ФРЕДЕРИК БРАУН
НИЧЕГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ
Пер. М. Ирбисова
Конечно, никто не знал, что для Лоренса Кэйна все было предопределено уже в тот момент, когда он сбил девушку на велосипеде. Кульминация наступила сентябрьским вечером за кулисами ночного клуба, хотя произойти это могло когда угодно и где угодно.
Перед этим он три вечера подряд смотрел номер местной падшей звезды Кинни Кин. Номер был, что называется, зажигательным: под конец изо всей одежды на Кинни оставался только голубой свет да три клочка материи в стратегически значимых пунктах. И если уж говорить военным языком, сама Кинни была сложена, как бетонный бастион. Когда она кончила возбуждать мужскую похоть и скрылась за кулисами, Лоренс решил, что номер был бы гораздо приятнее, если бы исполнялся в более приватной обстановке, а именно, в его холостяцкой квартире и для ограниченной аудитории, точнее, для него одного.
Впрочем, его планы не исключали и более существенных впечатлений.
Итак, Кинни освободилась, шоу заканчивалось, словом, трудно было выбрать лучший момент для частной беседы.
Лоренс Кэйн вышел из зала, прошел по аллее вокруг здания и отыскал служебный вход. Пятидолларовая купюра, врученная швейцару, вполне сошла за пропуск, и минуту спустя он уже стучал в дверь уборной, украшенную позолоченной звездой.
- Кто там? - послышалось из-за двери.
Кэйн хорошо понимал, что переговоры через дверь ничего не дадут. Он был достаточно искушен в театральных обычаях и сразу выбрал верный ответ, чтобы сойти за своего человека, который, возможно, вовсе не собирается подкатываться к усталой женщине с гнусными предложениями.
- Вы одеты? - спросил он.
- Подождите минутку, - ответила Кинни и вскоре разрешила войти.
Лоренс вошел. Кинни была в красивом пеньюаре из тех, которые так идут голубоглазым блондинкам. Кэйн раскланялся, представился и посвятил Кинни в детали своего плана.
Он был готов к тому, что Кинни поначалу будет отнекиваться, был готов даже к решительному отказу. На этот случай он приготовил весомый четырехзначный довод; столько Кинни не зарабатывала за неделю, а может, и за месяц - ведь второразрядный ночной клуб - не Карнеги-холл, это касается и гонораров. Но на вежливое предложение ангажемента Кинни ответила грубой бранью; мало того, она влепила Лоренсу пощечину. Довольно крепкую. Напрасно она это сделала.
В ярости он выхватил револьвер, отступил на шаг и прострелил ей сердце.
Потом он вышел на улицу, подозвал такси и поехал домой. Там он немного выпил, чтобы успокоить нервы и улегся спать. Когда глубокой ночью к нему явились полицейские с ордером на арест, он долго не мог взять в толк, о каком таком убийстве идет речь.
Мортимер Мерсон, лучший в городе адвокат, отработал с утра пораньше восемнадцать лунок и зашел передохнуть в холл гольф-клуба. Там его ждала записка: его просили как можно скорее позвонить городскому судье Аманде Хейс, что он тотчас же и сделал.
- Доброе утро, ваша честь, - начал он. - Что у вас случилось?
- Кое-что, Морти. Если вы сейчас не сильно заняты, зайдите ко мне. Тогда мне не придется излагать дело по телефону.
- Через час я буду к вашим услугам, - пообещал адвокат.
И поехал во Дворец Правосудия.
- Еще раз доброе утро, судья, - сказал он Аманде Хейс, на этот раз лично. - Вдохните поглубже, дорогая, и расскажите, в чем дело.
- Надеюсь, вы уже почуяли, что дело это я приготовила для вас. Если коротко - этой ночью по подозрению в убийстве арестован один человек. Он отказывается давать показания в отсутствие адвоката, но своего адвоката у него нет. Он говорит, что никогда не соприкасался с правосудием и даже не знает ни одного адвоката. Он попросил прокурора порекомендовать кого-нибудь из вашей братии, а тот передал эту просьбу мне.
- Стало быть, очередное бесплатное дело! - вздохнул Мерсон. - Что ж, никуда от них не денешься. Вы официально назначаете меня?
- Не плачьте, бедное дитя, - утешила адвоката госпожа судья, - дело вовсе не бесплатное. Ваш потенциальный клиент хотя и не миллионер, но все же человек весьма состоятельный. Этот молодой бонвиван хорошо известен в высшем свете и вполне способен платить, даже по вашему несусветному тарифу. Ну, об этом вы с ним сами договоритесь, если он согласится на вашу кандидатуру.
- Конечно, этот добродетельный юноша невинен, словно агнец, и стал жертвой гнусного оговора? Кстати, как его зовут?
- Вам его имя знакомо, если вы читаете в газетах светскую хронику. Его зовут Лоренс Кэйн.
- Да, это имя мне попадалось. Такие обычно не убивают. Правда, сегодняшних газет я еще не читал. Кого убили? И вообще, расскажите-ка поподробнее.
- По правде говоря, милый Морти, дело это не подарок: у вашего клиента нет ни единого шанса, разве что вы умудритесь доказать невменяемость. Потерпевшая была известна под псевдонимом Кинни Кин. Настоящее имя выясняется. Она исполняла стриптиз в ночном клубе "Мажестик", гвоздь программы, так сказать. Множество свидетелей видели, что Кэйн вышел из зала сразу после номера Кинни Кин. Швейцар, что пустил Кэйна через служебный вход, знал его в лицо; собственно, поэтому его и нашли так быстро. Тот же швейцар показал, что Кэйн вскоре вышел и что перед этим он слышал звук выстрела. Кстати, выстрел слышали и другие. А вскоре мисс Кин была найдена мертвой.
- Ну-у... - сказал Мерсон. - Тут слова Кэйна против слов швейцара. Здесь есть за что зацепиться: не составит труда доказать, что этот швейцар - психопат и лжец олимпийского класса.
- Не сомневаюсь. Но полиция, учитывая связи Кэйна, испросила ордер не только на арест, но и на обыск в его квартире. В кармане его пиджака нашли револьвер тридцать второго калибра со стреляной гильзой в барабане, а Кинни Кин была убита пулей именно тридцать второго калибра. Эксперты утверждают, что она была выпущена из револьвера Кэйна.
- Ясно. А сам он, значит, не желает ничего говорить, пока не посоветуется с адвокатом?
- Да, если не считать одной довольно странной фразы. Он произнес ее, когда его доставили в тюрьму. Полицейские передали ее слово в слово. Он сказал: "Боже мой, выходит, она была настоящей!" Как вы думаете, что бы это значило?
- Не представляю, ваша честь. Но если он согласится, чтобы я защищал его, я непременно спрошу. Не знаю, благодарить мне вас за это или проклинать в душе. Похоже, вы подсунули мне пресловутую палку о двух концах.
- Так ведь я знаю, что это ваш любимый инструмент, Морти. К тому же, выиграете вы процесс или проиграете, гонорар все равно у вас в кармане. Примите вдобавок добрый совет: не пытайтесь добиться освобождения Кэйна под залог до суда. Прокурор зубами вцепился в эту пулю и в протокол экспертизы. Для него это дело совершенно ясное - умышленное убийство без смягчающих обстоятельств. Он даже прекратил следствие. Так что суд состоится, как только вы исчерпаете все свои проволочки. Вас интересует еще что-нибудь?
- Пожалуй, нет, - ответил Мерсон и откланялся.
Надзиратель привел Лоренса Кэйна в комнату для свиданий и оставил наедине с Мортимером Мерсоном. Адвокат представился, они обменялись рукопожатием. Мерсон отметил для себя, что Кэйн скорее заинтригован, чем обеспокоен. Это был высокий мужчина лет сорока, красивый, но не слишком. Он выглядел вполне элегантна, хотя и провел ночь в тюремной камере. Очевидно, он был из тех людей, которые сохраняют элегантность, даже если их бросить в одиночестве и без багажа где-нибудь в джунглях Конго.
- Я рад, мистер Мерсон, что вы согласились защищать меня. Удивительно, как я сам не догадался обратиться к вам: я ведь слышал о вас от своих знакомых и читал в газетах о ваших процессах. Что будем делать? Выслушаете сперва меня или примете сразу, в радости и в горе?
- Приму сразу, - ответил Мерсон, - в радости и в горе, пока...
Он прервался: венчальную формулу не стоило произносить до конца при человеке, на которого уже пала тень электрического стула.
-...пока смерть не разлучит нас, - с улыбкой закончил Кэйн. - Вот и хорошо.
Они уселись по сторонам стола.
- Нам предстоит часто встречаться, - сказал Кэйн, - так что давайте без церемоний. Зовите меня Ларри.
- А меня - Морти, - ответил Мерсон. - Прежде, чем вы расскажете свою версию дела, мне хотелось бы задать пару вопросов. Вы...
- Подождите, Морти. Сперва я спрошу вас: вы уверены, что здесь нет микрофонов и нас никто не подслушивает?
- Абсолютно уверен. Итак, первый вопрос: вы в самом деле убили Кинни Кин?
- Да.
- Полицейские утверждают, будто после ареста вы сказали: "Боже мой, выходит, она была настоящей!" Говорили вы эти слова? Если да, то что это значит?
- Я был тогда не в лучшей форме, Морти, и вряд ли вспомню точно... Может, я и сказал что-нибудь в этом роде, во всяком случае, подумал я именно это. А вот что это означает... в двух словах не объяснишь. Придется вам выслушать все с самого начала.
- Хорошо. Не торопитесь. Спешить нам некуда: я могу оттянуть процесс месяца на три, а то и больше.
- Столько времени нам не понадобится. Все это... только не требуйте пока объяснений, что я имею в виду... это началось с полгода назад, а именно - третьего апреля, в половине третьего утра. Я возвращался с приема в Арманд-Виллидж и...
- Извините, но я вынужден буду часто прерывать вас: мне нужны подробности. Вы сами сидели за рулем? С вами никого не было?
- Никого, я сам вел свой "ягуар".
- Вы были пьяны? Может, превысили скорость?
- Честно говоря, почти трезвый. Прием был скучный, и я уехал рано, так что хорошенько выпить просто не успел. Дорогой я проголодался и остановился у придорожного ресторанчика. Там я, правда, принял еще один коктейль, но потом съел здоровенный бифштекс с овощным гарниром и выпил несколько чашек кофе. Словом, из ресторана я вышел даже трезвее, чем раньше. Кроме того, я полчаса ехал в открытой машине на свежем ночном воздухе. Так что тогда я был трезвее, чем сейчас, а с прошлого вечера у меня капли во рту не было...
- Прервитесь на минутку. - Мерсон достал из заднего кармана плоскую серебряную фляжку и подал Кэйну. - Раритет времен сухого закона. Она помогает мне играть роль сенбернара, особенно, если мой клиент не знает, как в тюрьме достают выпивку.
- Ухх! - выдохнул Кэйн, приложившись к фляжке. - Разрешаю вам удвоить ваш гонорар - ведь эта услуга не входит в обязанности адвоката. Так на чем я остановился? Да, я утверждал, что был совершенно трезвым. Вы спрашивали насчет скорости? Пожалуй, да, превысил. Я ехал по Уэйн-стрит, подъезжал к Ростоу...
- То есть, вы были неподалеку от сорок четвертого поста?
- Именно. Про полицейский пост я еще расскажу. Скорость там ограничена сорока милями в час, но я разогнался до шестидесяти - ведь в половине третьего ночи там не бывает ни одной машины. Там никто не смотрит на указатели, если не считать старых леди из Пасадены...
- Но эти леди по ночам не катаются. Впрочем, извините, я вас слушаю...
- Внезапно из какого-то переулка прямо мне под колеса выкатилась девушка на велосипеде; она тоже разогналась вовсю. Я среагировал довольно быстро, нажал на тормоз. Ей было не более семнадцати лет, волосы были повязаны пестрым платком по-цыгански, с узлом сзади. Одета она была в зеленую безрукавку ангорской шерсти и велосипедные трусики. Велосипед был красного цвета.
- И вы успели все это заметить?
- Успел. Она как бы отпечаталась у меня в памяти, я и сейчас ее вижу, будто все это было только вчера. В последний момент она повернула голову и взглянула на меня. Я хорошо помню испуганный взгляд и очки в массивной оправе.
Затормозил я так резко, что "ягуар" чуть не завертело волчком. У меня отличная реакция, но когда едешь на шестидесяти, можно только уменьшить скорость, но не остановиться, так что налетел я на нее со скоростью не менее пятидесяти миль в час... Удар был страшный... Я переехал ее сперва передними колесами, потом задними, и только метров через десять я остановил-таки свой "ягуар"...
Впереди я увидел павильон полицейского поста, выскочил из машины и побежал туда. У меня не хватило смелости оглянуться и посмотреть на то, что осталось позади. К тому же... я все равно ничем не мог ей помочь. Она наверняка погибла - такого удара хватило бы на десятерых.
Я сломя голову вбежал в павильон, и едва отдышавшись, рассказал все полицейским. Двое из них пошли со мною на место происшествия. Поначалу я почти бежал, но копы шли шагом, и я тоже сбавил темп: сами понимаете, мне не хотелось оказаться там первым. А когда мы пришли на место...
- Догадываюсь, - перебил адвокат. - Не было ни девушки, ни велосипеда.
Кэйн кивнул.
- Мой "ягуар" стоял поперек дороги, фары горели, ключ торчал в замке зажигания, но мотор заглох. Ясно был виден тормозной след, он шел от самого переулка. Но больше ничего не было: ни девушки, ни велосипеда, ни крови, ни обломков. И на моем "ягуаре" не было ни царапины. Полицейские приняли меня за психа, и их можно понять. Они даже не позволили мне сесть за руль. Один из копов отвел машину на обочину, а ключ оставил у себя. Потом они отвели меня на пост и допросили.
Я провел там всю ночь. Можно было позвонить кому-нибудь из друзей, попросить связаться с адвокатом, чтобы он приехал и забрал меня под залог, но мне это даже в голову не пришло, так я был ошеломлен. Наверное, если бы даже меня отпустили, я не знал бы, куда идти и что делать. Мне нужно было успокоиться, хорошенько все обдумать, и полицейские предоставили мне такую возможность. Я был хорошо одет, в бумажнике лежала куча денег, и копы решили, что пусть даже я и псих, но псих состоятельный, а значит, и обходиться со мною надо соответственно. Вместо того, чтобы запихнуть меня в отстойник для пьянчуг, они открыли отдельную камеру, где я мог размышлять, сколько захочу. Ясно, что заснуть я даже не пытался.
Утром ко мне явился психиатр. Но я к этому времени вполне пришел в себя и надумал, что от полиции в этом деле толку мало, а значит, надо поскорее с нею развязываться. Я повторил свой рассказ, но тоном ниже - умолчал о том, как хрустнул велосипед под колесами "ягуара", и о толчке, из-за которого я чуть не вылетел сквозь лобовое стекло. Словом, у психиатра создалось впечатление, что я стал жертвой зрительной галлюцинации, и только. Он сказал, что такое, мол, бывает от утомления, и меня отпустили на все четыре стороны.
Кэйн помолчал, отхлебнул из серебряной фляжки.
- Вам все понятно? - вдруг спросил он. - Вы ни о чем не спрашиваете. Надо думать, вы мне просто не верите.
- Сейчас спрошу. Вы уверены, что провели ночь на сорок четвертом посту? Вам это не пригрезилось? Я смогу найти документы, подтверждающие это? Они могут пригодиться, равно как показания полицейских и психиатра: можно попытаться доказать, что вы невменяемы и, таким образом, не несете ответственности за свои действия.
Кэйн криво усмехнулся.
- Конечно, все это было на самом деле. И столкновение тоже было. Правда, ночь на полицейском посту проще доказать сохранился протокол, да и копы меня, наверное, запомнили.
- Ясно. Рассказывайте дальше.
- Так вот, полиция списала все на галлюцинацию и успокоилась. Тогда я решил действовать сам. Я завел "ягуар" на яму, осмотрел снизу, но не нашел никаких следов. Выходило так, что и в самом деле ничего не случилось: по крайней мере, машина этого не заметила.
Тогда я зашел с другого конца: решил установить, откуда взялась велосипедистка. Я нанял частных детективов - это обошлось мне в несколько тысяч - и они прочесали всю округу, разыскивая девушку по моему описанию, с велосипедом или без. Они нашли несколько похожих девушек и незаметно показали мне. Без толку.
Наконец через своих друзей я познакомился с психиатром, самым лучшим и, ясно, самым дорогим в здешних местах. Угробил на него два месяца, и все зря. Я так и не добился от него, что он думал по этому поводу. Вы, наверное, знаете, как работает психиатр: позволяет вам выговориться, подталкивает к самоанализу и ждет, когда вы сами объясните себе и ему, в чем причина ваших бед. После этого пациент благодарит врача, а тот благословляет его и отпускает с миром. Такой подход срабатывает, если пациент подсознательно знает решение своей проблемы, но у меня-то был совсем другой случай. В итоге я решил поберечь время и деньги и отказался от услуг психиатра.
Но проблема оставалась, и я доверился кое-кому из ближайших друзей. Один из них, профессор философии, рассказал мне, что есть такая наука, онтология. Я коечто почитал и начал помаленьку догадываться. Дальше - больше, наконец, я пришел к решению, а оно повлекло за собой совершенно поразительные выводы. Правда, вчерашний вечер показал, что эти выводы не совсем верны.
- Он-то-ло-ги-я, - проговорил Мерсон. - Что-то я такое слышал, но не могу припомнить...
- Уэбстеровский словарь определяет ее так: "Онтология наука, занимающаяся вопросами бытия или реальности; отрасль знания, объясняющая природу, основные свойства и 'связи существования как такового". - Кэйн посмотрел на часы. - Извините, Морти, но рассказывать придется долго. Я утомился, да и вы, наверное, тоже. Может, отложим до завтра?
- Хорошо, Ларри, - согласился Мерсон и поднялся. Кэйн прикончил виски и отдал фляжку адвокату.
- А нельзя ли нам и завтра поиграть в сенбернара и альпиниста?
- Я побывал на сорок четвертом посту, - начал назавтра Мерсон, - и отыскал протокол допроса. Еще я встретился с одним из полицейских, что были с вами на месте... словом, у вашей машины. Все подтвердилось, за исключением самого инцидента.
- Ну, тогда я, пожалуй, начну с того, на чем вчера остановился, - сказал Кэйн. - Итак, онтология изучает природу самой реальности. Начитавшись философских трудов, я сделался солипсистом. Солипсизм утверждает, что весь окружающий мир всего лишь продукт воображения индивида... в данном случае моего воображения. То есть, я - реален, а все прочие вещи и люди существуют лишь в моем мозгу.
- То есть, - нахмурился Мерсон, - эта девушка на велосипеде сначала существовала только в вашем воображении, а потом, когда вы на нее наехали, перестала существовать, так сказать, ретроспективно? Исчезла и не оставила по себе никакого следа, если не считать ваших переживаний?
- Вот и я рассуждал так же и наконец надумал поставить решающий опыт: убить кого-нибудь и посмотреть, что из этого выйдет.
- Но ведь людей убивают каждый день, Ларри, а я что-то не слышал, чтобы они исчезали вместе со своим прошлым.
- Поймите, тех людей убиваю не я, - истово объяснил Кэйн. - Это совсем другое дело, если считать весь мир продуктом именно моего воображения. А девушку на велосипеде убил я, лично, сам.
- Ну ладно, - Мерсон глубоко вздохнул. - Значит, вы решили убить кого-нибудь, чтобы проверить вашу гипотезу, и застрелили Кинни Кин. А почему она не...
- Да нет же! - перебил Кэйн. - Я убил совсем другого человека, и было это с месяц назад. Это был мужчина. Нет смысла называть его имя и прочее, потому что с тех самых пор он исчез так же абсолютно, как и девушка на велосипеде. Конечно, результат этого опыта я предсказать не мог и не стал в него палить чуть ли не у всех на глазах, как в ночном клубе. Я был очень осторожен. Даже если бы он не исчез, полиция никогда не вышла бы на меня.
Итак, я убил его, обнаружил, что все его следы в прошлом исчезли, и решил, что моя теория подтвердилась. С тех пор я начал носить с собой револьвер. Я был совершенно убежден, что смогу убить кого угодно, когда угодно, причем совершенно безнаказанно. Моральная сторона дела меня не заботила: при чем тут мораль, если я убиваю не человека, а лишь плод собственного воображения?
- Как сказать... - буркнул Мерсон.
- Вообще-то, я человек спокойный, - продолжал Кэйн. - До вчерашнего вечера я ни разу не пускал револьвер в ход. Но эта дрянь хлестнула меня по лицу, причем очень сильно, что называется, от всей души. Я света не взвидел, автоматически выхватил револьвер и нажал курок...
- ...Но Кинни Кин оказалась не менее реальной, чем вы сами, - подхватил адвокат. - Вас обвинили в убийстве, а теория разлетелась вдребезги.
- Не совсем. Исключения лишь подтверждают правило. Со вчерашнего вечера я много передумал и решил, что если Кинни Кин была реальной, значит я - не единственный настоящий человек. Следовательно, мир состоит из реальных и нереальных людей, причем нереальные существуют лишь как продукт сознания реальных. Сколько нас, реальных? Не знаю. Возможно, всего лишь горстка, может - тысячи, а может, и миллионы. Мне трудно судить, ведь мой опыт исчерпывается тремя особами, из которых одна оказалась реальной.
- Допустим. Но зачем нужна такая двойственность?
- Откуда я знаю? Предположить я могу что угодно, любой бред, но какой толк? Возможно, это некий заговор или тайный союз. Но против чего и ради чего? Не может быть, чтобы все реальные люди входили в этот союз - я, например, ни о чем таком не знаю. - Кэйн невесело усмехнулся. - Этой ночью я видел странный сон. Знаете, бывают такие... на грани с явью. Его даже рассказать толком невозможно: в нем нет никакой внутренней логики, так... отдельные образы. Так вот, мне приснилось, что где-то есть этакий архив реальности, ему-то и обязаны своим существованием настоящие люди. Архив этот можно пополнять, а можно и сокращать. Все реальные люди входят в некое сообщество, но не знают об этом. Резидент этого сообщества есть в каждом городе, и, конечно, работает где-то кем-то для прикрытия. Дальше я ничего не помню... Ну вот, я совсем разболтался... Простите, Морти, что заставил вас слушать этакую чушь.
Ну вот, теперь вы знаете все. Надо подумать, вы посоветуете мне прикинуться невменяемым. Пожалуй, так и придется сделать, иначе я - убийца без смягчающих обстоятельств. Кстати, что мне грозит в таком случае?
- В таком случае... - Мерсон рассеянно поиграл карандашом и вдруг взглянул Кэйну прямо в глаза. - Психиатра, о котором вы упомянули, зовут не Бэлбрайт?
- Точно!
- Превосходно! Бэлбрайт - мой хороший приятель, а в суде его считают лучшим из экспертов. Можно смело сказать: во всей стране таких немного. Когда мы участвовали в процессах вместе, все они оканчивались оправдательным вердиктом. Прежде чем разрабатывать защиту, я хотел бы посоветоваться с ним. Я приглашу его сюда, а вы снова откровенно обо всем расскажете. Идет?
- Конечно. Вот только... не сможет ли он оказать мне одну услугу?
- А почему бы нет? О чем речь?
- Попросите его захватить с собой вашу фляжку. Вы представить себе не можете, до какой степени она способствует откровенности.
В кабинете Мерсона запел интерком. Адвокат нажал кнопку.
- К вам пришел доктор Бэлбрайт, - доложила секретарша.
Мерсон велел немедленно проводить доктора в кабинет.
- Привет, знахарь, - поздоровался он. - Дай отдых ногам и поведай мне, в чем дело.
Бэлбрайт переместил свой вес с подошв на ягодицы и закурил.
- Поначалу я ничего не понял, - начал он, - но когда узнал о его прежних болезнях, мне все стало ясно. Однажды ему тогда было двадцать два года, - играя в поло, он получил битой по голове. Удар повлек сильную контузию и потерю памяти. Сначала это была полная амнезия, затем память вернулась, но только о детских годах. Воспоминания юности, вплоть до контузии, проявлялись лишь изредка и фрагментарно.
- Господи! Он забыл все, чему его учили?
- Вот именно. У него бывали просветления... взять хотя бы этот сон, о котором ты говорил. Конечно, можно попытаться полечить его, но боюсь, что уже слишком поздно. Другое дело, если бы мы занялись им до того, как он убил Кинни Кин. Мы не можем рисковать и оставлять его карточку в архиве. Пусть даже его признают невменяемым... Так что придется...
- Что ж, - вздохнул Мерсон. - Сейчас я позвоню куда следует, а потом пойду к нему. Жаль парня, но ничего не поделаешь.
Адвокат нажал кнопку интеркома.
- Дороти, вызовите мистера Доджа и соедините нас напрямую.
Бэлбрайт попрощался и ушел. Вскоре один из телефонов зазвонил, и Мерсон снял трубку.
- Додж?.. Говорит Мерсон... Нас никто не слышит?.. Хорошо. Код восемьдесят четыре. Немедленно уберите из архива карточку Лоренса Кэйна... Да, Кэйн Лоренс... Да, это совершенно необходимо и неотложно. Завтра получите мой рапорт.
Он выдвинул ящик стола, взял пистолет, вышел из конторы, подозвал такси и поехал во Дворец Правосудия.
Там он попросил свидания со своим клиентом и, как только Кэйн уселся напротив, выстрелил ему в лоб. Потом подождал минуту, пока тело не исчезло, и поднялся к судье Аманде Хейс. Нужно было проверить, все ли прошло гладко.
- Приветствую, ваша честь, - сказал он. - Не вы ли говорили мне что-то о деле какого-то Лоренса Кэйна? Никак не могу вспомнить...
- Нет, Морти. Я первый раз слышу это имя.
- Значит, вы мне о нем не говорили? Ладно, попытаюсь вспомнить, от кого я слышал это имя. Спасибо, ваша честь. До скорого...