Ниточка памяти

ГЛАВА IV

Двухсотфунтовая сеньорита с большой бородавкой на верхней губе поставила рядом с двумя выщербленными чашками кофейник с черным кубинским кофе и кувшинчик подсоленного молока, бросила на меня игривый взгляд, который будь она лет на тридцать моложе, мог бы ещё меня взволновать, и утиной походкой вернулась в кухню. Я налил кофе в чашку, отпил залпом сразу половину, и меня тут же передёрнуло. На улице у кафе гитара жалобно наигрывала “Эстрелиту”.

— Ну что ж, Фостер, — произнёс я. — Вот, что я получил. Первая часть дневника исписана какими-то крючками, прочесть её я не смог. А вот средняя часть, та, которая закодирована обычными буквами, — на самом деле зашифрованный английский текст, что-то вроде резюме того, что произошло.

Я взял со стола листы бумаги с результатами дешифровки, которую я сделал с помощью ключа, микрогравированного когда-то в искусственной царапине на задней обложке дневника, и принялся читать:

“Впервые мне стало страшно. Моя попытка построить коммуникатор навлекла на меня Охотников. Я соорудил щит — какой только смог придумать — и занялся поисками их логова.

Я нашёл его: оно оказалось в месте, с давних пор мне знакомом. Это была не постройка, это была шахта, сооружённая людьми Двух Миров. Я хотел проникнуть в неё, но она кишела Охотниками. Я сразился с ними и множество истребил, но в конечном счёте вынужден был отступить. Я достиг западного побережья и нанял там смелых моряков, старую посудину и отправился в путь.

49 дней спустя мы достигли берегов этой дикой страны. Здесь жили люди первобытных времён. Я сражался с ними, пока они не познали страх. Тогда я поселился среди них и стал жить в мире. И Охотники не нашли места моего обитания. Возможно, здесь моя хроника закончится, тем не менее я сделаю всё, что в моих силах.

Вероятно, в скором времени меня настигнет Переход. Я должен подготовиться к появлению незнакомца, который придёт вослед мне. Все, что ему надлежит знать, записано на этих страницах. И я говорю ему:

Запасись терпением, ибо время этого племени сочтено. Не пытайся вновь достичь Восточного континента, жди, и скоро северные мореплаватели в большом числе начнут прибывать в эти дикие земли. Найди среди них самых искусных мастеров по металлу и изготовь с их помощью щит. И только потом возвращайся к Логову Охотников. По моим вычислениям, оно находится на равнине в 50/10000 частях окружности этой (?) к западу от Большого Мелового Плато и в 1470 частях к северу от средней линии и ясно помечено знаком Двух Миров, сложенным из камней”.

Я посмотрел на сидящего напротив меня Фостера:

— Далее идут регулярные отчёты о его делах с местными жителями, которых он спешно пытался приобщить к цивилизации. Он считался у них богом. Он научил их строить дороги, обрабатывать камень, познакомил с математикой и так далее. Он создавал все возможные условия, чтобы незнакомец, который должен был прийти после него, знал что к чему и мог продолжить его дело.

Глаза Фостера были прикованы к моему лицу:

— А что представляет собой Переход, о котором он говорит?

— Этого нигде не сказано. Я предполагаю, что он имеет в виду смерть, — ответил я. — И откуда должен появиться этот незнакомец, тоже неизвестно.

— Послушайте меня, Лиджен, — произнёс Фостер. В его глазах мелькнуло уже знакомое выражение беспокойства. — Кажется, я догадываюсь, что это за Переход. По-моему, он знал, что все забудет…

— У вас же амнезия, дружище, — прервал я его.

— …и незнакомец — это… он сам. Человек, лишённый памяти.

Нахмурившись я посмотрел на Фостера:

— Да, может быть. Продолжайте.

— Поэтому он и пишет, что всё, что необходимо знать этому незнакомцу, находится там же, в дневнике.

— Но только не в той его части, которую я расшифровал, — заметил я. — Там он описывает, как продвигается строительство дороги, сколько золота намыто из новой шахты, но ни слова о том, кто такие Охотники или что происходило до того, как он впервые с ними столкнулся.

— Это должно быть в дневнике, Лиджен. Наверное, в его первой части, которая написана чужими символами.

— Может быть, — согласился я. — Но почему он, черт его подери, не оставил нам ключ и к этому тексту?

— Я думаю, он предполагал, что незнакомец сам сможет вспомнить старое письмо, — сказал Фостер. — Откуда ему было знать, что оно забудется вместе со всем остальным?

— Предположить можно всё, что угодно, — напомнил я. — Но может быть, вы и правы, ведь вы лучше знаете, что такое — потерять память.

— И тем не менее, мы кое-что узнали, — возразил Фостер. — Например, о Логове Охотников. Мы имеем указание, где оно находится.

— Если “10000 частей к западу от Мелового Плато” можно назвать указанием, — заметил я.

— Нам известно больше этого, — ответил Фостер. — Он упоминает равнину, которая, по-видимому, расположена на континенте к востоку от…

— Это — если предположить, что он плыл из Европы в Америку, — вставил я. — А если — из Африки в Южную Америку или…

— А фраза о мореплавателях с севера? Она наводит на мысль о викингах…

— Вы, видно, знакомы с историей, — сказал я. — Оказывается, у вас в голове осталось много разрозненных фактов.

— Нам нужны карты, — сказал Фостер. — Тогда мы займёмся поисками равнины, лежащей у моря…

— Не обязательно.

— …к востоку от которой находится Меловое Плато.

— А что это ещё за “средняя линия”? — спросил я. — И десять тысяч частей… — чего?

— Не знаю. Нам нужны карты.

— Я купил сегодня днём несколько штук, — сообщил я. — И ещё дешёвый глобус. Я подумал, что они нам могут понадобиться. Пойдём отсюда домой. Там мы сможем расположиться со своими картами. Я уверен, что шансов у нас очень мало, но…

Я поднялся, бросил на покрытый клеёнкой стол несколько монет и направился к выходу.

Блошиная нора, которую мы называли домом, располагалась в середине короткого квартала. Мы старались проводить там как можно меньше времени, выбрав для своих долгих ежедневных совещаний кафе “Новедадес” напротив. Под шуршание тараканов мы поднялись по тёмной лестнице в свою комнату, где было не намного светлее. Я подошёл к комоду и выдвинул ящик.

— Глобус… — произнёс Фостер, беря его в руки. — Мне пришла мысль, что, возможно, он имел ввиду одну десятитысячную часть окружности Земли.

— Что он мог знать о…

— Забудьте о том, что он жил очень давно, — прервал меня Фостер. — Человек, который писал эти строки, знал достаточно много. Итак, нам придётся начать с ряда предположений. Давайте определим наиболее очевидные: мы ищем равнину на западном побережье Европы… — Он придвинул свой стул к грубому столу и, порывшись в исписанных мною листах, вытащил един из них. — …50/10000-ных окружности Земли… Это будет около 125 миль к западу от мелового образования и 3675 миль от средней линии…

— Может, — сказал я, — под ней подразумевается экватор?

— Конечно. И тогда наша равнина будет лежать на линии… — Он наклонился к маленькому глобусу. — …Варшава — район к югу от Амстердама.

— Да, а это скальное обнажение… — сказал я. — Как мы узнаем, есть ли там поблизости видимые меловые образования?

— Мы можем почитать литературу по геологии. Должна же здесь быть по соседству библиотека.

— Единственные меловые отложения, о которых я когда-либо слышал, это белые скалы Дувра.

— Белые скалы…

Мы оба одновременно потянулись к глобусу.

— 125 миль к западу от меловых скал, — пробормотал Фостер. Он провёл пальцем по глобусу. — Севернее Лондона, но южнее Бирмингема. Это достаточно близко к морю…

— Где атлас? — спросил я и сам же принялся рыться в картах. Наконец вытащил дешёвый туристский атлас и полистал страницы.

— Вот Англия, — произнёс я. — Теперь ищем равнину…

Фостер ткнул пальцем в карту:

— Вот. Большая равнина под названием Солсбери.

— Да-а, большая, — сказал я. — Нам понадобятся годы, чтобы найти на ней груду камней. Зря мы заводимся. Даже если этот паршивый дневник говорит правду, вы думаете, нам удастся найти среди огромной равнины дыру, — пусть даже обозначенную камнями, — которой не одна сотня лет? В любом случае, это все догадки…,

Я взял атлас и перевернул страницу.

— Не знаю, что мне хотелось узнать, когда расшифровывал эти страницы, — добавил я, — но надеялся на большее.

— Мне кажется, нам следует попытаться, Лиджен, — сказал Фостер. — Мы можем съездить и поискать в том районе. Это будет дорого, но не невозможно. Для начала мы можем попробовать скопить денег…

— Минутку, Фостер, — произнёс я, пристально вглядываясь в более крупномасштабную карту южной Англии. И тут моё сердце отчаянно забилось. Я ткнул пальцем в крохотную точку в середине равнины Солсбери. — Раз-два — и в дамках. Вот ваше Логово Охотников!

Фостер наклонился и прочёл мелкую надпись:

— Стонхендж.

Я открыл энциклопедию и зачитал вслух:

— …эта гигантская каменная постройка, расположенная на равнине Солсбери, графство Уилтшир, Англия, является самым выдающимся из мегалитических памятников древности. Внутри кольцевого рва диаметром в триста футов установлены камни высотой до 22 футов, образующие концентрические круги. К центральному алтарному камню длиной более 16 футов с северо-востока ведёт широкая дорога, носящая название Путь…

— Это не алтарь, — заметил Фостер.

— Откуда вы знаете?

— Потому что… — Фостер нахмурился. — Знаю, и все.

— В дневнике говорилось, что камни образуют знак Двух Миров, — вспомнил я. — Вероятно, это — концентрические круги. Тот же рисунок, что вытиснен на обложке дневника.

— И на кольце, — добавил Фостер.

— Дайте мне дочитать: “На Пути вертикально стоит огромный валун песчаника. Ось, проходящая через эти два камня, когда оба были в вертикальном положении, указывала на точку восхода солнца в день летнего солнцестояния. Расчёты, основанные на имеющихся данных, относят дату сооружения приблизительно к 1600 году до нашей эры.”

Фостер взял дневник, сел на подоконник и посмотрел на типичную для Флориды огромную луну над изломанной линией крыш и силуэтами тощих королевских пальм. Эта картина мало походила на виды Майами, которые были на почтовых открытках. Я закурил сигарету и принялся размышлять о человеке, который давным-давно пересёк на ладье Северную Атлантику и стал богом индейцев. Меня интересовало откуда он, чего искал, что толкало его вперёд несмотря на преследующий его кошмар, о котором скудно свидетельствуют строчки дневника. Если, — напомнил я себе, — этот человек вообще когда-либо существовал…

Фостер сидел, склонившись над дневником.

— Послушайте, — сказал я, — давайте вернёмся на землю. Нам нужно кое-что обмозговать, разработать кое-какие планы. Сказки могут подождать.

— Что вы предлагаете? — спросил Фостер. — Чтобы мы забыли то, что вы мне читали? Чтобы мы забросили дневник, а вместе с ним и попытку наконец что-то узнать?

— Нет, — ответил я. — Не люблю сдаваться. Конечно, во всем этом есть что-то, чем в один прекрасный день стоит заняться. Но в данный момент мне нужно избавиться от преследования полиции. Я долго думал и решил вот что: я продиктую письмо, а вы его напишете. Ведь ваши адвокаты знают ваш почерк. Вы сообщите им, что были на грани нервного расстройства, — вот почему у вас в доме было полно артиллерии, — и решили, не откладывая, покончить со всем этим. Скажете, что вы не хотите, чтобы вас тревожили, и поэтому путешествуете инкогнито. И что этот бандит с севера, который приехал встретиться с вами, был просто дураком, а никаким не убийцей. По крайней мере, это остудит немного полицию…

Фостер выглядел очень задумчивым.

— Отличное предложение, — произнёс он. — А затем нам нужно будет как-то добраться до Англии и продолжить наши поиски.

— Вы меня не поняли, — сказал я. — Вы уладите все по почте и мы сможем воспользоваться вашими деньгами…

— Любая подобная попытка просто навлечёт на нас полицию, — возразил Фостер. — Вы сами говорили, что с моей стороны неразумно пытаться выдать себя… за себя.

— Но ведь должен быть выход…

— У нас есть только одно направление поисков, — прервал меня Фостер. — И нам не остаётся ничего другого, как следовать ему. Мы поплывём в Англию.

— А что мы используем вместо денег и документов? Эта поездка обойдётся не в одну сотню. Если только, — добавил я, — нам не попробовать наняться на какое-нибудь судно. Но и это не пройдёт: нам всё равно понадобятся паспорта плюс профсоюзные карточки и членские билеты моряка.

— А ваш друг, — напомнил мне Фостер, — тот, который занимается паспортами. Смог бы он сделать и остальные документы?

— Думаю, что да, — ответил я. — Но за это надо платить.

— Я уверен, что как-нибудь мы сможем расплатиться, — сказал Фостер. — Сходите к нему, пожалуйста, завтра утром.

Я окинул взглядом обшарпанную комнату. Жаркий ночной воздух шевелил на подоконнике увядшую герань в консервной банке. С улицы поднимался запах плохой кухни и ещё худшей канализации.

— По крайней мере, — произнёс я, — мы сможем убраться отсюда.