Глава 4 Отъезд из Башни

Комната Морейн немногим отличалась от комнаты Суан. Маленький квадратный столик, на котором лежали четыре книги, и два стула с прямыми спинками и жесткими сиденьями словно принесли из того же фермерского дома, что и мебель ее подруги. Кровать у Морейн была поуже, а иллианский коврик – круглым и цветастым, залатанным в нескольких местах. Кувшин на умывальнике когда-то в прошлом выдержал серьезный удар. У зеркала был отбит уголок. Но, не считая этих маленьких отличий, комната запросто могла оказаться той же самой. Морейн не стала утруждать себя и разводить огонь. Свои угли она сгребла в кучу тщательнее, чем Суан, но времени вряд ли хватит, чтобы хотя бы частично выгнать холод из комнаты.

Открыв платяной шкаф, который был побольше, чем у Суан, но столь же заурядным внешне, Морейн вытащила из него пару прочных ботинок и слегка поморщилась. Ботинки были уродливы, их кожа была намного толще, чем у туфель, а шнурки сгодились бы для починки седел. Но тем не менее ботинки, в отличие от туфель, сохранят ее ноги в снегу сухими. Добавив к обуви пару шерстяных чулок, она присела на край своей неприбранной кровати, чтобы натянуть их поверх тех, что уже были на ней. Какое-то время Морейн размышляла, не надеть ли ей еще и вторую сорочку. Как бы холодно ни было внутри Башни, там, куда она отправлялась, будет еще холоднее. Но времени было в обрез. И, кроме того, в этом ледяном воздухе снимать с себя платье совсем не хотелось. Без сомнения, имена будут записывать не в чистом поле, а под крышей, рядом с камином или жаровней, где будет тепло. Разумеется, так и будет. Большая часть людей в лагерях, скорее всего, примут их за сестер, как и предположила Тамра.

Следующим из шкафа появился тонкий пояс из выделанной кожи, с серебряной пряжкой и простыми ножнами, в которых скрывался узкий, оправленный в серебро кинжал, с клинком лишь немногим длиннее ее ладони. Морейн не носила его с тех пор, как прибыла в Башню, и теперь, застегнув пояс на талии, испытывала некоторое неудобство. Пусть ей и запретили использовать Силу, чтобы защищать себя, но кинжал при необходимости отлично подойдет для этой цели. Прежде чем перецепить на новый ремень с белого кожаного пояска, который она кинула на кровать, свой поясной кошель, Морейн на минуту задумалась. Тамра сколько угодно могла говорить, что их обеспечат всем, что понадобится, но полагаться на то, что кто-то другой – даже Престол Амерлин – предусмотрит все необходимое, неразумно. Морейн запихнула в кожаную суму свой костяной гребень и щетку для волос с ручкой из драгоценной резной кости. Каким бы неотложным делом ни был сбор имен, она не сомневалась, что принятой, позволившей себе разгуливать неприбранной, не избежать резких слов – и это в лучшем случае. За гребнем и щеткой последовали хорошие перчатки для верховой езды – из темно-синей кожи, лишь чуть-чуть тронутые вышивкой на тыльной стороне, – а также небольшой набор швейных принадлежностей в резной шкатулке черного дерева, клубок прочной бечевки, две пары запасных чулок – если те, что на ней, промокнут, – несколько платков разных размеров и еще кое-какие другие полезные предметы, включая небольшой складной нож для очинки перьев, на случай если самим придется ими пользоваться. Сестер никогда не заставили бы мириться с подобным неудобством, но они-то не сестры.

Повесив суму на плечо, Морейн прихватила свой плащ, подол которого, а также края капюшона были обшиты каймой, и выскочила наружу как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мейдани и Брендас торопливым шагом покидают галерею. Суан с нетерпением ждала подругу, на ее плече под плащом тоже висела сума, голубые глаза блестели от возбуждения. Морейн была не единственной, кому пришлось наверстывать упущенное время. По другую сторону галереи Кэтрин Алруддин высунула голову из комнаты, во все горло потребовала, чтобы Карлиния отдала ее швейный набор, и тут же, не дожидаясь ответа, нырнула обратно.

– Аланна, Приталле, кто-нибудь из вас не одолжит мне пару чистых чулок? – донесся крик откуда-то снизу.

– Я же вчера дала тебе пару, Эдесина, – ответили сверху.

Повсюду хлопали двери, женщины выбегали из них, окликая Тимэйл или Десандре, Коладару или Атуан и с десяток других, требуя вернуть ту или иную взятую на время вещь или, наоборот, прося одолжить что-либо. Если бы сейчас появилась сестра, за тот шум-гам, какой они здесь подняли, неприятностей у девушек было бы по горло.

– Что ты там копалась, Морейн? – выдохнула Суан. – Идем скорее, не то опоздаем!

Она пустилась прочь быстрым шагом, словно впрямь думала, что гвардейцы отправятся без них, если они не поспешат. Такого, разумеется, не могло произойти, однако Морейн не стала терять время зря. Она нипочем не будет медлить, коли выпал случай покинуть город – тем более такой случай!

Солнце все еще не прошло и полпути к зениту. По небу катились сгущавшиеся темно-серые тучи. Возможно, сегодня снова пойдет снег. Из-за снегопада стоявшая перед ними задача проще не станет. Впрочем, идти было легко, поскольку широкая, усыпанная гравием дорожка, которая вела между деревьями к Западной конюшне, мимо крыла Башни, отведенного для принятых, была расчищена. Разумеется, снег убрали не для удобства принятых: просто в Западной конюшне держало лошадей большинство сестер и работники расчищали эту дорожку лопатами по два-три раза в день, если в том была необходимость.

Сама конюшня представляла собой вытянутое трехэтажное строение из серого камня, более вместительное, нежели главная конюшня Солнечного дворца. На просторном мощеном дворе перед ней было не протолкнуться из-за толпы конюхов в груботканых куртках, оседланных лошадей и гвардейцев Башни в шлемах и серых стальных кирасах поверх темных, почти черных, мундиров и в таких же темных плащах с изображением белой слезинки Пламени Тар Валона. Плащи-табары с семью цветными полосами поверх кирас отличали знаменщиков и единственного здесь офицера. Брендас и Мейдани взбирались в седла, а полдюжины других принятых, в плащах и капюшонах, вытянувшись цепочкой, уже ехали по направлению к Закатным воротам в сопровождении своих гвардейцев. Морейн на секунду разозлило, что столь многие опередили их с Суан. Они что, совсем не собирались в дорогу, раз управились так быстро? Но зато они не знали, что на самом деле должны искать. Эта мысль вновь вернула ей хорошее настроение.

Протолкавшись сквозь толпу, Морейн отыскала свою гнедую кобылу. Ее держала под уздцы долговязая женщина-конюх, на узком лице которой читалось осуждение. Скорее всего, она хмурилась при виде принятой, которая могла похвастаться собственной лошадью. Таких было очень немного – большинство не могли позволить себе содержать лошадь, да и возможность выехать за пределы Башни все равно выпадала чрезвычайно редко, – но Морейн купила себе Стрелу, отпраздновав таким образом получение кольца. Такое проявление тщеславия, как она подозревала, едва не стоило ей вызова в кабинет Мериан. Но даже если и так, девушка не жалела о покупке. Кобыла была невысокой – Морейн терпеть не могла выглядеть маленькой девочкой, что было бы неизбежно на фоне крупного животного, – однако Стрела еще долго могла скакать после того, как выдыхались другие более статные лошади. Быстрый скакун – это хорошо, но выносливый – еще лучше. Стрела же обладала обоими качествами. Кроме того, она преодолевала такие препятствия, перед которыми пасовали большинство лошадей, наотрез отказываясь даже пытаться. Выяснение этого обстоятельства действительно стоило ей визита к наставнице послушниц. Сестры с неодобрением смотрели на принятых, которые рисковали сломать себе шею. С очень сильным неодобрением.

Женщина-конюх хотела сразу же отдать поводья, но Морейн, повесив суму на высокую луку седла, принялась расстегивать пряжки на седельных сумках. В одной лежал сверток: в салфетку были завернуты полбуханки черного хлеба, курага в вощеной бумаге и большой кусок светло-желтого сыра. Это было больше, чем она могла бы съесть в одиночку, но кое у кого из принятых аппетит был не чета ее. Из второй сумки торчала деревянная полированная доска для письма, к которой прилагалась толстая пачка плотной бумаги и две хорошие ручки со стальными перьями.

«Зря взяла перочинный ножик», – с огорчением подумала Морейн, стараясь, чтобы лицо оставалось бесстрастным. Она вовсе не желала показывать конюху свое смущение. По крайней мере, она подготовилась ко всему.

В доску также была вделана плотно закупоренная чернильница из толстого стекла. К вящему изумлению женщины-конюха, которое та даже скрывать не стала, Морейн не поленилась проверить, действительно ли она закупорена достаточно плотно. Что ж, эта женщина может усмехаться, сколько ей угодно, даже не прикрываясь ладонью, но Морейн не хотелось возиться с кучей перепачканной бумаги, если чернила все же протекут. Иногда она жалела о том, что слуги не смотрят на принятых так, как послушницы.

Женщина-конюх отвесила ей ироничный поклон, вручив наконец поводья, а потом нагнулась, сложив руки перед собой так, чтобы подсадить в седло, – еще один жест, в котором сквозила насмешка, – но Морейн презрела ее помощь. Натянув тугие перчатки для верховой езды, она одним махом взлетела в седло. Пусть-ка эта женщина посмеется над этим! Морейн посадили на ее первого пони – разумеется, его держали под уздцы, – как только она научилась ходить, не держась ни за чью руку, а первую настоящую лошадь ей подарили в десять лет. К несчастью, на юбке принятой не было разрезов для верховой езды, и необходимость поправлять одежду в тщетной попытке прикрыть ноги несколько подпортила предполагаемый эффект. Причем дело было в холоде, а не в застенчивости. Ну… по крайней мере, не только в застенчивости. Заметив, что некоторые гвардейцы бесцеремонно поглядывают на ее ноги, обтянутые чулками и открытые чуть ли не до колен, Морейн вспыхнула от ярости. Стараясь не обращать на мужчин внимания, она огляделась в поисках Суан.

В ознаменование получения кольца она хотела купить лошадь и для Суан и теперь жалела, что позволила подруге отговорить себя: иначе Суан могла бы практиковаться, сколько душе угодно. Теперь же та взбиралась на свою лошадь, крепкого серого мерина, с такими неловкими предосторожностями, что совершенно безмятежное с виду животное даже вывернуло шею назад и с испугом глядело на будущую наездницу. Суан чуть не выпала из седла, пытаясь засунуть в стремя вторую ногу. Когда это ей наконец удалось, она стиснула поводья с такой силой, что ее темно-серые перчатки натянулись на костяшках пальцев; на лице девушки застыло угрюмо-решительное выражение, словно она готовилась к тяжелому испытанию, которое могла провалить. Впрочем, для нее так оно и было. Суан, вообще-то, умела ездить верхом, просто удавалось ей это очень плохо. Ее полуобнаженные ноги тоже привлекли взгляды некоторых мужчин, но Суан, по-видимому, ничего не замечала. Впрочем, даже если бы она и заметила это, то, разумеется, ничуть не смутилась бы. Если верить Суан, работа на рыбачьей лодке требовала подтыкать юбку, оголяя ноги куда выше колен!

Когда обе девушки оказались в седлах, стройный молодой подлейтенант, шлем которого украшало короткое белое перо, выделил им в сопровождение восьмерых гвардейцев. Его лицо за решеткой забрала было, право же, довольно привлекательным, однако любой из гвардейцев Башни знал, что ему грозит, если вдруг ему вздумается улыбаться принятым. Поэтому офицер, прежде чем отвернуться, взглянул на Морейн и Суан лишь мельком. Не то чтобы Морейн хотела, чтобы он улыбнулся, или жаждала улыбнуться ему в ответ – она ведь не какая-то безмозглая послушница! – но она бы с удовольствием посмотрела на него немного подольше.

Командира их эскорта назвать привлекательным было трудно. Высокий, седоватый знаменщик с вечно хмурым выражением лица и низким хриплым голосом, коротко назвавшийся Стилером, окружил девушек кольцом своих солдат и, не говоря больше ни слова, развернул длинноногого чалого мерина по направлению к Закатным воротам. Гвардейцы пришпорили коней, спеша за ним, и тут девушки сообразили, что их гонят вперед словно овец. Гонят! Морейн с трудом сохраняла невозмутимость. Хорошая практика, кстати. Суан, однако, практиковаться, по-видимому, не желала.

– Мы должны ехать на западный берег, – окликнула она Стилера, сердито вперившись взглядом в спину знаменщика. Тот не отвечал. Колотя пятками по упитанным бокам своего серого, девушка нагнала командира, чуть не слетев при этом с седла. – Слышишь меня? Нам следует ехать на западный берег.

Знаменщик громко вздохнул и в конце концов соизволил повернуть голову и взглянуть на Суан.

– Мне и приказано доставить вас на западный берег… – Стилер замолчал, словно раздумывая, какой титул следует употребить, обращаясь к ней. Обычно у гвардейцев не было причин разговаривать с принятыми. Очевидно, ему так ничего и не пришло в голову, поскольку продолжил он без почтительных обращений и более твердым тоном: – И вот что: если кого-нибудь из вас поцарапают, то аукнется мне, а мне вовсе этого не хочется. Поэтому лучше не выезжайте из оцепления, ясно? Ну ладно, поехали. Иначе мы остановимся и не сдвинемся с места, пока вы не послушаетесь.

Сжав зубы, Суан присоединилась к Морейн.

Быстро оглянувшись и удостоверившись, что никто из солдат не услышит ее, Морейн прошептала:

– Суан, ты на самом деле думаешь, что именно мы найдем его? – Конечно, она надеялась на это, но вокруг – реальная жизнь, а не баллада менестреля. – Может, он еще даже и не родился.

– С тем же успехом это можем быть и мы, и кто-то другой, – пробормотала Суан. – У нас шансов даже больше, ведь мы знаем, что искать. – Она не сводила сердитого взгляда со знаменщика. – Когда я решу связать себя узами со Стражем, первое, о чем я позабочусь, – чтобы он делал то, что ему сказано.

– Ты думаешь, не связать ли узами Стилера? – невинным тоном спросила Морейн.

Во взгляде Суан промелькнула такая смесь изумления и ужаса, что Морейн чуть было не рассмеялась, но тут Суан снова едва не свалилась со своей лошади, а над этим смеяться было нельзя.

Когда всадники миновали окованные железом Закатные ворота с золочеными изображениями заходящего солнца на толстых балках высоко вверху – именно благодаря им ворота и получили свое название, – вскоре стало очевидно, что маленький отряд заворачивает к юго-западу, направляясь мощеными улицами к Алиндейрским воротам. В городе было множество речных ворот, через которые из реки могли заходить небольшие лодки, – и, разумеется, Северная и Южная гавани для больших судов, – но на мосты вели только шесть ворот. Алиндейрские ворота были самыми южными из трех, расположенных в западной части города, и если девушки хотели оказаться поближе к Драконовой горе, то это направление уводило их в сторону. Но Морейн не тешила себя иллюзиями, что Стилер позволит сбить себя с намеченного пути. «Смирись с тем, что изменить не можешь», – кисло подумала она. Суан, должно быть, готова ногти грызть от разочарования.

Суан, однако, молчала, разглядывая спину Стилера. Ее взгляд больше не был сердитым, скорее просто изучающим, словно она смотрела на одну из головоломок, которые так любила, – сводящие с ума своей запутанностью, где отдельные части прилегали друг к другу так плотно, что казалось, будто их вообще нельзя разъединить. Вот только, в конце концов, они всегда разделялись – в руках Суан. То же относилось к загадкам, ребусам и математическим задачам. Суан видела закономерности там, где никто другой не способен был их разглядеть. Она была настолько поглощена рассматриванием знаменщика, что ей даже удавалось ехать верхом довольно ловко, чуть ли не с изяществом. По крайней мере, с виду не скажешь, что она готова свалиться с лошади при каждом шаге.

Возможно, ей и удастся выдумать, как вынудить Стилера повернуть, но что до Морейн, то она с наслаждением всецело отдалась прогулке по городу. Ведь даже принятым не каждый день разрешали выезжать за территорию Башни, а Тар Валон был огромным городом, величайшим городом во всем известном мире. Да и наверняка вообще во всем мире. Остров протянулся почти на десять миль, и, не считая общественных парков, частных садиков – и Огирской рощи, разумеется, – каждый квадратный фут земли занимал город.

Улицы, по которым ехал отряд, были широкими, их давно не чистили от снега, и повсюду – толпы людей, большей частью передвигающиеся пешком, хотя изредка в толпе попадались и портшезы, или закрытые носилки. По запруженным людьми улицам идти пешком куда быстрее, и лишь самые заносчивые или упрямые: тайренская дама с гордо поднятой головой, в высоком кружевном воротничке, окруженная свитой слуг и охранников, группа кандорских купцов с серебряными цепочками поперек груди, спокойно смотрящих по сторонам, несколько кучек разряженных в пух и прах усатых щеголей из Муранди, которым следовало находиться не здесь, а там, где шел бой, – ехали верхом. И еще те, кому предстоит долгий путь, поправила себя Морейн, тщетно попытавшись в который раз прикрыть ноги и кинув сердитый взгляд на раскосого салдэйца – судя по простой суконной куртке, купца или ремесленника, – который разглядывал их слишком уж откровенно. О Свет! Мужчины, кажется, не способны понять или попросту не обращают внимания, когда женщина хочет, чтобы на нее смотрели, а когда – нет! Как бы то ни было, но Стилер и его солдаты своим присутствием расчищали перед собой путь. Никто не хотел мешать отряду из восьми вооруженных и закованных в доспехи гвардейцев Башни. Должно быть, именно это заставляло толпу расступиться. Она сомневалась, что кому-нибудь в этой толпе известно, что белое платье с семицветной каймой означает принадлежность к Белой Башне. Те, кто приезжал в Тар Валон, обычно старались держаться подальше от Башни, если только у них не было никаких дел к Айз Седай.

В этой толпе были представлены, казалось, все страны. «Весь мир приходит в Тар Валон», – гласит пословица. Тарабонцы с дальнего запада, в полупрозрачных вуалях, которые закрывали лицо до самых глаз и сквозь которые явственно виднелись густые усы, соседствовали здесь с обветренными и, несмотря на холод, босыми матросами бороздивших воды Эринин речных кораблей. Вот навстречу проехал верхом порубежник в пластинчато-кольчужных доспехах – каменнолицый шайнарец с бритой головой и единственным пучком волос на макушке; его шлем с гребнем был приторочен к седлу. Наверняка это гонец, направлявшийся в Башню, и у Морейн промелькнула мысль, не остановить ли его. Но вряд ли он открыл бы ей содержание своего послания, и к тому же тогда ей пришлось бы пробиваться через стену из гвардейцев Стилера. О Свет, как невыносимо это неведение!

Здесь были кайриэнцы в темных одеждах, они выделялись среди прочих низким ростом и бледной кожей; алтарцы в богато расшитых платьях; алтарки запахивали свои плащи, ярко-красные, зеленые или желтые, оберегая от холода те части тела, которые низкие вырезы их платьев открывали на поживу ледяному ветру; тайренцы в куртках в широкую полоску и тайренки в обшитых кружевами нарядах; незамысловато одетые андорцы шагали так, словно не только знали в точности, куда они идут, но и намеревались достичь цели как можно скорее. Андорцы терпеть не могли делать несколько дел одновременно. Для этого они были слишком упрямыми и гордыми, и, кроме того, им зачастую просто не хватало воображения. Пять или шесть меднокожих доманиек в причудливо расшитых плащах – несомненно, купчихи; почти все доманийские женщины, выезжавшие за пределы своей страны, были купчихами – покупали пирожки с мясом с ручной тележки. Поодаль одетый в куртку с красными рукавами арафелец с черными волосами, собранными в две косицы, свисавшие на спину и украшенные серебряными колокольчиками, размахивал руками, увлеченно споря с флегматичным иллианцем, а того, казалось, больше интересовал яркий полосатый плащ, в который он тщательно кутался. Морейн заметила даже одного очень темнокожего парня, который вполне мог принадлежать к Морскому народу, – хотя и некоторые тайренцы были не менее смуглыми. Его рук не было видно под обтрепанным плащом, и он пробирался сквозь толпу так поспешно, что Морейн не сумела разглядеть, имелась ли у него на руках татуировка.

От одних разговоров такой уймы народа шум стоял изрядный, но к нему добавлялся еще скрип плохо смазанных осей тележек и фургонов, стук копыт и скрежет окованных железом колес по камням мостовой. Возчики орали на прохожих, требуя освободить дорогу, что последние делали весьма неохотно; лоточники расхваливали свой товар, разложенный на тележках и подносах: ленты, иголки, жареные орешки и другую дребедень. Невзирая на холод, на перекрестках то и дело попадались жонглеры и акробаты – женщины и мужчины, положив на землю шапки для монет, играли на флейтах, рожках, арфах. Лавочники, стоя в дверях своих лавок, громогласно убеждали в превосходстве своего товара над любым другим. Метельщики улиц с метлами, лопатами, тележками убирали то, что оставляли за собой лошади, и всяческий другой мусор, выкрикивая: «Дорогу чистым сапогам! Дорогу, если хотите, чтобы сапоги были чистыми!» Это было так… в порядке вещей. Никто, казалось, не замечал тяжелого кислого запаха дыма, висевшего в воздухе. Битва за стенами Тар Валона не могла изменить того, что происходило внутри этих стен. Возможно, изменить это оказалась бы не в состоянии даже сама война. Но те же самые сцены можно увидеть и в Кайриэне, хотя, наверное, людей там не так много и разнообразия поменьше. Такой город, как Тар Валон, – единственный, он не похож ни на какой другой.

Белая Башня высилась в самом центре города – массивная, белая, как кость, колонна, почти на сотню спанов вздымающаяся в небеса и видимая на десятки миль. Путники, направлявшиеся к городу, видели ее еще задолго до того, как могли разглядеть сам город. Она являла средоточие силы Айз Седай; ее одной хватило бы, чтобы придать Тар Валону незабываемый облик, но, кроме нее, по всему городу возвышались и другие, меньшие башни. Не только шпили – здесь были и спиральные, и желобчатые башни; между теми, что располагались близко друг к другу, в сотне футов над землей, а иногда и в двух сотнях или больше, были переброшены мосты. Даже поднебесные башни Кайриэна не могли сравниться с ними. В центре каждой площади располагался фонтан, памятник или огромная статуя, установленная зачастую на постаменте высотой шагов в пятьдесят. Но и сами здания были несравнимо величественнее, нежели в других городах. Вокруг принадлежащих купцам и банкирам роскошных особняков, украшенных куполами, шпилями, колоннадами, теснились лавки и гостиницы, таверны и конюшни, доходные дома и жилища простого народа. Однако даже они были отделаны резьбой и фризами, которые сделали бы честь любому дворцу. Да многие из них и сошли бы за дворцы. Почти все они были огирской постройки, а огиры строили ради красоты. Еще более чудесными были те разбросанные по всему городу строения – они виднелись тут и там, по полдюжины на каждой улице, – где каменщикам-огирам предоставили свободу самовыражения. Трехэтажное здание банка вызывало в памяти стаю птиц в полете, изваянных в золотистом мраморе; при виде здания гильдии купцов Кандора перед глазами вставал образ табуна лошадей, купающихся в прибое, – а может быть, это волны прибоя превращались в лошадей. Огромная гостиница «Синий кот» больше всего напоминала то, что значилось в ее названии, – а именно синего кота, спящего, свернувшись в клубок. Большой Рыбный рынок, крупнейший из городских рынков, казалось, и впрямь был косяком здоровенных рыб, зеленых и красных, голубых и полосатых. Другие города тоже могли похвастаться зданиями, построенными огирами, но среди них не было ничего подобного тому, что было представлено в Тар Валоне.

Одно из огирских творений окружали строительные леса, поэтому Морейн разглядела лишь то, что возведено оно из зеленого и белого камня и, казалось, сплошь состояло из изгибов. По деревянным платформам ходили каменщики-огиры, некоторые из них с помощью торчавшего над улицей длинного деревянного крана поднимали огромные куски белого камня. Даже произведения огиров время от времени требовали ремонта, и ни один каменщик из людей не мог воспроизвести их искусства. Впрочем, видеть огирских каменщиков доводилось не так-то часто. Сейчас один из мастеров стоял на мостовой, у основания широкой лестницы, ведущей к нижнему ярусу лесов; на строителе был длинный темный кафтан, колоколом висевший над сапогами, под мышкой огир держал толстый рулон бумаги. Если не присматриваться, мастера можно было принять за человека. И если не обращать внимания на то, что его огромные глаза оказались на одном уровне с глазами Морейн, когда та проезжала мимо. А также на торчавшие из волос длинные уши с кисточками на концах, на нос чуть ли не во все лицо и на рот, только что не разрезавший это лицо пополам. Брови свисали ему на щеки, словно усы. Морейн приветствовала огира, церемонно поклонившись со своего седла, и он ответил ей не менее торжественным поклоном, поглаживая узкую бородку, спускавшуюся ему на грудь. Однако, когда огир повернулся и начал взбираться по лестнице, его уши дернулись, и Морейн почудилась в этом усмешка. Любой встречный в Тар Валоне огир распознает платье принятой с первого взгляда.

Вспыхнув, Морейн покосилась на Суан – не заметила ли чего подруга, – но та по-прежнему не сводила взора со Стилера. Возможно, она даже вообще не увидела огира. У Суан в голове, может, одни головоломки и загадки, но ухитриться не заметить огира?

Примерно через час после выезда из Башни отряд достиг Алиндейрских ворот, которые были настолько широки, что через них свободно могли проехать бок о бок пять или шесть повозок; справа и слева от ворот располагались стройные башни с зубчатыми верхушками. Над высокими белыми стенами города тоже возвышались башни, вдававшиеся в реку, но ни одна из них не была столь высокой или мощной, как те, что охраняли мост. Огромные, обитые листами бронзы створки были распахнуты настежь, однако на верхушках башен несли вахту гвардейцы – по их команде ворота в любой момент могли захлопнуться. Еще две дюжины стражников, вооруженных алебардами, стояли вдоль обочины, наблюдая за теми немногими, кто проходил мимо. Морейн с Суан и их эскорт притягивали взгляды караула, как магнит – железные опилки. Точнее, внимание привлекали платья с семицветной каймой. Никто, однако, не сказал ни слова о принятых, покидающих город, – вероятно, потому, что какая-то группа уже миновала эти ворота. В отличие от переполненных улиц, на мосту движения не было. Все, кто искал защиты в Тар Валоне, уж давно укрылись за его стенами, и, несмотря на внешнюю обыденность жизни в городе, никто, по-видимому, не считал, что покидать город уже безопасно. Один из гвардейцев, широкоплечий знаменщик, кивнул Стилеру, и тот, не останавливаясь, кивнул в ответ.

Когда копыта лошадей застучали по мосту, у Морейн перехватило дыхание. Мосты сами по себе были чудом – каменное кружево, созданное с помощью Единой Силы. Они выгибались дугой почти на целую милю и упирались в твердую землю, начинавшуюся за болотистым речным берегом. Лишенные опор конструкции были настолько высокими, что под ними без помех мог проплыть даже самый большой речной корабль. Однако вовсе не это поразило Морейн. Она оказалась за пределами города! Сестры вбили в голову каждой послушнице, что если она хотя бы ногу поставит на мост, это уже будет рассматриваться как попытка к бегству, а бегство считалось самым тяжким преступлением, какое только могла совершить послушница. Если не считать убийства, конечно. То же самое относилось и к принятым, просто им не надо было об этом напоминать. И вот она – за пределами города, на свободе, словно уже носит шаль! Морейн оглянулась на окружавших ее солдат. Ну… почти на свободе.

В самой высокой точке моста, более чем в пятидесяти шагах над рекой, Стилер внезапно натянул поводья. Он что, спятил и решил полюбоваться на Драконову гору, что виднелась в отдалении, над обломанной вершиной которой поднималась ленточка дыма? Охваченная радостными чувствами, Морейн совсем забыла о холоде, но резкий ветер с Алиндрелле Эринин пробрался под плащ и быстро напомнил о себе. Вонь горелого дерева ощущалась здесь особенно сильно. Морейн неожиданно осознала, что трубы смолкли. Наступившая тишина почему-то казалась не менее зловещей, чем прежде – непрекращающийся зов труб.

Потом Морейн заметила у подножия моста группу конников – человек девять или десять, которые смотрели в сторону городских стен. Вопрос, почему стихли трубы, тут же перестал беспокоить ее. Полированные кирасы и шлемы всадников сияли серебром, и их длинные белые плащи лежали на крупах лошадей. Обнимая Истинный Источник, она ощутила, как ее наполняют жизнь и радость, но сейчас важнее оказалось то, что Сила обострила ее зрение. Как Морейн и подозревала, на плащах, на груди слева, красовалась вышивка – пылающее золотое солнце. Чада Света! И они посмели перегородить один из мостов Тар Валона? Что ж, здесь есть только они с Суан и гвардейцы Башни. Однако это ничего не меняет. По правде говоря, тот факт, что здесь не было никого, кроме них, только усугублял ситуацию.

– Знаменщик Стилер, – громко произнесла Морейн, – нельзя позволить белоплащникам думать, что они способны устрашить посвященных Башни. И тем более гвардию Башни. Вперед!

Этот глупец даже не обернулся, пристально рассматривая белоплащников. Возможно, если она слегка стукнет его по макушке небольшой прядью Воздуха…

– Морейн! – Шепот Суан был едва слышен, но она ухитрилась вложить в него предостережение.

Морейн с удивлением посмотрела на свою подругу. Суан хмурилась. Откуда она узнала? Морейн ведь еще даже не начала плести! Однако Суан права. Некоторые вещи делать просто не разрешалось. С виноватым видом она отпустила саидар и глубоко вздохнула, почувствовав, как восторг медленно покидает ее. Вздрогнув, Морейн поплотнее закуталась в плащ – словно это чем-то поможет!

Наконец белоплащники развернулись и поехали обратно в деревню. Алиндейр – очень большое селение, почти городок: кирпичные дома в два, а то и в три этажа, крытые голубой черепицей, которая сейчас едва проглядывала из-под снега, собственные гостиницы, лавки и рынки. Укутывавшее деревню белое одеяло придавало ей чистый и мирный вид. Белоплащники очень быстро скрылись с глаз. Лишь когда они показались в промежутке между двумя зданиями на улице, ведущей на север, Стилер, пришпорив коня, продолжил путь. Его рука в латной перчатке лежала на рукояти меча, а сам он все время, пока они ехали вниз по оставшейся части моста, не переставал вертеть головой, обшаривая взглядом лежащие впереди улицы. Там, где встретилась одна группа белоплащников, могли оказаться и другие. Морейн внезапно испытала глубокую признательность Стилеру и его людям. Кинжал мало чем помог бы ей против стрел белоплащников. Ничто из ее приготовлений, пожалуй, не принесло бы сейчас большой пользы.

Когда отряд добрался до окраины городка, Суан снова ударила пятками в бока своего серого и нагнала знаменщика; она по-прежнему была так поглощена собственными мыслями, что правила лошадью даже с некоторой… не грацией, разумеется, но, по крайней мере, устойчивостью.

– Знаменщик Стилер! – В ее голосе вежливые и настойчивые нотки сочетались с изрядной долей уверенности. Тон был почти приказной. Стилер повернул к ней голову, удивленно моргнув. – Вы, разумеется, знаете, почему мы здесь, – заявила Суан и продолжила, не дожидаясь его кивка: – Женщины, которые, вероятней всего, в скором времени покинут пределы земель Тар Валона, не успев услышать о вознаграждении, живут в лагерях, наиболее отдаленных от города. Если бы мы отправились туда вчера, нам могла грозить опасность, но сегодня Амерлин получила донесения, что Айил отходят. – О Свет, да она говорила так, словно Амерлин только и делает, что регулярно делится с ней полученными сообщениями! – Амерлин особо подчеркнула, что не желает, дабы кто-то из этих женщин покинул Тар Валон, не получив награду. Поэтому я настоятельно предлагаю, чтобы мы, выполняя волю Амерлин, начали с наиболее отдаленных лагерей. – Сопровождавший эти слова жест кому-нибудь мог показаться неопределенным. Но только не ее лучшей подруге. Суан словно бы случайно указывала в сторону Драконовой горы. – Престол Амерлин желала бы, чтобы мы поступили именно так.

Морейн затаила дыхание. Неужели Суан нашла, как к нему подступиться?

– На этом берегу Эринин, как я слышал, нет ни одного айильца, – ответил одобрительно Стилер. Однако следующие его слова разрушили все их надежды. – Но мне было велено объехать ближайшие к реке лагеря. Пусть уж так и будет. А еще мне было сказано, что, если кто-нибудь начнет затевать споры, я буду вынужден вернуться вместе со спорщицей в Башню. Вы ведь не затеваете спор, правда? Сдается мне, что нет.

Придержав лошадь, чтобы поравняться с Морейн, Суан поехала рядом со Стрелой. Она не хмурилась, но взгляд ее, направленный в спину знаменщика, полыхал голубым льдом. Внезапно ее окружило сияние саидар.

– Нет, Суан, – тихо сказала Морейн.

Суан мрачно взглянула на подругу:

– Может, я просто хотела посмотреть вперед. Вдруг там где-нибудь затаились белоплащники?

Морейн приподняла бровь. Суан вспыхнула; окружавшее ее сияние померкло. Ей не стоило разыгрывать оскорбленную невинность: после шести лет, проведенных чуть ли не в поясных кошелях друг у друга, Морейн с одного взгляда могла определить, когда ее подруга затевала какую-нибудь проделку. Для человека столь сообразительного Суан иногда бывала просто слепой.

– Не понимаю, как ты это выносишь, – пробормотала она, приподнимаясь на стременах. Морейн пришлось протянуть руку, чтобы не дать Суан упасть на землю. – Если до лагеря еще далеко, мне понадобится сестра для Исцеления.

– У меня есть мазь, – сказала Морейн, с некоторым удовлетворением похлопав по сумке, свисавшей с седла.

Перочинный нож и кинжал, может, и оказались бесполезными, но, по крайней мере, она не забыла мазь.

– Лучше бы у тебя там была хорошая повозка, – пробурчала Суан, но Морейн только улыбнулась.

Селение Алиндейр лежало перед ними, пустое и тихое. Его сжигали по меньшей мере трижды во время Троллоковых войн, еще один раз – ближе к концу Войны Второго Дракона и дважды на протяжении двадцатилетней осады Тар Валона армиями Артура Ястребиное Крыло, и теперь, судя по всему, жители ожидали повторения подобного. На заметенных снегом улицах тут и там попадались то стул, то стол, то детская кукла, то кастрюля – обыватели спешили попасть в город, прихватив с собой все, что успели. Но все двери и ставни были закрыты – и, без сомнения, крепко заперты в надежде, что все то, что не успели взять с собой, останется в целости и сохранности до возвращения хозяев. Однако запах гари здесь чувствовался еще сильнее, чем на мосту, слышался лишь скрип раскачивающихся гостиничных вывесок и глухой стук лошадиных копыт по камням мостовой, погребенной под снегом. Сейчас место не выглядело столь уж мирным, скорее оно казалось… мертвым.

Морейн почувствовала глубокое облегчение, когда городок остался за спиной, несмотря даже на то, что направлялись они на юг, прочь от Драконовой горы. Предполагалось, что в округе все должно быть спокойно; по мере того как отряд удалялся, гарью пахло все слабее. Но Суан, очевидно, не чувствовала облегчения. Время от времени она посматривала через плечо на огромный черный пик Драконовой горы – через раз ей требовалась твердая рука Морейн, чтобы удержаться при этом в седле, – и не единожды с ее стороны слышался отчетливый скрежет зубов. Они часто обсуждали, к какой Айя каждая из них присоединится, и Морейн уже давно выбрала для себя Голубую, но сейчас она подумала, что Суан, наверное, все же остановится на Зеленой.

Первый лагерь, который они посетили, лежал в двух милях за Алиндейром и представлял собой расползшееся во все стороны скопище фургонов, повозок, палаток всех мастей и различной степени изношенности, перемежавшихся грубыми шалашами, сложенными и сплетенными из веток. Повсюду горели костры, кое-где на них что-то варилось. Молоты стучали по наковальням в трех кузнях, дети, вопя и играя, носились по утоптанному грязному снегу, словно знать не знали, что только что отгремела битва, в которой, возможно, погибли их отцы. А если погибли, то и хорошо, что дети об этом не ведают. Коновязи были почти пусты, и, кроме кузнецов, мужчин почти не было видно, однако длинная цепочка женщин – пожалуй, больше пятидесяти! – вытянулась перед полотняным шатром, где за столом сидела принятая, позади которой стояли четверо гвардейцев Башни, так что Стилер даже не стал придерживать лошадь. Морейн быстро обняла Истинный Источник и почувствовала, как Суан сделала то же самое. Просто чтобы получше рассмотреть, кем была эта принятая, разумеется. Ее лицо обрамляло множество тарабонских косичек. Сарен была самой красивой девушкой в крыле принятых, исключая, может быть, одну Эллид. Разница заключалась только в том, что Сарен этого не осознавала, чего нельзя сказать об Эллид. Тем не менее для дочери лавочника Сарен была удивительно бестактна. Ее мать, должно быть, обрадовалась, когда острый язычок Сарен оказался в Тар Валоне.

– Надеюсь, на этот раз из-за своего языка она не угодит в кипяток, – тихо сказала Суан, словно прочитав мысли Морейн.

Впрочем, они обе слишком хорошо знали Сарен. Они дружили, но временами подруга становилась совершенно невыносимой. Ее недостатки искупало одно: сказав не то, что следует, она как будто и не понимала неуместности своих слов, точно так же как не осознавала красоты своего лица.

Когда девушки отъехали на несколько сотен шагов, сияние вокруг Суан исчезло, и Морейн тоже отпустила Силу. В конце концов, их могла увидеть кто-то из сестер.

Следующий лагерь, расположенный в какой-нибудь миле к югу, оказался больше первого, беспорядка в нем тоже было больше, и здесь никто не записывал имен. К тому же шум тут царил неимоверный, кузниц было шесть, а бегающих и орущих ребятишек – вдвое больше, чем в первом. Здесь тоже почти не было заметно мужчин и коновязи пустовали, но, как ни странно, в лагере обнаружились закрытые экипажи. Морейн вздрогнула, услышав мурандийский акцент. Мурандийцы слыли людьми вздорными, вспыльчивыми и щепетильными в вопросах чести, в которых никто, кроме них, не разбирался, из-за чего постоянно возникали дуэли. Однако, когда Стилер объявил о цели их визита – проревев об этом на весь лагерь голосом, какой испугал бы и быка, – никто не стал устраивать свары. Очень скоро двое худосочных юношей в заношенных плащах вынесли для Морейн и Суан стол и пару стульев. Стол поставили на открытом месте. Двое других юнцов принесли жаровни на треножниках, поставив их по бокам стола. Возможно, порученное дело не окажется все же столь уж неприятным.

Загрузка...