Часть вторая Скрещенные пути. Скрещенные мечи

Меня все время преследуют выражение лица Бренора и слова Кэтти-бри. «Бремя, которое ты несешь, мешает тебе ясно видеть, – откровенно заявила она мне. – Ты надеешься найти собственные черты в других – даже в орках и гоблинах».

Только она сказала мне это, но выражение лица Бренора и искренний кивок, разумеется, подтверждали его согласие с мнением Кэтти-бри. Я хотел возразить, но обнаружил, что не могу этого сделать. Я хотел накричать на них, сказать им, что судьба не предопределяется происхождением, что разумное существо способно избежать влияния наследственности, что разум может противостоять инстинктам.

Я хотел сказать им, что мне удалось сбежать.

И поэтому, во время этих бесконечных хождений по кругу, разговоров, рассуждений и признания, слова Кэтти-бри насчет моего бремени в конце концов показались мне правдой. И поэтому, если бы меня не ограничивали мой собственный жизненный опыт и неуверенность, преследовавшая меня чуть ли не каждый день после бегства из Мензоберранзана, – хотя с тех пор прошло очень много лет, – я отреагировал бы на слова жены точно так же, как Бренор.

Неужели договор ущелья Гарумна оказался ошибкой? До сегодняшнего дня я не знаю этого наверняка, но сейчас, после нашего разговора, я обнаружил, что моя двойственная позиция вызвана скорее преимуществами договора для дворфов, эльфов и людей Серебристых Болот, которые избежали тогда войны, чем преимуществами для орков. Потому что в глубине души я подозреваю, что Бренор прав, и что новое мнение Кэтти-бри о природе орков подтверждается некими событиями в Серебристых Болотах. Королевство Многих Стрел пока еще не распалось, утверждает Бренор, но мир, который якобы сохраняется благодаря его существованию, – это обман. И я должен признаться, что, возможно, этот «мир» удобен только для орков-разбойников, он позволяет им свободно рыскать по округе; это было бы невозможно, если бы не Королевство Многих Стрел.

И все же, несмотря на все открытия и озарения, это болезненно для меня, все это, и очевидное решение проблемы представляется мне пропастью, слишком широкой, чтобы я смог перепрыгнуть ее. Бренор готов отправиться в Мифрил Халл, поднять дворфов и во главе этой армии открыто объявить войну Королевству Многих Стрел.

Бренор твердо намерен развязать войну. Он так решительно настроен, что не думает о страданиях, смертях, болезнях, прочих несчастьях, которые война неизбежно принесет жителям этих земель; он утверждает, что обязан исправить свою ошибку, совершенную сто лет назад, и искоренить зло, ставшее ее следствием.

Я не могу начать войну. Да, я полностью согласился со словами Кэтти-бри, да, я поверил, что ее устами говорила сама богиня Миликки, но я все равно не могу развязать войну!

И не буду, говорю я; и все же я боюсь… Но нет, я не позволю Бренору так поступить. Даже если его слова насчет природы орков – истинная правда, и скорее всего так оно и есть, все равно нынешнее положение вещей, по-моему, лучше, чем открытый конфликт, которого так жаждет Бренор. Возможно, я излишне осторожен, и мне мешает мой личный жизненный опыт, но на суждения Бренора тоже влияет чувство вины, и он пытается исправить свою ошибку, как он видит ее, и считает войну возможностью искупления.

Разве его бремя легче моего?

Скорее всего, наоборот.

Он сломя голову бросится навстречу несчастьям, ради себя, ради свой чести и наследия, ради всех добрых жителей Серебристых Болот. Этого я боюсь больше всего, и как его друг я должен его остановить, если сумею.

Мне остается только собрать в кулак всю свою волю при мысли о предстоящем противостоянии, потому что я еще никогда не видел Бренора настроенным так решительно, никогда не видел его таким уверенным в правильности своих действий. Он до такой степени уверен в себе, что если я попытаюсь отговорить его, дело может дойти до драки!

И еще я боюсь возвращаться в Мифрил Халл. Мой последний визит в этот город был не слишком приятным, потому что мне больно сознавать, что я, следопыт, открыто действовал против дворфов и эльфов на стороне орков. Ради «мира», повторяю я себе, но ведь в конце концов эта отговорка оправданна лишь в том случае, если предостережение Кэтти-бри, предупреждения Миликки – ошибка. Но если орков нельзя считать разумными существами, которым от рождения предоставлено право выбора, тогда…

Я последую за Бренором в Мифрил Халл. Если орки-разбойники так свирепствуют в округе, как описывает Бренор, то, уверен, я найду отличное применение своим клинкам, и вместе с Бренором мы будем охотиться на бандитов и убивать их безо всяких колебаний и угрызений совести.

Но я не буду развязывать войну.

Эта пропасть слишком широка.

Может быть, я неправ, может быть, плохо с моей стороны надеяться, что вопрос разрешится сам собой еще до нашего прибытия? Надеяться на то, что Королевство Многих Стрел недвусмысленно докажет правоту Кэтти-бри?

«Где здесь детская?» – снова слышу я ее голос, он часто звучит у меня в ушах, этот боевой клич на древнем языке дворфов, произнесенный с жестокостью, достойной дочери короля Бренора Боевого Топора. И несмотря на то, что Кэтти-бри много лет говорила с дворфским акцентом, несмотря на то, что она умеет сражаться не хуже мужчины, на сей раз ее боевой клич показался мне неуместным и причинил душевную боль.

А как же тогда Нойхейм, гоблин, которого я знал когда-то и который показался мне достойным существом, не заслужившим своей жестокой судьбы?

И под этим я подразумеваю вопрос: а как же тогда быть с Дзиртом?

Мне хочется отвергнуть послание Миликки; некогда я заявил, что этой богине принадлежит мое сердце, и я знал, что это истинно и правильно. Но сейчас я хочу отказаться от нее, отчаянно хочу и все-таки не могу. Возможно, жестокая правда Фаэруна состоит в том, что гоблины и свирепые великаны – просто чистое зло, что они не воспитаны во зле, а появляются такими на свет.

Скорее всего, мое восприятие этой истины искажено воспоминаниями о прошлом, когда я решительно отказался от, казалось бы, неизбежного пути, для которого был рожден. И возможно, это искажение восприятия несет опасность.

В глубине души послание Миликки ранит меня, и эта рана и есть мое бремя. Может быть, сейчас настал момент, когда уже не осталось места для оптимизма и надежды на то, что добро все же существует? Может быть, это мировоззрение, путеводная звезда моего существования, просто неприменимо к черному сердцу орка?

Могу ли я начать войну?

Я иду этой дорогой, полный сомнений, но все же охотно, потому что душу мою раздирают противоречия. Я хочу знать, я должен знать! И я боюсь узнать правду.

Увы, столь многое изменилось, но многое осталось прежним. Магическая чума ушла, и все же, по-видимому, назревают новые неприятности. И мы идем по дороге, которая уводит нас в непроглядную тьму, в Гаунтлгрим, на поиски потерянного друга, а потом, если нам удастся выжить, – в центр могучей бури.

Но несмотря на все это, я никогда не чувствовал себя таким счастливым.

Дзирт До’Урден

Глава 9 После заката

– Ты не должен был меня останавливать, – прошипела Далия, когда Энтрери вернулся в комнату, которую они делили в Порту Лласт, на верхнем этаже гостиницы под названием «Приют каменотеса», приткнувшейся у восточного утеса, окружавшего город. Далия сидела у единственного окна, глядя на запад, на пристани и морские волны, накатывавшие на берега ожившего города ожившего в большой степени благодаря усилиям их отряда. Солнце низко висело над горизонтом, близились сумерки.

– Опять ты за свое? – недовольно фыркнул Энтрери. Он вернулся после позднего ужина с остальными тремя спутниками, в котором Далия, пребывавшая в отвратительном настроении, отказалась участвовать.

Далия резко развернулась, посмотрела на мужчину, наморщив лоб, с выражением неутихающего гнева, которое теперь не покидало ее лица. Волосы ее снова были заплетены в косу на макушке, хотя она уже некоторое время не преображалась в воительницу, а магические синие татуировки на лице сегодня вечером показались Энтрери особенно угрожающими: женщина чем-то напомнила ему хищную кошку. Она повернулась и с упрямым видом склонила голову набок. По крайней мере у него создалось такое впечатление.

– Как ты считаешь, он нас преследует? – спросила она.

– Нет.

В действительности ассасин понятия не имел, собирался ли Дзирт следовать за ними из Долины Ледяного Ветра, да и в любом случае его это не слишком волновало. Во всяком случае, не настолько сильно, как Далию, которой этот вопрос явно не давал покоя. Скорее всего, Дзирт остался в Долине Ледяного Ветра, как он и дал им понять раньше. Возможно, зализывал раны и искал способ восстановить свою репутацию среди жителей Десяти Городов, решил Энтрери; ассасин помнил выражение боли, появившееся на лице Дзирта в ту минуту, когда стражники отказались впустить их в Брин-Шандер.

Энтрери считал, что Дзирту следовало пойти с ними, хотя Далия старалась сделать их совместное путешествие весьма проблематичным.

А возможно, этого просто хотелось самому Энтрери: могучий и искусный воин-дроу рядом никогда не помешает. И когда он это понял, то немало удивился самому себе.

– Он захочет отомстить, – настаивала Далия. – Ты не должен был мне мешать!

Энтрери рассмеялся над ее словами.

– Он заслужил смерть! – выпалила Далия, вскочила со стула, стремительно пересекла комнату и остановилась перед мужчиной.

– Разве ты забыла, что это мы – ты и я – предали его? – усмехнулся Энтрери. – И Дзирт тебя простил и ни разу не упрекнул меня в…

– Просто я ему надоела, – перебила его Далия, словно это объясняло ее неожиданное нападение на дроу. При этом она ткнула пальцем в грудь Энтрери, и человек в очередной раз улыбнулся: поведение женщины явно забавляло его.

И поэтому Далия замахнулась, чтобы ударить его по лицу.

Но он оказался проворнее, схватил ее за запястье и резко опустил руку, причинив ей боль.

– Я не Дзирт До’Урден, – спокойно произнес он. – Если ты на меня нападешь, я буду сражаться.

– Нам уже приходилось сражаться, – напомнила ему Далия.

– Да, но прежде я не понимал действия твоего странного оружия, – произнес ассасин таким голосом, от которого стыла кровь в жилах его многочисленных жертв уже много десятков лет; обычно за этим следовал смертельный удар клинка, обагрявшегося этой самой кровью. – Но теперь я знаю, как ты сражаешься, знаю все твои трюки. Не сомневайся: если ты нападешь на меня, я убью тебя.

Он разжал пальцы и отбросил в сторону руку женщины, и Далия отступила на шаг назад; на лице ее появилось выражение одновременно дикой ярости и любопытства. В окно, находившееся у нее за спиной, видно было, что солнце село, и длинные тени уступили место полумраку.

– Значит, именно это тебе нужно? – догадался Энтрери. – Именно этого ты желала всю жизнь?

Далия выпрямилась, расправила плечи, но, казалось, не могла найти ответа.

– Потому что ты трусиха? – спросил Энтрери.

Руки женщины машинально потянулись к посоху; оружие, разделенное на две секции, было укреплено в петле на поясе слева.

Артемис Энтрери снова улыбнулся, и Далия остановилась, не успев схватиться за посох.

– Зачем это, Далия? – спросил он негромко. – К тебе вернулся сын, и он простил тебе все, несмотря на то, что ты не можешь найти сил простить саму себя. Долго еще ты будешь ненавидеть свое отражение в зеркале?

– Что ты можешь об этом знать?

– Я знаю, что ты набросилась на Дзирта с оружием потому, что он отверг тебя, – ответил Энтрери. – И еще я знаю о той игре, которую ты ведешь.

Она с интересом склонила голову к плечу, словно предлагая ему продолжать.

– Ты хочешь найти любовника, который подтвердил бы твое мнение о тебе, то, за что ты ненавидишь себя, – сказал Энтрери. – Найти того, кто в битве с тобой окажется достаточно силен и ловок, чтобы убить тебя и наконец даровать тебе покой. Ну что ж, держись, эльфийка, потому что ты; встретила меня.

Далия отшатнулась, пристально глядя на Энтрери, явно не зная, что говорить, что делать.

– Покончим с этим прямо здесь и сейчас, – объявил Энтрери. – Я отплыву из этого города без тебя.

С лица Далии исчезло всякое выражение, и она беззвучно произнесла «нет»; казалось, у нее перехватило дыхание, и она не смогла вымолвить это слово вслух. Она отрицательно качала головой.

– Доставай свое оружие, ты же этого хочешь, – произнес Энтрери нарочито легкомысленным тоном. – Я уже давно бросил считать тех, кого убил. Одной жизнью больше, это не имеет значения.

Далия все еще качала головой, и Энтрери показалось, что сейчас у нее начнется истерика. На глазах у женщины выступили слезы, и одна слеза прочертила дорожку у нее на щеке. Она шевелила губами, как будто пыталась сказать ему что-то, возразить.

Но, к его немалому удовлетворению, в глазах ее он не видел гнева.

– Прошу тебя, – наконец выговорила она.

Энтрери бессердечно рассмеялся и повернулся к двери. При этом он положил руки на эфес меча и рукоять кинжала, ожидая нападения.

И действительно, Далия устремилась за ним, но не с оружием в руках; она с жалким видом вцепилась в него, плача, умоляя его не уходить. Он обернулся и поймал ее, и когда они очутились на пороге, прижал ее к запертой двери.

– Прошу тебя, – дрожа, произнесла она, и Энтрери понял, что если он отпустит ее, она рухнет на пол.

– Знаешь, я уже устал от этих разговоров насчет Дзирта, – заявил он, и женщина кивала при каждом слове. – Если ты действительно считаешь, что я поступил неверно, не позволив тебе убить его на горе, тогда скажи мне об этом сейчас.

Далия ответила не сразу, затем опустила взгляд и отрицательно покачала головой.

Энтрери крепко прижал ее к двери и приблизил лицо к ее лицу.

– Ты хочешь, чтобы я отвел тебя обратно к нему, хочешь закончить начатое? – спросил он. – Тебе доставит удовольствие убийство Дзирта До’Урдена?

Далия, судя по всему, была потрясена, услышав этот прямой вопрос.

– Скажи, всего лишь одно слово, – издевательски произнес он.

– Нет, – уже спокойно ответила она. Снова покачала головой, твердо убежденная в своих словах, и выпрямилась. – Нет.

Энтрери снова улыбнулся, и когда она притянула его к себе, чтобы поцеловать, он не стал сопротивляться.

Артемис Энтрери понял все значение и глубину этого душевного порыва Далии, хотя даже она сама еще не понимала смысла того, что происходило у нее в душе.

– Мне потребовалось много лет, чтобы научиться без страха смотреть на себя в зеркало, – тихо произнес он, немного отстранившись от нее. – Но, несмотря на это, тени по-прежнему шныряют…

Его прервал внезапный взрыв, сотрясший «Приют каменотеса» до основания; Энтрери с силой швырнуло на Далию, дверь распахнулась, и оба неловко вывалились в коридор.

Энтрери вскочил на ноги, попятился и увлек Далию за собой, загораживая ее своим телом. Затем резко распахнул дверь и бросился в коридор, налево, к лестнице, на бегу вытаскивая оружие. Через двадцать футов коридор поворачивал направо, к лестничной площадке.

Здание снова содрогнулось от взрыва необыкновенной силы; с нижних ступеней лестницы в коридор поднималось пламя, языки его лизали стены, дерево обугливалось. Внезапно из огня показался Афафренфер; он перекатился по полу коридора, плотно закутавшись в свои тяжелые одежды. Когда пламя утихло, он взглянул на Энтрери.

– Дроу! – вскричал он. – Их много! Бегите!

И тьма, заполнившая половину коридора, поглотила его.

Энтрери шагнул было за монахом, но в изумлении отпрянул, услышав какой-то грохот и треск; он понял, что это молния, которая была выпущена в магическую сферу тьмы.

Ассасин резко остановился, развернулся, врезавшись при этом в Далию, которая как раз выходила из комнаты, и затолкал ее обратно. Поспешно захлопнул дверь и подбежал к небольшому окну.

– Дроу! – заорал он, не оборачиваясь к Далии, которая повторяла:

– Что? Что?

– Надо убираться отсюда.

– Эффрон! – воскликнула она.

Энтрери ногой разбил стекло.

– Он ушел прогуляться с дворфом, когда я поднялся к тебе, – сказал он. – Давай быстрей!

Держась за верхнюю часть рамы, он шагнул наружу и ступил на откос окна. «Приют каменотеса» был выстроен высоко на каменном основании у восточного края долины, в которой располагался Порт Лласт. Внизу виднелись другие здания, и когда Энтрери выглянул из окна, то увидел «лестницу» крыш, уходившую на запад.

Даже в сумерках Энтрери разглядел, что сражение происходило не только в «Приюте каменотеса». Дальше по улице какой-то человек, шатаясь, вышел из здания и рухнул ничком на дорогу. Посетители таверны, сидевшие внизу на веранде, спотыкаясь, разбегались, пытались спастись. Но Афафренфер оказался прав. Кровожадные темные эльфы погнались за ними и перерезали всех.

Немного подальше Энтрери увидел нового врага, более крупного – наполовину дроу, наполовину паука. Проведя годы в Мензоберранзане, он прекрасно помнил этих чудовищ, называвшихся драуками, знал, как они сильны и беспощадны.

Он покачал головой и начал осторожно двигаться по небольшому выступу вдоль стены здания. Таким образом он преодолел примерно десять футов. Энтрери окликнул Далию, жестом велел ей следовать за собой, затем прошел еще немного, оттолкнулся от стены и, совершив гигантский прыжок, легко приземлился на крышу здания, находившегося чуть ниже «Приюта каменотеса».

Он обернулся, намереваясь поймать Далию в случае, если ее прыжок окажется неудачным, но лишь покачал головой, когда сообразил, что эльфийка вовсе не собирается следовать за ним. Она в буквальном смысле вылетела из окна, с помощью магического плаща превратившись в гигантскую ворону. Сделав небольшой круг, она приземлилась на крыше гостиницы.

Энтрери бросил быстрый взгляд вниз. Здание горело. Судя по шуму, доносившемуся из общего зала на первом этаже, бой шел полным ходом.

Внезапно яркий, слепящий свет вырвался изо всех окон, это явление сопровождалось громом, и щепки полетели из дальней части здания – то был результат удара какой-то магической молнии. Из дверей показались два человека, они спотыкались, резко дергали руками и ногами, волосы их стали дыбом.

За ними последовал какой-то дроу. Его щит и меч, казалось, вобравшие в себя свет звезд, были полупрозрачными, их усеивали крошки драгоценных камней. Оружие сверкало, подобно алмазным огням в ночном небе. Дроу нанес один удар, второй, и обе жертвы рухнули на землю, корчась в предсмертных муках.

Артемису Энтрери показалось, что он уже где-то видел этого дроу, хотя, определенно, не с таким чудесным оружием. И вот, наблюдая за его движениями, за тем, с каким почтением относятся к нему другие темные эльфы, Энтрери вспомнил имя – имя, услышанное в темный час в темном подземелье.

– Тиаго Бэнр. – Он покачал головой. – Как это мило.


– Это еще что за штучки! – воскликнула Амбра, пошатнувшись и пытаясь удержаться на ногах, когда вся мостовая задрожала, словно при землетрясении. Она ухватилась за Эффрона, чтобы не упасть, и случайно уцепилась за парализованную руку, которая раскачивалась у него за спиной.

– Дворф! – едва выговорил он прежде, чем рухнуть навзничь.

– Э, нет, – отозвалась Амбра, протягивая руку, чтобы помочь тифлингу подняться. – Это не дворфы.

Потрясенный и взволнованный Эффрон воспользовался ее помощью, но замер, увидев выражение лица Амбры. Проследил за ее взглядом, устремленным вдоль улицы, к фасаду здания, к гигантскому существу-арахноиду, стоявшему перед входом в гостиницу.

На лице паука-дроу появилась улыбка. Чудовище подняло огромное копье и швырнуло его. Копье пронеслось над головой Амбры – но так, очевидно, и было задумано, потому что следом за копьем раскрылась сеть.

– Ба! – вскрикнула Амбра. Она выхватила из-за спины булаву и, размахивая ею, пригнув голову, бросилась вправо. Огромная булава Крушитель Черепов врезалась в край сети, разорвала ее, и дворф свободно выкатилась прочь. Она позвала Эффрона, уверенная, что ее спутник угодил под сеть, и когда она, неловко поднявшись на ноги, сумела оглянуться, оказалось, что да, действительно, искалеченный молодой тифлинг скрючился на мостовой, накрытый тяжелой сетью драука.

– Ба, ну и собака! – взревела дворф и бросилась вперед, когда драук поднял второе копье и кинулся к ней с крыльца таверны. Но прежде арахноида к ним устремился другой противник; он обогнул проворные паучьи лапы, выскользнул из тени паука, и Амбра взвыла и в отчаянии замахала своей булавой, отступая, пытаясь парировать неожиданные выпады мечей дроу.

– Уходи, парень! Беги, беги! – кричала она, шатаясь, пятясь назад, пытаясь хоть как-то обороняться от превосходящего противника – воина-дроу.

Эту задачу ей облегчили мгновение спустя: внезапно стрела черного огня промелькнула между Амброй и дроу. К огромному облегчению женщины-дворфа, страшный темный огонь был направлен на ее противника. Она видела, как дроу со всех ног устремился прочь, хлопая себя по одежде, чтобы потушить пламя, и обернулась, чтобы поблагодарить, и, может быть, поддержать Эффрона, но остановилась, даже не успев сделать и шага.

Там, где только что находился боевой маг, осталось лишь облако липкого черного дыма, клубившегося и пузырившегося подобно болотной жиже. Этот дым распространялся вокруг, словно мерзкая черная липкая грязь.

Не зная, что думать, Амбра пересекла улицу и решила укрыться в ближайшем доме.

Она уже взялась за ручку двери и ступила на порог, когда в дверном проеме возник второй драук; враг взмахнул тяжелой дубиной и угодил Амбре в висок. Раздался стук, и женщину-дворфа швырнуло назад; она с силой врезалась в какое-то ограждение, во все стороны покатились бочки с водой, составленные на обочине, и оглушенная Амбра рухнула на мостовую.


Афафренфер лежал в магической сфере тьмы, прижавшись к деревянному полу и плотно закутавшись в одежду; он ощущал жжение и шок от удара магической молнии. Монах услышал, как стена гостиницы треснула, и ему оставалось лишь надеяться, что пролом окажется достаточно широким и он сумеет протиснуться в него.

Но Афафренфер не мог этого проверить, он инстинктивно понимал это и не удивился, когда обнаружил, что он в этой тьме не один. В конце концов, ведь темные эльфы всю жизнь проводили во мраке.

Монах стремительно вскочил на ноги, при этом даже машинально подпрыгнул, и, как он и ожидал, под ним просвистел клинок – дроу решил закончить то, что начал при помощи огненного шара и молнии. Афафренфер удачно приземлился и одновременно навес удары обеими руками, и вскоре подобрал ритм, чувствуя движение во тьме вокруг себя, предугадывая атаки врага.

Один выпад, направленный сверху вниз, оттолкнул меч, удар ногой предотвратил выпад второго меча, а затем Афафренфер постарался принять устойчивое положение и бросился в бой.

Мощный удар правым кулаком угодил точно в цель, и он почувствовал, как дроу, более хрупкий, отлетел прочь и с грохотом покатился вниз по ступеням.

Но его место немедленно занял другой противник, и поскольку новый враг легко уклонился от отброшенного воина с мечами, область тьмы явно была совсем невелика – скорее всего, составляла пару шагов в диаметре.

Афафренфер бросился вправо по коридору. Надежда на спасение возродилась, стоило ему покинуть сферу тьмы; для этого, как он и предполагал, потребовалось всего лишь два широких шага.

Однако эта надежда быстро улетучилась, как только он сообразил, что остался один, что Энтрери и Далия исчезли. Монаха охватило отчаяние, а сверкающий клинок последовал за ним из тьмы и догнал его. Он не успел уклониться, и меч вонзился ему глубоко в бок.

Афафренфер пошатнулся и, спотыкаясь, двинулся к двери комнаты Энтрери.

Затем остановился, внезапно развернулся, выставил перед собой левую руку, и меч преследовавшего его дроу дернулся вверх. Афафренфер резко поднял ногу, как будто хотел наступить на что-то: оказалось, второй меч дроу был развернут таким образом, чтобы рубануть монаха по ноге.

Но Афафренфер не коснулся меча; вместо этого нога его просвистела перед носом дроу в сторону и вниз, прочь от клинка, и вот монах, закончив обманный маневр, уже стоял на обеих ногах. Пригнувшись, он нанес удар ладонью но подбородку дроу; воин с мечами покачнулся и снова исчез во тьме. Афафренфер не стоял на месте: он прыгнул вперед, перекувырнулся через голову и при этом ударил обеими ногами перед собой, туда, где предположительно находился дроу. Монах почувствовал, как клинок задел его ногу, но рана была несерьезной, и, разумеется, силу выпада противника нельзя было сравнить с мощью его собственных ударов.

Он с грохотом приземлился, но тут же выпрямился и бросился к двери. Монах морщился при каждом шаге, но не из-за царапины на ноге, а из-за первой раны, в боку. Он понял, что она оказалась серьезнее, чем он решил сначала.

Афафренфер толкнул дверь и очутился на пороге комнаты; он уже хрипел и задыхался, одной рукой держась за раненый бок в напрасной попытке остановить кровотечение. Он с трудом подошел к разбитому окну, через которое сбежали Энтрери и Далия. Выглянул на улицу и увидел, что сражение уже идет за пределами гостиницы.

«Приют каменотеса» снова сотрясся от ужасного взрыва, и монах полетел на пол. Он знал, что дроу идут за ним, что оба его противника остались в живых. Каждое движение давалось Афафренферу с огромным трудом; он кое-как поднялся на ноги, высунулся в окно. Он знал, что придется постараться, чтобы добраться до нижней крыши; ухватился пальцами за верхнюю часть рамы. С большим усилием истекавший кровью монах подтянулся и взобрался на подоконник. Осторожно уцепился за какой-то выступ стены и поморщился – в этот миг что-то ударило его в живот.

Нет, не ударило, понял он, взглянув вниз: дротик, выпущенный из арбалета, торчал у него в животе.

А затем рядом с ним вонзился следующий.

Афафренфер, конечно, знал о яде дроу, но яд беспокоил его гораздо меньше, чем вид двух темных эльфов, входивших в комнату!

Он выпустил раму и шагнул вниз с подоконника.


Артемис Энтрери с противоположной стороны крыши здания, которое располагалось ниже «Приюта каменотеса», наблюдал за Афафренфером. Сообразив, что монах нуждается в помощи, Энтрери начал было махать Далии, которая стояла на крыше гостиницы, снова приняв облик эльфийской женщины. Она смотрела вниз, на улицу. Артемис попытался привлечь ее внимание, но Далия, казалось, нe замечала его. Взгляд ее был устремлен куда-то дальше, на запад, вдоль дороги, ведущей от гостиницы вниз с холма. Энтрери поднес руку к губам, намереваясь свистнуть и привлечь ее внимание, но прежде чем он успел сунуть пальцы в рот, Афафренфер просто шагнул с подоконника и упал вниз. Потрясенный Энтрери лишь мгновение спустя понял причину этого поступка: в окне появился темный эльф.

Монах полетел вниз, но в отчаянии пытался руками и ногами уцепиться за какой-нибудь выступ на стене, чтобы замедлить падение. Однако Афафренфер явно был ранен, Энтрери видел это. Монах сильно ударился о землю, ноги подогнулись под ним, и он откатился прочь от горящего здания.

Неподалеку от него стоял тот самый дроу со сверкающими мечом и щитом, в котором Энтрери, как ему показалось, узнал Тиаго Бэнра. Дроу-аристократ.

Энтрери снова повернулся в сторону крыши, чтобы позвать Далию, и с облегчением увидел, что она опять превратилась в гигантскую ворону. Она подбежала к краю крыши и прыгнула вниз. Ассасин надеялся, что она отправилась спасать Афафренфера, но лишь покачал головой: Далия описала круг и полетела прочь от гостиницы, мимо Энтрери, дальше но улице.

Почти не думая, понимая только, что он сейчас единственная надежда монаха, Артемис Энтрери побежал по крыше.

Тиаго Бэнр уже заметил упавшего противника, который в это время неуверенно пытался подняться на ноги; его трясло, он шатался, хватаясь за бок, – очевидно, рана была серьезной.

Энтрери видел: Тиаго легко мог убить Афафренфера еще прежде, чем тот будет готов защищаться.

Выхватив из ножен меч и кинжал, Энтрери спрыгнул на мостовую и бросился на помощь Афафренферу, даже не подумав, что это практически самоубийство. Он встретил атаку Тиаго, и меч ассасина зазвенел о полупрозрачный щит, наполненный светом звезд. Кинжалом с украшенной драгоценными камнями рукоятью Энтрери ловко оттолкнул прочь необычный клинок дроу.

Мысленно ассасин выругал Дзирта До’Урдена.

Он понял, что Дзирт навлек на него все это. Все эти поступки, разговоры о благородстве, дружбе, общем деле… все это в конце концов привело Артемиса Энтрери к схватке с аристократом-дроу, который был гораздо лучше вооружен и окружен многочисленными союзниками.

Он ввязался в безнадежный поединок ради раненого друга.

– Как я мог дойти до такого? – с беспомощной усмешкой спросил себя ассасин.


Золотой полупрозрачный щит появился перед пузырившимся зловонным облаком дыма, созданным магией Эффрона; и появился как раз вовремя, потому что гигантский драук швырнул очередное копье, на этот раз целясь ниже, чтобы пронзить сердцевину облака и сердце мага, который его создал.

Копье ударилось о щит и отлетело далеко в сторону, вращаясь и дрожа. Однако оно было брошено с такой силой, что от него все равно следовало держаться подальше. Какой-то несчастный горожанин, спасавшийся бегством из гостиницы, оказался жертвой драука. Тяжелое копье ударило его в бок, и его даже подбросило в воздух и швырнуло на другую сторону улицы; бедняга рухнул неподалеку от того места, где лежала едва пришедшая в себя Амбра. Человек застонал и покатился по камням, протянул руки к копью, словно надеялся вытащить из своего тела зазубренный наконечник. Он умер еще прежде, чем пальцы его сомкнулись на древке копья.

Дым, окружавший Эффрона, растаял; вместе с ним растаяла тяжелая сеть, от нее остались лишь скрученные и обугленные обрывки.

Молодой маг поднялся на ноги, прислонил к плечу костяной посох и отряхнул пыль с одежды. Судя по выражению его лица, он был скорее раздосадован, чем испуган встречей с гигантом-драуком. И несмотря на то, что Эффрон выглядел совсем крошечным по сравнению с устрашающим чудовищем, которое размахивало трезубцем, превышавшим в длину рост мага, тот ни в малейшей степени не был потрясен встречей с этой тварью – помесью паука и дроу.

Нет, он был всего лишь разгневан.

Эффрон взмахнул перед собой костяным посохом, выпустив целый залп стрел черной энергии. Они разлетелись по улице, беспорядочно вращаясь, сплетаясь, и с шипением вонзились в драука. Тварь отступила, раненная, но еще вполне боеспособная, и Эффрон оглянулся на Амбру. Он видел ее, но она, судя по всему, сейчас ничем не могла ему помочь. Она уже поднялась на ноги и держала в руках свою гигантскую булаву, но над нею навис другой драук, хотя и меньшего размера. Подобно дворфу, это было существо женского пола.

Вдруг Эффрону пришла в голову мысль; он выставил перед собой посох, и глазницы черепа в его навершии и вспыхнули. В них была заключена сила отрицательного уровня существования. Линия красной энергии протянулась от оружия к убитому человеку, лежавшему на земле с копьем драука в боку.

Эффрон развернулся и стукнул посохом о мостовую. Пространство между ним и приближающимся драуком-мужчиной начало кипеть и пузыриться, из этой трясины показались щупальца, похожие на конечности осьминога. Они извивались и тянулись к существу-арахниду.

Всего несколько мгновений спустя новый зомби, шаркая, приблизился к Эффрону, и длинное копье волочилось за ним. Он устремился прямо на драука, шагая по черным щупальцам; враг не осмеливался сунуться к ним.

– Эти фокусы тебя не спасут! – выкрикнул драук и закряхтел, когда Эффрон выстрелил в него жгучей черной стрелой.

Зомби приближался, подняв руки, чтобы вцепиться когтями в драука.

Тот проткнул нежить одним движением огромного трезубца, легко поднял немертвого высоко в воздух и швырнул его назад движением, которое напомнило Эффрону фермера, швыряющего в телегу сено.

Он кивнул, восхищаясь силой чудовища, затем быстро побежал вправо: драук попытался обогнуть разделявший их участок мостовой с извивавшимися щупальцами.

Эффрон знал, что расстояние благоприятствует ему, и выпустил новую серию стрел черной энергии, которые пронеслись между щупальцами и снова ужалили могучего драука.

– Сколько их у тебя еще осталось, фокусник?! – взвыло чудовище.

– Столько, сколько потребуется, – ответил Эффрон, и просто для того, чтобы доказать это на деле, «выстрелил» еще раз.

Но существо, несмотря на гримасу боли, ухмылялось; выражение его лица оставалось самоуверенным, и это несколько вывело колдуна из равновесия. Эффрон взглянул влево и увидел, что Амбра, судя по всему, успешно отбивается от противницы на крыльце дома. Продолжая двигаться вправо, калека-колдун оглянулся.

Огромная черная птица летела вниз, к нему. Он знал, что это его мать, но если и почувствовал радость при виде мощного подкрепления, радость быстро сменилась отчаянием. Потому что у драука также имелось подкрепление в виде группы темных эльфов, которые образовали несколько концентрических кругов, а в центре стоял тот, кто служил «узлом» странной паутины, сотканной из электрической энергии и сверкавшей голубыми искрами.

– Улетай отсюда! – закричал молодой колдун, обращаясь к матери. В этот миг Далия приземлилась рядом с ним, и одновременно главный маг-дроу швырнул сверкающую паутину; страшная сеть полетела к ним, вращаясь, треща искрами и сверкая на лету.

Далия превратилась в эльфийку.

Сеть, сотканная из молний, накрыла мать и сына.

Эффрон принял двумерную форму и исчез под землей.


Амбра наконец смогла твердо встать на ноги. Она тряхнула головой, чтобы прогнать туман перед глазами, и встретила очередной выпад драука ударом Крушителя Черепов; булава и дубина столкнулись с такой силой, что дворфу показалось, будто у нее сейчас вылетят все зубы. Однако дворф уже была готова к этой игре, даже против превосходящего врага. Она начала беззвучно произносить слова заклинания, которое должно было наполнить ее силой Клангеддина, но затем раздались взрывы, сопровождавшиеся вспышками, земля задрожала с невиданной силой – это огненная сеть опустилась на Далию. Эльфийка стояла всего лишь в нескольких шагах от Амбры.

Дворф пошатнулась, но женщина-драук, прекрасно державшаяся на восьми паучьих лапах, даже не дрогнула.

Дубина и булава снова столкнулись с сокрушительной силой. Новая ударная волна последовала за первой. Земля дрожала.

Амбра рухнула на спину, не успев произнести заклинание, булава вылетела из ее рук. Женщина-драук уже стояла над ней.

И тяжелая дубина монстра опустилась.


Первые несколько выпадов напоминали скорее танец, чем поединок: Энтрери и Тиаго кружили на месте, и каждый делал неловкие выпады, которые можно было легко парировать или отразить.

– Где он?! – выкрикнул Тиаго, затем повернулся вправо, и горящее здание «Приюта каменотеса» оказалось у него за спиной.

Энтрери быстро двинулся следом, заметив, что дроу приближается к раненому монаху.

– Если захочешь присоединиться к нам, добро пожаловать в любой момент, – обратился Энтрери к своему товарищу.

Афафренфер застонал и кое-как ухитрился подняться, но с трудом, потому что одна нога у него подгибалась, а одежда сбоку была насквозь пропитана кровью. Мельком глянув на монаха, Энтрери решил, что действительно сглупил, спрыгнув с крыши, чтобы прийти ему на помощь: Афафренферу не суждено выжить после таких ран.

Ассасин в раздражении набросился на Тиаго, выставив перед собой меч, и сделал движение вверх и вперед, а затем внезапно развернулся, убрал меч и попытался пырнуть противника кинжалом.

Но Тиаго не только встретил выпад меча своим удивительным клинком и вовремя выставил перед кинжалом щит, но и одновременно переменил позицию. Прежде чем Энтрери успел завершить свой маневр, Тиаго стремительно напал на него, алмазный меч просвистел в воздухе, но затем дроу развернул его так, чтобы лезвие задело ноги Энтрери.

Энтрери в последнее мгновение успел увернуться, и Тиаго продолжал наступать, размахивая мечом, действуя одновременно щитом, затем наоборот, и меч следовал за щитом; это была невиданная, ошеломляющая картина.

Ассасина застала врасплох неприкрытая ярость, жестокость, целеустремленность и координация действий врага.

«Перед тобой аристократ Бэнр», – напомнил он себе, и он прекрасно понимал, что это означает.

Энтрери следовало продемонстрировать все свое искусство, иначе ему грозила верная смерть.

Он нанес Тиаго быстрый ответный удар, затем, наступая, сделал еще три колющих выпада, и с каждым шагом оттеснял дроу прочь от Афафренфера, на середину дороги.

– Монах! – крикнул Энтрери и поморщился, когда из окон и дверей гостиницы появились новые темные эльфы: они выпрыгивали с верхних этажей горящего здания и, паря в воздухе, опускались на землю. – Беги!

Афафренфер сделал шаг и едва не упал, ступив на раненую ногу. Он поморщился, однако поборол боль и, спотыкаясь, сделал еще несколько шагов.

А потом сфера непроницаемой тьмы поглотила его.

Дождь дротиков устремился в сферу. Оттуда раздался стон, затем стук тела, упавшего на землю, и Энтрери заметил руку, высунувшуюся наружу. Пальцы шевелились, дергались, словно пытались ухватиться за ускользающую нить жизни.

А затем рука замерла.

«Итак, все кончено», – подумал Энтрери. Вот к чему привел его благородный идиотизм – сейчас они оба будут валяться мертвыми на мостовой. Он успел оглянуться, посмотрел на дорогу, ведущую в нижнюю часть города, и увидел Далию в виде вороны, которая села на землю рядом с Эффроном, Амбру, сражавшуюся неподалеку с кошмарным драуком, и вращавшуюся сеть, сотканную из молний, которая опустилась прямо за спиной у эльфийки.

Возникла белая вспышка; затем началось нечто вроде небольшого землетрясения. Целый район Порта Лласт тряхнуло. Люди бежали во все стороны, спотыкались, шатались, падали, и земля дрожала у них под ногами.

Энтрери удалось удержаться в вертикальном положении. Он даже воспользовался очередным толчком, чтобы еще раз сделать выпад в сторону Тиаго, надеясь по крайней мере вывести из строя этого проклятого аристократа-дроу прежде, чем остальные темные эльфы прикончат его самого.

Но Тиаго, не менее проворный, был готов к нападению, и опускавшийся меч ассасина встретился с магическим щитом, который увеличивался в размерах прямо на глазах у Энтрери. Тиаго рискнул развернуться и даже на краткий миг повернуться спиной к Энтрери.

Спиной! Энтрери увидел свой шанс. Противник недооценил его.

Он устремился к своей цели, но безуспешно: к своему ужасу, он обнаружил, что его меч прочно приклеился к щиту Тиаго, как будто этот щит представлял собой кусок толстой липкой паутины.

Тиаго развернулся, увлекая за собой щит, потянул с такой силой, что едва не вырвал меч из руки Энтрери. И лишь невероятная ловкость и быстрота реакции позволили ассасину увернуться прежде, чем клинок дроу вонзился ему в лицо. В последний миг он парировал выпад врага своим кинжалом с драгоценной рукоятью, но меч дроу все же задел его ухо.

Энтрери почувствовал боль и жжение – клинок был смазан ядом темных эльфов.

А потом земля неожиданно закачалась у него под ногами, подобно океанской волне, их с Тиаго подбросило в воздух, оглушило ударом грома и ослепило вспышкой такой силы, что на улице стало светло, словно днем.

Глава 10 Каждый день, каждое приключение каждое волнение

– Кэ-ру-делли! – радостно воскликнула Пенелопа Гарпелл и громко захлопала в ладоши, когда пятерых Компаньонов во главе с Кэтти-бри провели в ее приемную.

– Чего? – переспросил Бренор.

Но Кэтти-бри лишь улыбнулась в ответ на это ласковое прозвище: она получила его во время своей первой встречи с Пенелопой пару лет назад. Когда у нее спросили, как ее зовут, Кэтти-бри машинально едва не назвала настоящее, потом попыталась изменить его на имя Рукия, которое дали ей родители-бедины, и, наконец, назвалась фальшивым именем – Делли Керти. Женщина быстро пересекла комнату и крепко стиснула в объятиях Пенелопу, свою наставницу.

– Я же говорила тебе, что вернусь, – сказала она.

– Чтобы, как обещала, рассказать мне всю правду о своих приключениях, – отозвалась Пенелопа, когда они разжали объятия. Старшая женщина взглянула через плечо Кэтти-бри на ее спутников, взгляд ее остановился на темном эльфе, и на лице появилось удивленное выражение.

– Дзирт До’Урден? – спросила она. – Правда?

Дроу поклонился:

– Добрая встреча, госпожа Пенелопа.

– Действительно правда, – произнес какой-то старик, входя в комнату. Он обошел Дзирта, кивнул и улыбнулся Кэтти-бри, затем хлопнул Дзирта по плечу.

– Киппер Гарпелл, – кивнул в ответ Дзирт. На самом деле он плохо помнил этого человека, но имя его было свежо в памяти; Кэтти-бри по дороге рассказала ему о нынешнем положении дел в Дворце Плюща.

– В последний раз, когда ты приходил в Широкую Скамью, я был еще молодым человеком, – сказал Киппер.

– Ага, это полвека назад было, когда мы видели друг друга в последний раз, – вступил в разговор Бренор. Он подошел к Дзирту и протянул руку Кипперу.

Старик с недоумением взглянул на дворфа.

– Полвека? – переспросил он, с сомнением глядя на молодого дворфа, которому на вид не могло быть больше двадцати пяти лет.

– Тогда я был старше, – рассмеялся Бренор.

– А я был еще старше, – вмешался Вульфгар. – Если считать в человеческих годах.

Реджис фыркнул и презрительно махнул в их сторону рукой.

– А я‑то вообще был мертв! – воскликнул он.

Киппер обернулся к Пенелопе, но она была поражена не меньше старого мага.

– Я же говорила тебе, что расскажу занимательную историю, – обратилась к ней Кэтти-бри.

Хозяйка внимательно посмотрела на свою бывшую ученицу, затем на Дзирта и остальных, заинтересовалась Бренором.

– Ты был старше тогда, но тоже носил ту же корону? – спросила она, и когда дворф улыбнулся, она добавила: – Однорогий шлем короля Бренора Боевого Топора из Мифрил Халла?

– Ага, до нее дошло! – сказал дворф.

Пенелопа обернулась к прекрасной молодой женщине с огненно-рыжими волосами, стоявшей рядом, и назвала имя:

– Кэтти-бри.

Кэтти-бри кивнула.

– Значит, она была твоей матерью? – спросил Киппер у Кэтти-бри. – Или, по крайней мере, прапрапрабабкой.

Пенелопа взяла руку Кэтти-бри, подняла ее, отодвинула рукав белого платья, чтобы показать шрам, оставшийся от Магической чумы. Потом взглянула на Киппера и покачала головой.

– Это Кэтти-бри, – повторила она.

– Компаньоны из Халла, – вставил Дзирт. – Все мы. Прежде мы были большими друзьями Гарпеллов из Длинного Седла, которые пришли к нам на помощь в Мифрил Халле в Смутное Время, когда вернулись дроу.

– Я стал слишком стар для того, чтобы разгадывать загадки, – пожаловался Киппер.

– А для увлекательного рассказа ты не слишком стар? – поинтересовалась Кэтти-бри.

В этот момент в комнате появился муж Пенелопы, Доуэл, и широко улыбнулся при виде женщины, которую знал под именем Делли Керти. Он радостно огляделся по сторонам, но улыбка его погасла, когда он увидел старого Киппера: тот стоял, скрестив руки на груди, нахмурившись, и нетерпеливо топал ногой по деревянному полу.

– По-моему, я что-то упустил, – произнес Доуэл.

Дверь закрылась, и все, обернувшись, увидели прислонившегося к ней щегольски одетого хафлинга. Широко ухмыляясь, Реджис кивнул в сторону, где Вульфгар уже расставлял на столе стаканы и исследовал личные запасы выпивки Пенелопы и Доуэла.

Очевидно, почувствовав на себе ошеломленные взгляды, Вульфгар обернулся и одарил всех лучезарной улыбкой.

– Какая же история без соответствующего напитка и тостов? – спросил он, глядя при этом на Реджиса.

– Парни, у меня из-за вас будут неприятности, – прошептал Бренор на ухо хафлингу.

– Можешь в этом не сомневаться, – отозвался тот.

Рассмеявшись, Пенелопа согласилась, быстро убрала вещи со своего письменного стола, чтобы варвар смог принести и расставить бокалы и бутылки для всей компании. Затем снова устроилась в своем кресле, Доуэл и Киппер заняли места по обе стороны от нее, и она попросила Кэтти-бри начать свой рассказ.

Однако когда молодая женщина подошла к столу хозяйки и собралась приступить к рассказу, Пенелопа подняла руку и остановила ее. Глава семьи Гарпелл закрыла глаза и произнесла заклинание под названием «магический шепот». Вскоре в дверь постучали. По знаку Пенелопы Реджис отворил ее, и появилась вереница младших членов семьи Гарпелл – все они несли удобные кресла для гостей.

– А теперь начинай, прошу тебя, – обратилась Пенелопа к Кэтти-бри, когда младшие ученики вышли, и дверь закрылась за ними.

Прошло довольно много времени, и вот Пенелопа снова использовала «магический шепот», и люди накрыли на столы и предложили гостям великолепный обед.

За едой Кэтти-бри и остальные продолжали свой рассказ.

Уже давно наступила ночь, когда Дзирт договорил.

– И вот мы здесь, и темная дорога лежит перед нами, и мы снова нуждаемся в дружбе великих Гарпеллов из Широкой Скамьи.

– Ради моего Пуэнта, – добавил Бренор.

Пенелопа бросила взгляд на Доуэла, а затем оба посмотрели на Киппера.

– Я уже работаю над этим, – ответил старый маг, который, казалось, дремал и проснулся только под их пристальными взглядами.

– Его необходимо воскресить, – заявил Киппер Кэтти-бри на следующий день около полудня. – Я не вижу иного выхода.

Женщина нахмурилась и взглянула на Пенелопу Гарпелл; кроме них троих, в комнате никого не было.

– Вампира исцелить невозможно, – пожала плечами Пенелопа. – По крайней мере, насколько мне известно.

– Я не в состоянии воскрешать умерших, это далеко превосходит мои возможности, – призналась Кэтти-бри.

– Мало кому это вообще под силу, а те, кто может, дорого за это берут! – посетовал Киппер. – И я сомневаюсь, что ваш друг перенесет это. Ты же, разумеется, понимаешь?

Кэтти-бри кивнула.

– Когда Тибблдорфа Пуэнта укусил вампир, дворф был стар, и здоровье его ухудшалось, – продолжал Киппер. – Так ты сказала мне. И с тех пор прошло много десятилетий. Если его воскресить, он вскоре снова умрет, естественной смертью.

– Так будет лучше, – промолвила Кэтти-бри, и остальные кивнули.

– Думаю, да, – согласилась Пенелопа и осторожно прикоснулась к плечу Кэтти-бри, чтобы утешить ее.

– Но в чем тогда смысл? – спросила Кэтти-бри. – Если Пуэнт в любом случае обречен, мы можем просто уничтожить его в качестве…

– Ты не желаешь предложить ему покой, освобождение от проклятия, прежде чем он отправится в мир иной? – спросил Киппер.

В этот момент в дверь постучали, и Пенелопа подошла, чтобы открыть.

– Я не вижу иного выхода, – ответила Кэтти-бри. – Где я возьму могущественного жреца, обладающего нужными способностями? И чтобы он еще отважился отправиться в Гаунтлгрим?

– Когда найдешь жреца, приведи к нему вампира, – предложил Киппер, и в это время в комнату вошел Вульфгар. – Ах, отлично, – произнес старик. – Присоединяйся к нам.

Вульфгар сел рядом с Кэтти-бри. Она с любопытством посмотрела на него, но тот лишь пожал плечами в ответ; очевидно, он тоже понятия не имел, с какой целью его пригласили на эту встречу.

– Ты принес? – спросил Киппер.

Вульфгар, казалось, растерялся на мгновение, когда маг протянул руку, но затем быстро достал из-за пазухи свой серебряный рог и протянул его Кипперу.

– Великолепная вещь! – воскликнул Киппер, перекатывая рог в ладонях, затем произнес заклинание, позволявшее исследовать скрытые возможности этого предмета. Он сосредоточенно изучал небольшие, но прекрасные драгоценные камни, которыми был украшен коричневый ободок.

– Ты сказал, это вещь из логова дракона, – заговорила Пенелопа, пока маг рассматривал рог.

– Дракона по имени Ледяная Смерть.

– Которого вы с Дзиртом убили много лет назад.

– В прошлой жизни, – ухмыльнулся Вульфгар.

– Ты им когда-нибудь пользовался? – спросил Киппер.

– Да… почти сразу же после того, как нашел, в логове дракона, на куче сокровищ. Оказалось, что ледяные тролли следили за мной до самой пещеры с сокровищами, и в этот момент они меня окружили. Я уже решил, что моя вторая жизнь подошла к концу, и подул в рог просто из упрямства, чтобы позлить врагов, – ну, хотя была у меня надежда, что от его звука ледяной потолок обрушится, и это даст мне хоть какой-нибудь шанс выбраться оттуда живым.

– А вместо этого ты вызвал себе подмогу, – засмеялся Киппер. – Как это замечательно!

– А после ты пользовался им? – осведомилась Пенелопа.

– Только один раз, чтобы убедиться… – неловко произнес Вульфгар.

– Тебе это не по душе? – спросила Пенелопа.

– Он считает, что нарушает покой мертвых, а в его культуре это считается грехом, – ответил Киппер прежде, чем Вульфгар успел открыть рот. – Верно, сынок?

Вульфгар хотел было что-то сказать, но лишь хмыкнул.

– Когда я умер, я был на несколько десятков лет старше тебя, маг, – произнес он. – Однако это верно – я не имею нрава нарушать покой мертвых.

– Ну что ж, насчет этого не волнуйся, друг мой, потому что ты не сделал ничего подобного, – заверил Киппер и подул в рог; звук был хриплый, неприятный, но этого оказалось достаточно для того, чтобы магия сработала. Спустя несколько секунд драгоценные камни на коричневом ободке, украшавшем рог, заискрились, и появились три воина; каждый был вооружен либо парой ручных топоров, либо топором и мечом. Они некоторое время в угрожающих позах перемещались по комнате, казалось, не понимая, что от них требуется, пока Киппер не произнес очередное заклинание – и они растаяли в воздухе.

– Это магический предмет, инструмент, – объяснил старик-маг и вернул рог Вульфгару.

– Вроде Гвенвивар? – переспросил Вульфгар.

– Нет, пантера – существо намного более сложное, – возразила Пенелопа. – А этот предмет скорее походит на свисток, которым Дзирт вызывает своего единорога.

– Это вовсе не души погибших воинов, – успокоил варвара Киппер. – Это магически воссозданные физические воплощения умерших берсерков, но не волнуйся: души, которые жили в этих телах, давно уже отправились в Приют Воинов. – Он посмотрел на Пенелопу и кивнул: – Как я и ожидал.

– Я что-то не понимаю, – заговорила Кэтти-бри. – Какое отношение этот рог имеет к нашей задаче?

– Магия, заключенная в роге, представляет собой – или представляла собой – заклинание, позволяющее заключать в ловушку души, – принялся объяснять Киппер. – По крайней мере, часть этой магии такова. Здесь есть еще много того, чего я не понимаю, потому что это очень древняя вещь, созданная за много веков до Магической чумы или, скорее даже, до Смутного Времени. Но жертвы этой магии – погибшие воины – были пойманы с помощью именно этого заклинания, и оно с таким же успехом может помочь вам поймать вашего друга-вампира.

– Поймайте его душу, заключите ее в драгоценный камень и принесите камень могущественному жрецу, который завершит эту неприятную задачу, – предложила Пенелопа.

– Мне неизвестно такое заклинание, – возразила Кэтти-бри.

– Конечно, оно очень могущественное, – подтвердил Киппер. – Возможно, оно тебе не по силам, но я так не думаю; по крайней мере, если у тебя будет свиток и драгоценный камень, достойный того, чтобы вместить такое сокровище, как душа.

– И у тебя имеется и то, и другое, – предположил Вульфгар.

– Мы запасли много всяких разных штук для защиты от биддердуу, просто так, на всякий случай, – ответила Пенелопа.

– Это оборотни, – объяснила Кэтти-бри своему другу-великану.

– Я помню Биддердуу, – кивнул Вульфгар.

– Он оставил после себя потомков. В лесу.

Пенелопа Гарпелл поднялась и предложила Вульфгару руку:

– Идем. Оставим Кэтти-бри и Киппера, пусть занимаются своей работой. Ей многому предстоит научиться.

Когда они вышли из комнаты, Кэтти-бри повернулась к старику-магу с улыбкой:

– Я знала, что ты нам поможешь.

– Этот мир – мрачное место. Но когда друзья протягивают руку помощи, в нем становится светлее.

Кэтти-бри кивнула, оценив великодушие мага, и подумала: «Что еще могут предложить нам Гарпеллы после того, как Компаньоны из Халла закончат свое дело в Гаунтлгриме и снова обратятся с оружием в сторону Серебристых Болот?»


– Теперь тебя не беспокоит твоя… игрушка? – спросила Пенелопа, уводя Вульфгара прочь. Они прошли но множеству коридоров, миновали несколько комнат и наконец очутились в прекрасном саду, который был разбит позади Дворца. Плюща.

– Нет, – признался Вульфгар. – Я боялся, что беспокою мертвых. А мне не положено…

– Но ты все же не уничтожил этот рог, – заметила Пенелопа. – И не избавился от него.

Вульфгар улыбнулся, признавая ее правоту:

– Однажды он спас мне жизнь.

– Да, в логове дракона, как уже рассказывали мне ты и твой друг-хафлинг. Я бы с удовольствием послушала подробный рассказ об этом сражении.

Вульфгар остановился и взглянул на нее сверху вниз:

– Ты когда-нибудь была искательницей приключений? Тебе знакомо волнение битвы?

– Или волнение кражи? – добавила Пенелопа и протянула руку к рогу, отделанному алмазами.

– Это было вполне законное мародерство! – со смехом поправил ее Вульфгар.

– Когда я была моложе, я любила приключения, – призналась женщина. – Вообще-то, именно в глуши, на хуторе, полном горных великанов, я и встретила Доуэла и влюбилась в него. В разгар битвы, ни больше ни меньше.

– Значит, он спас тебя? – хитро спросил Вульфгар.

– Все было с точностью до наоборот. – Женщина направилась по садовой дорожке, идущей между рядами цветов с высокими стеблями, и вышла на освещенную солнцем поляну, расположенную в дальнем конце. – Доуэл довольно искусен в своем ремесле, но он никогда особенно не отличался умением колдовать в бою, а великаны – не самые восприимчивые к чарам создания.

– Очевидно, чары Пенелопы оказались более могущественными.

Женщина рассмеялась.

– Мне не понадобились чары, хватило и моего решительного настроя!

– Действительно, его умение убеждать должно быть велико, раз он сумел уговорить тебя вступить в эту семью, – заметил Вульфгар, и Пенелопа посмотрела на него с озадаченным выражением, словно не понимая, о чем он говорит.

– Это я уговорила его, – поправила она, когда сообразила, о чем речь. – Я урожденная Гарпелл, а не он.

Настал черед Вульфгара изумляться.

– Доуэл вступил в мой клан и принял мое имя, – объяснила она. – Это было самое меньшее, что он мог сделать после того, как я вытащила его из лап короля горных великанов – и заметь, очень голодного короля!

Вульфгар рассмеялся.

– Мне кажется, что твое возвращение на Торил – самое странное из всех, – продолжала Пенелопа. – Кэтти-бри вернулась по приказу своей богини, Бренор – по долгу дружбы, хафлинг – потому, что хотел доказать, что он чего-то стоит. Кстати, осторожнее с ним: подозреваю, он, ради того чтобы продемонстрировать собственную смелость, вскоре навлечет на себя крупные неприятности. Но как же насчет Вульфгара? Ты признался, что не сразу выбрал эту трону, и все же ты здесь.

– Я вернулся ради друзей, как и Бренор, и потому, что я в долгу перед Бренором, настолько же, насколько перед Дзиртом.

– Ты никому ничего не был должен, а дружба ваша осталась в далеком прошлом, и ты сам нам об этом рассказывал. – Пенелопа остановилась, пристально посмотрела на Вульфгара, и он вынужден был взглянуть ей прямо в глаза.

– Возможно, я все-таки боюсь смерти, – после долгого молчания заговорил он.

– Странно слышать такое от человека, который провел много лет в мире ином.

– А что я могу найти в Приюте Воинов?

– Семью, друзей, уют? Разве не этого ты ожидал?

– И все это навечно.

Его тон многое объяснил ей.

– Ты имеешь в виду – это вечная скука?

– Я не могу сказать, но это не важно. Если это все будет длиться вечно, оно может и подождать, верно? А сейчас мне подарили захватывающее приключение, новую жизнь, после которой останутся прекрасные воспоминания, подарили возможность вновь встретить достойных друзей, с которыми можно пуститься в путь. Почему бы мне и не вернуться на Торил?

– Вижу, ты полная противоположность Дзирту. Он не смог заставить себя забыть Кэтти-бри и свою прежнюю жизнь, а ты, кажется, уже и не вспоминаешь о прошлом.

Вульфгар несколько мгновений поразмыслил над ее словами, затем медленно покачал головой:

– Нет, не так; я просто хотел набраться новых впечатлений. Я снова хочу сражаться, любить женщин, есть вкусную еду, пить хмельные напитки.

– Значит, это для тебя просто большое развлечение? И больше ничего?

– Не знаю, – признался Вульфгар.

– Значит, для тебя сейчас цель жизни – получать удовольствие?

– И это неплохая цель! – легкомысленно заметил Вульфгар, но Пенелопа не желала так просто оставить этот разговор.

– Существует религия, последователи которой считают так же, – сказала она, и на лице Вульфгара появилось кислое выражение. – Нет, это, скорее, философия, – быстро поправилась она. – Но в ней предполагается отсутствие справедливого вознаграждения. Эта философия называет богов фальшивкой, считает, что боги – всего лишь могущественные смертные, которые изображают божества ради собственного развлечения, за счет низших разумных существ, населяющих этот мир; и вот эти смертные могут якобы контролировать нас.

– Кажется, тебе многое об этом известно.

Настала очередь Пенелопы рассмеяться.

– Меня часто называли чуждой условностям и традициям. Я считаю, что это почетное звание.

Вульфгар внимательно посмотрел на собеседницу.

– Ты скучаешь по дорогам и треволнениям, которые приносят приключения, – заявил он.

– Я слишком стара… – начала она, но Вульфгар рассмеялся, и она смолкла.

– Я прожил на свете сто двадцать пять лет!

– Но у тебя тело молодого человека.

– Я подвержен страстям молодого человека, но лишь потому, что я испытал скуку старости, – поправил ее Вульфгар. – Я пережил и боль, и горе…

– А любовь?

Он не стал этого отрицать. Он снял с плеча Клык Защитника и легко взмахнул огромным боевым молотом, держа его в одной мускулистой руке.

– Я наслаждаюсь каждым днем, каждым событием, – кивнул он. – И каждым волнением жизни.

– Например, беседой со старой женщиной в саду, залитом: солнцем?

Вульфгар широко, искренне улыбнулся, и его ясные голубые глаза сверкнули.

– Не такая уж ты и старая, – лукаво произнес он. – Возможно, придет день, и мы с тобой отправимся на охоту за великанами.

Теперь Пенелопа тоже улыбалась, и это был ее безмолвный ответ. Она искренне надеялась, что такой день когда-нибудь настанет.

– Если честно, ты напоминаешь мне зверя, загнанного в клетку, – с такими словами Реджис обратился к Бренору ясным, солнечным утром несколько дней спустя. Они стояли на парадном крыльце Дворца Плюща. Весна была в разгаре, дул свежий теплый ветерок, и дорога манила их за собой – но еще более упорно звал их в путь мрачно настроенный дворф.

Он без конца расхаживал взад и вперед, топая тяжелыми сапогами по дощатому полу. Остановился на мгновение, чтобы презрительно фыркнуть в ответ на замечание хафлинга, затем снова принялся мерить крыльцо шагами.

На тропинке неподалеку от дома методично тренировались Дзирт и Вульфгар, и каждые несколько минут Вульфгар о чем-то спрашивал своего бывшего наставника. Реджис подумал, что ему следует пойти туда и тоже потренироваться с Дзиртом – в конце концов, кто из них лучше всего владеет мечом?

– У нас впереди долгий путь, – заметил Бренор, в очередной раз проходя мимо хафлинга.

Реджис кивнул.

– Гаунтлгрим… Ага, погоди, когда ты его увидишь, все поймешь, – ворчал Бренор. – Поймаем мы, значит, Пуэнта, и уберемся оттуда. В Серебристую Луну, вот что я тебе скажу! Так, а там найдем жреца, который сделает все, что нужно, а потом отправимся охотиться на Обальда и его псов и загоним этих тварей обратно в их норы!

Так он продолжал бормотать довольно долго, обращаясь скорее к себе самому, потому что замечание о «долгом пути», который ждал их, заставило Реджиса задуматься о собственном будущем. Да, он пойдет в Гаунтлгрим, но, может быть, для него это будет последней целью их совместного путешествия? Может, ему следует оттуда пойти не на восток, к Серебристым Болотам, а на юг? Он ничуть не сомневался, что в начале лета сумеет найти Дорегардо и «Ухмыляющихся пони», и у него еще останется время на то, чтобы вернуться в Дельфантл, в любящие объятия прекрасной Доннолы.

В этот момент дверь особняка отворилась, и появилась Кэтти-бри в сопровождении Пенелопы и Киппера.

– Если ему удастся отбиться во время первой попытки, возможно, действительно стоит убить его на месте, – говорил Киппер.

Дзирт и Вульфгар прекратили поединок и присоединились к остальным.

– Эй, о чем это вы?! – воскликнул Бренор.

Кэтти-бри показала ему золотое кольцо, поблескивавшее у нее на руке; в кольцо был вправлен черный драгоценный камень.

– В этом кольце содержится заклинание, необходимое для того, чтобы поймать душу Пуэнта. – Она перевернула руку ладонью вверх: на ладони лежал огромный камень, красный как кровь.

– Рубин? – спросил Дзирт.

– Сапфир, – поправил его Реджис, глядя на драгоценность и облизываясь.

– Это филактерия, – объяснила Кэтти-бри, затем спрятала камень.

– Ты сказал, что у нас может и не получиться, – обратился Бренор к Кипперу. – Значит, считаешь, что это не сработает?

Старик втянул воздух сквозь зубы.

– Это очень сложное колдовство…

– Моя дочь с ним справится!

– О, успокойся, – сказала Пенелопа. – Кольцо, которое Киппер ей одолжил, сохраняет магию в неприкосновенности. И все же чары эти непростые, а ваш друг вряд ли захочет поддаться им; он будет сопротивляться, и иногда сопротивление бывает успешным.

– Упрямый дворф, – добавил Киппер, – никогда не бывает легкой целью для мага!

– И дружба не поможет, – резко произнес Реджис, и Бренор в ярости уставился на него.

– Киппер показал мне, как это делается, и я практиковалась несколько раз, – сказала Кэтти-бри. – Если не получится с кольцом, у меня есть вот это. – Она сунула руку в карман белого платья и вытащила серебряный футляр для свитков.

Но Киппер все равно качал головой.

– Лучше будет просто уничтожить вампира, если он воспротивится магии, – возразил он. – Заклинание «Ловушка душ» трудно активировать. Только маг с большим опытом может сделать это без свитка, и даже со свитком… боюсь, ты не готова.

– Не стоит недооценивать ее, – вмешалась Пенелопа и положила руку на плечо Кэтти-бри. – Ей покровительствует сама богиня, и она мудрее и обладает большим опытом, чем можно предположить по ее внешности.

– Да-да, я знаю, я знаю, – сказал Киппер. – Ну что ж, в таком случае, удачи вам всем, прощайте – и доброго пути. Надеюсь, вы найдете своего пропавшего друга.

Он поклонился и ушел в дом, а друзья по очереди распрощались с Пенелопой и направились вниз с холма, к воротам Дворца Плюща, к дороге, которая лежала за воротами, и навстречу тропам, ожидавшим их.

– Поговаривают, будто в предгорьях Хребта Мира безобразничают великаны! – крикнула им вслед Пенелопа.

Вульфгар ухмыльнулся.

– Ага, – ответил он. – Когда-нибудь мы с ними разберемся!

– О чем это она? – спросила Кэтти-бри, когда они вышли на дорогу.

– О приключениях, – пробормотал Вульфгар. – Как всегда, о приключениях.

Глава 11 Пешка в руках Королевы

Не говори ни слова, пока тебе не прикажут! – прожестикулировал Тос’ун Армго своей дочери Дум’вилль, когда оба стояли рядом, как им было велено, на местах, отмеченных Береллин Ксорларрин.

– Не шевелиться, – предупредила их жрица, и голос у нее при этом был такой злобный, что это невозможно было не заметить. Здесь творится что-то неладное, догадался Тос’ун, и его охватил страх. Разумеется, Ксорларрины никогда не относились дружелюбно к Дому Армго, но подобное обращение выходило за рамки обычной вражды между кланами.

Береллип, дочь главы семьи, верховная жрица, была напугана, когда велела им стоять на своих местах.

– Как ты думаешь, что?.. – шепотом начала Дум’вилль, но не договорила и пронзительно вскрикнула, когда в спину ей одна за другой впились четыре ядовитые змеи. Девушка на миг потеряла сознание от яда, и к тому же она была потрясена тем, что Береллип оказалась так близко. Ноги ее подкосились, и она одним коленом опустилась на камень. Она упала бы, если бы сильная рука не схватила ее за плечо и рывком не поставила обратно на ноги.

– Жалкое существо, – прошипела ей на ухо Береллип. – Иблит! Мне следовало бы уволочь вас прочь и скормить моим драукам, чтобы Матери не пришлось испытывать отвращение, глядя на такую мерзкую тварь, как ты!

– Это аристократка и благородная дочь Дома Баррисон Дел’Армго, – возразил Тос’ун.

Береллип расхохоталась и грубо оттолкнула Дум’вилль, затем обошла пленников и снова остановилась перед ними.

– Это многое говорит о жуликах, называющих себя Вторым Домом Мензоберранзана, ты не находишь? До чего вы докатились: ложитесь с иблитами, чтобы увеличить численность своего подлого семейства!

Глаза Тос’уна сверкнули, и Дум’вилль решила, что отец ответит на этот выпад оскорблением, но, к ее удивлению, он стоял молча, совершенно неподвижно, лишь челюсть его слегка дрожала. Дум’вилль подумала, что это странно и совершенно несвойственно отцу, но затем поняла, что отец ее пристально смотрел не на Береллип, а мимо нее. Девушка беззвучно ахнула, и, преодолевая терзающую все тело боль от змеиного яда, заставила себя выпрямиться и расправить плечи.

За спиной верховной жрицы Береллип Ксорларрин показалась процессия дроу, какой девушке еще не приходилось видеть, она даже представить себе не могла подобного. Мужчины-воины шествовали справа и слева от высокопоставленных аристократов; они шагали с безукоризненной четкостью, ступая одновременно, и их доспехи и оружие сверкали – они явно были магическими.

На парящем между двумя рядами воинов полупрозрачном диске, который светился изнутри пурпурным и голубым цветами, восседала женщина, облаченная в великолепные одежды, украшенные узорами из драгоценных камней, кружевом и сложными вышивками, изображавшими пауков и паутину. На коленях у женщины покоилась плеть с пятью извивающимися змеями, и головы змей смотрели на пленников – очевидно, рептилии прекрасно понимали, что здесь происходит.

Береллип резко развернулась и, потупившись, рухнула на колени.

«Может, мне следует сделать то же самое», – подумала Дум’вилль. Она быстро глянула на отца, который стоял совершенно неподвижно, опустив взгляд. Она тоже уставилась себе под ноги и сглотнула ком в горле. Вид отца, напуганного до такой степени, что на лбу у него выступили капельки нота, еще сильнее взволновал ее.

– Мать Квентл, – приветствовала женщину Береллип, не поднимая головы.

– Это тот самый сын Дома Баррисон Дел’Армго? – спросила Мать Квентл Бэнр, спустилась со своего диска и подошла к Береллип; при этом она жестом велела верховной жрице подняться на ноги.

– Да, Тсабрак схватил его в туннелях к востоку отсюда.

Мать с интересом посмотрела на Дум’вилль, но любопытство тут же сменилось явным отвращением.

– А это что такое?

– Моя дочь, Мать, – осмелился вмешаться Тос’ун, и Береллип ударила его по лицу.

Однако Квентл оттолкнула Береллип прочь и велела Тос’уну посмотреть ей в лицо.

– Твоя дочь? – переспросила она на языке жителей поверхности.

– Да.

– Аристократка из Дома Баррисон Дел’Армго?

Тос’ун сглотнул ком в горле, и Дум’вилль заметила это.

– Как это замечательно, – произнесла Мать Квентл. – Ты доставил мне такой интересный подарок, заставляющий меня задуматься.

Все трое – Дум’вилль, Тос’ун и Береллип – озадаченно взглянули на Верховную Мать.

– Интересно, что почувствует глава твоей семьи, когда узнает, что кровь ее отпрысков смешалась с кровью низших существ, – заметила Квентл голосом, напоминавшим мурлыканье довольной кошки. – Или она захочет оставить сей факт втайне, как ты считаешь?

У Тос’уна, видимо, снова пересохло в горле, и он бросил униженный взгляд на Дум’вилль. Молодая полукровка внезапно увидела в его глазах сожаление. Он совершил ошибку, приведя ее сюда. Им не следовало покидать Серебристые Болота.

– Андзрел! – повысила голос Мать Квентл, оглянувшись на свою свиту. Высокий воин поспешно вышел вперед. – Забери ее себе и покажи ей, что значит быть иблитом в Мензоберраизане.

– Я могу делать с ней все, что мне вздумается? – уточнил он.

– Только чтобы она осталась жива, – приказала Квентл. – А ее здоровье, умственное и физическое, меня мало волнует.

– Нет! – воскликнула Дум’вилль, хватаясь за меч, но Квентл подняла руку, произнесла лишь одно слово, и несчастную девушку швырнуло назад.

Голос Хазид-Хи, разумного меча, вопил в ее мозгу, приказывал ей не двигаться, но упрямая девушка поднялась с земли и, преодолевая сопротивление, вытащила из ножен клинок.

– Маленькая Доу, стой! – воскликнул Тос’ун.

Мать Квентл злобно рассмеялась. Андзрел, стоявший рядом с ней, вытащил свои мечи и спокойно подошел к несчастной пленнице.

– Предупреждаю, отойди от меня! – выпалила Дум’вилль.

И тогда мастер оружия Дома Бэнр напал на нее. Движения его были неуловимы, он вращался, уклонялся от ее выпадов, мечи его сверкали, описывали круги в воздухе и, казалось, атаковали ее со всех сторон. Дум’вилль считала себя искусной в обращении с мечом, но никогда ей не доводилось видеть воина, который сражался бы так умело и стремительно. И, что было хуже всего, Хазид-Хи отказывался помогать ей, он нашептывал ей слова сомнения, призывал ее сдаться.

Клинок Андзрела скрестился с ее мечом, и Хазид-Хи помешал ей сосредоточиться, словно ослепил ее.

Дум’вилль не знала, что думать. Она увидела, как ее драгоценное оружие отлетело в сторону, зазвенело о каменный пол пещеры. Она увидела совсем рядом Андзрела, увидела, как он замахивается рукоятью меча, намереваясь ударить ее в лицо.

Затем перед глазами возникло туманное пятно, окруженное мелькающими черными точками. Она почувствовала, как сильные руки дроу схватили ее, потащили назад. Он уже стоял у нее за спиной, держа ее, чтобы она не упала…

Пять змей танцевали свой зловещий танец у нее перед глазами.

Плеть Береллип причинила ей боль – так ей казалось до этого момента, но по сравнению с плетью Матери Квентл те укусы были совершенно безболезненными.

Спустя несколько секунд Дум’вилль уже лежала на полу, пронзительно вопила и извивалась в агонии. Плеть наносила удар за ударом, клыки гадюк впивались в ее плоть, жгучий яд струился по ее жилам.

– Мать, я умоляю тебя! – вскрикнул Тос’ун.

Мать обратила на него гневный взгляд:

– Ты жил на поверхности. Сколько лет?

Тос’ун ответил не сразу, и Дум’вилль пришлось вынести еще один удар плетью в наказание за его нерешительность.

– С того года, когда атаковали Мифрил Халл! – поспешно выкрикнул сын Дома Баррисон Дел’Армго.

Квентл недоверчиво взглянула на него.

– Я не вернулся тогда в Мензоберранзан, – объяснил он. – Я заблудился, мне пришлось остаться на поверхности…

– И ты решил жить с эльфами?

– Да… Нет! Я нашел других, дроу из Чед Насада, из Домов Суун Ветт и Кхареезе…

– Где они сейчас?

– Мертвы. Давно мертвы.

– И ты остался?

– Мне некуда было идти, я остался совсем один и не знал обратной дороги.

– До сегодняшнего дня.

– Настало время найти путь домой, вместе с Дум’вилль, моей дочерью, она дроу душой и сердцем. Она убила своего брата, который отличался от нас, который не мог следовать религии Паучьей Королевы, а я, в свою очередь, ранил ее мать.

– Смертельно?

– Смертельно. Я оставил поверхность навсегда и желаю лишь одного: вернуться домой.

Мать размышляла над этими словами несколько минут, затем взглянула на измученную девушку, лежавшую на каменном полу.

– Возможно… – произнесла она, но затем покачала головой. – Забирай ее, – приказала она Андзрелу.

– И объяснить ей, каково ее положение здесь? – ухмыльнулся тот.

– Осторожно, – предупредила Квентл Бэнр.

Андзрел жестом велел одному из воинов-Бэнров поднять упавший меч. Заметив, как простой воин наклоняется за Хазид-Хи, Тос’ун снова вскричал:

– Осторожно! Этот клинок – разумное оружие, злобное и могущественное!

При этих словах на лицах обоих аристократов-Бэнров отразился интерес. Мать кивнула мастеру оружия, тот подошел и сам осторожно поднял меч. В тот же миг у него буквально глаза на лоб полезли от потрясения, и стало ясно, что он, держа оружие в вытянутой руке, вступил с ним в мысленную схватку.

А затем Андзрел снова швырнул Хазид-Хи на землю и ошеломленно уставился на Мать своего Дома.

– А девчонка, иблит, сражалась этим мечом! – упрекнула его Мать Квентл.

– Она долго готовилась к этому, – объяснил Тос’ун.

– Дантраг! – воскликнул Андзрел, бросился к клинку и поднял его. Теперь на лице его отражалась решимость, и он с такой силой стиснул рукоять, что кровь выступила на костяшках его пальцев.

– Дантраг? – повторила Квентл Бэнр, ведь Дантраг, ее брат, был мертв уже более ста лет. Андзрел его знал когда-то, но почему сейчас?..

И Квентл, в свою очередь, широко раскрыла глаза от неожиданности, пристально глядя на меч в руке Андзрела, потому что она узнала это оружие.

– Хазид-Хи, – прошептала она. Затем в гневе воззрилась на Тос’уна.

– А что не так с моим мечом? – непонимающе спросил он.

– Это меч Дантрага Бэнра! – заявила Верховная Мать, и настала очередь Тос’уна изумленно ахнуть.

– Этого не может быть, – беззвучно произнес он.

– Где ты взял его? – резко спросила Мать Квентл, и в голосе ее теперь слышалась угроза.

– Он… он сам меня нашел, – запинаясь, выговорил Тос’ун; вид и голос у него был такой, словно сейчас ему предстояло умереть мучительной смертью. – В одном горном ущелье, в Верхнем Мире.

– Такой могущественный меч?! – грозно рявкнула Квентл, не веря его словам.

– Я решил, что он покинул своего предыдущего хозяина, или же его убили. Я не знаю!

– Лжешь!

– Меч это подтверждает! – стуча зубами, произнес Андзрел, и когда Мать и Тос’ун повернулись к нему, мастер оружия в очередной раз швырнул клинок на пол. Он стоял, не в силах сдвинуться с места, раскрыв рот, задыхаясь. – Этот меч обладает большой силой!

– Но Дантраг справлялся с ним, – презрительно напомнила ему Квентл. Затем с разъяренным видом обернулась к Тос’уну: – Где ты его взял?

– Все было так, как я рассказал тебе, Мать, – в отчаянии проговорил пленник. – Я думаю, его носил один из спутников Дзирта До’Урдена, а может быть, и сам отступник. – Произнося это запретное имя, он осмелился поднять взгляд и с облегчением заметил, что оно произвело желаемый эффект – Мать забыла о своем гневе и о самом пленнике, размышляя над его словами. Без сомнения, она обдумывала ситуацию в этой области, в Серебристых Болотах, где, как известно, некогда странствовал Дзирт, и где друг Дзирта, дворф, был королем Мифрил Халла.

Мать Квентл с небрежным видом подошла к валявшемуся на камнях Хазид-Хи и безо всякой опаски подняла его.

– Клинок Бэнров, – негромко произнесла она, словно обращаясь к самой себе, а возможно, и к мечу. – Ах, брат мой, как жаль, что мы тебя потеряли.

Внезапно Квентл широко раскрыла глаза, очевидно, от потрясения.

– «Он был обманут Дзиртом», – так говорит меч.

– Он сказал мне то же самое, Мать, – осмелился вставить Тос’ун.

– «Отступник-предатель», так он называет его, – прошептала Квентл, затем снова сосредоточилась на клинке; казалось, она общалась с ним при помощи телепатии. Спустя какое-то время она направилась обратно, держа в руке меч. Сначала подошла к Андзрелу, но затем с издевательской ухмылкой отвернулась от мастера оружия и остановилась перед Тос’уном.

– Твой меч, – произнесла она.

– Он был моим прежде, – возразил Тос’ун, не поднимая взгляда; но, к его великому изумлению, да и к изумлению Андзрела, Мать Квентл протянула меч сыну Дома Баррисон Дел’Армго.

– Убери его в ножны и не вытаскивай больше, – приказала Мать, и Тос’ун принял оружие трясущимися руками и быстро сунул в ножны.

Мать с отвращением посмотрела на Андзрела и жестом велела ему забирать Дум’вилль и уходить прочь. После этого она приказала Тос’уну следовать за собой, и процессия покинула пещеру.

– Он был обманут Дзиртом До’Урденом, – произнесла она, обернувшись к пленнику, и Тос’ун заметил, что каждое слово она словно выплевывала с невыразимым презрением. Но Тос’ун не ведал одного: эта женщина, Мать Квентл Бэнр, очень давно знает Дзирта, она – его злейший враг, ведь именно отступник зарубил ее своими мечами в той самой битве, после которой Тос’ун заблудился в туннелях и ущельях, окружавших крепость Мифрил Халл.


– Как удачно получилось, что ты прибыла сюда именно сейчас, Мать, – произнес Тсабрак Ксорларрин. Квентл загнала мага в угол в его комнате, в комплексе Гаунтлгрим, и ее присутствие сильно нервировало Тсабрака.

– Рассказывай, что ты узнал, – ответила Мать Квентл холодно, жестко, не давая Ксорларрину опомниться и прийти в себя. Ей нравилось, когда ее подчиненные волновались и пребывали в страхе.

– Сын Дома Баррисон Дел’Армго, – пробормотал Тсабрак таким тоном, словно остальное было очевидно.

– Я пришла сюда не за ним, – возразила Мать Квентл, затем коварно добавила: – Я пришла за тобой.

Маг Ксорларрин сглотнул ком в горле.

– Я не совсем понял, Мать, – выговорил он.

– Тебя отправили на восток, чтобы найти туннели, которые выходят к землям, известным под названием Серебристые Болота, – объяснила Мать Квентл.

– Да, Мать, и я нашел их! – быстро ответил Тсабрак; чувствовалось, что ему с большим трудом удается сдерживать волнение и говорить не сбиваясь. – Эти двое из рода Армго – можно сказать, дополнительная приятная неожиданность.

– Это мы еще посмотрим! Но их захват – мелочь по сравнению с прочим. Ты знаешь, почему именно тебя отправили на это задание?

– Нет, – неуверенно пробормотал Тсабрак.

– А я знаю. – Мать Квентл улыбнулась, но улыбка эта вселяла ужас. – И знаю, что ты снова отправишься туда, очень скоро… когда получишь соответствующую подготовку. – Подойдя к двери, она распахнула ее и поманила кого-то, кто ждал в коридоре. На пороге появился Громф, и Тсабрак склонился перед архимагом. В тот момент, когда он выпрямился, в комнату вошел спутник Громфа, и на лице Тсабрака отразился дикий страх.

Он сделал над собой огромное усилие, чтобы не вскрикнуть: кто угодно завопил бы, если бы к нему в спальню неожиданно вошел иллитид.

– Тебе несказанно повезло, Тсабрак, – разъяснила Мать Квентл. – Ты принесешь почет и славу своей семье. Думаю, что после возвращения в этот город, К’Ксорларрин, ты займешь высокое положение – возможно, даже станешь архимагом К’Ксорларрина, а? – Она лукаво взглянула на своего брата. – Может быть, ты станешь соперником самого Громфа?

Старый маг-Дома Бэнр презрительно фыркнул, услышав это абсурдное замечание; и только сознание того, что перед ним не Квентл, а ее новое воплощение, помешало ему поддаться искушению, произнести заклинание и расплавить Тсабрака прямо на месте – просто чтобы доказать ничтожество противника.

– Мефил покажет тебе дорогу и объяснит, как задействовать нужное заклинание, – обратился Громф к Тсабраку.

– Заклинание?

– Заклинание Сумерек, – произнесла Мать Квентл. – Твоя задача – подготовить поле для величайшего сражения этой эпохи во славу Паучьей Королевы. – Она кивнула, затем развернулась на каблуках и вышла, но задержалась на некоторое время в коридоре, чтобы насладиться дикими воплями Тсабрака. Иллитид уже запустил свои щупальца в мозг мага. Она знала, что Мефил не причинит Тсабраку вреда – напротив! – но ведь, в конце концов, никто не мог вынести вторжения в собственный мозг, не покричав хотя бы самую малость.

Ее воины и шпионы обследовали каждый уголок нового подземного комплекса К’Ксорларрин. Действительно, дети Матери Зирит проделали впечатляющую работу, подготовив древний город дворфов к тому, чтобы он служил прекрасным аванпостом дроу. Они называли это поселение городом, но, разумеется, Мать Квентл не собиралась допустить, чтобы К’Ксорларрин поднялся до уровня настоящего города и смог соперничать с Мензоберранзаном.

Подойдя к нужной ей двери, она не стала стучаться, просто распахнула ее и вошла. В комнате находилась Сарибель Ксорларрин – слабая жрица, недалекого ума женщина, которую Тиаго, тем не менее, по непонятной причине выбрал себе в жены.

Сарибель мгновение смотрела на правительницу Мензоберранзана в изумлении, затем с возгласом «Мать!» рухнула на колени.

– Встань, девочка, – приказала ей Мать Квентл.

Когда Сарибель поднялась на ноги, Квентл взяла ее за подбородок и заставила посмотреть себе прямо в глаза.

– Я со своей свитой возвращаюсь в Мензоберранзан, – объяснила Мать. – Здесь останутся лишь немногие из тех, кто прибыл со мной, включая иллитида. Он будет работать с твоим дядей, Тсабраком. Присутствие этого существа здесь никого не касается – ни тебя, ни остальных.

– Да, Мать, – ответила Сарибель, инстинктивно опустив взгляд.

Мать Квентл схватила младшую жрицу за подбородок более грубо и снова взглянула ей в глаза.

– Перед Тсабраком стоит важная задача, – произнесла она. – Никто не должен ему мешать. Когда он вернется в восточные туннели, он возьмет с собой столько ваших воинов и магов, сколько пожелает. Если он прикажет кому бы то ни было присоединиться к нему – твоей сестре, брату или даже вашей Матери, если Мать Зирит приедет сюда до начала его похода – вы подчинитесь. Вы обязаны выполнять все его приказы.

– Да, Мать, я поеду с ним, если мне прикажут…

– Только не ты, – резко перебила ее Мать Квентл. – Нет, ты возьмешь с собой Тиаго и вернешься ко мне в Мензоберранзан. Где он сейчас?

– Его нет в комплексе, он на поверхности с Рейвелом и отрядом воинов.

Это мне известно, дурочка. Куда именно они отправились?

Сарибель моргнула несколько раз; казалось, она придумывает, что бы такое солгать.

– Дорогое дитя, – произнесла Квентл с явственной угрозой в голосе.

– Они узнали кое-что о врагах, – выпалила Сарибель. – Их враги находятся в одном маленьком городке, населенном людьми и дворфами, это недалеко отсюда. Они отправились туда, чтобы уничтожить…

– Импульсивная молодежь. – Мать манерно вздохнула, изображая недовольство. – Когда они вернутся, возьмешь с собой Тиаго и вернешься ко мне, в Дом Бэнр, и немедленно.

– Хорошо, Мать, но я… меня оставили здесь, чтобы приготовить все к прибытию Матери Зирит.

– Ты возьмешь с собой Тиаго и вернешься ко мне, в Дом Бэнр, сразу же после их возвращения, – медленно, ровным голосом повторила Мать Квентл; ее тон не оставлял места для возражений.

– Слушаюсь, Мать.

– И знай, что сюда ты больше не вернешься, – предупредила Квентл Бэнр. – Никогда.

Услышав эти слова, Сарибель сжалась под жестким, немигающим взглядом Квентл, но не осмелилась возразить.

– Не бойся, дитя, – добавила Мать Квентл с понимающей ухмылкой. – Ты займешь почетное место в Первом Доме Мензоберранзана, а это немало значит. Возможно, в один прекрасный день ты попадешь в Правящий Совет. – Произнеся эти слова, Квентл подумала, что сказала глупость, поскольку Сарибель Ксорларрин едва ли была достойна имени, которое носила. Даже Мать Зирит всегда отзывалась о Сарибель с неприкрытым презрением. С другой стороны, размышляла Квентл, возможно, и неплохо будет иметь такую безмозглую пешку в Совете: это обеспечит ей дополнительный голос при обсуждении любой проблемы. Она довольно улыбнулась, но в следующее мгновение напомнила себе, что забегает слишком далеко вперед. Прежде чем исполнится задуманное ею, размышляла она, необходимо еще многого достичь, и вскоре ей предстоит первый словесный поединок.

На следующем заседании Совета Восьми она собиралась сделать необычное объявление, и даже ее союзники могли отказаться поддержать ее.

Однако Мать Квентл Бэнр считала, что до сих пор выполнение ее замысла идет успешно. Верховная жрица Минолин Фей присоединилась к семье Бэнр, ей предстояло родить ребенка от Громфа, и теперь Дом Фей-Бранш был ее надежным союзником. Аватар Ллос недвусмысленно подтвердил, что этот союз угоден богине, а семья Фей-Бранш после такого явного знака свыше никогда не осмелится пойти против воли Ллос!

Далее Квентл предстояло предотвратить неизбежную битву между Андзрелом и Тиаго, к удовлетворению обоих и к конечной выгоде Дома Бэнр.

Выйдя из комнаты Сарибель, она услышала непрекращавшиеся крики Тсабрака Ксорларрина, которые разносились но всему коридору. Она вспомнила, как сама кричала точно так же, когда щупальца Мефила, извиваясь, проникли в ее ноздри и дальше, в мозг.

Если бы только она понимала тогда, как понимала сейчас, ценность знаний, мудрости и опыта, переданных ей Мефилом, понимание истории тысячелетий, мудрость ее великой матери, ясное видение великого плана Госпожи Ллос!

Если бы у нее была возможность снова получить все эти дары, Квентл с радостью позволила бы иллитиду вторгнуться в свое тело и сознание. Она подозревала, что Тсабрак вскоре будет думать точно так же.

Сейчас он получал возможность творить заклинание, возможно, величайшее из заклинаний дроу – по крайней мере, с того дня, когда Мать Ивоннель Бэнр создала щупальца, вцепившиеся в здание Дома Облодра, оторвавшие его от камня, в который уходили его корни, и швырнувшие дом и его обитателей в Ущелье Когтя.

– Заклинание Сумерек, – прошептала она, шагая по коридору, и пожалела, что у нее нет возможности отправиться на восток вместе с Тсабраком и наблюдать это великолепное зрелище!

Перед возвращением домой, в Мензоберранзан, ей осталось нанести еще один визит, и она терпеливо ждала в коридоре, наслаждаясь, словно музыкой, пронзительными воплями мага. Спустя несколько минут наступила тишина, и Громф в сопровождении Мефила вышел из комнаты Тсабрака.

– Тсабрак готов? – спросила она.

– Почти, – ответил архимаг. – Он снова будет визжать, но сейчас, по крайней мере, он понял необходимость этой операции. Однако мы еще сумеем насладиться его болью.

Квентл самодовольно ухмыльнулась, глядя на брата; она знала, что он действительно получал огромное удовольствие, пытая Тсабрака. Громф мог сколько угодно строить пренебрежительные гримасы, но Квентл подозревала, что могущество Тсабрака вызывает у него немалую тревогу и даже зависть.

А возможно, она просто принимала желаемое за действительное.

Все трое направились к покоям Береллип Ксорларрин, вызвали верховную жрицу и вместе добрались до Кузни. Вокруг туда-сюда сновали гоблины, таскавшие материалы ремесленникам-дроу, а те с помощью магии создавали оружие и доспехи.

– Я много слышала об этом месте, – обратилась Мать к Береллип. – Кузнец Гол’фанин рассказывал мне, что на всем Ториле не найдется кузницы, превосходящей эту по мощи и жару.

– Он не преувеличивал, – заверила ее Береллип и жестом указала на огромный кузнечный горн Гаунтлгрима, расположенный посредине длинной стены узкого помещения.

– Это всего лишь печь. Я пришла сюда не для того, чтобы разглядывать печь, – с таким презрительным смешком произнесла Мать Квентл, что Береллип даже отпрянула.

– Покажи нам источник энергии, который питает кузнечные горны, – объяснил Громф, и жрица Ксорларрин восторженно закивала и поспешила к небольшой двери, выкованной целиком из мифрила и находившейся рядом с главным горном, в центре длинной стороны пещеры. За дверью виднелся узкий коридор, который, по-видимому, когда-то был заперт.

– Это порталы, созданные дворфами для того, чтобы посторонние не проникли сюда, – сообщила Береллип, когда они проходили мимо косяка, с которого была снята дверь.

Воздух стал влажным, вскоре их уже окутывали клубы пара; они услышали шум падающей воды, которой, казалось, отвечало некое злобное шипение. Туннель, петляя, тянулся вперед еще довольно долго, но наконец они очутились перед второй дверью, слегка приоткрытой. Береллип распахнула ее и провела Мать и мага внутрь, в продолговатое помещение.

Сам воздух здесь, казалось, был живым, насыщенным энергией первобытных стихий.

Камеру от одной стены до другой пересекала глубокая яма, в которую с потолка непрерывно лился поток воды.

– Ты чувствуешь это, архимаг? – спросила Мать Квентл, закрыла глаза и двинулась вперед, наслаждаясь могуществом Предвечного. Громф шел рядом, и вместе они приблизились к краю ямы и взглянули вниз, на источник энергии Гаунтлгрима; и даже у Верховной Матери Мензоберранзана, лучше всех знакомой с красотой и величием Города Пауков, даже у архимага Мензоберранзана, способного перемещаться между уровнями существования, захватило дух при виде магической пропасти.

Они не могли разглядеть стен ямы, скрытых воронкой воды, это живые существа, водные элементали, образовывали «тюремную решетку» для чудовища, притаившегося глубоко внизу. Сквозь туман и мелкие водные брызги угадывались очертания огненного Предвечного – монстра, существовавшего еще до появления драконов, а возможно, и до появления богов.

Он находился в ловушке, но не сидел спокойно. О нет; он порождал пузырившееся озеро лавы, плевался огнем и магмой, создавал высокий огненный фонтан, сталкивающийся с водяной воронкой, и эта битва огня и воды продолжалась бесконечно.

Бэнры отступили от края ямы и оглянулись на сиявшую Береллип.

– Это… – начала Мать, затем огляделась и с отвращением покачала головой, и торжествующая улыбка Береллип погасла.

Мать взглянула жрице прямо в глаза:

– Почему ты не подготовила это помещение?

– М-Мать? – запинаясь, пробормотала Береллип, едва соображая, чего от нее хотят. – Эта комната функциональна. Совершенно функциональна. Кузнечные горны…

– Функциональна? – резко переспросила Мать Квентл, словно не веря своим ушам, а Громф хихикнул. – Я говорю не о функциональности! – Она буквально выплюнула это слово, как будто оно до глубины души оскорбило ее. – Это величие! Это слава! Это место, это чудовище, элементали, удерживающие его, – вот причина, по которой Ллос позволила вашей семье покинуть Мензоберранзан. Разве ты до сих пор не поняла этого, жрица?

– Да, Мать, разумеется.

– В таком случае почему ты не подготовила это помещение? – с подчеркнутым негодованием повторила Мать.

Береллип пошевелила губами, но ничего не сказала; она пребывала в полной растерянности и не знала даже, с чего начать оправдываться.

Квентл нетерпеливо оттолкнула ее в сторону, вышла на середину помещения с каменным полом и огляделась.

– Что это за туннель? – Она указала на второй выход из камеры, расположенный почти рядом с дверью, через которую они вошли. Квентл отметила про себя, что это природный туннель, возможно, лавовая трубка, потому что стенки его были оплавлены. – Куда он ведет?

– В задний коридор, Мать, – ответила Береллип.

– Запечатай его в том месте, где он соединяется с внешним коридором, – приказала Квентл Громфу, тот кивнул и направился ко входу в лавовый туннель.

– Я создам там железную стену, однако это заклинание можно разрушить, – сообщил он ей.

– Запечатай выход, – повторила она. – Позднее ремесленники-Ксорларрины соорудят за твоей магической дверью настоящие стены. – Это место! – воскликнула Квентл, затем начала танцевать, медленно вращаясь вокруг своей оси, и запела древнюю песню, в которой говорилось об основании Мензоберранзана во славу Паучьей Королевы.

Раскинув руки, она кружилась все быстрее, платье, украшенное узорами в виде пауков и паутины, развевалось вокруг стройного тела, и вдруг с платья посыпались крошечные пауки, живые науки, и поползли прочь, как будто знали, что нужно делать.

И действительно, они знали. Священная песнь оживила пауков, изображенных на магических одеждах Верховной Матери, правительницы Мензоберранзана, и эта песнь содержала приказ.

Спустя некоторое время, запечатав дальний выход, вернулся из туннеля Громф. Квентл продолжала танцевать и петь. Пауки бегали у края ямы, взбирались по стенам, и многие уже начали прясть свои нити.

Квентл в очередной раз обернулась вокруг своей оси и внезапно замерла, схватившись руками за две зеленые броши в виде пауков, которые она носила на плечах. Она оторвала их от платья, и песнь ее превратилась в могущественное заклинание, в молитву Паучьей Королеве, она швырнула броши на пол перед собой; скользнув по каменным плитам, они остановились и ожили.

И начали расти.

– Это часовня К’Ксорларрина! – объявила Мать, обращаясь к Береллип. Нефритовые пауки уже достигли размеров пони, затем выросли до размеров лошади, и вот уже сравнялись с бурыми великанами. Один из них подполз к двери, через которую вошли дроу, второй – ко входу в туннель, откуда только что появился Громф.

И пауки замерли на своих местах, совершенно неподвижно, словно статуи стражей.

– Мать, благодаря твоей молитве наш город получил благословение богини! – воскликнула Береллип и упала на колени перед Квентл Бэнр.

Квентл не обратила на нее внимания и снова оглядела помещение, улыбаясь при виде паутины, которую плели тысячи маленьких пауков.

– По ту сторону ямы есть еще одна комната, – сообщил ей Громф и указал в дальний конец помещения.

– Что там находится? – требовательным тоном спросила Квентл.

– Магический рычаг, – сообщила Береллип. – С его помощью можно регулировать поток воды, питающий элементалей, которые сдерживают Предвечного. Так сказал мне Рейвел.

– Всего лишь рычаг? – Квентл обернулась к Громфу.

– По словам Джарлакса, его может поднять или опустить лишь дворф из благородного рода Делзун, – ответил архимаг. – И больше никто.

– И такой дворф способен опустить рычаг и освободить чудовище, – догадалась Квентл.

– Именно таким образом Гаунтлгрим едва не был уничтожен, – объяснил Громф. – В результате произошло извержение вулкана, благодаря которому мы много лет назад обратили внимание на это место.

– Но если какой-нибудь король дворфов обнаружит, что их почитаемая Кузня находится под контролем дроу… – заметила Квентл.

Громф провел ее к яме, и они остановились напротив комнаты с рычагом; затем он активировал магический портал – искривление в пространстве, которым могли воспользоваться он, Квентл и Мефил.

– Просто рычаг, – произнесла Квентл, когда они, пройдя под низкой аркой, очутились в тесной комнатке.

– Давай я усложню это устройство, – предложил архимаг. Он вышел из комнаты и начал произносить мощное заклинание, взывая к воде.

Когда он вернулся в комнату с рычагом, за ним следовал огромный гуманоид расплывчатой формы, созданный целиком из воды.

– Могучий страж никому не позволит войти в это помещение, – объявил Громф. – Разумеется, кроме тех, кто носит эмблему Дома Бэнр.

Мать одобрительно кивнула.

Громф на языке жестов обратился к своему спутнику-иллитиду, и щупальца пожирателя разума начали извиваться.

– Отметить это место? – переспросила Квентл, прочитав его приказ, обращенный к Мефилу.

– Когда мы решим вернуться в комплекс, лучше всего будет сразу прибыть в это самое место, – ответил Громф, и Квентл догадалась, что архимаг и его спутник магически настроились на эту самую комнату с целью телепортации, магической или псионической.

Когда колдовство было завершено, Громф вышел из комнаты, восстановил дверь, проходившую через иное измерение, и провел Квентл к противоположному краю ямы с Предвечным.

– Это часовня К’Ксорларрина, – повторила она, обращаясь к Береллин. – А этот туннель, я считаю, вполне подойдет для Верховной Матери вашего Дома в качестве личных покоев.

– Да, Мать.

– Освятите эти камни кровью рабов, – приказала Квентл. – Накормите Предвечного плотью наших врагов.

– Будет сделано, Мать, – радостно отозвалась Береллип.

«Слишком радостно», – подумала Мать Квентл. Повинуясь импульсу, Квентл развела в стороны руки, откинула голову назад и закрыла глаза. – Возьми свою плеть, – велела она Береллип.

– Зачем, Мать? – спросила жрица с дрожью в голосе.

– Моя кровь должна пролиться в этой часовне первой, чтобы закрыть вход в нее для врагов. Бери плеть!

Береллип повиновалась, трясущимися руками взялась за свое оружие. Она не успела замахнуться плетью со змеями на Мать, но в этом не было нужды: это был инструмент гнева Госпожи Ллос, и змеи знали, что от них требуется.

Они метнулись вперед и впились в тело Квентл, и когда кровь ее закапала нa каменный пол, она наслаждалась милостью Ллос. Она начала кружиться и танцевать, и Береллип повторяла ее движения, а ее четыре змеи кусали и жалили Мать снова и снова.

Прошло немало времени, и немало крови было пролито, после чего Мать сотворила исцеляющее заклинание; раны ее закрылись, силы вернулись, и яд гадюк Береллип был нейтрализован.

И тогда она вытащила из петли на поясе собственную плеть с пятью змеями. Настала очередь Береллип танцевать для Паучьей Королевы.

Спустя некоторое время Квентл, Громф и Мефил ушли из камеры Предвечного, оставив Береллип лежать на полу в луже собственной крови. Жрица была одурманена ядом, едва понимала, где находится и что с ней произошло, и она неизбежно должна была умереть, если не найдет в себе сил собраться с мыслями и излечиться от яда змей Квентл.

Мать решила, что если подобная трагедия и произойдет, то только по воле Ллос, и Матери Зирит, кроме самой себя, некого будет винить в том, что она произвела на свет и воспитала таких беспомощных дочерей.

Глава 12 Сети и паутина

Артемис Энтрери постарался выпрямиться еще в воздухе, прежде чем ноги его коснулись земли. Он понятия не имел, что подбросило в воздух его, а заодно и всех остальных, он видел лишь, что все воины внезапно оказались на высоте примерно дюжины футов над землей, а земля заходила ходуном.

Он огляделся и заметил, что его противник тоже пытается смягчить свое падение. Бросил взгляд на сферу, сотканную из тьмы, которая оказалась у него за спиной, немного сбоку, и увидел, как брат Афафренфер тяжело и неудачно рухнул на землю и остался лежать неподвижно. Тело его было изогнуто под неестественным углом.

Сражение было окончено. У Энтрери не осталось пи малейших шансов. Возможно, ему удастся одолеть этого благородного дроу из Дома Бэнр, но что дальше?

И поэтому он немного развернулся перед тем, как приземлиться, и когда очутился на земле, сразу же бросился бежать со всех ног к зданию, расположенному справа, дальше по улице после горящего «Приюта каменотеса». Он закутался в тяжелый плащ, пытаясь хоть как-нибудь защититься от дротиков, и услышал возмущенный оклик Тиаго Бэнра:

– Трус!

Энтрери не обратил на него внимания и обогнул здание, на бегу пряча оружие в ножны. Он подпрыгнул и уцепился за выступ стены, с необыкновенной силой и ловкостью перевернулся в воздухе, подбросил ноги вверх и закинул их на низкую крышу. Затем перевернулся снова и очутился на крыше, лежа на животе.

И снова увидел Тиаго Бэнра, который парил в воздухе напротив него.

Со зловещей усмешкой дроу постучал мечом по полупрозрачному щиту и ступил на крышу. Бэнр, словно в знак приветствия, поднял меч, вызывая Энтрери на поединок.

Ассасин огляделся в поисках путей к отступлению. Возможно, ему удастся спастись бегством, если направиться в нижний город – наверняка преследователи отвлекутся на другие жертвы…

Энтрери выбросил из головы все мысли и вместо этого сосредоточился на упрямом дроу, который прицепился к нему.

Пожав плечами, он вытащил меч и кинжал и устремился в атаку.

Они схватились, и движения их были так стремительны, что со стороны за ними невозможно было проследить. Противники кружились, отскакивали в сторону, снова нападали. Меч и щит встречались с другим мечом и кинжалом, клинки постоянно разворачивались под разнообразными углами. Энтрери действовал с большой осторожностью и старался избежать соприкосновения своих клинков со странным щитом, который словно приклеивался к вражескому оружию.

Сражающиеся постоянно двигались, отыскивая выгодный угол для атаки. В боевом искусстве они не уступали друг другу.

Появились зрители – другие темные эльфы, парившие вокруг крыши. Почему-то их присутствие придало Энтрери энергии, и он перестал отступать назад при каждом выпаде и развороте. Сейчас ему хотелось одержать победу, пусть даже ценой собственной жизни. Пусть так и будет, подумалось ему, если только он сумеет перед этим нанести смертельный удар этому дроу, этому Бэнру.

Но силы его были на исходе, а союзников Тиаго становилось все больше и больше, они окружили сражавшихся, а молодой воин-дроу, превосходно обученный, ловкий и стремительный, парировал каждый выпад ассасина. Развернувшись влево, Энтрери отставил ногу немного дальше назад, сделал боковой выпад, но Тиаго ловко уклонился от его меча.

И набросился на Энтрери, явно догадавшись о его намерении бежать. Сверкнул магический кинжал, отразив клинок дроу, но Энтрери догадался, что выпад Тиаго был ложным, он подпрыгнул, и враг не успел ударить его по ногам ребром своего щита.

В воздухе ассасин развернулся и пнул противника, но это движение, в свою очередь, было отвлекающим маневром, и нога его отклонилась в сторону, когда Тиаго тщетно попытался рубануть по ней мечом. Энтрери, все еще в прыжке, вновь развернулся, с силой нанес удар другой, правой ногой, и дроу не успел сообразить, в чем дело. Сапог Энтрери угодил ему прямо в лицо.

Тиаго, пошатнувшись, отступил.

– Неплохо! – заорал он неразборчиво, сплевывая кровь.

– Привыкай! – прорычал Энтрери и ринулся на врага. Однако тут же остановился и пригнулся, чтобы избежать попадания арбалетного дротика, пролетевшего над правым плечом Тиаго и едва не угодившего в лицо ассасину. С другой стороны послышался щелчок, Энтрери стремительно развернулся, уклонился, и второй дротик не задел его.

А Тиаго уже несся на противника со щитом наготове, и меч дроу сверкнул совсем рядом.

Клинок Энтрери скрестился с магическим мечом, а затем человек нанес колющий удар смертоносным кинжалом поверх щита Тиаго.

Удар не попал в цель. Дроу пригнулся и, дернув щит вверх, заставил Энтрери тоже поднять руку. Ассасин почувствовал, как щит словно вцепился в него, приклеился к его одежде. Поэтому Энтрери не стал сопротивляться; напротив, он продолжал наступать, даже прижался к щиту и с силой врезался в Тиаго, тесня его назад, а затем выпрямился, чтобы заставить противника опуститься на колени.

Очередной дротик, выпущенный из арбалета, впился в левое плечо Энтрери. Следующий оцарапал ему лицо. Человек рухнул на Тиаго, подмяв его под себя, и тут заметил других темных эльфов, спешивших на помощь Бэнру. «Значит, они не просто зрители, – подумал он. – Мне конец».

Энтрери попытался нанести решающий удар, ему отчаянно хотелось перед смертью услышать последний вздох Тиаго, но аристократ-дроу, даже захваченный врасплох противником, проявившим неожиданную силу, все же смог защититься. Он не давал Энтрери опустить руку с кинжалом и своим клинком отталкивал в сторону меч противника.

У Энтрери не оставалось больше никаких преимуществ. Он почувствовал, как дроу выбирается из-под него, и ощутил во всем теле жжение дьявольского яда.


Никогда в жизни Далии не доводилось испытывать воздействие могучей силы и злой магии, подобной гой, что была заключена в сверкающей паутине Рейвела Ксорларрина. Паутина опускалась на нее и ее сына; казалось, враг хотел придавить ее к земле, когда она превращалась обратно из вороны в женщину. Далия немедленно выбросила перед собой посох, разделенный на несколько секций, щелкнула ими и одним движением собрала его. Когда Игла Коза превратилась в длинный металлический шест, эльфийка ткнула концом своего оружия вверх, пытаясь попасть в центр снижавшейся магической паутины.

– Спасайся! – услышала она обращенный к ней крик Эффрона, и в голосе его она различила страх. Далия поняла причину этого страха, когда ее посох коснулся двеомера дроу. Казалось, все тело ее наполнила энергия мощной грозы, и волосы ее наэлектризовались и заплясали, словно живые.

Паутина опустилась, во все стороны полетели искры, раздался взрыв, и земля содрогнулась. Зубы у Далии стучали, она попыталась крикнуть Эффрону, чтобы он взял ее за руку, надеясь, что Игла Коза защитит их обоих, но не смогла произнести ни слова. Ей едва удалось бросить на него взгляд, и она увидела, что все пропало: от него остался лишь обугленный труп.

Вокруг нее грохотали взрывы, земля тряслась, словно мощный раскат грома бесконечно отражался от стен ущелья и никак не мог стихнуть.

Посох вбирал в себя все новую энергию, молнии окутывали его, жалили руки женщины, проникали в ее тело. Она почувствовала, как бешено бьется сердце. В висках стучало, в глазах потемнело, темные пятна мешали ей видеть.

Но Далия держалась, потому что отпустить посох означало стать жертвой, сгореть заживо, как Эффрон.

Эффрон! Ее сын!

Гнев придал ей сил сопротивляться могуществу враждебной магии, и протестующий вопль прозвучал в ее сознании. Она крепко стиснула челюсти, чтобы не откусить себе язык.

А затем все было кончено. Паутина, сотканная из молний, сложилась, снова завертелась вокруг женщины. Казалось, могущественный посох всасывал ее. Далия не могла совладать с этой энергией. Она почувствовала, что металлический шест сейчас просто взорвется, что магия дроу уничтожит ее.

Далия развернулась, начала опускаться на колени и в этот момент заметила Амбру, которая лежала на земле, приподнявшись на локте, и, потрясенная, смотрела на эльфийку. Если бы Далия увидела свое отражение в зрачках дворфа, она поняла бы ее чувства, потому что сейчас, она выглядела не как эльфийка, а как существо, созданное из молний, и могучие потоки магической энергии струились вдоль ее тела, рук и ног.

И еще Далия увидела женщину-драука, которая уставилась на нее, подняв свою дубину, словно собираясь швырнуть ее.

Но Далия отреагировала вовремя и бросила Иглу Коза, словно копье.

Ей не удалось попасть в цель, посох ударился о землю возле паучьих лап, но это не имело значения. Взрыв подбросил чудовище в воздух, а ударная волна прокатилась по земле, словно по пруду, в который швырнули камень.

Амбру тоже подкинуло. Крыльцо здания затрещало и разлетелось на куски, а затем, когда ударная волна распространилась дальше, дом рухнул.

Далия почувствовала, что ноги ее оторвались от земли. Она увидела, как женщина-драук падает, подогнув под себя паучьи лапы, от удара посоха тело монстра как будто плавилось, и лицо твари исказила мучительная предсмертная гримаса.

Волна прокатилась дальше, вверх по склону, расшвыряла магов-дроу, и Энтрери с Тиаго, сражавшиеся у дверей «Приюта каменотеса», тоже взлетели в воздух. Йерринине, находившийся дальше по улице, покатился по земле, издавая пронзительные горестные крики, ведь только что у него на глазах погибла его возлюбленная Флаввар.

Далия неловко упала на камни лицом вниз. Она вывихнула щиколотки, ударилась коленом. Эльфийка еще успела приподнять голову и увидеть сидевшую на дороге Амбру, всю в синяках и ранах; дворф уставилась перед собой с бессмысленным выражением на лице. А потом на лице Амбры отразился дикий ужас. Далия, обернувшись, увидела, что второй драук – мужчина – подобрался к ней, а в следующее мгновение голова ее словно взорвалась, она как будто ослепла и полетела в черную бездну.


Первобытное нежелание сдаваться и упрямство двигали Артемисом Энтрери. Он находился на крыше, извивался, пытаясь высвободиться из клейкой паутины щита Тиаго Бэнра, а остальной мир будто вращался вокруг него. И со своей крыши Энтрери увидел, как упала Далия. Эльфийка лежала на земле, а над ней стоял огромный драук.

У Амбры дела шли не лучше. Дворф сидела на земле, явно оглушенная, а чудовищная тварь приближалась к ней.

И Энтрери охватила ярость и ненависть к врагам. Ему удалось упереться в крышу ногой и обрести некое подобие равновесия, и с вызывающим ревом он стремительно поднялся, увлекая за собой Тиаго. Напрягая все силы, Энтрери развернулся вокруг своей: оси и отшвырнул дроу прочь. В этот момент магический щит отпустил его, он пошатнулся и едва не полетел вниз следом за Тиаго.

Но быстро выпрямился, развернулся и бросился бежать к дальнему краю крыши.

Очередной дротик попал в него, затем еще один, а потом Энтрери накрыл целый дождь выпущенных из арбалета снарядов, они впивались в тело, жалили его, и яд проникал в его кровь. Руки его отяжелели, перед глазами внезапно возник туман, уши заложило, и он понял, что проклятые дроу уже близко.

Он из последних сил бросился к краю крыши, а возможно, просто упал, потому что ноги у него тоже онемели.

Протянул руки, словно пытаясь подтянуться и броситься вниз.

Но дело было не в том, чтобы упасть. Он побежал прочь, даже не надеясь на спасение, потому что знал: от этих дроу уйти невозможно. Но он мог еще спасти свой кинжал.

Он просунул руку под свес крыши, ухватился за него и аккуратно засунул кинжал под стропила, а затем перевесился через край, просто отпустил руки и тяжело рухнул на землю.

Несмотря ни на что, Энтрери упрямо поднялся и, покачиваясь, побрел между домами, петляя по переулкам, и издевательский смех дроу преследовал его. Наконец, решив, что он увел врагов достаточно далеко от своего драгоценного оружия, Энтрери остановился и развернулся к преследовавшему его Тиаго Бэнру.

Ассасин провалился в забытье еще прежде, чем аристократ-дроу приблизился к нему. Яд наконец одолел человека и лишил его сил и способности что-либо чувствовать.

Он услышал, как Тиаго Бэнр окликнул его – по имени! – и это удивило его, показалось странным и нелепым, но он не мог сообразить, почему. Далия ощущала жар, слышала непрекращающийся звон металла о металл. Она поняла, что стоит, но не могла быть в этом уверенной, и не могла понять, как она вообще сумела встать на ноги, потому что не чувствовала их.

Она ощутила, что какой-то предмет прижат к ее щеке – может быть, это была плоская сторона клинка.

Эльфийка открыла глаза и сразу же узнала место, где находилась; точнее, поняла, что бывала здесь прежде, но не могла вспомнить, когда и что же это за помещение. Она вспомнила взрыв на улице, вспомнила, как Игла Коза выпустила смертоносный заряд магической энергии. Она снова увидела перед собой женщину-драука, ее скрюченный обугленный труп.

Поморщилась, воссоздав в памяти испытанное затем ощущение – будто взорвалась ее собственная голова, – и громко застонала при мысли об Эффроне, ее сыне, погибшем у нее на глазах. Она пыталась спасти его, но не смогла.

– Добро пожаловать обратно, – донесся до нее знакомый голос, и звук этого голоса заставил Далию осознать, где она находится, и вернуться в реальный мир.

Не отрывая щеки от металлической полосы, прижатой к ней, она покосилась и увидела говорившего – Артемиса Энтрери.

Он был подвешен к потолку в металлической клетке, походившей скорее на гроб из широких металлических пластин; этот «гроб» не давал ему шевельнуться и вынуждал стоять на ногах.

Как и клетка Далии.

– Опять нас поймали, – услышала она Энтрери, и в голосе его не было никакого выражения. Казалось, человека охватило равнодушие, он даже не старался выразить тревогу и озабоченность их положением.

Далия поняла, что они находятся в Гаунтлгриме, в самой Кузне, и подвешены всего в нескольких футах над полом. Рабы-гоблины суетились вокруг горнов разного размера, катили тележки с железным ломом, тащили бруски металла, которые предстояло обработать, а ремесленники-дроу около наковален и поддонов занимались своим делом.

Далия попыталась повернуть голову, чтобы взглянуть на Энтрери, но клетка была настолько тесной, что у нее ничего не получилось. Однако когда женщина пошевелилась, клетка начала раскачиваться и немного повернулась, но прежде чем она развернулась обратно, Далия успела заметить чуть дальше третью клетку.

– Эффрон, – в безумной надежде прошептала она.

– Это Афафренфер, – поправил ее Энтрери. – Хотя, вообще-то, я думаю, он давно уже мертв. С тех пор, как я очнулся, прошло несколько часов, но он не шевельнулся и не издал ни звука.

– Но зачем тогда они притащили его сюда? – возразила Далия.

– Наверняка для того, чтобы пытать нас. – Последние слова ассасина сменились стоном боли – какой-то дроу подошел к его клетке и просунул в щель между железными полосами раскаленную кочергу. После этого дроу приблизился к Далии и небрежно ткнул ее кочергой в щиколотку.

Женщина пронзительно закричала.

Но никто в кузнице – ни гоблин, ни дроу – не обратил ни малейшего внимания на ее вопли. Когда боль немного утихла, она снова посмотрела на Энтрери и ухитрилась заставить клетку повернуться. Но ассасин лишь покачал головой.

Далия вспомнила, что ему уже доводилось оказываться в подобном положении: он был пленником дроу в их мрачном городе, Мензоберранзане. Он рассказывал ей кое-что о тех временах и намекал на нечто гораздо худшее. Как-то раз он сказал, что предпочитает умереть, нежели снова попасть в лапы к темным эльфам.

Далия лишь поморщилась, размышляя об этих зловещих словах, потому что она была эльфийкой, а дроу считали эльфов злейшими врагами.

Она знала, что ее замучают до смерти, и, скорее всего, пытки будут продолжаться много лет.


Четыре змеи плети Береллип Ксорларрин взметнулись и впились в тело, находившееся в клетке, вонзили зубы в ноги жертвы, рвали кожу, но, увы, Афафренфер не шевелился.

– Ваш друг мертв, – объявила Береллип, обращаясь к Энтрери и Далии, подошла и остановилась так, чтобы оба пленника могли видеть ее. – Ему повезло.

Она задрала голову, посмотрела на Энтрери и зловеще ухмыльнулась:

– Значит, ты из Бреган Д’эрт? Больше ничего не хочешь добавить к своим лживым россказням? Ведь именно они, твои якобы союзники, сообщили нам о вашем возвращении.

Энтрери не ответил.

– Мы узнаем, где вы были последние двадцать лет, не сомневайся, – продолжала жрица. – А потом ты умрешь. Какой именно смертью – это в некоторой степени зависит от тебя. Расскажи мне, где прячется Дзирт До’Урден.

– Я не знаю, – ответил Энтрери и бросил взгляд в сторону. Пара мужчин-дроу направилась к клетке Афафренфера; один возился со связкой ключей, словно они собирались извлечь труп.

Верховная жрица из Дома Ксорларрин рассмеялась в лицо пленнику.

– Что ж, пусть будет так. – Она сделала знак своим слугам: Оставьте труп! Пусть вонь разложения доносится до них, чтобы напомнить, что их тела тоже вскоре начнут гнить. – Береллип обернулась к Далии: – Где остальные ваши спутники?

Эльфийка постаралась напустить на себя упрямое выражение и стиснула зубы, и снова жрица-дроу рассмеялась, но в смехе этом не было веселья, а лишь злоба; эта женщина получала удовольствие только от зрелища чужой боли. Береллип обернулась к слуге и махнула рукой, и тот, поспешив вперед, протянул жрице какую-то корзину.

Береллип перевернула корзину, и на пол шлепнулся почерневший бесформенный предмет – отрубленная голова. Голова не стукнулась о каменные плиты, не покатилась прочь, но упала с мягким звуком и, казалось, расплющилась немного. Под нею появилась лужица какой-то жидкости.

– Твой сын, если я не ошибаюсь, – произнесла Береллип, и, несмотря на свое твердое решение не давать этим злобным существам возможности наслаждаться ее страданиями, Далия пронзительно вскрикнула.

Она даже не могла поверить в то, что это причинит ей такую боль – узнать, что ее сын, которого она всю жизнь считала мертвым, действительно умер. И она разрыдалась, и возненавидела свою жизнь и весь мир еще сильнее, чем прежде.

И на сей раз немало дроу, трудившихся в кузнице, прервали свою работу, чтобы посмеяться над ней.


Кузнечные горны работали круглосуточно, и когда дроу-ремесленники уставали, другие темные эльфы занимали их место у печей.

Артемис Энтрери висел в своей клетке в полубессознательном состоянии, крайне утомленный, и мучительно страдал от голода; так текли часы. Его уже давно не беспокоила жара, да и вообще он ни на что не обращал внимания. Дроу сновали мимо, занимаясь своими делами, гоблины бегали туда-сюда… но все это больше не имело для него значения. В клетке, находившейся слева от него, висело обмякшее тело Афафренфера.

Справа от Энтрери плакала Далия, едва слышно, потому что у нее больше не осталось сил кричать.

И только ее плач тронул его сердце. Он смирился с собственной судьбой – решил, что найдет способ умереть как можно быстрее, если нельзя иначе, – но по какой-то причине, которую он пока не мог сформулировать, горе Далии причиняло ему истинную боль.

Он хотел приблизиться к ней. Хотел обнять ее, утешить, смягчить это новое жестокое горе. Он хотел выбраться из клетки, хотя бы ради того, чтобы убрать с глаз Далии почерневший бесформенный череп. Может быть, это немного облегчило бы ее страдания.

Периодически он пытался дотянуться до эльфийки, и один раз, когда она тоже просунула руку сквозь решетку, его рука почти коснулась ее пальцев.

Но дроу, конечно, все подстроили нарочно; они знали толк в пытках, знали, как вселять в сердца жертв отчаяние и безнадежность.

Их пальцы разделяло совсем небольшое расстояние.

Он слышал ее негромкие всхлипывания, и сердце его обливалось кровью.

Он считал, что это дело рук Джарлакса. Береллип упомянула Бреган Д’эрт. Однажды Джарлакс уже принес Энтрери в жертву ради собственной выгоды.

Но Энтрери не видел смысла в этом последнем злодеянии. Ведь Джарлакс спас его в Царстве Теней, когда медуза превратила его в камень. Зачем, в таком случае, он спас их? Чтобы отдать на растерзание темным эльфам?

Но все равно он вполголоса проклял наемника-дроу и снова посмотрел на Далию.

Он жаждал лишь одного: быть рядом с ней, попытаться помочь ей.

И эти чувства, прежде неведомые ему, удивляли его самого.

Глава 13 Холодный ночной туман

– Я так и не спросила тебя, что ты чувствуешь, – сказала Кэтти-бри, обращаясь к Дзирту. Они сидели на камнях на краю лагеря; ночь была звездной, дул южный ветерок, необычно теплый для этого времени года.

– По поводу чего?

– По поводу всего этого. Такого поворота событий, возвращения…

– А что я могу чувствовать, кроме радости? – спросил Дзирт и взял жену за руку.

– Но это все совершенно невероятно. Ты хоть на миг можешь себе представить, что все происходящее с нами – реально?

Дзирт беспомощно усмехнулся:

– Наверное, я настолько поглощен радостью от встречи с вами, что не думаю о том, где я: в реальном мире или нет. Признаюсь, однако, что иногда меня все же посещают страхи, ведь Вульфгар рассказывал нам об обмане, иллюзии, весьма напоминавшей все это: он видел почти то же самое, когда находился в плену у Эррту.

– Значит, ты считаешь, что все это – грандиозный обман? Сон?

– Нет, – уверенно ответил Дзирт. – А если и обман, мне это безразлично! – Он посмотрел на Кэтти-бри, но жена отодвинулась от него со странным выражением на лице. – То, что ты видишь, слышишь и чувствуешь, это и есть реальность, – объяснил Дзирт. – Сейчас моя реальность полна радости. И я счастлив, потому что получил передышку. – Он снова засмеялся, склонился над женщиной и поцеловал ее.

– Итак, это реально, – согласилась Кэтти-бри. – Но испытываешь ли ты истинную радость?

– Как ты можешь в этом сомневаться, любовь моя?

– Нет, конечно, я не сомневаюсь! Но тебе происшедшее, я думаю, кажется невозможным и невероятным. Мы, твои друзья, вернулись в этот мир по собственной воле, особенно я и Реджис. Течение нашей жизни остановилось в ту ночь в Мифрил Халле, когда Миликки забрала нас к себе, чтобы излечить наши души, охваченные безумием. Для нас сто лет пролетели как один миг, пока ты жил все эти годы без нас, и даже последние двадцать лет мы провели с единственной целью – воссоединиться в качестве Компаньонов из Халла. Мы знали, чего ожидать, – на самом деле, именно к этому мы и стремились, – но для тебя это неожиданность, резкий поворот событий.

– И, без сомнения, самая приятная неожиданность из всех, которые когда-либо приходилось испытывать кому-либо из смертных, – сказал Дзирт.

– Ты уверен в этом?

Он обнял женщину и привлек ее к себе.

– Я целых сто лет тосковал… по всем вам, но сильнее всего – по тебе.

– Твои слова причиняют мне боль, – прошептала она, но Дзирт решительно покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Нет. Воспоминания о тебе поддерживали меня, и уж точно не были тяжким бременем. – Он хмыкнул и поцеловал жену в щеку, прежде чем продолжить: – Я пытался тебя забыть.

– Вот теперь я чувствую, как сильно ты любишь меня, – в притворном негодовании произнесла она.

– Я говорю правду, – сказал он уже совершенно серьезно. – Когда я сражался с орками плечом к плечу с Инновиндиль, когда я думал, что ты и остальные мертвы, она дала мне недвусмысленный совет. «Дели свою жизнь на короткие отрезки, соизмеримые с продолжительностью человеческой жизни, – сказала она мне. – Быть эльфом означает испытать много потерь и принять их». И я пытался следовать ее совету, но до сегодняшнего дня мне это не удавалось. Я старался забыть тебя, но не смог. Ты была со мной каждый день. Я пытался загнать подальше воспоминания о тебе, сделать вид, что тебя никогда не было. Но увы… – Он смолк и снова поцеловал Кэтти-бри. – У меня была другая женщина, но мне не суждено было больше испытать любовь. Возможно, это дело рук Миликки; может быть, это она незаметно нашептывала, что ты вернешься ко мне…

– Ты сам в это не веришь.

– Нет, не верю, – признался он. – Ну и что? Может быть, нам с тобой просто повезло найти истинную любовь, ту самую, которая неподвластна смерти?

– Ты считаешь, что это счастье, а может, это проклятие? – лукаво усмехнулась Кэтти-бри. – Разве ты не страдал в одиночестве?

– Нет, – ответил Дзирт, снова уверенно, без малейших колебаний. – Я был одинок только в те дни, когда пытался забыть тебя. Я был одинок с Далией, которую я не мог, никогда не смог бы полюбить. Но я не был одинок, если призрак Кэтти-бри был рядом со мною, и если я улыбался за последние сто лет, то только при мысли о тебе. – Он оглянулся на остальных – Вульфгар, Реджис и Бренор обменивались историями о своих приключениях за последние двадцать лет. На лице Дзирта появилось изумленное выражение, когда Вульфгар поставил перед хафлингом ведро воды, а тот засунул в ведро голову.

– Или при мысли о них, – ухмыльнувшись, добавил он.

Кэтти-бри с силой сжала его руку.

– В Реджисе есть что-то странное, – сказала она.

– И это касается нас?

– Нет, не в этом дело. Он говорил мне, что может дышать под водой почти так же легко, как дышать воздухом. Смотри. Он сумеет держать голову в ведре с водой очень долго – дольше, чем любой из нас сумел бы, если бы рядом поставили такое же ведро, и мы опускали туда голову, задержав дыхание.

И Дзирт посмотрел на хафлинга. Реджис не вытаскивал голову из воды, но щелкал пальцами, возможно, отмеряя время, а может быть, просто для того, чтобы дать друзьям знать, что он еще жив. Дзирт посмотрел на Бренора, который стоял над хафлингом, подбоченившись. Дворф бросил взгляд на Дзирта и, словно не веря своим глазам, покачал головой.

Прошло еще много минут, а Реджис оставался под водой, щелкая пальцами, и, казалось, это давалось ему без малейшего труда.

– Что-то тут не то, – сказал Бренор.

– Неужели его отец был рыбой? – спросил Вульфгар.

– Его мать, так он говорил.

– Рыбой?

– Не рыбой, но кем-то вроде этого… каким-то предком рыб… гинаси, вроде бы.

Казалось, прошла целая вечность, но наконец Реджис вытащил голову из воды; он улыбался, вид у него был совершенно нормальный, и он даже не хватал ртом воздух.

– Генази, – негромко проговорила Кэтти-бри, когда они с Дзиртом снова отвернулись и взглянули на звездное небо и холмы Крагс, расстилавшиеся перед ними. – В его жилах течет немного крови генази, но крайней мере, он так считает.

– Я никогда даже слова такого не слышал.

– Это потомки обитателей стихийных уровней, – объяснила Кэтти-бри. – Генази воплощают различные стихии, и говорят, что они могут иметь детей от смертных людей. Я никогда не слышала об отпрысках генази и хафлинга, но такое возможно.

– Из нас пятерых, как мне кажется, Реджис изменился сильнее всех, и не только физически, – отметил Дзирт.

– Возможно. Для нас со времени нашего расставания прошло не столько лет, сколько для тебя, но мы все изменились, изменились сильно, можешь мне поверить. Но не сомневайся: перед тобой все тот же Реджис, тот же хафлинг, которого ты прежде знал и любил.

– Я говорю об изменениях во внешности, возможно, в жизненных целях, но не в характере. В этом смысле он почти такой же, как в прошлой жизни.

– Ты уверен в этом, или тебе просто хочется на это надеяться?

– И то и другое! – воскликнул Дзирт, и оба рассмеялись.

– Мы познали, что такое смерть, мы умерли и снова воскресли, – сказала Кэтти-бри таким тоном, словно это все объясняло.

Дзирт отстранился, и лицо его стало серьезным.

– Мне казалось, что подобный опыт должен был вызвать в вас еще больший ужас перед такой возможностью.

– Какой возможностью?

– Умереть снова. Но вы, все четверо, охотно идете навстречу опасности. Мы отправились на поиски вампира, причем в очень мрачное место.

– А потом собираемся на войну, скорее всего; и тоже с охотой.

– И ты радуешься этому? Радуешься тому, что идешь на смерть?

– Нет, конечно, нет. Я рада приключениям, встрече с тем новым, что ожидает нас.

В этот момент им стало холодно, словно ветер переменился и дул теперь с заснеженных горных вершин на севере, и Кэтти-бри, дрожа, привлекла Дзирта к себе.

Вокруг сгустился туман, и Дзирт удивился. Действительно, погода как будто бы резко переменилась, ведь только что было так тепло. Но снега не было, вокруг не было водоемов, откуда же этот туман?

Холодный туман, понял он, когда облако приблизилось.

Холодный, мертвый туман.


– У тебя всегда наготове история, а, Пузан? – расхохотался Бренор, когда хафлинг наконец вынырнул из ведра с водой. – У тебя вообще что-нибудь бывает нормальное, как у всех прочих?

– Цель моей жизни – развлекать окружающих, – произнес хафлинг с преувеличенно любезным поклоном. Выпрямившись, он сильно тряхнул головой, как делает это собака, выбравшись из воды, и обрызгал Бренора. – Брр, – пробормотал хафлинг, чувствуя, что замерз, и решил, что дело в ведре с водой.

Но Вульфгар тоже поднялся, потер обнаженные руки, сделал глубокий вдох, и изо рта у него выплыло облачко пара.

– Что-то похолодало, – согласился Бренор.

Реджис собрался что-то сказать, но когда он взглянул на дворфа, точнее, ему за спину, слова застряли у него в горле.

Он увидел туман.

И он знал, что это за туман.

– Развлекать? Тогда расскажи нам что-нибудь еще, Пузан, – попросил Бренор с широкой ухмылкой. – Ты наполовину рыба, а наполовину птица? Может, ты еще и летать умеешь?

О, у Реджиса было что рассказать дворфу, но хафлинг сомневался, найдет ли Бренор забавной эту историю.

И Реджис действительно пожелал стать птицей, чтобы улететь далеко-далеко отсюда!

– Беги, – едва слышно прошептал он. – О, беги!

– А? – не понял Бренор.

Реджис продолжал смотреть ему за спину, медленно качая головой, словно этот жест мог отогнать кошмарное зрелище. Облако тумана за спиной дворфа начало уплотняться и приняло форму высокого тощего человека.

– О, беги! – вскрикнул Реджис, отступая на шаг. – Бренор! Сзади!

Вульфгар пронесся мимо хафлинга, между Реджисом и Бренором, и взревел, призывая своего бога.

– Темпус! – крикнул он, одним движением выхватил из-за плеча Клык Защитника и швырнул боевой молот во врага. Оружие пролетело прямо над головой дворфа, потому что варвар воспользовался рогом на шлеме Бренора и обломком второго рога в качестве прицела.

– Эй, полегче! – воскликнул ошарашенный Бренор, пригибаясь. Выпрямившись, он обернулся и увидел, как молот врезался в ухмылявшегося гуманоида, окруженного призрачным туманом. Когда молот коснулся цели, туман сгустился, как будто само существо являлось его источником.

Если существо и ощутило удар, оно ничем не показало этого. Казалось, оно нарочно превратилось в сгусток тумана, чтобы принять удар, и боевой молот пролетел сквозь тварь, даже не замедлив движения. Туман снова принял форму гуманоида, когда угроза миновала.

– Пузан, ты знаешь, что это? – спросил Бренор, отступая к своим товарищам и к камню, у которого оставил топор.

– Темная Душа, – запинаясь, пробормотал Реджис. – Лич. Темная Душа.

Чудовищное существо подплыло ближе, и глаза его горели демоническим пламенем. Иссохшее, гниющее лицо было перекошено, оно постоянно меняло очертания.

Молот Вульфгара вернулся в руку хозяина. Бренор схватил топор и подбежал к человеку. Реджис осторожно сделал несколько шагов вперед, остановился рядом с Вульфгаром, и все трое, буквально разинув рты, уставились на Темную Душу, не в силах пошевелиться или отвести взгляд.

Всех троих сковал смертельный страх.

В этом заключалось оружие могущественного лича. Оно действовало совершенно не так, как обычное жуткое колдовство немертвых. Ужас Темной Души не проявлялся внешне; он проникал в самые потаенные глубины души смертного существа, пробуждая древний примитивный страх – страх смерти. В разлагающемся лице лича жертва видела самого себя. От этого наваждения невозможно было избавиться. Взглянуть на Темную Душу означало заглянуть в собственную разрытую могилу, увидеть собственный полусгнивший труп, увидеть, как черви заползают в глазницы, вгрызаются в мозг.

И этот ужас поражал жертву, лишал ее воли.

Реджис сейчас мог думать только о несчастном Периколо Тополино, который, сидя в своем кресле, в буквальном смысле умер от страха. Он вспомнил, что волосы Дедушки поседели от ужаса. Старый хафлинг взглянул личу в лицо и, подобно любому смертному, не вынес вида собственного трупа.

Реджис теперь по-настоящему смог понять, как ужасно оружие Темной Души.

Он понимал его могущество, но, с другой стороны, понимал, что он отнюдь не так беспомощен перед личем, как Пери коло. То же касалось и его спутников, потому что, подобно ему, Бренор и Вульфгар уже знали, что такое смерть. Бренор видел собственный разложившийся труп, покоившийся под погребальной насыпью в Гаунтлгриме, Реджис знал, что его собственное прежнее тело лежит под камнями в Мифрил Халле, и кости Вульфгара белели под открытым небом в тундре Долины Ледяного Ветра.

– Ну-ка иди сюда, гниль поганая! – вызывающе крикнул Бренор, и Вульфгар хлопнул боевой частью Клыка Защитника по могучей ладони.

Темная Душа остановился, выпрямился во весь свой немалый рост и раскинул в стороны тонкие руки. Упали длинные рукава, свисавшие до самой земли, и вокруг пальцев скелета заискрились, затрещали молнии.

– У него всякие трюки есть! – заорал Реджис.

Бренор прыгнул вперед, и Вульфгар поднял свой молот, чтобы снова швырнуть его, но оба замерли, когда откуда-то слева вылетела черная фигура и врезалась прямо в лича. И снова монстр выпустил облако тумана, но на сей раз этого оказалось недостаточно, и атака Гвенвивар – разумеется, это была Гвенвивар – заставила Темную Душу отшатнуться.

Следом за пантерой из темноты появился Дзирт с мечами в руках и напал на врага.

Но к этому моменту Темная Душа уже исчез, превратился в облако неосязаемого тумана, а затем внезапно образовал нечто вроде вихря. Мгновение спустя лич очутился прямо рядом с Вульфгаром. Варвар и его друзья вскрикнули от неожиданности, когда монстр принял прежний облик и взметнул костлявую руку над Вульфгаром.

Темная Душа нанес удар, раздался треск молнии, и варвара подбросило в воздух с такой силой, что он пролетел над головой Реджиса. Он рухнул на краю лагеря, на бревно, положенное на два камня и служившее скамьей.

Бренор взмахнул топором для ответного удара, но лич снова обратился в сгусток тумана, и Бренор потерял равновесие и подался вперед, потому что удар его пришелся по пустоте. В следующий момент он тяжело повалился на землю – это Гвенвивар пролетела сквозь туман и столкнулась с ним.

Реджис увидел, как бесплотный туман приближается к нему. Он воззвал к своему кольцу и перенесся в иное измерение как раз в тот миг, когда Темная Душа появился снова, и на сей раз удар липа не достиг цели и пришелся по воздуху, а хафлинг, возникший у противника за спиной, пырнул монстра кинжалом.

Хафлинг почувствовал, что кинжал встретился с чем-то реальным, и понял, что по крайней мере задел монстра, но плоть сразу же растаяла.

Туман мгновенно очутился слева от хафлинга, пронесся через весь лагерь к нападавшему дроу. Реджис выкрикнул предупреждение, но Дзирт уже не мог остановиться. Следопыт подпрыгнул, в воздухе развернулся вокруг своей оси, кривые мечи сверкнули в его руках, они, казалось, находились одновременно справа и слева, спереди и сзади, и сливались в туманные круги.

Темная Душа, снова в виде полутрупа, возник перед дроу, и мечи вонзились в его тело, рубили протянутые руки, тело в длинных одеждах.

Но личу эти удары, казалось, не причинили вреда. Он изо всех сил хлестнул Дзирта наотмашь и заставил его отпрянуть. Дроу был оглушен, и у него едва хватило сил не выпустить из рук оружия. Он быстро пришел в себя и при виде наступавшего лича принял оборонительную позицию.

Но в тот же миг ему пришлось пригнуться, и он откатился как можно дальше от врага, потому что в воздухе над немертвым возник огненный шар. Шар взорвался, и на лича обрушился огненный дождь; пламя жадно лизало его одежду. Темная Душа в очередной раз провернул свой трюк с превращением, тут же появился немного в стороне и резко развернулся. Над одеждой твари курился дымок, чудовище смотрело на Реджиса, Бренора и Вульфгара, который снова появился в свете костра, немного пошатываясь, но готовый к бою.

Раздвоенная молния метнулась к трем друзьям, и они рассыпались в стороны, повалились на землю, крича от невыносимой боли.

Гвенвивар снова напала на врага, не обращая внимания на ослепительную вспышку. Откуда-то сбоку на Темную Душу снова обрушились магические снаряды. И казалось, только в этот момент лич сообразил, что есть и шестой противник – женщина в белом платье, стоявшая во тьме на краю лагеря.

Темная Душа растаял в воздухе, туман полетел прочь от прыгнувшей на него пантеры; Гвенвивар прорвалась сквозь бесплотную завесу и, приземлившись далеко впереди, вонзила в землю когти и уткнулась в траву мордой в попытке затормозить как можно быстрее.

– Девочка моя! – завопил Бренор, предупреждая женщину о приближении врага.


Кэтти-бри знала, что Темная Душа уже близко.

Она воззвала к своей богине, и ее озарил ослепительный свет. Волшебница увидела несущийся навстречу туман и подняла ладони, чтобы встретить его. Она соединила большие пальцы и вытянула руки перед собой. На чудовищного лича обрушились струи пламени.

Но лич с шипением пробрался сквозь магическую завесу, одним ударом отшвырнул Кэтти-бри в сторону, и она покатилась по земле. Она поднялась, начала произносить заклинание, но с облегчением увидела, что молот Вульфгара врезался Темной Душе в висок, и лич пошатнулся. Затем гигант-варвар набросился на врага, и за ним последовали Бренор и Реджис. И Дзирт уже бежал к личу с другого конца лагеря, энергично вращая мечами.

Темная Душа превратился в туман, потом снова принял облик монстра, одним ударом отбросил прочь Вульфгара, едва лишь тот успел поймать возвращавшийся молот.

И снова, уже в который раз, лич исчез, затем мгновенно возник перед Реджисом, потом сразу же растаял, когда хафлинг бросился в сторону, и навстречу врагу выступил Бренор.

Молнии сверкали вокруг пальцев Кэтти-бри, но она не осмеливалась поразить Темную Душу магическим огнем, потому что лич, казалось, находился одновременно в разных концах лагеря, то около одного из ее друзей, то около другого.

В какой-то миг она решила, что сможет попасть в него, но Темная Душа снова исчез и возник за спиной ошеломленного Бренора.

Бренор прорычал что-то и бросился было к Кэтти-бри, но когтистая лапа вцепилась ему в спину. Удар наотмашь пришелся по затылку, и дворф полетел вперед и упал на землю.

Кэтти-бри прекратила творить магию, и молнии, окружавшие ее, рассеялись. Она лихорадочно вспоминала разные чары и заклятья, и наконец сосредоточилась на своем кольце.

Дзирт, вращая мечами, напал на Темную Душу. Но лич оказался проворнее – он исчез и снова появился с другой стороны от противника.

Дзирт развернулся за ним, но прямо ему в грудь ударила черная молния. Дроу швырнуло назад, и ему показалось, что из него буквально высасывают жизненную силу. Он видел перед собой Темную Душу, превращающегося в туман; и вот облако мглы словно взорвалось, когда Гвен вивар прыгнула на врага – но напрасно.

Туманное облако металось туда-сюда по всему лагерю, лич время от времени принимал свой обычный вид и наносил удар, а потом снова исчезал, чтобы ударить снова – уже другую жертву.

Четверо друзей и Гвенвивар попытались выработать какую-то оборонительную стратегию, но вот Реджис отлетел в сторону, затем и Вульфгар со стоном рухнул на колени, а Гвенвивар снова и снова ревела от раздражения: всякий раз ей не хватало лишь мгновения, чтобы вонзить когти в монстра.

Друзья уже серьезно пострадали, кровь струилась из ран, и если кому-то из них время от времени и удавалось задеть взбешенного лича, их выпады были совершенно безвредны.

– Эльф, прикрой меня слева! – приказал Бренор, и в тот же миг Темная Душа появился у него за спиной. Не успел дворф обернуться, как лич с силой ударил его по голове и отшвырнул прочь.

Дзирт устремился в бой, задействовал свои магические ножные браслеты, и ему пришлось отскочить в сторону и пригнуться, чтобы избежать молота разъяренного Вульфгара, который целился в лича. Но, увы, Темной Души на прежнем: месте уже не было.

Дзирт понял, что им не удастся сравниться с этим противником в скорости и мощи. Все они это знали, и теперь им казалось, что они скорее нечаянно перебьют друг друга, чем: причинят какой-либо вред монстру. Из тьмы: до Дзирта донесся голос Кэтти-бри, которая нараспев произносила заклинания на неизвестном ему магическом языке.

– Бежим! – воскликнул Реджис. – Нам его не одолеть!

Но Дзирт не стал обращаться в бегство; напротив, он устремился к сгустку тумана и встретил Темную Душу в тот миг, когда лич обрел телесный облик. Дроу яростно напал на врага, хотя знал, что это бесполезно. Но он твердо вознамерился отвлечь тварь, дать Кэтти-бри время, чтобы та смогла закончить свое заклинание.

– Дзирт, нет! – услышал он крик Реджиса, и потом все смешалось у него в голове; он полетел в сторону, подброшенный могучим кулаком Темной Души.

Туман преследовал его.

Лич возник в виде мертвеца в тот миг, когда мимо него пролетел молот Вульфгара; это был отчаянный бросок, и оружие едва не задело Дзирта. Гвенвивар летела следом за Клыком Защитника, но Темная Душа снова ускользнул. Молот и пантера очутились среди клубов тумана, а туман устремился к Реджису. Кровь отхлынула от лица хафлинга, когда Темная Душа возник прямо перед ним, и в огненных глазах монстра хафлинг увидел свой смертный приговор.

Он несколько раз отчаянно ткнул в противника рапирой и понял, что от нее нет никакого толку, потому что острие оружия встречало пустоту. Темная Душа даже не обращал на него внимания, даже не трудился превращаться в туман, он упрямо тянул свои когтистые лапы к хафлингу-воришке.

– Иди ко мне, маленький пират, – произнес лич потусторонним голосом, при звуке которого Реджиса пробрала дикая дрожь, и он едва не потерял сознание. Издалека донесся отчаянный вопль Дзирта, и Бренор, который не в силах был подняться с колен, слева от хафлинга, выкрикнул имя друга, встретившего свою смерть.

В полуобморочном состоянии Реджис едва успел понять, что призрачный голос Темной Души исказился, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы заметить странные изменения, случившиеся с лицом монстра: оно как будто удлинилось, словно его растягивали. Словно оно состояло из мягкого теста или ирисок, которые варят на Побережье Мечей.

Темная Душа тянул к хафлингу руки, но, казалось, никак не мог дотянуться.

Кто-то или что-то увлекало лича назад, и тело его удлинялось. На лице монстра возникло изумленное выражение, и он превратился в туман, пытаясь спастись.

Но на сей раз этот трюк не помог ему; нечто стремительно утащило его обратно, туда, откуда он появился, мимо нападавшего Вульфгара, мимо Дзирта, прочь, во тьму.

В лагере воцарилась тишина.

Гвенвивар устало ходила кругами. Четверо друзей переглядывались в полной растерянности.

– Моя девочка, – наконец выдохнул Бренор.

И словно по знаку в круг света, отбрасываемого костром, вошла Кэтти-бри, одна рука ее была стиснута в кулак и прижата к груди, а вторую она вытянула перед собой, и в пальцах сверкал большой драгоценный камень.

– Что ты сделала? – спросил Дзирт.

– Мы не смогли бы его одолеть, – шепотом ответила Кэтти-бри. – Мне пришлось этим воспользоваться.

– Она поймала его! – взвыл Бренор и с трудом поднялся на ноги. – В драгоценный камень! О, хорошая девочка!

– Кэтти? – удивился Дзирт.

Она посмотрела на него, и, казалось, только сейчас очнулась от транса. Она взглянула на филактерию и кивнула.

– Это колдовство предназначалось для Пуэнта, – вмешался Вульфгар. – Колдовство, которое Гарпеллы вложили в кольцо.

– Что ты натворила, девочка?! – воскликнул Бренор, которого внезапно охватила паника.

– Спасла нас всех от смерти, вот что, – заявил Дзирт и повернулся к Кэтти-бри. – Но что же нам теперь делать? Возвращаться в Широкую Скамью?

Женщина долго думала над его словами, затем покачала головой:

– Продолжим путь. Лич пойман, его душа заперта в филактерии. Темная Душа больше не опасен для нас.

– Но ты израсходовала чары, заключенные в кольце, – хором произнесли Бренор и Реджис.

– У меня остался свиток Гарпеллов, повторяющий эту магию, – сообщила Кэтти-бри.

– Но ведь твоя тюрьма занята? – удивился Бренор.

– И ты говорила, что такое колдовство тебе не под силу, – добавил Дзирт.

– Я сотворила его один раз, при помощи кольца, – возразила Кэтти-бри. – Я найду в себе силы повторить его. А филактерия… мы найдем новую. Или можем вернуться, если хочешь, но разве ты не сказал, что мы разбили лагерь неподалеку от входа в Гаунтлгрим?

– Ага, вскоре после восхода мы доберемся до каменистого ущелья, – подтвердил дворф.

Кэтти-бри пожала плечами и посмотрела на Дзирта; дроу, в свою очередь, обвел взглядом друзей.

– Итак, в Гаунтлгрим? – спросил он. – Хотя, боюсь, нам придется уничтожить нашего старого друга Тибблдорфа Пуэнта там, где он скрывается, а ведь собирались выманить его оттуда, чтобы он принял воскрешение и настоящую и праведную смерть от рук высшего жреца.

Не успел он закончить, как Кэтти-бри уже подошла к нему, и из широких рукавов ее платья возник синеватый туман; она протянула к нему руки и магическим образом исцелила возлюбленного. Утихла боль от синяков и царапин, полученных от Темной Души. Волшебница обошла всех четверых, одаряя их теплом, исцеляя раны.

Никто из них не спал спокойно в ту ночь, после ужасной схватки, но все равно они выступили в путь еще до рассвета и вскоре спустились в каменистое ущелье, как и обещал Бренор. Солнце еще висело высоко в небе, когда они вошли в туннели и начали спускаться в недра Гаунтлгрима.

Глава 14 Сложным механизм

Свита Бэнров путешествовала по туннелям Подземья, но не вернулась сразу же в Мензоберранзан, как это было запланировано. По приказу Верховной Матери они некоторое время двигались на восток, сопровождая Тсабрака на первом этапе его важного пути.

Разумеется, когда воины-дроу разбивали лагерь по вечерам, Матери Квентл не было среди них. Громф создал целый дом, находившийся вне трех измерений, где избранные аристократы Дома Бэнр могли отдыхать в полной безопасности. Иллитида также пустили в это убежище, и Тсабраку предоставили отдельную комнату. Ему предстояло выполнить ответственную миссию, и его жизнью нельзя было рисковать.

– Я считала, что ты будешь сильнее волноваться, – обратилась Квентл к своему брату Громфу, когда они сидели рядом напротив стены, переливавшейся разноцветными яркими узорами и являвшей приятное для глаз зрелище. Громф создавал подобную «картину» каждый вечер, чтобы можно было отдыхать, любоваться ею и наслаждаться бокалом тонкого вина или бренди. Это не удивляло его сестру. Он пользовался такими чарами и в Мензоберранзане. Но ее немного удивило то, каким довольным он казался и какой мирной была созданная им изменчивая картина.

Старый маг с интересом взглянул на сестру.

– Не сомневайся, чем чаще ты будешь навещать меня в моих личных покоях, тем сильнее я буду волноваться, – сказал он и поднял бокал, словно произносил тост. – Ведь это доставляет тебе удовольствие.

– Скоро мы покинем Тсабрака, – объявила Квентл. – Он продолжит свой путь один.

– Чем скорее я расстанусь с этим амбициозным и лицемерным Ксорларрином, тем лучше.

– Значит, это он тебе покою не дает? – с коварной усмешкой предположила Верховная Мать.

– Ни в коем случае.

– Правда? Дорогой брат, неужели предстоящее возвышение Тсабрака не вызывает у тебя ни малейших опасений? Не боишься, что настало время покинуть пост архимага Города Пауков?

– Что, ты готова заменить меня Ксорларрином, семья которого оставила Мензоберранзан? – с недоверием переспросил Громф.

– Мне кажется, возвышение Тсабрака послужит укреплению связей между Мензоберранзаном и этой жалкой сторожевой заставой, которую Ксорларрины считают своим городом.

Громф рассмеялся.

– Ах, дорогая сес… Мать, – произнес он, качая головой, словно говорил о чем-то само собой разумеющемся. – Почему я должен бояться этого шага Госпожи Ллос? Разве ты не знаешь, что в конечном счете я приобрету больше тебя? Больше любой Матери семейства? Паучья Королева жаждет подчинить себе Царство Мистры, и из всех слуг Госпожи Ллос этой цели лучше всего могут послужить хорошо обученные магии мужчины – и прежде всего я.

– Или Тсабрак! – резко заявила Квентл, и ее нескрываемое волнение показало старому магу, что его доводы показались ей правдоподобными.

– Щупальца иллитида не доберутся до моего мозга, – заверил ее брат. – И я вовсе не желаю этого. Не Громф будет осуществлять волю Госпожи Ллос под открытым небом Серебристых Болот, и, поверь мне, Громфа это вполне устраивает.

– Если бы Ллос услышала это…

– Разумеется, она это услышит! – перебил ее маг. – Я только что сообщил это ее главной представительнице на Ториле. И по собственной воле.

– И ты не боишься ее гнева?

Архимаг пожал плечами и сделал очередной глоток из бокала.

– Я делаю то, что приказывает мне Ллос. Я не пытаюсь прятаться от нее, потому что это бессмысленно. Ей известно о… чувствах, которые я испытывал по отношению к тебе, когда ты еще была Квентл – когда ты была просто Квентл.

– Известно об интригах, которые ты плел вместе с Минолип Фей, ты это имеешь в виду, – отрезала Мать Квентл.

– И Ллос не одобрила этого, – Громф лишь пожал плечами и даже не попытался скрыть усмешку, – потому что у нее имелись другие планы насчет тебя – планы, которые я воплотил в жизнь по ее приказу. Я верный слуга богини, и прошу тебя, ради нас обоих, не принимай за истину мое внешнее отсутствие амбиций. У меня имеются высшие цели, которые я ставлю себе сам.

– Я вообще не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

– Я хочу сказать, Мать, что архимаг Мензоберранзана – Громф, который пережил всех своих ровесников. Те, кто считает меня старым, стоящим на пороге смерти, окажутся в могиле прежде меня, не сомневайся в этом. А тому, кто желает занять мое место, потребуется нечто большее, нежели единственное заклинание, полученное от Эль-Видденвельпа, даже если это заклинание исходит от самой Паучьей Королевы.

Тон, каким он произнес имя иллитида, заставил Мать Квентл задуматься.

– Значит, ты считаешь, что Мефил подчиняется исключительно тебе?

– Докажи обратное.

– Мефил был советником Ивоннель.

– Иллитида больше невозможно контролировать так, чтобы он мог занимать подобную должность.

– Но он служит тебе?

Архимаг коснулся своим бокалом края бокала сестры и даже не попытался переубедить ее.

– А Громф служит Матери Меизоберранзана, – твердо произнесла она.

– Разумеется.

Вскоре Мать Квентл покинула комнату Громфа, но шла она неуверенно. Утверждение Громфа насчет того, что вскоре он приобретет больше власти, чем она, все еще звучало у нее в ушах. Она закрылась в своих покоях и долго сидела в темноте, перебирая воспоминания своей умершей матери в поисках разгадки.

Квентл Бэнр всегда считала, что взаимоотношения полов в Мензоберранзане ограничиваются ролями хозяйки и слуги, и поэтому прямота и бесцеремонный, даже надменный тон Громфа вывели ее из равновесия. Но Мать Бэнр снова нашла ответы на свои вопросы в тайниках памяти Ивоннель, и, пересмотрев эти воспоминания, Квентл поняла, что для многих мужчин (в том числе, разумеется, для Громфа) матриархат не так уж строг и непререкаем, как она считала с рождения.

Паучья Королева превыше всех ценила своих жриц, в этом не могло быть сомнений, и большинство мужчин Мензоберранзана безоговорочно подчинялись власти женщин. Но встречались и исключения: мужчины-маги из семьи Ксорларрин, воины Баррисон Дел’Армго, Громф Бэнр и даже Джарлакс.

Эти отдельные личности и группы просто не вписывались в существующий порядок вещей.

Мать очнулась от медитации, позабавленная иронией ситуации. Квентл получила высокое положение, знания и могущество, но в эту самую ночь она испытала чувство подлинного смирения.

Архимаг, ее брат, являлся лишь очередным: орудием в ее руках, но это орудие следовало ценить… и уважать.


К тому моменту, когда тюремщики пришли, чтобы извлечь его из клетки, он настолько ослаб, что не мог стоять на ногах. Они перетащили его из кузницы в расположенную неподалеку комнату, украшенную гобеленами, коврами и бархатными подушками. Среди всей этой роскоши удобно расположилась верховная жрица Береллип Ксорларрин.

Два слуги-дроу бесцеремонно швырнули Энтрери на пол перед жрицей, лицом вниз, и быстро скрылись, притворив за собой дверь.

Сообразив, что остался наедине со жрицей, Артемис Энтрери задумался, сумеет ли он найти в себе достаточно сил, чтобы придушить ее.

– Итак, мы снова встретились, и снова в моем городе, – обратилась к нему Береллип.

Он лежал на полу молча, не шевелясь.

– Встать! – приказала она, но ассасин никак не отреагировал, и жрица швырнула в его сторону кувшин с водой. Кувшин ударился об пол перед Энтрери и разлетелся вдребезги. Пленника осыпало осколками и обрызгало водой, охлажденной с помощью магии. Несмотря на свою решимость не поддаваться, Энтрери не смог удержаться и отпил немного драгоценной влаги из лужи на полу. Наконец-то смягчились его пересохшие губы и горло! Тюремщики давали ему пищу и воду, но в очень скудных количествах; их едва хватало на то, чтобы поддерживать в нем жизнь.

Дроу были искусны в этой жестокой игре.

Следующее действие Береллип удивило ассасина: она подошла к нему, положила руку ему на голову и вполголоса произнесла какое-то заклинание. Магическая энергия проникла в его тело, принесла тепло, исцеление. Он почувствовал, как силы возвращаются к нему, как проясняются мысли.

– Вставай, – повторила она, но спокойно на сей раз, и не таким угрожающим тоном.

Энтрери приподнялся на локтях, затем: встал на колени. Руки и ноги его занемели после долгого пребывания в неподвижности в металлической клетке, и каждое движение причиняло боль.

– В нашу прошлую встречу ты преподнес мне искусную ложь, – сказала Береллип.

Энтрери смотрел на нее, не мигая.

– Ты сказал, что состоишь в Бреган Д’эрт, – напомнила она. – Но это неправда.

– Я много лет провел с Джарлаксом, – хрипло проговорил Энтрери, с большим трудом шевеля растрескавшимися губами.

– Джарлакс меня не интересует, – произнесла Береллин таким уверенным тоном, что Энтрери решил: ей известно нечто такое, что неизвестно ему.

– Ты до сих пор жив только по одной причине – а может быть, по двум, – продолжала она. – Выбор за тобой.

– Я теряюсь в возможностях, – прошептал он иронически.

– Один из членов вашего отряда пропал. Где он сейчас?

– Дворф – женщина, а не мужчина, – ответил Энтрери, делая вид, что ничего не понял.

– Я не о ней говорю! – рявкнула жрица и ударила Энтрери по лицу. – Где он?

Энтрери с беспомощным и озадаченным видом развел руками.

– Двое мертвы, двое в клетке, дворф исчезла.

– А шестой?

– Нас было пятеро.

– Дроу, – сказала Береллип. – Где Дзирт До’Урден?

– Опять ты о нем? – резко произнес Энтрери.

– Я спрашиваю тебя о нем в последний раз в твоей жизни, можешь мне поверить. Но не сомневайся: я могу вытащить нужные мне сведения из твоего трупа!

– Он давно мертв, – сказал Энтрери, – и тело его лежит в расщелине в каком-то леднике, далеко на севере. Прошло уже больше десяти лет со дня его смерти…

Его тон, небрежный, уверенный, отсутствие колебаний явно сбили жрицу с толку, и она на миг потеряла самообладание. Плечи ее слегка опустились, и она отступила на шаг.

– И ты осмеливаешься лгать мне?! – воскликнула жрица, и рука ее потянулась к плетке со змеиными головами. Она постаралась говорить прежним властным голосом, но ее первоначальная реакция выдала истинные чувства, и проницательный Энтрери догадался, что эта ложь потрясла жрицу до глубины души.

– Ты расскажешь нам все, что мы желаем узнать, – произнесла Береллип.

– Насчет Дзирта До’Урдена? А что мне скрывать? Я никогда не был в восторге от этого глупца.

– И все же в прошлый раз ты спас ему жизнь своей ложью!

– Я спасал собственную жизнь, – возразил Энтрери. Голос его немного окреп. – Ты ожидала чего-то иного? И мой рассказ возымел эффект – этого ты не можешь отрицать – потому что в нем содержалось совсем немного лжи. Ты знала, что я союзник Джарлакса, ты видела меня давно, в Мензоберранзане…

– Ты что, полуэльф? Какая магия продлевает тебе жизнь? Это произошло больше ста лет назад, но на вид тебе по-прежнему около сорока.

Энтрери пожал плечами и рассмеялся:

– Среди моих предков не было эльфов. А что касается магии… Мне казалось, будто я знаю, что это за магия, но, увы, я понял, что ошибался.

– Тогда почему ты до сих пор жив?

– Спроси об этом Джарлакса. Скорее всего, ему известно об этом больше, чем мне.

Береллип шагнула вперед, зловеще усмехаясь. Взяла Энтрери за подбородок и заставила поднять голову, взглянуть ей в глаза.

– Когда-то ты доставил мне удовольствие, – произнесла она. – Возможно, это случится снова.

Он ничего не ответил и изо всех сил постарался скрыть отвращение и ненависть. Береллип отступила, отошла прочь, затем резко развернулась, и в руке ее была ядовитая плеть.

И она принялась избивать пленника, избивать жестоко; змеи рвали его плоть, яд проникал в его кровь. Это продолжалось долго, очень долго, и наконец она оставила Энтрери, в мучениях корчившегося на полу.

Появились несколько слуг, как будто из-под земли, словно они все это время, будучи невидимками, присутствовали в комнате. Двое схватили его за ноги и уволокли прочь. Это еще дошло до сознания Энтрери, а потом от змеиного яда его разум заполонил туман, чувства притупились, и он перестал воспринимать реальность.

Когда он открыл глаза, очнувшись от грохота кузнечных молотов, оказалось, что он снова заперт в своей клетке; Далия жалобно всхлипывала справа от него, слева труп Афафренфера безвольно привалился к железным полосам.

Все тело болело, но ассасин, оглядевшись, довольно кивнул. Он понял, что жрица-дроу сейчас совершила ошибку.

Она дала ему цель. До разговора с ней он не надеялся выбраться из этого места живым, разве что его снова доставили бы в цепях в Мензоберранзан в качестве раба.

Но теперь он решительно был настроен убить по крайней мере одного дроу, прежде чем расстаться с жизнью.


– Малышка Доу, о, дорогое мое дитя! – воскликнул Тос’ун, когда наконец снова встретился с Дум’вилль в нижних туннелях Подземья. Отряд Бэнров оставил Тсабрака и направлялся обратно в Мензоберранзан.

– Куда ты меня привел? – спросила Дум’вилль. Голос и выражение лица ее выдавали смертельный страх, потрясение, отвращение.

Это печальное лицо и полный ужаса голос ранили Тос’уна сильнее, чем он мог себе представить. В конце концов, он происходил из Дома Баррисон Дел’Армго, он был благородным воином-дроу, занимавшим высокое положение среди членов Второго Дома Мензоберранзан а, и, возможно, самого могущественного войска среди всех семей дроу в этом мире.

Так почему его взволновали чувства дочери? Ему следовало интересоваться лишь тем, славу или неприятности она принесет ему.

– А чего ты ожидала? – жестко спросил он. – Разве я не учил тебя обычаям дроу? Может быть, жизнь среди наших слабых сородичей сделала тебя слабой?

– Отец…

– Молчать! – воскликнул он и наотмашь ударил ее по лицу. – Ты дроу или дартиир? – спросил он; этим словом дроу называли эльфов, обитавших на поверхности, и произносилось оно обычно с презрением и злобой.

– Если я дартиир, тогда я скоро умру.

– Если ты дартиир, тогда ты скоро будешь умолять о смерти, – поспешил объяснить ей Тос’ун. – Неужели ты считаешь, что Мать Квентл, или любой из них, или даже я, позволим тебе жить…

– Ты любил мою мать?

– Любовь, – с неприкрытым презрением процедил дроу. Этот вопрос задел Тос’уна сильнее, чем он хотел бы признаться самому себе, потому что с Синнафейн он действительно узнал, что такое любовь. Сначала он жил с эльфами Лунного Леса из чистой необходимости, чтобы выжить, но прошли годы, и чувства его изменились.

Однако Тос’ун Армго понимал, что поддаться этим чувствам сейчас значит обречь себя и свою дочь на верную смерть.

– Любовь полагается испытывать только к богине, – жестко произнес он. – Я был пленником у народа твоей матери, и это все. Да, я познал с ней плотское наслаждение, и на свет появились ты и твой брат. Я не мог покинуть ее и ее отвратительное племя дартиир, не рискуя жизнью. Но теперь ты привела меня… домой.

Дум’вилль долгое время стояла неподвижно, пытаясь осмыслить эти слова и смириться с ясным, жестоким тоном, каким они были сказаны. Она опустила взгляд и уставилась на ножны, висевшие на бедре Тос’уна.

– Отдай мне мой меч, – приказала она.

– Мать велела мне носить его.

Дум’вилль смотрела на отца повелительно, и во взгляде ее была ненависть. Тос’ун понимал, что в душе ее происходи! борьба, такая же битва, которую ей пришлось выдержать, чтобы подчинить себе Хазид-Хи. Но сейчас она пыталась подчинить себе ту сторону своей личности, которая относилась к дартиир: мягкость эльфов, доставшуюся ей от Синнафейн, воспоминания о детстве и юности, проведенных в Лунном Лесу. Тос’ун знал, что она должна выиграть эту битву, причем быстро и решительно, иначе она превратится в жертву мучителей из Мензоберранзана, а возможно, даже в одно из проклятых восьминогих чудовищ, вынужденных вечно влачить ужасное существование.

– Этот меч принадлежит мне, он достался мне в качестве трофея в честном бою, – сказала она.

– Как только Мать прикажет, я верну его тебе.

Он заметил, что Дум’вилль побледнела и смотрит куда-то ему за спину. Тос’ун резко развернулся и увидел совсем рядом Мать Квентл.

– Может быть, когда мы вернемся на восток, мне следует позволить Тос’уну Армго возглавить атаку на Лунный Лес? – спросила Мать Квентл с коварной усмешкой.

– Позволь мне сделать это, – вмешалась Дум’вилль, – чтобы в этой битве я смогла очиститься от слабостей, доставшихся мне в наследство от матери!

– Доу, ты забываешься! – предупредил дочь Тос’ун, но Мать Квентл лишь рассмеялась. Казалось, она осталась вполне довольна словами девушки.

– Верни этому ребенку ее меч, – велела она, и оба, Тос’ун и Дум’вилль, уставились на нее, не веря своим ушам.

– Сейчас же! – добавила Квентл, и Тос’ун поспешно снял пояс с ножнами и протянул его дочери. Когда Дум’вилль надела пояс с мечом, Мать подошла к ней вплотную. – Некогда этот меч принадлежал моему брату, – негромко произнесла она. – Это меч великого Даитрага Бэнра, величайшего мастера оружия своего времени. – При этих словах она с хитрым видом обернулась к Тос’уну, словно приглашая его возразить. Ведь члены Дома Баррисон Дел’Армго гордились своим легендарным мастером оружия Утегенталем, который, по их мнению, намного превосходил всех остальных. И действительно, соперничество между Утегенталем и Дантрагом служило пищей для слухов и споров во всех уголках Мензоберранзана вот уже несколько веков.

Тос’ун, разумеется, не стал открыто оспаривать ее утверждение.

– Ты считаешь, что отпрыск Дома Армго достоин носить на поясе меч Дантрага? – настойчиво обратилась к нему Мать Квентл, и у Тос’уна пересохло в горле.

– Нет, Мать, – едва слышно произнес он, и Дум’вилль прошептала то же самое.

– Разумеется, я тоже так не считаю, – заявила Мать Квентл. – Но это будет вполне уместно, когда наши Дома объединятся снова во имя общего дела. Держитесь гордо и независимо, вы оба, потому что вы представляете здесь Второй Дом Мензоберранзана; ваша роль – способствовать укреплению союза и взаимопонимания между Бэнрами и Баррисов Дел’Армго.

– Мать? – услышал Тос’ун собственный голос, пытаясь вникнуть в смысл ее слов, которые встревожили его. Где-то среди этой паутины лжи, которую плела Мать Квентл, затерялась истина. Но какой-то неведомой причине она допускала участие в своих великих планах не только Тос’уна, но и Дум’вилль, наполовину дроу, наполовину дартиир.

С высокомерным смешком Мать Квентл развернулась на каблуках, ушла обратно к Андзрелу и свите Бэнров и заняла свое место на парившем в воздухе магическом диске.

– Ну что, отец? – с сарказмом в голосе произнесла Дум’вилль.

Однако Тос’ун, находившийся в полной растерянности, лишь пожал плечами.


– Это клинок Бэнров, – жаловался Андзрел Громфу, когда они продолжали путь на восток вместе с отрядом Тсабрака. – И отдать его сыну Дома Баррисон Дел’Армго…

– Такова воля Матери, – холодно перебил его Громф и взглянул на мастера оружия сверху вниз.

Эти двое никогда не были близки, но их отношения стали еще более напряженными с тех пор, как Андзрел узнал, что Громф косвенным образом помог Рейвелу Ксорларрину найти древний город дворфов Гаунтлгрим. Более того, Громф намеренно устроил так, чтобы Тиаго Бэнр, соперник Андзрела в борьбе за престижное звание мастера оружия, представлял Дом Бэнр в этом походе, увенчавшемся успехом.

Старый архимаг смотрел на Андзрела со смесью жалости и отвращения, причем нарочно не скрывал своих чувств.

– В этом деле сталкивается множество различных интересов, – произнес он. – Мать видит все и ставит каждого игрока на соответствующее место, однако есть еще многое, что недоступно даже ей.

– Но доступно тебе? – презрительно усмехнулся Андзрел.

– А почему бы и нет, – небрежно ответил Громф.

– Прошу, просвети же меня.

– Это вряд ли. Твое невежество забавляет меня. Однако я поделюсь с тобой вот какими сведениями: Тиаго больше не претендует на пост мастера оружия Дома Бэнр.

Это неожиданное открытие заставило Андзрела пошатнуться от изумления, потому что он знал: Мать Квентл приказала Сарибель Ксорларрин как можно скорее возвращаться в Мензоберранзан вместе с Тиаго. Андзрел тогда пришел к выводу, что дерзкий молодой воин, внук прославленного Дантрага, вооруженный новыми, по слухам, магическими мечом и щитом, стремительно возвысится и займет его, Андзрела, место.

– Так он останется с Ксорларринами?

– Нет.

Андзрел с недоумением посмотрел на старого мага, который говорил загадками.

– В этом механизме слишком много деталей, значения которых ты не в состоянии постичь, – объяснил Громф. – Тиаго будет щедро вознагражден, но вовсе не станет мастером оружия Дома Бэнр, это слишком ничтожный пост для того, чтобы его занимал такой одаренный юноша.

Услышав это изощренное оскорбление, Андзрел поморщился, но едва заметно; на самом деле он испытал огромное облегчение, услышав новость Громфа.

Да, это предел его возможностей, решил проницательный Громф. Андзрел обрадовался тому, что ему не придется сражаться с Тиаго, так как знал: ему не победить, но этот ограниченный воин был настолько поглощен своими суетными заботами, что не мог охватить общей картины и, разумеется, не видел настоящей, серьезной угрозы своему положению. Родной сын Квентл, Аумон Бэнр, скоро должен был закончить Академию Мили-Магтир, причем, разумеется, он был лучшим среди студентов. Наверняка Мать намеревалась вскоре отдать ему должность мастера оружия Дома Бэнр. Мать Квентл никогда всерьез не рассматривала Тиаго в качестве кандидата на этот пост и, естественно, не рассматривала теперь, когда Квентл по праву и в соответствии со своими новыми возможностями носила титул Матери Бэнр, стала настоящей Матерью Бэнр, в душе, по уму и коварству.

Нет, Громф знал, что насчет Тиаго и его невесты Сарибель у нее были другие планы, и планы эти включали более высокое положение для Тиаго.

Потому что, в отличие от Андзрела, Тиаго смыслил не только в боевых искусствах.

Тиаго отлично владел искусством плести интриги.

– Можешь считать, что тебе повезло, – наконец произнес Громф, – потому что тебе предстоит увидеть действие Сумерек, а это будет великолепное зрелище.

Андзрел снова удивился:

– А разве ты не собираешься проводить Тсабрака до поверхности?

– Нет, – ответил Громф, оглянулся и сделал знак своему спутнику, пожирателю разума, догонять их. – Как раз сегодня утром я ходил на разведку. Это последний переход перед пещерой, которая ведет на поверхность, он займет несколько недель, и путь свободен. Таким образом, я выполнил свой долг перед Тсабраком. Оставайся с ним и охраняй его – эта задача будет несложной.

Он начал произносить заклинание, провел в воздухе рукой, очерчивая контуры дверного проема.

– Значит, ты возвращаешься домой, в Мензоберранзан?

– Со временем. – Это было все, что ответил Громф.

Он махнул иллитиду, чтобы тот вошел в портал, затем кивнул на прощание мастеру оружия и сам скрылся за магической дверью. Пройдя сквозь портал, он очутился в небольшой комнатке, соседней с помещением, где был заключен Предвечный, и которую он недавно отметил для этой самой цели. Огромный водный элементаль все еще находился здесь, стоял на страже, и он поднялся с угрожающим видом, но затем, узнав архимага, снова занял прежнее место.

Громф создал дверь, расположенную за пределами трех измерений, чтобы они с Мефилом могли пересечь яму с огненным чудовищем, затем повел пожирателя разума в узкий туннель, который вывел их к Кузне. Стук молотков, порождавший эхо среди каменных стен, не дал им. заблудиться.

Они пересекли Кузню, привлекли любопытные взгляды нескольких дроу и гоблинов, хотя, разумеется, никто не осмелился помешать им пройти или спросить, кто они и что здесь делают. Громф заметил свисавшие с потолка клетки, но в тот момент не обратил на них особенного внимания.

Они свернули в широкий коридор, украшенный великолепными статуями дворфской работы, и, несмотря на жгучую ненависть, испытываемую Громфом по отношению к бородатому народцу, он оценил искусство древних мастеров и порадовался, что воины Ксорларринов не уничтожили эти памятники далекой эпохи. Он направлялся в покои Береллип, но, проходя мимо одной из дверей, остановился и прислушался, и лицо его расплылось в довольной усмешке. Не дав себе труда постучать, архимаг произнес нужное заклинание, дверь распахнулась внутрь, и перед ним предстали три крайне изумленных темных эльфа.

Громф стремительно вошел, Мефил не отставал от него. Он нашел любопытным тот факт, что женщина, занимавшая самое высокое положение из троих, – Сарибель Ксорларрин – выказала ему наибольшее почтение, отступив назад и вежливо поклонившись.

В отличие от двух других – ее брата Рейвела, амбициозного выскочки, и еще более наглого молокососа Тиаго, – которые от неожиданности даже не сообразили, как следует приветствовать великого и могущественного архимага Мензоберранзана.

– Меня отзывают в Мензоберранзан! – прорычал Тиаго.

– У Матери есть для тебя важные дела.

– Да нет же, архимаг, это невозможно! – заорал молодой воин и в раздражении стукнул кулаком по ладони.

– Мы сейчас как никогда близки к цели, – пояснил Рейвел. – Мы захватили в плен его друзей и доставили их сюда. Они нам все расскажут, и тогда проклятый отступник будет у нас в руках!

– Проклятый отступник? Вы опять о Дзирте До’Урдене?

– Да! – хором воскликнули оба молодых дроу.

Громф сначала даже не сообразил, как на это реагировать. Мать привела в действие множество планов, как в Мензоберранзане, так и на поверхности, в области под названием Серебристые Болота, и Громф очень сомневался, что в ее планы входит смертельный поединок между Тиаго и Дзиртом, особенно в такой критический момент.

– Отведите меня к этим пленникам, – наконец решил он, и вскоре все пятеро стояли в огромной Кузне Гаунтлгрима перед раскачивающимися клетками.

После телепатического совещания с пожирателем разума Громф приказал освободить Далию, однако все это время не сводил взгляда с Энтрери.

– Это старый друг Джарлакса, – сказал он Тиаго и Рейвелу, стоявшим рядом. – Могучий воин, насколько я помню.

– Не такой уж и могучий, – процедил Тиаго.

Громф повернулся и взглянул в лицо тщеславному молодому дроу. Архимаг едва заметно улыбнулся, и Тиаго не понял, чему он улыбается, потому что Громф мысленно представлял себе схватку этого воина и Дзирта До’Урдена. Громф считал, что, скрестив оружие с кривыми мечами отступника, Тиаго начнет более трезво оценивать собственные возможности.

Затем Громф обратил внимание на Далию, которая рухнула бы на пол, если бы два стражника-дроу не поддерживали ее.

– Отведите ее в какую-нибудь комнату, где я смогу побыть с ней наедине, – приказал архимаг, и Далию поспешно увели прочь. – Ну, не совсем наедине, – поправил себя Громф, взглянув на своего спутника-иллитида.

– Что ты намерен делать?! – воскликнул Тиаго.

Громф взглянул на воина, не веря своим ушам, настолько непривычно было архимагу слышать вопрос, заданный подобным бесцеремонным тоном.

– А ты собирался ее пытать? – спросил Громф. – И другого пленника? Ты хотел причинять им боль до тех пор, пока они не скажут тебе то, что ты желаешь знать?

– Такая мысль приходила мне в голову.

– Тогда позволь мне заняться этой женщиной, и пусть это послужит прекрасной иллюстрацией ограниченности Тиаго. – Громф презрительно фыркнул. – Как ограничен любой, кто ценит меч выше магии.

Вскоре каменные коридоры нижнего уровня Гаунтлгрима огласились жуткими воплями несчастной Далии, в сознание которой вторгся Мефил Эль-Видденвельп.

– Ты осмеливаешься шпионить за архимагом? – осведомилась Сарибель у Рейвела. Они находились в своей комнате, и маг-Ксорларрин произносил заклинания, позволявшие незаметно наблюдать за допросом Далии.

– Помолчи, – приказал жрице Тиаго. – Пусть он делает свою работу.

– Это же архимаг Мензоберранзана! – воскликнула Сарибель. – Если он заметит…

– А ты хочешь просто уехать отсюда, как приказала Мать? Может быть, мне оставить свою цель сейчас, когда она так близка?

– Когда катастрофа так близка, ты хочешь сказать? Потому что если ты собираешься пойти против…

– На склоне какой-то горы в Долине Ледяного Ветра, – перебил ее Рейвел. Жрица и Тиаго обернулись к нему. Казалось, он смотрел куда-то в пространство, и Тиаго с Сарибель поняли, что маг действительно мысленно находится далеко отсюда, в другой комнате, с Громфом, иллитидом и Далией.

– Дворфы клана Боевого Молота, – продолжал Рейвел. – Она считает, что Дзирт сейчас с дворфами клана Боевого Молота под горой в Долине Ледяного Ветра.

– Нам известны туннели, которые ведут прямо туда, – взволнованно прошептала Сарибель.

– Это не так уж далеко, – добавил Тиаго. – Мы можем добраться туда и завершить наше дело, а потом с триумфом вернуться в Мензоберранзан за довольно короткое время; даже Мать не будет гневаться на нас за эту небольшую задержку.

Дверь распахнулась, и Тиаго с Сарибель попятились от изумления, едва не споткнулись и не рухнули на пол, в то время как Рейвел, находившийся в другом месте, продолжал свою работу. Однако пара молодых дроу испытала невероятное облегчение, увидев, что это всего лишь Береллип, а не кто-то из сообщников Громфа.

– Долина Ледяного Ветра, это к северу отсюда, – обратился к жрице Тиаго, поспешно закрывая дверь. – Далия все рассказывает этому уроду, прислужнику Громфа.

Береллип перевела недоуменный взгляд с Тиаго на Рейвела.

– Вы подсматриваете за архимагом?! – в ужасе ахнула она.

– Нет, мы уже закончили подсматривать за архимагом, – произнес Рейвел прежде, чем Тиаго успел открыть рот. Маг дезактивировал двеомеры ясновидения и незримого присутствия в ином месте. – И это действительно принесло немалые плоды.

– Громф уничтожит вас одним щелчком пальцев, – предупредила Береллип.

– И зачем ему это нужно? – спросил Рейвел в тот миг, когда Тиаго упрямо произнес:

– Только не в тот момент, когда я вернусь в Мензоберранзан с головой Дзирта До’Урдена.

– Значит, вы выяснили, где он находится? – спросила Береллип, внезапно ощутив интерес к происходящему. Она подошла ближе и уселась напротив Сарибель за низким столиком, стоявшим в комнате.

Когда сюда должна прибыть Мать вашего Дома? – спросил Тиаго.

– Через две недели, может быть, через три.

Тиаго ухмыльнулся и обернулся к Рейвелу, который просто сиял.

– У нас полно времени, – согласился маг.


Громф Бэнр и Мефил в тот день узнали от Далии больше, чем полагали Рейвел и его сообщники, но эти глупые молодые дроу все равно не поняли бы смысла неожиданных открытий, даже если бы услышали о них. Громф сам не был уверен, что все понял, но в свете более значительных событий, которые разворачивались вокруг них: предстоявших Сумерек, войны, которую твердо намеревалась начать Мать Квентл, войны ради славы Ллос и расширения сферы ее влияния на область темной магии; войны, которая должна была поразить отступника До’Урдена и заодно богиню, стоявшую за ним, пытавшуюся вырвать его из-под власти Ллос, – важность роли, которую играла во всем этом дартиир по имени Далия, по-настоящему потрясла даже самого Громфа.

А Громфа нелегко было удивить.

В тот же день он покинул Гаунтлгрим, предупредив Тиаго, чтобы тот как можно скорее подчинился приказу Матери Квентл и что женщина по имени Далия должна остаться в живых. Никто из Дома Ксорларрин, кроме Береллип, которой он велел поклясться в сохранении тайны, не знал, что Громф уходит без своего спутника, пожирателя разума. У Мефила еще оставались здесь кое-какие дела.

Громф не ожидал, что Тиаго сразу же отправится в дом Бэнров, поскольку, само собой разумеется, заметил, что этот глупый лицемерный Рейвел Ксорларрин следил за ним и, скорее всего, узнал кое-что о местонахождении Дзирта До’Урдена, о том месте, где Далия в последний раз видела его. И Громф был практически уверен, что Рейвел вместе с Тиаго уже строят планы как бы отправиться в то место и захватить отступника.

Пусть будет так, решил Громф, потому что лично он не участвовал в этой игре, это была интрига Ллос и Матери Квентл. Он будет играть предназначенную ему роль, и ничего более.

И в тот час, когда он вернулся в свои покои в Академии Магик, а Далия – в клетку в Кузне Гаунтлгрима, ударные силы Ксорларринов, которые вели Тиаго, Рейвел, Джирт и Сарибель, отправились на север, на поиски своей жертвы.

Загрузка...