— Верите, всего одна мысль кружилась в мыслях — как они нашли её? — я поднял взгляд Олику. На ней лица не было, она слушала меня, зажав рот ладонью, с расширенными от ужаса и мокрыми от слёз глазами. — Может не нужно дальше, Ваше Величество?
— Нет-нет, маркиз, продолжайте, прошу вас. Вам нужно выговориться, — возразила новая королева Вивьера с сочувствием.
— Как пожелаете, — пожал я плечами и продолжил: — Хотя, как позже выяснилось, с момента расставания прошло всего несколько лет, я с трудом узнал свою любимую. Казалось, супруга постарела лет на двадцать. Впрочем, я и сам за эти годы превратился в немощного старика.
Палач, грубо приподнял за волосы упавшую на колени княжну и от души хлестнул её по щеке. Та сжала губы, стараясь стойко снести боль и унижение, но не выдержала, зарыдала.
— Ты за это жестоко заплатишь, сволочь! — яростно захрипел я.
Тюремщик слащаво улыбнулся, затем стал медленно развязывать подпоясывающую штаны верёвку и приговаривать:
— Потерпи, милая, сейчас начнётся потеха.
Эйфорида отрицательно замотала головой и, перебирая босыми ногами по полу и обливаясь слезами, затравлено попятилась.
— Не трогай её, ублюдок! Не смей даже прикасаться к ней, урод! Нет! Стой! Передай королю, что я всё скажу, всё подпишу, всё отдам! Лично, ты станешь баснословно богат! — заорал я и, действительно, был готов сдаться.
Но заманчивые посулы, равно как и страшные угрозы с проклятьями из уст узника, истязатель игнорировал…
— Я рвал мышцы и сухожилия, бился в конвульсиях, пускал пену изо рта, умолял и проклинал, а они лишь смеялись мне в лицо и демонстративно грубо, словно взбесившиеся животные, насиловали её, — неподвижно уставившись в одну точку, вспоминал я дальше.
— Они? — сглотнув застрявший в горле ком, тихонько спросила Олика. — Так этих похотливых скотов было несколько?
— Несколько? — горько усмехнулся я. — Их было несколько сотен, Ваше Величество! Триста двадцать шесть, если быть совсем уж точным: пятьдесят пять стражников, двести семьдесят убийц, воров и прочего отребья из соседних клеток. Тех, которых потом выпустил на волю паршивый монарх. Мерзавец, который тоже принимал участие и стал первым, кто обесчестил мою жену. Самое обидное, что княжна сама явилась в столицу и подписала все необходимые документы для того, чтобы двору отошли деньги и сокровища нашей семьи, что доселе хранились в недосягаемом банке гномов. Глупенькая надеялась, таким образом, выкупить мою свободу. Думала, что Констаф проявит милосердие. Но лживой твари на троне этого оказалось мало! Помимо материальных ценностей он запросил от Эйфориды пять ночей женской ласки. Даже не представляю, каких усилий это стоило бедняжке. Но ради меня любимая переборола собственное отвращение и согласилась. Потом, конечно же, сюзерен жестоко обманул обесчещенную княжну, и её притащили в клетку…
— Вот же мразь! Подлец! Ненавижу! — Олика сжала от негодования кулаки.
— И потому, Ваше Величество, прошу, поймите меня правильно и впредь не останавливайте, если я встречу обидчиков моей милой Эйф.
— Х..хорошо, милорд, — сглотнув горький ком, кивнула та. — Я даю вам право на казнь этих грязных свиней без суда и следствия.
— Моя королева, вы только не подумайте, будто я вконец обезумел от утраты. Точно так же, как и вы, считаю, что людская жизнь — бесценна. Однако даже смертная казнь для этих бесчеловечных существ — слишком малое наказание. Знаете, они ведь не просто влезали на «шлюху благородных кровей», а непременно желали проделывать это на глазах её супруга. Они получали наслаждение от чужого унижения. Веки мне предварительно срезали, дабы не смог зажмуриться. Но им незачем этого было делать. Я и так глядел во все очи. Чтобы всех до единого запомнить! Чтобы каждому потом отомстить!
Во взоре Нэллиса блеснуло столько гнева, что даже мне стало не по себе.
— А ещё они непременно желали, чтобы княжна стонала и кричала от наслаждения. Эйфорида, естественно, противилась. Тогда её изуверски наказывали, и она стонала и кричала, только не от удовольствия, конечно, а от нестерпимой боли, — продолжал маркиз, вновь перейдя со мной на ты: — И знаешь, Олика, я бы, наверное, всё простил, если бы она осталась жива.
— А… как… умерла… ваша Эйф? — с трудом выговаривая слова, поинтересовалась я.
— Да точно никто и не заметил, как и когда. На третьи сутки беспрерывного истязания, когда у неё не осталось сил даже на то, чтобы изредка постанывать, очередной сползший с княжны насильник, посетовал на то, дескать, потаскуха, была чересчур холодна с ним. А когда пригляделся повнимательней, обнаружил, что та уж давно и не дышит.
— Кошмар какой! — вздрогнула я. — Искренне вам соболезную.
Мужчина слегка кивнул, принимая моё сочувствие.
Мне стало невыносимо стыдно за всё те грубости, что наговорила этому человеку ранее.
— А что было потом? — спросила я. Тут же мысленно выругала себя за неуместное любопытство и извинилась перед страдальцем: — Ах, прошу прощения за бестактность, понимаю, как вам неприятно возвращаться в тот роковой день.
— В ту роковую ночь, — поправил бывший граф. — Это произошло в ту самую ночь, когда вы, Ваше Величество, с армией орков и крестьян начали штурм столицы. Эх, всего на несколько часов не успели.
— На несколько часов?! Ай-ай-ай, до чего же жаль, — чуть не всхлипнула я. — Если бы только знала, отдала бы приказ выступить чуть пораньше.
— Да, возможно, тогда повезло бы, — с грустью промолвил собеседник. — Хотя, что об этом пустословить? На всё воля богов. Что произошло, того уже не вернуть. Не вините, себя, моя королева, уж вы тут точно совершенно ни при чем.
Чтобы отвлечь Нэллиса от повторного переживания трагедии, я перевела беседу в иное русло:
— Ладно, милорд, давайте обсудим наши дальнейшие планы по противодействию разгулявшейся в городе и окрестностях преступности? Как, к примеру, обстоят дела с массовым внедрением агентов в шайки? С налаживанием сети информаторов? Получается, как вы хотели?
— Не совсем так, как хотел, но эффект определённо есть, — охотно переключился на разговор о работе руководитель жандармерии. — Кстати, ваш знакомец Мидо, очень на этом поприще преуспел. Благодаря его оперативным действиям, нам удалось обезвредить аж четыре группы разбойников. А в данный момент он вышел на след главаря бригады «кровавых поджигателей».
— Правда? — приятно удивилась я неожиданно хорошо проявившему себя в шпионской деятельности другу.
— Истинная, Ваше Величество! Тем не менее, это ничтожные крупицы успеха, на фоне горы провалов. Почти всегда бандиты оказываются на шаг впереди. Едва удаётся обнаружить место, где они прячутся, или куда собираются нагрянуть, как эти сволочи, словно тараканы, расползаются по щелям, — посетовал Нэллис, после чего достал свёрнутый в рулон лист бумаги и развернул его. — Вот здесь у меня свежие данные о расположении наиболее крупных преступных гнездовий — результат минувшей бессонной ночи целой полусотни моих людей. Однако с уверенностью могу отметить, что уже к полудню, данный список потеряет актуальность. Эх, если бы можно было заполучить хотя бы несколько часов форы, тогда мы бы перехватили инициативу. А так город обречён.
— Но как же её обеспечить эту фору? — вскинула я бровь, не отрывая взгляда от карты и предполагая, что вассал намекает на какое-то дополнительное содействие с моей стороны. — Говорите, не стесняйтесь. Чего вам не хватает? Людей? Полномочий? Или требуется дополнительная кругленькая сумма золотом для оплаты информаторов?
— Эх, если бы всё было так легко, — покачал головой маркиз. — Нам не хватает именно времени. Вот если бы мир ненадолго остановился, было бы просто замечательно. Не сочтите за дерзость, но, боюсь, такие чудеса не под силу даже вам, моя королева.
«Согласна: ни мне, ни золотому жуку, ни даже богам», — печально подумала я, а затем, вновь, коря себя за несдержанность, обратилась к капитан-командору:
— Нэллис, уж извините, что вновь тереблю вашу рану, но вы так и не поведали, что стало с вашей дочерью?
На худом лице мужчины заиграли желваки, заставив меня очередной раз пожалеть о том, что спросила.
— В те редкие минуты, когда Эйфориде давали передохнуть, она успела мне обмолвиться, что не уберегла наше чадо. Девочку почти сразу утопили слуги, предавшие нашу семью. Они поджидали княжну с ребёнком на выходе из тайного подземелья. Жене и самой чудом удалось избежать подобной участи. Какой-то тёмный эльф, случайно проезжавший мимо, заколол алчных негодяев и вытащил из реки захлёбывающуюся княжну с камнем, привязанным к шее. Малышку Пенелопу, к сожалению, остроухий не спас, как ни нырял. Видимо, к тому моменту, её уже отнесло ниже по течению.
— П…Пенелопу? — дрожащим голосом, проговорила я. — Нэллис, имя вашей дочери — Пенелопа?!
— Именно так, Ваше Величество. Но в кругу семьи мы ещё ласково называли Ло.
— А… а сколько ей лет?
— Одиннадцать было. На тот момент, когда её не стало…
— То есть сейчас, получается, Ло должно исполниться пятнадцать-шестнадцать?
— Могло исполниться, — сухо поправил меня маркиз, а потом, будто почуяв неладное, изобразил на изувеченном лице насторожённость. — Но почему вы интересуетесь, Ваше Величество?
«Не может быть! Столько совпадений! Неужели она?!» — моё сердце заколотилось, как бешеное. Зажав на удачу кулаки, я без объяснения причин, оставила Нэллиса в зале, а сама стремглав помчалась к советнику Остраду. Вернее, к его ученику Улиссу, а ещё точнее, — к его подружке, которая уж больно умело, даже для моего опытного на подобные обманки детдомовского глаза, маскировала под обликом беспризорной девицы воспитанную леди…
Пенелопа и Нэллис. Девочка, уже давно отчаявшаяся найти родных и много лет назад похоронивший и оплакавший её отец. Я буквально ревела от счастья, наблюдая за их воссоединением. Столь сильные эмоции мне довелось переживать лишь однажды, когда сама отыскала своего папу.
Однако я не стала долго спекулировать на положительной энергетике, смущая, вцепившееся и не выпускающее друг дружку из объятий, семейство, а тактично покинула тронный зал. Печально, конечно, что радость встречи неполная, и с ними нет княжны Эйфориды, но тут можно процитировать самого опального маркиза: «На всё воля богов. Что произошло, того уже не вернуть».
— Пускай пообщаются, — прикрыв за собой дверь, шепнула я паре стражников с алебардами.
Караульные синхронно кивнули.
— А мы пока и там посовещаемся, — развернулась я к ожидающему моей аудиенции народу и указала на стоящий у стены огромный диван.
Министры и советники, тоже искренне ликующие за натерпевшегося бед Нэллиса, понимающе улыбались и даже не думали перечить. А вот срочно вызванная «правая рука» милорда составила исключение. В том смысле, что данный товарищ, экстренно выдернутый из-подтёплого одеяла в законный выходной и ещё не отдышавшийся от продолжительного бега, отчего-то стоял смурнее тучи.
Зовут его Бордиан. Он тоже из сочувствующих угнетённым гражданам Вивьера дворян, тоже когда-то трудился в королевских «спецслужбах» и в молодости крепко приятельствовал с Нэллисом.
Сначала мне показалось, будто заместитель капитан-командора не очень доволен тем фактом, что на него сейчас свалится весь груз проблем по наведению в городе порядка. Но ведь его начальник выпал из колеи по очень уважительной причине. Да и не думаю, что Нэллису потребуется слишком много времени на восстановление работоспособности. Всё-таки маркиз весьма ответственный человек и, как никто другой осознаёт, что дорога каждая минута. Именно по той же самой причине и я перво-наперво завела разговор с хмурым жандармом, а не с кем иным.
— Бордиан, вот вам свежая бумага. Ознакомьтесь с содержимым и немедленно предпринимайте меры, — протянула я свиток, чуть ранее, предоставленный мне Нэллисом. — Здесь список адресов и лиц, которые… Да вы, предполагаю, и сами в курсе?
— Так точно, Ваше Величество! И меры уже вовсю предпринимаем. Рано утром, до того, как идти о дворец, капитан-командор передал мне дубликат этого документа, и мы с ним обсудили варианты действий.
Ага, значит, я была не права! Передо мной истинный патриот. И вовсе он не нежился в постели, а почитай с рассвета, если ещё не с вечера, пахал во благо страны. Ну а мрачный, потому что устал, как собака.
— Хорошо. Тогда не смею вас больше задерживать, — сказала я и, повернулась было, к заждавшимся у дивана чиновникам.
Но Бордиан не шелохнулся.
— Что-то ещё? — поинтересовалась я.
Щека мужчины нервно дёрнулась, зрачки расширились, и он еле слышно выдавил:
— Мидо.
В душе затрезвонили тревожные колокольчики.
— М…Мидо? Что с ним?!
Вместо ответа шумное сопение и устремлённый в пол взгляд.
— Да говорите же!!! — срываясь на высокие нотки, потребовала я.
— Извините, моя королева, но мы не уберегли его.
— Что? — практически беззвучно пролепетали мои дрожащие губы. — Но… как же так?
— Все подробности пока не известны. Мне самому несколько минут назад доложили. Он и ещё один агент вышли на бригаду «кровавых поджигателей», дабы выяснить основные мотивы их деятельности. Или, ежели инициатива не их собственная, то разведать, кто и с какой целью финансирует группировку. «Кровавые поджигатели» вроде бы даже охотно приняли наших ребят, и чтобы проверить их в деле, сразу взяли на операцию. А потом… потом Мидо разоблачил себя тем, что пытался вынести из горящего дома маленьких детей… Ну и погиб.
Мой разум ещё откалывался верить услышанному, а сердце уже сжалось в груди, провоцируя громкие всхлипы.
— Как вскоре выяснилось, всё было подстроено. Второй, чудом уцелевший, парень сообщил, что в нашей команде завёлся предатель. И мы уже взяли гада, — как раз по шестому адресу из списка….
Бордиан ещё что-то рассказывал, но я его уже не воспринимала его слова. Вместо этого в голове попеременно звучал, то мой собственный внутренний голос: «Ну, зачем ты отпустила его? Он же ещё мальчик. Милый добрый мальчик», то та самая злополучная фраза, произнесённая Нэллисом: «На всё воля богов. Что произошло, того уже не вернуть».
— Не-е-ет! — надрывая связки, закричала я, после чего ноги мои предательски подкосились, узор витража на потолке закружился, сливаясь в единое цветное пятно, затем потерял резкость, а потом и вовсе померк…
Если бы можно было выразить в килограммовом эквиваленте всю тяжесть груза ответственности, навалившегося на мои плечи, то у меня, наверное, мгновенно треснули ли бы кости.
Обворожительная Эльдрагория давно улетела, а я всё ещё сижу, как мешком пристукнутый. От обилия новой информации путаются мысли. Закипающий от запредельных нагрузок мозг грозится в любое мгновенье уйти в отказ. Дополнительно вносит сумятицу и вынужденная скорость принятия правильного решения. «Монетой забвения» надлежало воспользоваться не раньше, чем через пять и не позднее, чем через пятнадцать минут после того, как исчезнет драконесса.
Минуло уже шесть (всего-то шесть?) минут, а я всё медлю, сомневаюсь. Может быть демиург, в самом деле, желает мне добра и присылал лазурную помощницу с благородной миссией?
Семь минут. Но мне не нравится, что меня поставили перед фактом. Ведь, по сути, припёрли к стенке, сунули в руки древний артефакт и, вынуждают осуществить запуск «хроно-бомбы», по сравнению с которой её ядерная коллега — новогодняя хлопушка.
Восемь. Почему же мне не дают время на то, чтобы опомниться? Почему лишают возможности проверить предоставленные данные, или хотя бы проанализировать их?
Девять. Кто знает, до чего там досовещались властелины миров? А что если это, не спасение, а размен фигурами? Или жертвоприношение?
Десять. Осталось всего пару минут. Пешки не задают вопросов. Они должны безропотно подчиняться воле шахматиста и идти туда, куда им прикажут. Даже заведомо зная, что шагают навстречу смерти. Но кому нравится быть пешкой? И хотя Игрок1 всячески намекает, что я — далеко не самая слабейшая фигура (ну или, по крайней мере, та из пешек, которую в перспективе собираются подвести к противоположному краю доски и превратить в ферзя), на меня снова нахлынуло параноидальное настроение.
Одиннадцать. Что там надо? Повернуть лучи против часовой стрелки на два щелчка и поймать подброшенную монету, когда та совершит пару-тройку оборотов? Всего-то! Но как же тяжело.
Двенадцать минут. За стенкой продолжают буянить соседи — вот кому всё нипочём!
Тринадцать. Нехорошее число. Блин, вот уже и дурацкие суеверия полезли наружу.
Четырнадцать минут!!! Теперь отсчёт на секунды. Дальше тянуть нельзя. Душно.
«Эх, солнышко, надеюсь, поступаю правильно», — мысленно обратился я к спящей Теоне и вышел в коридор.
Строго соблюдая все наставления Эльдрагории, положил «монету забвения» на руку, резко выдохнул, как алкоголик перед принятием на грудь стакана спирта, и подбросил предмет…
За несколько секунд до этого у толкинистов из смежного купе, что-то зазвенело. Потом один из пьяных парней пробубнел что-то оскорбительное в адрес своего очевидно опростоволосившегося приятеля. Тот возмущённо ответил обидчику. Ругань нарастала, после чего загрохотали упавшие тела.
Почти сразу за этим, долгий и протяжный звук, похожий на сигнал парохода, но только исходящий, как мне показалось, из переполненного пивными газами кишечника, спровоцировал взрыв хохота. А после недовольного возгласа «Фу-у, Вася, что ты за дряни такой нажрался?!», вся разудалая четвёрка резко распахнула двери своего купе и рванула на свежий воздух.
И всё бы ничего, но только эти козлы толкнули меня!
Проявляя чудеса акробатики, я всё же кое-как умудрился поймать перекрутившуюся на несколько лишних оборотов монету. Однако, помимо нужного слова на языке истинных творцов, из уст моих дополнительно вырвалось совсем ненужное «заклинание» на русском непечатном.
Органы слуха мгновенно зафиксировали опустившуюся на мир зловещую тишину. До чёртиков застращанный Эльдрагорией, я инстинктивно зажмурился и втянул голову в плечи, в ожидании БАДАБУМа галактических масштабов…
Бесконечно долгую минуту лежал на пыльном полу вагона, неудобно скрючившись буквой «зю» и боясь не то, чтобы пошевелиться, а даже дышать. Но нешуточные космическое силы, затронутые древним артефактом, почему-то не спешили наказывать меня за непозволительное деяние со временем.
«Может, обошлось, и никакого разрыва вселенской материи не произошло?» — робкой надеждой пискнула в голове мысль.
По-звериному я изучающе потянул носом воздух. Анализирующие атмосферу обонятельные рецепторы не выявили отклонений от нормы и я осмелился медленно приоткрыть левый глаз. А затем быстро вытаращил правый и… клацнул отвисшей челюстью!
Не знаю, как насчёт чёрных дыр и прочих аномалий, но чую, что что-то всё-таки пошло не так. Об этом красноречиво кричит и не исчезнувшая, как ей полагалось, вибрирующая в кулаке «монета забвения», и весьма интересная картина, наблюдаемая моими «зрительными датчиками».
Четыре молодых человека, разукрашенных и разодетых в, как им самим мнится, орков, застыли словно манекены. Причём застыли в очень странных и неестественных позах, не многим отличавшихся от моей. Один из парней так вообще висит в десятке сантиметров от пола. Создалось впечатление, что тела дебоширов замерли в тот самый момент, как я поймал «хронорубль». Впрочем, похоже, так оно и есть.
— Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три — на месте морская фигура замри! — вспомнил я фразу из детской игры и невольно вздрогнул, ощутив, насколько громко звучит мой голос в абсолютной тишине.
В АБСОЛЮТНОЙ!
Поскольку привычный стук колёс движущегося по железной дороге поезда, отсутствует наравне с остальными звуками, то уже заранее предвижу, что именно обнаружу за окном. Тем не менее, всё же поднимаюсь на ноги и бросаю взгляд вдаль.
Невероятно, я что, поставил на паузу весь мир?