высоком уровне вскоре вышли атласы с серыми, пустыми овалами и кругами – новые Терры Инкогниты, и я поручиться готов, что это выгодно ровно настолько же, насколько подло и аморально. И невольно возникает мысль – не предательство ли это, не трусость ли с нашей стороны помочь таким вот образом забвению?

Поднялся заметный ветерок. Кусты вдоль дороги расступились, открыв вид с насыпи – унылое, плоское поле с полегшим слоистым бурьяном, участки серого, больного мелколесья из осин и покореженных березок. На немногих ветвях только начинали зеленеть почки, хотя немного в стороне, у развалин коровника, небольшая рощица желтела настоящим осенним золотом, и даже был виден листопад – и это в мае месяце, почти в начале лета. О том, что вскоре настанут теплые дни, тут, в Зоне, почти ничего не говорило, даже верба не по сезону только начала покрываться пушистыми соцветиями. Вездеход добрался до двух высоких, гибких прутов оранжевого цвета с пластиковыми флажками – белым и ярко-красным. Вторая пара была видна далеко в поле, ярко выделяясь на фоне жухлой прошлогодней травы.

– «Воротца», вешки, – пояснил Зотов. – В отличие от спутниковой навигации всегда работает, вне зависимости от радиоволн. Здесь они ненадежны в отличие от указателей. Но это прошлогодний маршрут, и здесь были Приливы… дважды. Шанс нарваться на аномалию невелик…

– Но он есть, – закончил я. – Давайте-ка, Проф, в машину. Мы пойдем вперед, посмотрим. Хип, держи.

Девушка ловко поймала мешочек с гайками, еще один я закрепил на поясе. Хорошая штука, как ни крути. И тяжелая, и дырка есть, и, как писал классик, гвоздик для этой цели не годится. Жаль только, что магнитофонной ленты сейчас почти не достать, редкость большая, для музыки теперь катушечники разве что в музее или у коллекционеров найдешь. А летала гайка с лентой недурно. И дуга красивая, заметная, и подобрать «зонд» проще, и найти не проблема после броска. А самое главное – виден полет просто замечательно. На этот раз примотал я к гайкам длинные полосы легкой упаковочной пленки и нарезанные в ленточку пластиковые пакеты из магазина. Непривычно, но сойдет.

Гайка, шурша ленточками, описала высокую дугу и ухнула в путаницу стеблей. И как будто не было двух лет в тишине и покое. Как будто только вчера вернулся из рейда, а сегодня новый поход. И руки вспомнили все, а голова уж тем более.

Захрустела трава под ботинками, длинная, ломкая, вся в пылеватой серой грязи. Удивительно мягко, без раскачивания и крена сполз с насыпи первый вездеход, за ним так же тихо и ловко спустился второй. И держит дистанцию Василий, внимательно следит и за сигналами от нас, и за скоростью. Тихие это машины. То ли пластиковая броня полностью «съедает» звук мотора, то ли и впрямь электрический движок настолько тихий, но слышу я только шум сминаемой широкими колесами травы и потрескивание гнилых веток. Правда, еще есть негромкое посвистывание – это быстро крутится на башне «чебурашка» дальнего детектора, водит круглыми «ушами»-антеннами. Все ближе коровники, уже можно и разглядеть пустые окна и просевшие внутрь крыши, и уже видно, что растут внутри них деревья, по маленькому такому лесочку в каждом здании. Очередная пара вешек, летают гайки, и уже потянуло едкой вонью, будто бы от одиноко стоящей в поле белой «Нивы», словно картечью, простреленной ржавыми пятнами. Но водительское сиденье пустое, видно сквозь вывалившееся стекло, а запах все крепче, сильнее, уже откровенно падальный. И вот он, источник вони – узкий канал через все поле с ручейком изумрудно-зеленой пузырчатой жижи. Гайку тратить не хотелось, и поэтому я взял ком подсохшей земли, кинул в ручей, заодно посмотрев на сканер. И от броска ничего подозрительного – влажно чвакнуло черной грязью, и детектор молчит, и внутри меня тоже все молчит, вроде как не протестует. Взглянул на Хип – кивнула стажер, махнула – вперед, мол, нормально.

– Эй, сталкеры! – высунулся с боковой дверки Бонд. – Если бяка вроде болота или канавы нарисуется, то у меня на бортах лесенки небольшие с нейлоновым тросом. Хотите сразу на крышу сигайте, а хотите сбоку болтайтесь, ноги поджав. У меня машинка, если что, купаться умеет и против водных процедур не возражает.

– Не в этот раз. Но приму к сведению, спасибо. – Хип бросила несколько гаек через канаву и с разбегу легко перелетела лужу, приземлившись как раз к «провешенному месту», где начала деловито собирать инвентарь. Ну, что же… надеюсь, и я не потяжелел за время мирной жизни. Ух-х… ну, порядок. И даже с большим запасом. Хип глянула уважительно, слегка пихнула в бок, усмехнулась, шепнула: «Вот никогда ты мне не давал повыпендриваться», незаметно стукнула кулачком, и две гайки, помахивая пластиковыми хвостами, полетели проверять нам дорогу.

А вот и оно. То, что выглядит не так, неправильно, явно не ветки деревьев или арматура, торчащая из короба частично обвалившегося домика. Было это похоже на длинные, тонкие рога, трещиноватые, прямые, кораллами проросшие на гребне стены. И такие же точно на стоявшем торчком одиноком газовом баллоне – бесформенная серая нашлепка у вентиля, и от нее вверх два метровых шпиля, словно отлитых из свежего цемента. А травы у стены нет, и у баллона тоже – только холмик черного пера с яркими, белыми стержнями очинов на иссохшей, побуревшей тушке. Еще холмик, еще… и на стене тоже есть, а вон там, кажется, все, что осталось от некрупной крысы, – серый мешочек пустой шкурки. И гайку тратить не резон, понятно, что аномалия. Проверим маленькой чешуйкой кирпича, как оно среагирует.

И ничего не видно. Пролетел камешек нормально, стукнулся о стенку. Только в полете какой-то тихий звук хрустнул, словно разом порвался лоскуток гнилой мягкой ткани. Запомним. А чтобы лучше в памяти записалось, чтоб уж точно не забыть, бросим еще. Да, слышно: «шш-Ш-рх»… и как будто на секунду вокруг летящего камешка колечко дымное образовалось. И вот они, вешки. Как раз через «рога» ведут, рядом со стенкой. И правый прут пластиковый тоже с серым пятнышком. Стоп, машина, значит. И помечает что-то Проф в своем ПМК, а мы с Хип аккуратно, медленно, метр за метром ощупываем обходной путь, с хрустом лезем через мертвый ежевичный бурьян в такую же мертвую рощицу-сухостой из мелких, в руку толщиной, деревьев. Вроде чисто.

– Эй, Бонд! Авто не поцарапаешь? – поинтересовалась Хип в гарнитуру ПМК, и я в крохотном одиночном наушнике услышал смешок.

– Никак нет, товарищ барышня. Оно у меня танк, хоть и пластмассовый. И сквозь кирпичный забор ездить приходилось, покрытие позволяет. А тут фигня, спички. Посторонись на всякий.

И «спички» под громкий хруст и треск ломались и складывались прямо в воздухе под напором желтой туши вездехода, спрятавшего хрупкий детектор в башенке, звонко били в синеватое лобовое стекло, глухо кракали под колесами. Сильна машина, вопросов нет.

– Урочище «Малое-4». – Зотов вышел из вездехода, внимательно осмотрелся. – Здесь была небольшая деревенька вон там, где лесок. Все заросло, и даже наш «Спектр» не пробьется – очень густое все. Домов не видно, но нам туда и не надо. А вот тут да… были сигналы с приборов.

И профессор махнул рукой в сторону шести длинных, почти развалившихся зданий, похоже, скотников. Стены, покосившиеся, покрытые глубокими трещинами, местами упали на землю, крыша почти нигде не сохранилась. У двух коровников в воздухе висели несколько высоких, метров по десять, столбов мелкой мошкары, слышался тонкий звон крыльев. Под ними дрожали на кустах и в траве бледные тяжи и потеки, что-то чавкало и похлюпывало. На самой земле кипела и вздрагивала обширная лужа белой слизи, покрытой множеством шевелящихся пузырьков и отверстий.

– Лунь, обратите внимание… местный организм-синцитий. По факту, мутировавшая и до безобразия разросшаяся амеба. В данный момент, по росе и мокрели, охотится на насекомых. Как пригреет, уползет в погреба возле вон того домика, где постоянно грунтовые воды. Интересное создание… сделаю небольшую демонстрацию. Это, право, любопытно, посмотрите.

Проф извлек из чехла маленький фотоаппарат, а из кармана – небольшой сэндвич в фабричной пластиковой упаковке.

– Хип, будьте добры, ткните ножом вот здесь, в крышке… отлично, как раз нужно небольшое отверстие. Я не очень люблю ветчину с майонезом. По мне, безобразное сочетание. А вы, сударь, угощайтесь.

И Зотов кинул бутерброд прямо в пластике, но не в саму лужу, а примерно в метре от нее.

– Немного терпения, друзья мои… ага. Частный случай хемотаксиса. Унюхал, значит.

Из лужи вытек маленький белый ручеек, разлился, пустил еще три потока в разные стороны, на некоторое время замер, после чего ручьи слились в один и на удивление быстро устремились к сэндвичу. Словно бледная молния, на пластике разом возникла сеть белесых пульсирующих сосудов. Упаковка быстро заполнилась белой слизью, которая сразу пошла пятнами зелени, разбавилась розовым и красным.

– Пищеварительные ферменты исключительно концентрированные и весьма едкие. Минут за пятнадцать от угощения не останется ровным счетом ничего. Эти амебы обитают только тут, на других участках их никогда не видели. Любая животная органика долго здесь не продержится.

– Там в аномалии, Проф, птицы лежат. Гнилые, но нетронутые.

– Да. И пока там очаг, эти лужицы туда не полезут. Любопытное свойство чувствовать опасность. Кстати, обратили внимание? Май на дворе, но…

– Нет птиц, по крайней мере живых. Необычная тишина для леса и бывших полей. – Я взглянул на небо. – Отметил еще у границы. Но мертвые попадаются, и не столь давние, следовательно, залетают.

– Верно, Лунь. Зоны отличаются друг от друга, и эта характерна тем, что здесь нет летающих теплокровных животных, совсем нет. Причем это даже проблема – птицы, в том числе перелетные, совсем не чувствуют опасности и гибнут в аномалиях. Но даже если и не попадают в сам очаг, то все равно падают даже из-под туч. Что-то их убивает, и по одной, и сразу целыми стаями, но вот что – мы до сих пор не знаем. Никаких повреждений, совершенно никаких, множество раз изучали тушки самых разных птах – у них просто останавливается сердце. Причем люди на вертолетах над этой Зоной всегда летали без последствий, да. Мы даже как-то взяли с собой клетки с воробьями, синичками и скворцом в вертолет. В порядке эксперимента. И… все они погибли. Единственная выжившая пичуга умерла через два дня, как мы вернулись. Сидела в вольере и вдруг просто упала прямо на моих глазах, как подстреленная.

– Я бы на всякий случай запретила полеты над местной Зоной, – задумчиво сказала Хип.

– Мы так и сделали. До тех пор, пока не ясно, что в этом небе, лучше по нему не летать. Но, видите, какая ситуация… гибнут не только птицы, но и летучие мыши. Кроме местных пернатых и соответственно местных же рукокрылых.

– Местных?

– Ну, да… и те, и другие сильно изменены. Они теперь нелетающие. Я полагаю, мы их еще встретим. А пока немного подождите, друзья. Скачаю данные.

Зотов подошел к высокой треноге с оранжевым ящичком, открыл снизу дверцу и присоединил к какому-то гнезду кабель ПМК. Потом проверил несколько камер фотоловушек, покачал головой, разочарованно вздохнул.

– Почти все кадры испорчены последним Приливом, но кое-что сохранилось. И это наверняка будет какая-нибудь чепуха. Любопытный закон. Если камера сделала сто снимков за год, возможно, уникальных, то данные будут испорчены аномалией. Если ловушка сделала всего пять фотографий, то они будут каким-либо вздором, но в отличном, детальном качестве.

Лужа протяжно, громко залопотала, словно кто-то с силой начал прихлебывать суп через край тарелки, затем собралась в приплюснутый, ноздреватый шар и, переваливаясь, покатилась к хорошо заметному отсюда провалу в земле возле ветхой надстройки погреба.

– Можно сказать, утро закончилось. – Проф улыбнулся, провожая глазами мутанта. – И нам тоже пора. До вечера нужно побыть на «Канале» и в «Залесье-1», где и устроим ночевку.

– Проф, крепко мы вас нагрузили, только честно? – поинтересовался я вполголоса, когда профессор проходил мимо, «листая» снимки на ПМК.

– А? Нет, нет, что вы. Напротив. Экспедиция сюда все равно намечена на конец июня, так что все в порядке, поверьте. А что касаемо сроков, то я все-таки не последний ученый в НИИАЗ, чтобы ослушаться Яковлева и самому назначить время, место и, главное, продолжительность выхода в Зону. Не берите в голову, друг мой. Я даже рад такому стечению обстоятельств – мне очень не хватало полевой, настоящей работы. А если при этом можно помочь старому другу, то мне еще лучше.

– Спасибо вам, от души просто…

– Прошу вас, не благодарите. Вы тоже здорово нам помогаете! Мне гораздо, гораздо спокойнее и увереннее идти в компании двух сталкеров с хорошей практикой, чем с кем бы то ни было еще. Единственная проблема – Яковлев. Хорошо, если он не прознает о нашем совместном походе. Но если вдруг такое и случится, то… – Проф подмигнул, – старый московский хулиган найдет способ выгородить товарищей, не дать в обиду.

И профессор, хлопнув меня по плечу, прыгнул в вездеход.

– Бонд, я посмотрю выезд, прием, – прожав кнопку гарнитуры, сказал я в микрофон.

– Принято, жду, – послышалось в наушнике.

И не только выезд мне посмотреть нужно, факт. То есть, конечно, тоже, но не за этим я обошел пень древней, давно упавшей ветлы и сел на траву. Здесь я, Пенка. Я пришел на север, за реку. Отзовись…

Тишина. По-настоящему мертвая тишина в мыслях, ни искры, ни отблеска перед закрытыми глазами. И в Гомеле молчание. И в Брагине-2 ночью, на балконе. Но только сейчас вдруг тяжело потянуло за сердце, тоскливым тошным ощущением утраты: погибла, не успел я приехать и помочь. И гоню эту мысль, не хочу даже думать о ней.

Подошла Хип, мягко взяла за руку, взглянула в глаза и все поняла без слов. Помрачнела, вздохнула.

– Пойдем, сталкер. Не переживай так, не может быть, чтоб она в Зоне пропала, для нее здесь родной дом, где все она знает и со всеми дружит. А с кем не дружит, то ты видел, как она своей рукой нехороших зверюг отгоняла. Такой рукой себя в обиду не даст. Я верю, жива она.

Надо же, поддерживает меня Хип и улыбается даже, но глаза-то уже блестят, и улыбка дрожит немного.

– Конечно, жива, стажер. Конечно. – Я встал, крепко обнял девушку, погладил по светло-русым волосам, заплетенным в косу. – И мы ее обязательно отыщем.

«Малое-4» осталось за спиной, с усыпанной птичьими тельцами аномалией, развалившимися коровниками и домами, надежно укрытыми лесом. Бывшее поле, ровное как стол, покрытое короткой, жесткой травой с отдельными куртинами высохшей полыни, тянулось почти на полтора километра до чахлого, редкого леса. Лениво крутился на одном месте стройный полупрозрачный столб желтой пыли и травяного сора, постепенно теряющийся в небе, еще один такой же был виден у опушки. Ровная, как по линейке провешенная «дорога» вела далеко от них и лишь раз круто вильнула в сторону, обогнув неглубокую, но обширную воронку в земле с почерневшим, рыхлым грунтом. Детектор, проигнорировавший «рога», на этот раз дал короткий прерывистый писк в гарнитуру, после чего неожиданно для меня сообщил в наушник тихим женским голосом: «Аномалия. Тип четыре, смешанная природа». М-да, еще один шаг техники. Это, конечно, интересно, но надо бы на привале отключить излишнюю общительность прибора. Пусть только пищит и, главное, вовремя пищит. А вот болтать в ухо сталкеру не надо, я лучше это на экране прочитаю, буде такая необходимость образуется. Идем дальше. Подобрал брошенную гайку с пучком ленточек, аккуратно нарезанных из тонкого «магазинного» пакета, поднял. Зашелестели полоски, распушились в разные стороны, и чувствую, как волоски на руках тоже шевельнулись. Статика. А статика в Зоне ничего хорошего впереди точно не обещает.

– Стоп! – Я поднял кулак, и вездеходы замерли, но еще раньше буквально застыла Хип. – А теперь вот тихонько, тихонько назад, стажер…

– Что там? – послышалось в наушнике.

– Электрика, шеф. Проверим обход.

– Да ладно… машина заизолирована, лезьте в танк, проскочим, – добродушно хохотнул Бонд в микрофон.

А вот это ты зря, мужик, честно, зря. Нельзя в Зоне вот так весело, с юморком на рожон переть, понадеявшись на технику и подлый «авось».

– Ты к жене вернуться хочешь, лейтенант? – спросил я, не поддержав шутливый тон.

– Вас понял, – после короткой заминки, но уже предельно серьезно ответил Бонд. – Косяк. Исправлюсь.

Теперь думай, Лунь. Гайкой я дорожку не проверю… аномалии впереди не видно, и это очень паршиво, так как она там есть гарантированно. Хороши те электрические пакости, которые себя обозначают: пятно остеклованное, трубочки-фульгуриты из сплавившегося песка разбежались – это, значит, границы и есть. Туда и гайкой можно кинуть, прощупать ту самую линию. А вот если на земле впереди нет ни фига, а в воздухе все равно шипит что-то и волоски на руке дыбом, то гайку вперед кидать не надо, ох как не надо, ребята. Потому что она спокойно пролетит вперед и ничего тебе не покажет. Это, правда, в том случае, если сегодня хороший день и тетка с пустыми глазами на свидание не торопится. А вот если твои звезды в конкретную фигу сложились, то может эта гайка стать тем самым кусочком металла, который нарушит хрупкую воздушную «изоляцию». И так оно ахнет, что от мгновенно вскипевших жидкостей организма комбез рвет паром на длинные такие лоскуты – там не просто разряд, а натуральная слепящая молния с громом и раскатами. Наблюдал, прямо скажем. И вот неохота мне проверять, справится ли защита «Спектра». А детектор современный, так сказать, последнего поколения, на этот раз помалкивает. Привычно все, в общем. Ну, вот ни разу на моей памяти «ботаники» не собирали настолько умной машинки, чтобы действительно стабильно работала и все чуяла. Зона всегда хитрее оказывается.

– Хип, давай еще немного назад, отступаем, но не торопимся.

– Поняла. «Статик»?

– По всем приметам он самый. Тут они, видимо, тоже есть… и место открытое, плоское, в самый раз для него. Вопрос теперь, как с границами, насколько он здоровый тут и много ли силушки набрал.

– Может, пустой «Зверинец» вперед отправим, проверим? Там можно, дистанционным управлением, – предложил выглянувший из люка Кора. – И если нормально все, то и мы за ним проедем.

– Дороговата гаечка выходит, чтоб дорогу прощупывать, рядовой. Бесхозяйственность это. Не позволю обижать машинку, а то сломается. – Неунывающее настроение вернулось к Бонду, но на этот раз, судя по всему, в нужной пропорции. – Какие твои предложения, Лунь?

– Отсюда сильно назад, потом в сторону. Не нравится мне этот путь, другой нужен.

– Добро, – кивнул профессор. – Так и сделаем.

Вот она, сталкерская рутина. Назад, еще раз назад и сразу влево от провешенной «институтской дороги», идти надо мелким неторопливым шагом, гайки кидать вперед недалеко и аккуратно и смотреть и прислушиваться. Вот уже и пылевой столб ближе, и какой же он все-таки здоровый – видно, как ползут, бегут к нему ручьями по земле ветерки с травяным прахом, и шумит он несильно, даже ласково, как бриз в соснах у нашего дома. Но «статика» вроде нет, уже хорошо, плавно выруливаем на прежний курс, и снова чисто вроде бы, и тихо-тихо вперед, самым малым ходом. У, зар-раза… опять ленточки поднялись на гайке, и бросать не надо.

– Сдаем назад. Приехали, ребята.

– Может быть, через турбулентность попробуем, Лунь? – предложил Проф. – Смерч только выглядит неприятно, но, по всем наблюдениям, большой опасности нет.

– Через аномалию предлагаете, Проф?

– Так да. Это незначительный перепад давления гравитационной природы, и в Зоне, здешней Зоне, такие не редкость.

– Нет, профессор, не пойдет такой расклад. Даже в безобидных аномалиях встречаются обидные сюрпризы, рисковать не будем. Меня другой вопрос интересует. Бонд, ты ведь не первый раз катаешься здесь, да и других пилотов знаешь, верно?

– А как же. Пятый выезд на счету.

– Вопрос в студию тогда. Как конкретно ты и все твои соратники по ремеслу относитесь к тому, чтобы по своим следам обратно возвращаться, ну, той же самой дорогой? Среди местных полевых ученых, там, в виде слухов, приметы какой-нибудь, даже дурацкой, ничего не проскакивало?

– Да не… – Лейтенант немного подумал. – Точно нет, ничего такого не слышал. Под конец экспедиции мы даже на автопилот машинку ставим зачастую, и она по своим следам сама обратно едет.

– А потом робота запускаем на базе такого же «Спектра», если маршрут был новый, – добавил Игорь Андреевич. – И он по этой дороге, записанной в бортовой компьютер, вешки ставит на будущее. Можно было бы, конечно, и без этих прутьев, но электроника в Зоне иногда сбоит, мы перестраховываемся.

– Знаете, Проф, бросайте это дело с провешиванием. В две аномалии уже этот якобы безопасный путь завел, так что ни к чему оно. А вот что касается обратных дорог, то это хорошо. Возвращаемся назад, к окраине поля, и вдоль во-он той опушки попробуем пролезть, она вроде зеленеет местами, живая.

– Крюк получится большой, это мы, считай, втрое путь до «Канала» увеличим.

– Бензина не хватит, Бонд? – серьезно поинтересовалась Хип, и лейтенант усмехнулся, пригладил усы.

– Да не, барышня. Эту бибику хорошо заправили, надолго. Еще годик послужу и выцыганю в НИИ такой же движок для своей домашней ласточки. Недешево, конечно, это как еще одно авто купить, но все равно экономия выйдет со временем.

– Тут дороги интересные, товарищ лейтенант. – Хип пожала плечами. – Чем медленнее, тем быстрее, и чем дальше, тем ближе. Не любит Зона прямых путей. Готовы?

И провела нас опушка вдоль частых кустов тальника, молодых, чахлых сосенок и узлами завязанных елок лучше всякой «безопасной» тропы Института, аккуратно провешенной и занесенной в память вездехода. А поле, на которое я больше ни ногой, осталось слева, вместе с пылевыми столбами и незримым куполом воздушного «статика». В лесочке по-весеннему, по-апрельски расцвела мать-и-мачеха, если это, конечно, была она, но желтые соцветия, хоть и вымахали размером с десертную тарелку, были очень похожи. Между стволами в молодой чаще были видны еще какие-то цветы, синие и тоже крупные, и летали у опушки самые простые, «земные» бабочки-лимонницы. Профу, похоже, совсем не сиделось в вездеходе, и он время от времени выпрыгивал из него прямо на ходу и шел рядом, вместе с нами следя за бросками гаек и с неподдельным интересом останавливаясь возле цветов или разглядывая мелкую живность в лужах, которых становилось все больше. Местность медленно шла под уклон, опушка сменилась низким красноталом и пучками рогоза возле узкого, болотистого канала, сплошь заросшего тиной и ряской, а под ботинком начала чавкать бурая влага. Здесь, как я понял, располагалась вторая точка намеченного Профом маршрута. Сам «Канал» представлял собой небольшой поселок. Позеленевшие до половины высоты стен, стояли у самой воды полтора десятка кирпичных и деревянных домов с почерневшими от сырости рамами и полусгнившими дверями, блестели мутные, покрытые разводами плесени стекла. Один из домов просто сполз по склону и опасно накренился, утонув в воде почти по самые окна, и было слышно, как в темноте в затопленных комнатах что-то тихо булькало с таким звуком, словно кто-то набирал воду в погруженную бутылку.

– Что-то совсем подтопило домики, – задумчиво сказала Хип. – Странно. Неужели на болоте строились?

– Нет, уважаемая, конечно, нет… – Проф внимательно изучал камеру-ловушку. – Здесь как раз, до аварии в восемьдесят шестом, местность с помощью вот таких каналов осушали для хозяйственных нужд. А после обратно затопили, чтобы избежать возможных пожаров. В земле цезий, америций, здесь местами до сих пор очень много радионуклидов, и нельзя, чтобы они с дымом разлетались на еще чистые земли. М-да… Лунь, взгляните-ка на это.

Проф снял камеру с кронштейна, раскрыл водонепроницаемый корпус.

– Это не похоже на воздействие аномалии. Кто-то залил микросхемы каким-то раствором, видимо, солевым, и все испорчено, в том числе и данные. Видите этот налет? Такое же точно повреждение бывает при воздействии «серого тумана», он здесь не редкость, но после него нет таких кристалликов. Это чье-то замаскированное под аномалию вредительство, сталкер.

– Да, похоже на то. Но зачем и кому это нужно?

– Совершенно непонятно… после серии сигналов все приборы в этой точке дружно вышли из строя около восьми месяцев назад, в октябре того года. Но кто? Ученые не могли, экспедиций с того времени не было, да и зачем им вредить? Сталкеров тут не бывает.

– Это еще неизвестно, Проф. Проверьте вторую камеру пока, а я пойду осмотрюсь. Хип, прикрой.

Девушка кивнула, щелкнула предохранителем автомата и, проверив путь гайкой, бесшумно прокралась за угол ближайшего сарая-дровяника. Я тоже приготовил оружие и, скрываясь за стенами брошенных домов, пошел вдоль короткой улочки к обширным зарослям сирени, скрывавшим центр деревни.

– Лунь! – послышался негромкий голос Профа. – Вторая камера тоже испорчена, таким же образом.

Я не ответил, напротив, махнул Профу, чтобы он вернулся под защиту вездехода. Между кустами сирени показался бок кустарно выкрашенной «под камуфляж» «Шевроле Нивы». Взяв ее на прицел, я аккуратно прокрался вдоль ветхого штакетника поближе и заметил еще одну машину, «уазик», такой же серо-пятнистый с прозеленью и без номеров. Прикрыв микрофон рукой и пригнувшись к земле, в траву, так, чтобы меня гарантированно не было слышно уже в пяти шагах, я нажал кнопку связи.

– Хип, две машины. Сразу за кустами. Давай потихоньку сюда, прикрываю.

– Принято, двигаюсь.

И хорошо идет Хип. Ни сучок не щелкнет, ни ветка не качнется. Даже при желании не могу увидеть, где именно крадется стажер.

– Вижу машины, две, и палатка, – послышался тихий шепот в гарнитуре. – Тебя не вижу.

– Хорошо. Держи это все под прицелом, выдвигаюсь.

– Поняла, держу.

Хорошо, что здесь пригорок. Не хотелось бы локтями в «Покрове-2» по лужам шлепать, промокает эта ткань на раз. И кусты удачные – как раз у самой земли начинаются, и не сказать чтоб очень густо, можно и пролезть, и ветку не потревожить. Зацветет скоро сирень, набухли белые бутоны, готовясь стать кистями, не иначе, с тех самых пор тут растет, как посадили кустик в жилой еще деревушке. Та-ак… вон и палатки, две, из зеленой ткани, прогнулись, обвисли заметно, листьями присыпаны. Очаг из кирпичей, хорошо, грамотно сложенный, чтоб и огня не особо видно было, и котелок поставить можно, который, кстати же, и стоит. Куртка-«дутик» на земле валяется, сапоги у очага резиновые, и возле «уазика» кто-то одежду разбросал, джинсы, снова утепленная куртка, но уже из зеленой плащевки. У стены дома ружье прислонено, помпа «ижевская» МР-135, и «калаш» с ней рядом, порыжели стволы, всерьез взялись ржавчиной. Машины тоже на спущенных, у «Нивы» дверь открыта, и в салоне, на полу, листва жухлая, а в нескольких шагах от двери опять какие-то тряпки. И я уже догадываюсь какие – две берцовые кости из ботинок торчат, там, где покоробившиеся штанины задрались. Значит, Проф, сталкеров тут не бывает, да? Интересно в таком случае, кто были эти товарищи? Явно же не туристы.

Нащупав кусок кирпича, я коротким замахом кинул его в соседний куст, чтобы он хорошо, заметно хрустнул. Если засел кто в домах, то непременно на звук поведется, пусть и не сразу, но или стволом двинет, или через некоторое время сам вылезет. Правда, почти не сомневаюсь я в том, что, кроме нас, ни одной живой души в «Канале» давно нет, но осторожность еще никому и никогда в таких местах не вредила. Но – да. Тихо все. И по ходу, давно уже тихо, мертвый лагерь во всех смыслах.

– Хип, чисто. Выхожу к машинам, посмотрю, что там.

– Приняла.

У воротника куртки-«дутика» улыбался в небо желтый череп на подушке из грязных черных волос. «Тряпки» возле машин тоже оказались скелетами в заплесневелой, покоробившейся, но внешне почти целой одежде, только в остатках шерстяных свитеров виднелась пыльца мертвой моли и россыпи пустых черных коконов. Итого четыре… нет, уже пять бывших бродяг, так как в ближней палатке наблюдаю подошвы армейских ботинок. Котелок на импровизированном очаге с лужицей дождевой воды, рядом пакет с упаковками от сухих пайков, окурками и пустыми банками – не сорили, аккуратно собирали все следы. И нет признаков стрельбы, не видно пулевых дыр на машинах и стенах домов, гильзы не валяются. Этот, в «дутой» куртке, сидел на табуретке у огонька, тот, у «Нивы», наверно, просто спал, как и еще один в палатке. Двое у «Нивы», судя по положению тел, просто свалились с ног прямо в процессе разговора. И это не аномалия, почти уверен, что не она, – лагерь-то разбили нормально и даже почти обжились. И не твари тоже – скелеты не тронуты.

– Проф, в том году «Прилив» был над этим участком? – спросил я в гарнитуру.

– Да, был, и весьма сильный, – прозвучало в наушнике. – В самом начале октября того года, насколько помню. Причем никто его не ожидал. По прогнозам, над этой местностью должно было быть чисто, о чем и сообщили всем сотрудникам.

– Можете подходить. Предупреждаю, тут пять трупов. Думаю, как раз они под Вспышку и попали.

Профессор, очень серьезный, сосредоточенный, внимательно осмотрел то, что осталось от тел, покачал головой.

– Я… я даже и не знаю, что сказать, сталкер. Здесь не должно было быть никого, кроме наших сотрудников. За окраиной следят, работают сенсоры, а тут прямо на машинах… интересно, кто же это был?..

– Сталкеры, Проф, а сталкеры бывают разные. И были они тут не просто так… похоже, решили устроить привал или даже временную перевалочную базу. И что-то мне подсказывает, что была у них связь с кем-то из НИИ, свой человек. Который не предупредил ни о ваших камерах-ловушках, которые они нашли сами и несколько сымпровизировали им кончину. Ни о Приливе, о котором он и сам не знал.

– Но… но что им тут делать? Местность, скажем так, совсем не выгодная.

– Я догадываюсь, Проф. Но надо проверить.

Дверь задка «Нивы» немного приржавела, и пришлось повозиться с замком. Но у Бонда в машине нашлась длинная, крепкая отвертка, и дверца с натужным скрипом поддалась.

Внутри за сиденьями лежали шесть белых «сахарных» мешков и какие-то зеленые ящики с иностранной маркировкой. Под удивленным взглядом Профа я вспорол грубый шов, вытащил и расстегнул большой пакет с губчатыми, легкими кусками темно-коричневого «лишая». В воздухе разлился кисловато-сладкий запах с неприятными, душными нотами.

– Знакомо… – Хип покачала головой. – Слышала раньше о тех, кто промышлял этой дрянью. Это «сонный лишай», гнилая тема. Они не сталкеры, Проф, это натуральные бандиты.

– Кладония сомнифера, ядовитый мутантный лишайник с речных островов Припяти. М-да… очень, очень дурное средство из него синтезируют, друзья мои. – Профессор осторожно достал еще один пакет, взвесил на руке. – Но его не довезли, да…

– Игорь Андреевич, я бы на вашем месте не сообщал о находке в отдел безопасности НИИАЗ, – негромко проговорил Бондарев.

– Что вы хотите этим сказать, лейтенант? – холодно спросил Проф.

– Хочу сказать, что для участников экспедиции это может быть очень опасно. До тех пор, пока мы не в курсе, кто именно из Института координировал работу этих ребят, а кто-то точно это делал, вы можете оказаться в опасности, профессор. Сообщите напрямую Яковлеву, и только ему.

– Я согласен с Бондом, Проф. Никому до тех пор, пока не выйдете на академика лично. В НИИ наверняка есть крыса, и скорее всего она окопалась именно в отделе безопасности. Поэтому туда сообщать не надо.

– Рядовой Кора… – Бонд повернулся к вездеходу, из которого высунулся немного побледневший Корнейчук. – Если ты хотя бы выражением лица намекнешь на то, что видел и слышал, вылетишь из отдела со свистом. Отправлю домой в Архангельскую область дослуживать, но сначала язык откручу и на грудь тебе же повешу заместо медали.

– Товарищ лейтенант! Ну че вы все ругаетесь, разве же я дурной, ну? – обиженно протянул рядовой. – Да я не то что болтать кому, да я после службы вообще забуду всю эту Зону к чертям собачьим.

– Этих наверняка искали, а может, и до сих пор по Зоне ищут. Шансы на это невысоки, но все же есть. Поэтому смотреть в оба, слушать моторы и вообще не расслабляться. Полюбовно мы с ними все равно не разойдемся, им свидетели не нужны. – Я осмотрелся. – Их было пятеро, вон там стоят два ствола, конечно, уже убитые ржавчиной по такой погодке. Соответственно где-то еще есть пушки, надо поискать, вдруг рабочие. И вообще, Проф, опротестуйте вы это неумное правило, чтоб стволы только у сопровождения были. Не думаю, что ученые настолько дурной народ, чтобы друг друга перестрелять в научной дискуссии или не знать, с какой стороны за автомат взяться.

– Вы там пушки искали, да? – печально и торжественно спросил Бонд, исследующий УАЗ. – Ты как в воду смотрел, Лунь. Тут машинка стволами под завязку набита, до крыши, черт бы ее подрал. Прямо в ящиках, с завода, считай. Натовские все, по ходу, контрабанда. Охренеть. Еще взрывчатка, пластит, килограммов двадцать в расфасовке, и детонаторы. Тут, считай, можно пехотный взвод вооружить и еще про запас останется. И да, там еще один старый жмур лежит, в кустах за домом, вон, ноги вижу. Не нравится мне это, друзья-товарищи. По-хорошему, ничего тут не трогая, надо бы свалить нам. После таких находок живыми редко оставляют.

– Итого – шесть. – Я взглянул на «уазик». – Проф, их столько месяцев не находили. Тут одно из трех. Или рейд по поиску груза не удался и они рукой махнули, но это… очень маловероятно, такой товар не бросают. Или контрабандисты другого отряда тоже погибли, что для нас лучше. Или… самый паршивый вариант остается, который, по закону подлости, будет единственно верный.

– Какой же?

– Такой, что тут налажен целый поток, и потеря одного каравана не слишком чувствительна, хотя здесь, считая с оружием, многие и многие тысячи в американских рублях. И шанс нарваться на очередных караванщиков весьма велик, учитывая глухомань и закрытость этой Зоны. А там… – я неопределенно махнул рукой на юг, – в свое время много оружия завезли, тонны. База западная для охранения Периметра, которую бросили во время срочной эвакуации вместе со всеми складами. Оттуда дровишки, как мне кажется.

Бонд, кряхтя, выволок длинный ящик из машины, положил на землю.

– «Хеклер и Кох». Ящик, правда, не родной и маркером подписан. Глянем?

– Естественно.

Отверткой, той самой, которой была вскрыта «Нива», я со скрипом отжал доску кустарно сбитого ящика, где под пленкой и несколькими слоями плотной вощеной бумаги обнаружились мелкие пенопластовые кубики, сухие и сыпучие. Уже хорошо, влага не пролезла. Я аккуратно, стараясь не рассыпать по земле слишком уж заметный на темном фоне белоснежный пенопласт, вытащил штурмовую винтовку. Да, ребята. Такого я не встречал у барыг Зоны даже в самые роскошные дни. Четыреста шестнадцатый «Хеклер и Кох», в современной «длинной» модификации А5 20, неброского, матово-черного цвета. Новенький ствол, ни царапины, и уже с хорошей оптикой в защитных крышечках – Leupold VX-R 3–9x50. Ничего себе…

– Эй, Лунь… ты это, не смотри на нее так. Не влюбляйся, в общем. Наверно, сдать придется, если и заберем груз, – вздохнул Бонд.

– Да разве ж кто видел, что я ее взял? – улыбнулся я. – Хип, ты видела?

– Не.

– А вы, Проф?

Профессор покачал головой и улыбнулся.

– Ну а если серьезно, Бонд, то нам сейчас могут понадобиться все руки, которые в состоянии держать оружие. Извини, но я тебя ставлю перед фактом, что этот ствол я заберу. Возможно, даже насовсем. Но на время экспедиции – точно. Хотя и крепко надеюсь, что стрелять нам не придется.

– Ладно, сталкер, так-то ты все верно разложил, крыть нечем. Хорошо, я ничего видел. – Лейтенант грустно вздохнул. – А чтоб я совсем-совсем ничего не видел, посмотри, нет ли там еще такой же цацки? Чтоб заодно и ее забыть?

Вторая «цацка» нашлась под первой, и почти той же модели, единственно, ствол был короче и в качестве прицела стоял коллиматор Trijicon. И к ним на самом дне ящика в сугробах пенопласта лежали антибликовые бленды, восемь запасных магазинов в полиэтиленовой запайке, сошки, два комплекта для ухода и даже буклеты с инструкцией. Лейтенант взял свою винтовку, уверенно подбросил к плечу, отрегулировал под себя выдвижной приклад.

– Ослеп. Совсем ослеп, ребята, и память подчистую отшибло, – буркнул он, со всех сторон разглядывая приобретение.

– Такой сталкер пропадает под погонами, – восхищенно вздохнула Хип.

– И неправда ваша, барышня. Я присягу давал и оную соблюдаю, – довольный Бонд повесил автомат на плечо. – А поступаю я сейчас согласно пункту восемнадцать отдельных правил армейского контингента, что при исполнении воинского долга в условиях АЗ военнослужащий имеет право экспроприировать и применять любое стрелковое оружие, если замена штатного автомата оправданна и целесообразна. Кстати, барышня… присмотрите и вы себе подходящий шпалер, раз уж пошла такая пьянка.

Хип охотно помогла вскрыть еще два ящика, в которых оказались около десятка ПП той же немецкой фирмы, но они ее явно не устроили – все-таки в условиях Зоны такое оружие слабовато. Зато в пяти плотных картонных коробках под самой крышей обнаружились кордуровые чехлы с гораздо более интересными стволами.

Девушка расстегнула молнии кофра-переноски и освободила от упаковочной пленки легкий, изящный FN SCAR-L светло-бежевого цвета.

– Товарищ лейтенант… если мы сдадим не пять таких стволов, а четыре, будет ли это большим преступлением или нет? – спросила Хип, с явным удовольствием, даже с восхищением рассматривая бельгийскую штурмовую винтовку. Интерес стажера к хорошему оружию я подметил уже давно, еще после первых совместных выходов, и он явно не остыл до сих пор.

– Вообще да, преступлением будет, – серьезно ответил Бонд. – Дело это подсудное, и можно присесть всерьез и очень надолго. Но у меня, барышня, это уже пятый выезд не на армейский полигон, а в Зону, где я и жив только и исключительно благодаря нарушениям правил и законов ради выполнения приказа и сохранения жизни подчиненных. А я боевой офицер. И пока нахожусь здесь, с вами, и выполняю приказ, то все правила, уставы и прочая хрень собачья останутся там, где они приняты и где им самое место – на Большой земле. А здесь они не нужны, мы не на плацу. Здесь нужно, чтобы Проф живым остался и этот енот Кора тоже, чтоб я его живым и по возможности здоровым мамке вернул после службы. И если уж мы с вами, сталкеры, выполняем одну боевую задачу и, если придется, на одной стороне сражаться будем, то вы хоть на танке рассекайте, я слова не скажу и про этот самый танк забуду на фиг сразу по возвращении. Я понятно выразился?

– Понятно. Спасибо.

И я в первый раз за всю, наверно, «сталкерскую» карьеру здесь, в Зоне, крепко пожал руку военному как своему, как другу. А ведь когда-то давно наши бродяги с вашими бойцами воевали, товарищ лейтенант, но времена, по счастью, иногда меняются.

– Как вы относитесь к импортным стволам, Проф?

– Ну, не очень. Вряд ли управлюсь, по правде говоря. Всегда «калашников» пользовал, он мне и по руке, и привычный, и верю я ему, это хорошее, надежное оружие. Сколько километров по Зоне вместе отшагали.

Бондарев кивнул, и я передал автомат лейтенанта профессору, а Хип вернула АК-74М рядовому Корнейчуку как законному владельцу.

– Проф, вы за командира. – Бондарев повернулся к Зотову. – Спрашиваю официально… что будем делать с остальным оружием? Там целая машина битком, даже на сиденьях ящики. Оставлять никак нельзя, а ликвидировать – рука не поднимется.

– Ликвидировать и не нужно. – Профессор взглянул на УАЗ, поправил очки. – Мы поступим следующим образом. Институт имеет некоторый штат полевых сотрудников и военных специалистов, работающих в Зонах. Высококачественное оружие им всем очень бы пригодилось. Поэтому мы сейчас все перенесем в вездеход, я сделаю официальную опись всех находок, за исключением, разумеется, того оружия, которое уже обрело хозяев. Вы, лейтенант, распишетесь, заверите перечень как представитель военного контингента. Мы имеем право это сделать, так как по закону все найденное в Зоне, принадлежит только и исключительно НИИАЗ до дальнейших распоряжений надзорных органов. Затем я связываюсь напрямую с Яковлевым, он присылает сюда своих людей, чтобы по возвращении из экспедиции передать с рук на руки все согласно списку. Яковлев как главный руководитель Института на государственном уровне оформляет находку в собственность отдела безопасности НИИАЗ, благо карт-бланш на это давно получен. Как вам такой план?

– Не вижу никаких проблем. – Бонд кивнул, с уважением посмотрев на профессора. – И вы уж попросите Яковлева, чтобы этот ствол на меня оформили как табельный. Все-таки в Зону часто катаюсь и хочу этой красавицей владеть официально, на законных основаниях.

– Добро, непременно сделаю такой запрос. А теперь давайте-ка немного потрудимся, друзья. Бонд, открывайте грузовой отсек.

И полтора десятка MP-5, еще шесть кустарно сбитых ящиков с попарно уложенными в пенопласт «длинными» HK-416 в современном варианте, два пулемета FN Minimi в разборе, один «Баррет» с боекомплектом и четыре FN SCAR-L перекочевали в объемистое нутро «Спектра». Под оружием в «уазике» нашлись и металлические зеленые ящики с патронами, и, разумеется, один из них мы дружно распотрошили, распределив поровну плотные картонные пачки SS109 cartridges 5.56 mm. Взрывчатку заносить в вездеход Бондарев категорически отказался даже раньше, чем про нее вспомнил Зотов, и мы охотно поддержали идею лейтенанта. Два ящика с пластитом было решено припрятать в одном из ветхих домов. В «бардачке» машины Бонд нашел с десяток футляров с лазерными «патронами» холодной пристрелки под разные калибры, один из которых перебросил мне.

– Держи, на привале настрой оптику, не помешает. Ценная вещь, рекомендую. Сохрани.

– Добро, спасибо. – Я сунул «лазерный» патрон в нагрудный карман. Ни разу не пользовался, но был наслышан. Некоторые бродяги приобретали, хоть и недешевое это удовольствие, но так и боеприпасы сохранить можно, которые тоже ни разу не за фантики приобретались, и не страшно лишний раз прицел снять.

– Теперь вопрос, что делать с мерзостью. – Проф пнул белый мешок с «лишаем». – Я не хочу к этому даже прикасаться. Надо это как-нибудь надежно уничтожить, чтобы оно гарантированно ни в чьи руки не попало.

– Сжечь? – предложил Кора.

– Нет, никакого огня здесь не будет. Опять же, будет выделяться много не только заметного издалека, но и высокотоксичного дыма, а сейчас, заметьте, почти полное безветрие.

– Есть идея, Проф. – Я вывалил пакеты с лишайником из мешка, затем бросил в него три кирпича из бывшего костра. – Хип, подсоби. Держи горловину открытой.

Работа спорилась. Острый нож легко пластал тугие бока полиэтиленовых пакетов, губчатые ошметки сыпались в мешок. Посмотрев на мои действия, Бонд привлек рядового, и в два ножа мы быстро распотрошили все упаковки. Мешки, утяжеленные кирпичами, плюхнулись в заросший канал и медленно, неохотно ушли под воду, выпустив массу мелких пузырей.

– Тела, точнее, кости, придется пока оставить, – профессор вздохнул, как мне показалось, даже с сожалением, – возможно, они не были хорошими людьми, если занимались подобным… бизнесом, но каким бы человек ни был, он не заслуживает лежать и гнить вот так, под открытым небом. Однако же не будем трогать останки, их должны будут посмотреть следователи отдела безопасности. Я попробую связаться через спутник с Яковлевым, надеюсь, это получится, так как именно со связью тут значительные проблемы.

Бонд быстро взглянул на часы.

– Отстаем от графика, Проф. На третью точку такими темпами мы сегодня не успеем точно. Предлагаю убраться отсюда подальше и до темноты встать на прикол в каком-нибудь тихом месте, приготовиться к ночевке. Да и обед у нас пролетел, похоже, и ранним ужином надо будет это дело компенсировать.

– Хорошо, уважаемый, не возражаю. Попробую пока в дороге выйти на связь через спутник. Может, под вечер сигнал пройдет… – Профессор сел рядом с водительским местом, раскрыл ноутбук, пощелкал клавишами. – Нет, опять то же самое. Плохо сегодня с дальней связью. Видимо, началась аномальная ионизация над Зоной. Если сегодня ночью будет «северное сияние» над облаками, то это точно она. Не случилось бы Прилива.

– Авось свинья не слопает, Проф, если высшие силы не разрешат. – Бонд запрыгнул в вездеход. – Поехали, други.

Привал было решено устроить в небольшом лесочке, у невысоких песчаных гряд и котлованов. Вездеходы завели в ложбинку, в которой стояли несколько больших бетонных колец и завалившийся штабель плит с проржавевшей арматурой. О том, что здесь когда-то было строительство, говорили и несколько насквозь ржавых, светящихся, словно решето, вагончиков-бытовок, и столбы недостроенного моста через очередной заросший канал с гнилой водой. Рядом с горкой строительного щебня неподвижно висело в воздухе широкое десятиметровое кольцо, словно отлитое из свежей блестящей ртути, и немного в стороне еще два других, поменьше. Сам воздух в пределах колец казался необычно чистым, совершенно прозрачным, несмотря на ветерок, гонявший по строительной площадке пыльные чертики. Вторая аномалия разлеглась под дальним вагончиком для строителей; он был разорван на длинные узкие лоскуты, раскрывшиеся ржавым «цветком», внутри которого непонятная сила собрала в высокий витой столб мусор, битое стекло, куски гнилого дерева и остатки самодельной мебели. Вблизи было слышно, как аномалия тихо и ровно выла на высокой ноте, и этот слабый звук то полностью пропадал в шуме легкого ветерка, то снова начинал висеть в воздухе негромким, но заунывным фоном. Детектор коротко попискивал, выдавая на экран желтый прямоугольник с восклицательным знаком и надписью «неизвестный тип аномального очага», и я решил ближе не подходить и не проверять гайкой границы. Мало ли как отреагируют на такие броски эти «неизвестные типы»…

За пределами голой, лишенной растительности стройплощадки, за штабелем плит никаких аномалий я не заметил, и там, где стояли вездеходы, даже зеленела молодая майская крапива и осока, а на камешках грелись под уже заходящим солнцем несколько тощих ящериц, двухвостых, с покривившимися позвоночниками и наростами на теле. Проф долго замерял участок в разных диапазонах, но наконец дал добро и вот уже час пытался связаться с Яковлевым. Бондарев, поручив Корнейчуку до наступления темноты патрулировать лагерь, устроился на откидной койке, чтобы выспаться перед ночным дежурством. Нам с Хип на время стоянки был выделен жилой отсек второго вездехода, и мы, вытащив из него два складных алюминиевых стула и кусок чистого брезента, занялись новым оружием. Сделать это следовало как можно быстрее – ужин и отдых подождут до тех пор, пока руки до автоматизма не привыкнут к, признаться, очень удобной штурмовой винтовке. Медленно, внимательно сделать неполный разбор, посмотреть канал ствола – нет ли внутри остатков пенопласта или смазки, так же медленно собрать, изучив каждую часть, каждое движение. К счастью, общая схема была знакома и привычна, и хоть и не жаловал я раньше западные «стволы» по причине их дороговизны и некоторой, но очень опасной «капризности» в Зоне, иметь с ними дело приходилось. По крайней мере до выхода немецких моделей армейским натовским образцам я предпочитал могучую штурмовую «Сайгу» под усиленный патрон двенадцатого калибра – и она ни разу не подводила в бою с разной зонной нечистью. Но дробовик, при всей его универсальности и силе боя, особенно «сваренными» лично мной хитрыми боеприпасами, все же почти не годился против других, более опасных тварей, пользующихся огнестрелом вместо клыков и когтей. А дополнительно таскать с собой точный нарезной ствол под малый калибр я не мог. Даже одна пушка за день по пересеченной местности, да с рюкзаком, могла нешуточно намять плечи, и вторую с собой брать было бы просто глупо – сталкер ни разу не Терминатор, и горб у него не титановый, а из мяса и костей сделан. Неприятная такая дилемма получалась: или автомат с собой берешь малокалиберный, который пулю точно и далеко запустит, но и серьезная тварюга не остановится от нескольких маленьких кусочков металла навылет. Или «Сайгу», из которой засевшего где-нибудь на крыше или в лесу архаровца ты уже не достанешь, а он будет лупить издалека и скорее всего точно. Значит, нужно было что-то третье. И как-то давно уже в баре угощался я законной порцией согревающего в компании с Фреоном и Хип – и месяца не прошло, как познакомился с ней, только начиналось все. И разговор про пушки зашел, а Фреон не простой сталкер был, а, что характерно, бывший инженер-конструктор, пусть и по ракетам, но, однако, в баллистике и прочем хорошо рубил. Ну и подсказал он мне, что альтернатива «Сайге» моей имеется, только недешевая весьма, да и раздобыть их сложно, тогда-то западного «контингента» по Зонам почти не имелось. Но если найдешь, говорил, немецкую или бельгийскую пушку, то бери, не жалей денег. Оно и надежно в Зоне будет, не в пример «юсовской», а вблизи не хуже твоего дробовика порвет. Скорости там без малого километр в секунду, и калибр подходящий, и сама пулька 5,56 хитрее, чем на первый взгляд кажется. И если, мол, она вблизи в тварюку какую залетит, то на такой скорости и гидроударом шваркнет, что даже кости иногда лопаются, и на фрагменты саму пулю растащит, в куски, значит, в шрапнель. Потом, время спустя, Фреон действительно подобной пушкой обзавелся, производства «Фабрик Насьональ», и, пока не пропал, только с ней и ходил. Запомнил я это, но потом или с деньгами туговато было, или у торговцев нет, редкость все же.

Хип, смотрю, со своим стволом тоже разобралась. И прицел уже поставила, видимо, втихаря сняла ACOG с какого-то автомата, пока оружие в вездеход грузили. Сидит, под себя приклад подгоняет, прицел лазером настраивает и майским цветом цветет – определенно, понравилось стажеру бельгийское изделие. Я, наверное, сейчас так же выгляжу. Особое место ствол в жизни сталкерской занимает, это факт. И отношение к нему соответствующее, ласковое и внимательное – саму жизнь пушка спасает, и днем и ночью с тобой, как боевая подруга. Отдельные бродяги им даже имена давали, чаще женские. Идет такой с Зоны, щетиной до самых глаз зарос, хмурый, грязный, и не отдыхать, нет, не к бару бежит и не хабар сливать, а СКС свой сразу к мастеру: что-то у Кеши затвор клинит, подлечи бедолагу. Знавал даже одного, который свой заказной, особенный «Армалайт» Ярославной называл к веселью всего сталкерского общества. Сам он, правда, парировал тем, что воины в сагах и разных других висах своим мечам тоже имена давали, и никто при этом не ржал по-конски, так как рыцари в старину в отличие от нас, лишенцев и баламутов, мозгов имели чуть больше и заодно понятия о чести и благородстве.

– Знаешь, Хип… такое дело, был у нас один веселый кадр, который потом в Челябинскую Зону подался. Он свою пушку по имени звал, да. Причем вполне серьезно. Типа, если у рыцарей мечи с именами были, то чем наши стволы хуже?

– А что в этом такого? – Девушка подняла бровь. – Мы очень даже его понимаем, правда, Скарлетт?

– Не понял?..

– Ее зовут Скарлетт, потому что звучит как «скар-эль». Для друзей – Кара.

– И ты туда же. – Я не выдержал и хохотнул, за что получил короткий беззлобный тычок под ребра. – «Сайгу» свою, поди, тоже называла как-нибудь? Признавайся уже давай.

Хип почему-то немного покраснела, отвела глаза, но при этом широко улыбнулась, сморщив носик.

– Ну… да…

– Колись!

– Маша… и хватит ржать, это не просто так, ну! Я помню, как рабочие дорогу ломали, и один такой говорит другому, мол, неси Машеньку, и тот здоровую кувалду ему припер. Ну, вот я и запомнила. Кувалда и есть, крепкая, сильная и бьет о-го-го. Как же жалко мне было с ней расставаться после Зоны, Лунь, в отдел сдавать. Ведь это еще и твой подарок был, я именно из нее первый раз стрелять училась. Я потом по Машке даже всплакнула немного.

– Тоже верно. Ну, Хип, еще не вечер. Может, и вернется к тебе твоя Маша, подожди.

– Новая? Не, новая уже не то. Интересно, кто сейчас с ней ходит, кому досталась? Давай, Лунь, назови тоже, интересно же.

– Ну, раз такое дело и если дама просит, то будешь ты у меня, дорогой ствол, зваться Херсталь в честь фирмы, которая Скарлетт выпустила.

– Эрсталь, первая буква вроде не читается. Неблагозвучно как-то, – строго отрубила Хип. – Тем более сталь в твоей пушке точно хорошая, зря ты так. Он ведь «Хеклер и Кох», да? Будет тогда Генрихом, потому что тоже немец. Для своих – Гек. Или Гена.

– Нет уж, моя пушка, мне и называть. Не нравится мне имя Генрих, прямо мирный бюргер какой-то получается, весь такой толстый, с пивом и сосиской. Пусть тогда уж Хакером зовется, по первым буквам. И взламывать будет не компы, а черепушки вредных и недружелюбных созданий. Хотя и компы при желании тоже взломать сможет, я думаю. Надежно, быстро и навылет.

– О, тоже дело. Хакер мне нравится. – Хип встала, сдвинула брови и выпалила рубленым грубым голосом: – Ихь бин Хакер Генрих из Германия. Яволь, Генрих деляйт пух-пух, маленький пулька клац-клац, монстрен унд бандитен кранкен шайзе хенде хох!

– Вы заснуть дадите, черти? – сквозь смех из вездехода послышался голос Бонда. – Сидят и травят, понимаешь, а когда я ржу, то спать почему-то не получается ни фига. Давайте идите уже обедайт-ужинайт. Рыцари, блин, с мечами.

– И то верно, давай тише чуток. – Я кивнул в сторону «нашего» вездехода. – Да и с утра реально ни одного перекуса.

Интересное дело. Не вспоминал я сегодня ни про завтрак, ни про обед, не до этого было, и голода не ощущается. А вот напомнил Бонд – и все, пошел процесс, как у собаки Павлова. Хип обнаружила в жилом отсеке встроенную микроволновку и комплекты одноразовых пищевых контейнеров. Так что с горячей пищей вопрос решился, несмотря на строгий запрет Зотова разводить какой бы то ни было огонь снаружи, так как, мол, и дрова здесь не совсем чистые, и нужно избежать даже малейшей вероятности пожара. Белорусская «каша гречневая с говядиной» из банки была готова за две минуты и оказалась действительно неплохой, а в научном продуктовом наборе нашлись хрустящие «сухарики» сублимированных фруктов и тюбики с разными паштетами. Хип заглянула в санитарный отсек и сразу вышла обратно с непомерным удивлением в глазах.

– Лунь, там это… там душевая кабинка есть. Совсем крошечная, но это она, точно… даже мыло с шампунем имеются.

– Не понял. А воду откуда брать? Я сильно сомневаюсь, что тут настолько хороший запас…

– А душ есть. Не просто ведь так. Надо бы разобраться, и Бонда будить не хочется.

Действительно, интересное дело получается. Ну, с энергией для той же микроволновки понятно – на вездеходе блок с анобом стоит в качестве маленького безопасного реактора. Но вода? Что-что, а про генераторы воды я ни разу не слышал, уж на что в Зоне хватает чудес, но такое даже здесь никак быть не может.

Разгадка обнаружилась быстро, на маленьком блоке управления рядом с дверью в «душевую». Небольшой экран мягко светил зеленоватым текстом: «объем резервуара – 140 л заполнен. Атмосферный фильтр-конденсатор повышенного рабочего объема «Морозко» неактивен. Система фоновой очистки включена, режим интенсивности 5–15 % от номинального уровня. Все системы исправны».

Я провел пальцем по экрану, и текст сменился: «Относительная влажность забортного воздуха 84 %, температура 22,8°С. Расчетная мощность конденсатора при максимальной тяге 6,8 л/час. В настоящий момент запуск фильтра-конденсатора не требуется».

Ай да «ботаники», догадались, какая вода в Зоне самая чистая и откуда ее в любой момент достать можно. Конденсат, осевший водяной пар из воздуха, достаточно его как следует охладить, а энергии для этого тоже хватит. Просто и сердито… я вспомнил, каких денег стоили переносные мембранные фильтры, вспомнил все эти грязные колодцы в сталкерских лагерях, зеленоватую воду, которую никаким кипячением не очистишь от запаха и растворенной таблицы. И таскали мы с собой импортные и нереально дорогие фильтры или дешевые, но громоздкие «самогонщики»-дистилляторы, сразу отъедающие львиную часть рюкзака. Это в ближний поход можно парой пластиковых баклажек отделаться, а если дальний рейд? Ну а где иначе воду брать, если из местных ручейков да речушек ее часто не то что пить, а даже ботинком наступать иногда опасно? Воспитала Зона воду ценить, и поэтому с огромным уважением смотрел я на зелененькие буковки с веселым названием «Морозко». Даже уютнее, по-домашнему как-то в вездеходе стало. Совсем как в тот день, когда в нашем с Хип собственном доме из открытого крана впервые полилась в стакан яркая, чистая вода из нашей же артезианской скважины. Именно этот момент запомнился ярче всего. Сталкеры – они поймут.

– Вечером можно будет помыться, стажер, и это факт. – Я заметил, как просияло лицо Хип. – Вода здесь, как бы это сказать, не кончается. Только ты все сто сорок литров сразу не сливай, а то мне долго ждать придется.

Снаружи тихонько постучали. Я открыл дверь и заметил обеспокоенного Кору.

– Лунь… Лунь! Короче, я командира будить не стал, нельзя, ему ночью дежурить. Но, короче, слышь? Вон там, короче. Машины.

– Тихо! – Я поднял руку, и Кора замолчал.

И… да. Точно, моторы вдалеке, и не один. Слышно даже, как подвывают на ухабах движки. Чуть стихло, и… «та-тах… та-та-тах…» – короткая автоматная очередь, шелестящее эхо от которой расползлось по перелескам. И снова начали шуметь моторы, все тише, тише, пока звук совсем не растворился в легком теплом ветерке.

– Это… это стреляли? Да? – Корнейчук порывисто вздохнул. – Это же стрельба была?

– Нет. Пацаны петардами баловались. – Я подхватил свой «Хеклер», бросил на плечо ремень.

– Да ну… это точно выстрелы, – протянул рядовой.

– А чего тогда спрашивать, если сам понял? – Хип выпрыгнула из вездехода. – Руководи, сталкер.

– Заряди парочку магазинов, стажер, они на столике лежат, где патроны, знаешь. Рядовой, остаешься тут, охраняй командира и профессора. Я посоветуюсь пока с Профом и на вылазку, надо посмотреть, что там было.

Хип снова прыгнула в вездеход, Корнейчук, хоть и немного испуганный, но все же уверенно вцепившийся в автомат, сердито кивнул и прищурил глаза, а я отправился к Профу, тоже явно услышавшему выстрелы.

– Это не экспедиция, Лунь. Утверждаю совершенно точно, – тихо сказал Зотов. – Видимо, вы были правы, друг мой. Все очень похоже на то ваше предположение, которое вы отнесли к наихудшим. Караваны ходят, судя по всему, регулярно в те дни, когда у нашего отдела нет экспедиций. Я продумал этот момент. Контрабандисты не знают, что мы здесь. Им никто не сообщил, что произошло отклонение от графика и мы выехали раньше. Сейчас им тоже сказать некому – дальняя связь испорчена окончательно, боюсь, к ночи выйдут из строя гарнитуры наших ПМК и радиоуправление второго вездехода, его придется вести или по кабелю, или лазером. И полагаю, нам лучше экстренно завершить нашу экспедицию. Не хочу подвергать ваши жизни неоправданному риску, Лунь.

– Профессор… для вас важна эта экспедиция?

– Чрезвычайно важна, Лунь. Как и любая другая. Нам оставили слишком мало времени на полевые исследования, и я дорожу каждой минутой. Если бы не эти глупые правила…

– И для меня, Проф. Где-то здесь находится мой друг. Пусть она и не человек, но у меня есть основания считать, что она здесь и ей нужна помощь.

– Поддержу, – сзади подошла Хип, одной рукой обняв за плечи, а второй передав мне два снаряженных магазина. – Готово, Лунь. И я тоже готова.

– Вы твердо в этом уверены, сталкер? – И какой же у Зотова печальный взгляд. – Я прошу вас подойти к этому убеждению критически. Представьте, что это на самом деле может быть лишь фантомом сознания. Просто постарайтесь допустить такую мысль.

– Если мы не встретим Пенку, то, как я и обещал, загляну на огонек к психиатру и начну кушать таблетки, если он таковые назначит, Проф. Я от своих слов не отказываюсь.

– Только, чур, в палату на двоих. Лунь, если что, поделишься лекарством? – Хип уткнулась носом мне в шею, я почувствовал на коже легкое движение ресниц.

– Все шутите, сударыня. – Но Проф тоже слегка улыбнулся. – Сегодня к ночи, как проснется лейтенант, я собираю совет. Будем решать, прекращать ли наш выход в связи с новыми рисками, или попробовать продолжить.

– Проф, сразу говорю, что я остаюсь вне зависимости от решения совета. Вы можете уехать, оставив сухие пайки, воду и немного патронов. До тех пор, пока я твердо не буду убежден в том, что Пенки здесь нет, из ПГРЭЗ я не выйду.

– И я тоже, – твердо добавила Хип.

– В таком случае я, разумеется, тоже останусь, – Проф, как мне показалось, с большим облегчением сказал эту фразу, – а в бортовом журнале совершенно не обязательно писать об услышанной вдалеке стрельбе и звуках моторов. Я очень долго ждал эту экспедицию, чтобы повернуть назад в самом ее начале. А ребят можно будет отправить обратно на втором вездеходе, да. Я неплохо умею водить «Спектр», хотя, конечно, до товарища Бонда мне далеко, но я уверяю вас, что справлюсь не хуже. Рядовой, вы слышали наш разговор?

– Так точно, слышал, – раздался голос Корнейчука из-за вездехода.

– Ваше мнение? Хотите вернуться?

– Хочу, – буркнул Кора. – Но не буду. И лейтенант не будет, знаю я его.

– Так в чем же дело?

– А врать не умею. С детства, – просто ответил Корнейчук. – Вот прикиньте, что бросим мы, военные, вас, профессора, в Зоне с автоматом и двумя сталкерами, а сами свалим в тепло, сопли на кулак мотать в казарме. А потом у меня через три месяца дембель. И, короче, поеду я домой, где меня невеста ждет и батя с мамой. И че я им расскажу, а? Как храбро прятался по кустам и от мародеров сбежал, хвост поджавши? У нас все пацаны служат, и только я один в Зоне из них. И тут да, страшно офигеть как, врать не стану, боюсь. Но тут я несколько дней боюсь, а это лучше, чем потом после службы постоянно бояться бате и друганам в глаза глядеть. Короче, ссыкунов у нас в роду не было, у меня прадед казак.

– Я же говорил, что он не совсем енот, – послышался сонный голос лейтенанта. – Молодца, боец, я в тебе не ошибся. А поспать так и не дали, черти. Полчаса только и покемарил. Об чем сыр-бор?

Профессор коротко пересказал про шум машин и выстрелы, и лейтенант сразу же ухватил свою «трофейную» винтовку и начал собираться.

– Не, Бонд, извини. – Нет, не возьму я с собой лейтенанта. Сдается мне, хороший он мужик, опытный и с оружием ладит, но ведь помрет там. Остро чувствую, что помрет, так что пусть от вездехода не удаляется. – Я пойду сам, там Зона, оно мне привычнее.

– Сам, но только со мной, – буркнула Хип, рассовывая магазины в карманы разгрузки «Покрова».

– Ладно. – Я покосился на девушку, но спорить не стал, так как давно и железно понял, что это без толку. Если Хип решила в рейд, то она пойдет в рейд, и любой запрет должен быть для нее действительно весомым и аргументированным, остальные просто не работают. – Я иду с напарницей, но сам. Бонд, будь другом, останься, прикрой лагерь. Ты здесь намного нужнее.

– Это верно. Сделаем. – Лейтенант кивнул. – Кора, позиция за плитами, от тех кустов и до канавы – твой сектор, и не спать. Я послежу за площадкой. Проф, если что, на землю и под вездеход, он крепкий. Удачи, сталкеры. Будете возвращаться, двойной свист изобразите, чтоб я по вам не пальнул невзначай.

– Принято. Выдвигаемся, стажер.

Переправляться пришлось на ту сторону канала. Мост был в состоянии недостроя, но балки были уложены на вбитые сваи, и, балансируя на узких бетонных тропинках над зловонной черной водой, нам удалось перебраться на тот берег. Густые заросли колючего кустарника и многолетний, слоями слежавшийся бурьян нависали над кромкой воды, полностью закрывая землю, и в непроходимой путанке стеблей гнили упавшие тополя, большей частью совсем трухлявые. Некоторые деревья еще стояли, хоть и покрылись глубокими дуплами и совсем оголили от коры верхушки, и я рассмотрел множество грачей и ворон, сидящих на ветках. Птицы сидели неподвижно и в совершенном молчании, ни одна из них не встрепенулась и не повернула головы. Что-то было с ними явно не так, и, в несколько раз уменьшив расстояние мощной оптикой, я понял, что именно. Маленькие пустые дырочки вместо глаз, оголившиеся кости надклювья и крошечные белые «лысинки» там, где кожа слезла с черепов… похоже, что на ветках вместо грачей и галок сидели их высохшие, покрытые перьями мумии. Почти все бывшие птицы замерли в тех позах, в которых застала их смерть, но некоторые, словно акробаты, зависли вниз головой, по-прежнему держась за кору окостеневшими пальцами. Опустив взгляд вниз, я заметил, что и в бурьяне, и на упавших деревьях то тут, то там чернели перья, торчали пеньки отломившихся лап и хрупкие белые кости. Две гайки послушно улетели в кусты и, конечно, окончательно там затерялись, но никаких признаков аномалии я не заметил. Что же, посмотрим так, расслабленным, «общим» взором, чуть, самую малость расфокусировав глаза. И смотреть, уделяя большое внимание боковому зрению, позволив взгляду совершенно звериным образом избавиться от мыслей и пустить его «плавать» по пейзажу, отдав на волю инстинктов и предчувствий. И никаких протестов, не окатывает противным морозцем между лопаток, не скандалит «сталкерский» зверек на самом дне сознания.

– Хип?

– Вроде чисто… не вижу ничего такого. Если что-то их убило, то или давно, или не аномалия, – тихонько отозвалась стажер. – Я вперед, прикрой.

– Добро, выдвигайся.

И девушка легко и ловко соскочила с балки на поваленный ствол, быстро восстановила равновесие и уже рассматривала в оптический прицел мрачные заросли, перевитые хмелем.

– Прикрываю, Лунь.

Подо мной старый подгнивший ствол уже глухо кракнул, где-то натужно, сухо треснуло, но упавший тополь выдержал. Еще одна гайка, мотнув хвостом из пленки, улетела в кустарник, хорошо улетела и правильно легла, значит, и нам за ней можно двигаться. Жаль только, что кусты и молодые деревца сплелись в густую чащобу, через которую пролезть, конечно, можно, но треску будет…

– Лунь, давай я первая. Я поменьше, снизу проскочу и заодно разведаю, – шепнула Хип, и я кивнул. Хотя почти каждый раз, когда стажер вперед уходит, чувствую за грудиной неприятную такую щекотку. Всегда страшновато за нее. Голова-то понимает, что дева эта по Зоне с тобой отмотала не одну сотню километров, и не подведет ее чутье, а сердце все равно екает, и чуть громче в горло отдавать начинает. Ты уж береги себя, чудо глазастое, если без этого никак, если одному мне в Зону уйти ты нипочем не позволишь. Знаем, проходили, хотя, видит небо, я бы дорого заплатил, чтоб ты дома осталась. И она, уверен, думает точно так же, но уже в отношении меня. Сколько раз видел я ее глаза удивительные с печальным блеском таким, с влагой, когда, оставив Хип в тылах, уползал прощупать тропинку под «чертовой сетью» или между «костоедами». Так что просто береги себя, Хип, если уж синдром у нас такой особенный, один на двоих, и никуда от него не деться. Зона, поганка, умеешь ты приворожить своими темными сказками.

И полезла Хип между стволов чахлого ольшаника, гибко просачиваясь под низкими ветвями, замирая, осматриваясь, и вперед снова, дальше. И ведь действительно ловчее у нее вышло, хорошо идет. Отведи глаза, и не различишь тихое потрескивание под тонкой ногой на фоне слабого лесного шума. Пропала… минута, еще одна. Фух, возвращается, но уже с чуть более громким хрустом, не особенно сильно таясь. Значит, мне тоже можно.

– Лунь, там дорога есть, грунтовка старая, заросшая. И… в общем, что-то впереди.

– Понял. За мной.

И да, дорога. Насыпь в прошлогодних будыльях репейника и свежей майской траве, и эта же трава гривой по самой дороге – грунтовки зарастают в Зоне довольно быстро. Только видно, как легли стебли двумя заметными колеями, и, по некоторым признакам, по следам шин у поворота и в глинистой лужице вижу, что машин было три, с широкими колесами и высоким клиренсом. Хорошо вдавило траву, не скоро поднимется, а грунт продавлен у лужи несколько больше, чем простой легковушке положено, и на ухабе след тяжелый такой – явно хорошо нагруженные авто шли. А вот и гильза, свежая 7,62 в зеленом лаке, и еще одна, припахивают чуть солоноватым запахом сгоревшего бездымника. Кровь… сбрызнуты ветки низкой ивы, и на траве видно, а вон и сама туша лежит весьма неприятного вида.

Чем оно было при жизни, точнее, кто был предком, сказать уже невозможно. Мускулистое, почти шаром, узловатое тело в жесткой спутанной шерсти с обширными залысинами, причем и шерсть, и голая шкура были одинаково черного цвета. Под тварью натекла яркая алая лужа, и чуть похрюкивало и сопело пулевое отверстие в боку, покрытое шапочкой розовой пены. И бегают под шкурой судороги еще живых мышц, чуть елозят три длинные, костлявые лапы в кустах, и дрожит в воздухе обрубок четвертой, передней, с крошечными корявыми коготками. А вот башка для такого тела какая-то мелкая. Несуразная, что ли, с единственным мутным глазом посреди складчатого лба, и не заметна она была бы на фоне тела-шарика, если бы не челюсти. Из двух огромных вздутых десен розового цвета, буквально растащивших пасть твари в гротескный оскал, торчали в разные стороны несколько длинных тупых зубов, больше похожих на рога. На самом длинном и толстом клыке, копьем торчащем вперед из нижней челюсти, виднелись следы автомобильной краски. Однако. Надеюсь, вас тут не стая ошивается…

– Все, Хип, пошли назад, – тихо сказал я, исследуя в прицел придорожные заросли.

– Сейчас… ну и тварина… – Девушка быстро «щелкнула» тушу на камеру ПМК. – Еще один караван?

– Да, теперь это точно. Шли, как мне кажется, с грузом и охраной. Теперь аккуратно сматываемся, зверюг этих здесь может быть не одна, а вполне себе стайка, причем бесстрашная. Эта вон на авто кинулась, краска на зубах.

– Ага, пошли отсюда. – Хип охотно кивнула, и мы аккуратно вернулись по своим следам назад и тем же путем дошли до «нашего» берега. Хип не громко, но задорно свистнула два раза, чтоб предупредить Бонда.

– Проф, были мы там, – без промедления сообщил я профессору. – Это контрабанда, к гадалке не ходи. Три машины, внедорожники или легковые вездеходы, груженые. Охрана как минимум с автоматами.

Я поставил на переносной столик гильзу.

– Стреляли в мутанта. Взгляните, Проф. – Хип протянула ПМК, и Зотов кивнул.

– Местный кабан, надо полагать, и любопытная форма… свиньи здесь отличаются невероятным разнообразием. Единственно, не понимаю, как оно питалось с таким черепом, но предполагаю глоточные челюсти либо наружное пищеварение. М-да, печально, друзья мои. Я до последнего надеялся, что это еще одна, возможно, не заявленная заранее экспедиция или наши физики. У них машины поменьше, «зверинец» им не нужен.

– У нас в части нет оружия под такой калибр, – добавил Бонд, крутя в руках гильзу. – Хотя не помешало бы. Одного не понимаю… почему они такими малыми группами идут? Там две машины, тут три было. Раз в Зоне нас сегодня вроде как быть не должно, почему бы им полноценный рейс не устроить?

– Думаю, так они менее заметны. Да и у отдельных малых групп в Зоне шансы выжить значительно выше, чем у одной большой, не раз замечено. Если их ведут сталкеры, а это скорее всего так, они могут идти даже разными путями.

– Да… круто. – Бонд хмыкнул, откинул гильзу и с прищуром осмотрел вечернее небо. – И связи по нулям, уже и ближняя на ПМК начинает мудрить. Такое дело, братцы. Первую половину ночи мы с Корой дежурим, вторую – товарищи сталкеры. Проф, вы просто спать будете, и без возражений. Хоть бы пронесла нас нелегкая, робяты, и ни в кого стрелять не пришлось. Не люблю я это дело.

– Если вдруг ночью нужно будет выйти, ни в коем случае не удаляйтесь от вездехода дальше десяти метров, – тихо добавил Зотов. – Но лучше не выходить совсем. Внутри есть мониторы, а снаружи вывешиваются ночные камеры, все будет видно.

– Принято. Вопрос появился у меня, Проф. Есть ли на вездеходе хоть какое-нибудь бортовое оружие? Ну, если на стаю серьезных тварей нарвемся, чтоб отмахаться можно было?

– Нет, к сожалению, не предусмотрено, это научная, а не военная машина, – профессор вздохнул, – таковы требования. Впрочем, кое-что имеется, хотя это и не оружие в прямом понимании этого слова. Акустические пушки на сто двадцать децибел, но могут выдать и сто сорок. И мощные ксеноновые разрядники в комплекте, дают серии весьма ярких, можно сказать, слепящих вспышек. В момент работы рядом с вездеходом лучше не стоять, это факт.

– Ага, тварюшек светомузыкой пугать, да, Проф? – усмехнулась Хип.

– Это работает, верно. Называется эта система «Звон-10», но мы прозвали ее «Рахманинов», – улыбнулся профессор. – И что самое интересное, наибольший эффект имеют не штатные звуковые ряды пушек, которые, к сведению, мало кого пугают, а трансляция песен и музыки из старых советских мультфильмов на максимальной мощности. Любые, даже самые агрессивные животные врассыпную сразу. Минутку…

Профессор забрался в передний вездеход. Через несколько секунд в верхней части бортов с жужжанием поднялись по два «крыла» с каждой стороны. На панелях были установлены крупные серебристо-блестящие динамики странной формы и выпуклые ребристые линзы с ксеноновыми вспышками. Еще по четыре трубки, на этот раз металлических, было по краям панели. Крылья немного подвигались, словно наводясь на кусты и строительный мусор, и с таким же тихим жужжанием закрылись.

– А это что, Проф? – Я указал на панель.

– Это?.. Это всего лишь дополнительные сигнальные ракеты на случай бедствия. Не оружие, разумеется, хотя и летают высоко, чтоб с вертолетов видно было. Заодно и пугануть особо настырных образцов, если вдруг песни не помогут.

– Сталкеры, перекус и на боковую во второй вездеход, – строго приказал Бонд, вышедший из машины с пучком проводов и пластиковым чемоданом. – Засветло ложитесь, и по заданию хорошенько давить массу. В три ночи я вас подниму, учтите.

Упрашивать себя мы не заставили, и я заварил чай, а Хип мигом убежала в душевую кабинку. Через некоторое время над потолком что-то тихо, мягко зашумело – включились вентиляторы установки. Вездеход незамедлительно начал восполнять запас воды. Вышла девушка не скоро, но очень довольной и словно отдохнувшей, уже облаченной в легкий костюм из серого, некрашеного льна с символикой Института на нагрудном кармане.

– Знала бы, фен захватила, – усмехнулась Хип, подсушивая волосы белым вафельным полотенцем из вездеходных запасов. – Давай, Лунь, я, кажется, не всю воду слила, как ты и просил. Душ довольно экономный, хочу сказать. И вообще… я бы год в Зоне пахала двадцать четыре на семь, чтобы хабара на такую машину собрать. Фиг с ним, пусть бы даже без колес и двигателя, но чтоб с такой вот кабинкой. Тут жить можно, сталкер.

– Это точно. Можно, если клаустрофобии нет. И кемпинги я как-то не сильно жалую, воздуху в них мало.

– Ви есть слишьком много кушайт. – Хип, «спрятавшись» за моим «Хеклером», начала его немного раскачивать. – Генрих есть удивлен таким привьереда сталькер.

– В том смысле, что зажрался? – улыбнулся я.

– Йа, йа. Натюрлих.

– Ну, все, стажер, допрыгалась, – сказал я, добавив злости в голос. Хип со смехом попыталась увернуться, но у нее это не вышло, и я дотащил брыкающуюся девушку до откидной койки. Затем, правда, не без труда, «упаковал» в кокон из одеяла и уложил, подавив всякое сопротивление.

– Ага, ну конечно… справился со слабой, ну да… – услышал я сквозь смех, и из одеяла задорно глянули синие глазищи, в которых искрами носились веселые чертики. – Ну, все, поймал, ладно-ладно, не очень-то я и старалась свалить. Подчиняюсь грубой силе и сдаюсь. Распаковывай уже.

– Так кто зажрался? – строго спросил я.

Вместо ответа Хип коротко прижалась ко мне щекой, я почувствовал свежую прохладу еще не просохших волос и тепло кожи.

– Давай в душ, Лунь, – шепнула она, – я тебя жду.

Я проснулся за несколько секунд до того, как в дверь вездехода снаружи негромко постучали. Интересная штука – эти самые «внутренние часы», не перестает она меня удивлять. Если задумал, твердо решил подняться в половину седьмого, то можно и будильник не ставить – выныриваешь из сна как раз в тот момент, когда стрелка пересекает нужную минуту. Не забыть бы Профа спросить, что это за машинка такая в голове, он-то знает.

Хип зашевелилась, тихонько скрипнула сонным голосом, потянулась, глубоко вздохнула и, сев на кровати, стала заплетать волосы в плотную «походную» косу. А я смотрел на плечи, на тонкие руки и едва заметную ложбинку на спине.

– Вставай, Лунь, просыпайся. – Хип повернулась, хмыкнула. – Так ты и не спишь уже. Что это ты до сих пор с какой-то картонкой в руках? И ночью вставал, записывал что-то.

– Вставал? Да ну, это вряд ли… – Я покачал головой, поднял руку, и с койки на пол свалился кусок упаковки от армейского сухпайка.

– Рассказывай. – Хип ловко надела футболку и начала облачаться в «Покров-2», – Сидел на кровати и ручкой что-то чертил, спать не давал. Пока не отобрала и силком обратно не уложила. Для планов утро есть, сталкер, а ночью спать надо. Что ты так на меня смотришь?

Я, ничего не ответив, подобрал картон. Да, рисунок, на удивление корявый, детский какой-то. Водонапорная башня картофельной толкушкой, два дома, дерево, и раздваивается ствол у самых корней. И полосатая не то пирамида на кубике, не то крыша на палках или, там, ножках, не разберешь. А слева от странного дома девочка в платье-треугольнике, подняла руки-грабли, из которых одна ну очень длинная.

– Так ты не помнишь… – на выдохе прошептала Хип. – Но это ты чертил. Я видела.