Низший 7

Глава первая

– Привет! – широкая улыбка нависшего надо мной незнакомца была настолько яркой, что сразу захотелось разбить слепящую меня белизну на мелкие осколки – Сразу говорю – расслабься. Мне от тебя ничего не надо.

Шевельнув головой, я чуть приподнял подбородок, сонно взглянул на мешающего моему восстановлению ушлепка и сказал:

– Если кто-то незнакомый говорит мне «Привет» и улыбается при этом – я настораживаюсь и у меня пропадает аппетит. Если же потом незнакомец все с той же улыбкой добавляет – «Мне от тебя ничего не надо», я понимаю, что он лжец и начинаю искать на его теле метку для моего ножа.

– Э? – улыбка поблекла – Метку для твоего ножа?

– Ну да. Ты же ведь нарисовал заранее черточку на том месте, куда войдет мой нож? А, хреносос? Ты ведь черканул фломастером где-нибудь напротив сердца?

– Постой! Я хотел сказать – я испытал глубокое влияние от тебя!

– Как-как? Ты испытал от меня глубокое влияние? – переспросил я, внимательно изучая фигуру странного типа – Это я во сне тебя трахнул что ли? И как?

– Э?

– Убрать придурка, командир? – от собравшихся у газового костерка донесся оживленный алкоголем голос перебинтованного до бровей орка.

Я успокаивающе качнул головой, подтащил к себе бутылку со сложной смесью изотоников, компота, открутил крышку и булькнул в горлышко крошенную синюю таблетку «ВОССТ-15», полученную в подарок от какой-то старушки, что тоже «испытала глубокое влияние» от наших дел, но высказалась просто и емко: «Яйца есть!».

– Я иногда путаюсь в словах – на губы незнакомца вернулась улыбка – Но при этом я опасен.

– Че ты сказал?

– Я опасен.

– Ты опасен – повторил я и сделал огромный глоток, поверх запрокинутой бутылки разглядывая «опасного» типа.

Ему лет тридцать с небольшим. Средний рост, худощав, но широкоплеч, стоит свободно, но не неподвижно – скрытое просторной удобной одеждой тело все время куда-то двигается, но при этом остается на месте. Мелкие подергивания мышц, что рвутся с места, требуют движения. Подобное поведение тела я видел много раз. У находящихся на пике формы спортсменов. У рукопашников достигших своей вершины. И что с того?

Плечи перехватывают ремни рюкзака, под левой рукой болтается игстрел с чуть более массивным корпусом чем у моего. Вместо тяжелых ботинок на ногах легкие кожаные мокасины с богатой вышивкой и морем разноцветных бусинок. Чуть тронутая смуглотой кожа, несколько мелких старых шрамов на скулах и чисто выбритом подбородке, столь же чисто выбрита и голова.

Общее впечатление – чистоплотен, физически развит, умеет не только драться, но и стрелять. Одиночка.

Выражение глаз… тут все сложно. Вроде бы и спокойно он смотрит, но при этом столько всего кроется за этой улыбчивой спокойностью… Определив пару главных чувств, что пульсировали за его ментальной броней, я понимающе кивнул и, в несколько глотков допив содержимое бутылки, бросил опустевшую тару к его зачетным мокасинам и снова прикрыл глаза.

– Уважаемый – послышался его все еще терпеливый голос – Я ведь разговариваю вежливо. Зачем так относиться к тому, кто проявил уважение?

– Во-первых ты меня не уважаешь – покачал я головой и поморщился от стрельнувшей в шее боли – Тебя привели сюда слухи о скваде новичков порвавших Зомбилэнд в свой первый же заход и сразу ставших героями. Особенно сильную жопную боль у тебя почему-то вызываю именно я, а не другие бойцы. Во-вторых, тебя буквально гнобят зависть и ревность, стучат тупыми клювами прямо в твой показушно выбритый череп. Ты завидуешь. И ты точно что-то хочешь от меня, раз стоишь здесь и не боишься, что я не выдержу и прострелю тебе яйца. А раз ты от меня что-то хочешь – значит, ты лжец. Ведь что ты сказал до этого, хреносос в мокасинах?

– Как грозно и хрипло ты говоришь… прямо крутой…

– Ага – безмятежно улыбнулся я – Крутой. Давай так, урод с чересчур большой задницей – прямо как у бабы – если хочешь со мной о чем-то поговорить – плати. С тебя бутылка самогона, две таблетки «ВОССТ-15», банка сраных персиков, две бутылки воды.

– Ты охренел? – в голосе безымянного опасного незнакомца впервые зазвучали эмоции. Злость, раздражение, удивление.

Он характерно дернул правой ногой, чуть повел тазом. Я с интересом наблюдал за его демонстрацией того, как он собирается пнуть меня в лицо красивым мокасином. Наблюдал и молчал. А он продолжал без нужды разминать ножные мышцы, причем делал это с таким видом, будто одним пинком собирался раскрошить не только мою гоблинскую наглую харю, но и всю бетонную стену. Кривляния длились секунд пять. И прервались неожиданно – он внезапно налился смущенным багрянцем, резко хлестнул себя по щеке и… извинился:

– Прошу прощения за тупую показуху, герой Оди. Это иногда… рвется из меня… все вот это вроде того, как я типа без слова говорю, что «ща как вдарю и мозги лужей по стене» и…

– Заткнись! – рыкнул я, почувствовав усиление головной боли – И с тебя еще обезболивающее для моей головы.

– Это ведь не…

– Повторять свое щедрое предложение не стану – прервал я его – Тащи сюда сказанное – и я тебя выслушаю. Если поторопишься – вполне впишешься в мой рабочий график. Сразу предупрежу – у Сэма Жабы лучше ничего не покупать.

– Э… а?

– У Сэма Жабы настоящим героям закупаться позорно и непростительно. Беги, жопастый.

– Ты… ты…

Прикрыв глаза, я задремал, уже не слушая его не подкрепленные данью слова.

– Ладно! – это выплюнутое слово полыхнуло уже не просто эмоциями, а этаким грозным обещанием многого… – Сейчас принесу!

Занятный все же хреносос, что может и сможет разогнать мою больничную скуку. А я, валясь в пыли за задней стеной первого барака, укрытый старым рваным одеялом, считал себя именно в больнице на следующий десяток часов как минимум. Системные медицинские процедуры и средства весьма практичны и живо ставят рабочую и боевую силу на лапы. Но даже крепкая химия не может до бесконечности ускорить регенерационные возможности организма. Так что я взял коротенькую паузу. И при этом был уверен, что просто так мне отлежаться не дадут и раз так – надо больше жрать, меньше двигаться, внимательно слушать, жрать персики и… как-то скрывать упорную эрекцию, что рвала мои штаны уже второй час. Не знаю что мне там вколола в поясницу система – вытяжку из пушистых яиц гориллы? – но половина мыслей была только о том, что неплохо бы потрахаться…

Короче – гоблин на коротком больничном. Сквад – тоже. Сумерки в небе, сумерки в делах, сумерки на стальных тропах и дорожках…

Дерьмо. Снова всякая чушь лезет в голову в то время, как пальцы воровато лезут в карман с изрядно похудевшим пакетиком таблеток. Сегодня никакой наркоты. Не помню, что мне снилось – или виделось в болезненной дреме – но знаю, что приходов было несколько. В голове крутятся рваные картинки, этакие звуковые и визуальные обрывки, эхом звучат чьи-то голоса, кто-то хрипит, кто-то смеется. И мне упорно чудится, что в этот раз память сумела уловить и удержать гораздо больше из этих зыбких воспоминаний. Неплохо… неплохо… но надо дать мозгу крохотную передышку.

А дерьмо… знакомая потусторонняя сладость на языке не оставляет второго толкования – очередной флешбэк на подходе. Передышки не будет.

Какого черта сегодня со мной творится?

– Постойте! Умоляю! Возьмите и его! – в руках мокрой от тропического ядовитого ливня женщины вяло трепыхался сверток из черного мусорного пакета. В щели виднелось вялое и отекшее личико одно-двухлетнего малыша. Трудно узнать настоящий возраст – обитатели здешнего умирающего мирка вынуждены питаться всем, что выбросит на пропитанный мазутом берег отравленный океан.

Стальная дверь грузопассажирского бронированного флаера с незаконно смененными на вдвое мощные движками начала закрываться. Дверь с изображением кораллового атолла – первоисточника всей корпорации Атолл Жизни. Корпорации, на которую я внезапно начал работать, причем совершенно бесплатно и лишь по одной поразительной причине – я поверил их словам.

Ребенок глухо и хрипло пискнул, снизу потекло что-то, что судя по бурому, почти черному цвету, никак не могло быть мочой двухлетнего малыша. И что у него с глазами? Они будто побелевшие… Шуршащий сверток дернулся еще раз – и на этот раз куда сильнее, резче, с удивительной для крохотного существа силой.

Эпилепсия? Плюс обезвоживание – льющий с небес дождь не станет пить даже самоубийца. Как и стоять под ним без надежной защиты. Эта вода – яд.

Подавшись вперед, женщина схватилась за створку, сунула почти лысую голову в проем и засекшая посторонний объект автоматика остановила дверь.

– Отвали, абориген! – от удара ботинка Элвиса умирающую дуру отшвырнуло назад, она упала в пузырящуюся лужу и замерла с раскинутыми руками и ногами.

Я опустил взгляд ниже. У моего ботинка лежал пакетный сверток с хрипящим малышом.

– Сука! – рявкнул Элвис, белолицый прыщавый тридцатилетка выглядящий на пятнадцать, вчера убивший отплясывавшую на его члене шлюху, что поехала от передоза эксадрала и попыталась перегрызть ему глотку, а когда ее сшибли ниже, переключилась на член.

Я видел это дерьмо – когда получил доступ к системам наблюдения в его любимом мобильном логове модели «Олдгрэйтарморедмобайлклассик» с всему миру известным девизом «Где угодно – от чего угодно!». Я видел, как подскочившая сука, пуская красную пену и страшно воя, рванулась к глотке партнера. Он среагировал молниеносно. А следом со столь же достойной уважения и понимания быстротой защитил и стоящий дыбом член от шипящей пасти.

И вот теперь он, поклявшийся мне и своему исповеднику, что следующие тридцать дней он будет только дрочить не чаще раза в день, но никакого настоящего секса, дабы выказать свою глубокую благодарность всему сущему, страдал, поняв, что возможно поторопился со столь громким обещанием. Он так нудно ныл всю дорогу, что я снял с него клятву, но предупредил, что, если он еще раз упомянет мне про свой член, я подарю ему возможность спрятать свое достояние в задний карман штанов. Элвис понял и проникся. И даже повеселел.

Но веселость пропала, когда он понял, что пусть его и провели, пусть сраная нищебродка, эта траханая всем племенем гребаная обреченная аборигенка намеренно разжала пальцы, бросая своего гаденыша на пол флаера, сути это изменит – ему как пнувшему придется сейчас нагнуться, поднять сверток с ребенком и вышвырнуть его на впалое пузо матери.

Давай, Элвис…

Дверь дернулась и снова замерла, наткнувшись на мой ботинок.

Давай, Элвис…

– Дерьмо! Он же там сдохнет! И я как истинно верующий… Эй! Кастар! Ты ведь атеист?

– Я христианин особого библейского толка, верящий в Паула Христеннса, пророка нашего, что живет ныне на зеленых высотах Гренландии и…

– Заткнись! Просто вышвырни его наружу и с меня бутылка выдержанного Джека – прорычал Мут.

– Нет.

– Кто-нибудь! Парни!

Ответа он получил. Только ухмылки – сожалеющие и насмешливые одновременно.

Бесполезно. Никто из десятка моего личного сквада – ну разве кроме меня – не рискнет вышвырнуть на смерть младенца. Потому что все как один верят в гребаные приметы, трахнутые амулеты, облизанные талисманы и силу пахучих локонов с лона любимой шлюхи. Ну и в Бога. Такие слабаки не вышвырнут младенца под ядовитый дождь. А меня Элвис о таком спросить не рискнет.

Давай, Элвис.

– Вот же дерьмо-дерьмище… – Элвис склонился над малышом и проникновенно попросил – Ползи к маме или сдохни. Прошу тебя.

Дернувшись, младенец пустил под себя еще вонючей жижи, странно дернул ртом, подернутые белой дымкой глаза пристально глянули на шею Элвиса. Я сморгнул… на стальном полу лежал обычный умирающий ребенок. А время тикало…

– Элвис. Прими решение – мои слова прозвучали тяжелым приговором.

– Вот сука…

Помедлив, Элвис вдруг расцвел широченной улыбкой, что присуща человеку нашедшего выход из казалось бы безнадежной ситуации:

– Пусть с нами! Я отдам его социалам.

– Неженка – сдавленно хрюкнул кто-то из темноты салона – Усю-сю…

– Заткнись! Заткнись, Мут! Ни слова больше!

– А то что будет? Перенапряжешься и дашь молоко из сисек?

– Я не ты! Матку не вырезал и член не пришивал! Я в своей стае!

– А я раз на пилоне танцевал и сиськами потными шлепал по денежным харям – не в своей стае? Так что ли? – над приваренной скамьей бесшумно приподнялась перекачанная фигура Сорга, что был рожден девочкой, но прошел тернистый путь от дорогостоящей стриптизерши до брутального мужика с метровым мясным буем между ляжек и характером подрастающего племенного быка.

– Взлет – ровно произнес я и Сорг поспешно плюхнулся обратно на лавку.

Стальная дверь с лязгом закрылась, отрезая от нас переставшую шевелиться аборигенку. Через день, максимум полтора, этот островок целиком скроется в подступающем океане. Умирающая сука на самом деле спасла своего ребенка от верной смерти, взамен даровав ему весь безумный ад бесплатных социальных приютов. Самое страшное в его жизни вот-вот начнется.

– Я не баба! – не выдержал Элвис, прижимая к бронированной груди мокрый вонючий сверток – Я верю в приметы. Брось ребенка – и не миновать тебе пули в башку. Примета верная… все ее знают! Командир! Скажи же!

– Сегодня ты меня удивил, Элвис – лениво ответил я, глядя в засветившийся экран показывающий быстро удаляющийся островок с редкими засохшими пальмами и черными от ядовитой грязи берегами.

– Ага… а как удивил? Типа приятно, как прикосновения ужаленной черными скорпионами шлюхи с Мадагаскара или же как… как…

– Ты меня удивил – повторил я, в последний раз скользнув взглядом по свертку и прикрыв глаза – Он чем-то болен.

– Брошу докторам пару монет за лечение. Не поскуплюсь – пообещал Элвис.

– Не отдавай его в приют – подал голос Сорг – Лучше подлечи, подкорми и продай в бордель как можно дороже. Продавай как экзотику с охеренной генной картой. Как… это кто вообще? Мальчик? Девочка?

– Вроде мальчик.

– Да ты глянь.

– Да похер мне. Не мой же. В бордель говоришь? Да еще и продать? Ты же сам оттуда едва свалил.

– Продай как можно дороже – повторил Сорг – И тогда с него пылинки сдувать будут.

– Ага. А потом?

– Твое сраное «потом» будет и в приюте. Вот только там все будет куда жестче и бесплатно!

– Да с чего ты…

– Лучше в церковь подбросить и всего делов – вмешался Мут, баюкая огромную пушку – Командир. Те зверюги начали дергаться. Еще по уколу?

– Полдозы – ответил я – И вколи заодно витаминов. Мы должны доставить их живыми.

– Может и пацану? – робко предложил Элвис.

– Прижми к нему аптечку – посоветовал я – И заткнись уже.

– Да, командир.

В салоне флаера повисла тишина. Ненадолго. И нарушил ее тот же облажавшийся Элвис, озадаченно произнеся:

– Диагност аптечки не может опознать болезнь. Взял дополнительные анализы. Что за дерьмо? Разве в нем лучшая база данных?

– В наше время новые вирусы появляются постоянно – проворчал Мут – Хрен поспеешь за злой природой. Идешь мимо магазина – все живы, стоят в очереди, опираясь на горы туалетной бумаги в тележке и пялясь на жопу блондиночки впереди. Выходишь вечерком из бара, неся на завтрак бутылку вискаря и пакетик перченого арахиса… а у магазина заблеванная парковка, трупы в мешках и донельзя мрачные парни в костюмах химзащиты. Дерьмовое время! Дерьмовый мир! Дерьмовое будущее…

– По прибытию – всем в увольнение на трое суток – велел я и, поежившись, широко зевнул. Лететь еще долго. Можно и поспать пару часиков…

– Дерьмо! – выдохнул я и сплюнул тягучую слюну – Да что за хрень…

– Командир? – рядом присел богомол в обрезанных шортах и подтяжках, клацнул пальцами ног – Нужно что?

– Не.

– Ок. Тогда я у…

– А если ты был рожден женщиной, а потом превратился в мужчину, стал добровольно низшим, потеряв все права и заодно память о прошлом…

– Нихрена себе…

– Система оставит тебя мужиком? Или вернет сиськи и отрежет лишние напластования в паху?

– Охренеть… да я понятия не имею. Хотя не всем бабам есть что возвращать и не всем мужикам что отрезать. А с чего вдруг? А с чего вдруг?

– Походу приснилось – пожал я плечами и зевнул – Веселитесь. Но через полтора часа чтобы полным составом лежали рядом со мной вдоль этой стеночки и мирно дрыхнули.

– Приказ?

– Приказ.

– Понял. Выполним.

– Я знаю – кивнул я и Хван утопал.

А я перевел взгляд на вернувшегося дерганного незнакомца. Увидел в его руках сверток. А за его спиной широко шагающего Сэма Жабу с таким мрачным хлебалом будто ему кто-то в овсяные хлопья насрал поутру.

Мне, никого и никогда не обидевшему провинциальному гоблину, дадут сегодня отдохнуть? Все болит. Все ноет. А перегруженные плечевые мышцы ощущают себя так, будто по ним катаются слепые мыши на зазубренных коньках, таща за собой хвосты из раскаленной колючей проволоки. И это под обезболивающими. Отвалите…

Но это я внутри себя вздыхал. А на приближающихся говноедов смотрел с радостным ожиданием чуда.

– Эй! Реднек! – разъяренно не то, чтобы провопил, скорее в меру громко, но очень агрессивно заявил Сэм Жаба, резко ударяя себя ладонью по стальному покрашенному пузу – Охренел?!

– Кто?! – изумленно выпучился я и перевел взгляд на ушлепка в мокасинах – Эй, лысый в тапочках. Принес?

– Я бритый! Слушай, я ведь не давал повода так к себе относиться. Я всячески стараюсь сохранить спокойствие и не начать бить тебя ногами – смуглая рожа опять начала наливаться темной кровью, держащие пакет руки затряслись.

Секунда… и незнакомец врезал себе ладонью по правой щеке. А следом по левой. И снова по правой. Хотевший продолжить свою речь Сэм Жаба застыл в удивлении, глядя на избивающего себя парня. С хрустом хитина и суставов рядом снова уселся Хван, защелкал жвалами, ожидая продолжения веселухи. За его спиной улеглась пьяная рыжая, что поглядела на происходящее, зевнула, отвернулась, закуталась в одеяло и пробормотав:

– Выбрала же командира – героями спим в пыли на задворках.

– Я видел, как ты болтала с Кассандрой – заметил я – Что с новыми умениями от системы?

– Ты про волшебство и магию?

– Не заставляй меня блевать ванилью и трахнутыми феями.

– Поговорила. Завтра с утра она поможет мне получить первое заклинание – к небу взметнулся плотно сжатый кулак, рыжая пьяно икнула – Ой дерьмо… и небо кружится во тьме…

– Я снова прошу прощения – заметил смуглый и, прекратив делать себе массаж щек, мягко опустил на землю принесенный пакет – В качестве извинения с меня еще бутылка самогона и банка фруктовых консервов. Так же прошу не считать меня психом, уважаемые. Я несдержан, хвастлив, болезненно горд, амбициозен и эгоцентричен. Память стерта, но благодаря химическим воспоминаниям, считаю, что я воспитывался без отца и чересчур любящая меня мать сделала все, чтобы выделить меня из массы других детей и…

– Гребаный мамсик, которому тупая мамашка нашептала что он самый-самый лучший в мире и прямо вот нахер всех красивей, сильнее и умнее – подвела Джоранн итог и зашлась ухающим смехом – И ты всем говоришь, что она испоганила сыну жизнь превратив его в лысого тупого ушлепка в бабьих тапках.

– Это мокасины! Так… Попрошу никого не вмешиваться в мой разговор с лидером-героем Оди.

– Лидер-герой Оди – хмыкнул я, подтягивая к себе пакет, доставая банку и берясь за нож – Хван хочешь на ужин бархатистые персики мамсика? Хм… прозвучало как-то не очень…

– Похер! Буду!

– Говори – кивнул я опасному незнакомцу.

– Эй! – ожил наконец Жаба, но говорил уже куда спокойней и поглядывал больше на смуглого мамсика, чем на меня – Что за дела, реднек?

– Кто?

– Задиристая деревенщина, вот кто! Не знаешь кто такие реднеки?!

– Никогда не слышал – покачал я головой и, отогнув крышку, насадил на нож половинку засиропленного персика и отправил в рот целиком. Банку пододвинул к начавшему трещать и пищать Хвану.

– Да и хрен с тобой. Что за дела?! Ты ломаешь мой бизнес!

– Я? – пораженно вылупился я на торговца.

– Что за гуляющие по городу фразы про то, что настоящим героям закупаться у Сэма Жабы позорно и непростительно. Что за наложенное тобой какое-то табу? Что за слухи про то, что я трахаюсь на своих товарах, катаюсь по ним голышом и трусь жопой о мешки с рисом и мукой?! Что за дерьмовые вонючие слухи?! Есть что сказать – скажи в лицо!

– Первый раз слышу – развел я руками.

– Ты мне тут не лепи! Я ведь могу и по-другому заговорить! – загнав в изувеченную шею побольше воздуха, Сэм с хрипом шагнул вперед, став действительно походить на жабу с надутыми щеками – Я могу многое в этом городе!

– Вперед – кивнул я поощрительно – Удиви меня, Жаба.

– Никто не называет меня Жабой.

– Жаба – призм поднял харю с мокрыми от сиропа жвалами.

– Жаба – буркнула сонно Джоранн.

– Жаба – отчетливо произнес выросший за спиной Сэма мечник Каппа.

– Эй как ты там Жаба?! – проорал от костра Рэк, обнимающий двух девиц за плечи.

– Как ты, Эйжоп! – добавил я, увидев подходящего к орку вчерашнего деловитого и не слишком обидчивого знакомца.

– Карл, сука, Карл! Уже молю тебя! Карл!

– Ты действительно похож на жабу – глянув на продавца, развел руками лысый в мокасинах и глянул на меня – Кстати, меня зовут Артур. И я герой.

– Ты дерьмо обвинившее маму за то что ты такое дерьмо с дерьмовым характером, дерьмовой лысиной и с любовью к красивым мокасинам с бусинками – улыбнулся я – Тебе не стоило рождаться.

– Хватит! Хватит! Или я за себя не… Хватит! – выкрикнув сие, лысый Артур развернулся и быстрым шагом рванул в сторону темной городской окраины. Из сумрака донеслось злое и обиженное – Я вернусь как успокоюсь! Сука!

– Стоять! – в моем голосе лязгнул злой металл.

Настолько злой, что замерли оба – и наметившийся куда-то лысо-бритый и хотевший что-то добавить Сэм Жаба. Обведя их взглядом, я заговорил:

– Вы оба похожи тем, что мните о себе чересчур много. Один считает себя стильным красивым и опасным. Второй мнит себя не последним гоблином в городе способным доставить любому немало неприятностей. Вы оба купаетесь в своих фантазиях. Вам даже теплой бабы под боком не надо, главное, чтобы кто-то подтверждал регулярно вашу важность. Но… лично мне обильно насрать на все ваши амбиции. Мне насрать на ваше темное героическое прошлое или светлое будущее. Мне от вас ничего не надо. Ключевой момент – мне от вас нахрен ничего не надо! А вот вам от меня явно что-то нужно. Жабе – чтобы я опроверг все нехорошие слухи, что расползлись о нем и его торговой лавке. Лысому мокасинофилу – тоже что-то нужно. Вы пришли сюда договориться. Но настолько привыкли потакать своему сучьему эго, что не в силах сдержаться, не в силах справиться с собственными характерами. Стоите тут и мнете вонючие булки в моей спальне. А я тут пытаюсь выздороветь и мне нужен чистый прохладный воздух… Слушайте сюда, серьезные гоблины маленького городишки – отвалите шагов на десять назад! И там в отдалении обдумайте то, что хотите мне сказать. И когда будете обдумывать, учитывайте самое главное – чтобы вы мне не предложили, о чем бы не попросили, для меня это должно быть выгодно. Выгодно! Если не услышите меня, если прямо сейчас не заткнетесь и не отойдете – я начну стрелять! И еще вопрос осудит ли меня система – я ведь только-только из-под наркоза, лежу такой беспомощный, а ко мне два извращенца мокрые языки тянут… А если меня и осудят – да плевать! Сдохну так сдохну! Так что чуток выдохните, отступите и подумайте. И помните – мне это должно быть выгодно.

Замолчав, я натянул повыше одеяло, с натугой повернулся на не самый отбитый при падении бок и прикрыл глаза. Накатывала болезненная сонливость. Организм требовал простого и здорового подхода к себе – удариться башкой о стену и отключиться в пустоголовом оцепенении часиков на десять. Выжду немного и, если эти придурки не родят наконец свои предложения, так и поступлю…

Шум шагов по песку и гравию доказал, что хоть какой-то здравый смысл у этих гоблинов еще остался. Медленно погружаясь в блаженную сумрачную дрему, я ждал, мысленно прикидывая, кто из них подойдет первым. Я ставил на Сэма Жабу – он ведь постарше и поглавнее. Ему никак не к лицу переминаться в сторонке в то время, как кто-то из молодняка решает свои вопросы. Тем более что все видят – Сэм Жаба вынужденно ждет в хвосте очереди… для людей с болезненной гордостью это как серпом по шарам.

Хуст тяжелых шагов… все верно. Сэм Жаба первым двинулся на штурм и наверняка с трудом сдерживает рвущуюся изнутри черную злобу. Еще бы – он, весь такой крутой и серьезный, ветеран и торговец, вынужден вежливо себя вести с каким-то залетным грязным гоблином, который к том же распускает о нем дерьмовые сплетни.

– Герой Оди – кашлянул Жаба.

Сдерживая стон, я медленно повернулся обратно, глянул на массивную тушу снизу-вверх.

– Этот вопрос надо закрыть.

– Вопрос?

– Эту проблему касательно слухов о моей торговой лавке и моем в ней поведении.

– Если ты про катание голым по мешкам…

– И это тоже.

– То я такое не говорил – покачал я головой и широко ухмыльнулся – Видать не все тебя в городе сем любят, да?

– Да как же не ты! Кто еще!

– Жаба… запомни – я вру только тем, кого боюсь, люблю или уважаю. Вру, чтобы таких как они не разозлить, не огорчить и не расстроить. Но ты… на тебя я срать хотел. Поэтому можешь быть уверен в одном – я всегда говорю тебе чистую правду.

– Ладно… а слухи о том, что у меня покупать позорно для героев?

– Это уже я – повторил я широкую ухмылку – Объяснять почему я себя так повел?

– Нет… но кто знал, что ты не просто очередной деревенский ушлепок с чересчур раскатанной губой и старым игстрелом за плечом? Хотя ведь почудилось мне что-то этакое в тебе… почудилось… Отмени свое табу, герой Оди. И отмени делом – зайди завтра с утра ко мне в торговую лавку, приобрети разных продуктов, часть из них съешь прямо у двери моего магазина – чтобы все видели. Денег не надо – наберешь рюкзак любых продуктов бесплатно. Почтение от магазина реальному герою и все такое.

– Ладно – кивнул я после секундной паузы – Договорились.

– Вот так просто?

– Почти.

– Почти… – расслабившийся было лавочник снова напряг внушительные щеки – Поясни.

– Ты человек деловой. И знаешь, что у всего есть своя цена. Я зайду к тебе завтра в лавку с пустым рюкзаком и пустыми ушами. Наполнишь и то и то. Рюкзак – продуктами. А мои уши – рассказом о вашей героической вылазке в Зомбилэнд и о том, как вам посчастливилось отыскать там клад. После этого мы в расчете.

– Чушь! Зачем тебе история что быльем поросла?

– Познакомился я недавно со зверолюдом Стивом, что в прошлом бывал в Зомбилэнде…

– Стив Пес! – изумленно вздрогнул Жаба – Так он… он жив?

– Рассказ на рассказ меняем? Правду на правду. Никакого вранья.

– Договорились. Но…

– Но?

– Ты не станешь больше никогда называть меня жабой.

– При свидетелях не стану – кивнул я.

– Хрен с тобой, герой Оди. Завтра рано утром? На улице народу немало, а торговля утром вялая.

– Завтра рано утром, лавочник Сэм.

Прощаться он не стал. Развернулся и столь же тяжело зашагал прочь, по пути разминувшись со спешащим лысым в мокасинах. А он что припас для меня?

– Сразись со мной, герой!

– Че? – вылупился я изумленно.

Хван едва не подавился персиками, рыжая осталась безучастной.

– Я Артур!

– И?

– Ты не слышал этого древнего имени?

– И?

– Это имя уже долгие века наполняет мир звонким светом справедливости и истинной крутости.

– И?

– Сразись со мной.

– Ты меня не услышал до этого, лысый? Я же сказал – это должно быть для меня выгодно. Можешь даже не пояснять, чем это выгодно тебе – звонкий светлый Артур мечтает набуцкать харю выскочи гоблина Оди, чтобы поднять свою репутацию еще выше. Этакое пахнущее туалетным васильковым освежителем дешевенькое стремление. Но мне плевать – стремись, лысый, стремись. Моя выгода в чем?

– Как ты разговариваешь? Я Артур и меня знает весь г…

– Моя выгода в чем? – оборвал я распевшегося лысого.

– Ну…

– Сразиться с тобой – в смысле подраться? Кулак на кулак? Твоя харя и моя пятка? Так ведь?

– Благородный рукопашный – кивнул недоносок не любящий маму – Там же где ты дрался сегодня. Дрался и побеждал. Эйжоп все организует. Бой завтра к полудню. Материальная выгода – ты получишь сто крон за бой от Эйжопа. А если напряжешься, то и больше выбьешь. Ну что?

– Не – покачал я головой – Неинтересно. Вали отсюда.

– Что?! Как нет?!

– Вали отсюда.

– Эй! Так не пойдет! – сученыш шагнул вперед и замер, когда ему в живот нацелился мой игстрел, а привставший Хван оперся на перепачканные персиковым сиропом лезвия.

– Ты в дерьмовой ситуации – фыркнул я – Ведь силой меня драться не заставить. Придумал! Давай ты мне отсосешь до блеска – и за это я соглашусь завтра набить тебе рожу.

– Я Артур! Как ты сме…

– В чем моя выгода? – снова прервал я его – Сто крон? Засунь их себя в жопу и прыгай отсюда с веселым светлым звоном, дебил Артур.

– Сколько?! – уже не сказал, а проскрежетал придурок.

– А сколько у тебя есть?

– У меня? А я тут причем? Я такой же боец, как и ты!

– Ты что-то слишком уж стараешься, чтобы этот бой состоялся – заметил я и удовлетворенно кивнул, заметив, как передернулась харя Артура – Бинго. Ты кому-то уже пообещал, что бой состоится, да? Кому? Девчонке смазливой? Нет… кому-то весомому и небритому? Точно… ты пообещал набить мне прилюдно рожу завтра к полудню кому из тех, перед кем облажаться ты не хочешь. Верно?

– Я поговорю с Эйжопом. Он выплатит тебе сто пятьдесят крон даже за проигрыш. Минимум двести пятьдесят – при выигрыше.

– Тысяча – ровно произнес я.

– Сколько?!

– Тысяча крон. Причем звонкой наличкой. Золотом или серебром.

– Это невозможно!

– Пшел нахер тогда.

– Слушай, герой Оди! Стремление к схваткам бурлит в нашей крови! Не позволяй деньгам стать между собой и истинной наградой героя!

– Он дебил – пробормотала Джоранн – Конченный сука дебил…

– Тысяча – повторил я – И это еще одолжение с моей стороны – я весь в ранах. За тысячу звонких монет я соглашусь не снимать футболки – чтобы зрители не видели, что ты вытащил на бой почти инвалида.

– Все так серьезно? – парень удивился всерьез и в этот момент мое уважение к нему чуть-чуть приподнялось со дна той ямы куда упало.

– Переживу.

– У меня нет таких денег. И Карл… Эйжоп не сможет выплатить тебе тысячу крон за выигрыш.

– Не за выигрыш. А за то, что я выйду на завтрашний бой вне зависимости от результата. А награда уже так и быть – пусть будет триста крон и можно даже закинуть через банкомат.

– Тебе не выиграть. Слушай… умерь аппетит, и я обещаю, что не стану калечить тебя сильнее.

– Тысяча.

– Да неоткуда ей взяться!

– Ладно – дернул я плечом – Ставь пушку на кон.

– Мой Экскалайзер?! – парень схватился за игстрел и отступил на шаг – Нет!

– Тогда вали нахер!

– Это часть моего тела! Часть души!

– Так все же боишься проиграть? – понимающе кивнул я.

– Тебе не выиграть, герой Оди. Без обид, но… я это я. А ты это ты. Тебе не победить.

– Вот ты и загнал себя в ловушку, дебил – опять забормотала Джоранн.

– Попался – подтвердил я – Ставь пушку на кон. Ведь тебе в любом случае нечего бояться.

– Дерьмо! – подытожил итог наших переговоров Артур и, развернувшись, зашагал прочь.

Я терпеливо ждал. И ждать пришлось недолго. Через пять шагов он круто развернулся и рыкнул:

– Хорошо! Пушку на кон. Или тысячу крон. Плюс награда в случае твоей победы. Все верно?

– Все верно.

– Тогда договорились! Эйжоп! Ты слышал?!

– Я Карл! Карл, сука! Уймитесь наконец, народ! Я Карл!

– Ну… – подытожил я, укладываясь поудобней – Начало дня вроде занято.

– А после обеда что? – спросил Хван, протягивая липкое лезвие между жвал.

– Ну как что? Займемся влажными мечтами старого сурвера Джона Доуса – если не подвернется что-то более интересное.

– Старику помочь надо – кивнул призм и добавил – У него доступ ко всем сраным сладостям мира!

– Свихнулся ты на этих консервах – подытожил я.

– Зато от них я как турбо! Мозги кипят, мослы скрипят, чресла визжат и рвутся.

– Чресла визжат и рвутся? – переспросил я – Боец вот тебе прямой приказ – больше не допускай, чтобы тебе наступали на пах. Тогда и чресла визжать и рваться перестанут.

– Кха… да я не в том смысле! – вздрогнул Хван и почему-то оглянулся на заснувшую рыжую стерву – Совсем не поэтому!

– Ну да – кивнул я и натянул одеяло до бровей – И вот тебе еще один приказ, проказник с костяной жопой – бди следующие три часа. Следующим на пост заступает Каппа. Тоже на три часа. И последним – Рэк. Следите, чтобы к нашей геройской стоянке не приближались, к заманчиво пухлым рюкзакам и податливым сонным телам не тянулись. Понял?

– Понял.

– И периметр оглядывай – добавил я – Помни, что здесь полно ушлепков со стрелковым оружием. Это наша последняя ночевка вне стен – во всяком случае в этом городе. Завтра, если все еще будем торчать здесь, ночуем в надежном убежище.

– А где мы его возьмем?

– Возьмем – пожал я плечами – С мелочами разберемся по ходу дела, боец. И еще, гнида бывшая. Я тобой недоволен?

– В чем?

– Ни в чем и во всем одновременно. Тренируйся больше, Хван. Пойми – ты уникален. И никто не сможет показать тебе действительно стоящие приемы. Никто не может знать пределы твоего модифицированного тела. Ты в буквальном смысле должен сам познать себя. Дойти до пределов, а затем шагнуть за них. Экспериментируй.

– Да я понимаю, командир. Я стараюсь! Каждый день отжимаюсь, приседаю, сгибаюсь, прыгаю…

– Видел – кивнул я – Одна проблема, Хван. Ты тренируешься, ты действуешь как человек. Но ты не он! Ты гнида костяная. И это комплимент, а не оскорбление. Ты этакий мерзкий ящичек с неизвестными возможностями. Вот только ты даже не пытаешься открыть крышку и заглянуть внутрь. Не хочешь?

– Хочу! – лезвие с силой ударило в землю, войдя на несколько сантиметров – Хочу! Но я НЕ ЗНАЮ КАК!

– Делай необычное – сказал я.

– Это как?

– Видишь стену барака? – кивнул я на бетонную стену над нами.

– Ну?

– Вот тебе задание на дежурство – сорок минут ползаешь по стене не касаясь земли, двадцать минут отдыхаешь, еще сорок ползаешь, потом отдыхаешь. И последний час целиком проводишь на стене. Перемещайся по ней как хочешь и куда хочешь. Но земли не касайся, на крыше не сидеть, без движения не висеть. Ты все время должен перемещаться.

– Охренеть…

– Отказываешься, боец?

– Наоборот – рвусь начать! – призм с щелчками выпрямился, повел плечами.

– И еще один тебе совет – когда тренируешь прыжки, прыгай так, чтобы суметь запрыгнуть на крышу барака одним скачком.

– А?

– Ты правильно услышал. Ты ведь видел кузнечиков и богомолов. Вообще всех насекомых. И ведь все насекомые гораздо сильнее, быстрее и живучей человека. Когда тренируешься, держи в памяти не бугристого человека-качка со штангой, а муравья. Когда прыгаешь – думай о кузнечике с подпаленной жопой. Когда наносишь удар, режешь или душишь кого-то – думай о богомоле.

– Я понял…

– Приступай – зевнул я – Но бдеть не забывай! И не дай тебе твои боги рухнуть копытами на больного спящего командира, боец. Я тебе эти копыта запихаю в…

– Я понял куда! Не упаду.

– Вот то что ты понял – умножь на два – велел я и расслабился под одеялом, прислушиваясь к бульканью в животе и странным ощущениям в спине. Восстановление идет полным ходом.

Сон… оздоровительный долгий сон – вот то, что требуется выносливому неприхотливому гоблину рожденному на стальной Окраине.

Немного сна – и я буду в порядке…

На землю полетела бетонная крошка. Пыхтящий призм, скребя коленями и лезвиями по стене, сполз почти до самой земле и шумно запыхтел, сверля злым взглядом не выдержавшую его трещину. Старайся, Хван. Старайся. И может ты сможешь сделать то, что суждено далеко не каждому – достигнуть своих пределов и шагнуть за них. Но для того, чтобы просто начать этот долгий путь, Хван должен понять главное – тут потребуется полная беспощадность. Беспощадность к самому дорогому существу в мире – к себе самому.