Ночная охота

Глава четвертая в которой охотники приходят к неутешительным выводам, затем совершают ночную прогулку по лесу, а после восхода солнца наносят визит в берлогу дикого упыря.

Cпорили громко, ожесточенно, приводя десятки мнений, догадок и соображений. Конан благоразумно в разговор не встревал, понимая, что с его невеликим опытом в профессиональной охоте на вампиров лучше внимательно слушать, а не говорить лишнего.

— Двое упырей? Как двое? Откуда? — хмурилась Асгерд, позабыв об очаге и котелках. – Ты хочешь сказать, будто на Журавлиный хутор одновременно напали и дикий каттакан, и неизвестный нам упырь?

— Ты внимательно оглядела мертвых? Корову загрыз каттакан, это неоспоримо. Очень уж приметные челюсти у родственничков месьора Рэля. Только каттакан мог очутиться в запертом хлеву.

Я осмотрел постройку — в отдушины под потолком пролезут хорек, кошка или белка, но не крупный хищник. Каттакану, понятно, никакие преграды не страшны. А поденщики были убиты другим вампиром!

— Каким «другим»? — Асгерд не желала сдавать позиции. — Муля? Не может быть! У этой разновидности упырей отсутствуют когти, а на телах остались отпечатки сильной когтистой лапы. Муля пьет кровь, усыпив жертву мысленным внушением, предпочитая не раздирать людей на части. Кальконикс? Эти твари не подходят, слишком маленькие. Человека они почти не трогают, хотя изредка могут нападать на детей…

— На хуторе побывали брукса или кяур, — уверенно сказал Гвайнард. — Неувязочка во времени получается: корова погибла в самом начале ночи, после заката. Пролежала долго в тепле, а потому сильно воняла. Люди же умерли ранним утром.

— Это еще почему?

— Не заметила разве? Скажи, какой нормальный человек ляжет спать в рабочей одежде? Поденщики спокойно отдохнули ночью, на рассвете поднялись, оделись и пошли чистить хлев. На них напали во дворе — пятна крови находятся возле сарая, стена забрызгана. Если бы каттакан забрался в дом среди ночи, на трупах было бы одно исподнее. А не промасленные фартуки для черной работы, холщовые штаны и сапоги.

— Соображаешь, — понимающе отозвался Эйнар. — Меня это тоже насторожило. Добавлю несколько своих наблюдений. Если поденщики вышли из дома, значит, на дворе было светло – в темное время суток кметов на улицу никакими сокровищами не выманишь. Боятся упыря. А упырь вот он, тут как тут! Каттакан перед рассветом обязан уйти в логово, иначе не миновать солнечных ожогов. Глаза каттаканов не переносят яркого света — они слепнут, едва начинает разгораться заря.

— Может, упырь приспособился? – осторожно спросил Конан. — Привык к солнцу? Он же бешеный!

— Давай засунем тебя в кузнечный горн и поглядим, как ты приспособишься, — ядовито бросил Эйнар. — Есть некоторые законы природы, которые никакому упырю не обойти. Ни бешеному, ни мирному. Каттаканы не переносят солнца, это неоспоримое правило. Продолжаю. Итак, каждому ясно, что люди погибли при свете и вне дома. Допустим, что поденщиков действительно атаковал каттакан, носивший привычную охотничью личину в виде гигантской летучей мыши. Опять нестыковка: дикие сородичи Рэльгонна предпочитают одиночные жертвы, не любят суматохи. Как мы раньше не заметили! Вельможный эрл Алаш Ронин говорил, будто на других хуторах упырь резал по нескольку человек за ночь! Кроме того, на крыльях каттакана растет всего три когтя, на сочленениях перепонок. Расположены когти минимум в десятке ладоней друг от друга, а поденщика словно тигр лапой ударил… Какой вывод?..

— Простой, — буркнул Гвай. — Каттакана используют как ширму — любое убийство можно свалить на дикого упыря, охотящегося в округе. Кметы не разбираются в тонкостях вампирьей жизни и уверены, что все беды Ронина исходят от одной-единственной зубастой неразумной твари. Кто-то следит за действиями каттакана, и едва тот наносит первый удар, незамедлительно следует второй. Куда более жестокий и страшный. Сами посудите: упырь задрал корову, а неизвестная нам тварь напала на людей. Причем сразу на двоих. Не опасаясь, что ее заметят и опознают. Как я не догадался допросить старика! Уверен, всплыли бы интересные подробности.

— Завтра съезжу в деревню, найду владельца хутора вместе с семейством и припру к стенке, — сказал Эйнар. — Выведаю любые мелочи!

— Напрашивается естественный вопрос: кого будем ловить? — Асгерд задумчиво наморщила лоб и уставилась на соратников. – Каттакана или… Или незнамо кого?

— И того, и другого, — решительно ответил Гвайнард. — Обо всем необходимо рассказать месьору Рэлю. Он пообещал придти, как только стемнеет. Не может быть, чтобы рудненские упыри не углядели таких очевидных странностей!

— Важно другое, — проворчал Эйнар, опрокинув чарку с медовухой, — Кому удалось выследить скрытного каттакана и подстроить свои действия под его охотничьи повадки? Попахивает магией.

— Причем, не человеческой магией, — поддержал броллайхэн Гвай. — Никогда не слышал о волшебниках-людях, которые убивают себе подобных, прикидываясь вампирами. И заодно отращивают упыриные клыки.

— Одна моя знакомая, — немного смущенно начал Конан, вспомнив давние приключения, — является урожденным гулем из Рабиром, прижившимся среди людей. Помните, я рассказывал? Так вот, она говорила, будто у гулей иногда случается какое-то «сумеречное безумие» и рабирийцы начинают нападать на первого встречного, без всякой причины. А если в Ронине поселился спятивший гуль? Его не отличить от человека, рабириицы не боятся солнца и не вызывают у людей никаких подозрений.

— Знакомая история, — кивнул Гвай. — Однако, рабириицы в убийствах не виноваты. Гуль прокусывает жилу на человеческой шее двумя очень острыми тонкими клыками, растущими из верхней челюсти и отметина выглядит соответственно: две маленьких точки на коже. А некоторые другие вампиры носят по четыре клыка сверху, и по четыре снизу — остается двойной след, от сросшихся зубов… Мне это не нравится!

— Почему?

— Да потому, что в данном случае, мы, почти наверняка, имеем дело с бруксой. Вампиром-человеком, на которого при рождении было наложено проклятие. Днем — человек как человек, а ночью… Ночью тело изменяется и начинает действовать проклятие. Человеческое существо превращается в монстра, наделенного магическими умениями и жаждущего убийств. Когда охота закончена, чудовище опять возвращает себе нормальный облик и живет как все обычные люди. Брукса способна нападать и днем, все зависит от силы проклятия и желаний самого вампира.

— Эрл Ронин! — воскликнул варвар. — Точно, он! Бледный какой-то, скукоженный, а предка-насильника и весь ронинский род прокляли до сорокового колена…

— Нет-нет, ошибаешься, — возражая, перебил Гвай. — Убийства начались совсем недавно! Будь вельможный Алаш бруксой или кяуром, что почти неразличимо, о проделках упыря стало бы известно давным-давно. Эти твари охотятся с ранней юности, а эрлу исполнилось двадцать четыре года. Или двадцать четыре зимы, кому как больше нравится.

— Выходит, под подозрением оказываются все обитатели Ронина старше десяти-тринадцати лет, — пессимистичным тоном заключила Асгерд. – Упырь подрос до нужного возраста и начал убивать. Прикажете все окрестные поселки перешерстить в поисках бруксы? Благодарю покорно. За год не управимся.

— Управимся, — сказал Гвай. — Рэльгонн поможет. Хозяевам Рудны я доверяю. Асгерд, когда обед приготовишь?

— Я вам в кухарки нанималась? – фыркнула девушка. — Ладно, уговорили. Похлебка с бараниной и овощами вельможных господ охотников устроит?

Господа охотники единым голосом сообщили, что ничего лучше и придумать нельзя.

Солнце постепенно уходило за гряду Белых холмов. Оставалось ждать прибытия месьора Рэля.

— Занятно, весьма занятно… – рудненский упырь, непринужденно расположившийся на хозяйском месте, сверкал желтыми глазищами и потягивал ягодное вино. — Мне, старому дураку, следовало бы догадаться! Признаюсь, с возрастом я стал невнимательным к мелочам. Вот он, священный эгоизм каттаканов — мы были уверены, что кроме представителей нашей расы, не может быть никого умнее, хитрее и изворотливее… Оказывается, все обстоит куда более сложно! Мне обидно за дикого сородича — какой-то мерзавец использует его в своих неприглядных целях, вызывая у простецов новые приступы ненависти к каттаканам. Но и помянутый сородич тоже хорош: охотится в неположенное время, перестал быть осторожным и потерял всякий страх перед другими разумными существами. Даже дикому каттакану инстинкт должен говорить, что непрестанно нападать на людей опасно! Или я вновь упустил нечто важное? Чужак мог отыскать способ направлять действия каттакана, а вы, месьоры, сами утверждаете будто эти… это… словом, вампиры-люди, страдающие от наложенного проклятия, владеют неким особенным волшебством, недоступным никаким магам?

— Ты прав, почтенный Рэльгонн, — отозвался Гвайнард. — Задачка перед нами не из простых.

— Будем действовать в двух направлениях, — твердо сказал месьор Рэль. — Вы займетесь каттаканом — так или иначе от дикаря следует избавиться! — а я устрою розыски вашей бруксы. Попытаюсь следить за ночными событиями в окрестностях. Если возникнут самые минимальные подозрения — немедля сообщу. Как должен выглядеть вампир такой разновидности?

— По-разному, — мигом ответил Эйнар. — Иногда брукса сохраняет облик человека, только появляются сдвоенные клыки и когти на пальцах. В другом случае, тварь меняется до полной неузнаваемости: огромная кошка, летучая мышь, ящерица или просто чудище непотребного образа – им доступна почти любая форма. Своего рода оборотень, только гораздо хуже и опаснее. Последняя брукса, какую я видел, превращалась в безобразное существо, смахивавшее на обросшего чешуей человека с волчьими челюстями. Крайне непривлекательное зрелище, даже пострашнее пьяного Гвая…

— …Или блюющего Эйнара, — не остался в долгу Гвайнард. — В большинстве случаев брукса предпочитает носить людское обличье. Так удобнее охотиться и не вызовешь лишней паники у окружающих. Но есть и положительные стороны. Человек, попавшийся в ловушку черной магии, боится серебра, а от кола в сердце умирает, как и все другие. Но и умертвлять бруксу следует грамотно, иначе упырь вылезет из могилы и превратится в носферата — кровососущего покойника, промышляющего ночами вокруг жальников… Тьфу, терпеть не могу этих условностей и оговорок, которые преследуют каждого Ночного стража! Отчего боги так сложно устроили мир?

— Тебя не спросили, — хохотнул броллайхэн. — Оговорок действительно много, но если тщательно выполнять все надлежащие действия, упырь навсегда уйдет из обитаемого мира! Ничего не попишешь, особенности ремесла.

Конану давно объяснили, что убийство любого чудовища, не являющегося живой тварью, далеко не всегда приводит к нужному результату. Магические существа (к коим относятся и вампиры-бруксы, несущие на себе проклятие) имеют дурную привычку возрождаться. Когда из тела уходит настоящая жизнь, ее замещает фальшивое бытие, то есть, в мертвую оболочку поселяется один из бесплотных злых духов. Собственно, проклятие бруксы есть ни что иное, как демоническая одержимость — невидимый демон постепенно отравляет бессмертную человеческую душу, направляя все действия на разрушения и убийства. Когда вампира убивает Ночной страж или умелый волшебник и душа уходит на Серые равнины, демон полностью овладевает погибшим телом: с виду человек, а по сущности — чудовище из Черной Бездны, носферат.

Управиться с носфератом куда труднее — демон бережет с таким трудом доставшееся тело, почти не позволяет ему разлагаться (так, самую малость…), прячется в могилах и склепах, а ради получения магической силы пьет кровь у живых.

Гвай, который с буквоедской дотошностью изучил за минувшие годы все доступные сведения о вампирах, сказал, что настоящим «упырем», то есть «не —живым хищным кровососом демонического происхождения» следует называть только носфератов, ибо они полностью подходят под данное определение. Прочие вампиры упырями считаться не могут, ибо являются тварями хоть немножко живыми и теплокровными.

Тонкости, детали, малозначащие мелочи, незаметные частности — все это составляло хитрую науку Ночных стражей.

Лучших знатоков нечистой силы на Закатном материке и не сыщешь — никакой колдун, некромант или чернокнижник не обладает таким немыслимым объемом знаний о существах, частенько нарушающих границу меж зримым и призрачным мирами. Гвайнард, посмеиваясь, вспомнил, как его несколько раз приглашали очень известные волшебники, включая повелителя Алой Башни Тсота-Ланти и Пелиаса Кофийского – магам требовался совет специалиста. И они его получили. За вознаграждение, разумеется.

(Довольный беседой Пелиас, кстати, так расщедрился, что подарил Гваю редкостный кхарийский амулет, способный несколько раз перенести его владельца в любую точку Хайбории, но пока командир маленькой ватаги охотников им не пользовался — пригодится в совсем уж безвыходной ситуации!)

…Явившийся вскоре после захода солнца Рэльгонн, с некоторым недоумением, а затем и с пониманием, выслушал соображения Гвайнарда и компании, посоветовал быть осторожными вдвойне, и сказал, что подключил к поискам упыря родного дядюшку, брата и двоих сыновей. В данный момент, обратившиеся летучими мышами каттаканы из Рудны тщательно исследуют окружающий хутор лес — с большой высоты им отлично видны передвижения любых живых существ. Кроме того, собратья Рэльгонна могут уловить «запах мысли» дикого каттакана и тем самым выявить его местонахождение. Главная и наиважнейшая задача — устранить со сцены неразумного родича хозяев Рудны. Из главного объекта охоты он превратился в досадную помеху: основной целью Ночных стражей и Рэльгонна теперь стало неизвестное существо, нападающее на человека. Нового противника договорились именовать бруксой, пока не выяснится, кто именно решил бросить вызов обитателям Ронина и Дербникам, пришедшим на помощь устрашенным нежитью кметам.

— Придется лететь на разведку, — вымолвил Рэльгонн, поднимаясь. — Теперь каждый глаз и каждое ухо на счету. Отправляйтесь в лес. Еще довольно рано — дикарь выйдет из берлоги ближе к полуночи. Вместе с братом, дядей и сыновьями я попытаюсь обездвижить упыря. Остальное входит в вашу задачу — найти и убить… Если увидите меня в другом облике, не пугайтесь. Я дам знать своем приближении. Доброй ночи, господа.

Рэльгонн не стал исчезать, как дым, а прошел к выходу и скрылся за дверью. Было слышно, как упырь топчется на крыльце, затем вдруг раздался шум — хлопнули огромные крылья.

— Отправляться в лес? — непонимающе сказал Конан. — Ведь темно! Что мы рассмотрим без факелов?

— Все прекрасно рассмотрим, не дергайся, — Гвай потянулся к своему мешку, растормошил и вытащил небольшую глиняную бутылочку. Бережно разлил содержимое в три чарки. Разбавил водой. — Конан, Асгерд, выпейте.

И сам, одним глотком, осушил деревянный стаканчик.

Киммериец понюхал декокт и остался в недоумении.

Пахнет странно, но с виду — никакого колдовства. Видимо, Гвай решил угостить соратников особым пойлом Ночных стражей; вываркой, обостряющей внимание и чутье.

— Настой на гирканских степных травах, — будто прочтя мысли варвара, пояснил Гвайнард. — Позволяет нам отлично видеть в темноте, не хуже любой кошки. Эйнару экстракт без надобности — он ведь броллайхэн, а охотнику-человеку это зелье необходимо. Конан, не следует опасаться, настой безвреден. Вкус противный, но зато сможешь увидеть, как выглядит ночной мир.

Конан выпил и едва сдержался от яростной ругани. Горько, жгуче и тошнотно. Немного подождал. Полыхавшие на столе свечи, внезапно превратились в яркие до невозможности факела, а огонь очага стал непереносим — будто пустынное солнце спустилось в дом и легло отдыхать на багровые угли.

— Берите оружие. Отправляемся, — щурясь на огонь, приказал Гвай. — Я и Асгерд идем точно на Полночь, Конан и Эйнар — на Полуночный восход. Возьмите сеть, вдруг пригодится… Углубляться в чащу только на две лиги, не больше. Встречаемся здесь. Эйнар, смотреть в оба! Конан пока неопытен в наших развлечениях, отвечаешь и за себя, и за него! Ясно?

— Что я, дите малое? — вяло возмутился киммериец, однако более возражать не стал. Приказ есть приказ. Изволь выполнять, тем более, что наступило время настоящего дела, а не глубокомысленных разговоров. — Гвай, когда иссякнет действие настоя?

— До утра хватит, — уверенно ответил предводитель, проверяя, насколько легко выходит из ножен клинок. — Ходить только в паре, не теряться! Желаю всем нам удачи. Двинулись!

— Мы сейчас работаем наживкой, — с неизменным оптимизмом вещал Эйнар. — Каттакану достаточно заметить неосторожных двуногих, выбравшихся на позднюю прогулку, выбрать жертву и… Тогда я не поручусь за целостность твоей шкуры. Мною упырь побрезгует — слишком костлявый.

— Гвай, кажется, говорил, будто в лесу безопасно, — напомнил Конан. — Упырю незачем проламываться сквозь ветки деревьев, чтобы поужинать вонючим киммерийцем и ядовитым броллайхэн.

— Не забудь, каттакан вполне может переместиться в пространстве за долю мгновения и атаковать неожиданно… Пока я не замечаю никакой опасности. Только справа, шагах в сорока, за нами наблюдает волк-одиночка. Боится подойти к людям поближе. Видишь?

Конан видел. И вправду, волк. Стоит между деревьев, немного приподняв и согнув переднюю лапу. Глаза светятся красными огоньками. Чувствует, что добыча не по его зубам — животные предпочитают не связываться с вооруженным человеком, особенно если человек идет не один.

Удивительный настой, которым Гвайнард опоил варвара, превратил ночной лес в удивительное царство голубоватого света и призрачных серых теней.

Глаза Конана, как и в ясный полдень, могли различить любую травинку в подлеске, светлячки выглядели сверкающими изумрудами, а звезды над головой превратились в холодные белые, розовые и желтоватые пятна. На неполную луну смотреть невозможно — ночное светило теперь поярче солнца!

Одно непривычно: резкая смена цветов. Трава стала не зеленой, а темно-синей, стволы деревьев — серебряными или густо-медными. Мелкая живность наподобие хорьков, мышек или ночных птиц почему-то выделяется красноватым свечением — чем крупнее животное, тем ярче алый ореол. Конан, однако, довольно быстро притерпелся к новым краскам и теперь с видимым удовольствием глазел по сторонам.

Киммериец и Эйнар, как и было предписано Гваем, направились точно к Полуночному восходу, в сторону самой крутобокой сопки Белой гряды, выглядевшей в точности похожей на острый и треугольный зуб каттакана. В чащобе не происходило ничего необычного — ночная жизнь текла своим чередом.

Плосколицая сова-неясыть охотилась на полевок, далеко впереди недовольно ворчал разбуженный чем-то медведь, черная гадюка ползла по своим загадочным гадючьим делам, а лисицы пытались разрыть заячью нору. Пейзаж мирный, неопасный, можно даже сказать, благостный. Думать об упыре, затаившемся неподалеку, не хотелось.

— Идем незнамо куда, без ясно определенной цели, — наконец возмутился киммериец. — Ночные прогулки под луной, суть развлечение для бездельных скучающих дворян, а не для охотников за монстрами! Эйнар, мне надоело!

— Какие мы нетерпеливые, — сплюнул броллайхэн. — Не беспокойся, ночь едва началась, еще потанцуем… Тихо, меня Гвай зовет!

— То есть как — «зовет»? — не понял Конан. Он не слышал ничего, кроме потрескивания веток, шуршания в траве и лисьего пофыркивания.

Эйнар, наклонив голову набок, вслушался в одному ему различимые звуки и сразу потянул Конана за рукав, заставляя повернуть с тропинки налево.

— Читать мысли другого человека я не умею, но услышать мысленный зов вполне в состоянии, — сказал броллайхэн. — Давай-ка бегом! Кажется, Гвай и Асгерд заметили нечто интересное! Лес чистый, ноги не переломаешь! Топай за мной, выведу точно к нашим поделыцикам!

Побежали. Ночное зрение не подвело и сейчас — отлично видны все ямы, поваленные деревья или скрытые травой валуны.

И все одно, Конан едва не поскользнулся и не вывихнул стопу.

— Здесь, — выдохнул броллайхэн, когда позади осталась полная лига. — Фу, запыхался и взмок! Гонки по дебрям не входят в число моих любимых забав.

— Если Гвай обязан быть здесь, то куда он пропал? — осведомился Конан, оглядывая обширную поляну. — Не вижу.

— Охотник должен уметь хорошо прятаться, — послышался невозмутимый голос Гванарда, который внезапно появился из густой тени пушистой синей елки. — Если вы меня не видите, значит и упырь не видит. Асгерд, слезай! Конан и Зйнар пришли!

Девушка спрыгнула откуда-то сверху, надо полагать — с ветки дерева.

— Почему звали? — броллайхэн не переставал оглядываться. — Упыря нашли? Если нашли, то почему я не вижу его разделанную тушу?

— Сейчас прилетит Рэльгонн, — сказал Гвай. — Каттаканы заметили дикаря. Логово совсем близко. Конан, умоляю, не хватайся за меч, все равно не поможет. Тут надо действовать не напрямик, а применить военную хитрость. То есть – учинить подлянку.

— В нашей работе любые средства хороши, — усмехаясь, дополнила Асгерд. — Благая цель их вполне оправдывает. Конан, ты ведь не собираешься церемониться с вампиром? Эй, парни, месьор Рэль пожаловал! Смотрите!

Она вытянула руку, указывая на небо. Конан, щурясь от немыслимо яркого света звезд и белого зарева лунного заката, увидел большую птицу, выписывающую долгие круги высоко в воздухе.

Нет. Никакая это не птица. Силуэт принадлежит некоему неведомому существу, лишь очень отдаленно напоминающему летучую мышь. Пока тварь находится слишком далеко и подробностей не разглядеть.

— Слушайте, а если это не Рэльгонн? – подал голос киммериец, когда парящий в небесах упырь начал быстро и абсолютно бесшумно снижаться. — Гвай, ты уверен?

— Уверен, — процедил Гвайнард. — Как в самом себе. Не следует беспокоиться, я уж как-нибудь отличу нормального каттакана от одичавшего.

Упырь рассек воздух над поляной, скользнул к большой раскидистой сосне и, умело зацепившись задними лапами за ветку, сложил крылья, повиснув на дереве вниз головой.

— Подойдите, — прошелестел знакомый голос хозяина Рудны. — И не обращайте внимания на мой импровизированный насест, мне так удобнее разговаривать. Месьор Гвай, мы его нашли! Точнее, выяснили, где находится логово! Я преувеличивал сложность задачи, все оказалось намного примитивнее.

Доблестные охотники окружили сосну и задрали головы. Упырь раскачивался на поскрипывающей ветке в десятке локтей над землей.

Варвар с трудом поверил, что человекоподобный Рэльгонн способен так разительно изменить внешность. Исчезли руки, заместившись крыльями с тонкой, похожей на сухой пергамент, кожистой перепонкой. Ноги, наоборот, стали маленькими и украсились мощными толстыми когтями, которыми каттакан и уцепился за дерево. Голова осталась прежней, то есть редкостно непривлекательной. Приоткрытый рот демонстрирует любому желающему впечатляющий набор острейших зубов — сотни две, не меньше, да еще и расположены в три ряда… Непривычный к вампирам человек, увидев эдакого красавчика, помрет со страху.

— Дикарь отправился за добычей, — сказал Рэльгонн. — Дядюшка заметил его случайно, когда упырь вылез из норы размять крылья. Как и условлено, мы не стали начинать преследование — спугнем, и он опять сменит берлогу. Ищи-свищи потом… У дикаря очень странный запах мысли, словно он действует, подчиняясь не инстинктам, а приказу… Упырь и впрямь безумен. Но это не простое безумие, выгоняющее каттакана из укрытия в неположенное время. До полнолуния, напомню, осталось целых три седмицы! У людей такая болезнь называется «порчей». Сглаз, порча, наведенное сумасшествие… Мы в недоумении. Каттаканы не подвержены чужому мысленному воздействию.

— Следовательно, ошибались, — сказал в ответ Гвай. — Получается, что дикаря… сглазили?

— Можно сказать и так, но эти слова ничуть не проясняют истинной сути происшедшего, — очень серьезно пробурчал Рэльгонн. — Задета отнюдь не честь нашего рода, а наша общая безопасность. Если кто –то научился манипулировать одичавшим каттаканом, значит, подобная судьба может постигнуть и меня, и мою семью. Я начинаю побаиваться за дальнейшую судьбу разумных каттаканов.

— Оставьте, месьор Рэль, — бесстрастно ответил Гвай. — Помогите нам, и мы поможем вам. Где находится логово?

— Полуночный склон второй сопки Белой гряды. Естественная пещера под корнями гигантского кройхана. Не ошибетесь, дерево приметное, высохшее. Когда собираетесь отправиться на место?

— Явимся к пещере в полдень, если будет солнечно и не пойдет дождь.

— Я попрошу… кое-каких старых друзей, чтобы вас проводили. Не удивляйтесь, если это будет непривычное человеку существо. Когда окажетесь рядом, пускай месьор Эйнар пошлет мне мысленный призыв — в пещере темно, я помогу скрутить упыря. А следующей ночью решим, что делать с бруксой. Мне кажется, что именно неизвестный вампир-маг сумел подчинить моего сородича. Идите домой, отоспитесь, как следует. От каттакана я вас оберегу, но… Очень прошу, не впускайте других людей. Каждый пришедший на хутор незнакомец может оказаться врагом.

— К старости ты стал подозрителен, — броллайхэн не упустил случая поддеть упыря. – Семь с лишним тысяч лет жизни среди двуногих, любого добропорядочного вампира вгонят в слабоумие.

— Не понимаю, почему ваше безмозглое племя умудряется превратить в дешевый балаган даже самое серьезное предприятие? — парировал упырь, и его немедленно поддержал Гвай:

— Не спорю, я всегда говорил, что мир нужно спасать с улыбкой на лице, но иногда следует придерживать ретивое. Проклятая брукса не выходит у меня из головы.

— Вас обоих, — Эйнар посмотрел на Гвайнарда и Рэльгонна, — словно в огуречном рассоле полгода вымачивали, если по лицам судить! Неужели не понимаете — ничего особенного не происходит! Все как в сказке — придем в логово чудовища, наскоро пообломаем ему рога, заткнем пасть собственными онучами, прихватим сокровищ, сколько сможем унести — и домой! Пиво пьянствовать и девок портить! Герои мы или кто?

— Насчет девок — не знаю, — усмехнулся упырь. — А ты, если не заткнешься, будешь «попорчен» самолично мною. Тебя давно вампиры не кусали?

— Давно.

— Все, господа, разговор окончен, — провозгласил Рэльгонн, не желая углубляться в бесцельные пререкания с Эйнаром. — До завтра.

Упырь расправил крылья-паруса, снялся с ветки, тяжело скользнул над самой травой и начал подниматься к небу. Асгерд помахала вслед ладонью.

— Возвращаемся, — коротко сказал Гвай. — Только поглядывайте по сторонам, мало ли…

Небольшое приключение поджидало бравых Ночных стражей возле самого хутора. Едва за деревьями показались громоздкие бревенчатые постройки, не устававший бдеть киммериец, углядел в кустах дикой малины неясное шевеление. Не барсук, не лиса и вообще не зверь — Конану почудилось, что он видит оживший заплесневелый пенек. Пень двигался, едва слышно гукал и вовсю жрал малину. Согласимся, что никакие уважающие себя пни не станут бродить ночью по лесу, а тем более собирать ягоды.

Варвар, окликнув Эйнара, с ужасающим треском вломился в кусты, но пенек оказался весьма шустрым — метнулся прочь, явно желая затеряться в подлеске, а когда Конан схватил его за самую верхушку, издал такой громогласный визг, что киммериец едва не разжал ладонь.

— В чем дело? — Гвай, поднявшийся на крыльцо застыл, глядя как варвар тащит в обеих руках нечто маленькое, вопящее и яростно отбивающееся. — Конан, что это такое? Выброси, зачем нам лесная кошка? Мышей ловить?

— Это не кошка! — прохрипел киммериец, и сразу был укушен за палец. — Демоны зеленые, это… Кусается, гаденыш!

Асгерд дожидалась приятелей в главной комнате дома и уже разлила по стаканчикам снадобье, возвращающее человеку нормальное зрение. Не перестававший удерживать невиданную добычу Конан, левой рукой схватил чарку, выпил, и вновь был тяпнут за запястье. Теперь уже до крови.

— Тварюга поганая! — взревел киммериец, и встряхнул пойманный пенек с такой силой, что тот обмяк и повис в руке, словно мешок. — Гвай, посмотри!

— Иштар Добросердечная… — Гвайнард с размаху плюхнулся на лавку, созерцая маленькое, в четыре ладони, существо, которое Конан крепко держал за шиворот. — Вот не ждали, не чаяли! Данхан! Батюшки, настоящий данхан! Их же не бывает!

— Не бывает, ждите! — досадливо бросил Конан. — Едва руку не откусил, мерзавец!

Малыш напоминал очень небольшого человечка, даже меньше знаменитого карлика немедийской королевы, считавшегося самым невысоким человеком на свете — всего один локоть и двенадцать пальцев. Седая бородища до пупа, маленькие, глубоко запавшие злобные глазки ярко-зеленого цвета, одежда сплетена из соломы, в густых волосах застряли веточки и травинки, на кривых ножках деревянные башмачки.

— Лешак, — немедленно определила Асгерд. — Ничего себе, сюрприз! Ты откуда взялся, уродец?

Лешак молчал, сжав малюсенькие кулачки.

— Конан, поставь его на стол, — неожиданно резко потребовал Эйнар. — Не тряси! Гвай прав — это натуральный данхан, лесной карлик. Считается, что эта небольшая раса полностью вымерла, однако несколько семей данхан и сейчас живут в Аэльтунне. Интересно, почему он забрался так далеко от дома?

Данхан, утвердившись на ногах, поедал глазками людей и яростно фыркал на Конана. Гвай, Асгерд и варвар отвечали лешаку столь же изумленным взглядами. На их глазах ожила очередная легенда, повествующая о племени пакостных лесных карликов. Они мол, способны заблудить и завести человека в трясины или непроходимые чащи, они таскают у путников еду, они стращают людей дурными воплями и способны натравить волка… Словом, ничего хорошего от лешака ждать не приходится.

— Упырь говорить моя ходи сюда, — наконец, соизволил высказаться данхан. — Моя не хотеть. У? Моя все равно придти. Провожать дом плохой упырь. У?

— Это не бритунийский и не аквилонский языки, — сказал Конан, хотя это было вполне очевидно. — Ты хоть по-человечески разговаривать умеешь?

— Моя все умей, харя. У?

— Понял! — хлопнул рукой по столу Гвай. — Это наш провожатый. Тот самый, о котором говорил Рэльгонн. Давайте его отпустим, не хочется ссориться с лешим и его зубастыми покровителями.

Асгерд, положи на крыльцо кусочек хлеба и ломоть окорока — пускай поест.

Данхан слез на пол по ножке стола и заковылял к двери. Обернулся на пороге, сотряс воздух градом вполне понятных людям изощренных ругательств и исчез в темноте.

— Заповедник гоблинов, — опешивший Конан вернулся к своему исходному мнению о Ронинской провинции. — Не удивлюсь, если завтра это чучело приведет нас прямиком в пасть упыря… Кто как хочет, а я немного перекушу и на боковую.

— Спим здесь, по дому не расходимся, — сказал Гвайнард. — Один сторожит. Эйнар, ты все равно можешь сутками не спать, да и способности броллайхэн не чета нашим. Поэтому охранять будешь ты. Конан, налей-ка ягодного вина. Надо слегка расслабиться.

— Почему крайним всегда оказывается Эйнар? — уныло спросил сам себя броллайхэн. — Ничего, вот сговорюсь со всеми нелюдями Ронина и устрою охоту на охотников! Представляете полторы сотни лесных карликов, штурмующих этот дом? А сверху налетают зубастые упыри? А в ворота ломится ронинский Триголов? С восседающей на спине бруксой? Увлекательная, скажу я вам картина — скопище самой нечистой из всех нечистых сил Хайбории…

— Закрыл бы ты хлебало…

Эйнар философски вздохнул и потянулся к кувшину с вином. Одна маленькая радость в жизни затравленного людьми броллайхэна все –таки осталась.

Половина победы — в простоте!

Гвай, придерживаясь этой неоспоримой догмы, категорически запретил брать с собой любые ненужные вещи — зачем волочь на горбу снаряжение, которое никак не пригодится? А что пригодится?

Очень просто: сплетенная из гибких стальных нитей крепчайшая сеть, несколько мотков веревок, снабженных на концах крючьями наподобие рыболовных, особые фонарики, которые можно закрепить на груди. Оружие, само собой. Асгерд из двух своих клинков выбрала не посеребренный, а обыкновенный — каттакан нечистой силой не является, значит, серебро упырю не страшно. Эйнар вообще меч не взял, заявив, что обойдется магией и кривым туранским ножом. Гвайнард, кроме меча, прихватил необычный арбалет — его собственное изобретение. Внутри полой деревянной рукояти находились двадцать пять тонких и тяжелых металлических стрел, после выстрела тетива сама натягивалась пружинным механизмом, а стрела выталкивалась на ложе — из такого самострела можно палить непрерывно, пока болты не закончатся.

Конан остался при своем обычном вооружении: клинок за спиной, кинжал на поясе, подаренный райдорцами на празднике Солнцестояния замечательный охотничий нож — за голенищем сапога. Более чем достаточно.

Решили идти пешком — верховые лошади только добавят забот…

Однако, Малыша-тяжеловоза Асгерд и полусонный броллайхэн вывели из конюшни и быстро взнуздали. Гвай загадочно сказал, что Малыш примет самое непосредственное участие в деле, но как именно командир ватаги собрался использовать громоздкую конягу, Конану пока осталось неизвестным.

— Где наш проводник? — вопросил Гвайнард, остановившись у ворот хутора. — Конан, запомни на будущее: если вдруг зачешутся руки и ты снова захочешь поймать какого-нибудь необычного лесного жителя, сначала спроси меня или Эйнара. Угораздило же тебя вчера вечером…

— Данхан ужасно обидчивы, — согласился Эйнар. — И терпеть не могут людей. Вы уничтожали лесовиков пятьсот столетий и почти добились своего — доселе не могу уяснить, как выжили последние семьи карликов?. Спасибо альбам, спрятали данхан от хищного людского взгляда у себя, в скрытом городе. Еще полторы тысячи лет назад на полуночи материка обитало пятнадцать —двадцать тысяч данхан — кхарийцев они мало интересовали. Но после хайборийского нашествия карлики вымирали целыми кланами. Точнее, не вымирали, а истреблялись новыми хозяевами земель Бритунии, Немедии и Пограничья. Не удивляюсь, что данхан искренне ненавидят человеческую расу.

— Мне от их ненависти ни холодно, ни жарко, — самоуверенно заявил Конан, машинально подсовывая Малышу прихваченную из дома морковку. Тяжеловоз брал угощение с ладони огромными мягкими губами и глубокомысленно жевал. — Сами знаете, большинство людей не принимает и не понимает чужого, а если чужак беззащитен, его проще убить, чем принять или понять. Попробовали бы хайборийцы истребить гномов! Армии подземных бородачей непобедимы, а захватить их подгорные жилища никому и никогда не удастся. Данхан, конечно, жалко, но… Убью гаденыша!

— У?

Прилетевшая неизвестно откуда тяжелая шишка чувствительно ударила киммерийца по лбу. От второго снаряда варвар тоже не успел увернуться — шишка царапнула по щеке.

— Эй, хватит! — вскричал Эйнар, рассмотрев прятавшегося в дупле старой ели данхан. — Спускайся, никто тебя не тронет!

На всякий случай броллайхэн добавил еще несколько слов на некоем жутком наречии, изобиловавшем цокающими и свистящими звуками. Эйнар знает язык лесных карликов? Впрочем, чему только не научишься за долгие столетия жизни!

Волосатая тварь ловко сползла по бугристому стволу на землю, переваливаясь, подошла к Ночным стражам, ничуть не обращая внимания на взбешенного Конана (росточком данхан едва достигал колена длинного киммерийца), оглядела безмятежного тяжеловоза и повернулась к Эйнару — не-человеку карлик доверял больше.

— Моя ехать спина большая тварь, — надменно сообщил данхан. — У?

— У! — не стал спорить Эйнар. — Посадим его на Малыша? Иначе лешак за нами не угонится.

Лесовик расположился на широкой холке тяжеловоза, вцепился пальчиками в густую гриву и пискнул:

— Прямо! Дык?

— У! — опять согласился броллайхэн, а остальные не сдержали улыбок. Исключительно содержательная беседа.

С тем и отправились. Данхан изредка командовал: «лево», «право», «стой». Все, включая Конана, заметили, что лешак выбирает наиболее короткую и удобную дорогу, старательно обходя болотины, овраги или бурелом. Проводник знал окружающие Ронин чащобы наизусть, лучше любого следопыта иди охотника.

— Тут! — отрапортовал данхан, когда отряд поднялся на треть высоты полуночного склона указанной Рэльгонном сопки. — Ваша стоять, большая тварь стоять. Моя покажи нора. Идти сейчас. Дык?

Последние слова относились к Эйнару. Броллайхэн пожал плечами, снял лешачка с холки тяжеловоза и скрылся вместе с проводником в зарослях крапивы.

Да, местечко весьма приметное. На одной горе будто бы выросла вторая — невообразимо огромный, засохший кройхан.

Можно подумать, что юный росток этого дерева встречал самый первый рассвет, в миг сотворения мира. Потемневший, ставший почти черным ствол, у подножия распускался змеиным сплетением корней, протянувшихся на сотни шагов. Ветви нависали над людьми чудовищной лапой невиданного дракона — зрелище сказочное, но слишком мрачное. Вокруг кройхана обычные деревья не росли, только папоротники, крапива и пушистый хвощ — слишком разветвлены корни погибшего титана, сосна или лиственница за почву не зацепятся…

— Рэльгонн прав, там пещера, — Зйнар вынырнул из крапивного леса. — Вход широкий, только много паутины и засохших веток. Данхан пробрался внутрь до половины пути, сказал, будто пещера разделена на три части — коридор, большой зал прямо под стволом дерева и за ним еще одна, маленькая пещерка, заложенная камнем. Убежден, упырь живет здесь.

— Так… — Гвай быстро оглянулся. – Солнце подходит к зениту, скоро полдень. Начинаем работать, нет смысла терять время. Эйнар, займись лошадью. Конан, Асгерд, оставайтесь тут, обсудим диспозицию.

Диспозиция оказалась и простой, и благоразумной.

Пещера находится на полуночном склоне, солнце загораживают ствол кройхана и острая вершина сопки. Вплоть до подножия холма — открытое, но тенистое пространство. Каттакана следует доставить под прямые лучи светила, он умрет довольно быстро.

Сонный упырь опутывается сетью, которую зацепляют крючьями, привязанными к длинным веревкам, а пущенный в галоп Малыш вытаскивает вампира к лесу, на солнечную прогалину. Ничего сложного.

Остается только грамотно реализовать данный план и не пострадать самим.

Эйнар надел на тяжеловоза широкий кожаный ошейник-ярмо с железными петлями и теперь привязывал к ним концы веревок. Асгерд разворачивала металлическую сеть. Конан, чувствуя себя неприкаянным, расспрашивал Гвая:

— Что я должен делать? В точности?

— Если упырь начнет просыпаться, руби. По голове или по рукам. Тебе отводится роль той самой «грубой силы» которую мы применяем довольно редко. Встанешь слева от меня, чтобы не попасть под арбалетные стрелы. Сначала упыря надо ослепить, выбить глаза — этим я и займусь. Если станет совсем плохо, и ты почувствуешь прямую опасность для жизни — отступать без приказа. Мне трупы не нужны, всегда старался работать без потерь. Но я уверен, при помощи Рэльгонна мы управимся меньше, чем за квадранс. Понял?

— Понял, — кивнул варвар. — А кто погонит вниз Малыша?

— Боссонскому тяжеловозу можно не отдавать приказы. Кони этой породы сами отлично соображают, что к чему. — Гвай обернулся к подошедшим Эйнару и Асгерд. — Готовы? Эйнар, сообщи Рэльгонну, что мы начинаем!

… Броллайхэн тащил четыре мотка веревок с крючьями, Гвай шел впереди, чуть сзади и по бокам двигались киммериец и нордхеймская охотница. Пещера раскрыла зев неожиданно. Меж корнями огромного дерева стал виден черный проход высотой в полный человеческий рост. Рядом, на камушке, восседал данхан и невозмутимо потягивал черничную настойку из тыквенной баклажки — на седой бороде виднелись темные синеватые капли.

— Там, — карлик указал ладошкой в глубину пещеры. — Ваша идти, моя сторожить. У?

— Согласен, мы пойдем, — невесело улыбнулся Гвай. — Эйнар?

— Месьор Рэль прибудет немедленно, как только я подам ему мысленный сигнал, — бодренько известил броллайхэн. — Хотите жить вечно? Не получится, это моя и только моя привилегия! Чего встали? Вперед!

Скорее всего, в не особо отдаленном прошлом, пещеру занимал лесной хозяин — на высохшей глине остались смазанные отпечатки медвежьей пятерни. И жил здесь не простой медведь, а серый: слишком большая лапа.

На проросших через свод острых корнях заметны обрывки темной седой шерсти. Владыка леса или сам убрался подобру-поздорову после зимовки, или его выжил новый постоялец – звериного запаха не ощущается.

Данхан не солгал. Коридор, плавно загибающийся влево, оказался длиной около тридцати шагов. Когда Ночные стражи осторожно приблизились к самой пещере, образованной куполом корней кройхана, стало темно.

Спасали прихваченные Гваем фонарики – свет фитиля многократно усиливался установленным внутри вогнутым зеркальцем, а сам фонарик крепился к груди ремешком. И светло, и руки не заняты.

— Интересно, что мы увидим? – прошептал киммериец, обращаясь к Асгерд. — Упырь, как и положено, спит в гробу? А под потолком гирляндами висят сушеные младенцы? И кувшины с кровью вдоль стен?

Асгерд покрутила у виска указательным пальцем левой руки. Правая была занята хитро уложенной сетью.

— Подумай, откуда каттакан возьмет гроб? — тоже шепотом ответила она. — Кроме того, в гробу спать тесно…

— Тише вы, — беззвучно ругнулся Гвайнард. — Потом языки разомнете! Не хватало только разбудить упыря раньше времени!

— Он не должен проснуться от ваших разговоров, господа. Говорите нормальным голосом.

Рэльгонн возник из ничего, из воздуха, вынырнул из пустоты. Только что упыря не было, а сейчас он стоит перед охотниками. Костюм прежний, могильно —черный. И Рэльгонн снова выглядит почти как человек — от ночного облика летучего монстра и следа не осталось.

— Хвала богам, — с видимым облегчением сказал Гвай. — Думал, ты не придешь.

— Я всегда выполняю данные обещания, — с обиженной интонацией в голосе ответил каттакан. — Ничего не поделаешь, пришлось пожертвовать отведенным для отдыха временем. Однако, и вы ночью не спали, так что удовольствие взаимное. Давайте осмотримся. Наша цель буквально в нескольких шагах, я ощущаю его сны…

Рэльгонн запустил к потолку пещеры уже знакомый ватаге золотистый шарик и с детской непосредственностью прошелся по твердой, слегка присыпанной песком, глине. Задержался возле груды костей в углу.

— Ага, вот и остатки пиршеств моего дикого собрата, — вздохнул упырь. — Отчего вы стоите на пороге, подойдите. Пока здесь безопасно, а все магические ловушки я уже обезвредил.

— И ловушки были? — поразился Конан. — Магические? Ты же говорил, будто дикарь ничего не соображает! Он неразумен!

— И что из того? — вздернул острые плечи Рэльгонн. — Колдовские способности в нашем роду передаются по наследству. Для каттакана защитная магия столь же естественна, как для вас дыхание или, извиняюсь перед дамой, опорожнение кишечника. Кролик тоже неразумен, однако он дышит, ест и умеет быстро бегать. При чем тут разум?

— Солидный запас, — почесал в затылке Гвай, оглядывая завал из костей. — Можно хороший забор построить, только обыватели не оценят.

— Юмор висельника, — буркнула Асгерд. — Глядите, в основном здесь кости животных — лось, олень, челюсть горного козла, коровий рог… Я ожидала найти нечто совсем другое.

— Это?

Гвай быстро нагнулся и перебросил Асгерд большой круглый предмет. Она поймала его левой рукой, хладнокровно осмотрела и кинула обратно в кучу. Тонкие кости свода белого человеческого черепа хрустнули.

— Есть еще ребра, десяток-другой берцовых и плечевых косточек, и множество позвонков, — сказал Гвайнард. — Если очень постараться, то наберем троих или четверых целых людей. Остается попросить у каттакана вернуть живую плоть и надеть ее на скелеты.

— Трое или четверо… — эхом повторил Рэльгонн. — А погибших и похищенных в Ронине насчитывается около полусотни. Лишнее подтверждение наших догадок о бруксе — каттакан, несомненно, нападал на человека, но гораздо реже, чем мы предполагали. Заметьте, кости довольно старые, им не менее полугода.

— И доставлены они сюда вовсе не упырем, — с видом записного пророка объявил Эйнар. – Если доселе не сообразили, объясняю. Каттакан недавно сменил убежище — Рэль, ты сам рассказывал, что несколько дней назад спугнул упыря и он перебрался в эту пешеру. Теперь обратите внимание на отметины зубов — они наличествуют почти на каждом мосле. Ничего похожего на челюсти каттаканов, скорее наоборот! Поняли ошибку? Это кладбище принадлежит не упырю, а серому медведю, прежнему владельцу берлоги. Лесной хозяин человечинкой отнюдь не брезгует…

— Оказывается, ты не только пиво жрать горазд, а иногда и головой думать умеешь, — похвалил броллайхэн Гвайнард. — Что же это получается, а?

— Получается, что надо получше осмотреть убежище каттакана, — Конан указал на неровную каменную кладку в углу пещеры, которую медведь не сумел бы возвести при самом страстном желании. — Не уразумею, у нас охота или обычная прогулка? Я бы, на месте упыря, давным-давно вылез наружу и задал непрошеным гостям хорошенькую трепку!

— Обычно, в середине светового дня мы спим исключительно крепко, — напомнил Рэльгонн. – В этом состоит одна из редких слабостей каттакана — надо прятаться так, чтобы никто не нашел… Я присматриваю за ним, никаких признаков беспокойства!

— Раньше начнем — раньше закончим, — провозгласил Гвай. — План прежний. Конан, Эйнар, уберите завал!

— Как обычно, черная работа достается новеньким и самым молодым, — безнадежно вздохнул броллайхэн. — Конан у нас в отряде всего пятый день, а мне по виду и двадцати зим не сравнялось… Давай киммериец, потаскаем булыжники. Только бросай их в сторону, чтобы выход не загораживать!

Оказалось, что разобрать кладку отнюдь не просто — камни скреплялись непонятной липкой гадостью, вроде тягучей полупрозрачной слюны.

— Это и есть слюна, — растолковал упырь. — Дикари используют ее для строительства логова. Ого, кажется, потянуло знакомыми запахами!

Из расширявшегося на глазах проема явственно несло свеженькой мервечиной. Когда Конан и броллайхэн окончательно убрали камни, Эйнара опять начало тошнить — в дальней части пещеры не просто смердело, а буквально вопияло к небесам.

… Когда впоследствии варвара расспрашивали о его похождениях вместе с Гвайнардом и отрядом бритунийских Ночных стражей, Конан предпочитал умалчивать о том, что именно было обнаружено в берлоге ронинского упыря. Не хотел вспоминать. Говорил только о семи человеческих телах и останках самых разных животных. Уборкой своего дома дикий каттакан себя не утруждал, а потому выглядело логово до крайности тошнотворно.

— Фу, какая гнусная картина! — Рэльгонн первым зашел в пещерку и сразу подобрал полы длинного балахона. Боялся испачкаться. — Вот к чему приводит отсутствие разума! Асгерд, если вы действительно ожидали найти здесь «нечто совсем другое», а не банальные кости оленей – милости прошу заглянуть в уютную спальню нашего общего друга. Однако, не уверен, что вам тут понравится.

Более стойкий Конан решился и последовал за Рэльгонном. Немедленно подоспел и Гвай.

— Вот он! — будто и не заметив царящего в обиталище каттакана смрадного ужаса, воскликнул Гвайнард и указал наверх. — Точно, дрыхнет! Как нам его оттуда достать?

На толстом отростке древесного корня, извивавшемся под потолком, безмятежно висел дикий упырь. Тварь очень походила на ночную личину Рэльгонна. Аккуратно сложенные крылья, закрывающие голову. Когтистые задние лапы, туловище в складках, морщинах и бугорках. Кожа не пергаментно-белая, как у повелителя Рудны, а серо-голубая. Симпатяга.

— Сбросить его вниз несложно, — поджав и без того тонкие губы, сказал Рэльгонн, — и тогда дикарь начнет просыпаться. Хватайте сети и вытаскивайте его на свет…

— Это может показаться жестоким, — заикнулся Гвай, — но я предпочту немедленно ослепить упыря.

Рэльгонн только махнул длиннопалой ладонью, будто хотел сказать: «Делайте, что хотите, только давайте закончим побыстрее»! Конан начал понимать его чувства — каково бы пришлось человеку, вынужденному убить сородича с помощью явившихся из чужого мира монстров?

Вытянув руки к потолку, Рэльгонн что-то коротко шепнул, земля под ногами слегка качнулась, а дикий упырь вдруг с размаху грохнулся в самое месиво полуразложившейся мерзости. Шевельнул крылом, раскрыл пасть, словно зевая.

И немедля началась деловая суета.

— Асгерд, сеть! Конан, подцепи его крючками и вытащи в большую пещеру! — команды Гвая были понятными, короткими и спокойными. — Эйнар, катись наружу — пригляди за Малышом, только под ногами путаешься! Месьор Рэль, отойдите, вы мешаете!

Броллайхэн бегом рванул к выходу.

Все более активно брыкающегося упыря выволокли из логова, Гвай наступил ему на крыло и всадил по арбалетной стреле в каждую глазницу. Каттакан тоненько заверещал, распялив зубастый рот. Спустя несколько мгновений его опутали металлической сеткой.

— Почему лошадь не тянет?! — заорал Гвай. — Эйнара своими руками придушу!

— Если не тянет, значит, возникли сложности, — тревожно проговорил Конан, поглядывая на дергающегося каттакана. — Потащили сами! Время уходит!

— Я прощаюсь до ночи, — скороговоркой проронил Рэльгонн. — Дальше без меня справитесь. Счастливо оставаться.

Рудненский владетель запахнулся в плащ и исчез: переместился в альбийскую крепость.

Конан, Гвай и Асгерд уже волокли почти проснувшегося упыря к выходу из пещеры. Ошарашенный внезапным пробуждением и сильнейшей болью каттакан отбивался довольно вяло и свои магические умения пока не применял.

Яркий дневной свет, крапива, склон холма. Асгерд, споткнувшись, упала, но командир отряда вместе с варваром упрямо тащили тяжеленного упыря к подножию, на солнце. Тварь орала все сильнее и тоньше — поняла, что жить осталось недолго. Еще немного и…

Синеватая кожа дикого каттакана под прямыми лучами светила потемнела, запузырилась и начала исходить сизоватым дымком. Ожоги страшнейшие — на плечах и на черепе сгоревшая плоть обнажила грязно —желтые кости.

Неприятная смерть…

Упырь выл жалобно, поскуливая и взвизгивая. Кончилось все внезапно — он последний раз дернулся в безнадежной, отчаянной попытке вырваться, и сразу затих. Тело медленно догорало.

— Хоть в чем-то сказки не врали, — завороженно сказал Конан, глядя на останки упыря. — Никогда ничего подобного не видел!

— И молись всем богам, чтобы не видеть в будущем, — пробурчал Гвай и огляделся. – Меня сейчас больше интересует другое: куда пропали Эйнар, Асгерд и Малыш?

— Я здесь, — Асгерд, хромая, пробиралась к поляне. — Ногу подвернула. Эйнара не видела, а с Малышом вообще непонятно что случилось. Ошейник порван, валяется на земле. Он попросту сбежал!

— Быть такого не может! — ахнул Гвай. – Во что угодно могу поверить, только не в бегство боссонского тяжеловоза!

— Малыш никуда не сбежал, не клевещите, — раздался мрачнейший голос броллайхэн, появившегося из-за деревьев. — Коня убили.

— Убили?! — хором переспросили Ночные стражи. Конан сначала решил, что Эйнар крайне неудачно пошутил, однако на глазах беззаботного броллайхэн стояли слезы. — Каким образом? Где?!

— Тело лежит в сотне шагов отсюда. – Эйнар подошел к дымящемуся скелету упыря, уселся на валявшийся радом замшелый камень и схватился руками за голову. — Я успел заметить нападавшего. Женщина, человек… Лицо в подробностях не разглядел, она мигом скрылась. Я почувствовал ледяное дуновение — мерзавка использовала черную магию! Черная магия — в полдень! Понятно вам?

— Так, — Гвай тяжело задышал и стиснул рукоять клинка. — Вот теперь я разозлился всерьез… Веди, показывай!