Уже лежа в постели, Светка сказала мужу:
— А если они уроды какие-нибудь?
Михаил протяжно зевнул.
— Завтра и узнаем. Спи.
Он щелкнул выключателем бра. Комната погрузилась в ночную тьму. По стеклу зашелестела крыльями какая-то шальная бабочка.
— Нет, ты знаешь, — Светка шевельнулась, ее плечо легонько толкнуло мужа в спину, — может же быть: ты к ним со всей душой, а тебе — ни ответа, ни привета.
— Может, — согласился Михаил.
— Вот и я думаю…
Светка вздохнула.
Михаил подождал, скажет ли она еще что-нибудь, потом перевернулся, вдавил затылок в подушку.
— Ну, смотри, — сказал он, разглядывая потолочную темень, — не понравятся они тебе, больше и приглашать не станем.
— Так соседи.
— Ну, мало ли.
Светка помолчала, вздохнула снова.
— Все равно боязно. Обидятся.
Михаил то ли фыркнул, то ли уже всхрапнул.
Дурная бабочка настырно билась в окно. Что ее привлекло, Светка не знала. Вроде и электричество уже выключили, а она все бяк-бяк, бяк-бяк…
С тем и уснула.
Утром они сразу же взялись за полы.
Михаил вытянул красную полусферу пылесоса, накрутил ему хобот с раструбом и поволок по ковру в гостиной.
Пылесос недовольно урчал, но, зараза, чистил.
Светка водой с порошком вымыла линолеум в прихожей и коридоре и кафель в кухне. Потом пришел черед ламината в детской, а проснувшуюся Динку отправили в магазин за солью, яблоками и молоком.
Михаил выбил в сонном пустом дворе многочисленные половички. Возвращаясь, скользнул взглядом по стальной соседской двери и ощутил некую подсасывающую пустоту. Беспокойство не беспокойство, а хотелось бы, чтобы все было хорошо.
От Светки, наверное, передалось.
Динка-егоза приплясывала на месте, пока ее переодевали в праздничное. Что за ребенок? Ни секунды спокойно не постоит.
Светка командовала: «Руки подыми!», «Не вертись!», «Ногу дай!» — и надевала, застегивала, подвязывала, поворачивала, оценивая результат.
— А у них ребятенок есть? — спросила Динка.
— Есть, — Светка одернула на Динке желто-зеленое платьице.
— А я смогу с ним поиграть?
Светка оглянулась на мужа.
— Ну, наверное, — пожал плечами Михаил. — Я не думаю, что что-то такое…
Он убрал принесенные дочерью молоко и яблоки в холодильник.
— Можешь, — подтвердила Светка.
— Ура-ура! — захлопала в ладоши Динка.
— Только приберись там у себя. Куклы чтобы все были на своих местах.
— Мы будем паззлы собирать! — заявила Динка и, тряся косичками, убежала в свою комнату.
Михаил посмотрел на жену со значением:
— Паззлы!
Трех часов ждали, как манны небесной.
Михаил извелся, обкусал губы. Светка сделалась нервная, шипела так, что не подходи. На кухне подогревалась картошка, булькала вода, в духовке томилось мясо.
Салаты на подоконнике. Яблоки в вазе. Соль в солонках.
Динка носилась, спрашивая: «А когда? Когда?» Стрелки в кварцевых часах одинаково стыли в неподвижности — что в кухне, что в гостиной.
Ну, может, чуть-чуть двигались.
Михаил в пиджаке и брюках, в белой рубашке при чертовом, канареечного цвета галстуке, потея, чувствовал себя килькой в собственном соку.
Жутко хотелось выпить.
На накрытом столе играли в доступность водочные бутылки. Всего-то — свинтить колпачок. И кто, блин, заметит? Гости, что ли?
— Свет! — крикнул Михаил. — Хватит уже там!
— Да сейчас! — рявкнула из кухни жена. — Не кричи!
Гремела посуда.
Звонок в дверь, такой вроде бы ожидаемый, тем не менее застал врасплох.
В груди у Михаила екнуло, ниже, в животе, что-то вздрогнуло и сотряслось. Канареечный галстук удавкой охватил горло.
— Света! — прохрипел Михаил, вскакивая.
— Погоди, не открывай!
Светка выскочила к нему в прихожую, на ходу комкая фартук. Светлый верх, темно-синий низ. Чулочки. Ворот блузки — в мелкую волну.
Михаил округлил руку, чтоб жена продела в нее свою. Они застыли на мгновение, прижавшись.
— Динка! — звенящим от напряжения шепотом позвала Светка.
Динка, прибежав, встала впереди. Задрала голову, блеснула глазами:
— Это они пришли, да?
— Они, они.
Светка поправила Динке скрутившийся воротничок. Михаил протянул руку к замку. Пальцы не сразу поймали ключ.
Щелк!
Дверь отворилась.
Соседи стояли на лестничной площадке таким же треугольником: ребенок впереди, родители сзади. Во всяком случае, Михаил так определил.
— Добро пожаловать! — сказала Светка.
— Проходите!
Михаил, улыбаясь, посторонился, вместе с собой отодвигая и Динку, которая как открыла рот, так и забыла его закрыть.
Соседи чуть помедлили и вползли в прихожую, оставив на коврике перед дверью влажный слизистый след. Полупрозрачные грушеподобные фигуры, два ряда щупалец — внизу и на уровне груди, три круглых глаза.
Высокий зеленоватый гость был, видимо, главой семьи. От него сквозь бульканье и вздохи и услышали:
— Приветствовать!
Бледно-синяя его просвечивающая супруга подала Светке клетку, сплетенную из тонких металлических прутиков, в которой копошились какие-то мохнатые белые зверьки.
В подарок, наверное.
— Наше-ваше!
Светка с оторопью приняла клетку.
— Хомячки! — крикнула Динка.
Зверьки от протянутых к ним детских пальчиков тонко заверещали.
Светка побледнела. Михаил перехватил подарок из ее руки, поднял повыше:
— Не сейчас, Дина.
За столом разместились так: зеленоватый глава семьи на стуле, рядом, через угол, Михаил, затем — Светка, напротив нее на диванчике — бледно-синяя супруга, а дети — на дальнем краю.
Ребенок у гостей был красноватый, тихий, щупальцами никуда не лез, сидел чинно.
— Ну что, — сказал Михаил, — мы очень рады!
Как ни непривычно было наблюдать рядом с собой желе, застывшее в человеческое подобие, отвращения он не чувствовал.
А вымыть за гостями они вымоют, подумаешь, слизь!
— Приветствовать, — еще раз прогудел зеленоватый.
На несколько секунд неловкое молчание повисло над столом, потом Динка сказала:
— Сначала едят салат.
И полезла в салатницу с оливье большой ложкой.
Себе бухнула от души, затем, взявшись ухаживать за соседским ребенком, отоварила порцией и его.
— Что ж мы, действительно… — вскочила Светка, наклонилась к соседке: — вам чего положить?
Три глаза мигнули, фиолетовея.
— Можно, да…
Голос у соседки оказался приятный, с бархотцой.
Щупальцем она аккуратно указала на селедку под шубой.
— Вчера, знаете, готовила, — Светка обрадованно приняла от гостьи пустую тарелку. — Там селедочка — ах! И свекла хорошая…
— Ты ешь, ешь, — приговаривала в дальнем конце Динка, показывая мальчишке (ну, наверное, все же мальчишке), как ест сама.
Не выдержал и Михаил.
— Ну а мы с вами, — наклонился он к гостю, — не тяпнем ли по маленькой?
— Согласность, — качнулся зеленоватый глава и протянул щупальце. — Шуаншегишен.
— Михаил.
— Приятность есть.
Они замечательно ели.
Селедка под шубой, оливье, огурцы с помидорами, грибы.
Соседи обходились без ртов, вонзали в себя ложки, и пища плавала прямо в них, потихоньку расщепляясь и тая.
Сначала Михаилу было не по себе, да и Светка смущенно отводила взгляд, а потом ничего, даже пикантным показалось.
У зеленоватого Шуаншегишена, которого Михаил через две минуты уже окрестил Жаном, оказалась весьма необычная манера пить водку, чуть подсаливая. Ну да у каждого свои тараканы, просят солонку, чего б не дать?
— Меру-то знай, — сказала Михаилу Светка.
— Обязательно, — кивнул Михаил.
— Обязательность! — поднял рюмку Жан.
— Великолепно-велико! — бледно-синяя супруга присоединила к рюмке мужа бокал с вином.
Звали ее Тиантику… Тиантаку…
Михаил, в общем, решил звать ее Таней. Иначе же язык сломаешь.
Динка выкладывала на стол перед соседским мальчишкой фрукты и объясняла, заглядывая серьезными глазами:
— Это банан… это вот яблоко… в них много железа…
Мальчишка, густо краснея, несмело касался выложенного щупальцами и переспрашивал:
— Яблоко?
— И представляемо — цера коворра еще меня сабан сатубан!
Михаил и не заметил, как Светка разговорилась с Таней. Общие темы, надо же, нашли. Собственно, а чего удивляться?
Сабан сатубан — кто ж не знает!
— А ведь тутоль в тутоль жили, кайвосо-телим вместе. Нет, церра коворра!
Светка, послушав и покивав, включалась на паузе:
— Да они все такие, подруги так называемые! Сами же, сами перед чужими мужиками юбками метут!
— О, согласность, — горько всплескивала щупальцами Таня.
Внутри нее плыли, уменьшаясь, дольки картофеля и кус только что вынутого из духовки мяса.
— И не говори, — Светка прижала ладонь к груди, — к ним всем сердцем…
— Всем ба-каа…
Зеленоватый Жан прижмурил крайний глаз:
— Евенсин…
Михаил наморщился, соображая.
— А, ну да, женщины! Что с них возьмешь. Все о бабском.
Жан придвинул стул ближе.
— Каймин-катын видеть? Кошмарность! Так втипеть! Щупальца пообрывать! Всем! Я таял, как наши катын-сердан, когда им — раз за разом каймин наставал, раз за разом!
— Это что! — с жаром подхватил Михаил. — Наши тоже — фанерой над Парижем. Нет, ты понимаешь, Жан, пять — один!
Они хлопнули еще по рюмашке.
— Вот эту, это облачко, вот сюда.
В детской было светло.
Динка учила соседского мальчишку собирать паззлы. Картинка лежала у стены. Доска, в которую нужно было вкладывать элементы, хвасталась лишь правым верхним углом: там синело небо и протягивалась куда-то коричневая ветка.
— А где птичка?
Мальчишка протянул Динке щупальца, в каждом — по паззлу.
— Это все не то. Ой!
Динка пальчиком коснулась красноватой мягкой кожи.
— Что?
Мальчишка моргнул средним глазом.
— У тебя птичка — внутри.
В теле мальчишки черно-белым корабликом крутился искомый паззл.
— Случайность, — заволновался тот. — Нехотелость.
— Ну так выплюнь! — потребовала Динка.
В гостиной шумели взрослые.
— Хорошую юбку — еще найти! — горячилась Светка. — Чтобы в тон. Чтобы по фигуре. Чтобы гармонировала, Танечка…
— Понимание, — покачивалась Таня. — Тут на каждый тутоль кераль бы найти, чтобы цветом играние сочеталось.
Она пошевелила щупальцами-тутолями.
— А политики! — хрипел Михаил. — Вот хрен они о народе думают! Нашим-то уж точно машину б поярче да виллу побольше!
— А кердан-гуйсе! — гремел, клонясь к нему, зеленоватый Жан. — Знание кердан-гуйсе?
Михаил мотнул головой.
— Что к тутолю прилипло, то — все!
Потом были танцы, и Михаил неловко водил по ковру Танечку, ощущая под ладонями теплые бока, а Жан обнимал Светку щупальцами.
На теплоходе играла музыка, кто-то в одиночестве стоял на берегу…
Паззл был собран, в нем под сенью деревьев задумался единорог, на него смотрели птицы, облака и солнце.
Прощались долго.
Глаза у Светки были на мокром месте. Соседский мальчишка держал Динку за руку. Та говорила, что у нее паззлов — просто море.
— Бла… благодарствие, — уже на пороге сказал Жан.
Михаил его обнял.
Они сгрузили посуду в мойку. Кое-как подтерли полы. И на большее сил не осталось. Заново накрыли сбившимся одеялом уснувшую Динку. Легли сами.
— Знаешь, — сонно сказала Светка, — а мне они и не показались сначала.
— Мне тоже, — сказал Михаил.
— А вот нормальные же люди.
— А то.
На подоконнике в клетке попискивали мохнатые зверьки, завороженно наблюдая за бабочкой, колотящей крылышками в стекло.
Бяк-бяк, бяк-бяк…