Ночь обмана

Голые холмы мрачно нависли над городом. Был ранний вечер, и ветер вяло пробирался по обширным пустырям. Где-то во тьме застрекотал сверчок, за ним другой. По длинным извилистым улочкам стали загораться фонари, подобные тусклым колдовским огням. Они заливали декоративные фасады волшебным светом, наполняли пустые окна и пыльные безмолвные комнаты. Вывеска над лавкой раскачивалась взад-вперед, жалобно поскрипывая. По улице поплыла еле слышная музыка. Мужской смех ракетой взлетел вверх, радостный и громогласный.

На тротуар, крутя усыпанной блестками юбкой, выбежала женщина. Стройная фигурка в золотисто-кремовых одеяниях; бледность ее лица и золото волос в точности соответствовали наряду.

— Кен! — позвала она. — Сюда, Кен!

Вдали из-под аркады появился мужчина. Худощавый и гибкий, при ходьбе он раскачивался, как боксер.

— Лорна! Мы живы, а их нет! Ее смех так и заструился к нему:

— Конечно! Ведь это здорово! Размашистыми шагами он подошел к ней.

— А где Мюррей? И Луиза?

— Здесь!

— Здесь!

Перед их глазами тут же возник коренастый мужчина, смеющийся и румяный, а затем и женщина в переливающемся небесно-голубом платье. Они встретились в середине длинной улицы, мужчины обменялись рукопожатиями и похлопали друг друга по плечу, а женщины обнялись.

— Мы живы, а захватчиков нет!

— Они отчалили — обратно к Арктуру!

— Забыли про нас!

— Мы живы!

В фиолетовом свете их лица сияли торжеством — блестели глаза и сверкали зубы. Женщина по имени Луиза тряхнула темными волосами, а ноги ее заплясали под музыку.

— Вот здорово… не могу стоять на месте… я должна танцевать!

Она схватила за руки Мюррея и затянула его в искрометную польку — круг за крутом под музыку, а двое других хохотали и под конец завопили в один голос:

— Ох, Мюррей… Посмотрел бы ты на себя!

— Ни разу, — выдохнул коренастый, вытирая лицо пестрым платком, — ни разу в жизни я так не плясал!

Все вдруг умолкли; музыка утонула в безмолвии, и лишь неторопливый ветер одиноко бродил по улицам.

— Вперед! — воскликнул Мюррей. — В эту ночь мы должны веселиться — у нас есть куда пойти и есть чем заняться, друзья мои!

Огонь фонтаном хлестал из шпиля церкви, алые искры разносились по ветру. Каждый залитый светом карниз извивался, точно голубой червь. Римские свечи с шелестом поднимались над городом. В воздух взлетали ракеты — чтобы взорваться среди безмолвных звезд, падая и пропадая в небе.

— К сторожевой башне! — крикнула Лорна.

— Между прочим, и в винный погребок! — подхватил Мюррей. Смех полетел вдаль по тихому городку.

Они взобрались к лязгающему подъемнику внизу лестницы.

— Я был величайшим в мире ученым, — заявил Мюррей, глядя поверх крыш.

— А я — величайшей певицей, — сказала Лорна.

— А я — лучшим боксером.

— А я — самой дорогой шлюхой.

— И вот мы четверо… — начал Мюррей, и безмолвие окутало их. Окружавшая весь город пустыня была мрачна и безлюдна.

— За нас! — выкрикнула Луиза, поднимая бокал.

— За нас! — И они выпили, стоя высоко над крышами, а угрюмый ветер ворошил их волосы.

— Почему именно мы, четверо? — шепотом спросила Лорна у Кена. — Похоже…

— Мы старые друзья, — ответил он. — А кто еще? Можешь ты представить себе мир без старины Мюррея или Лу?

Она коснулась его волос.

— Я всегда любила тебя. Правда.

— Знаю, что любила. Теперь знаю, Лорна. И это здорово. Я хочу сказать — теперь это и в самом деле здорово, потому что мы живы! Слышишь? Эй, вы, звезды! А вы слышите? Мы живы!

Эхо торопливо понеслось над безмолвными крышами и замерло где-то на краю пустыни.

— Четверо из многих миллиардов, — подойдя ближе, сказал Мюррей. — Мы последние.

— Лучше об этом не говорить, — заметила Луиза.

— Но мы же видели, как корабли захватчиков плыли по небу, пылая и пылая… ряд за рядом — будто им больше ничего не оставалось, как только плыть и гореть. Больше никто не смог бы выжить.

— Ну ладно, — согласилась Луиза, глаза ее заблестели, — четверых ведь достаточно, правда?

— Дорогая… — поворачиваясь к ней, произнес Мюррей.

— Теперь давайте танцевать, а потом — петь! — закричала Лорна.

Музыка играла вовсю, а огни над башней взлетали вверх, подобно разбивающимся о скалы гребням призрачных волн.

Над пустынной землей еще громче звенел смех, а не знавшие устали тела закружились в танце. Большими глотками они пили красное вино и не пьянели; пели и даже не останавливались, чтобы глотнуть воздух. Ночь умирала, исчезая за горами; на востоке уже появился самый краешек рассвета.

Музыка прекратилась, и только далекие сверчки стрекотали во тьме.

— Я замерзла, — пожаловалась Лорна, — здесь очень холодно. Давайте спустимся.

— Четверо из миллиардов, — бормотал Мюррей, пока они спускались с башни. — И как нас умудрились пропустить? Не могу вспомнить… почему мы здесь оказались — все четверо?

— Мы ехали… — сказал Кен.

— Да, ночью, — подтвердила Луиза. — А на горизонте появились захватчики — это я помню. Мы проехали пустыню, а потом… — Голос ее дрогнул.

— Я больше ничего не могу вспомнить, — сказала Лорна.

— Да, ничего. Лишь какой-то сон, мрак, пока мы не проснулись.

— Но мы живы — что это значит? Мы живы…

— Предположим, все умерли, — пробормотал Мюррей. — Все-все — только что вымерла целая планета.

— Не надо об этом.

— Нет, только подумай о мертвецах, лежащих повсюду тысячами и миллионами, — должны ли они видеть сны?

— Не надо об этом.

— Нет, но должны ли они видеть сны? Когда никто из живых не может вмешаться, не может подавить их — такая вот новая ситуация, кругом одни мертвецы. Тысячи и тысячи мертвецов, видящих сны в свою последнюю ночь.

Лорна передернулась:

— Кошмар.

— Ну да, — с жаром кивнул Мюррей. — Жуткое дело — и хорошо, что мы здесь, что пустыня защищает нас. Сразу столько мертвецов, беспрепятственно видящих сны! Один сон накладывается на другой, отдельные фрагменты рвут друг друга в клочья! Жуткая последняя ночь для миллиардов мертвецов.

Они молчали, представляя себе назойливые голоса — там, по ту сторону гор. «Я был величайшим… я мог бы подчинить себе… мужчины боготворили мою красоту… Я, я был властителем… нет, послушайте меня, меня!»

Все они содрогнулись. Лорна сказала:

— А почему мы идем в эту сторону?

Впереди, на городской площади, рядом со старым железным обелиском лежала перевернутая машина. Капот ее был смят, ветровое стекло выдавлено и разбито; из кабины свешивалось тело.

— Я видел ее с башни, — хмуро заметил Мюррей.

— Давайте не будем подходить ближе.

— Но мы должны, как же ты не понимаешь? Ночь почти кончилась.

По всей улице гасли пурпурные колдовские огни. На востоке все ярче разгорался рассвет.

— Кто-то из нас? — прошептал Кен.

Они потеснее сгрудились, ежась на холодной заре.

— Но кто?

Они переглянулись. Лорна заметила, что Кен как-то затуманивается, становится полупрозрачным; утренняя звезда просвечивала сквозь его грудь. Заметив пристальный взгляд Лорны, он сгорбился и яростно выговорил:

— Я реален… это я, я реален! — И он ударил себя в грудь кулаком, но не издал ни звука.

— Все вы мне снитесь, — неуверенно проговорила Лорна. — Я точно знаю. Это наверняка я… Это моя машина, я пыталась скрыться, пересекла пустыню и разбилась здесь. — Но голос ее был тонок, и утренний свет сиял сквозь нее, будто сквозь бумагу.

— Все мертвы? Мертвы? — послышался жалобный голос Мюррея. Как и остальные, он был дымно-серым. Они плыли, их несло к обелиску.

Они слились, окутав тело, распростертое на месте аварии.

— Я был величайшим в мире ученым, — произнес, пропадая, голос Мюррея.

— Я был величайшим боксером, — тоже пропадая, отозвался Кен.

— Я была самой дорогой проституткой… — Слабый голос, затихающий на ветру.

— Я была величайшей певицей… — Шепот, прошелестевший прочь — в безмолвие.

Пропали все четверо. Осталось одно лишь распростертое тело — изящный мертвый юноша — пиджак залит кровью, тонкое лицо обращено к звездам. Последняя пропадающая мысль: «А я… я был никем».