Новая Зона. Ген Ангела

Глава 1

«Каравай, каравай, кого хочешь – выбирай», – звучало в голове сквозь пронизывающую боль. Адам пришел в себя. Боль вездесущая и всепоглощающая, до тошноты. Тяжело и скверно долбит в висках, плечо и грудь жжет огнем.

Где он? Боль мешала думать. Адам знал – ее нужно игнорировать, по крайней мере пока не разберется с обстановкой. Внутренним зрением он окинул окрестности. Прямоугольное бетонное здание с длинным рядом ступеней перед ним, за углом два кролика. Он быстро их просканировал. У животных, даже мутантов, нет мыслей, одни ощущения и намерения. Эти два экземпляра, небольшие, лысые, с клочьями белой шерсти на хребте и пальцами на передних лапах, заняты пожиранием добычи. Скорее всего, пса-мутанта. И кошка – наблюдает сверху. Одна. Ага, попалась трусливая, нападать не собирается. Во всяком случае, пока не придут сородичи посмелее. Аномалий вблизи тоже нет. Хорошо. Теперь боль.

В голове полыхнуло с такой силой, что он едва снова не провалился в липкую холодную тьму. Терпеть, не сдаваться. Не чувствует ног – значит, поврежден позвоночник. Вывихнуто плечо, левая рука в отключке. Тяжело и больно дышать, по-видимому, сломаны ребра. Вдобавок красные пузыри перед глазами. Зато правая рука в порядке. Он попытался приподнять голову, отжавшись здоровой рукой от асфальта. Через вспышку боли – Концертный зал Чайковского, тошнотворно плывущий слева направо и вверх, как на карусели. Усилием воли головокружение удалось остановить. Итак, он возле метро «Маяковская».

«Каравай, каравай, кого хочешь выбирай», – снова и снова тянул в голове противный гнусавый голосок. Да что за каравай?! Что вообще происходит, Адам?

Вот тут-то в самом деле стало страшно. Потому что ничего, кроме имени, не вспоминалось. Совсем ничего. То есть он знал, что находится в Зоне. Но как он здесь оказался? Что делал до сих пор? Вопросы словно упирались в глухую стену, закрывающую от него его же жизнь. Паническая атака вконец сорвала и без того затрудненное дыхание. Он закашлялся, содрогаясь от боли. Пришлось считать вдохи и выдохи, чтобы успокоиться. На счет «двадцать» стало легче. Он прислушался к звукам вокруг себя. Так тихо, что слышен шорох перекати-поля, гонимого ветром по асфальту. Ржавый скрип пустых качелей, однообразный и тревожный. Негромкое кошкино «мяу», чавканье кроликов. Отдаленное «синь, синь» какой-то птички, чудом сохранившейся в этих местах.

Что ж, в таком состоянии долго не протянешь, и помощи, похоже, не предвидится. Значит, Зона быстро приберет его к рукам. Но ведь это Зона, она любит поиграть. «Поиграем с тобой в прятки. Успею найти нужный артефакт, пока жив, – моя взяла, а нет – так весь я твой», – подумал Адам.

Аномалии и артефакты он чувствовал особенным чутьем, внутренним зрением – так эти предатели его называли… кто называл? Почему предатели? Что это за люди и почему они бросили его здесь умирать? Воспоминание повертелось и ускользнуло. Ладно, пусть так, сейчас главное – сосредоточиться на выживании…

Прямо под ним обнаружилось «родниковое сердце», закатившееся в водосток, – не достать. Еще одно «сердце» находилось ближе к Тверской, прямо возле входа в метро. Он медленно пополз. Каждое движение отдавало парализующей болью, приходилось подолгу ждать, прежде чем решиться на следующее подтягивание по асфальту. Вскоре он выдохся, а впереди были еще ступени. Перед ними он дал себе передышку и заново просканировал обстановку. И не зря: над Концертным залом зависла неизвестно откуда взявшаяся «черная дыра».

Маленькая, но голодная. Всплески гравитационного поля были какими-то нервными – значит, готовится к броску. Этого только не хватало. Адам уткнулся лицом в пыль. Больше всего «дыра» любит злобу, но для голодной любые отрицательные эмоции подойдут. И как назло, никого с такими эмоциями, кроме него, вокруг не было. «Раз, два, три, четыре, кто живет у нас в квартире?» – подумал он первое, что пришло в голову, чтобы переключиться на детские приятные воспоминания. Воспоминания? Отлично, это радует. Они есть, это здорово, это прекрасно. А вот кошка недовольна, ее потенциальный ужин подает признаки жизни и перемещается в пространстве. А не усилить ли этот эффект?

Адам наспех передал ей видение брызжущих слюной, злобных псов. Усатая зашипела, «черная дыра» ринулась к ней. Кошка бросилась было наутек, но не успела. Ее облезлый хвост попал в зону вращающегося вокруг «дыры» огненного диска. Животное стало растягиваться, начиная от хвоста и далее, раскручиваясь вместе с диском, пока ее тело не превратилось в спагетти, намотанное вокруг «дыры», и ее «мао» из глубокого утробного не превратилось в тонкий уходящий писк. Затем она исчезла в «дыре», и все стихло. Адам выдохнул. Неожиданно «дыра» потеряла стабильность и начала активно испаряться. Вскоре она схлопнулась, выбросив из себя «лунный туман». Светящийся бледно-желтым камень-артефакт подкатился прямо к Адаму.

Все лучше и лучше. Поможет преодолеть ступеньки, только чем его взять? Голой рукой нельзя – поднимет до небес. Адам попытался оторвать от одежды какой-нибудь клочок. Как назло, куртка оказалась очень крепкой, совсем новой. Тогда он пальцами вытащил вперед рукав и взял камень через него. Затем, высунув один палец из рукава, он слегка коснулся им камня и начал левитировать. Совершая плавательные движения одной рукой, он медленно двигался в нужном направлении и вверх. Внезапно от резкого движения рукав соскользнул, и «туман» оказался зажат в ладони. Адам стремительно понесся вверх, со всей силы ударился о невысокий козырек над входом в метро и выронил камень. В тот же миг свет померк, и он потерял сознание, еще не долетев до земли.

Михей курил в углу бара, разглядывая Ирину, сидевшую через несколько столиков вполоборота к нему. Издерганная, лицо осунулось, черные круги под глазами от бессонницы, волосы забраны в простой хвост. Ни косметики, ни фарса. Совсем не то, что пару недель назад. Сегодня она чуть не со слезами упрашивает Пита снарядить спасательную экспедицию. Бедная девочка, да ведь никто не сомневался, что так будет. Когда совсем недавно они с сестрой и подругой ставили всему бару выпивку, хохотали и стреляли глазками – никто не сомневался. И Михею уже тогда было их жалко. Вот ведь дурочки. Одна удачная самостоятельная ходка у них была. Почти до центра дошли, хабару принесли немерено, благополучно сдали и живые остались – это уже три чуда. Большего и ждать нельзя. И значит это только одно – в должниках они теперь у Зоны, а эта дамочка свое вернет. А они закатили пирушку на весь свет, «круче нас только яйца» вопили, веселились вовсю и уже планировали новую ходку. Господи, ну откуда такие дурехи берутся?

Сталкерский бар «Улей» на проспекте Ракетостроителей в Долгопрудном открылся после Московского харма, когда в считаные дни по неизвестным причинам в Москве вплоть до МКАД возникли множественные очаги аномальных явлений. Тогда Долгопрудный, как и другие подмосковные города, стал разрастаться за счет москвичей-беженцев. Еще не миллионник, но тысяч семьсот точно есть. МФТИ, или попросту Физтех, «градообразующий» долгопрудненский вуз, расползся по городу, как гигантский спрут, обзаведясь разнообразными научными направлениями и кафедрами, изучающими Зону и ее активность во всех мыслимых и немыслимых разрезах. Появились новые дома и улицы, офисы и кинотеатры, «Макдоналдсы» и «Шоколадницы». Город хоть и не приобрел московский лоск, но таким он Михею нравился больше.

Считается, что Зона в Москве образовалась из-за перегрузки информационного поля и DDOS-атак. А у Михея на этот счет есть свое мнение. Он думает, из-за злобы она пришла. Ну, нельзя, чтобы столько негатива на единицу площади. Он был, пожалуй, на гребне негатива – до харма работал в Москве таксистом. С утра до ночи озлобленные, вечно спешащие и раздраженные пассажиры указывали, ругались, чертыхались из-за пробок. Домой он приезжал измотанный, бывало – пил, но за баранку всегда садился «как стекло». Крепкий мужик Михей. Настоящий сибирский медведь из Томска, большой и добрый. В Москву переехал из-за дочек: подросли стрекозы-двойняшки, в столицу учиться поступили. Вот и он, чтоб поближе быть. Вдруг обидит кто. Но столицу не любил, так и не привык, тосковал по родному городу, по искренним человеческим отношениям, по друзьям своим скучал.

После харма с дочками в Долгопрудный перебрался. Таксовать стало невыгодно, а девчонок содержать надо. Начал ходить в Зону, приносил понемногу, старался не привлекать внимания. Но Зона всех «проверяет на вшивость», и ему тоже устроила экзамен, а заодно и с Питом познакомила.

Впервые Михей увидел своего будущего напарника и командира увязшим в «розовых очках». Возвращался домой после ходки с неплохим уловом, а на пути человек сидит, слюни пускает, глаза безумные и глупая улыбка от уха до уха. Мужик, судя по комбинезону, был ученым из расположенной рядом лаборатории. Видимо, не ожидал поймать аномалию на знакомой, вдоль и поперек исхоженной территории. Наступил, впал в эйфорию, мог погибнуть ни за грош. Коварные они, «розовые очки». Небольшая лужица, вполне обыкновенная, только немного розовым отливает. Наступи в нее – и окажешься в раю. Для каждого рай свой: одни попадают в счастливые мгновения детства, другие выигрывают в лотерею, третьи удят самую большую рыбу. И сидишь ты в этом раю, не понимая, где ты и что с тобой, пока не съест мутант или просто от жажды и голода не помрешь. И очень не понравится тебе, когда кто-то сердобольный начнет тебя из рая вытаскивать. Начнешь драться и вырываться изо всех сил, стрелять и размахивать ножом, и так несколько часов, пока «очки» не отпустят. Вот такого несчастного и встретил Михей.

По правде говоря, хотел пройти мимо, потому что ученый был мужиком крупным, а как сопротивляются «розовые очкарики», Михей уже видел. Но не смог, уж больно наивное и жалкое выражение было у «счастливца» на лице. Соорудил крюк, благо возле лаборатории железяк было достаточно, и аккуратненько ученого из лужи вытянул. От кулаков его увернулся, но когда тот неожиданно выхватил из-за уха остро заточенный, длинный и твердый как камень карандаш, Михей поймал удар в живот. В следующий момент он ученого вырубил и в его же лабораторию оттащил. Там привязал крепко-накрепко и до утра возле него, рвущегося в исступлении, просидел. Не самая приятная это была ночь. Михей уже с жизнью попрощался, потому что проклятый карандаш, похоже, достал до печенки.

Утром ученый пришел в себя. Михей успел его освободить до того, как потерял сознание. Когда очнулся, была уже снова ночь, ученый спал на кресле возле его кровати. Живот не болел, только приятно почесывался изнутри, явно подлатанный артефактами. Так он и познакомился с Питом, вернее, Петром Николаевичем Щукиным, старшим научным сотрудником Физтеха. Артефакты для своей лаборатории ученый добывал самостоятельно, и в команду ему как раз требовался надежный и неболтливый лаборант.

С тех пор они команда: Михей, Пит и Стэн. Пит у них главный: интеллигент, мозг, спокойный, выдержанный, увлеченный наукой. Стэн – молодой еще парень, спортсмен, бывший фигурист. Верткий и гибкий, при этом самый выносливый в команде, внимательный, настойчивый и страшно упрямый. Михей к нему привязался, как к сыну. Михей всех жалеет, особенно молодых. Вот и сейчас ему жалко Иру.

В другом углу шумного бара Ирина уламывала Пита выйти на поиски ее сестры и подруги. В первый раз они ходили втроем, почти без приключений дошли до Маяковки и вернулись благополучно. А вот во второй раз Юля и Света пошли одни и не вернулись…

Все три девушки окончили сталкерскую школу Пита – не совсем легально организованную им для таких вот романтиков. Это были очно-заочные онлайн-курсы с программой-тренажером по аномалиям и артефактам и практическими занятиями в его лаборатории и по краю Зоны. Не обходил он вниманием боевые искусства и занятия по стрельбе, которые вели Михей и Стэн. Не бесплатные это были курсы, но студентов своих в качестве «отмычек» он никогда не использовал и другим не позволял. Снаряжение, детекторы и оружие они покупали у Пита. Он же сводил их с надежными скупщиками. В общем, на вполне безопасном занятии имел неплохой навар. Справедливости ради надо отметить, что гибли его ребята гораздо реже, чем те, кто лез в Зону сам, без подготовки. Хорошо учил Пит, качественно. Юлю выделял особенно – за чуйку, за осторожность и находчивость. Поэтому, когда Юлька с подругой решили пойти без приболевшей Ирины по уже проложенному маршруту, та не очень долго сопротивлялась. Волновалась, конечно, но, когда сестра не вернулась вовремя, совсем запаниковала. На сегодня с момента пропажи девушек прошло уже три дня.

Михей отлично знал, что искать их в Зоне теперь уже бесполезно. Но глядя на Иринину ссутулившуюся от отчаяния спину, на ее пальцы с облезлым маникюром, нервно стучащие по столу, на маленькую ножку с розовым шрамом от недавно зажившей раны, понимал, что если Пит согласится – он пойдет.

Ирина окончила не только сталкерскую школу Пита. Совсем недавно она была одной из лучших студенток Физтеха, вуза не для девичьих мозгов. Старожилы рассказывают, что в те времена, когда общежитие Физтеха было устроено еще по барачному типу, там училось так мало девиц, что во всей общаге был только один женский туалет, а отдельного душа и вовсе не было: в общем душе для них были выделены отдельные часы. Может, врут. Но девушек на Физтехе и правда мало, а симпатичные блондинки, как Ирина, так и вовсе большая редкость. Учиться ей было нелегко, но нравилось. Серьезная и увлеченная, бесчисленных ухажеров держала на расстоянии. Науку ставила в приоритет, наверное, поэтому в аспирантуре попала в одну из самых прогрессивных научных групп – группу Петра Щукина, и на сегодня он был ее научным руководителем.

Ей, так же как и лаборантам Михею и Стэну, полагался пропуск в его лабораторию, где изучали аномалии и артефакты. Поскольку работали в лаборатории с живым материалом, который выносить из Зоны строжайше запрещено во избежание ее дальнейшего распространения, то и располагалась она в Зоне, в районе Хлебниковского лесопарка. А посему проблем с выходом в Зону у них не было.

Пит жестом позвал Михея и Стэна за их с Ириной стол.

Михей, подходя, не удержался и сочувственно похлопал девушку по плечу. До этого державшаяся молодцом, она обернулась к нему и, уткнувшись в плечо, разревелась. Пит и Стэн переглянулись. Стэн, смутившись, пошел за пивом, а Пит раскрыл ноут.

– Какой же ты вонючий, дядя Михей, – сказала Ирина, хлюпая носом. – Дай я тебе хоть постираю.

– Ничего, Зона мой запах любит побольше ваших духов, – ответил Михей, усмехаясь и двигая к себе бутылочку «Козела».

– Значит, так, ребята, – начал Пит, не особо интересуясь, хотят ли Михей и Стэн в эту ходку. – Это не первая пропажа женщин в районе Маяковки. Месяц назад в том районе исчезли две девушки из группы Старика, причем группа даже не заметила, как это произошло. Оглянулись, их нет. Никаких следов. Тела не нашли. На прошлой неделе не вернулась группа Магды. Теперь Юля и Света. Там что-то происходит, и я намерен выяснить что.

– Работорговцы? – предположил Стэн.

– Это первое, что приходит в голову. Я отработал эту версию по своим каналам. Никто ничего не слышал о новой банде, и если подумать, не складывается: сидеть чуть ли не в центре Зоны и связываться со сталкершами – опасно и очень глупо. Гораздо проще умыкнуть девушку обычную, чем нашу сестру с автоматом и отличной реакцией. Вы представляете, что такая сделает с клиентом?

Пит подгрузил карту и, развернув ноут к компании, продолжил:

– Вот маршрут, по которому шли девушки. Разработали они его вместе с Ириной и с ней же по нему ходили, поэтому о нем мы знаем все. Сложных аномалий тут немного, нового выброса не было. Пойдем так же: вдоль МКАД до Химкинского лесопарка, затем вдоль канала имени Москвы по Ленинградке до Петровского лагеря, оттуда дворами до Маяковки. Весь маршрут составит около двадцати пяти километров, с двумя ночевками на пути туда и двумя – обратно.

Пит помолчал и прищурился, как делал перед тем, как предложить что-то новое.

– Я вот думаю, не взять ли нам с собой Лаки? – спросил он. – Собака умная, к мутантам и аномалиям приучена. Давно хотел его в Зоне опробовать, а вот и подходящий случай. Старик со своей группой девушек найти не смог. С собакой наши шансы увеличатся на порядок, как считаете?

Лаки, черный лабрадор Пита, и в самом деле был очень сообразительным псом. Пит вырастил его с младых клыков, пес заменял ему семью. У лабрадоров отличный нюх и покладистый характер. Они легко обучаются, прекрасно справляются с поиском наркотиков или взрывчатых веществ. А еще служат поводырями слепым. Одна из бесчисленных идей Пита – использовать обученных собак в Зоне – сейчас имела возможность реализоваться.

Правда, имелись у Лаки и недостатки: пес был не слишком послушен, особенно когда дело доходило до еды или дамы. Отучить его сжирать все на своем пути Питу пока не удалось. Эта проблема решалась с помощью специальных таблеток и постоянного контроля. Вторая проблема касалась любви. Его вкусы в этой части были хорошо известны: песик оказался приверженцем определенной категории сучек и на других внимания не обращал. Нравились же ему исключительно беспородные черные красотки, чуть поменьше его ростом и постройнее телосложением. Морда у его избранницы должна быть в меру вытянутой, взгляд добродушный и игривый, хвост пушистый и прямой. Сук с облезлыми хвостами, хвостами колечком, а то и вовсе без них пес презирал. Это делало его равнодушным ко всем мутантам собачьей породы и означало, что за ними он не убежит.

– А не залает? – неуверенно спросила Ирина.

– Команду «тихо» мы с ним в Зоне отрабатывали, – ответил Пит. – Лабрадоры от природы не склонны гавкать, но если все-таки залает – шприц со снотворным будет у меня под рукой.

– След он не возьмет – три дня прошло. Это только с момента как их хватились, – возразил Михей. – А когда они пропали, мы точно не знаем. Вышли-то они еще в понедельник, должны были вернуться в пятницу утром. А сегодня воскресенье.

– Старый след – не возьмет, а свежий сможет, – парировал Пит. – Если девушки живы, он почует их след даже через двенадцать часов. Сможет унюхать их под завалами, например.

Еще некоторое время они обсуждали маршрут, вероятные локации потерявшихся девушек, снаряжение, оружие и медикаменты. Выходить решили на рассвете, с тем и отпустили Ирину собираться и отсыпаться перед ходкой. Михей некоторое время молчал, глядя вслед удаляющейся тоненькой фигурке.

– Пит, так не пойдет. Использовать девочку как живца подло, – глядя себе под ноги, процедил он.

– Да, Михей, плохо. Но она не то чтобы «девочка», ты знаешь. Она научный сотрудник, не дура. И это ее сестра пропала. Она все понимает, сама меня уговорила. Пойдет строго между нами, все время будет на виду. Глаз с нее не спустим. А без нее совсем шансов нет. Мы тут пытаемся девушек спасти, а не благотворительный поход организовать.

– Надеешься кого-нибудь найти? – спросил Стэн.

– Шансы небольшие. Если честно, совсем мизерные. Собака и девушка дадут преимущество, но, сами понимаете, много времени прошло. Постараемся что-то выяснить на будущее, хотя бы оградим других. И сбор артефактов никто не отменял, так что совместим полезное с приятным, – ответил Пит, закрывая ноут и тем самым обозначая конец дискуссии.

Вот эта бессердечная практичность Пита совсем не нравилась Михею. Логика железная, все правильно. Оградим других, соберем артефакты. Но отсутствие эмоционального сопереживания было Михею непонятно. Ну, так на это есть он, Михей, а Пит – мозг, холодный и расчетливый. Наверное, по-другому и нельзя.

За соседним столом коллега Пита затеял шумный, с перспективой драки, спор о причинах возникновения Зоны, в который, как всегда, быстро вовлеклось полбара. Михея это не удивило. Да тут только ленивый не имеет своей теории. Доктор наук Игорь Артемьев, ученик легендарного академика Яковлева, придерживался превалирующей идеи о флуктуациях информационного поля. Пит же, как истинный физик, эту идею не то чтобы полностью отвергал, но относился к ней скептически. Ни общая теория относительности, ни квантовая механика не предсказывают существования информационных полей.

У Пита была своя логика, основанная на том, что большинство аномалий имеет гравитационную природу. Гравитационное поле, то самое, из-за которого мы притягиваемся к Земле-матушке и при прыжке не улетаем на Луну, с точки зрения общей теории относительности является свойством пространства-времени, проявляющим себя в присутствии материи. При этом общая теория относительности полагает, что пространство-время описывается всего четырьмя измерениями: тремя пространственными (длина, ширина и высота) и одним временным. Только вот общая теория относительности – тоже не последняя инстанция, и по некоторым вопросам она расходится с квантовой механикой. А это значит, ни одна из великих теорий не идеальна и ни одна не может полностью описать всех явлений. Поэтому движемся дальше, в теорию струн, в которой предполагается, что измерений у пространства-времени может быть гораздо больше четырех.

До теории струн Михей еще улавливает нить, а вот из дальнейшего он понимает немного. Только то, что теория струн может как-то помирить конфликтующие между собой общую теорию относительности и квантовую механику. И самое главное, если у пространства-времени больше четырех измерений, то можно предположить, что аномалия – это результат гравитационной волны, в результате которой другие измерения, неизвестные и непонятные нам, проникают в наш трехмерный (а с учетом времени – четырехмерный) мир.

Гравитационные волны уже доказаны и даже зафиксированы учеными. Они возникают в космосе при слиянии черных дыр огромной массы и представляют собой возмущение пространства-времени. Значит, если у пространства-времени больше четырех измерений и они возмущены гравитационной волной – другие измерения могут «подменить» наши и создать аномалию. А уж вид аномалии зависит от того, какое из измерений возмущено.

Михей и Стэн, переглядываясь, оценили, сможет ли сегодня теория струн примирить не только теорию относительности с квантовой механикой, но и разбушевавшихся ученых, сталкеров и прочих умников со своими идеями. Стэн, усмехнувшись, направился к выходу, а Михей остался защищать теорию Пита и его самого – им завтра в Зону желательно здоровыми идти.