Норби и Старейшая Драконица

Глава 14 Сосуществование

«Отпусти меня! Я Джефф Уэллс, Джефф Уэллс, Джефф…»

Он телепатически выкрикивал свое имя палачу, сжавшему его в крошечную точку, окруженную чем-то невообразимо огромным и могущественным. Он отчаянно пытался остаться Джеффом Уэллсом.

«Я не буду кем-то еще. Я человек! Человек…»

Телепатический голос Моноса раздался в его сознании подобно раскатам грома:

«Бесполезно бороться со мной. Теперь мы объединились, и я разрешаю тебе разделить мое бытие».

Неожиданно Джефф понял, что он является частью существа таких невероятных размеров, что человеческий разум не мог постичь этого. Он видел Старейшую Драконицу, парившую на антиграве перед прозрачной стеной, и в то же время мог видеть всю планету. Его человеческий слух бездействовал, однако разум наполнялся непонятными и устрашающими звуками.

«Монос! Позволь мне закрыть глаза, чтобы убрать противоречие между тем, что я вижу, и твоими ощущенинями!»

С закрытыми глазами Джефф к своему ужасу понял, что ловушка окончательно захлопнулась. Ничто из его человеческого восприятия не шло в сравнение с восприятием Моноса, и он даже потерял способность сосредоточить внимание на теплой полутьме за опущенными веками. Он стал Монос-Джеффом и мог разговаривать только с собой.

«Первое время бывает приятно плавать в разреженных слоях планетной атмосферы. Мертвые планеты лучше годятся для бездумного впитывания радиации, зато поглощение новых электронных полей и маленьких разумных существ дает мне новые силы и знания. Но что я буду делать с моими новыми силами, новым разумом? Следует ли мне поглотить всех существ и сделать их мысли и воспоминания частью себя?»

Некоторое время он размышлял над этой проблемой, но она быстро утомила его. Какая-то часть его сознания кричала, что это неправильно, но он не вполне понимал, что значит «неправильно». Тогда он отрешился от мыслей и позволил себе стать Моносом, который существовал всегда. Он сосредоточился не на энергетических вибрациях населенной планеты, а на давно знакомой музыке космических полей.

Его огромное тело колыхалось в такт невидимым потокам энергии, едва определяемым слабенькими инструментами обитателей планеты. Он купался в музыке.

«Нет! Перестань называть вещи! Что такое музыка? Разве можно называть нечто столь величественное, как эти волны космической энергии? Какое мне дело до музыки микроскопических существ, живущих под атмосферой? Почему их голоса и разумы должны иметь для меня какое-то значение?

«Но я в самом деле создал пригодную для дыхания атмосферу, так что некоторые из них смогли дышать и жить внутри меня. Почему я это сделал? Они же не думали обо мне, когда проникали в мое существо своими кораблями, нарушавшими структуру моего бытия? Имеет ли значение, что на планете Джемия наступила ночь, и мое тело лишает поверхность солнечного света? Во мне появились странные мысли о правильном и неправильном…»

«Человек по имени Фарго не боялся и не пытался повредить мне. Он смеялся и создавал музыку по своему вкусу. Я хотел обладать им, знать то, что знал он. И мне это удалось. Я обладаю. Я знаю. Или нет?»

«Откуда эта печаль во мне? Из-за того, что часть меня умерла вместе с копией Фарго? Почему я испытываю ужасное чувство вины? Нет, лучше не думать об этом. Я вообще не хочу думать!»

Разум Монос-Джеффа постепенно начал раздваиваться, однако не на Моноса и Джеффа, а на две отдельные враждующие сущности, состоящие из их характеров.

«Я хочу освободиться от мысли! Хочу существовать в кажущемся безвременьи, вечно парить под чарующую музыку космических полей, не страдая от ощущения себя личностью, затерянной в бескрайней Вселенной…»

«Я хочу освободиться от тупости и невежества! Хочу быть полноценной личностью, осознающей время, пространство и себя. Хочу оценить великолепную возможность понимания, узнать чувство цели…»

«Помогите мне! Кто я такой? Кто мы такие? Мы едины или нас двое? Кто из нас кто и где мы? Джемия умирает по моей вине? Кто я такой? Я убил Фарго?»

В смятенном, раздвоенном сознании Монос-Джеффа мелькали образы Фарго и воспоминания разума Джеффа. Старший мальчик, показывающий настоящий сад младшему брату; измученная копия, умирающая в призрачном саду, который так и не стал ее домом…

«Прекрати!»

Разум Джеффа сконцентрировался и скользнул в удивительную безмерность бытия Моноса. Кто сказал «Прекрати»? Джефф понял, что он ничего не говорил.

«Монос, я страдаю от гибели брата и знаю, что ты тоже переживаешь. Мы, маленькие существа — Фарго, копия, и я сам — имеем право существовать как личности. Мы не можем избавиться от ответственности, которая приходит вместе с самоосознанием. И ты тоже уже неспособен избавиться от нее, не так ли?»

«Джефф Уэллс, ты умышленно мучаешь меня и пытаешься внушить себе, будто остаешься человеческой личностью. Перестань бороться со мной. Ты должен раз и навсегда подчинить мне свой разум, чтобы я имел выбор между бытием крошечного существа и бытием Моноса. За это я верну в мир твоего брата».

«Так не пойдет, Монос. Я могу навеки разделить с тобой мой разум лишь в том случае, если захочу это сделать, а я уже не хочу. Став частью тебя, мой разум умрет, потому что я предпочту смерть так же, как копия. Тогда ты снова останешься совершенно один и не сможешь воспринимать жизнь на моем уровне. Верни Фарго и отпусти меня».

«Нет. Подчинись мне!»

Джефф ощутил, как его разум снова вливается в Моноса. Из последних сил он послал телепатическое сообщение:

«Норби, спаси меня!»

«Робот является ложной формой жизни. Тебе не нужен этот робот. У тебя есть я».

«Норби является истинной формой жизни, так как он разумное и чувствующее существо. Он гораздо лучше тебя!»

«Я забираю твой разум. Ты не можешь бороться со мной».

«Монос, я чувствую, как ты растворяешь меня в себе, но помни: ты обещал мне вернуть Фарго».

«Это лишние хлопоты».

«Я умираю, — подумал Джефф крошечной частью оставшегося у него рассудка. — Джемия умрет, и все драконицы тоже, если только Менторы не успеют эвакуировать их на другую планету. Если к Норби вернется способность перемещаться в гиперпространстве, он заберет Олбани на Землю. Она будет оплакивать Фарго, и, думаю, Норби тоже будет тосковать по мне. А что будет с нашей манхэттенской квартирой, и что скажет адмирал Йоно? Наверное, иззианская принцесса вскоре забудет обо мне…»[4]

Джефф чуть не рассмеялся. Мысли о том, что может случиться после его гибели, сами по себе поддерживали остатки его личности, поглощаемой Моносом. А затем он услышал знакомый, бесконечно дорогой голос:

— Ну и путаница, Джефф! Отец пытался помешать мне покинуть корабль, но я должен был пробиться к тебе, хотя это спятившее облако перепутало все сигналы в моих логических контурах. А теперь давай выпихнем Моноса из твоего разума. Джефф! Не отвлекайся!

Глаза юноши раскрылись, и он увидел Норби. Сенсорный провод робота был вытянут на всю длину; его бочонок, окруженный пузырем защитного поля, покоился в лапах Старейшей Драконицы, парившей на антиграве за прозрачной стеной.

— Джефф! — снова закричал Норби высоким металлическим голоском. — Ты слышишь меня? Я включил защитное поле, поэтому обращаюсь к тебе через сенсорный провод. Первый Ментор остался на корабле, так как он не защищен. Ты плохо выглядишь. С тобой все в порядке?

— Нор… би, — Джефф едва мог говорить. — Помоги! Помоги!

— Мы стараемся! Оставайся человеком! Не растворяйся в Моносе! Пожалуйста, Джефф, останься человеком ради меня!

На этот раз Монос заговорил, используя голосовые связки Джеффа, и тот ничего не смог с этим поделать:

— Уходи, робот. Если разум Джеффа не воссоединится со мной, я заберу вас всех.

Стена вокруг сада стала мерцать и потемнела, но голос Норби все еще доносился снаружи.

— От меня у тебя случится несварение желудка, Монос! Джефф, ты должен сосредоточиться на борьбе с этой безмозглой газообразной уродиной, а мы со Старейшей попробуем подобраться к тебе.

— Не… могу.

— Я бы перепрыгнул через гиперпространство, но Монос мешает. Но не волнуйся, мы придумаем, как выташить тебя оттуда. Только не сдавайся! Ты человек и не принадлежишь Моносу. Помни об этом, Джефф. Используй свой разум. Если твое сопротивление будет достаточно упорным, то ему придется потратить много энергии, чтобы овладеть тобой, и он не сможет удержать нас с драконицей на расстоянии.

— Торопись, Джефф, — добавила Старейшая. — Это существо быстро учится и очень сообразительно. Кроме того, здесь очень холодно, а я уже не так молода.

Юноша отчаянным усилием оторвал свой разум от странного и чуждого всприятия Моноса и сосредоточился на мыслях о своей человеческой природе. Туманные тиски мешали ему видеть свое тело; скосив глаза, он мог разглядеть лишь кончик носа. Теперь уже само ощущение физической боли мешало ему раствориться в Моносе.

— Остаюсь… — Джефф с огромным усилием выдохнул: — …собой!

— Молодчина, Джефф! Держись!

Джефф услышал чудовищный рев, раздавшийся в призрачному саду и заставивший вздрогнуть всю громаду Моноса. На поверхности псевдостальной стены появилось багровое пятно, быстро увеличивавшееся в размерах. Затем оно раскалилось добела и внезапно испарилось.

Через образовавшийся круг в расплавленной стене влетела Старейшая Драконица с Норби, пристроившимся между двумя большими шипами на ее спинном гребне. Драконица с ревом выдохнула новый язык пламени, на который у нее должны были уйти все запасы сероводорода, расщепляемые в огнедышащих железах джемианских дракониц.

У Джеффа зачесалось в носу от едкого дыма, и он чихнул. Это помогло ему частично избавиться от оков, наложенных Моносом на его волю и разум. Он снова чихнул и смог помахать одной рукой.

— Я… остаюсь… собой!

— Разумеется, Джефф, — сказал Норби. — Ваше Высочество, угостите Моноса очередной порцией драконьего пламени.

Старейшая вскинула голову и снова взревела. Туманный потолок над садом растворился, и Джефф смогу увидеть звездное небо. Тем временем в траве появились очертания рта, искаженные от сильной боли.

— Ты ранила меня!

Драконица приземлилась на траву рядом со ртом и оскалилась в широкой улыбке. Норби отключил свое защитное поле, подлетел к Джеффу с протянутыми руками и принялся разворачиват витки, стягивавшие его тело. Не поддавался лишь один отросток, обвившийся вокруг головы юноши.

— Монос… не хочет… отпускать меня!

— Освободи Джеффа! — приказала Старейшая. — Или я прожгу в тебе такую дыру, что ты ее не скоро заштопаешь.

Она подмигнула юноше, и тот понял, что Стиарейшая блефует. Ни одна джемианская драконица не могла долго изрыгать пламя без отдыха, необходимого для восстановления биохимического механизма.

Джефф застонал, осознав, что Монос все еще читает его мысли и теперь имеет преимущество перед Старейшей.

«Да, Джефф Уэллс, я знаю все, что известно тебе. Несмотря на твое сопротивление и причиненные мне повреждения, я продолжаю удерживать твой разум. Драконица причинила мне боль, но она немощна, как и все остальные. Никто не может справиться со мной! Но вы мне не нравитесь. Ваши мысли трудно контролировать, и я ощущаю вашу ненависть ко мне».

«Мы ненавидим тебя лишь потому, что ты убил Фарго и уничтожаешь жизнь на Джемии. Если мой разум неприятен тебе, тогда отпусти меня».

«Нет! Я заставлю тебя сдаться. Когда ты будешь полностью принадлежать мне, я буду управлять тобою и узнаю, как воспринимается жизнь на твоем уровне».

Норби, прикасавшийся к Джеффу, тоже услышал телепатический голос. Робот снова попытался оторвать отросток Моноса от головы Джеффа, но все усилия были тщетны.

— Монос, ты же убьешь его! Тогда ты не получишь ничего!

Толстое щупальце вылетело из земли, прицелившись в Норби.

— Нор… би! Берегись!

На лету щупальце выпустило несколько пальцевидных отростков, попытавшихся схватить Норби, но соскользнувших с невидимой поверхности силового поля вокруг робота. Норби отлетел к драконице и устроился у нее на загривке между шипами.

Старейшая попыталась еще раз изрыгнуть пламя, однако вылетело лишь облачко дыма.

— Если бы я только могла вцепиться в него зубами! — прорычала она.

Рот Моноса, раскрывшийся в траве, снова заговорил:

— Вы опасные существа. Когда я заберу ваши знания, то уничтожу вас, и снова буду один — неделимый, избавленный от необходимости думать и чувствовать…

«Но ты уже думаешь и чувствуешь. И отныне так будет всегда, даже если ты уничтожищь нас. Мы изменили тебя…»

Щупальце на голове Джеффа выпустило новую петлю, захлестнувшую его шею. Петля начала затягиваться.

— Монос… убивает… меня!

— Вот что, чудовище, — произнес Норби через сенсорный провод. — У Джеффа есть литания в честь дня летнего солнцестояния, которую он иногда произносит в трудные минуты. Сейчас я прочту тебе новую версию этой литании, поэтому перестань заниматься такой абсолютно бессмысленной вещью, как убийство. Слушай меня очень внимательно — ведь ты невероятно тупой, даже если тебе кажется, будто ты понимаешь все, что обнаружил в мозгах Фарго и Джеффа.

Норби вытянул наружу половинку головы и подбоченился, приняв свою любимую позу.

— Все мы являемся частью Вселенной. Разумной ее частью, вроде тебя, Джеффа, дракониц, роботов-Менторов, и разумеется, меня… — Норби сделал паузу, словно размышляя, правильно ли он расставил акценты. — …В общем, все мы — воплощение самосознания Вселенной, ее способности к мышлению и творчеству. Жизненно важно иметь множество различных видов сознания, но ты, в своем идиотизме, никак не можешь этого понять.

— Почему различия так важны? — спросил Монос.

— Разнообразие! — завопил Норби. — Запомни это слово, чурбан!

— Почему?

Пока Монос дискутировал с роботом, отросток, обвивший шею Джеффа, слегка ослабил свою хватку.

— Отвечай мне, робот! — прокричал рот Моноса. — Почему?

— Потому что во Вселенной должны существовать индивидуальные разумы, способные воспринимать ее различными способами, — прохрипел Джефф. — У тебя свой способ, а у нас свой. Мы можем учиться друг у друга, но не можем стать друг другом.

— Так думал и твой брат. Эти сведения я уже почерпнул из его мозга. Я не считаю их важными.

Норби погрозил кулаком призрачному рту.

— Если бы ты задумался о важности разнообразия во Вселенной, глупый газовый мешок, то ты бы не убил Фарго и не пытался бы завладеть разумом Джеффа!

— Очень хорошо. Тогда я буду накапливать разнообразные восприятия. Для начала возьму человека и робота для изучения. Жаль, что я выбросил оба корабля субстанции, так как мог бы получить девушку и большого робота. Но я попробую вернуть их…

— А теперь, Джефф, пока он занят — освободись от него!

— Все в порядке, Норби. Монос больше не вторгается в мое сознание. Я свободен.

— И ты останешься свободным, — строго произнесла драконица, выдохнув на пробу язычок пламени. — Я восстановила силы и могу доставить этому монстру немало неприятностей.

— Я уничтожу вас всех! — закричал Монос. — Вы — раковая опухоль во мне! Я должен избавиться от вас, избавиться от жизни на этой планете…

Старейшая заговорила твердым, но спокойным голосом, которым она, должно быть, пользовалась в те времена, когда проводила ежегодные собрания джемианского Совета.

— Слушай меня, маленький Монос, — она указала когтем на рот в траве, словно призывая к покорности. — Я думаю, ты этого не сделаешь. Тебе будет скучно и одиноко до конца твоих дней. Ты будешь терзаться раскаянием и сожалеть о том, что не можешь общаться с нами.

— Но… но…

— Я хочу, чтобы ты вернул Фарго, — деловито продолжала драконица. — Ты должен был запомнить расположение каждого атома в его теле, иначе тебе не удалось бы изготовить такую точную копию. Не спорь и немедленно приступай к делу. Создай другого Фарго, но на этот раз восстанови первоначальную схему излучений его мозга.

— Почему я должен тебя слушаться?

— Потому что теперь, когда ты можешь существовать самостоятельно, тебе предстоит многому научиться. Жизнь отдельной личности очень сложна и одинока; я знаю об этом по собственному опыту. Я научу тебя способам мышления, которые помогут тебе справиться, помогут присоединиться к разнообразию Вселенной.

— Зачем тебе учить меня?

— Для меня это будет интересным и полезным занятием. Да, пожалуй, мне пора кому-то передать свой опыт.

— Но ты мне не нравишься, драконица.

— Ты тоже мне не слишком нравишься, маленький Монос, но мы с тобой поладим, особенно если ты будешь хорошо вести себя. Я обещаю больше не жечь тебя пламенем.

У Джеффа немного прояснилось в голове, и он стал понимать, что происходило между Моносом и Старейшей.

— Вы хотите сказать, что Монос может остаться на Джемии и учиться у Вас, мэм? Но это…

— О, нет! Я предлагаю Моносу роскошный подарок — себя!