Ни «да», ни «нет»

Научно-фантастический рассказ

Художник Л. Вяткин

Композитор Павел Петрович Голиков был человеком рассеянным и безалаберным. За что ему нередко доставалось от жены и двух взрослых дочерей. Супруга Голикова — Мария Ивановна была превосходной хозяйкой, все у нее в доме блестело, каждая вещь имела строго определенное место, а жизнь под ее крепким руководством текла по раз навсегда заведенному расписанию. Точнее, она всеми силами к этому стремилась, сумела приучить к неукоснительному порядку и аккуратности дочерей — Аллу и Валю, но сам Павел Петрович никаким усилиям не поддавался.

Он мог уйти из дому, забыв запереть парадную дверь, или неожиданно застыть с поднятой вилкой во время обеда, а затем, с грохотом опрокинув стул и даже не оглянувшись, броситься к роялю; мог отказаться от ужина, а затем, поднявшись среди ночи с постели, отломить половину батона и, густо посыпав солью, съесть его прямо за письменным столом, запивая холодной водой из-под крана...

Недовольство в семье глухо, но неотвратимо нарастало. Но Павел Петрович ничего не замечал и продолжал жить по своему разумению.

Однажды после очередной промашки мужа Мария Ивановна решительно вошла к нему в кабинет, властной рукой захлопнула крышку рояля, за которым в этот момент восседал Павел Петрович, и положила перед ним рекламный проспект.

— Что это такое? — удивился Павел Петрович.

— Прочти! — тоном, не предвещавшим ничего хорошего, произнесла Мария Ивановна.

Пожав плечами, Голиков послушно взял проспект. В глаза бросилась надпись крупными буквами «Незаменимый помощник и консультант». И цветная фотография маленького робота.

Голиков изумленно вскинул брови.

«Если вы хотите избавить себя от многих повседневных забот, — прочел он, — купите КС-101 (консультант-секретарь, 101-я модель). Он станет вашим незаменимым помощником и другом, советником на все случаи жизни, полноправным членом вашей семьи».

Павел Петрович оторвал глаза от проспекта и спросил с нескрываемым ужасом:

— Ты хочешь?..

— Вот именно.

Мария Ивановна взяла с письменного стола телефон и поставила его перед мужем на рояль:

— Звони!

— Прямо сейчас?.. — робко переспросил Павел Петрович, все еще на что-то надеясь.

Мария Ивановна сняла трубку, вложила ее супругу в руки и, не давая ему опомниться, сама набрала указанный в проспекте номер...

На следующее утро КС-101 в большом пластмассовом контейнере был доставлен на квартиру Павла Петровича. Пока техник, одетый в оранжевый комбинезон, освобождал робота от упаковки и приводил его в рабочее состояние представитель фирмы энергичный молодой человек с галстуком «бабочкой» развил бурную деятельность. Он усадил Голикова в кресло, ловко опутал его множеством проводов и по знаку техника присоединил их к отверстиям на спине электронного существа. После этого сгал нажимать какие-то кнопки, одновременно приговаривая:

— Необходимо настроить робота на вашу волну... Всего пять минут.. Не беспокоит? Вдохните поглубже. Закройте глаза. Теперь откройте... Хорошо. Постарайтесь ни о чем не думать... Готово!

Он мгновенно отсоединил провода и, обратившись к немного растерянному от столь бурного натиска Павлу Петровичу, сказал, поправив двумя пальцами «бабочку»:

— Теперь мы должны присвоить роботу имя. Какое бы вы хотели?

— Н-не знаю... — неуверенно протянул Павел Петрович. — Ну,... Степа.

— Нет, нет, — решительно возразил молодой человек. — Роботу присваивать человеческие имена не рекомендуется. Какой-нибудь термин.. Вы, кажется, композитор7 Вот что нибудь из области музыки.

— Ну, пусть будет «до», — покорно согласился Павел Петрович. — Нет, лучше «фа».

— Прекрасно! — Представитель фирмы написал что-то на белой пластиковой пластинке и вложил ее в щель на груди робота. — Итак, будете называть его Фа... Теперь внимание! Сейчас я его включу, и с этого момента он поступит в полное ваше распоряжение. Еще раз напоминаю, что робот настроен на вашу персональную волну, он будет работать круглосуточно, без перерывов на отдых, выключить его нельзя, он практически вечен. Срок нашей гарантии — десять лет, но это чистая формальность — отказов быть не может. Трудно отыскать такую ситуацию, из которой он не нашел бы наилучшего выхода, следовательно, ничто не может вывести его из строя. К тому же он саморегулирующийся, самообучающийся и самовосстанавливающийся. Иными словами, в случае какой-либо неисправности он сам себя отремонтирует... Благодарим вас за покупку. Надеюсь вы будете вспоминать нашу фирму только добрыми словами.

Произнеся все это единым духом, молодой человек исчез с такой стремительностью, что Павел Петрович даже не успел заметить, как именно это произошло.

Так Голиков остался один на один с высокосовершенным роботом КС-101, получившим отныне имя Фа.

Они стояли друг против друга — искусственный человечек, начиненный самой современной электроникой, и маститый композитор, все еще не успевший толком прийти в себя и не представлявший, что делать дальше. Зато Фа знал совершенно точно.

— Тринадцать часов пятьдесят минут, — сообщил он не слишком благозвучным скрипучим голосом, неприятно резанувшим изощренный музыкальный слух Павла Петровича, — В четырнадцать ноль-ноль начало обеда. Вам надлежит через десять минуть быть за столом.

— Надлежит? — недовольно поморщился Голиков. — Казенное слово... Но я еще не хочу есть.

— До обеда осталось девять минут, — невозмутимо продолжал робот. — Перед едой полагается вымыть руки. Прошу пройти в ванную комнату.

— Но я действительно не хочу есть! — возмутился Павел Петрович.

— Я действую согласно установленной программе, — неумолимо сообщил Фа. — До обеда осталось восемь минут.

— А если я все-таки не пойду? — попытался прояснить ситуацию Голиков. — Надеюсь, вы... то есть ты не станешь применять силу?

— Я принципиально не могу применять силу к человеку, — сказал робот — Таков основной закон, которому я подчиняюсь.

— А... ну, в таком случае... — облегченно вздохнул Павел Петрович и, повернувшись к роботу спиной, шагнул к роялю.

В то же мгновение позади него возник душераздирающий звук. Голиков инстинктивно зажал ладонями уши, но звук, проникая сквозь черепную коробку, неудержимо ввинчивался в мозг. Павел Петрович обернулся и удивленно посмотрел на робота. Звук тотчас прекратился.

— До обеда осталось семь минут, — сообщил Фа, — Прошу пройти в ванную комнату.

Голиков пулей выскочил из кабинета и нырнул в ванную комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Пустив воду из крана, он машинально подставил под струю руки, ощущая в голове непривычную пустоту.

— Руки надо мыть с мылом, — послышался за спиной теперь уже знакомый голос. Павел Петрович торопливо схватил кусок мыла из мыльницы.

— До обеда осталась одна минута, — завел Фа знакомую песню, — пятьдесят пять секунд, пятьдесят, сорок пять, сорок...

Ровно в час Павел Петрович Голиков опустился на свой стул за обеденным столом, чего до этого почти никогда с ним не случалось.

Мария Ивановна бросила на мужа торжествующий взгляд. Павел Петрович заерзал на стуле и с опаской поглядел на Фа, расположившегося за его спиной.

— За столом следует сидеть спокойно, — сейчас же отреагировал робот. — Приступайте к закуске.

Голиков нехотя поковырял вилкой в тарелке.

— Вилку полагается держать в левой руке, — тут же последовал совет. — А в правой — нож.

Павел Петрович поперхнулся и уронил вилку на пол. Торопливо нагнулся, чтобы исправить свою оплошность, но тут же был остановлен требовательным голосом Фа:

— Я это сделаю сам. Вот чистая вилка.

Голиков вздохнул и отставил закуску в сторону... Обед прошел под непрерывный аккомпанемент замечаний и распоряжений робота:

— Не дуйте на ложку с супом... Подвиньтесь ближе к столу... Не следует запивать суп лимонадом... Не режьте ножом котлету... Пищу следует хорошо прожевывать...

С появлением робота жизнь композитора круто изменилась. Запрограммированный на все случаи жизни, непогрешимый Фа неотступно следовал за ним по пятам. И по каждому поводу выдавал свои безапелляционные советы. Никогда до этого Павел Петрович не жил столь «правильно». Вовремя вставал и ложился спать, вовремя завтракал, обедал и ужинал, в строго определенные часы садился за рояль, не забывал, как это не раз случалось раньше, по вечерам заглядывать в дневники дочерей. Он даже стал лучше себя чувствовать, лицо заметно округлилось, на щеках заиграл здоровый румянец. В доме установились мир и тишина. Жена и дочери не могли нарадоваться...

Все было чудесно... за исключением одного: Павел Петрович перестал сочинять музыку. Он исправно садился за рояль в часы, отведенные для этого непогрешимой программой, но в голову не приходила ни одна мало-мальски стоящая мелодия. А между тем ему предстояло ровно через три недели представить на международный конкурс новую симфонию. Он не раз вспоминал высказывание Петра Ильича Чайковского, что, если отсутствует вдохновение, надо сесть за письменный стол и сосредоточиться — и оно обязательно придет. Голиков садился и за стол, но вдохновение почему-то не приходило. Скорее всего потому, что в радиусе трех метров он постоянно ощущал присутствие неусыпного всевидящего Фа.

Разумеется, в глубине души Голиков отлично понимал пользу для здоровья от соблюдения режима. Но расписать по часам и минутам свои творческие занятия... Нет, из этого ничего не получится. Что же делать? Как избавиться от настырного надзора маленького бескомпромиссного электронного существа? Возвратить его обратно? Об этом нечего было и думать — это означало бы непримиримый конфликт с домашними. Ударить его стулом по голове? Бесполезно — фирма гарантировала неуничтожаемость своего детища. Да и Павел Петрович был убежденным противником грубого физического насилия. Оставалось одно — попытаться «обезвредить» Фа каким-либо иным способом. Скажем, поставить перед ним такую задачу, которую он не сможет решить. Павел Петрович где-то читал, что оказавшийся в подобной ситуации робот неизбежно выходит из строя.

Впрочем, Голикова одолевало сомнение: не будет ли это насилием? Но Павел Петрович нашел оправдание. Если Фа не сумеет решить задачу — значит, он недостаточно совершенен. И Голиков в этом нисколько не виноват.

Оставалось «немногое» — придумать подходящую «неразрешимую» задачу. И не откладывая. Симфония не могла ждать.

Для начала Павел Петрович извлек из книжного шкафа подшивки журнала «Наука и жизнь» и, полистав их, отыскал несколько задач «на сообразительность» которые регулярно печатались в каждом номере. Отметив нужные страницы закладками, Голиков подозвал Фа, как обычно находившегося на своем посту, и стал задавать ему одну задачу за другой. Но маленький робот, почти не задумываясь, безошибочно давал правильные ответы.

Не поставили его в тупик и задачи, напечатанные в других изданиях. Павел Петрович разочарованно отложил книги в сторону: нет, такими вопросами Фа никак нельзя вывести из строя.

И тут Голикова вдруг осенило. В молодости он готовился стать математиком и. прежде чем отдать окончательное предпочтение музыке, окончил три курса математического факультета. В те годы он особенно увлекался теорией множеств и сейчас вспомнил об ее знаменитых парадоксах... Довольно усмехнувшись, он снова подозвал Фа и, с любопытством посмотрев на робота, сказал:

— Помоги мне решить очень важную задачу. Мне чрезвычайно, понимаешь, чрезвычайно важно знать правильный ответ...

Сверкнув электронными глазами, Фа застыл в ожидании.

— Так вот... — продолжал Павел Петрович, — один парикмахер бреет только тех, кто не бреется сам. Должен ли он брить сам себя?

Робот дернулся. В глубине его фотоэлектрических глаз заплясали разноцветные огоньки. Электронный мозг Фа приступил к решению. Но Голиков знал, что в рамках формальной логики — той логики, которая была поло жена в основу конструкции маленького робота, такого решения, то есть ответа типа «да» или «нет», быть не может. Если парикмахер сам себя бреет, то относится к тем, которых брить не должен, а если не бреет, то входит в число тех, кого должен брить.

Тем временем Фа, видимо, оказавшись в тупике, стал раскачиваться из стороны в сторону, причем все быстрее и быстрее.

«Ага, действует!» — с удовлетворе нием подумал Павел Петрович. И, чтобы еще больше обострить критическую ситуацию, в которую попал робот, продолжил:

— И еще одна задача. Попытайся решать ее параллельно с первой. Одного разбойника приговорили к смертной казни. Предоставляя ему последнее слово судьи объявили: скажешь правду — тебе отрубят голову, соврешь — повесят. Разбойник сказал меня повесят... Каким способом после этого должны казнить разбойника?

Голиков знал, что и у этой задачи не существует ответа.

Фа стал раскачиваться еще сильнее. Казалось, вот-вот он развалится на куски. В конце концов глаза его ярко вспыхнули, и он замер в неподвижности.

— Что и требовалось доказать, — весело произнес Павел Петрович и сел за рояль.

В течение нескольких дней симфония была закончена. Но, как ни странно, к прежней безалаберной жизни Голиков вернуться уже не смог. С наступлением обеденного времени ему хотелось есть, он вовремя ложился спать и вовремя вставал с постели, делал по утрам зарядку и даже стал бегать трусцой. Чувствовал себя превосходно. Но писать музыку в отведенное время так и не научился — работал только «по вдохновению».

Проходя же мимо робота, неподвижно стоявшего на том самом месте, где он вышел из строя Голиков всякий раз испытывал смутное чувство вины... Иногда он ловил себя на мысли о том что ему недостает Фа с его поминутными подсказками и замечаниями. Однако дело было сделано.

Но однажды, сидя за роялем, Павел Петрович услышал за своей спиной знакомый скрипучий голос. Голиков вздрогнул и обернулся. Рядом с ним стоял Фа.

— Я решил поставленную вами задачу, — сообщил он, поблескивая глазами. — Задача о парикмахере сформулирована неправильно. Всех людей следует разделить не на два подмножества — тех, кто бреется сам, и тех, кто сам не бреется, а на три! К третьему относится сам парикмахер. Что же касается разбойника...

— Стоп!.. Достаточно, — прервал его Павел Петрович — Я вижу, ты правильно во всем разобрался... Но что ты делал все это время?

— Перенастраивался. Я понял, что формальная логика работает далеко не во всех случаях. Я глубже понял мир.

— Очень рад, — улыбнулся Павел Петрович. — Но в таком случае ты должен понять и то, что нельзя творить по расписанию.

— До обеда осталось пять... — начал было Фа свою обычную песню, но умолк на полуслове и, взглянув на лежащую перед Голиковым раскрытую нотную тетрадь, резко повернулся и выкатился из кабинета, осторожно прикрыв за собою дверь.