Глава 10

Утренее солнце играло бликами в озёрах дождевых луж. Через всё небо перекинулась цветная арка радуги, а над ней скользили пушистые белые облачка, всё было мирно и безмятежно, как будто и не было вчерашней бури. Не хватало, только, пения птиц.

Зайчиха, что бы не сидеть в грязи, вылезла на плоскую покатую крышу будки и грызла гнилое кислое яблоко.

Сегодня, с самого утра, в доме царили панические настроения. Король, то и дело выскакивал на веранду, сверкая нагими телесами, нервно прохаживался на ней, вставал на ципочки, и глядела через забор. За Величеством, неотступно, бегала старуха — мать, постоянно что — то ему увещевала, гладила по руке и пыталась напоить чаем, но монарх отвергал все поползновения привести себя в состояние покоя, топал ножками, махал ручками, из — за чего опрокинув чашку с горячим чаем и обварил свои пухленькие ножки, от боли Король запищал, схватился за голову и забежал в дом.

Мать, прежде чем последовать за августейшим, спустилась с веранды и подошла к старшей дочери, которая была занята тем, что опять стирала королевский костюм.

— Что ты натворила! — грубо сказала мать дочери, из — за эмоций не сдерживая голоса, так что Зайчиха могла всё слышать.

— А что такого? — оправдывалась девушка — Я предупредила его о великане. Так же со всеми было. Тех — то, предыдущих, я даже не предупреждала, что за мою руку нужно сразиться с великаном, это для них всегда было неожиданостью.

— Да разве среди тех, предыдущих, были короли? — обозлилась мать.

— Не было, конечно, — девушка принялась тереть портки о стиральную доску — а нынешний, настоящий король, потому его я и предупредила, что бы помочь ему, предупреждён — значит подготовлен.

— Кто тебя за язык тянул? — мать покрутила пальцем у виска — Разве я тебя за тем к нему приставила, что бы ты его до инфаркта довела? — мать хотела было дать дочери хорошего леща, но сдержалась, побоялась товарный вид испортить — Ладно, может ещё обойдётся, великан не видел Короля и не знает, что он здесь.

— Уже знает, — пискнула девушка, не прекращая отдраивать королевские портки.

— Как?! — у матери округлились глаза, отчего она стала похожей на камбалу — Откуда? Кто выдал?

— Я сама ему сказала, — невинным голоском сказала девушка — хотела как лучше, ведь, чем скорее Король победит великана, тем скорее мы сможем сыграть свадьбу и уехать отсюда.

— Идиотка… — прошипела мать и, взбежав на веранду, спросила — где младшая?

— Как всегда, зверушек пошла кормить, — ответила девушка.

— Как вернётся, запрёшь ворота на замок, а ключ принесёшь мне, — распорядилась мать.

— Что, боишься, что великан ворвётся к нам?

— Нет, — мать покачала седой головой — боюсь, что бы твой жених не сбежал, — она резко развернулась, и громко стуча каблуками по доскам веранды, прошла в дом, откуда разносились причитания Его Величества.

Не успела за матерью захлопнутся дверь, как появилась девочка, за ней плёлся Заяц с пустыми ящиками в лапках. Косой снова помогал девочке, на прежних условиях, он, почему — то, был уверен, что, уж, второй раз его не обманут. Разочарование было скорым. Едва девочка и Заяц вошли во двор, девушка заперла ворота и, дав, младшей сестрёнке длиный ржавый ключ, велела, тотчас, отнести его матери. Девочка взяла ключ в обе ручки, весело проскакала по ступенькам веранды, у самой двери дома она обернулась показала Зайцу, поразительно длиный, розовый язычок и заскочила в дом.

Заяц показал в ответ свой слюнявый фиолетовый язык с белым налётом, но тут же получил по морде мокрыми королевскими портками — косой подзабыл, что во время стирки, лучше держаться подальше, за что и поплатился.

Зажав лапой разбитый нос, он поплёлся к будке.

— Какова маленькая нахалка! — пожаловался он сестре — Второй раз меня обманула? Как же можно?! Я же в этот раз с ней с ней договаривался, что бы без обмана. Мы на мизинчиках поклялись!

— Что — то сегодня удивительное творится, — сказала Зайчиха, не обратив никакого внимания на жалобы брата — Король носится, как угорелый, да и эти, как переполошённые куры.

— Ещё бы ему не носиться, нашему Превеликому, как оказалось, предстоит поединок с великаном — людоедом, — припомнил Заяц подслушанное вчера ночью — так что не долго ему осталось бегать. Тут нужно о себе подумать. Как мы — то будем выбираться? Как нашу машину забрать, да заправить её. Бензин — то уних есть, во втором гараже, я по запаху чую.

— И не надейся, — огорчила Зайчиха брата — хотя, впрочем, можешь попытаться, договорись, опять, с этой мелкой прохвосткой, авось получится, а? — она подмигнула брату и криво усмехнулась, но тут же перешла на серьёзный тон — Нет, братец, ничего мы, уже, не вернём, самим бы выбраться живыми.

— Ты думаешь, великан после Короля за нас возьмётся? — испуганно предположил Заяц — Зачем мы ему? Король он вон какой — толстенный, да с него одного жиру целому семейству великанов на год хватит, а мы — то что? Кожа да кости, покрайней мере я, ты — то вон какую сраку наела…

Заяц тут же получил звонкую оплеуху за бестактность.

— Могла бы и большую отрастить, — сказала Зайчиха — если бы тебя, нахлебника, не содержала.

— Да чего, уж, теперь ссориться, — Заяц потёр ушибленное ухо — нужно думать, как нам ускользнуть отсюда, пока великан — людоед сам сюда не заявился.

— Да что мне этот великан, вряд ли мы его заинтересуем, — Зайчиха наморщила лоб — нет, я гораздо сильнее опасаюсь этих троих, — Зайчиху передёрнуло — и чем дольше мы тут находимся, тем больше.

— Ты про здешних баб? — уточнил Заяц.

Зайчиха молча кивнула.

— От чего? — спросил Заяц, выпучив бестолковые глазки — они, конечно, по — моему все здесь не в своём уме, но если к дому близко не подходить, то, вроде, неопасные.

— Они не к дому нас не подпускают, — Зайчиха выкинула яблочный огрызок — а к Королю.

— А я и не заметил, — удивился Заяц — думал, они просто животных не любят.

— Ты всегда был глупцом, — дала определение брату Зайчиха — а я, сразу, поняла, что Короля они отсюда не выпустят.

— Так что же, придётся уходить самим? — спросил Заяц — Это все договорённости с Королём аннулируются, как мы дальше будем, нас же коллектора ищут, выходит, всё равно, оставаться в стране нельзя.

— Если мы попытаемся уйти открыто, — Зайчиха задумчиво мяла свою раздвоенную верхнюю губу — то Король, тоже, попытается уйти и ни чем хорошим это для нас не кончится. Нет, пока мы сидим тихо, они, тоже, ничего не предпринимают, выжидают. А если мы сбежим, а они, безусловно, постоянно следят за нами, то далеко живыми мы не уйдём, свидетели им не нужны. Нет, нужно, выйти как — то так, что бы не привлекать подозрений…

— Что ты нагородила какой — то чепухи! — Заяц встряхнул головой, словно сбрасывая с себя наваждение — Напридумывала какого — то бреда! Сидишь и меня пугаешь!

— Если бы это были, только, мои выдумки, то меня бы уже здесь не было со вчерашнего дня, — Зайчиха грустно покачала головой — я, ведь, когда вчера утром уходила, уже надеялась, что покидаю вас навсегда. Ан нет! Сначала я немного попетляла по улочкам, для виду, а потом двинула прямо, с мыслью, покинуть этот посёлок как можно скорее, но не успела я пройти и сотни шагов, как стала замечать, мелькающую, то слева, то справа от меня, серую фигурку. Пригляделась, а это та самая девчушка с которой ты утром пришёл, стоит и на меня немигающими глазёнками смотрит, так, будто дыру прожечь хочет. Ну я влево, а она, уже, там, вправо — она тут как тут. Куда бы я не свернула, она всегда впереди оказывалась. Уж я петляла, запутывала — всё бесполезно. Целый день мы так мотались, но это было ещё не самое худшее, худшее началось, когда внезапно всё затянуло тучами, стало темно, как в одном месте, где солнце не светит, хлынул ливень, и я, почти не могла разглядеть эту девчонку, только её глаза, они будто фосфоресцировали во тьме. И тут эти две, горящих белым светом, точки кинулись на меня. Я удирала, что есть сил, но эта малютка не отставала, я слышала как у меня за спиной по лужам хлюпают её ноги.

— Так, ведь, дождь был, — попытался найти объяснение Заяц — ясное дело — она домой и поспешила.

— Ага, — иронически усмехнулась Зайчиха — но, только, вместо зонтика в руках у неё был вот такой тесак, — Зайчиха показала лапами примерную длину ножа — наверное спутала, не то взяла.

— Тьху на тебя, старая дура! — взвился Заяц — Мерещится тебе всякое, а ты сидишь и меня пугаешь, своими бреднями! — но как Заяц не хорохорился, было слышно, что у него от страха зубы стучат.

— Да что же ты, и в правду, ничего не замечаешь? — оскорбления совершенно не действовали на Зайчиху, до того она была уверенна в своих словах.

— Не замечаю? — нервно икнул Заяц — А что я должен замечать? Я тебя не понимаю!

— Напряги остатки своих скудных мозгов… — Зайчиха не успела договорить, как её прервал грохот, повторившийся троекратно — кто — то стучал в ворота.

Зайцы замерли на крыше будки, вытянвшись во всю длину на задних лапах, что бы лучше видеть происходящее.

Стук в ворота, снова, повторился, а вслед за ним раздался грубый голос:

— Фи — фай — фо — фут! Дух королевский чую тут!

— Великан! — одновременно догадались Зайцы, при этом Заяц сразу нырнул в будку, а Зайчиха осталась наблюдать.

— Фи — фай — фо — фой! Выходи на бой со мной! — кричал великан, и было слышно, что язык его, почему — то заплетается.

В окне показалось бледное лицо Короля, он открыл форточку и крикнул в ответ:

— Убирайся, лучше, подобру — поздорову, — настоятельно советовал Великану авгутейщий — пока я милицию не вызвал!

— Выходи бороться! — гнул своё великан.

Король громко захлопнул форточку и задёрнул на окне занавеску, показывая наглецу, что разговор окончен. Но великан и не думал отступать, он продолжал греметь в ворота, шатать их, при этом злостно матерясь во всё горло.

Король не мог снести подобного оскорбления, потому, снова, открыл форточку и принялся крыть хама в ответ. При чём бойкий, властный голос Короля, явно, одерживал в этом соревновании вверх над сбивчивым, глухим голосом великана.

Неожиданно за воротами всё стихло. Казалось, что Король одержал победу и враг позорно бежал, даже не попытавшись вступить в бой.

Вдруг, над воротами, показался какой — то куль грязных латаных тряпок, и с противным звуком, шмякнулся во двор. Сперва Зайчиха, следившая за событиями, подумала, что это мешок с говном, который великан закинул что бы выкурить Короля смрадом. Но это оказался не мешок. Куль тряпок шевелился и рос, это было что — то живое. У Зайчихи от страха замерло сердце. Куль грязных, засаленных тряпок — и был великан! И то что она первоначально приняла за тряпки — были старый латаный свитер и синие, в жёлтых пятнах, штаны — гамаши с вытянутыми коленками, поверх свитера на великане был, ещё, кургузый пиджачок, коричневого цвета, без пуговиц, обляпанный грязью и ещё какой — то неизвестной субстанцией, из левого кармана пиджачка торчала чекушка.

Великан, держась одной рукой за ворота, с трудом поднялся на ноги, при этом роста он оказался не совсем великанского, а, скорее, самого обычного. Покачиваясь, он подошёл к веранде и схватился рукой за перила, что бы не упасть.

— Опять нового хахаля привела? — фамильярно спросил он у стиравшей девушки — А ты знаешь, что сначала я должен его в бою испытать, что бы определить можно ли тебе водить с ним шашни!

— Естественно! — девушка и не думала оспаривать великанские правила — Он там — она показала в направлении дома — Зови.

Великан поджал тонкие бескровные губы на коричневатом, изрытом морщинами лице и стал подниматься по ступеням, было видно, что для него это настоящее испытание. Едва преодолев одну ступеньку, его отбрасывало назад на три шага, он в последний момент хватался за перила, и с трудом восстанавливал равновесие. Три — четыре раза великан штурмовал три непреступные ступеньки, всё безрезультатно. Тогда он придумал неожиданную хитрость, стал на четвереньки, и, цепляясь вытянутыми коленками гамашей, пролез по ступенькам на веранду и дополз до самой двери. Здесь, опять пришлось подниматься. Великан обеими руками, мондражируюшими от сильного похмелья, вцепился в дверную ручку, и извиваясь, как змея, встал, оперевшись плечом о лутку двери. Он постоял, переводя дыхание и срыгивая алкогольные пары, потом сжал венистые дрожащие пальцы в кулак и забарабанил по двери.

— Выходи и сражайся! — кричал великан — А если же боишься, то не достоин ты такой невесты и должен убираться отсюда восвояси! Уходи и не возвращайся! Я проганяю тебя!

Король, спрятавшийся за занавеской, счёл требовыания выдвинутые великаном, вполне разумными и приемлимыми. Он облегчённо выдохнул, утёр холодный пот выступивший на лбу и крикнул в форточку:

— Моё Величество согласно пойти тебе на уступки и принять предлагаемые тобой условия! Отойди от двери на десять шагов и считай до ста!

Великан, заслышав, что Его Величество даёт капитуляцию, презрительно фыркнул, вытянул из кармана чикушку, открутил крышку и, сделав несколько жадных глотков, утёрся рукавом.

— Даёшь безусловную капитуляцию! — еле выговорил великан — Выходи сейчас же! Я, просто, дам тебе пару затрещин и отпущу восвояси… ик!.

Ответом великану была гнетущая тишина, затем за дверью послышались тяжёлые шаги и клацнул, отпираемый замок. Дверь начала отворяться, медленно боязливо, с гадким визгом несмазанных петель, она отодвигалась от стоявшего перед ней в упор великана, тот, уже, расплылся в победной улыбке, готовый встретить сдавшегося Короля.

Внезапно, великан успел только ойкнуть, из — за двери вылетела, страшная как Мегера, мать, белки глаз налиты кровью, зубы оскаленны.

Великан отпрянул в ужасе, и тут же на него обрушился удар огромного топора. Топорище просвистело в воздухе и начисто срезало великану левую часть черепа, он всё ещё стоял, когда следующий удар вонзил топорище ему в костлявую грудь, круша рёбра со страшным хрустом. Великан свалился на спину, разбросав руки в стороны, а мать всё била и била топором по безжизненному телу, всю веранду залило кровью, и её весёлые ручейки просачивались между плохо сколоченных досок пола. Наконец мать вымахалась, устала и, отложив топор, вытерла лицо от пота и крови. Она поглядела на равнодушно замершую у стирального корыта старшую дочь и позвала её жестом.

— Помоги мне его вынести, — она наклонилась и взялась за ноги великана в потемневших от напитавшейся крови гамашах.

Девушка вытерла руки и, поднявшись на веранду, взялась за руки поверженного великана и они, вдвоём с матерью, неловко покачиваясь, потащили тело. Когда они проносили чудище через ступеньки из кармана пиджака выпала, звякнув, чекушка.

Этот характерный звук, тут же, привлёк внимание Зайца. Переборов страх, косой высунул морду из будки. Вроде бы опасность миновала, а женщины заняты. Он, быстренько, на пузе, пересёк двор, и подобрал утерянную чекушку, тут же выдернул зубами пробку и допил содержимое. Самогон был отличный, очистки, конечно, никакой, зато крепость оказалась ядрёнейшая, у Зайца, сразу, помутнело в голове, да так, что он и, сперва, и не расслышал, как к нему обратилась мать.

— Эй, ты, выродок ушастый! — позвала она и швырнула Зайцу ржавый ключ — Раскрой нам ворота пошире!

Заяц стоял, удивлённо мигая косыми очами.

— Живо! — гаркнула мать — Или будешь следующим!

Заяц опомнился, подскочил к воротам, быстро отпер замок и распахнул створы ворот во всю ширь.

Мать и дочь потащили поверженного великана за двор.

— Ну и как мне, теперь, идти замуж за Короля? — спрашивала девушка — Он великана не побеждал, а без преодоления этого испытания, я не вижу возможности отношений между нами. Всякого претендента я приводила к великану. За меня нужно сражаться!

— Не глупи, — фыркнула мать — Король — это не всякий! Для него не должно быть никаких испытаний.

— Но как же без драки? — ныла девушка — А, вдруг, он и мне не сможет врезать как следует, как настоящий любящий супруг. Я жить в браке без любви не смогу.

— Успокойся, — порекомендовала мать — Всё он сможет. Да и не это самое главное, уж, поверь мне я жизнь прожила, знаю, что говорю.

— Да, не самое, — неохотно согласилась девушка — я это понимаю, главное, что он — Король, из влиятельной благородной семьи. Подумать страшно сколько мы его ждали, не упустить бы теперь!

— Вот и хорошо, что понимаешь, — мать и дочь перенесли великана через, посыпанную гравием, дорогу и бросили под забор соседнего дома.

Женщины, активно перешёптываясь, вернулись домой, а Заяц, услужливо запахнул за ними ворота, запер замок, но сам ключ, хитрец косоглазый прикарманил.

Нелёгким делом оказалось вернуть мятущегося Короля в состояние покоя. Мать и дочь, с двух сторон, утешали монарха, как могли, клятвенно заверяли, что под их кровом и неусыпной опекой его персоне ничего не грозит, поили Короля настойкой валерианы, и, кое — как, после двух часов уговоров, Его Величество разрешил вывести себя к столу, а уж тут — то, обильные яства вернули Королю прежнюю бодрость духа.

Он понемногу стал припоминать, как храбро встретил великана, и как, одними внушениями и царственным своим видом, обратил гадкое чудовище в бегство, а уж, потом, изрубить, морально уничтоженного великана, было плёвым делом, которое мог сделать любой, но не будет же сам Король марать руки, вот он и отправил старуху — мать докончить дело.

Женщины полностью подтверждали каждое слово Его Величества, и, даже, прибавляли, что — то от себя, о поразительной смелости и находчивости Короля.

Постепенно обед перерос в пир, по случаю победы Великого Короля.

— Самое важное, после любой войны, не как всё было, а как об этом расскажут! — мудро изрёк Его Величество — Правда — это официально принятая трактовка событий!

Пир проходил до того весело, что, даже, зайцев пустили к столу, вернее около стола, что бы Король мог бросать им объедки. На патифоне играла пластинка с песнями Стаса Михайлова. Заяц тут же подрядился развлекать почтенную публику танцами. Зайчиха воздержалась, она, видите ли вы, считала унизительным для себя, зарабатывать подобным образом.

— Ну и сиди голодная! — рассмеялся над гордячкой Король и перестал, совсем, швырять ей объедки, перенаправив их в пользу Зайца.

Косой же танцевал на славу и вознаграждение получал соответственно величине своего таланта, он быстро подхватывал с полу обгрызенную куриную или гусиную ножку, совал себе за щеку, и, задорно пританцовывая, обсасывал с них остатки мяса и кожи. А потом пошло лучше — Заяц стоял, замерев, с открытым ртом, а Король бросал на меткость, целясь прямо в рот косому, шарики накрученные из яблочного пирога. Всякий раз, когда Король попадал, мать и дочь бурно аплодировали, и рассыпались в комплиментах в адрес Его Величества.

А какой же праздник победы без хорошей выпивки? Хорошей не нашлось, но, в честь такого повода, Король снизошёл до пития вина стоявшего, уже, сорок лет в подвале, и как сказала старуха — мать, дожидавшегося такого торжественного часа, когда их осчастливит своим визитом сам Король.

После пары кубков, неожиданно, мать завела разговор о помолвке, что вот её старшая дочь, да и младшая, тоже, если Король того пожелает — такая идеальная пара, и что пора бы им скрепить общее стремленье к скорой свадьбе помолвкой, заверить которую собственными подписями на докумете, так удачно оказавшемся под рукой, они могут тут же.

Мать, с поклоном, разложила перед Королём пожелтевший папирус на котором выцвевшими от времени чернилами был прописан текст — договор о помолвке, в котором в витиеватых выражениях сообщалось, что подписавшийся ниже король обязуется взять в законные супруги ниже подписавшуюся даму.

Король опустил глаза на нижнюю часть документа, где удивительным образом, уже, красовалась подпись его будущей супруги. Чернила у подписи давно выцвели, представляя собой бледные чёрные закорлючки.

Этим вечером Его Величество был в хорошем настроении, ведь не каждый день доводится побеждать великана — людоеда, так что он быстрым росчерком пера поставил свою размашистую подпись — крестик под документом, а выполнять его условия или нет, он решит потом, на то он и Король! И не такие договоры нарушал!

Едва Король оторвал кончик пера от бумаги, мать, свернув папирус трубочкой, спохватилось, что время, уже, позднее, а молодым нужно, ещё, пойти поворковать наедине.

Девушка встала, помогла встать Королю и повела его в дом, а мать, сама, осталась прибирать со стола и отмывать засохшую кровь с пола, а то до неё весь день руки не доходили.

Зайцам было позволенно облизать тарелки, здесь — то и сломалась несгибаемая гордость Зайчихи, она заграбастала все тарелки себе, а брату сказала только:

— Ты и так достаточно за свои танцы получил.

— Так я же работал, вот и получил, не тебе же я должен заработанное собственным трудом отдавать?! — разобиделся косой.

— Должен! Должен! — вспылила Зайчиха — Всегда так было, один — работает, другой — ест! Это — экономический закон, Адама Смита почитай!

— А что у него такое есть? — удивился Заяц.

— Не знаю, — буркнула Зайчиха выбирая краюхой хлеба жир с тарелки — должно быть. А если нет, значит он — болван, такой же как и ты!

— Это я — болван? — насупился Заяц.

— Конечно ты, а кто же ещё? — Зайчиха жадно уплетала пропитавшийся жиром хлебец.

— А разве у болвана может быть такая штука? — он показал сестре ключ от ворот.

— Раз у тебя есть, значит может, — холодно пояснила Зайчиха.

— А вот, сейчас, они улягутся спать, я ворота отопру и буду таков, ищите ветра в поле, — рассказал свой план косой.

— Ты же мне не верил? — Зайчиха долизала дно тарелки и поставила её на стол — Что же, вдруг, переменил мнение? А — а — а… тебя убедило устранение великана! Да, даже такой идиот, как ты, мог убедиться в серьёзности здешних дам, они пойдут на всё… Ты собрался сбегать? Хочешь посреди тёмной ночи встретится с этой девчёнкой? Я средь бела дня, еле — еле, унесла от неё ноги, а ты хочешь повстречаться с ней ночью? Ну удачи тебе, братишка.

— Так ночь, она спит давно, — предположил Заяц.

— Нет, не спит, она следит за нами, постоянно, — Зайчиха перешла на шёпот, так как старуха — мать пришла забрать грязную посуду — я уверенна, что они, вообще, никогда не спят, а пытаться удрать ночью, это гораздо опаснее. Ты же или я — в темноте, как куры — ничего не видим, а для этих — хоть вет, хоть кромешная тьма, всё одинаково. Так что ты лучше ключ на стол положи, всё одно ни его завтра утром хватятся и будут у тебя неприятности.

Заяц молча поклал ключ на край стола.

— Хотя, погоди — ка, — Зайчиха взяла ключ, приложила его к половице и обгрызла дерево по контуру ключа, особенно тщательно она обточила зубами бородку, в итоге получился деревянный дубликат — вдруг пригодится, — сказала она — а теперь слушай внимательно, — она свела брата с освещённой веранды и прижав губы к самому его уху зашептала — наш единственный шанс сбежать — это хитрость, завтра когда девчонка утром снова пойдёт кормить зверей напросись помогать ей, якобы за бутылку водки или о чём вы там договариваетесь, но иди как можно медленнее, тяни время.

— Зачем? — тихо спросил Заяц.

— Затем, раз она с тобой, то я буду свободна от наблюдения, а эти две, — она кивнула на старуху — мать перемывавшую посуду в летней кухне — ни за что не отойдут от Короля, и я смогу убежать.

— Хорошо! — сперва обрадовался Заяц, но резко спохватился — Погоди, а как же я!

— Когда же ты, уже, перестанешь быть таким эгоистом? — Зайчиха взяла брата под лапу и повела к будке — Вот что ты заладил — я да я… Видишь, что, только мне получается спастись, вот и порадуйся за меня.

— А что со мной будет? — не внимал словам сестры Заяц.

— Да что с тобой станется? — с деланной простотой отмахнулась Зайчиха — Я, как только, выберусь, сразу сообщу в милицию, так что будь покоен.

— А давай наоборот, — предложил Заяц — ты будешь отвлекать девчонку, я тебе дам свой жилет и она подумает, что ты — это я, люди, вообще, плохо зайцев различают, мы для них все на одну морду, а я, тем временем, сбегу и позову помощь.

— Нет, это слишком рискованно, — Зайчиха затрясла ушами — девчонка тебя уже знает, как выдающегося дурака, а если к ней подойду я, она может заподозрить подвох. Такую придурковатую рожу, как у тебя, мне никак не сделать, это врождённое, плюс годы пьянства и разврата, так что она мне, точно, не поверит, тем более после нашей последней встречи она меня хорошо запомнила.

— Нет я не согласен, — продолжал упираться Заяц, уже, внутри будки — давай, лучше, бегим ночью, да в разные стороны, как известно за двумя зайцами погонишься…

— Какой же ты, братец, твердолобый, — вздыхала Зайчиха — ну сам — то посуди, ну зачем погибать обоим, когда один может спастись? Один — я…

— Нет, нет и нет! — протестовал Заяц и продолжал выдвигать планы побега, которые Зайчиха, в свою очередь категорически отвергала.

Уже глухая ночь плотно обволокла землю, а зайцы, шёпотом, приперались в кромешной темноте конуры, ни одна из спорящих сторон не хотела идти на уступки. Так они проспорили почти всю ночь, но так и не придя к общему решению, начали задрёмывать, не в силах больше бороться со сном, но, вдруг, начавший окутывать их сон, был отогнан лёгким стуком по крыше будки.

— Что такое! — встрепенулись Зайцы.

— Не орите, — сказал голос снаружи — это я — Король, вылезайте, нужно поговорить.

Зайцы, бурча и морщась, выбрались из конуры. На улице было, ещё, темно, но в воздухе, уже чувствовалась утреняя свежесть.

— Что это твоё превеликое решило снизойти до нас? — язвительно начла Зайчиха.

— Молчать! — оборвал её Король, но сразу понизил голос и, оглядевшись по сторонам, продолжил — Мне нужно бежать остюда, срочно, а добровольно эти ведьмы меня не отпустят, за мной постоянно следят, даже сейчас, я еле выпросился, сказал, что по нужде надо, и обязательно на свежем воздухе, еле отбился, что бы со мной не шла, мол у меня при свидетилях не получается, так что думайте, как меня выручить. За это получите моё королевское — спасибо.

— Не слишком ли щедро ты хочешь нас вознаградить? — заскромничала Зайчиха.

— Моё великодушее безгранично, — ответил Король — кроме того, если худшее, что меня ждёт — это насильственный брак, то вам и того горше будет, вы им живыми не нужны. Да я сам попрошу, что бы из вас рагу приготовили. Поверьте, для меня это сделают. Так что вы заинтересованны бежать отсюда не меньше меня.

— Что же, вдруг, случилось? — спросила Зайчиха — Ты так хорошо здесь проводил время. Катался как сыр в масле. Жиры наедал. И, вдруг, решил бежать?

— Да уж было что, — Король поскрёб бороду — сначала я думал, что наобещаю всего о чём они меня просят, а поступлю, как мне выгодно, я всегда с чернью действовал по этой парадигме, и всегда работало, хоть сто раз, хоть тысячу, им, хлопам, всё как первый раз. Вот и с этими я намеревался ту же штуку провернуть, но сегодня вечером случилось такое, что вынуждает меня отказаться от задуманного и попытаться бежать, при чём — срочно. А дело было так…

И Король поведал о том, что же приключилось с ним, не далее, как прошедшим вечером.

* * *

Его Величество, знатно переел на празднике по случаю своей победы над великаном — людоедом, и, теперь, тяжело дыша и громко срыгивая, растянулся на диване, подложив под голову подушку и с пультом в руках.

В ногах у него сидела девушка и массировала ему ступни. Только что Король был с ней помолвлен, но самого Величество это никак не волновало — ишь чего удумали! Бесприданницу хотят ему подсунуть! Ну что ж, время сейчас выдалось нелёгкое, можно и согласиться, для виду. Пускай хлопы порадуются. Король частенько так делал — пообещает бывало, что, вот, сегодня он в последний раз поднимает налоги для низшего сословия (высшее сословие податей, конечно, не платило), хлопы радуются, как дети малые, а на завтра августейший им новый оброк выкатывает, но с обещанием, что это, уж точно, последний.

Король вспомнил благодатную эпоху своего правления и грустно вздохнул, вроде недавно было, а кажется, что целая вечность прошла, как — будто и не был он государем никогда вовсе, а всю жизнь так и скитался по чужим дворам, высматривая где поживиться можно, да вечно опасаясь, что бы плетей не дали или кипятком не обварили, за искреннюю наглость и высочайшее хамство, бывало и милицию вызывали… Что бы отвлечься от накативших грустных мыслей Король клацнул пультом — включил телевизор.

— Вас приветствует Первый правдивый канал! Врём — дорого берём! — поздоровался со зрителями диктор, мужчина средних лет и неприятной наружности — Здесь мы говорим, только, правду! — он облизнулся, поморгал маленькими глазками и продолжил — Но сегодня, наш канал, попытается совершить невозможное — стать ещё более правдивым и честным! Возможно, ты зритель покрутишь пальцем у виска, мол — это невозможно, куда уж боле?!

Король покрутил у виска указательным пальцем.

— Но вы же знаете, — диктор хитро улыбался — что у нас на канале нет никаких пределов, глупых ограничений и, даже, элементарной культуры! Потому сегодня для вас, только на нашем канале, премьера первого выпуска нового ежедневного остросюжетного политического обозрения от выдающегося аналитика, не имеющего аналогов во всём мире! Итак — начинаем! Первый правдивый — ври не краснея!

В студии погас свет, заиграла торжественная музыка и на самой высокой ноте, освещение вновь включилось, но декорации, уже, успели поменять. Из студии исчезла вся мебель, на полу был разложен стог сена, но, главное, что заставило Короля насторожиться — это то, что посреди студии оказался установлен его собственный портрет во весь рост. Король узнал эту картину, работу его собственного придворного живописца, у изображённого на холсте Короля была осиная талия и худощавое лицо с тонкими усиками.

Под несмолкавшую музыку, какие — то люди в спецовках, внесли грубо сколоченный деревянный ящик с, высверленными в нём, дырочками. Ящик был довольно увесестый, так, четверо человек, еле переставляя ноги и шатаясь из стороны в сторону, с трудом донесли его до портрета, и со всеми предосторожностями поставили на пол. В ящике оказалась прорезана маленькая дверца, она была заперта на щеколду. Когда ящик поставили, один из грузчиков быстро открыл эту щеколду, и все четверо, практически галопом, вылетели из студии.

Едва стихли шаги убегавших грузчиков, дверца, с грохотом, распахнулась и из ящика вырвалось нечто безмерно толстое, покрытое редкими волосами, с тремя складками на затылке и пятью на подбородке, с налитыми кровью крошечными глазками, приплюснутым носом и ярко светящейся, абсолютно гладкой, яркого красного цвета с фиолетовым отливом, задницей.

— Педерастическая обезьяна! — у Короля от волнения перехватило дух, он узнал примата, бывшего в своё время гордостью королевского зверинца, Король собственноручно любил кормить человекообразное, а тот, в свою очередь, в знак благодарности выбирал в королевской бороде вшей и беспощадно поедал их.

Педерастическая обезьяна — животное крайне ценное, водится возле больших европейских озёр, таких как Женевское, Маджоре или Комо, а приманить её возможно исключительно на виллу радом с одним из этих озёр, так что обзавестись таким редким приматом — удовольствие очень и очень дорогое, и это не говоря о стоимости содержания зверя, ведь животное любит много кушать и ездить на элитных автомобилях.

Внезапное появление королевского любимца на телеэкране вызвало у Короля необъяснимую тревогу. Он и сам бывало демонстрировал населению диковинного зверя по тв, это, на удивление, здорово поднимало популярность Короля среди черни, но к чему, сейчас, обезьяну снова затранслировали?

Король напрягся, от волнения он, даже, сел, отняв ноги от заботливых холодных рук девушки, которая не поняла, что случилось, но, всё же, от неё не ускоьзнуло, что жених чем — то озабочен.

— Что случилось? — обеспокоенно спросила она.

— Не твоё дело, — отрезал Его Величество и упёрся взглядом в экран.

Обезьяна, уже, перевернула миску, разлив воду по полу студии и принялась давить фрукты, размешивая их с водой, в итоге у неё получилась безобразная каша, которую она набрала в ладонь и запустила в пасть, потом ещё горсть и ещё, в конце концов она набила полные щёки и защёчные мешки, так что, и без того, круглая её рожа стала ещё круглее, даже, сделавшись поперёк себя шире.

Обезьяна, дикими скачками, допрыгала вплотную к камере, и хлопнув себя лапами по щекам, заплевала весь объектив. Секунд десять экран телевизора крупным планом транслировал обезьяньи пережёвки, пока рука оператора не смахнула всё это тряпкой.

Обезьяна успела укусить руку и, вырвав из неё тряпку, порвала в мелкие клочья.

Сразу было видно, что человекообразное умеет работать на камеру, профессионал.

Обезьяна приставляла к объективу то один, то второй глаз, демонстрируя как налились и побагровели сосуды, затем она задрала верхнюю губу, накрыв ей плоский нос, а нижнюю оттянула пальцами и продемонстрировала жёлтые длинные клыки, и, внезапно, отпрыгнув от камеры, грозно завизжала, бья себя передними лапами в обвисшую грудь.

Став на четвереньки и задрав короткий хвост на спину, обезьяна стала нарезать круги возле портрета Короля, фыркая и грозно скалясь, затем, встала, как вкопанная, подставила ладонь себе под зад и громко испражнилась в руку, с диким визгом она взмахнула лапой и швырнула содержимое точно в лицо нарисованного Короля.

— Вот так раз, — вздохнул Король настоящий — а ведь, как я тебя холил, как лелеял…

Обезьяна, не понятно где столько в ней бралось, продолжала испражняться, в ладонь и не только, по студии курганами росли кучи фекальных нагромождений, тут же тучами вились, вездесущие мухи.

Обезьяна закидывала королевский портрет своими испражнениями, и делала это до тех пор, пока, полотно полностью не покрылось фекальными массами, такой эффект привёл человекообразное в полный восторг — обезьяна принялась скакать по студии, топча и разнося созданные собой кучи. Несколько раз она подскользалась, падала, и дико визжа, кувыркалась в отходах собственного организма.

Король наблюдавший всё это стал бледен, как мрамор, а когда обезьяна с безумным воем прыгнула на загаженный портрет и пробила в холсте дыру, то Его Величество едва не лишился чувств.

Наконец, люди одетые в защитные костюмы, дабы не отравиться ядовитыми испарениями исходившими от фекалий обезьяны, палками загнали человекообразное обратно в ящик и на этом телепередача окончилась, а в кадре, вновь, появился диктор.

— Как, понравилось? — полюбопытствовал он у зрителей — Лично на меня это произвело неизгладимое впечатление, — диктор ехидно ухмыльнулся — с такими аргументами не поспоришь, всё с фактажём и железной логикой! Ждём вас завтра в это же время! И помните — всякий кто увидит низложенного узурпатора обязан задержать его, живым или мёртвым, всякий кому известно о местонахождении тирана обязан донести в соответствующие службы, кто же будет заниматься укрывательством или недоносительством, либо же каким другим образом будет способствовать разыскиваемому лицу — того ждёт смертная казнь через повешение, без суда и следствия! Вот и всё, ребята!

Ведущий исчез с экрана, а вместо него началась трансляция идейно — патриотического художественного фильма, ставившего главной идеей единение хлопов вокруг своих господ, с отказом от выходных и отпусков, во имя высоких идеалов — накопления офшорных счетов.

Король встал, его, до селе смуглое тело, походившее на нежный кремовый торт, побелело от переживаний.

— Что случилось, мой любимый? — спросила девушка, которая как и положено приличной девушке ничего не понимала в политике, не хотела понимать и не пыталась этого сделать, иначе виденного по телевизору ей было бы, вполне, достаточно, что бы многое понять.

— Мне нужно ехать! — выдохнул Король — Сейчас же! Не теряя не секунды!

— Как ехать? — ахнула девушка — Куда ехать? Мать пригласит сюда и нотариуса и священника, что бы скрепить наш союз во всех инстанциях, только после этого нам можно будет уезжать.

— Да что ты привязалась! — вспылил Король — Некогда мне сейчас на тебя время тратить, может потом, когда — нибудь, я тебя приглашу ко двору… кухаркой… Отпирай гараж и заправь полный бак, мне предстоит к тестю ехать, путь неблизкий, я же тебя за оказанную помощь вознагражу, орденом…

— Так ключи у матери, — девушка всхлипнула, на глазах у неё навернулись слёзы, нижняя губка задрожала.

— Зови её! — не унимался Король — Мне спешить надо!

— А я здесь, — раздался холодный мягкий голос.

Король вздрогнул от неожиданности, и, резко, обернулся. В тёмном углу комнаты, вырисовался, будто подсвеченный синеватым огнём, овал лица старухи — матери, бледный, с плотно сжатыми губами, такими же белыми, как и лицо, а ярко — красные зрачки впились в Короля.

— Что случилось? — спросила мать тихим голосом — Почему Ваше Величество так встревоженны?

Пронзающий взгляд рубиновых зрачков, будто пригвоздил Короля к полу, его ноги налились тяжестью и онемели, но он не мог оторвать взора от этих страшных глаз.

— Политическая ситуация сильно осложнилась, — начал объяснять Король, во рту у него пересохло и каждое слово давалось с большим трудом — она требует моего немедленного вмешательства… — монарх запнулся, пытаясь подобрать нужные слова.

— Неужто дело такой срочности? — спросила мать и в голосе у неё появилось какое — то жуткое булькание — Неужто нельзя обождать самую малость?

Король молчал, его охватила не присущая ему робость, походившая на элементарное чувство самосохраниения.

Августейщий, было, подумал, а не залепить ли матери хорошую пощёчину? Возможно это поможет развеять непонятное, душащее чувство страха, но руки оказались, словно ватные и, даже, большим напряжением сил, Величеству еле удалось пошевелить онемевшими пальцами.

Король водил глазами по сторонам, пытаясь собраться с мыслями, и, вдруг, его взгляд уловил в отражении висевшего на стене зеркала, то что происходило у него за спиной. Там стояла, взявшаяся из неоткуда, маленькая девочка, с таким же иссиня — бледным лицом, как у матери, и светящимися красными огоньками глазами. Рядом стояла её старшая сестра, Король, даже, не услышал, как она поднялась. В её лице, уже, не было и следа постоянно выражаемой влюблённости, оно было холодно и совершенно бесстрастно, губы сжаты, немигающий взгляд впился в Короля.

— Пожалуй вы правы, — заговорил Король, как можно более равнодушным тоном, но голос его сбивался, выдавая волнение — всё — таки я — король, а значит для меня нет вопросов, кои были бы не разрешимы в удобное мне время. В конце концов, это же не время повелевает королём, а, наоборот, король временем. Я, даже, назначал свой День рождения на каждый день года и каждый день было второе сентября, и это сработало, ведь, мне, в тот год, каждый день дарили подарки, — он, даже, слегка улыбнулся припомнив то славное время — так, что я не буду никуда спешить, а лучше прилягу поспать, утро вечера мудренее, — Король медленно опустился на диван.

— Ваше Величество приняло верное решение, — поддержала Короля мать — вы, как всегда, гениальны.

— Ну, ещё бы, — Король выдавил из себя фальшивый смешок, и улёгся на бок, поджав колени.

— Спите, Ваше Превеликое, ни о чём не беспокойтесь, — Король, уже, не мог понять кто говорит с ним, ибо ему мерещелось, что говорили все трое, но голос у всех был одинаковый — мы всегда рядом с вами… — в унисон шептали голоса.

Король почувствовал, что его накрыли мягким одеялом и он, сделав над собой усилие, зажмурил глаза…

* * *

— Да уж, дело сурьёзное, — подытожил рассказ Короля Заяц.

— Ещё бы! — воскликнул Король — Когда в пропаганду супротив тебя включают педерастическую обезьяну, то земля под ногами начинает гореть! Сколько ушат дерьма он вылил на мою голову — ужас! А это, только, первый эфир! За неделю он так насрёт в головы нашей черни, что я не смогу и шагу ступить по собственному королевству.

— Кто же это под тебя подкоп роет? — Зайчиха харкнула на землю — Купить обезьяну — немалых денег стоит.

— Да кто его знает? — Король тряхнул бородой — Враги государства, должно быть, иноагенты подкупленные мировым фашизмом и империализмом. Да какая сейчас разница. Бежать нужно! Промедление смерти подобно!

— Бежать… — Зайчиха в задумчивости потёрла подбородок, потом поглядела на государя и, вдруг, сказала — не ожидала увидеть тебя одетым, а то я, уже, начала привыкать к твоей наготе. Голый Король.

Его Величество, действительно, стоял укутанный в свою старую хламиду, правда дыру на спине ему зашили, да и так по мелочам подштопали около трёх сотен дырочек.

— Ага, — Король повертелся — дали что бы я не застудил чего — нибудь, да разве это сейчас важно.

— Ну не нагишом же тебе бежать? — хмыкнула Зайчиха — Но ты пойми, что твоё королевское спасибо — это, конечно, большая честь, но одного этого нам маловато будет.

— Да — да, маловато! — тут же возбудился Заяц, который был всегда не прочь урвать кусок пожирнее — Подавай нам министерские портфели!

— Заткнись! — Зайчиха ляснула брату по слюнявым губёшкам — Не нужно нам никаких высоких должностей, я тебя, морду королевскую, знаю, ты в итоге зажилишь, потому прошу тебя о сущем пустяке, такой — то мелочи тебе не будет жалко.

— Проси, — нахмурился Король, которому не понравилось, что Зайчиха так быстро раскусила его тонкую политическую игру.

— Подари мне деревеньку душ на пятьдесят крепостных, с наделом и всё, — выдвинула более чем скромные требования Зайчиха.

— Что!? — возмутился Заяц — Всего — то!? За такую работу! И всего — то пятьдесят душ? Давай, хотя бы, по пятьдесят каждому!

— Заткнись! — шикнула на него Зайчиха и хотела, было, дать ему вторично по губам, но, ещё, с прошлого раза не могла оттереть руку от слюней, потому не стала — Я тебя, как обещала, управляющим к себе возьму, а пятьдесят душ тебе хватит, что бы измываться над ними вволю, — и она, снова, обратилась к Королю — ну так как? По рукам?

— Ладно, — неохотно произнёс Его Величество, конечно, на самом деле, ему было ничуть не жаль каких — то там несчастных пятидесяти душ с бабами и детьми, но для видимости он скорчил недовольную мину, вроде как цена для него высоковата.

Король, брезгливо скривившись, пожал сухую волосатую лапу Зайччихи.

— Вот и договорились, — сказала та — но прежде чем я посвящу вас в план побега, вы должны знать, что же здесь такое происходит. Мы с братом, клогда — то, давным — давно, бывали здесь.

— Когда это?! — изумился Заяц — Не ври! Не был я здесь никогда! Ничего такого я не помню!

— Ещё бы тебе помнить, с твоим алкоголизмом, удивительно, что ты своё собственное имя, ещё, не забыл, — сказала Зайчиха.

— А? Что? Имя? — встрепенулся косой — Да, кстати, а как меня зовут? Почему я не помню? Знаю, что я — заяц, а имя — то и не припомню…

— Хронический, — Зайчиха с сочувствием погладила брата по седой голове —, а кроме того, каждый раз когда мы приезжали сюда, ты, всегда, умудрялся накушаться как следует, дело — то было, аккурат, в рождественские святки — повод весомый.

— Давай, уже, старая, не томи, — приказал Король — я не могу здесь весь день околачиваться.

— Ну слушайте, — произнесла Зайчиха, сделав таинственное лицо — дело было так:

Сказка о рождественском подарке.

Наступило Рождество,

Землю снегом замело,

Ярким нежным и пушистым,

Мир стал белым, добрым, чистым.

Давным — давно, ещё, до царя Гороха, в бревенчатой избушке на краю густого леса жила девочка, которую звали — Леночка. Леночка была хорошей девочкой, слушалась маму, чистила по утрам зубки, из школы носила одни пятёрки, не курила сигарет, без фильтра, и не ругалась матом, сильно.

Леночка любила все времена года, но больше всего она любила зиму, потому что, именно, зимой наставали самые лучшие, по её мнению, дни в году — Рождественские Святки. Леночка очень любила Рождество, и любила не только получать подарки, но и сама с удовольствием одаривала родных и близких.

Не забывала Леночка и о зверье лесном, которому туго приходилось в зимнюю пору. Леночка поставила кормушки у лесной опушки, и каждый день, сама лично, наполняла кормушки овсом, пщеницей, кортофелем, сеном, яблочками и всяческой, иной, любимой лесными жителями, снедью.

Звери, уже, давно запреметили Леночку, знали, что она хорошая девочка и всегда, не боясь, выходили к ней, а пушистые озорные белочки брали орешки, прямо, из её рук.

Вот такая была наша Леночка!

Незаметно пролетели двадцать первых дней декабря, приближались Рождественские праздники.

Был тихий, морозный вечер, Леночка сидела в своей избушке у окна и любовалась, медленно спускаюшимися с неба, снежинками, белыми как жемчуг, и большущими, каждая размером с сервизное блюдо.

Леночка слезла с подоконника, тихонько, на цыпочках, словно боясь спугнуть праздничное настроение, прошла мимо камина, в котором еле заметно тлели угольки и подошла к музыкальному проигрывателю, выбрала из стопки грампластинок одну, и, аккуратно, поставила в проигрыватель.

Пластинка закружилась — заиграл марш из «Щелкунчика». Какое же Рождество без Чайковского?

Леночка любила композитора Чайковского, да и, вообще, хорошую настоящую музыку — Генделя, Гайдна, Моцарта, но больше всего она любила менуэты, правда, никому в этом не признавалась.

Посреди комнаты стояла высокая, до самого потолка, празднично наряженная ёлка, а так как Леночка была хорошей девочкой, то ёлка у неё обязательно была в кадке, живая, и весной она высаживала ёлочку в лесу.

Леночка замерла перед лесной красавицей, зачарованная яркими огоньками разноцветных гирлянд, оплетавщих ветви ели.

В этот момент Леночка, даже, почувствовала себя героиней сказки Гофмана. Ей захотелось сделать что — нибудь эдакое, что — нибудь необычное, что — то, что поможет сохранить ей в сердце эту сказочную негу на всю жизнь. И она знала кто может ей в этом помочь — это, конечно, Святой Николай! Рождество, всё — таки…

Леночка разложила, прямо, на полу перед ёлкой лист бархатной бежевой бумаги, вооружилась карандашом, и взялась писать письмо Святому Николаю. Она знала, что многие дети, да и взрослые, по всему свету пишут ему письма с просьбами подарков, и вероятность того, что он успеет прочесть и её послание до наступления Рождества, стремится к нулю, но всё же, нужно попытаться. Можно, конечно, попробовать написать Деду Морозу, там корреспонденция менее плотная, но Леночка была умной девочкой и знала, что Дед Мороз, занимается, только тем, что замораживает одиноких путников, где — нибудь в глуши, да зверьё лесное холодами тиранит, правда, была у него Чудо — ёлочка, но и та от Постышева, а о том, что бы он кому — нибудь подарил подарок на Рождество, такого она не слыхала. Хотя, нужно признать, о том, что бы Святой Николай кому — нибудь что — то дарил, Леночка, тоже, не слыхала…

Девочка обмакнула заточенный кончик гусиного пера в синие чернила и стала выводить большими красивыми буквами своё послание, гласивщее следущее:

Здравствуй, Святой Николай!

Пишет тебе девочка — Леночка, но ты это и сам знаешь, Святой, как — никак! Я очень люблю Рождество и стараюсь всегда быть хорошей. Я знаю, что в эти дни ты очень занят, но если у тебя найдётся время и ты посчитаешь нужным, мог бы ты мне подарить «самый лучший в мире подарок» на твой вкус, я была бы очень рада! Спасибо тебе за всё!


Леночка поставила дату и подписала письмо, для которого у неё нашёлся и подобающий конверт — с изображёнными на нём алыми маёликовыми шарами на сосновой веточке. Но написать письмо — это, только, пол дела. Как, теперь, его доставить?

* * *

На следующий день, рано поутру, Леночка, прихватив ведро с яблочками и сеном, пошла к лесной опушке, что бы покормить лесных зверей. Обычно, к этому времени, они, уже, поджидали её, но сегодня у кормушек никого не оказалось. Вернее, там, оказался, только, один зайчик, но Леночка его сразу и не заметила, так как, косой целиком забрался в кормушку, выискивая хоть что — нибудь на дне, и из кормушки торчал, только, его белый хвостик.

— А где же все? — удивлённо вздохнула Леночка.

На звук её голоса, заяц задрал мордочку и поглядел на девочку. Леночке показалось, что выражение у заячьей рожицы, при этом стало наглое и хамовитое.

— А кто тебе нужен? — неожиданно спросил у девочки заяц.

Леночка на миг опешила, встречатся с говорящими зайцами ей, ещё, не доводилось.

— Ну — с! — недовольно прикрикнул заяц, раздражённый молчанием девочки — Тебя, что, не учили отвечать, когда старшие спрашивают?

— Извините, — спохватилась Леночка, которую, конечно, всему учили — просто, раньше, здесь всегда было много лесных зверушек, а сегодня, почему — то, нет никого, вот я и удивилась.

— Нечему тут удивляться! — скривился заяц — Раньше здесь беспорядок был и нарушение дисциплины! Шлялись тут кто хотел и когда хотел — бардак, одним словом. Но, нынче, я тут на должность встал!

— На что встал? — не поняла Леночка.

— На должность, — процедил сквозь зубы заяц — с сего дня я руковожу в этом лесу и нарушать дисциплину никому не дозволю!

— А как же кушать? — спросила Леночка — Можно при дисциплине кушать?

— Пока можно, — насупился косой — но, строго по расписанию! — он указал лапкой на клочок бумаги наклеенный на сосне, рядом с кормушками.

Леночка подошла поближе и прочла на клочке надпись, сделанную, кривыми буквами:

Приём пищи, строго с 12. 00 до 12. 15.

Администрация.

— Всего пятнадцать минуток, — Леночка покачала головой — как же они все успеют?

— Это меня не касается! — отрезал заяц — Моё дело дисциплина, а как под этой дисциплиной будут выживать — меня не волнует, — тут он опустил глаза на ведро, которое принесла Леночка и, аж, пустил слюни — что это ты там принесла? — заяц стал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу — высыпай, уже, чего тянешь?!

— Так, ведь, до означеного времени ещё далеко, — удивилась Леночка.

— А ты не путай мягкое с квадратным, — окрысился заяц — временные рамки на меня не распространяются, я могу в любое время заниматься всем, чем захочу, а сейчас я хочу жрать!

— Чем же это вы лучше остальных? — Леночке почему — то не хотелось кормить зайца.

— Во — первых: тем, что сам я так считаю, — принялся перечислять косой — во — вторых: тем что я — особо ответственный работник, у меня сверхнагрузки, у меня ненормированный рабочий день, — заяц в запале начал плеваться, и Леночке пришлось сделать шаг назад, дабы не попасть под оморосение — а главное — я в партию вступил, — он, от куда — то, выхватил партбилет в обложке красно — пунцового цвета, развернул и ткнул, показывая Леночке — теперь я являюсь защитником трудового народа и поборником его прав и свобод! Вдруг завтра война, вдруг завтра в поход — я первый в ряды стану! Поэтому я должен быть всегда сыт и отдохнувши, для борьбы с супостатом и интервентами! А ты, тут, выделываешься! Давай, высыпай, чего принесла, быстро!

Леночка, неохотно, вывернула всё ведро в кормушку, прямо на голову зайцу.

Противный зверёк набросился на яблоки, чавкая и пуская слюни, он старался откусить от каждого яблока, а когда, уже, и на это у него не оставалось сил, он забрасывал их подальше, в сугробы.

— Что же вы делаете!? — возмутилась Леночка — Зачем выбрасываете? Оставьте и другим зверушкам.

— Это не возможно, — плямкая ответил заяц — я такой великий начальник, что не гоже обычному зверью после меня подъедать. Я знаешь в каких кругах вращаюсь? Мне, как говорится, любые двери открыты по всей стране, да что там стране — по всему миру!

— И, даже, в Лапландию? — с робкой надеждой спросила Леночка.

— Конечно! — ни секунды не задумываясь, ответил заяц.

— Раз, уж, вы такой большой начальник, — Леночка стеснительно потупила глазки — не могли бы вы доставить моё письмо к Святому Николаю, а то, наше почтовое отделение писем до Лапландии не принимает.

— Ну, до Лапландии — это очень далеко идти, — задумался заяц — дня два, не меньше, и холодно там, очень…

— Простите, что побеспокоила, — Леночка расстроенно всхлипнула — не буду вас больше тревожить.

— Погоди! — остановил её заяц — я же не отказал, я, в принципе, могу твоё письмо отнести, но, в виду тамошних морозов, мне бы для сугреву чего.

— Чего? — не поняла Леночка.

— Водочки! — выпалил, раздражённый такой глупостью заяц — меньше чем за пол — литра не понесу!

— Ой, — Леночка опять всхлипула — а у меня столько нет, у меня, только, литровая тара.

— Ладно, — махнул лапой заяц — чего уж там, отнесу и за литру, уговорила.

— Так я, сейчас, сбегаю — принесу, — обрадовалась Леночка.

— Давай, — согласился заяц — одна нога здесь — другая там, я ждать не буду!

И Леночка, не веря своему счастью, пустилась бегом по скрипучим сугробам, до самого дому.

Заяц же, не тратил времени даром, он, вооружившись карандашём, принялся дополнять распоряжения на приклеянном к сосне листочке. Сперва он дописал:

БЕГАТЬ ПО ЛЕСУ — ЗАПРЕЩАЕТСЯ!

Администрация.

Потом, немного подумал, и дописал:

ЖРАТЬ ИЗ БОЛЬШОЙ КОРМУШКИ — ЗАПРЕЩАЕТСЯ!

Администрация.

В этот момент, пролетевший над зайцем воробушек, сделал косому, прямо на маковку, от чего тот пришёл в неописуемую ярость и, чуть, не захлебнулся слюнями, но, затем, взял себя в руки и дополнил список:

ГАДИТЬ В ЛЕСУ — ЗАПРЕЩАЕТСЯ!

Админстрация.

Какое — то время он внимательно изучал своё творчество, затем сплюнул, сорвал бумажку, перевернул её на другую сторону и наклеев обратно, на дерево, написал:

ЗАПРЕЩАЕТСЯ — ВСЁ!

Админстрация.

Неизвестно до чего бы, ещё, додумался косой, но тут, наконец, подоспела, запыхавшаяся, Леночка — в руках она держала большую бутыль с выдавленными по стеклу буквами — «ВОДКА».

Заяц, с плохо скрываемым ликованием, принял бутыль.

— Ну, всё. — торопливо сказал он — не будем тянуть кота за хвост, я поскакал.

— Ага, кивнула Леночка — только я, тут, подумала, а кто же в ваше отсуствие за дисциплиной будет приглядывать?

— Можешь за это дело не волноваться, — успокоил девочку косой — у меня есть родная сестрица, почтенная зайчиха, она за дисциплиной приглядит. Она здешних скотов — то приструнит! Они во где у неё будут! — он потряс сжатым кулачком — Мы — зайцы, завсегда за дисциплину стояли! Да, что бы по — жёсткому! По — жёсткому! — заяц зашёлся в крике и, таки, доплюнул девочке до пальто, слюни мгновенно замёрзли маленькими кристалликами на перламутровых пуговицах.

— Ну и хорошо, — вздохнула Леночка и помахала вслед, уже, поскакавшему в Лапландию, зайцу — погодите, вы письмо забыли!

Заяц, неохотно, вернулся к девочке и забрал конверт, а Леночка, к своему удивлению, успела заметить, что косой успел опорожнить треть бутыля, эх, ненадёжный засланец, этот заяц, но другого, увы, у неё не было…

* * *

Лапландия — волшебный край, изрезанный бесчисленными реками и поросший густыми хвойными лесами, в декабре, уже, укрыт толстым ковром снега, а на шестой день первого зимнего месяца, на Лапландию опускается полярная ночь, которая продлится целый месяц, именно эти недоступные, малохоженные места, облюбовал для себя Святой Николай, он же Чудотворец и ярый противник арианства.

В тихом городке Рованиеми, Николай отбабехал собственную маленькую деревушку, центром которой стал его собственный домик с мигающей, белыми огоньками, гирляндой на фасаде, выведенной в надпись «Счастливого Рождества!»

В домике Святого Николая тепло, даже, жарко, большой камин в виде эскимосского иглу освещает комнату красновато — жёлтым отсветом. Сам хозяин сидит в глубоком кресле за маленьким столиком из полированного палисандра, вытянув ноги, в своих фирменных красных штанах, греет пятки, обтянутые полосатыми чулками, у очага, куртка и шапка с помпоном висят на гвоздике, а сам Святой остался в одной майке — алкоголичке, в зубах у него мундштук длинной глиняной трубки. Всё помещение заволокло сизым табачным дымом, сквозь который еле различим силуэт, сидящего по другую сторону столика человека — это Святой Валентин, большой друг Святого Николая, они, хотя и жили в разное время, но любили встретится и посидеть за кружечкой тёмного ирландского пива, а уж в сочельник — сам Бог велел!

— Ну, Коля, с наступающим тебя! — Святой Валентин цокнул пузатой кружкой с высокой шапкой белой пены о бокал друга.

— И тебя тем же краем по тому же месту! — ответил на поздравление Святой Николай и пригубил пиво, опорожнив одним залпом пол кружки.

— Кстати, наверху не довольны датой, которую ты выбрал для подарков и ёлок, — Святой Валентин обтёр с бороды пену и икнул — всё же это Рождество, как — никак.

— Ой, Валя, не трави душу! — отмахнулся Святой Николай — Было же шестого — сказали не так, перенесли на двадцать пятое, так что я тут ни при чём. Ты лучше мясо проверь, а то, уже, в животе урчит.

В камине, на решётке, были разложены большие куски мяса, запекавшиеся от угольного жара, и обильно пускавшие жир в очаг.

Святой Валентин взял длинную двузубую вилку и потыкал ею мясо.

— До сих пор сырое, — пробурчал он — как резина, честное слово.

— Так олень же старенький был, — вздохнул Святой Николай — сколько лет он у меня в упряжке отбегал, и не сосчитать.

— Так зачем же его так? — посочувствовал оленю Святой Валентин.

— А что делать? — Николай глубоко затянулся и выпустил облако густого сизого дыма — Для работы он, уже, не годился, возраст не позволял, вот и пришлось его на пенсию отправить.

— На пенсию? — Святой Валентин снова икнул, но, уже, от возмущения — Хороша же пенсия!

— Ничего не попишешь, — грустно сказал Святой Николай — это — пенсионная реформа имени Тигипко — Гройсмана в действии.

— С этими не поспоришь, — мрачно согласился Валентин — особенно с сильным украинцем, этот и душу вытрясет, — он, по — новой, наполнил кружки пенистым напитком и продолжил — а, вот, про то, что бы дату перенести, ты, всё же, подумай. есть идея на седьмое января переставить.

— Тебе никак Гундяев эту идею подкинул? — усмехнулся Святой Николай.

— А что? — расстерялся его собеседник — Он, тоже, между прочим — христианин.

— Ага, церкви апостола Джугашвилли, — Святой Николай брезгливо потряс бородой — не, эти ребята меня, уже, в двадцать девятом году запретили, так что будет с них. Подкинь — ка лучше топлива, а то зябко становится, — он потёр голые плечи.

На полу перед камином лежал объёмный мешок, Святой Валентин поднял его, запустил руку по локоть и, вытащив добрую охапку писем в конвертах, бросил в огонь. Пламя полыхнуло, пожирая поданную пищу.

— Вот никак не пойму, — Святой Валентин продолжал — подбрасывать топливо — почему тебе всё время письма пишут, я, особо, и не припомню, когда ты, лично, кому — нибудь подарки дарил, кроме, конечно, того случая с тремя сёстрами.

— Пишут, — повторил за другом Святой Николай — да пишут, но письма — то все алчные и корыстолюбивые: дай мне то, подари мне это. В лучшем случае дети просят, что бы родители обратно сошлись. А я — то, что могу, если папашка или мамашка не хотят назад, если, уж, подались в блуд — их не удержишь, но это их выбор, имеют право, — он на секунду задумался — бывают, конечно, и сурьёзные просьбы, там я, всегда, стараюсь помочь, по мере сил…

Святой не успел договорить, как, вдруг, резко распахнулась дверь и в помещение, с волной рождественского снега, ввалился неизвестный заяц, препаскудного вида. Неговоря ни слова, незваный гость, обтрусил с себя снег и проскокал к очагу, где, с явным удовольствием, стал отогревать спину.

Святые, молчали в изумлении.

Тогда заяц, уже пообсохнув, обратился к Святому Николаю:

— Дай пару тяг!

Святой недоумённо уставился на зайца.

— Говорю, дай затянуться! — заяц сам взял у святого Николая трубку и, обхватив, слюнявым ртом мундштук, так затянулся, что из ушей повалил табачный дым — Дай хлебнуть! — выдохнув дым, обратился заяц к Святому Валентину, и, не дожидаясь ответа, схватил лапкой кружку, но Валентин, оказался, не настроен отдать своё пиво просящему и крепко вцепился в ручку кружки — Дай! — почувствовав сопротивление взвизгнул заяц — Я же, пока, по — хорошему прошу, дай! Но я могу и по — плохому, ты гляди расселся он тут, в тепле, в уюте, а на улице сугробы намело по самые уши, сейчас я тебя как отправлю снег расчищать, без лопаты, вручную, до утра у меня спину не разогнёшь!

Эти слова положительно подействовали на Святого Валентина и он, наконец, отпустил кружку.

— То — то, — подытожил заяц — я таких кто не давал, в два счёта, с предприятия выбрасывал!

— А вы, собственно, кто такой будете? — наконец опомнившись, спросил у зайца Святой Николай.

— Важнее с чем я буду, — ответил заяц и, долгим залпом, выхлебал отобранное пиво — вот! — он положил на стол мокрый от снега письменный конверт.

— А — а, письмо, — разочарованно протянул Святой Николай, порылся в ящике стола, нашёл нож для писем и вскрыл конверт.

Но по мере чтения, лицо Святого Николая удивлённо вытягивалось, а под конец, и вовсе, озарилось радостной улыбкой.

— Представляешь, — обратился Святой Николай к Валентину — написала мне хорошая девочка, такое мило — наивное письмецо, что аж на душе потеплело, вот и подписалась она — Леночка и, даже, дата проставлена, — тут, Святой Николай, вдруг, поперхнулся и, нахмурив брови, сурово поглядел на зайца.

— Что вылупился? — уловив на себе недобрый взгляд, вопрошал косой, продолжая попыхивать трубкой.

— Согласно проставленной в письме дате, — чеканя слова, заговорил Святой Николай — это послание было отправлено двадцать лет тому назад. Ты что же это — так долго сюда добирался?

— Нет, — без тени смущения отвечал косой — я никуда и не собирался. Оно мне надо? Но, недавно, я вышел на заслуженную пенсию, а тут, как на зло, власть в лесу поменялась и меня попросили с должности, ушли — одним словом, и это не смотря на то что я первым из старой партии вышел и в новую вступил, — заяц вытащил на свет божий партбилет в бело — голубых тонах с выдавленной на нём золотыми буквами надписью «партия буржуев и воров» и продемонстрировал его Святым в доказательство своих слов — вот, тогда я и вспомнил про это письмецо, решил, дай — ка снесу его тебе, а ты за это мне должность, какую — нибудь, подышешь. А то, ведь, тяжело мне нынче живётся, средствов на существование не хватает. Тем более и сестрицу мою, тоже, с предприятия выставили, ещё раньше чем меня, совсем некому мне помогать стало. Мы же вместе с ней сюда шли, но она трудностей пути не пережила, горемычная.

— Зачем тебе на должность? — спросил Святой Николай — сам говоришь, что теперь на пенсии, а известно, что у таких бездельников как ты — пенсии довольно большие.

— Ага, — огрызнулся заяц — скажешь, тоже, большие! Так у меня же и потребности большие! Я чёрный хлеб с селёдкой жрать не могу. Мне рестораны подавай и гулянья по девочкам!

Вдруг, второй раз за вечер, дверь резко распахнулась и, с хлопьями снега, в домик ввалился ещё один заяц. Вернее зайчиха. Тоже, весьма, препаскудного вида. Старая, облезлая, шерсть клочьями, она с дикой злобой оглядела присутствующих и остановила взгляд на зайце, от чего тот несколько поёжился.

— Что, сучёнышь, не ожидал, уже, меня увидеть?! — прохрипела зайчиха.

— Да, не ожидал, — честно сознался заяц — когда я тебя оставил, ты чуть жива была.

— Конечно, чуть жива, — зайчиха стала медленно наступать на брата — мы же с тобой договорились, что пол пути я тебя на спине везу, а вторую половину — ты.

— Да, что — то такое припоминаю, — заяц начал пятиться от сестры.

— Так ты на мне половину проскакал, — зайчиха аж клацнула зубами — а, как пришла твоя очередь везти, ты меня бросил и убежал, воспользовавшись моим бессилием!

— А что мне было делать? — заяц допятился до самого очага, дальше отступать было некуда — Я увидал до чего тебя извозчество довело, и мне страшно стало, за себя, я не смею подвергать свою особу таким истязаниям! Войди же в моё положение! — заяц, даже, всхлипнул.

Но разжалобить зайчиху ему не удалось. В одно мгновенье в её лапе оказался чёрный хлыст, для тренеровки лошадей, которым она орудовала всю карьеру. Заяц, только, успел пискнуть, как хлыст, со свистом, перетянул его по физиономии. Заяц завизжал, затряс щеками, разбрызгивая слюни во все стороны, и кунулся на сестру. Сплевшись в клубок, они покатились по полу, тузя друг дружку. Эх, никогда у них не доходило до семейных сор, но с тех пор как обоих освободили от занимаемых должностей, им стало некуда девать энергию, ранее затрачиваемую на поддержание дисциплины в лесу, и приходилось выбрасывать излишки её друг на друга.

В этот же раз, брат и сестра сцепились не на жизнь, а на смерть, и не известно чем бы это кончилось, но Святые поспешили разнять дерущихся.

— Успокойтесь пожалуйста, — уговаривал Святой Валентин разгневанную зайчиху, стараясь не дать ей, снова накинуться на брата — лучше присядьте, — но усадил её у огня — погрейтесь, выпейте чаю.

— Сам чай пей, — сказала зайчиха, умащиваясь возле камина — а мне, лучше, стопку водки.

— Извините, нет водки, но есть неплохое виски, Святой Валентин поднёс зайчихе, наполненную до краёв рюмочку. Та, не глядя, опрокинула рюмку, и взяла, галантно поданную Святым, тарелку с куском дымящейся оленины и, невзирая на жёсткость мяса, принялась уплетать его за обе щёки.

— Я и не знал, что зайцы — хищники, — удивился Святой Николай.

— Ещё и какие хищники, — зверила его зайчиха — по крайней мере, мы с братом, а остальные кору грызут, придурки.

— Как же вам удалось спастись? — спросил её Святой Николай, стараясь проявить вежливость.

— Очень просто, — пробурчала набитым ртом зайчиха — когда я валялась без сил, мимо проезжали лопари на санях, заметели меня, подумали — дохлый заяц, подобрали, собирались привезти меня к себе и освежевать, что бы из шкуры моей какую — нибудь поделку сделать, и, по — счастью, проезжали мимо Рованиеми, а я к тому времени, уже, отошла, отогрелась на оленьих шкурах, и как вскочила, в рожи их поганые плюнула и бегом сюда!

— Вот видишь, — влез в разговор заяц — выходит я тебе как лучше сделал, с комфортом добралась, ещё и в рожи наплевала. Чего же можно желать лучше?

Зайчиха нехорошо покосилась на брата, но ничего не ответила, а продолжила беседу со святым Николаем:

— Мне, между прочим, братец наобещал, что у тебя должность для меня найдётся. Я опыт имею, всю жизнь за дисциплиной приглядывала, у меня в лесу никто и дыхнуть не смел. Пайки, чуть ли, не каждый день урезала. Что бы знали, что бы чувствовали! Так что принимай меня на должность — не пожалеешь. Я, пока, до тебя дошла, поглядела какие безобразия здесь развели — кто где хочет, там и ходит. Разве такое можно терпеть? Нужно расставить флажки, пускай сволочи, исключительно, по флажкам перемещаются, сукины дети!

— Да, ваш брат, говорил мне о желании встать на должность, и знаете что, — Святой Николай задумчиво почесал белую бороду — я думаю, что смогу найти для вас место, и для вашего брата тоже.

— Когда можно будет приступать? — радостно выпалили обнадёженные родственники.

— Этим же вечером и приступите, — пообещал Святой Николай.

— Ух, скорей бы уже, — нетерпеливо заёрзал заяц.

— Подождите здесь, маленько, — Святой Николай подошёл к двери и взялся за ручку — я сейчас кое — какие дела решу и мы подберём вам достойные должности.

Он открыл дверь и вышел, прямо, как был, в майке — алкоголичке.

— Коля, ну ё — моё, куртец, хоть, накинь, — Святой Валентин вскочил, снял с гвоздя красную куртку и вышел вслед за товарищем. Он увидел Николая, стоящего посреди дороги, запустив руки в карманы.

— Зачем куртку притащил? — спросил он у друга — Я же Святой, и не могу простудиться.

— Я за это и не волнуюсь, — Святой Валентин подал куртку Николаю — просто неприлично получится. Сейчас полный город туристов, а ты в таком виде разгуливаешь, да, ещё, и поддатый. Чего тебя, вообще, вынесло?

— Да, вот, тронуло меня это письмецо, от девочки Леночки, — вздохнул Святой Николай — а из — за этого зайца, она, понимаешь, двадцать лет прождала. Но я ей всё же подарю подарок. И он, действительно, будет самый лучший в мире, — он поднял голову и посмотрел в ночное небо — ты посмотри какая же красота!

Святой Валентин последовал примеру друга — через всё звёздное чёрное небо растянулась лента северного сияния, салатнево — голобуе с примесью светло синего и капелькой нежно — розового, оно раскинулось от горизонта до горизонта в своей непревзойдённой красоте и величии.

— Да — а… — тихо выдохнул Святой Валентин.

— Знаешь, что? — спросил у друга Святой Николай — Именно это я ей и подарю! Вот это будет подарок! Ни у кого ничего подобного нет! — он провёл рукой по небу, собирая сияние в ладонь.

В итоге, у Святого Николая, в широкой ладони оказался маленький хрустальный шарик с тысячами граней, каждая из которых горела всеми красками северного сияния.

— Тёплое, — произнёс Святой Николай, поглядел на хрусталик и спрятал его в карман.

— И как ты намерен успеть? — Святой Валентин выскочил в одних шлёпанцах и, теперь, вытряхивал из — под пяток снег — Скоро почти полночь, до наступления Рождества осталось пару часов.

— Успею, — Святой Николай зашагал к дому — сани — то у меня, сам знаешь, на какую скорость рассчитаны!

— А везти их кто будет? Ты же сам оленей на рождественские праздники освободил. А тех, которые, старые, небось, всех успели на пенсию отправить?

— Всех, — тяжело вздохнул Николай — целая делегация из пенсионного фонда с проверкой приезжала, они собственноручно оленей — то на пенсию и отправили, сказали, что нечего тратить деньги фонда на тунеядцев. Я, вот, никак в толк не возьму, почему пенсий нет, а пенсионный фонд есть?

— Не наше это дело в такие сложные дела встревать, — Святой Валентин многозначительно поднял палец — там и без нас решат. Раз оставили фонд — значит — надо. Генералы, там, и судьи всякие, министры — всё народ нуждающийся, должны же они пенсии получать? При чём весьма солидные.

С такими аргументами Николай не мог поспорить.

Когда Святые вернулись в домик, то застали зайцев в своих креслах, сытых и пьяных.

— Ну что, гости дорогие, готовы вы рождественскому чуду послужить? — торжественно пробасил Святой Николай — Умеете санями править?

— Сможем, — сразу ответила зайчиха.

— А кто в упряжке пойдёт? — спросил, посасывая трубку, заяц — собаки или на оленях?

— Да нет сейчас у меня никого, — развёл руками Святой Николай — придётся мне и Валику сани на себе тащить.

У Святого Валентина раскрылся рот от изумления, но отказывать хорошему другу было, как — то, нехорошо.

— Ну пойдёмте, зайчатки, — позвал Святой Николай — нам же до Рождества успеть надобно. А скорость наша напрямую зависит от того как вы править будете. Надеюсь, вы умеете погонять везущих?

— О! — зайчиха аж привзвизгнула — Ещё и как умеем! Они, везущие, на то есть, что бы их погонять!

— Правда нам немного сподручней на шее ехать, — сказал заяц, лениво вылезая из кресла — мы всю жизнь так привыкли. Вот, помнится, как — то раз застал меня ураган в пути и сосной, как на зло, привалило, я два дня так пролежал, пока меня какой — то лось не нашёл, так он дурак, вместо того, что бы мне какую — нибудь гадость сделать, наоборот, из под дерева помог выбраться. А я — то, своего не упущу, этому лосю на шею — прыг и давай его по лесу кругами гонять, да так гонял, пока не издох сохатый.

— Молодец! Так ему и надо, лодырю! — похвалила зайца зайчиха — Занимался бы этот лось делом, ему бы некогда было по лесу шляться и под упавшие деревья заглядывать, а так он от безделья тынялся, сачковал, трудодни нагуливал!

Брат с сестрой пошли следом за Святыми, которые повели их в ангар, а зайчиха продолжала приводить примеры трудовой дисциплины:

— Пять лет тому назад я сочинила приказ по лесу на запрет воробьям садиться, что бы знали, что бы прочувствовали, что жизнь тяжела, — зайчиха пристально заглянула в глаза святому Николаю, а тот кивнул в знак согласия — но эти разбойники хотели не подчиниться приказу, ишь чего удумали! Если всякая шелупонь перестанет приказам подчиняться, то к чему мы придём? С чем останемся?

— Я думаю, тогда мы останемся без вас? — предположил Святой Николай.

— Вот именно! — эмоционально согласилась зайчиха — А мы на это не согласные!

— Да, не согласные! — подхрюкнул заяц.

— Что же я предприняла в ответ на воробьиный бунт? — продолжала повествование зайчиха — Другой бы, на моём месте, плюнул на это дело, воробьи, всё же, что с них взять? Но со мной такой номер не проходит. Я этих сволочей, лично, взялась гонять, ни один у меня, даже, на макушку самой высокой сосне сесть не мог, везде доставала! Я ночей не спала, по чащам да по болотам сигала, но сесть воробьям не позволила ни на секунду! Пока они все от усталасти на землю замертво не попадали — не было им спуску!

Так, за поучительными историями, они и не заметили как оказались перед высокими красными санями Святого Николая.

— Сурьёзный агрегат, — присвистнул заяц — как целый грузовик, не просто вам его тащить будет, — он скептически поглядел на Святых — потяните ли?

— Какие могут быть сомнения! — перебила брата зайчиха — Мы — то с тобой на что? Мы их так погоним, так подхлестнём, как, только, мы и умеем!

— Верно — верно, — забрюзжал заяц — от нас пощады не жди! Даже воды напиться будут просить и того не позволим!

— Не позволим! — поддержала зайчиха.

— Запретим! — вошёл в раж заяц.

— Запретим всё! — не отставала зайчиха.

В этот момент что — то тихонько клацнуло и заяц обнаружил, что святой Николай застегнул на нём упряжь.

— Это чего? — недоумённо спросил заяц.

А зайчиха, увидав запряжённого братца, гаденько захихикала, но тут же, подкравшийся к ней сзади, Святой Валентин, набросил упряжь и ей на спину.

— Гниды! — заверещала, запряжённая зайчиха — На ком ехать вздумали! Мы — управленцы, неприкасаемая каста!

Зайцы как взбесились: кусали упряжь, катались по полу, пускали пену из всех отверстий.

Святой Николай влез на сани и вытащил из — под сидения длинный красный кнут с белым хвостиком.

— А ну, уймитесь! — гаркнул он.

Зайцы завидав кнут притихли.

— Неужто вы будите нас этим бить? — дрожащим голосом спросил заяц.

— Не бить, а погонять, — сказал святой Николай — и получите вы ровно столько ударов, сколько живых существ вы, безвинно, затиранили.

— Твою же мать! — завыла зайчиха — Он же пять шкур с нас спустит!

— Садист! Живодёр! — выл заяц.

— Молчать! — прикрикнул на них святой Николай и обратился к другу — Ну что, Валя, поехали со мной, и скучно не будет и этим зайцем нагрузка дополнительная, только, впрок.

— Нет, — отмахнулся Святой Валентин — ты же знаешь, я не люблю на людях появляться. Вечно какие — нибудь бледные юноши с вопросами пристанут: от чего любовь, только, за деньги и почему так дорого? Можно подумать это я таксу назначаю!

— Поехали, — упрашивал Святой Николай — я быстро отдарюсь, а там кабачёк хороший есть и место тихое, посидим, выпьем.

— Я ихнее пойло пить не стану, — не соглашался Валентин.

— Ты не пробовал, там домашнее пиво варят, настоящее, можем прямо из сусла накушаться

— Эх! Уболтал! — Святой Валентин запрыгнул в сани.

Николай мастерски щёлкнул кнутом и зайцы понесли с такой прытью, которую и сами в себе не ожидали, ведь, казалось, такой долгий и трудный путь проделали, совсем из сил выбились, ан нет бегут со всех четырёх, да, ещё, как, бегут! Секрет был в том, что зайцы не выработанные были, всю жизнь силы копили и при правильном подходе могли выдавать немалую скорость, а Святой Николай этот подход прекрасно знал — от души охаживал косых кнутом по белым спинам.

Зайцы пищали, загребая лапами комья снега и подрывая землю. Рождественский снег хлестал по косоглазым мордам, набиваясь в раззявленные пасти, таял там и, превращался в холодную воду, спасая гончих зайцев от перегрева.

Громады елей, укутанные снегом, стали мелькать до того быстро, что превратились в сплошное размытое белое пятно. Только невероятное мастерство вождения Святого Николая, позволяло избегать аварии, а мастерство, как известно, не пропьёшь, так что, даже, под мухой, Святой не боялся браться за вожжи.

Но это было, лишь, начало, так сказать, взлётный разгон. Когда зайцы набрали такую скорость, верхний предел которой, казалось бы, им, уже, не преодолеть, Святой Николай добавил по смачному щелчку на каждого, и зайцы, оторвались от земли, бешено перебирая лапами в воздухе, а тяжёлые сани поднялись следом за ними. Экипаж стал набирать высоту, пока и сани и зайцы не превратились в маленькие чёрные точки на небе.

— Хоу — хоу — хоу! — смеялся во всё горло святой Николай — Эй, Валя, там, под задним сиденьем мешок с волшебным рождественским снегом, вытряхни его за борт, припорошим землю!

Святой Валентин, забившийся в угол саней, бледный, ему, ещё, не доводилось кататься в санях Святого Николая, подставив спину ледяному ветру, кое — как вытянул мешок, и, едва раскрыв, выкинул его из саней. Вмиг всё небо затянуло толстыми тёмнымы тучами, без единого просвета и, тут же, гигантскими хлопьями, повалил снег.

— Вот это настоящее Рождество! Хоу — хоу — хоу! — и Святой Николай под весёлый звон колокольчиков на упряжи, запел рождественскую песенку:

Мы бегим, мы летим,

мы спешим!

Землю снегом порошим,

и шуршим!

Порошенко насмешим,

рассмешим!

У него денёг мешок —

Это шок!

Седовласый петушок,

гребешок!

Он не даст нам ни гроша,

ни шиша!

Эх, еврейская душа,

торгаша!

Его замок обойдём,

Не зайдём!

Поздравляю вас, ребята,

со счастливым Рождеством!

Несмотря на то, что до Рождества оставались считанные часы, ёлочка в доме у Леночки, всё ещё, стояла не наряженная, в тёмной комнате, среди, покрытых пылью, картонных коробок с игрушками. Сама Леночка, которая давно была не девочка, сидела на кухне, набираясь сил для украшения ёлки. Она пила мартини, бокал за бокалом, закусывая икрой, но силы никак не приходили, ведь, как известно тяжелее всего делать то, чего не хочется. Из музыкального центра доносились завывания Стаса Михайлова. Леночка грустно глядела в окно, зима, как и многие предыдущие, выдалась бесснежной, ветренной и очень холодной. Слышно было как, на улице, с треском лопаются от мороза деревья.

Вдруг с чёрного неба, совершенно неожиданно, кружась в воздухе, как белая муха, спустилась маленькая снежинка, а за ней ещё одна, но побольше, и ещё одна и ещё… За считанные секунды повалил настоящий снегопад. Леночка, не веря своим глазам, распахнула окно и выставила ладони под белые хлопья. Да, действительно, сыпал снег, покрывая всё пушистым ковром и чёрная непроглядная ночь становилась чистой и ясной, уходил мороз, неохото уступая рождественскому чуду.

Через вой Михайлова до слуха Леночки донёсся непонятный шум из комнаты, где стояла ёлка, как — будто что — то упало, а потом кто — то громко выругался. Голос был Леночке не знаком. Она схватила сковороду потяжелее, заскочила в зал и клацнула выключателем. В комнате никого не было. Но от топки камина вели грязные следы крупноразмерных сапог. Леночка пошла по следу, по пути наткнулась на раздавленную коробку с ёлочными игрушками, видимо кто — то о них споткнулся, грудки снега, разбросанные по ковру, и, наконец, след привёл её к самой ёлке, под ней стоял белый коробочек с розовым бантом. Леночка удивилась, давно она, уже, не получала подарков на рождество. Аккуратно, немного волнуясь, Леночка приподняла за бант крышку и из коробки вырвался свет, подобно яркой гирлянде он осветил комнату, и Леночка ощутила идущее от него тепло.

* * *

Святые, изначально, договорились, что посидят в кабачке, только, до рассвета, а потом, сразу, домой. Обоим не особо улыбалась встреча с местными жителями, и, если, в кабацкой полутьме, где у всех залиты зенки, ещё как — то, безопасно, то по — светлому могут и узнать — начнутся неприятные распросы. Но не так получилось как планировалось. Святые смогли покинуть гостепреимное заведение, лишь, к десяти часам утра, а к этому времени, уже, успел разойтись слух о том, что возле местного питейного заведения припаркованы сани Святого Николая, из чего можно догадаться, что и сам он там обретается.

Святые с трудом вышли из дверей кабачка, щурясь от нестерпимой белезны снежных сугробов, они, по — тихоньку, опираясь друг на друга, двинулись к саням, в которых беспробудным сном, честного труженника, спали зайцы.

Возле саней Святых кое кто поджидал.

— Хоу — хоу — хоу! Ик! — обрадовался встрече Святой Николай — Это же Леночка! Пришла поблагодарить меня за подарок? Да чего, уж, там! Ик! — Святой Николай встряхнул друга — Погляди, Валя, это — Леночка!

Святой Валентин с трудом сфокусировал взгляд и еле выговорил:

— Здрасте…

Леночка стояла уперев руки в боки и, недобро, глядела в глаза святому Николаю.

— Ну ты и козлина! — веско произнесла она.

— Чего? — опешил Святой, готовившийся принимать заверения в глубочайшей признательности.

— Ты — дешёвка, шавка, шваль, — прямо таки словами песни заговорила Леночка — заявился через двадцать лет и с чем? Ты, что за херомантию мне подарил?!

— Секундочку! — Святой Николай поднял вверх указательный палец — Это какая — то ошибка, я подарил тебе бесценный подарок, лучший в мире, а ты нашла что — то не то.

— Не то! — вскрикнула Леночка и вытащила из кармана маленький хрусталик, заигравший цветными бликами по снегу — Хочешь сказать это не твоё?!

— Ну, технически, уже твоё, — уточнил Святой Николай.

— И что прикажешь мне с этим делать? — Леночка помахала рукой с хрусталиком перед носом Святого — Этого я, по — твоему, ждала двадцать лет? Что это, вообще, такое?!

— Это ветер солнца, — объяснил святой Николай — ни у одного человека такого нет, это дар далёкой звезды, дающей жизнь и свет нашей земле.

— Понятно, говорить с тобой бесполезно, — сделала вывод Леночка и перешла на святого Валентина — это ты его надоумил?

— Чего? — растерялся, застанный врасплох Валетин.

— Конечно, это всё твои штуки! — безапелляционно заявила Леночка — Ты, постоянно, на такие козни мужичков надоумливаешь!

— Я!? — поразился Святой.

— Ну не я же! — съязвила Леночка — Кто халявщиков обучает, кто им идеи подкидывает? Цветочки, там всякие, стишки пафосные, сиренады под окном — кто придумал, что это сработает?!

— Я не виноват, — попытался оправдаться Святой Валентин — они сами по себе такие тупые.

— Козлы вы оба! — подытожила Леночка, видимо не поверив в оправдания и, неожиданно, подступив, к Святому Николаю дёрнула его за бороду.

— Ай! — вскрикнул Святой.

— Не айкай! — прикрикнула на него Леночка — Всё равно борода из ваты.

И она потянулась рукой вперёд, пытаясь тронуть Николая за спину.

— Ты что делаешь? — тот сделал шаг назад.

— Хочу проверить есть ли у тебя горб.

— Нету! — опроверг слух Святой Николай — Это, вообще, не про меня!

— Да кто вас знает, — пробурчала Леночка — все вы с виду приличные, бороды понаклеивали… Да ну вас, — она показала Святым неприличный жест и, уже, собралась уходить, но, вдруг, остановилась — чуть не забыла! — она швырнула на землю сияющий хрусталик и хлопнула по нему каблуком, разкрошив рождественский подарок на мелкие осколки — Что б вы удавились! — пожелала на прощанье Святым Леночка и быстрым шагом покинула озадаченных товарищей.

Постояв, ещё, немного Святой Николай пришёл в себя, рухнул на, начавщий быстро таять, снег, и, зачем — то, пытался собрать осколки, расколотого хрусталика.

— Коля, брось это, — еле выговорил непослушным языком Святой Валентин — домой пора…

Он, шатаясь, пошёл к саням, хлюпая по затапливающим землю лужам. Валентин принялся будить зайцев, что оказалось не простым делом, косые упорствовали, посылали Святого по матери, пришлось взяться за кнут и, только, тогда удалось выставить зайцев на исходную позицию. Потом Святой Валентин, не дождавшись друга, был вынужден идти за ним сам, а за это время успел налететь холодный морозный ветер и талый снег стал схватываться ледяной коркой. Бедный Святой Николай, уже, не мог различить, где осколки хрусталика, а где кусочки льда и, впав в панику, стал набивать карманы всем подряд, потеряв при этом свой красный колпак.

— Идём! — прервал Святого Николая Валентин, и, поняв, что тот не намерен прекращать набивать льдом карманы, схватил друга за шиворот и, не поднимая, толкнул к саням, благо, мороз, уже, плотно сковал лужи, и Святой Николай, как по зеркалу, не вставая с четверенек, подъехал к саням.

— А я, сразу, был против этой затеи… — тяжело вздохнул святой Валентин.

* * *

Много — много лет спустя, в холодный вечер рождественского сочельника, Леночка, нацепив на нос очки в роговой оправе, сидела перед большим плазменным телевизором, висящим на стене.

С наступлением зимы она всё больше времени проводила таким образом, тем более, что и, сама, зима погодой не радовала. В самом начале декабря, внезапно, прошёл ливень, а следом за ним, неутихающий, восточный ветер принёс сильные морозы и земля, словно остекленела, выходить на улицу стало делом крайне опасным.

Леночка, уже, стала бабушкой, у неё у самой, теперь, была внучка — хорошая девочка, но, правда, она, уже, не ходила кормить лесных зверушек зимой, как делала её бабушка, ведь больше не осталось никаких зверушек — их всех перестреляли охотники на джипах с кенгурятниками, и, даже, на вертолётах, а сам лес вырубили и продали за границу.

Рождественской ёлки Леночка давно не наряжала, даже, гирлянд не развешивала, не хотела заморачиваться по пустякам.

Сегодня Леночка смотрела свою любимую передачу «Вечерний мудозвон». На экране телевизора творилось что — то неладное. По студии программы прыгала хорошо откормленная педерастическая обезьяна, кривила рожи, испражнялась, прямо, себе в руки и швырялась калом в расставленные по студии камеры.

Леночка внимательно следила за удивительными манипуляциями обезьяны, иногда, для виду, постукивая вязальными спицами.

— Какой умный мужчина! — восхищалась обезьяной Леночка — Как грамотно геополитическую картину мира разложил!

Неожиданно, в трубе, погащенного камина, что — то заскреблось. Это отвлекло Леночку от телевизора и она стала безучастно наблюдать как в топку камина из трубы посыпались чёрные струйки сажи. В трубе, что — то пыхтело и кряхтело, пока не вывалилось, прямо, на разлженные в камине поленья, подняв тучу из золы и пепла.

Наконец это что — то выкатилось из камина и прокашлявшись громко пропело:

— С Рождеством вас, с Рождеством! С ярким светлым праздничком!

Только теперь Леночка узнала перепачканного сажей Святого Николая.

— Чай не ожидала? Хоу — хоу — хоу! — Святой Николай огляделся — Ни ёлочки у тебя, ни омелы, ни молока с печеньем, и чулки не развешены. Не хорошо!

Леночка моча глядела из — под очков на незваного гостя.

— Да, в прошлый раз мы расстались не в лучшем настроении, — как — то стушевался Святой Николай — но все мы совершаем ошибки, а потом сильно страдаем от невозможности их исправить, осознавая, что время ушло безвозвратно, момент упущен и былого не вернуть. Я, хоть, и Святой, но и мне это знакомо, я ведь, тоже, когда — то был простым смертным, тоже ошибался, но никогда этого не признавал, — он скорбно почесал затылок — и, хотя, наверху это запрещают, я считаю, что иногда, в особых случаях, раскаявшийся заслуживает на второй шанс, возможность всё исправить, а когда предоставить такой шанс, как не на Рождество! Конечно, теперь, по прошествии стольких лет, ты сожалеешь о своём поведении и том, как обошлась с Рождественским подарком, — Святой Николай немного замялся — и я принёс тебе его, снова, ещё раз, — он вынул из кармана маленькую бархатную коробочку с бантиком, и, не решаясь отдать, мял в руках.

Леночка сняла очки, неторопливо протёрла в них стёкла и снова надела.

— Ты полностью прав, — тихо заговорила она — я, действительно, сильно сожалею о том, что произошло в давнюю нашу встречу. Особенно в этом году, дня такого не было, что бы я, с глубочайшим раскаянием, не вспоминала тот печальный день.

Святой Николай расплылся в доброй, ласковой улыбке, а Леночка продолжала:

— Очень я жалею, что тогда повела себя не правильно, — она прокашлялась — пока была такая возможность, за такой подарок, нужно было тебе в рожу наплевать и красный твой нос разворотить!

Святой Николай ухнул и сдулся, подобно пробитому воздушному шарику, став, как — будто, вдвое меньше.

— А теперь, силы уже не те, да и время на тебя тратить не охота, — Леночка, покряхтев, встала из кресла и, крепко схватив Святого за бороду, поволокла его к выходной двери, где, не прощаясь, выставила на улицу и хлопнула, напоследок, дверью.

Святой Николай так и стоял с подарком под треплющим бороду ледяным ветром и, неизвестно, когда бы он вышел из ступора, но тут, расшатанная, от хлопка дверью, сосулька оборвалась с края шиферного козырька и хлопнула Святого Николая по лбу, от чего он рухнул на спину и смог увидеть силуэт, припаркованных на крыше дома саней с запряжёнными в них зайцами. Из — за бортика саней появилась голова, абсолютно чёрная на фоне звёздного неба.

— Валя — я — а… — слабо простонал Святой Николай.

— Опять? — отозвалась голова, принадлежавщая ни кому иному, как старому другу Святого Николая, Святому Валентину.

— Ага, — печально отозвался растянувшийся на льду Святой — будь добренький, сыпани снежка.

— А я же, сразу, предупреждал к чему это приведёт, — пробурчал Святой Валентин и, порывшись в санях, нашёл большой красный мешок с рождественским снегом и вытряхнул его на крышу — ещё, вот, и снегом её радуешь, зачем?

— Я не радую, — тихо проговорил Святой Николай, расплостав руки — под снегом льда видно не будет. Выйдет она на улицу, дорожки чистить, авось, на задницу и сядет, — он продолжал лежать, печально глядя на посыпавшийся с неба снег.

Белые, мохнатые хлопья быстро засыпали Святого Николая, укутывая как младенца, утешая и убаюкивая, но, перед тем, как красный нос успел скрыться под белым одеялом, Святой успел произнести:

— Счастливого Рождества!

Загрузка...