НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 2

Евгений Войскунский, Исай Лукодьянов ТРОЕ В ГОРАХ

Смотреть на часы не имело смысла: все равно надо сидеть, пока не кончится ураган. Все же Игорь посмотрел на часы — хотелось что-нибудь сделать, чтобы не взвыть от тоски. Для этого пришлось приподнять капюшон. Сразу черный ледяной ветер резанул лицо.

Он соображал медленно — очевидно, результат оцепенения. Светящиеся стрелки, большая и малая, сошлись слева — он не сразу понял, почему видит только одну. Значит, без четверти девять. Сколько же он, Игорь, сидит здесь, сунув руки в рукава штормовки, наглухо закрыв лицо капюшоном и свесив ноги над пропастью? Только четыре часа?

Четыре безумно долгих часа он сидит на узком каменном карнизе, и его жизнь поддерживается, страхуется восьмимиллиметровым репшнуром, который привязан к скальному крюку, вбитому в расщелину. Хорошо ли держится? Об этом лучше не думать.

Ветер плотной воющей массой налегал на правый бок. В горах разносились шорохи, треск и свист.

Конечно, если рассудить, Игорь очень плотно сидел на карнизе. Большой, «абалаковский» рюкзак упирался в скалу за спиной. Вот только ноги мотает на ветру. И холодно. Хорошо хоть, что сейчас не зима. Хорошо, что он послушался Кирилла, надел две пары толстых шерстяных носков, наизнанку, по альпинистским правилам. Так что, вообще говоря, крюк и репшнур — только страховка, на всякий случай…

Слово «страховка» напомнило зелено-узорчатую бумагу. На обороте — правила выплаты в случае увечья или смерти при несчастном случае. Вспомнилась светловолосая девушка — агент по страхованию жизни; она приходила в комитет, кажется, в марте или в апреле, и он, Игорь, полюбезничал с ней малость, прежде чем выложил рубль… Рубль — и жизнь! Смешно. Несопоставимо…

Девять часов. В Москве в это время можно пойти в кино, в кафе, мало ли куда. Неужели вот сейчас где-то там за воющей темнотой, далеко на севере, существует Москва? Москва с ее уличным шумом, с кольцом бульваров, со светящимися призывами есть мороженое и покупать билеты денежно-вещевой лотереи.

Существуют ли на свете автоматы с газированной водой, троллейбусы, кафе «Юность» и стадион в Лужниках?

А просторные коридоры Госкомитета, привычная шестьсот седьмая комната — снизу панели «под дуб», вверху — нежно-зеленый, тисненый узорами пластик? А стол Игоря? А специальный телефонный справочник, которым Игорь так гордился, потому что не всем выдают такие?

Как все это хорошо, привычно, благоустроенно, хотя Катя над этим посмеивается и хочет уйти на завод, и уйдет… если только они выберутся отсюда живыми, если когда-нибудь кончится эта кошмарная ночь в горах.

Он повернул голову вправо, приподнял капюшон, крикнул:

— О-го-го-о!

И сейчас же отозвался высокий Катин голос:

— Ау-у-у!

И вслед за ней гаркнул Кирилл.

Надо же: Катя сидит на карнизе в каких-нибудь нескольких метрах от него, Игоря, а он ее не видит. Ну и темнотища.

Бедняжка, как ей страшно, должно быть, сейчас. Эго он виноват, потащил ее в горы. Навьючил на ее хрупкие плечи здоровенный рюкзак. Сунул ледоруб в наманикюренные пальчики… Собственно, не он, а Кирилл затеял этот чертов поход. Но ей-то, Катюше, от этого не легче.

Осенью они, Игорь и Катя, поженятся, дело решенное. Достроится комитетский дом, в котором ему обещана квартира, — и полный порядок. Нет, все у него, Игоря, складывается хорошо. Ребята из их выпуска на периферийных заводах чертят за сто двадцать в месяц, а он — уже главный специалист Госкомитета. Правда, Катя посмеивается, говорит, что фактически он — нечто вроде письмоводителя при Иване Демьяновиче. А, чепуха. Просто она немного несерьезная. Как Кирилл. Тот тоже вечно посмеивается. Вечно в разъездах — то на севере, то где-то в пустыне, в Хорезме. Хоть он и кандидат наук, а специальность у него… Археология! Архаизм какой-то в эпоху высшей автоматики.

Пусть они посмеиваются. Он, Игорь, потихоньку подбирает уже материалы для диссертации. Будет настоящая работа, на современнейшем уровне знаний.

Скорее бы кончился ураган. Скорее бы выбраться к перевалу, спуститься к Сухуми, бултыхнуться в теплое море — ух!

Кате действительно было страшно. Не столько пугали ночь и ветер, сколько шорохи и трески. Будто гора вот-вот расколется под ударами бури…

Она старалась думать о привычном, перебирала в памяти свою коротенькую жизнь, которая казалась ей то смешной, то трагичной.

Веселая и беззаботная школьная пора. Первое горе — провалилась на экзаменах в институт. Под давлением родителей поступила на курсы машинописи и сделалась секретаршей в управлении координации. Вскоре быстрая и сообразительная девушка в совершенстве изучила сложное переплетение коридоров огромного здания. Она легко запоминала фамилии и номера телефонов. Знала, кто визирует бумаги «раньше Иванова», а кто «позже Иванова». Никогда ничего не путала и не забывала. Поступила в вечерний институт — и шесть лет учения прошли незаметно…

А когда она предстала перед комиссией по распределению, Иван Демьянович, который был и ее начальником в комитете и председателем комиссии, сразу сказал: «Ну, Катюша, с вами ясно: никуда из нашего управления вы не уйдете».

Катя протестовала. Ведь с сегодняшнего дня она — инженер по автоматике и телемеханике. Она хочет на производство. Она согласна ехать куда угодно…

Ее не дослушали, и она пересела за другой стол и стала получать другую зарплату. Она уже не разносила бумаги, а сама их писала. Это называлось — «исполнение». Она «исполняла» все, что ей говорил Иван Демьянович. А так как она идеально знала не только фамилии, но и инициалы, — а без инициалов нельзя писать письма — и знала всю научно-техническую Москву, то она стала незаменимым «исполнителем».

Разумеется, Катя понимала, что кто-то должен собирать визы на проектах постановлений и готовить сводки, но она понимала и то, что место молодого специалиста не здесь, как бы ни была важна ее канцелярская деятельность. Но такая уж судьба: ее секретарская практика оказалась важнее инженерного диплома.

Игорь, который тоже попал в комитет со студенческой скамьи, не был с ней согласен. Он считал, что теперь, когда грань между умственным и физическим трудом стирается, вопросы управления играют высшую роль, и молодым специалистам надо учиться координировать и регулировать. А она, Катя, говорила, что лет через двадцать все пойдут на производство с укороченным рабочим днем, а координировать будет вместо комитета хороший электронный мозг.

Он славный, Игорь. Немножко напускает на себя солидность, но это не такая уж беда. Даже приятно, что он умеет держаться с достоинством. К ней, Кате, он просто чудесно относится. Ей многие женщины в комитете завидуют — она точно знает. Ну еще бы: такой умный, видный… Перспективный, как говорят.

Странно: два брата, Игорь и Кирилл, а ведь совсем не похожи. Правда, братья они по отцу, матери у них разные. Игорь высокий, черноволосый, а Кирилл коренастый и косолапый, на голове у него копна волос дивного оранжевого цвета, а брови желтые-желтые, выгоревшие. Что-то есть в этом Кирилле от хитрого деревенского знахаря. Этаким простачком держится, а вставит словечко — держись! Он неуживчивый — Игорь ей рассказывал.

Катя улыбнулась, вспомнив выходку Кирилла. Они прилетели из Москвы в Минеральные Воды и решили два дня пожить в Кисловодске. Утром второго дня Катя и Игорь ожидали Кирилла в парке, возле Нарзанной галереи. Кирилл заявился в длинной клетчатой рубахе, выпущенной поверх шортов, — казалось, будто он без штанов. Все смотрели на него. «С ума сошел?» — зашипел Игорь. Катя тоже была несколько шокирована. С трудом удалось им убедить Кирилла заправить рубаху в шорты.

Он очень томился в Кисловодске, Кирилл. Бродил, сонный, по красным дорожкам терренкуров, бормотал себе под нос: «Все шлют Онегина к врачам, те хором шлют его к водам.» Повеселел только, когда они отправили городскую одежду до востребования в Сухуми и сели в автобус, идущий в Теберду. Дивная, дивная Теберда! Никогда Катя не забудет, как легко там дышалось, как легко ходилось — будто крылья за плечами выросли. Оттуда они и вышли в поход через горы к Черному морю…

Сквозь вой ветра — грохот скатывающегося камня. Катя съежилась. Страшно…

Слева доносится:

— Ого-го-о!

Это Игорь. Беспокоится, должно быть, о ней ужасно…

— Ау-у-у! — кричит она. Замерзшие губы еле шевелятся.

— Эге-ге-ей! — рычит Кирилл откуда-то справа.

Кирилл напряженно вслушивался в ночь. Он был не новичок в горах и отдавал себе полный отчет в опасности положения. Очень сильный ветер. Ураганный. Конечно, веревка страхует достаточно. Но вот камнепад… Все чаще срываются сверху камни. А над головой никакого укрытия…

Черт дернул его, Кирилла, свернуть с обычной туристской тропы. Пошли не той долиной, не там поднялись — и попали сюда, на стык трех хребтов. Спрямили дорогу — зато теперь сидят на незащищенном карнизе и лязгают зубами.

Опять сорвался камень…

Где-то в стороне…

Полжизни отдал бы Кирилл, только бы утих ураган. Только бы вывести Игоря и его девушку в безопасное место.

Почему-то ему все время кажется, что под ним, в нескольких метрах, широкий выступ скалы. Эх, не разглядел при свете, а теперь, в окаянной черноте, и подавно не увидишь. И все же он невольно наклоняется, смотрит вниз, таращит глаза…

Яростный порыв ветра. Кирилл не успел податься назад, его сорвало с карниза, и он повис на веревке. Но под ногами была опора. Да, он не ошибся: это выступ скалы. Переведя дух, он осторожно попятился от края выступа — и почувствовал за спиной пустоту.

Стоя в неудобной позе, на носках — туго натянувшаяся веревка не давала встать на всю ступню, — он вытащил фонарик-динамку. О-о, пещера! Вот это повезло! Можно укрыться от камнепада…

Кирилл вскарабкался на карниз, добрался до Кати, потом — до Игоря. Отпустив подлиннее веревку, слез, принял у них рюкзаки, потом помог им спуститься.

Один за другим они пролезли в узкое отверстие. Луч фонарика скользнул по серому мрачному своду. Пещера оказалась довольно глубокой, она расширялась вверх и в стороны. Ветер почти не задувал. Кирилл распаковал рюкзак, зажег свечу — ее пламя чуть колебалось, но не гасло.

У Игоря что-то звякнуло под ногой. Он нагнулся, поднял пустую консервную банку. Прочел вслух:

— Курица в собственном соку, Невиномысский птицекомбинат.

— Ну-ка, — Кирилл забрал у него банку. — Верно. Значит, не мы первые идем этой дорогой.

— Хочу курицу, — жалобно протянула Катя. — Курицу в собственном соку.

— Три банки мясных консервов заменят нам курицу, — сказал Кирилл. — Давайте, братцы, ужинать.

Они собрали маленький походный примус. Воды в пластмассовых фляжках было еще достаточно. Разогрели консервы, по-альпинистски густо, как суп, заварили чай.

— Жизнь прекрасна, — резюмировал Кирилл, затягиваясь после ужина сигаретой. — Ну, пещерные жители, залезайте в спальные мешки. К утру буря утихнет и тронемся в путь.

Они проснулись все сразу, ощутив слабое сотрясение каменного массива. В хвостовом вагоне скорого поезда пассажиры спокойно спят, хотя их непрерывно трясет. Но подземный толчок, сигнал грозного бедствия, пробуждает всегда.

Они еще не поняли, что произошло, но их сразу охватила тревога — непонятный, подсознательный страх.

Вероятно, наши далекие предки, жившие в ту пору, когда Земля была моложе, чаще испытывали ужас землетрясения и передали нам в структуре молекул ДНК память о них — страх беспомощности…

Кирилл торопливо зажег свечу, посмотрел на встревоженные лица. Теперь, уже бодрствуя, они ощутили второй толчок и услышали глухие подземные раскаты, продолжавшиеся, как им показалось, нескончаемо долго, а на самом деле — не более минуты.

Игорь выскочил из спального мешка, метнулся к выходу.

— Назад! — крикнул Кирилл.

— Надо уходить. Завалит! — На Игоре лица не было.

— Здесь безопаснее, — сказал Кирилл. — Снаружи не пройдешь. Сейчас такие камни посыплются…

Нарастающий грохот покрыл его слова.

— Дальше от входа! — заорал Кирилл.

Он схватил за углы спальный мешок вместе с неуспевшей вылезть Катей и поволок его в глубь пещеры. Игорь последовал за ним.

Грохот нарастал, перекатывался. Каменный массив вздрагивал от ударов. Со свода пещеры сыпались камешки, что-то шуршало и потрескивало, и все невольно пригибали головы. Метался желтый язычок свечи.

И вдруг… Будто сама гора вздохнула с чудовищной силой. Колыхнулся воздух, заложило уши, сотрясся под ногами камень. Свеча погасла.

Наступила тишина.

— Кончилось, — вырвалось у Кати. — Боже мой, что это было, Кирилл?

— Обвал. — Кирилл прокашлялся. — На Кавказе бывают такие штуки.

Он прислушивался к тому, что делалось снаружи, но теперь доносились лишь шуршание и слабые трески. Кирилл взглянул на светящиеся стрелки часов: половина четвертого.

— Скоро рассвет, — сказал он. — Тогда и посмотрим, что произошло. А сейчас — досыпать.

— Хорошо, что мы нашли эту пещеру, — сказала Катя.

— Да уж… На карнизе от нас и мокрого места бы не осталось.

Игорь проснулся. Немного полежал, не открывая глаз. С удовольствием ощутил, как за ночь отдохнуло тело. Вчерашний день — трудный переход по хребту, крутой траверс, длинный путь по узкому карнизу, внезапно налетевшая буря, ледяная чернота, ветер, долгое сидение на привязи, потом — страх землетрясения, шум горного обвала — все это вспомнилось, как что-то нереальное. А сейчас — полная тишина. После бури должна быть хорошая погода…

Он потянулся и открыл глаза.

Что еще за новости! В пещере темным-темно. Почему не просачивается дневной свет? Неужели еще ночь?

Игорь посмотрел на часы. Четверть десятого!

Катя мирно спала рядом в своем мешке. Кирилла не было.

Игорь зажег спичку и пошел к выходу. Ему пришлось согнуться вдвое: отверстие суживалось. Он увидел Кирилла, стоявшего на коленях.

— Что случилось? — шепотом спросил Игорь.

Кирилл вместо ответа пожужжал динамкой. Желтый луч фонарика прошелся по угловатым каменным глыбам, загромоздившим выход из пещеры.

— Завалило?… — У Игоря сорвался голос.

— Как видишь. — Кирилл погасил фонарик. — Ты ничего не замечаешь?

Слабенький свет процеживался через щели между камнями в черноту пещеры.

— Что я должен заметить? — хмуро спросил Игорь.

— Свет идет снизу, а не сверху. Понимаешь? Обвал завис. Камни заклинило в ущелье, оно ведь здесь очень узкое… Подожди-ка минутку.

Кирилл ушел в глубь пещеры и вскоре вернулся с мотком капроновой веревки.

— Держи конец, будешь меня страховать.

— Ты что хочешь?

— Полезу, посмотрю. — Кирилл сбросил куртку, обвязался веревкой и пополз в промежуток между глыбами.

Извиваясь, он перебирался из одной щели в другую. Становилось светлее. Кирилл упрямо пытался проникнуть вниз. Когда каменный лабиринт кончался непроходимо узкой щелью, он отступал вверх или в сторону и снова настойчиво искал дорогу. Игорь то отпускал веревку, то выбирал слабину: веревка служила Кириллу нитью Ариадны, чтобы выбраться обратно из каменного хаоса.

— Ну как? — кричал время от времени Игорь.

— Пока никак, — глухо доносился ответ.

Кирилл изрядно порвал одежду, цепляясь за острые углы. Понемногу он удалился от борта ущелья. Рассеянный свет становился яснее, определеннее. Иногда где-то наверху раздавалось потрескивание — колоссальная тяжесть оползня сдавливала камни, — и Кирилл с замиранием сердца останавливался, прислушивался. Раз или два ему показалось, что снизу доносится мерный рокот.

Наконец, когда он обогнул очередную глыбу, в глаза ударил яркий свет: лицо оказалось над небольшим отверстием. Внизу, на головокружительной глубине, по ущелью бежала узкая бурная речка. Клокочущий желтый поток с шумом обтекал камни, которые, наверное, обрушились этой ночью. О глубине нельзя было судить — никакого ориентира для сравнения.

Кирилл обполз еще несколько камней нижнего ряда висячего завала, отыскивая щель достаточно широкую, чтобы можно было пролезть. Безуспешно. Он вернулся к тому отверстию, сквозь которое была видна речка. Немного отдохнул, расслабив натруженные мускулы. Потом отвязал от пояса веревку и прикрепил ее к острому углу каменной глыбы. Пополз вверх, нащупывая веревку и следуя ее изгибам.

— Наконец-то! — встретил его Игорь. — Ну что?

— Это не обвал, а оползень, — сказал Кирилл. — Видимо, весь бок горы сполз, и все держится на крупных обломках — их заклинило в ущелье, ниже нас.

— Так что же делать?

— Попробуем добыть воду, у нас ее совсем мало. Надо собрать все веревки.

Катя лежала в пещере на спальном мешке. Когда Кирилл зажег свечу, она приподнялась на локте, тихо спросила.

— Пропали, Кирилл?

— Да что вы! Сейчас пойду за водой. Потом чаю попьем, — с наигранной веселостью сказал он.

Он взял все фляжки, термос и белое полиэтиленовое ведерко. Собрал веревки.

— Как я все это протащу через щели? Игорь, тебе придется поползти со мной.

Игорь нерешительно шагнул к щели.

— А если это хозяйство завалится? Сверху все время потрескивает…

— Без воды пропадем, — негромко сказал Кирилл. — Надо идти.

— Я пойду с вами, Кирилл, — неожиданно сказала Катя.

— Ну уж нет. Придумала тоже. — Игорь забрал у Кирилла ведерко и термос. — Пошли.

Кирилл порылся в рюкзаке и извлек красный пастельный карандаш. Затем он углубился в щель, делая карандашом жирные стрелки на камнях.

— Зачем это? — спросил Игорь, пробираясь за ним. — Ведь веревка указывает дорогу.

— Может, и ее придется пустить в ход.

Добрались до отверстия. Кирилл привязал веревку к дужке ведра и спустил его вниз. Пришлось пустить в ход все веревки, включая и ту, что служила путеводной нитью.

Тщетно пытался Кирилл зачерпнуть. Ведерко прыгало по воде и никак не хотело лечь набок. Он поднял его. Огляделся.

— Нужен камень. Для тяжести. Давай-ка поищи.

— Может, вернемся, Кирилл?… Слышишь, как трещит?

— Делай, что тебе говорят. Наверх и вправо — там щель, забитая щебнем. Ну, живо!

Игорь молча уполз. Он долго не возвращался, и Кирилл, беспокоясь, не заблудился ли он, окликнул его. Не получив ответа, крикнул громче — голос его жутко усиленным эхом прокатился по каменному лабиринту. Он заорал что было мочи — и тут увидел подползавшего Игоря.

— Почему ты не отвечаешь?

Игорь, тяжело дыша, протянул на ладони камень.

— В приличном обществе принято отвечать на вопросы, — раздельно сказал Кирилл.

Он положил камень в ведерко. Теперь дело пошло. Семь раз пришлось опускать и поднимать ведро, чтобы наполнить всю посуду. Кроме того, они сами напились до отказа, — чтобы экономнее использовать емкости, как выразился Кирилл. От холодной, пахнущей снегом воды заломило зубы.

И еще раз в тот день отправился Кирилл в опасный путь внутри завала. Он привязал к камню записку и спустил ее на веревке на дно ущелья. Камень покачивался над прыгающим потоком. Бывают же здесь люди, думал Кирилл. За горой есть какой-то поселок. Люди недалеко. Не может же быть, чтобы здесь не проходили люди…

Он смотрел в каменное окошко, пока там, внизу, не начало темнеть. Ущелье наливалось синевой.

Висячий завал потрескивал — казалось, стонали камни, задыхаясь под страшной тяжестью.

— Который час? — спросила Катя.

— Без десяти девять. Вечера, — ответил из темноты голос Кирилла.

— Второй день кончается. — Катя тихонько вздохнула. — А кажется — второе столетие…

Она сидела, обхватив руками колени. Сидела и думала, что ужасно хочется умыться. Рассердилась на себя: надо же, какая чепуха лезет в голову.

Кирилл зажужжал динамкой. Пятно света запрыгало по изломанным стенам пещеры.

«Что он ищет все время? — подумала Катя. — Бродит по пещере как лунатик. Как будто в пещерах бывают потайные двери…»

— Игорь, — позвала она. — Ты спишь?

Молчание. Катя протянула руку и наткнулась на ботинок Игоря. Толкнула его.

— Перестань спать. Слышишь? Нельзя все время спать.

— Я не сплю.

— Почему же не отвечаешь?

— Ну вот — отвечаю. Что?

— Какой-то голос у тебя стал… неприятный… Сядь. Прошу тебя.

— Ну, сел.

Катя придвинулась, обхватила его голову, вгляделась в провалы глаз на слабо белеющем в свете фонарика лице.

— Не хочу, чтоб ты молчал… Слышишь?… — Ее пальцы гладили его щеки, ласково коснулись губ. — Мне ничего не страшно, слышишь? Только не молчи… Мне не страшно, потому что мы вместе…

— Мы замурованы, — хрипло сказал он. — Понимаешь ты это? Замурованы!

— Игорь, умоляю тебя!.. Нас найдут… Кто-нибудь пойдет ущельем и наткнется на записку. Кирилл же говорит, тут недалеко поселок…

— Кирилл говорит! Он тебе наговорит!.. Отцу всю жизнь испортил, а теперь… И-ди-от… — простонал Игорь сквозь стиснутые зубы. — Надо же быть таким идиотом, поддаться его уговорам… потащиться в эти проклятые горы…

Он замолчал. В мертвой тишине каменного мешка жужжала динамка, желтое пятно теперь не металось, оно медленно скользило по небольшому участку стены.

Текли ненужные, постылые часы. Спал Игорь, забылась тревожным сном Катя. Только Кирилл все бродил по пещере со своим фонариком. Хорошо, что никто не видел его лица.

Катя проснулась от стука. Она не сразу поняла, где она и что происходит. Испуганно воззрилась на свечу, догорающую на перевернутой консервной банке. Кирилл долбил ледорубом стену возле входного отверстия. Он был в майке, плечи его блестели от пота, нечесаные рыжие волосы торчали жесткими вихрами.

Кате показалось, что он сошел с ума.

— Что вы делаете, Кирилл? — спросила она.

Он сразу обернулся, провел ладонью по лбу.

— Идите-ка сюда. Видите? — Он ткнул ледорубом в слоистые беловатые обломки. — Это глинистый сланец. Когда-то наша пещера была открытой горизонтальной щелью, но потом ее забило… Сторону, которая обращена к обрыву, забило обрушенным пропластком сланца… Похоже; что щель тянулась дальше вдоль обрыва, но вот здесь ее перегородило обрушение.

— И вы хотите…

— Да. Хочу поковырять эту стенку. Посветите-ка фонариком, а то от свечи мало толку.

Катя принялась сжимать и отпускать тугой рычажок динамки. Она быстро устала, пришлось сменить руку. Потом она стала работать обеими руками. А Кирилл, казалось, не знал усталости. Долбил и долбил стену. Рушились обломки. Кирилл весь покрылся серой пылью, она смешивалась с потом…

Вдруг он бросил ледоруб и решительно направился к Игорю, и Катя машинально повела за ним луч фонарика.

— А ну-ка, вставай, — проговорил Кирилл. — Хватит валяться. Ну, живо!

— Уйди, — ответил Игорь. — Я не встану.

— Встанешь! — Кирилл был страшен.

— И не подумаю выполнять твои…

Игорь не договорил. Кирилл схватил его под мышки и рывком поставил на ноги.

— Ты не смеешь… — возмущенно начал Игорь.

— Смею!

Несколько секунд они стояли друг против друга, и Катя подумала, что сейчас они сцепятся в драке, но вдруг Кирилл сказал тихо, почти просительно:

— Мне трудно одному. Возьми ледоруб и помоги нам.

Игорь молча нагнулся, разыскивая ледоруб.

Теперь они долбили стену вдвоем, а Катя, закусив нижнюю губу, изо всех сил сжимала и разжимала динамку. Прошел час или два, а может быть, минут двадцать — они потеряли представление о времени. Сыпались из-под ледорубов обломки; те, что покрупнее, они вынимали и оттаскивали в сторону.

— Кирилл, — сказала Катя, — а вдруг обвалится потолок?

— Не обвалится. — Кирилл остановился, перевел дыхание. — Здесь, — он ткнул ледорубом вверх, — твердая порода… Отдохни, Игорь. И вы, Катя, отдохните. Давайте завтракать.

— Или обедать… — Катя улыбнулась в темноту.

Игорь от еды отказался. Катя с трудом уговорила его немного поесть. Потом они снова принялись прорубать туннель. «Туннель, — со страхом думала Катя, — который никуда не ведет».

И еще сутки прошли. В Кирилла словно демон вселился: чем дальше углублялся туннель, тем яростнее рубил он сланец. Игорь валился от усталости. У Кати одеревенели руки и тупо, не переставая, болела голова. А Кирилл был неутомим. Он позволял себе лишь редкие и короткие передышки. Когда Катя засыпала, он зажигал свечу и снова набрасывался на стену. «Откуда такая сверхчеловеческая сила?» — думала Катя. Она видела, что обломки, которые Кирилл вытаскивал из туннеля, по-прежнему серые и слоистые, и понимала, что Кирилл не остановится, пока не наткнется на камень. И, ужасаясь, она ловила себя на мысли, что ей все уже становится безразлично…

…Игорь отбросил ледоруб, потер плечо и пошел в тот угол, где лежали фляги и стояло полиэтиленовое ведро. Катя смотрела на него, продолжая светить Кириллу.

— Ты куда?

Он молча поднял ведро и, постояв немного, медленно двинулся к заваленному выходу из пещеры.

— Игорь! — крикнула Катя.

Он повернул к ней лицо, напугавшее ее своим спокойствием.

— Что тебе надо?

— Я спрашиваю: куда ты идешь?

— Не можешь сообразить?… За водой полезу.

— Но Кирилл принес недавно. Во флягах еще есть…

Игорь не ответил. Пригнувшись, полез к завалу. Катя вскинула взгляд на Кирилла — тот продолжал тюкать ледорубом, будто ничего не слышал, — а потом рванулась к Игорю, вцепилась в него, потащила назад…

В полной темноте они, задыхаясь, боролись. Игорь молча отрывал от себя ее руки, но она оказалась сильнее. Отчаяние — вот что придало ей силы.

— Ты… дрянь… — услышала она его сдавленный голос. — Все… все против меня… В последний раз на белый свет взглянуть — и то не даете…

Он изловчился, ударом в грудь оттолкнул Катю. Она вскрикнула…

И тут Кирилл заорал:

— Свет!

Катя поднялась, шагнула к туннелю. Не то всхлипнула, не то прерывисто вздохнула, увидев впереди слабый-слабый свет…

— Вытаскивайте обломки! — скомандовал Кирилл.

Что-то обрушилось под ударами ледоруба, и в пещеру проник луч дня. Живой, солнечный, насквозь пропыленный…

А еще через полчаса, вытащив обломки из туннеля — всего-то он был длиной в три метра, — они гуськом пошли вперед. Ход круто свернул влево, и яркий свет ударил в глаза. «Они остановились, зажмурились, ошеломленные острой болью в глазах. Потом, привыкнув, двинулись дальше. Еще несколько шагов — и они оказались снаружи, на широкой треугольной площадке.

Катя глубоко вздохнула и запрокинула голову, подставляя солнцу улыбающееся лицо.

— Какой же вы молодец, Кирилл! — вырвалось у нее.

Кирилл быстро прошел к краю отвесного обрыва. Да, он не ошибся: их пещера была частью открытой щели, — теперь, когда они пробили пропласток сланца, это стало очевидно. Открытая щель тянулась дальше метров на тридцать, огибая крутой контрфорс горы, и выходила не в то узкое ущелье, над которым завис оползень, а в широкую горную котловину.

Но дороги вниз отсюда не было.

— Как же мы спустимся? — спросил Игорь. — Наших веревок не хватит.

— Не хватит, — подтвердил Кирилл. — Но, может, удастся пройти поверху.

Все задрали головы вверх. Круто, круто… Но все же есть куда поставить ногу, вон трещины, в которые можно забить крюки.

Кирилл, продолжая смотреть вверх, сделал шаг назад, что-то звякнуло у него под ногой. Из-под слоя щебня торчало толстое звено цепи. Кирилл смотрел на него, вытаращив глаза. Потом присел на корточки, потер камнем цепь — под зеленовато-коричневой пленкой окислов тускло заблестел желтый металл.

— Бронза! — воскликнул он и принялся разгребать щебень.

Цепь была укреплена за скобу, замурованную в камень. От скобы отходили еще три такие же цепи, одна — оборванная посредине, две — с обломками каких-то широких браслетов на концах.

Кирилл поскоблил ножом заделку скобы. Под серым налетом сверкнула серебристая полоска.

— Похоже на свинец, — пробормотал он. — Но какие здоровенные цепи! Посмотрите-ка, ребята. — Он примерил обломок браслета к своему запястью. — Это рассчитано на гиганта… Черт, неужели легенда о Прометее имеет такое… такое конкретное основание?… Неужели действительно в горах Кавказа приковывали людей на растерзание птицам?

— Ну, понесся, — насмешливо сказал Игорь. — При чем тут Прометей?

— Во всяком случае, какой-то человек гигантского роста. В общем, выдающаяся личность. Для простых преступников не стали бы тащить сюда цепи, заливать свинцом скобу… По ценам эпохи ранней бронзы такие цепи — целое состояние. Но какой это был человек, какие руки и ноги!

Катя с любопытством примерила браслет, в него могли бы поместиться восемь таких рук, как у нее.

— Интересная конструкция цепей, — продолжал Кирилл. — Литые звенья, очень хитро соединенные…

— Может быть, ты вспомнишь о нашем положении? — раздраженно сказал Игорь.

— Верно. — Кирилл выпрямился и опять посмотрел наверх. — Цепи не убегут. Вы тут посидите, а я поднимусь, посмотрю.

— Я с тобой, — сказал Игорь.

— Не надо. Тебе будет трудно.

Игорь промолчал. В любом виде спорта он дал бы Кириллу сто очков вперед, но что касается лазания по горам… Тут, конечно, Кирилл был посильнее. Вернее — просто опытнее. Косолапый черт… Выбрал себе смехотворную профессию, в самом названии которой было нечто отсталое, архаичное. В самом деле, кому нужна в эпоху кибернетики его диссертация — «Технология палеолита»?… Разве что таким же чудакам, как он.

Игорь знал, что многие солидные люди проводят отпуск в горах. Кроме того, расстояние от Теберды до Сухуми на карте казалось таким ничтожным. Но тогда он не представлял себе гор в их страшном величии. Вывернутые, вспученные миллиарды кубометров камня — первобытная дикость, да и только. И вот изволь тащиться по этому «палеолиту» с тяжеленным рюкзаком и ледорубом…

Он вспомнил, как в Москве, идя с этим самым ледорубом из магазина, он подмечал на себе уважительные взгляды прохожих. Да, тогда было приятно. Если бы он знал, что через две недели окажется запертым в этих бессмысленных горах… А все из-за упрямства Кирилла и неорганизованности администрации. Да, да, альпинистское начальство в Теберде не должно было выпускать их на свой страх и риск, оно было обязано подключить их к организованной группе с опытным инструктором…

Кирилл медленно и осторожно поднимался, забивая скальные крючья в расщелины. Ну и видик у него, подумал Игорь, — будто с головы до пят мукой обсыпали…

— Долго как лезет, — сказал он.

Катя не ответила. Она, не отрываясь, смотрела на Кирилла. Лицо у нее было измученное, осунувшееся, в уголки губ забилась серая пыль.

— Все-таки мы пробились на белый свет, — тихо сказал Игорь, глядя на нее.

Катя молчала. Он подошел, положил руку ей на плечо. Она гибким движением высвободилась, все продолжая смотреть наверх. Губы у нее были плотно сжаты.

— Ты сердишься? — У Игоря вдруг перехватило дыхание. — Прошу тебя, Катя, не надо…

— Мне трудно сейчас с тобой говорить… извини… Он, сорвется! — воскликнула она.

Но Кирилл не сорвался. Просто неудачно поставил ногу. Пришлось вползти на вершину буквально на брюхе. Тяжело и часто дыша, он огляделся.

Вершина была изолирована. Никаких обходных путей…

Отсюда он хорошо видел ущелье, где их застигла буря. Оползень загромоздил узкий треугольник, образованный стыком хребтов. Огромную массу — несколько десятков миллионов кубометров, никак не меньше — удерживали какие-нибудь две-три сотни крупных глыб, заклинившихся в ущелье. Вероятно, ночное землетрясение потревожило верхний пласт, он сдвинулся и, найдя зеркало скольжения, сполз и завис. Ну что ж, можно, ему маленько помочь, весело подумал Кирилл…

Стоп! Вспомнив о чем-то, он вытащил измятую, многократно сложенную карту и ориентировал ее по карманному компасу. Осмотрелся. Как будто все правильно. На северо-западе — Главный Кавказский хребет. Вон снежная вершина Софруджу, увенчанная характерным черным зубом. Вот остроконечные Джугутурлучат и Аманауз. А вот и стык трех хребтов. Здесь они находятся, в этой точке. Вот ущелье, безымянная речка… Ах, черт! Кирилл присвистнул. Ну что за невезение!..

Было трудно спускаться, вытаскивая по пути скальные крючья. И еще труднее было сказать товарищам, что выхода нет…

— Собственно, выход есть, — сказал он в заключение, — но им нельзя воспользоваться.

— А какой выход? — быстро спросила Катя.

— У меня в рюкзаке четыре брикета взрывчатки — не успел сдать перед отъездом.

Он сел, вытянув ноги, потрогал свежую дыру на брюках, на коленке.

— Ну, ну? — торопил Игорь.

— Что — ну? Заложить брикеты между камней, да подорвать замок, который сдерживает оползень. Все полетит вниз. Тогда освободится дорога…

— Так что же мешает?

Кирилл развернул карту.

— Смотрите. Здесь — мы. А здесь — поселок горняков. Видите? Внизу, по этой самой речке… Если завал рухнет, там камня на камне не останется.

— Почему ты решил, что оползень обязательно накроет поселок?! — вскричал Игорь.

— Ручаться не стану. — Кирилл медленно складывал карту. — Но камни покатятся вдоль русла и могут достичь поселка. А раз есть какая-то опасность, мы не имеем права.

Он прислонился спиной к склону горы и закрыл глаза. Игорь хмуро смотрел на его вздернутый подбородок, поросший рыжей щетиной.

— Права не имеем, — повторил Кирилл. — Но у нас появилась обязанность.

— Еще и обязанность в нашем положении?

— Думаешь, оползень долго продержится? Камни замка сжаты с огромной силой, на них давят миллионы тонн. Завал все время потрескивает…

— Выходит, и само может рухнуть? Без взрыва?

— В любой момент.

— Значит, нельзя ходить за водой, — сказала Катя.

— Без воды не проживешь, — возразил Кирилл и посмотрел на нее. — Это оправданный риск… А взрыв — риск множеством чужих жизней.

— Которые могут погибнуть и без взрыва, — уточнил Игорь.

— Могут, — кивнул Кирилл. — Но они не знают об опасности: из поселка завал не виден. А мы знаем. И мы обязаны предупредить их.

— Как ты это сделаешь?

— Давайте подумаем… Собственно, и думать особенно нечего: много ли можем мы сделать? Надо дежурить здесь, на площадке: вдруг в котловине появятся люди… Ну, и еще: там, над ущельем, висит наша записка — надо ее дополнить… Вот и все.

Кирилл вытащил из наколенного кармана записную книжку и складной метр, присел на корточки и начал снимать эскизы цепей. Он увлекся работой. Запускал пятерню в пыльную рыжую шевелюру и как-то странно двигал нижней челюстью влево-вправо.

— Нашел время возиться с этой ерундой, — зло сказал Игорь.

Челюсть Кирилла пришла в нормальное положение.

— Это не ерунда, — проворчал он. — Совсем не ерунда, братец ты мой… Даже совсем наоборот…

— Но ты собирался вывесить новую записку.

— Правильно. Вот мы к ней и приложим описание цепей. На всякий случай…

Низко над хребтом плыла полная луна. В пещеру сквозь пробитый туннель процеживалась толика лунного света. Трое лежали в спальных мешках. Огонек сигареты Кирилла описывал короткие дуги, то разгорался, то тускнел.

Катя сказала:

— Вы на самом деле думаете, Кирилл, что тут был прикован, ну, если не Прометей, то кто-то другой?

— Кто его знает, — раздался скрипучий голос Кирилла. — Цепи есть цепи. Зря не стали бы их сюда тащить… Ясное дело, приковали какого-то здоровенного дядю.

— Ой, такие ручищи у него были — страшно представить… Кирилл, а может… действительно Прометей? — высокий голос Кати дрогнул и оборвался.

— Ну, это же легенда, Катя, — сказал Игорь. — Легенда, больше ничего.

Катя не ответила. Кирилл с шумом затянулся. В той стороне, где был туннель, в слабом свете заклубился дым от его сигареты.

— Правильно, — проскрипел Кирилл. — Бабушкины сказки. Дедушкины враки. Больше ничего.

— Не надо так, — попросила Катя. И после долгой паузы добавила: — Если я не ошибаюсь, «Прометея приковали как раз здесь, в горах Кавказа.

— Не ошибаетесь, — подтвердил Кирилл. — Этот миф вообще возник не в Греции, а в древней Грузии, лет этак три с половиной тысячи тому назад.

— Расскажите, пожалуйста.

— Ну… разве что для вас… — Голос Кирилла смягчился. — Итак, по древнегрузинскому мифу, был такой герой по имени Амирани, сын солнца. Он освободил людей от злых дэвов, научил их добывать огонь и обрабатывать металл.

— Амирани? — переспросила Катя.

— Да, Амирани. Характер у него, видимо, был неважный, он вступил в борьбу с небожителями, и за это боги приковали его к скале — здесь, на Кавказе. Гораздо позднее, в шестом веке до нашей эры, на Кавказское побережье проникли греки и основали колонии в Колхиде. И вот тогда-то они преобразовали легенду об Амирани в миф о Прометее, непокорном титане.

— Дальше я знаю, — сказала Катя. — Прометей похитил у богов огонь…

— Перед этим. Катя, он устроил богам еще одну пакость. Прометей, как и Амирани, научил людей счету и письму, врачеванию и мореходству и всяким ремеслам. Тут как раз новые боги победили титанов и потребовали у людей жертвы. Боги — они такие, себя не забывают! И вот Прометей, заботясь о людях, которым жилось нелегко, подсунул богам худшие части жертвенного животного — надо полагать, кишки и всякую там требуху. Кстати, греки и в дальнейшем всегда так поступали. Так вот: боги сильно осерчали и отняли у людей огонь. Тогда-то Прометей похитил огонь с Олимпа и отдал людям. За это боги приковали его в горах Кавказа, и орел каждый день рвал ему печень, а ночью печень восстанавливалась, а днем — снова орел… пока Геракл не убил орла и не освободил Прометея… Вы не спите, Катя?

— Нет, — ответила она, но голос у нее был сонный. — Расскажите еще…

— Да уж все, в общем. Любопытно, что грузинская легенда с появлением христианства, примерно в пятом веке нашей эры, опять видоизменилась. Амирани стали выставлять нечестивцем, которого лично Христос посадил на цепь. Оно и понятно: народный герой-богоборец был опасен, к лику святых такого не причислишь. — Кирилл умолк и закурил новую сигарету.

— Одно утешение, — сказал Игорь в Катину сторону, — что мы заперты не где-нибудь в захолустье, а в легендарном месте.

Катя не ответила, она ровно дышала — спала, должно быть.

Некоторое время в пещере было тихо.

— Слушай, Кирилл, — заговорил Игорь, понизив голос до шепота. — Давай все-таки внесем ясность в положение. Продукты на исходе, за водой ходить опасно. Рано или поздно, ты сам говоришь, завал рухнет, мы не можем его предотвратить… Кроме того, если бы у нас не было карты, мы бы не знали о существовании этого поселка, верно ведь? И мы преспокойно взорвали бы завал.

Он умолк, ожидая ответа. Но ответа не последовало.

— Ты слышишь, Кирилл?

— Давай дальше.

— Да чего ж дальше? По-моему, я сказал достаточно ясно.

— Договаривай до конца.

— Ну, изволь. В общем… я за немедленный взрыв.

Опять молчание.

— Я договорил до конца. Почему ты молчишь?

— Договорил, верно… Ну, а если оползень после взрыва накроет поселок?

— Ты уверен в этом?

— Нет, не уверен.

— Видишь, не уверен… Посмотри на вещи трезво, Кирилл. Мы бессильны помочь поселку. Оползень вот-вот рухнет сам…

— Давай-ка спать, — прервал его Кирилл.

— Пойми, речь идет о жизни и смерти… Ты ученый, кандидат наук. Мы с Катей занимаемся координацией научных работ огромной важности…

— Иначе говоря, — резко сказал Кирилл, — сотня горняков, не имеющих высшего образования, их не по моде одетые жены и сопливые ребятишки не стоят наших трех высокоинтеллектуальных жизней, это ты хочешь сказать?

— Ну, не так, конечно. Зачем обострять?… Просто я хочу напомнить известную истину, что ценность человека определяется его общественной значимостью.

В пещере стало совсем темно: наверное, луна уплыла за хребет. Чиркнула спичка, осветив на миг лицо Кирилла.

— Общественная значимость, говоришь… Слышу, слышу голос Василия Егорыча.

— Причем тут отец? Оставь его в покое.

— Я бы и рад оставить в покое нашего дорогого родителя, да вот — услышал знакомую интонацию.

— Злопамятный ты тип, — раздраженно сказал Игорь. — Никак не можешь простить отцу ту старую историю. А сам? Чем ты лучше отца? Ты ведь тоже с женой разошелся.

— Разошелся.

— Так какого же дьявола…

— Постой, Игорь. Ты прекрасно знаешь, почему я разошелся…

— Еще бы! Вечно шляешься по экспедициям, к тому же твой миленький неуживчивый характер… Да на ее месте любая бы не выдержала.

— Пусть так, — медленно сказал Кирилл и сделал подряд несколько затяжек. — Пусть так, — повторил он. — Не спорю, характер у меня паршивый… Но у Василия-то Егорыча все было по-другому.

— Детали не имеют значения.

— Имеют!

— Чего ты орешь? — зашипел Игорь и повернулся в сторону Кати.

С минуту они прислушивались к ее ровному дыханию.

— Спит, — прошептал Кирилл. — Умаялась… Ладно, Игорь, кончаем разговор — все равно ни к чему он не приведет, разлаемся только.

— Ханжа — вот кто ты, — угрюмо проговорил Игорь. — Сам грешен, а другим ничего не спускаешь.

— Прекрати, Игорь…

— Узколобый ханжа. По-твоему, человек не имеет права уйти от нелюбимой женщины к другой, которую…

— Да не так же было, не так! — Даже по голосу чувствовалось, что Кирилл мучительно морщится. — Не накручивай, ради бога, на все это любовь… Просто, когда Василий Егорыч в тридцатые годы шибко пошел в гору, необразованная жена стала его стеснять. В сущности, довольно банальная история о том, как один учился, а вторая штопала ему носки, стряпала и укачивала ребеночка, чтобы он не орал над папиным ухой, потому что папе надо было учиться…

— Сам помнишь? — спросил Игорь.

— А потом, когда папа выучился, — продолжал Кирилл, не обращая внимания на иронию, — он огляделся орлиным взглядом по сторонам…

— Тебе и пяти лет тогда не было, так что ты можешь судить только по пристрастным рассказам матери. А отец мне говорил, что у нее был жуткий, необузданный характер…

— Ну да, я же в нее пошел, — усмехнулся Кирилл.

— И потом не надо забывать: отец ей помогал долгие годы — совершенно добровольно, без этого… как его… исполнительного листа.

— Что верно, то верно. Он и мне однажды помог, Василий Егорыч. Выпутал из трудного положения, хотя я и не просил. Он у нас чадолюбивый, Василий Егорыч… Только вот напрасно он в науку пошел. Сидел бы у себя в главке… А так — высказываться надо было, вот он и высказался в пятидесятом о лженауке кибернетике. Теперь, небось, и самому стыдно.

Игорь завозился, поворачиваясь в мешке на другой бок.

Молчание воцарилось в пещере.

Утром Кирилл озабоченно осмотрел фляги и термос. Слил воду — оказалось всего две кружки — и стал привязывать пустые фляги к поясу так, чтобы они были по бокам. Затем взял ведерко.

Катя сказала:

— Ужасно боюсь, когда вы идете в завал. Там трещит все чаще…

— Что поделаешь, без воды нельзя, — ответил Кирилл с той мягкой интонацией, которая у него появлялась, когда он разговаривал с Катей. — Да не беспокойтесь, завал еще держится крепко. Вы с Игорем пока побудьте на площадке. Поглядывайте в котловину — вдруг кто-нибудь появится.

Он уполз в завал, осторожно проталкивая перед собой ведро. Катя поглядела ему вслед, потом шагнула к туннелю, ведущему на площадку.

— Катя, — позвал Игорь.

Она остановилась в пыльном столбе света.

— Я хочу поговорить с тобой.

— Ну что ж, говори, — спокойно ответила она и, поставив ногу на обломок камня, принялась рукавом свитера счищать с брюк пыль.

— Не знаю, когда мы отсюда выберемся и… выберемся ли вообще, — сказал Игорь, подойдя к ней, — но я хотел бы, чтобы ты меня поняла… и не сердилась…

— Я не сержусь, Игорь. Это не то слово.

— Знаю, ты оскорблена… Катя, это вырвалось у меня случайно. Просто минутная слабость. Минутное помрачение, если хочешь…

Она посмотрела на его запавшие глаза и небритые щеки, на горькие, незнакомые складочки у уголков рта. Взгляд ее смягчился.

— Хорошо, Игорь, — сказала она. — Минутная слабость. Верю тебе.

— Катюша, дорогая ты моя! — Он обрадованно притянул ее к себе, поцеловал в плотно сжатые губы. — Все, что угодно вытерплю, только не будь отчужденной…

Он целовал ее лицо и пыльные волосы, а она стояла в его объятиях, безвольно опустив руки и закрыв глаза. Потом высвободилась, машинально тронула рукой волосы, сказала:

— Разогрей консервы, а я подежурю на площадке. — И тихо добавила: — Хоть бы скорей он вернулся. Там так трещит…

Она скрылась в туннеле. Игорь зажег примус и поставил на него банку тушенки. Оставалось еще две банки мясных консервов и одна с гороховым концентратом. На сколько дней можно их растянуть? Сколько можно еще продержаться на галетах и сахаре? Он вспомнил, как Кирилл в Теберде набивал рюкзак синими пакетами с рафинадом. Услышал его скрипучий голос: «В горах надо есть побольше сахару»…

Игорь постоял в раздумье над рюкзаком Кирилла. Четыре брикета взрывчатки, подумал он. Ночью, когда Катя и Кирилл заснут, полезть в завал и… и открыть дорогу. Свершившийся факт, вот и все… Только вот — нужны какие-то капсюли, детонаторы, бикфордов шнур. Наверное, в его рюкзаке все есть, но как это соединить?… Сколько отрезать шнура, с какой скоростью он горит? В книгах Игорю попадались фразы вроде: «Рассчитав шнур на двенадцать минут, он поджег…» А как рассчитать? И как заложить заряд между камней? Кажется, надо его поместить в плотном гнезде… Ну, как-нибудь сообразим…

Игорь прислушался. Все тихо. Он решительно присел на корточки и запустил руки в рюкзак Кирилла…

Стоя на краю выступа, Катя смотрела вниз, в котловину. Вершины гор были освещены ранним солнцем, а внизу простиралась глубокая, хранящая ночную прохладу, тень. Пушистое облачко — комок ваты — зацепилось за соседнюю вершину. По склонам гор, покрытым хвойными лесами и орешником, легкими колышущимися полосами полз вверх туман, рассеивался в голубом сиянии утра.

В котловине не было ни души. Катя смотрела на открытые полянки, поросшие горной ромашкой и рододендронами, и пыталась себе представить туристов, идущих цепочкой там, внизу. Не может же быть, чтобы никто никогда не заходил в эту котловину.

Потом ее мысли вернулись к Игорю. Ей стало немного легче от его виноватых глаз и искренних слов. Что-то в нем появилось новое. Эти горькие складки у рта… у такого твердого обычно и самоуверенного рта… Каким разным может быть человек. Впервые она задумалась об этом, и ей вдруг стало жаль Игоря. До того жаль, что к горлу подступил щемящий комок.

Ох, ну где же вы, туристы-избавители? Что вам стоит забрести в котловину?

Пора бы Кириллу вернуться из этого ужасного завала. А может, он уже приполз? Катя пошла к туннелю и тут у самого входа увидела меж скучных бурых обломков золотистое пятнышко. Она опустилась на колени, тронула пальцем гладкий запыленный металл, попыталась расчистить вокруг, разгрести обломки, но не смогла. Наверно, еще цепь, подумала Катя и вошла в пещеру.

Игорь при ее появлении проворно вскочил на ноги.

— Что ты делаешь тут? — спросила Катя, вглядываясь в него полуслепыми от быстрой смены света и тьмы глазами.

— Ничего… Консервы горячие, можно завтракать.

— Почему так долго нет Кирилла? — Она подошла к отверстию, ведущему в завал, прислушалась. — Кирилл! — крикнула она.

Глухо и жутко отозвалось эхо. Игорь подошел к ней, стал рядом. В завале трещало и скрипело — будто камни скрежетали зубами от боли. Вдруг что-то тяжко рухнуло там, в гуле послышался человеческий вскрик.

— Кирилл! — в ужасе воскликнула Катя. — Кирилл, отвечайте же!.. Ну, я иду… — Она пригнулась и полезла в отверстие.

— Назад, Катя! — Игорь схватил ее за ногу.

Она попыталась вырваться, но он втащил ее в пещеру.

— С ума ты сошла, — сказал Игорь. — Сиди здесь! Я полезу за ним.

Он уполз в стонущий лабиринт, отыскивая в слабом свете красные отметки на камнях и выкрикивая имя брата. В завале гудело эхо, и он не сразу услышал ответный зов Кирилла. Он полз, извиваясь, все быстрее, ему уже не было страшно, он хотел только скорее добраться.

— Где ты? — хрипел он.

Ему показалось, что он слышит голос Кирилла то сверху, то снизу, и не мог понять, почему тот сбился с «пути, и наконец уперся в огромный обломок.

— …Камни сдвинулись, — будто сквозь туман услышал он откуда-то сверху. — Игорь, где ты?

Должно быть, часа полтора ползали они, разыскивая новый проход и перекликаясь. Они в кровь изодрали колени и руки, глаза им запорошило пылью, и внутри завала еще что-то рушилось, и когда они, найдя друг друга, поползли на отчаянный Катин голос, Игорь тупо подумал, что правильно сделал, выложив там, в Москве, рубль за страховку…

Они добрались до пещеры и долго лежали в полном изнеможении. Понемногу их дыхание стало нормальным, ужас каменной мышеловки отпустил их.

Кирилл сел и посмотрел на свои окровавленные ладони. Потом дрожащими пальцами отвязал от пояса фляги.

— Ведро пропало, — сипло сказал он. — Я полз, и как раз впереди затрещало… Я со страху выпустил ведро, отдернул руку… и ведро придавило… Вы что хотите? — спросил он, видя, что Катя отвинчивает колпачок одной из фляг.

— Промыть вам и Игорю руки.

— Ну-ка, дайте сюда! — Кирилл выхватил у нее фляжку. — Это последняя наша вода, понимаете?

Позавтракали галетами, консервами и сахаром. Кирилл разрешил отпить из фляжки по глотку воды.

— Похоже, завал вот-вот рухнет, — сказал Игорь.

— Это «вот-вот» может продолжаться еще неделю и даже больше, — сказал Кирилл, жадно затягиваясь сигаретой.

Тут Катя вспомнила, что обнаружила еще одну цепь, но не успела ее откопать.

— Пошли посмотрим, — сказал Кирилл.

Он принялся осторожно обкалывать ледорубом плотно слежавшийся сланец вокруг золотистого предмета. Катя помогала ему, разгребая руками обломки. Игорь, попыхивая сигаретой, безучастно стоял поодаль, глядя в котловину, заполняющуюся солнечным светом.

— Это не цепь, — сказал Кирилл. — Рычаги какие-то, что ли…

— Вам трудно держать ледоруб. — Катя взглянула на его перебинтованные руки. — Дайте мне.

— Нет, — сказал Кирилл. — Вы только испортите. Это дело тонкое, здесь опыт нужен.

И он продолжал тихонько тюкать ледорубом, а потом принес из пещеры нож и кисточку. Он увлекся раскопкой, двигал нижней челюстью влево-вправо, хмыкал. Солнце подбиралось к нему, скользя по площадке и прогревая холодный, сухой воздух.

Прошло еще немного времени. Их изумленным взорам открылся целиком откопанный полуметровый золотистый шар с угловатыми ребрами, от которых отходили многосуставчатые рычаги. Катя зажмурилась. Ей казалось, что все это происходит во сне, что вот сейчас она откроет глаза и не увидит никакого шара.

Но шар не исчез. Он спокойно блестел на солнце, похожий на огромного краба, разбросавшего во все стороны голенастые клешни.

— Что это — золото? — тихо спросила Катя.

— Нет, — сказал Кирилл. Он все еще сидел на корточках. — Не золото и не бронза. Ну и ну!.. Посмотрите-ка сюда.

В одном из раздвоенных на конце рычагов был зажат обломок браслета от цепей.

— Теплый и гладкий, — сказала Катя, погладив шар. — Нагрелся на солнышке…

— Феноменально, — пробормотал Кирилл. Он сходил за фотоаппаратом и сделал несколько снимков, а потом принялся обмерять и зарисовывать находку. Вдруг он так и замер: один из рычагов слабо шевельнулся, разгибаясь. За ним второй, третий…

Игорь отскочил от неожиданности к стене, увлекая за собой Катю. Кирилл, сидя на корточках, во все глаза следил за каждым движением.

Пошевеливая конечностями, шар начал плавно приподниматься… Опираясь на три шарнирных рычага, поднялся над землей на добрых полтора метра… Три других рычага свободно висели, не доставая до земли.

— Господи! — выдохнула Катя.

— Трехрукий треножник, — сказал Игорь. — Отойди-ка от него, Кирилл, подальше…

Треножник постоял на месте, потом, вздрогнув, приподнял одну ногу и, балансируя на двух других, выставил ее вперед. Шаг, другой, третий… Покачиваясь, странный механизм пошел к ярко освещенному солнцем краю площадки.

— Упадешь! — закричал Кирилл, бросаясь к нему.

Но треножник не упал. Побалансировав на краю обрыва, он сделал шаг назад и остановился.

Он простоял так часа два, время от времени поворачиваясь к солнцу то одной, то другой стороной. Трехногая ходовая часть позволяла ему свободно двигаться в любом направлении. Он пошевеливал верхними рычагами, как бы разминаясь после долгой неподвижности. В одной клешне треножник еще держал обломок браслета. Почему он его не бросит, подумала Катя, и как раз в этот момент треножник разжал клешню. Браслет, звякнув, упал.

Все трое не сводили глаз с диковинного автомата — в том, что это автомат, робот, сомнений быть не могло.

— Не понимаю, как он собран, — сказал Игорь. — Не видно никаких креплений… А энергию он, конечно, получает от солнца — тепловую или световую.

— Но откуда он здесь взялся? — изумлялась Катя. — И почему оказался заваленным? Прямо чудо какое-то…

Между тем Кирилл, сидя на камне, изучал коленные и пяточные суставы треножника.

— Андроид, — сказал он. — Человекоподобная конструкция конечностей… Хотел бы я знать, какое он имеет отношение к бронзовым цепям…

— Интересно, какая у него программа, для чего он предназначен? Может, он все понимает? — Катя позвала: — А ну, иди сюда. Иди, не бойся…

И тотчас попятилась, потому что треножник послушно двинулся к ней. Остановился в двух шагах, выжидательно шевелил клешнями…

Оцепенелую тишину взорвал хриплый хохот Кирилла.

— И впрямь понимает, — сказал он в восторге. — Дай-кось и я… Иди ко мне, служивый!

Треножник, однако, не среагировал, остался на месте. Не обратил он внимания и на команду Игоря. Но Катю он слушался с добросовестностью исправного солдата: маневрировал по площадке, останавливался и поворачивался, мгновенно исполняя ее распоряжения.

— Только что честь не отдает, — заметил озадаченный Кирилл. — Но почему такая избирательность? Одну только Катю слушается. Даже обидно.

— Катюша, окликни его по-английски, — сказал Игорь.

— Come here! — позвала Катя.

Треножник немедленно выполнил приказание. Успешно прошел опыт и с французской командой.

— Ой, кажется, я поняла! — воскликнула Катя. — Смотрите, я отойду и позову его мысленно.

Она сдвинула брови — ей казалось, что от этого воля становится сильнее. «Иди сюда, — подумала она. — Ну иди, иди…»

И снова треножник послушно подошел к ней.

— Он принимает телепатемы! Что-то невероятное! Смотрите, ребята, я даю ему мысленную команду…

Она замолчала.

А треножник зашагал к входу в пещеру и скрылся в ней.

— Что ты ему велела? — спросил Игорь, глядя роботу вслед.

— Принести пустую банку из-под консервов. Я себе ясно представила, где она лежит и как к ней пройти.

Через несколько минут треножник вернулся и протянул Кате пустую банку. Но Катя не взяла ее. Она пристально смотрела на золотистый шар, и тогда клешня сдавила банку и расплющила ее, как бумажную, а потом — резкий взмах рычага, и банка, отскакивая от выступов скалы, полетела вниз.

— Умница, все правильно! — Катя счастливо засмеялась. — Так и хочется дать ему конфетку, честное слово…

— Силен, собака. — Кирилл одобрительно — впрочем с некоторой опаской — похлопал робота по гладкому брюху. — Только вот — никакой инициативы. Сплошное «чего изволите».

— Он запрограммирован на исполнение команд, — сказал Игорь тоном специалиста, — причем таких команд, которые связаны с образным представлением. Он трансформирует биоизлучения мозга в механическую работу. Оч-чень интересный автомат, — добавил он. — С прекрасным локационным устройством: я следил, как он шел в пещеру, — ни разу не коснулся стены.

— Выходит, он запрограммирован на женские биотоки? — спросил Кирилл.

Игорь усмехнулся:

— Пол в автоматике не имеет никакого значения. Просто специфика Катиных биоизлучений случайно совпала с электрофизическими показателями мозга того, кто его конструировал. Мне, между прочим, не приходилось слышать, что уже существуют подобные кибернетические устройства.

— Вот бы познакомиться с конструктором, — мечтательно сказала Катя.

— Вряд ли вам удастся, — возразил Кирилл. — Эта штуковина, по-моему, пролежала в сланцевом пропластке несколько сотен лет.

— Сотен лет? — Катя была поражена.

— Очень может быть, что и больше.

— Ты уверен в этом? — спросил Игорь.

Они провозились с роботом до темноты. Игорь придумывал все новые и новые опыты с тем, чтобы, как он выразился, уяснить пределы возможностей этого оригинального киберустройства. По мысленным командам Кати треножник, обнаружив поразительную силу, очистил туннель от крупных обломков, раздавил клешней камень, потом медленно, но точно вдел нитку в иголку. Зажав в клешне карандаш, он со смешным усердием вывел на блокнотном листке печатными буквами: «Игорь Коротков». Потом он подошел к Игорю и попытался засунуть листок в карман его ковбойки. Игорь попятился, крикнул:

— Катя, перестань! Пусть он не лезет ко мне!

Катя тихонько засмеялась.

— Ну, хватит, — сказала она. — Я устала, голова прямо трещит.

Кирилл не вмешивался в мало ему знакомую область автоматики, только щелкал фотоаппаратом. Но теперь, когда опыты были закончены, он сказал:

— Угомонились, Вольфы Мессинги? Теперь, Катюша, у меня будет просьба. Прикажите вашему другу отломить от этой цепи одно звено.

— Кому нужна твоя цепь? — сказал Игорь.

Кирилл внимательно следил, как треножник, приподняв цепь, взялся двумя клешнями за крайнее звено… Тррак! Звено лопнуло, разогнулось. Кирилл принял его из протянутой клешни и стал рассматривать свежий излом.

За дальними хребтами догорал закат, с востока наплывала мгла, неся ночную прохладу и ту особенную плотную тишину, какая бывает только в горах на грани дня и ночи.

Катя зябко повела плечами, сказала:

— Я очень устала.

Она могла бы добавить, что очень голодна и очень хочет пить.

Ужин был скудный. Неумолимый Кирилл разрешил съесть полбанки консервов, по три галеты и по пять кусков сахару и запить глотком воды. Он напомнил, что галеты не простые, а витаминизированные, но этот отрадный факт все-таки не вызвал энтузиазма.

Треножник скромно стоял в углу пещеры, возле туннеля, поблескивая золотистым корпусом в свете свечи. Он, казалось, наблюдал и пытался понять, чем заняты люди. Раза два он шевельнул рычагами, откликаясь, видимо, на какие-то Катины мысли, которые могли бы побудить его к действию, но тут же замирал, повинуясь мысленной команде.

— Ужасно утомительно, — пожаловалась Катя. — Приходится следить за собой и не думать ни о чем конкретном. Нельзя ли уложить его спать?

— Типичный черный ящик, — сказал Игорь.

— Что еще за черный ящик? — спросил Кирилл, закуривая.

— Так в задачах по автоматике называют приборы, действие которых известно, а устройство — нет. Когда мы привезем его в Москву, прежде всего просветим рентгеном и прощупаем ультразвуком, а потом осторожно разрежем корпус…

— Ну, уж нет, — проскрипел Кирилл. — Резать не позволю.

— Как это — не позволишь?

— Очень просто. Не строй из себя хозяина робота.

— Ничего я не строю! — Игорь разозлился. — Но никто мне не помешает заняться изучением…

— Принять участие в изучении, — жестко поправил Кирилл.

— Да перестаньте, как вам не стыдно? — вмешалась Катя, уже забравшаяся в спальный мешок. — Надо же — о приоритете заспорили…

— Не люблю, — сказал Кирилл, — когда начинают вещать безапелляционным тоном.

— Да кто вещает? Сам только и делает, что распоряжается! Дораспоряжался! Завел нас…

— Игорь, Игорь, — прервала его Катя, — прошу тебя, замолчи.

— Пожалуйста. Могу вообще не разговаривать.

Кирилл задул свечу. Некоторое время все трое лежали молча. Потом раздался тихий Катин голос:

— Не могу отделаться от впечатления, что он слушает наши разговоры и… и они ему неприятны.

— Не будьте такой уж чувствительной, — отозвался Кирилл. — Все-таки он робот, а не человек.

— Как по-вашему, Кирилл: откуда он здесь взялся?

— Об этом и думаю… У него в лапе был обломок браслета от цепи. Значит, можно предположить, что он освободил прикованного здесь таинственного гиганта…

— Прометея?

— Допустим… Для него не составляет труда порвать массивную бронзовую цепь — вы сами видели, как легко он это сделал.

— Кирилл, но ведь представить себе невозможно: бронзовый век — и такой совершенный автомат, управляемый биоизлучениями.

— Верно. На земле, Катюша, вообще много загадок. Вот вы упомянули бронзовый век — разве не загадочно то обстоятельство, что он начался у разных народов почти одновременно, что изделия ранней бронзы были у всех однотипны? Или возьмите загадку неожиданной вспышки — не могу подобрать другого слова — вспышки астрономических и математических знаний в древнем Шумере.

— Ну, Кирилл, по-моему, можно это объяснить постепенным накоплением знаний и скачкообразным их переходом в новое качество.

— Не спорю. Учтите только, что у всех древних народов были легенды о неких носителях культуры. Есть предположение, что они, эти пришлые мудрецы, — уцелевшие после катастрофы жители Атлантиды, которые расселились по миру и научили многим вещам отсталые племена.

— Вы тоже придерживаетесь такого взгляда?

— Я, Катя, практик. Специалист по скифско-сарматским погребениям. Но… видите ли, всегда приятно помечтать. Пофантазировать, что ли… Кроме того, я склонен серьезно относиться к народному мифотворчеству.

— Кирилл, неужели вы думаете, что жители мифической Атлантиды…

— Сделали этого робота? Не знаю, Катя. Сомнительно.

— Кто же тогда? Космические пришельцы?

— О них теперь много стали писать. — Чувствовалось по голосу Кирилла, что он улыбается. — Оставим пришельцев фантастам. Они их придумали и успокоятся только тогда, когда исчерпают до конца. Это вроде кори — надо переболеть.

— Пожалуй. А все-таки хочется верить, что были пришельцы… Что-то в этом притягательное…

— Ну и верьте, раз хочется. — Кирилл помолчал. — Вы хорошо помните «Илиаду»? — спросил он вдруг.

— Плохо. В общих чертах. А что?

— Я вот все думаю: откуда в гомеровский эпос попало описание кибернетических устройств?

— Да господь с вами, Кирилл…

— Серьезно говорю. Ну-ка, вспомните: кузнечный бог, хромой Гефест, делает новый комплект оружия для Ахилла. У него в доме полно автоматов. Гефеста водят под руки андроидные киберы, «живым подобные девам прекрасным». А сам божественный кузнец занимается тем, что… Впрочем, послушайте текст.

И Кирилл монотонно, нараспев принялся читать:

— Треножники! — удивленно сказала Катя.

— Да, треножники. Самоходные автоматы. Для чего было Гомеру их описывать, откуда он-их взял? Ведь для сказки достаточно — дунул-плюнул и получай готовую продукцию. А у Гефеста в кузнице были автоматические воздуходувки, управляемые мыслью, или, как вы говорите, биоизлучениями. Слушайте дальше:

— Ну и память у вас! — вырвалось у Кати. — Я ничего такого у Гомера не помню — просто не обращала внимания… Но это же изумительно интересно, Кирилл! Неужели Гомер слышал о таких автоматах?

— Загадка, Катя, загадка… А помните ли вы легенду о Пандоре?

— Это… «ящик Пандоры»? — неуверенно спросила Катя.

— Именно. Прекрасная женщина, которой Зевс вручил сосуд со всеми бедствиями. Пандора — ее имя означает «всеодаренная» — из любопытства открыла сосуд, и бедствия сразу распространились по миру на погибель людям. Она захлопнула крышку — и в сосуде осталась одна только обманчивая надежда.

— Да, припоминаю. Но к чему вы это, Кирилл?

— А к тому, что Пандору по приказу Зевса сделал тот же Гефест. Он сделал андроидный механизм с заданной программой. Вероятно, содержимое сосуда было настолько опасно, что человек не посмел бы взять его в руки, — вот и пришлось создать автомат…

— Мне кажется, Кирилл, вы уж слишком модернизируете мифы.

— Грешен… — Кирилл засмеялся.

Разговор иссяк. Катя лежала с открытыми глазами и пыталась представить себе Гефеста. Почему-то ей мерещилась хитрая физиономия с неопрятной рыжей бородкой — ни дать ни взять, как у Кирилла. Затем мысли ее приняли иное направление. Дело в том, что Катя была очень, очень голодна. И засыпая, она с такой щемящей отчетливостью увидела белую курицу — точь-в-точь как на этикетке консервной банки Невиномысского птицекомбината, что пришлось проглотить слюну. Недалеко отсюда, в поселке, что за горой, вниз по течению речки, наверняка были такие куры, и вот одну из них, жирную, клохчущую на насесте, и представила себе, засыпая, голодная, усталая Катя.

Игорь проснулся среди ночи с неясным ощущением тоски и заброшенности. Саднило колено. Хотелось пить. Игорь прислушался к дыханию спящих, потом выбрался из мешка и сел.

Кошмар неспокойного сна продолжался наяву.

Все так хорошо, так гладко шло в его жизни, пока он не влип в проклятую каменную мышеловку… Тут он вспомнил о взрывчатке. В общем, разобраться с капсюлями и шнуром нетрудно. Можно разобраться. Правда, перспектива лезть в завал… бр-р-р!.. Ну, не обязательно ползти далеко, можно заложить мину и поблизости…

Ахнет взрыв среди ночи. А они и не поймут, что это был взрыв, подумают — рухнул завал. Он ведь с минуту на минуту может рухнуть сам по себе.

А если Кирилл обнаружит потом исчезновение взрывчатки из рюкзака? Уговорить его, чтобы Кате ни слова… Уговоришь его, как же… А впрочем — почему бы и нет? Он брюзжит и наскакивает, но в глубине души любит его — он, Игорь, это знает… Должен же понять, рыжий черт, что дело тут идет…

О чем?

Ну, о жизненно важном для него, Игоря.

Катя не должна знать. Узнает — никогда не простит… Вот он, рюкзак Кирилла. Протяни руку и вытащи избавление…

Что ж не протянешь руку, чего ждешь, ведь скоро начнет светать… В промозглой темноте пещеры Игорь презрительно кривит губы. Он смешон самому себе.

Ладно, выбросим из головы эту мысль и завалимся спать до утра, решает Игорь. Вот только напиться бы…

Он на ощупь пробирается в угол, где лежат фляги. Нашаривает одну. В ней совсем мало воды — еле булькает. Вот вторая фляга. Она полная. Игорь начинает отвинчивать колпачок, и вдруг пальцы его останавливаются…

Тьфу, дьявольщина, опять всякая дурь лезет в голову. Ну, подумаешь, отопьет глоток — невелика убыль. Катя и не узнает.

А если узнает? А если она не спит и прислушивается, как он ползает по пещере?… Да нет, спит без задних ног. Ничего она не узнает. Ведь один крохотный глоток…

И все-таки он не делает этого глотка. Ругая себя последними словами, завинчивает колпачок фляги. Ладно, так оно спокойнее будет.

Может, разрешишь себе по нужде сходить? — мысленно иронизирует Игорь над самим собой.

Шаркая ногами, он бредет к туннелю, слабо освещенному луной, и вдруг замечает, что треножника нет на месте.

Что еще за новости?

Игорь возвращается, нащупывает возле мешка Кирилла фонарик. Обводит лучом пещеру. Да, треножника нет. Уж не пошел ли он заряжаться лунным светом?

Игорь выходит сквозь туннель на площадку. Ух, какие звезды! С кулак величиной. Мерцает и вроде бы плывет наискосок по черному небу Млечный Путь. Прямо хоть садись и изучай астрономию.

Поеживаясь от резкого ночного холодка, Игорь обходит площадку. Треножника нет и здесь. Сквозь землю, что ли, он провалился? Или, может, просто приснился во сне?…

Шорох осыпающихся камешков доносится откуда-то снизу. Игорь ложится на край площадки, свешивает голову…

Он смотрит — и глазам своим не верит: что-то громоздкое и блестящее быстро поднимается по почти отвесной стене. Так он лазает по скалам?!

Опрометью кидается Игорь в пещеру.

— Подъем! — орет он.

Все трое выбегают на площадку в тот самый момент, когда робот показывается над обрывом. Раз, два! — суставчатые «ноги» на краю площадки. Треножник идет прямо к испуганной Кате и протягивает ей белую курицу породы леггорн — точь-в-точь такую, как на этикетке консервной банки…

— Долго ты будешь ее ощипывать, Катя?

— Потерпи немножко. Вон сколько еще перьев.

— А жирная какая! Не выдержала, задохнулась в железных объятиях, или из чего там сделаны его клешни.

— Ку-урочка! Цы-ипочка! Вот мы тебя сейчас выпотрошим…

— Не жалей, Кирилл, лей в котелок всю воду. Теперь есть кого за водой сгонять!

— Ребята! Да мы же спустимся на нем! А что — сядем верхом, и за милую душу…

— Кирилл, вы — гений!

— Эй ты, непризнанный гений, запихивай птицу в котелок.

Весело шумел примус, сжигая последние граммы керосина, над которым еще недавно трясся расчетливый Кирилл. Его, Кирилла, будто подменили — таким он вдруг сделался безумно расточительным. Он даже извлек из рюкзака припрятанную банку — компот из персиков — и вспарывал ее теперь, неприлично облизываясь от предвкушаемого наслаждения. А Катя колдовала над котелком, вдыхала волшебный запах вареной курятины и без конца принималась рассказывать, как, засыпая, она представила себе поселок за горой и курицу на насесте — и вот поди ж ты, этот чудо-робот кинулся со всех ног…

— На воровской промысел, — вставил Игорь.

— Ну, скажешь! Мы же заплатим курицыным хозяевам, когда спустимся. Ах ты, мой миленький! — обратилась Катя к треножнику. — Умненький ты мой, разумненький. Дай-ка я тебя поцелую… Нет, стой! — испуганно крикнула она, видя, что робот шагнул к ней.

Игорь и Кирилл загоготали.

Горели сразу две свечи, озаряя неслыханное ночное пиршество и отражаясь в полированном брюхе робота-скалолаза, робота-спасителя, робота-похитителя кур.

Они рвали зубами нежное белое мясо.

— Будем брать от жизни все! — провозгласил Игорь, потрясая куриной ногой.

А потом, насытившись, сонно моргая, они затянули старую альпинистскую песенку:

Вещи увязали в два тюка: в одном — все мягкое, в другом — остальное. Тюк с «остальным» взвалили на робота, зажав меж двух его рычагов. Управляемый Катиной мыслью, робот, ловко перебирая ногами и свободной рукой, спустился в котловину, положил тюк под кустом орешника и благополучно вернулся наверх.

Трое, лежа на краю обрыва, наблюдали за ним.

— Здорово! — восхищенно сказал Игорь. — Катя, вели ему поднять ногу… Так я и думал! У него присосы на лапах. Он может и по потолку ходить.

Мягкий тюк сбросили с площадки. Земное тяготение исправно сработало, и тюк, беззвучно шлепнувшись у подножия горы, откатился в заросли орешника.

— Ну, так, — сказал Кирилл и выжидательно посмотрел на Игоря и Катю. — Начнем?

— Да, пора, — выдохнула Катя. — Пойду…

— Нет, Катя, погодите, — остановил ее Кирилл. — Лучше сделаем так: первым спустится Игорь, потом вы, последним — я.

— Но он слушается только меня, и я должна первой испытать…

— Кирилл прав, — вмешался Игорь. — Я начну.

Он уселся на согнутую в «локте» руку робота и ухватился за ту ее часть, что была поднята вверх. Кирилл стал привязывать его веревкой.

— Не надо, — сказал Игорь, но все же позволил себя привязать. Он был очень бледен и сидел неподвижно.

— Ни пуха, ни пера, — сказал Кирилл.

— Пошел к черту, — прошептал Игорь.

Он невольно зажмурился, когда робот шагнул к обрыву. Открыв глаза, Игорь увидел медленно уходящую вверх бурую неровную стену, из трещин которой торчали колючие кустики ежевики. Две мощные клешни мерно передвигались, цепляясь за неровности и выступы стены, три ноги изгибались немыслимым образом и поочередно переступали, присасываясь со слабым чмокающим звуком.

Игорь посмотрел вниз и ощутил легкое головокружение. Поспешно отвел взгляд.

Тугие ветки, торчащие из скалы, больно стегнули его по лицу.

Боковым зрением он увидел приближающуюся огромную черную впадину в стене, и его охватил ужас при мысли, что робот сорвется. Ведь Катя не может управлять каждым его шагом, ей сверху не видна эта впадина… И еще неизвестно, что может взбрести в голову, вернее в транзистор или триггер какой-нибудь, этому малопонятному автомату…

Робот аккуратно обошел впадину по краю. Игорь успокоился. Только побелели косточки его пальцев, вцепившихся в руку робота.

Теперь пошли густые заросли дикого орешника. Робот уверенно продирался сквозь них, но Игорю пришлось нелегко. Он весь был исхлестан ветками. Осмелев, он принялся прикрывать левой рукой лицо.

Толчок. Робот остановился. Игорь не сразу понял, что спуск закончен. А когда понял, рванул узел веревки, соскочил на каменистую осыпь, в восторге закричал, замахал руками Кате и Кириллу, чьи головы — крохотнее какие! — торчали наверху. Те тоже помахали в ответ.

Игорь крикнул Кате:

— Вниз не смотри, когда будешь спускаться!

Но она не расслышала. Игорь выхватил было блокнот с карандашом, чтобы отправить записку, но треножник уже быстро карабкался вверх — огромный золотистый паук среди темной зелени орешника.

Игорь сел на тюк и стал смотреть, как спускается Катя. Она, со своими коротко стриженными волосами, в синем свитере и брюках, выглядела мальчишкой. Озорным и охочим до приключений. Игорь с удовольствием подумал, как он будет в Москве рассказывать о приключении в горах — приключении, которое теперь стремительно стало отодвигаться в прошлое…

Вдруг он забеспокоился: Катя как-то беспомощно поникла, опустила голову на грудь…

— Катя! — закричал Игорь. — Катя, держись!

Он ничем не мог ей помочь: она была на середине пути. Но тут робот поднял вторую руку, и Катя оказалась зажатой меж двух его рук, а третьей он продолжал хвататься за выступы стены. Он благополучно доставил Катю вниз и, как воспитанный верблюд, согнул суставчатые ноги, чтобы ей было удобнее слезть.

Катя была в полуобморочном состоянии.

— Голова закружилась, — прошептала она, когда Игорь снял ее с треножника и принялся тормошить. — Ничего, прошло уже… Пусти…

— Никуда я тебя больше не пущу, — торопливо сказал Игорь, гладя ее по исцарапанной щеке. — Ни в какие горы. Ни в какие походы. Слышишь Катюшка?

— Слышу.

— Есть много прекрасных мест на земле. Мы поездим с тобой. Мне предлагали путевку в Болгарию, там роскошные пляжи… А хочешь — попросим путевку в Польшу…

— Пусти, Игорь, — сказала она.

— Не женское дело — лазать по этим проклятым горам. Посмотри на себя, какая ты замученная… Знаю, сам виноват, потащил тебя… Но больше этого не будет, Катя, клянусь!

— Пусти. — Она отвела его руки. — Надо послать робота за Кириллом.

Треножник полез наверх. Кирилл с площадки помахал ледорубом, что-то крикнул и скрылся. Пора бы ему начать спускаться. Чего он тянет?

Катя стояла, напряженно вытянувшись, и посылала мысленные команды: «Посади человека на руку и начни спускаться…» Она страшно волновалась: уж не разладилось ли что-то в роботе? Почему он не выполняет команды?…

Но вот, наконец, на краю площадки показался треножник, на его согнутой руке восседал Кирилл. Спустившись, он соскочил с робота, похлопал его по брюху, сказал:

— Премного благодарен.

— Чего ты там копался? — спросил Игорь грубовато. — У нас на нервах решил поиграть?

Кирилл удивленно на него посмотрел, перевел взгляд на Катю.

— Я же говорил вам, что нужно выковырять свинцовую заделку цепи. Вот я и выковыривал ледорубом… Да что с вами, ребята? Радоваться надо, песни петь, а вы… вас как будто мешком по голове ударили.

— Мы радуемся, — сказал Игорь. — Верно Катюшка?

— По-моему, надо побыстрее идти в поселок, — сказала Катя.

Они погрузили рюкзаки на робота и зашагали по котловине, по цветущему горному лугу, к каменистому руслу речки. Кирилл развеселился. Он подгонял робота хворостинкой и громко пел:

Председатель поселкового совета — пожилой абхазец с бронзовым лицом и головой, повязанной косынкой, с уважением глядел, как Игорь, сидя за его столом, быстро пишет и властно распоряжается по телефону.

Радист уже передал в Сухуми составленные Игорем радиограммы. Теперь Игорь просматривал статистические материалы, перечень зданий и сооружений и отмечал, что надо эвакуировать в первую очередь.

Тем временем горняки грузили в различные самосвалы, машины, имущество промтоварного и продовольственного ларьков, домашние вещи. Женщины и дети были уже вывезены из опасной зоны.

Катя сидела на пыльной единственной улочке поселка под тенью конского каштана и смотрела, как горняки готовились втащить по доскам в кузов грузовика движок, снятый с фундамента. Кирилл тоже там крутился, помогал грузчикам. Тут Кате пришла в голову шальная мысль…

Треножник, стоявший рядом с ней, вдруг подошел к движку. Мгновенно стих гортанный абхазский говор. Ошалело смотрели горняки, как три клешни вцепились в движок. Раз, два!.. Робот шагнул на доски, волоча за собой движок. Доски заскрипели, прогнулись под тяжестью… Еще мгновение — и движок оказался в кузове. Робот не спеша сошел по доскам, поднял руку, словно салютуя. Замер.

Горняки восхищенно заговорили, зацокали языками.

— Он атомный, да? — спросил один у Кирилла.

Катя тихонько засмеялась.

Подошел Кирилл.

— Ну, они тут и без нас теперь управятся. Можно уходить.

Катя кивнула, но не поднялась с лавочки.

— Если вы устали, — сказал, помолчав, Кирилл, — то можно остаться здесь до утра. То есть, не здесь, конечно, а там, — он махнул рукой в сторону соседней долины.

— Я не устала, — сказала Катя.

— Вид у вас невеселый.

— Что делать, настроению не прикажешь… Мне кажется, — добавила она тихо, — что я постарела на пятьдесят лет…

Из домика поселкового совета вышел Игорь.

— Ну, так, — сказал он, отирая потный лоб. — Сейчас получили радиограмму: утром прилетит бомбардировщик и разбомбит висячий завал.

— Туда, собственно, достаточно бросить связку гранат, — сказал Кирилл.

— Ну, ясно, не атомную бомбу. — Игорь сел рядом с Катей, заботливо заглянул ей в глаза. — Скоро будем в Сухуми. Бултыхнемся в теплую воду, а, Катюша?

— Обязательно бултыхнемся, — ответила она, глядя на речку, прыгающую с камня на камень за приземистым сараем электростанции.

— Смоем с себя пыль и грязь, — продолжал Игорь. — Смоем воспоминания о том, как три человека были замурованы в горах.

— Смоем… если удастся… — откликнулась Катя.

— Еще как смоем! В Сухуми прежде всего надо будет договориться о контейнере и отправить робота в Москву. К нам, в комитет.

— Это еще посмотрим, куда отправить, — сказал Кирилл.

Игорь промолчал.

К вечеру эвакуация была закончена. В поселке остались только председатель совета, молодой инженер с рудника да трое наших знакомых. И еще робот. Он отошел в дальний конец улицы, на открытое место, освещенное последними лучами заходящего солнца, — он вообще не упускал возможности подставить солнцу свои бока.

— Пойдем, — сказал председатель, тронув Игоря за рукав. — Машина за нами придет — долго ждать. Пойдем навстречу — быстро будет.

И они, все пятеро, пошли по дороге, изрытой колеями, к холму, за которым начиналась безопасная зона. Длинные тени скользили перед ними. Катя послала роботу команду — идти за людьми.

Они миновали уже последний домик, как вдруг до их слуха донесся тяжкий, протяжный, нарастающий грохот. Завал не дождался бомбардировщика…

— Бежим! — крикнул Кирилл. — Началось!

Катя бежала во весь дух. Она слышала, как сзади хрипло и часто дышал абхазец-председатель. И еще она слышала стук — неровный, приближающийся стук камней, прыгающих по руслу речки…

Ничего, уже недалеко до холма… Метров двести…

Искаженное лицо Кирилла слева. Еще левее — Игорь.

— Скорее! — орет он.

Как там робот? Катя оглянулась на бегу и с ужасом увидела, что робот медленно идет далеко позади, а мимо него уже катятся угловатые глыбы…

— Скорее! — крикнула Катя, задыхаясь.

Нога попала в рытвину. Катя упала, покатилась по склону к руслу, отчаянно пытаясь задержаться. Она катилась под камнепад…

Обеими руками вцепилась в острый камень, торчащий из земли. Огромная глыба, тяжко отскакивая от каменистого ложа речки, мчалась прямо на нее… Катя зажмурилась…

Впоследствии она уверяла всех, что в тот страшный миг не успела даже подумать о роботе, не то что позвать его на помощь. Потом было подсчитано, что робот развил скорость до четырехсот километров в час…

Он бросился навстречу глыбе и, спружинив над Катиной головой, встретил глыбу всеми тремя руками. Что-то хрустнуло, заскрипело у него внутри.

Катя вскочила и побежала вверх, вверх от русла… Игорь и Кирилл подхватили ее на руки… Увернулись от нескольким камней… Ну, вот. Они за холмом, в безопасности…

Дрогнула земля, небо померкло от взметнувшейся пыли, обвальный грохот просверлил уши. Это шла в долину основная масса оползня…

Катю трясло. Она сидела, уткнув голову в согнутые колени, и плакала, и пыталась справиться с собой, и размазывала ладонями по щекам пыль и грязь.

— Ну, что ты, Катя, ну, перестань, — бормотал Игорь.

Грохот обвала постепенно затихал.

— Не надо, Катюша… Может, удастся его откопать…

Кирилл молча стоял рядом, рука его, подносившая спичку к сигарете, дрожала.

— Ну, не надо. Катя, — говорил Игорь, недоумевая все больше. — Он же, в конце концов, не живой…

А Катя рыдала безудержно. Ничего не могла она с собой поделать.

Это небольшая, желтого накала звезда, расположенная на окраине Галактики. Звезда имеет несколько спутников — они движутся по орбитам, расположенным в одной плоскости.

(Мы видим сосредоточенные лица космонавтов у экрана. Эпизоды 1–8).

Во время отчетного рейса наша трасса пролегала близи этой звезды и мы не тратили бы время-энергию на обследование системы, если бы биолокаторы не указали на огромные скопления биомассы на третьей от звезды небольшой планете.

Наличие столь обильной жизни в области, которая считалась безжизненной по причине отдаленности от энергетических источников Центра Галактики, дало нам основание выйти на круговую орбиту и выслать регистрирующие устройства.

(Наплывами — эпизоды 9-12).

Нас поразило огромное количество жидкого кислородно-водородного комплекса на поверхности планеты. В толще жидкости живут и питаются друг другом (в размерной последовательности) разнообразнейшие живые существа. Суша планеты невелика, неровна и также заселена многими животными, одни из которых питаются растениями, а остальные — друг другом в размерной последовательности.

Особый интерес представила сравнительно немногочисленная разновидность обитателей суши: примитивно мыслящие существа с вертикальным позвоночником, внешне весьма похожие на нас, но значительно меньшие по размерам.

(Эпизоды 13–23. Крупным планом — дочь правителя).

Ак Ирами, исполняющий в рейсе обязанности Хранителя Времени корабля, пожелал спуститься на планету для установления Контакта. Общее Мнение разрешило это ему, выделив две Единицы Времени, что соответствовало примерно тридцати шести оборотам планеты вокруг своей оси.

(Эпизоды 24–26).

В сопровождении личного исполнителя Ак Ирами высадился в населенной местности, более близкой по своим тепловым условиям к нашим. Он вошел в Контакт и установил, что мыслящие существа общаются между собой посредством издания звуков, довольно приятных и членораздельных к непосредственному обмену мыслями они еще непригодны.

Так как общение посредством звуков позволяет им скрывать мысли, они часто говорят не то, что есть на самом деле, и это приводит к необыкновенно сильным вспышкам страстей и даже ненависти.

(Эпизоды 27–36).

Их социальные формы отдаленно напоминают незапамятно древние времена нашего развития. Целые племена покорно подчиняются воле отдельных особей, не выдающихся мыслительными способностями. Основания к такой власти только наследственные. Эти особи не трудятся, но присваивают продукты чужого труда. Сами они мало осведомлены даже в здешней примитивной технологии. Материальные ценности производит подчиненное большинство, которое, по наблюдениям Ака Ирами, весьма склонно к развитию, что безусловно объясняется трудовой деятельностью.

В соответствии с возможностями их мозга Ак Ирами обучил несколько групп трудовых особей счету и письму, разработав с помощью личного исполнителя приемлемую для них систему. Он также обучил их некоторым технологическим приемам обработки металлов, наиболее распространенных на планете.

(Эпизоды 37–51).

К сожалению, уровень знаний этих особей столь ничтожен, что они твердо сочли Ака Ирами за некое сверхъестественное существо. Его попытки объяснить цели своего появления, задачи и маршрут нашей Экспедиции были поняты неправильно. Они убивали низших животных (которыми питаются), подвергали их тела воздействию тепла и предлагали Аку Ирами проглотить обгорелые части тела этих животных в виде некоего обменного вознаграждения.

Любопытно, что их более привлекали физические возможности Ака Ирами, чем мыслительные. Его личного исполнителя они принимали за живое существо.

(Эпизоды 52–69).

За отсутствием времени Ак Ирами недостаточно разобрался в их взаимоотношениях, что повлекло нежелательные последствия.

Местные правители сочли деятельность Ака Ирами направленной на подрыв их власти. С помощью большого количества сообщников они попытались ограничить передвижение Ака Ирами по планете, прикрепив его к горе посредством металлических цепей.

(Эпизоды 60–78).

Ак Ирами оказался в затруднительном положении, из которого мог выйти только путем умерщвления отдельных особей.

Вследствие абсолютной неприемлемости этого метода, Ак Ирами был вынужден провести в бездействии часть выделенного ему времени. Его личный исполнитель в это время находился на значительном расстоянии, собирая образцы горных пород и растений. Ак Ирами вызвал его направленной мыслью, и исполнитель освободил его.

(Эпизоды 79–83).

К сожалению, за Аком Ирами устремилась погоня. Преследователи были снабжены обрезками растений, оснащенными острыми наконечниками. Они хотели нарушить целостность кожи и мышц Ака Ирами путем втыкания острых предметов в его тело. Ак Ирами, не желая их умерщвлять, велел исполнителю обрушить часть горы, отделив его от преследователей. К сожалению, исполнитель был завален обломками и лишен доступа света.

(Эпизоды 84–90).

Ак Ирами хотел вернуться за ним, но Общее Мнение не разрешило ему дополнительной затраты времени, Весь дальнейший путь он вынужден был обходиться без личного исполнителя.

(Эпизоды 91–93).

В результате анализа личных кассет Ак Ирами излучает мнение о том, что отдаленные потомки тех особей, с которыми он входил в Контакт, в ходе развития достигнут уровня Общего Мнения.

(Эпизоды 94–99).

Ак Ирами рекомендует Следующему Поколению посетить эту планету и проверить его предположение. В частности, его интересует, разыщут ли в будущем жители этой планеты его личного исполнителя и найдутся ли среди них особи с моральным уровнем, пригодным для управления исполнителем.

(Последний эпизод. Крупным планом — лицо Ака Ирами).

…Сценарий мне, в общем, понравился, если не считать некоторых технических деталей. Любопытно, как это будет выглядеть на экране. Заманчивое название: «Прометей из космоса». Цветной, широкоэкранный и все такое прочее.

Я второпях не захватил с собой ничего для чтения, кроме инструкции по эксплуатации телепатоуправляемого робота ТУР-201, которую я сам составил и знаю наизусть. Вот и пришлось читать сценарий — не только литературный, но и рабочий, нисколько на него не похожий.

Не думал я, что когда-нибудь так близко столкнусь с кино. Но кому-то пришла в голову дельная мысль — вместо бутафорского робота попросить у нас в институте настоящего. Для нас тоже было интересно погонять робота на универсальном режиме. Так я попал на Кавказ.

Киношники облюбовали одну площадку, нависшую над пропастью. Там разыгрываются эффектные сцены — орел рвет печенку Прометея, робот его освобождает, и все такое.

Не скажу, что меня смущает космическое происхождение Прометея, обыгрываемое в фильме. Но надо признать, что последнее время на пришельцев из космоса стали посматривать косо: уж очень много их развелось. Кое-кто считает, что люди, и кошки, и собаки — все мы потомки пришельцев, и только некоторые водоросли могут претендовать на чисто земное происхождение.

Конечно, иногда приятно подумать, что благожелательные, высокоразвитые пришельцы побывали на Земле, поучили наших предков уму-разуму, создали террасы Баальбека и фрески Тассили… Но еще приятнее представить себе, как наши предки своим умом дошли до обжигания горшков и добывания огня.

Не люблю крайностей. Я не очень уверен, что они уже побывали на Земле. Но когда некоторые деятели с апломбом заявляют, что пришельцев не только не было, по и быть не может, я злюсь. Мне кажется, такие деятели втайне придерживаются взглядов Птоломея на строение Вселенной. Хотя вслух хвалят Коперника.

Кто думает, что киноэкспедиция была для меня веселой прогулкой, тот ошибается. Дело в том, что на меня смотрели, как на какого-то дипломированного дрессировщика при роботе. Мои эксплуатационные требования вызывали снисходительную белозубую киноулыбку. Хоть они и занятные, киношники, а не доходило до них, что ТУР-201 умнее иных людей. Но все же это не человек, а робот. Ему трудно разбираться в стохастичном потоке информации, а так как он склонен к самосовершенствованию в неопределенном направлении, с ним нужно обращаться крайне осторожно, как с ребенком. Хотя ему ничего не стоит задушить слона.

Надо признаться, что я в самом начале экспедиции допустил оплошность, позволив им свободно общаться с роботом. В результате — первая скандальная история, когда С. на станции Невиномысской послал робота мысленным приказом в ларек за сигаретами «Друг». Представляете? Толпа пассажиров, многоголосая речь, обрывки мыслей нескольких сот людей, сконцентрированные на узкой полосе перрона, — лавина звуковой и телепатической информации. Правда, ТУР-201 с честью выдержал испытание — даже тогда, когда вокруг него сгрудилась толпа, пораженная его видом. Я, конечно, после этого выключил робота и включил лишь по прибытии на место. Он помог нам таскать громоздкое киноимущество — этакий трактор-скалолаз, который сам все понимает. Это было здорово!

Но когда я проверил его выходные показатели, выяснилось, что после инцидента в Невинке кое-что изменилось. Он… как бы общедоступнее выразиться… он стал «задумываться».

С. - вот кто во всем виноват. Артист он никакой. Бывший баскетболист, за огромный рост и благородное лицо приглашенный на роль Прометея. Ох, и лицо! Такие рисуют на обложках научно-фантастических романов. Глубокие, удлиненные к вискам синие глаза, высокий лоб, брови вместе. Прекрасной формы нос, волосы — светлые, крупно-кудрявые. Так и вспоминается гомеровское: «кольцами кудри, как цвет гиацинта»…

Словом — лучшего Прометея не сыщешь. Но только по фактуре. Потому что во всех других отношениях С., по-моему, просто ничтожество. Самоуверен до наглости, хвастлив и невежествен. «Столичную» пьет как лошадь.

Может, я мало смыслю в кино, но убежден, что можно было бы сыскать актера, духовно более подходящего для Прометея. Стоит ли, черт побери, профанировать искусство?

Говорил я об этом с режиссером. Смеется. Покровительственно похлопал меня по плечу. Говорит — такое ли еще бывает в кино! Не смотрите, говорит, на съемку. Съемка для непосвященного — кабак, суматоха. А увидите на экране — пальчики, говорит, оближете. Не Прометей будет, а конфетка. Колоссально получится.

И рассказал старый анекдот. Некоему певцу сказали: «Да ведь вы идиот». «Может быть, — ответил певец, — но зато какой голос!»

Не нравилось мне все это.

И еще действовал на нервы проникновенный голос за кадром. Раз десять он повторяет на протяжении фильма: «Это было в черных глубинах бездонного космоса», или, наоборот: «в бездонных глубинах черного космоса». Каждый раз это сопровождается одной и той же музыкальной фразой. Режиссер говорит — будет колоссально, с мурашками по спине. Не знаю, не знаю…

А дальше было так. С. напивался каждый день, ничего с ним не могли поделать, кажется, весь его багаж состоял из «столичной». Правда, на ногах он держался и даже участвовал в съемках. Но я страшно нервничал, так как понимал, что воздействие алкоголизированных излучений его дурацкого мозга портит робота, чтобы не сказать — развращает. Ведь по ходу съемок робот должен подчиняться именно его, С., мысленным командам.

Однажды я не выдержал: выключил ТУР-201 и составил соответствующий акт. Режиссер взбесился. Кричал, что я срываю съемочный план, грозил пожаловаться в институт, обвинял в потере освещения (по утрам и вечерам в этой долине особое, желто-розовое, персиковое, как он говорит, освещение). Я твердо стоял на своем: или «столичная», или робот. Режиссер метался между С. и мною, как шарик от пинг-понга. Наконец ему удалось вырвать у С., как он выразился, клятву трезвости.

Я включил робота, и утренняя съемка прошла благополучно. Но на закате случилась беда…

С виду С. был вполне трезв. Повторяли уже несколько раз отснятый эпизод: робот освобождает Прометея от оков. Освобожденный титан радостно распростер могучие руки навстречу заре. Его прекрасное лицо было мягко освещено заходящим солнцем…

Что-то там не удовлетворило режиссера. Он объявил перерыв, чтобы потом отснять эпизод еще раз. И только тут я понял, что С. пьян. Он, ухмыляясь, гладил робота по манипуляторам. Что за мысли роились в его тупой башке — не знаю. Но робот не человек. Должно быть, он, бедняга, добросовестно пытался разобраться в этой дикой двойственности: с одной стороны, образ посланца высокоорганизованных миров, несущего добро и знания, с другой — образ С., которого от первобытного человека отличает умение пить водку и повязывать галстук…

Робот встал на ходовой треножник и пошел по карнизу, под нависшей скалой, на площадку с цепями Прометея.

— Бобик, назад! — закричал С. — Куда пошел?

Робот остановился, неопределенно шевеля верхними манипуляторами.

— Назад! — думал я, напрягая мысль. — Иди ко мне. Ты привычен к моим биотокам. Я тебя выключу, и ты успокоишься…

Он шагнул было назад… остановился… снова устремился на площадку. Робот был пьян! Излучения мозга С., возбужденного алкоголем, обрушивались на него, как удары дикарской дубины. Да к тому же постоянное несоответствие поступков Прометея с мыслями С… Вероятно, микромодули блока переработки информации переключались с необычной скоростью в поисках истины. Ведь робот не понимал нелогичных, неалгоритмированных задач. А излучения моих биотоков тонули в этой стохастике…

Мы кинулись за ним, но было уже поздно. Робот уперся верхними манипуляторами в нависшую скалу, напрягся… Никто, кроме меня, сейчас не представлял себе его механической мощности. В сцене погони за Прометеем робот должен был обрушить скалу. Он это «знал», сцена неоднократно репетировалась. И вот теперь он спьяну все перепутал…

Скала затрещала… Мы еле успели отскочить. С. ушибло ногу обломком, и он отвратительно ругался. А робот остался под завалом.

Он не был выключен. За систему амортизации внутренних устройств я ручаюсь, но уцелел ли корпус? И если уцелел — что еще выкинет робот, когда я вернусь сюда со спасательной партией, чтобы откопать его?…

Признаться, я думаю об этом с некоторым смятением…