НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 10

1

На девяносто шестой день свободного поиска произошел тот самый случай, ради которого космонавты и терпят скуку и невзгоды патрульной жизни. Штурман корабля Клим Ждан во время очередной вахты запеленговал работающую радиостанцию на третьей планете желтого карлика Ж-II-23.

— Я всегда верил, что так будет! — возбужденно говорил Клим.

Он не находил себе места. Ходил взад и вперед по кают-компании, ероша свои жесткие черные волосы, и время от времени присаживался то на диван, то на подлокотник кресла, то прямо на край стола.

— Теперь наши имена войдут в историю. Иван Лобов, Клим Ждан и Алексей Кронин открыли новую цивилизацию!

Через некоторое время он заглянул в ходовую рубку и нетерпеливо спросил:

— Иван, когда мы наконец изменим курс?

— Когда запеленгуем следующую передачу, — ответил Лобов, не отрываясь от работы.

— Разве одной пеленгации недостаточно?

— Ты мог ошибиться.

— Я? Чепуха! — возмутился штурман. — А если следующей передачи не будет?

— Тогда и подумаем, что делать.

Клим раздраженно хмыкнул, некоторое время постоял, сердито глядя на затылок Лобова, и вернулся в кают-компанию. Плюхнувшись в угол дивана, он задумался. Постепенно выражение досады сошло с его лица.

— Если их язык так напоминает земной, почему бы им не быть антропоидами? — повернулся он к инженеру.

— Это было бы слишком большой удачей.

На исходе второго часа ожидания на той же планете была запеленгована еще одна радиопередача. Она оказалась более продолжительной и содержала не только речь, но и музыку, которая даже на земной вкус звучала легко, ритмично и слушалась не без удовольствия.

— Я же говорил, что это антропоиды! — торжествовал Клим.

— Не торопись с выводами, — остудил его пыл Кронин, — я довольно близко знал одного оратора, отлично говорившего по-испански. Однако он вовсе не был антропоидом.

В ответ на недоверчивый взгляд Клима он невозмутимо пояснил:

— Его звали Лампи. Милейшее существо из породы попугаев!

— Не понимаю! Как ты можешь шутить в такой момент?

Лобов не принимал участия в споре. Он был занят сверкой данных обеих пеленгации. Дважды проверив все расчеты и не обнаружив существенных расхождений, он дал наконец команду на изменение курса корабля. «Торнадо» выполнил этот нелегкий маневр, потребовавший всей мощности ходовых двигателей, и устремился к планете.

Количество принимаемых радиопередач множилось с каждым часом, а на третьи сутки полета с новым курсом были приняты даже телевизионные изображения. Это были примитивные черно-белые картинги с разверткой всего в пятьсот сорок строк. Телепередачи были очень несовершенны и сильно искажены помехами, об их содержании можно было только догадываться. Но вот удалось принять несколько четких кадров. По экрану метались обнаженные существа, собственно, не существа, а такие же люди, как и космонавты. Можно было подумать, что неведомые люди были заняты какой-то спортивной игрой. Итак, никаких больше сомнений. Корабль приближался к планете, населенной антропоидами! Это было эпохальное открытие! Клим торжествовал так, будто антропоиды были его личным творением.

С момента приема первых радиопередач с полной нагрузкой работала бортовая лингаппаратура. Сочетание речи, изображений и пояснительных надписей создавали для нее почти идеальные условия. В короткий срок удалось установить фонетику языка, понять его морфологию и синтаксис. Быстро рос и словарный запас. Когда он перевалил за первую тысячу слов, к изучению языка активно подключились космонавты. Работали с полной нагрузкой: днем изучали грамматику и тренировали разговорную речь, а ночью с помощью гипнопедических установок пополняли словарный запас. Скоро выяснилось, что планета, к которой летел корабль, носит красивое имя — Илла, а ее обитатели называют себя иллинами.

Параллельно с изучением языка космонавты старались разобраться в биологии и социальных отношениях иллинов, но тут натолкнулись на неожиданное и довольно забавное препятствие. Принимаемая информация имела интересную особенность, которая, как плотный туман, скрывала и детали и самую суть иллинской жизни. Пока словарный запас космонавтов был невелик, а перевод соответственно страдал приближенностью, эта особенность не очень бросалась в глаза. Но по мере того как космонавты овладевали языком и знакомились с бытом иллинов, она стала вырисовываться все яснее и четче. Все радио- и телепередачи, которые удавалось принять, носили шутливый, юмористический, развлекательный характер! Они были заполнены легкой музыкой, репортажами многочисленных соревнований, веселыми пьесками, напоминавшими земные оперетты, головоломно-приключенческими повестями юмористической окраски… Серьезная информация отсутствовала вовсе. Исключение составляли лишь обстоятельные сводки и прогнозы погоды, передававшиеся с завидной регулярностью шесть раз в сутки, которые, кстати говоря, составляли около двадцати земных часов. Сначала все это забавляло и даже радовало космонавтов — передачи рисовали иллинов премилым, добродушным народом, встреча с которым обещала быть легкой и непринужденной. Но день проходил за днем, а кроме веселья в иллинских передачах не удавалось почерпнуть ничего нового. Как и в первые часы знакомства, космонавты оставались в полном неведении относительно иллинской науки, техники, социальной структуры и даже семейно-бытовых отношений. Юмор надежно скрывал тайны этой странной цивилизации!

— Может быть, у них всепланетный праздник? — высказал догадку Клим.

— Праздник, который без перерыва длится целую неделю? — усомнился Лобов.

— А почему бы и нет? — поддержал штурмана Кронин. — Вспомни наши олимпийские игры. Можно ли по ним составить правильное и полное представление о жизни на Земле?

Лобов пожал плечами, но в спор ввязываться не стал.

Прошла еще неделя, желтый карлик Ж-П-23 превратился в самую яркую звезду на черном небосводе, а на Илле ничего не изменялось — планета продолжала безудержно веселиться.

— Если это и праздник, — констатировал Алексей Кронин, — то надо признать, что он порядком затянулся. Вообще премилый народ эти небожители.

— Какой-то жизнерадостный идиотизм в планетарном масштабе! — сказал Клим.

— Вот-вот, — флегматично поддержал его Алексей, — сборище комедиантов и лицедеев. Не планета, а театральные подмостки. Кто же кормит и одевает всю эту веселую богему?

«Торнадо» сблизился с Иллой и начал орбитальный облет планеты. Космонавты возлагали большие надежды на прямые визуальные наблюдения загадочного мира, но их ждало разочарование. Илла была закрыта мощной многослойной облачностью. Сквозь редко встречавшиеся просветы мало что можно было увидеть. Пришлось довольствоваться пока данными измерительной аппаратуры и радиозондирования. Илла оказалась удивительно водянистой планетой, суша занимала не более шести процентов всей ее поверхности. По существу вся планета представляла собой единый глобальный океан, по которому там и сям были разбросаны архипелаги островов. Континентов, подобных земным, не было. Никаких признаков мощной промышленности и энергетических объектов не удалось обнаружить.

Клим брюзжал:

— Цивилизация без промышленности, цивилизация без энергетики. Кто в это поверит? Если мы привезем такие данные, на Земле добрую неделю будут корчиться от смеха!

— Я тебя понимаю, Клим, — сочувственно согласился Алексей, — меня тоже раздражает Илла. Все тут устроено ужасно не по-земному! Но ведь не мы с тобой ее сотворили, зачем же так расстраиваться?

Он задумчиво погладил подбородок, усмехнулся и добавил:

— Вообще-то, кто знает? Может быть, на Илле мы видим собственное будущее?

— А что? — продолжал он, игнорируя насмешливое удивление Клима. — К такому выводу легко прийти, если проанализировать историю человечества с точки зрения юмора. Легко доказать, что количество юмора в общем потоке информации непрерывно возрастает по мере развития человечества. Ты напрасно так скептически улыбаешься, Клим. Вспомни, были ведь периоды в истории человечества, когда не до шуток было. А сейчас? Склонность к юмору — доминантный признак современного человека. Не так ли? Так что же помешает ему в будущем окончательно превратиться в новый социальный и биологический гомо сапиенс юмористикус. Люди сплошь станут весельчаками и шутниками. Ни горя, ни забот…

— Да ну тебя! — с досадой сказал Клим. — Пока ты не гомо сапиенс юмористикус — говори серьезно.

— Для серьезных гипотез нужна хотя бы маленькая зацепка, — вздохнул Кронин.

Скоро такая зацепка появилась. Однажды Климу удалось провести отличную стереосъемку острова, который внезапно открылся в просвете между облаками. Клим просто превзошел самого себя, сумев так мгновенно оценить обстановку и сделать превосходные снимки. На них космонавты обнаружили любопытную деталь: от города, расположенного на острове, к океану тянулось несколько отличных, хотя и нешироких дорог, сделанных из полированного камня.

— Вот вам и разгадка иллинской цивилизации, — с удовлетворением сказал Клим, проводя указкой по тонким линиям дорог, — производство этих веселых паразитиков сконцентрировано на океанском дне и полностью автоматизировано. Все, что нужно для жизни и развлечений, иллины получают по этим дорогам. Им остается наслаждаться жизнью.

— Если это можно назвать жизнью, — хмуро заметил Лобов.

— Если они полностью устранились от производства, а похоже, что так оно и есть, это уже не жизнь, а паразитизм на теле машинной цивилизации, — согласился инженер.

Однако вскоре эта логически стройная гипотеза о назначении удивительных сооружений, принятых космонавтами за дороги, дала, как говорится, трещину.

В результате остроумно выполненных измерений Кронину удалось установить, что «дороги» отнюдь не плавно спускаются к океану, как это показалось поначалу. Они обрывались на высоте десяти — пятнадцати метров над уровнем океана.

— Совершенно очевидно, — растерянно заключил Кронин, — по таким дорогам можно транспортировать что-либо в океан, но никак не из него.

— Для чего же тогда нужны эти проклятые дороги?! — с отчаянием в голосе воскликнул Клим.

Кронин пожал плечами.

— Может быть, для сбрасывания в океан отходов. Или это своеобразные памятники старины. Когда-то по ним действительно осуществлялась связь с океаном. Потом на смену им пришли более удобные подземные коммуникации, а дороги остались. Океан наступал, разрушая берега острова, вот так и получилось, что дороги отвесно обрываются в океан.

Клим промолчал. Стоя у стола, он разглядывал многочисленные фотографии иллинов, сделанные с экрана телевизора. Держа эти фотографии веером в руке, он вдруг повернулся к инженеру.

— Мы, видимо, поторопились с выводами не только в отношении дорог. Вот посмотри! — Он бросил фотографии на стол. — Посмотри, сколько ловкости, грации и силы в этих телах. На них просто приятно смотреть! Разве они похожи на вырождающихся?

Неторопливо перебирая фотографию за фотографией, Кронин просмотрел всю пачку.

— Да, — согласился он, — красивый народ! Правда, это еще ни о чем не говорит. Но в одном ты прав — не надо спешить с выводами.

— Иллины не только физически совершенны, они еще и порядочны, — вдруг вмешался в разговор Лобов. — Мне кажется, что при всем легкомыслии и беспечности, им совершенно чужды жестокость, деспотизм, несправедливость. Вы обратили внимание: во всем, что мы видим на телеэкране и слышали по радио, не было и намека на явления, известные нам из нашей собственной истории. Вспомните, когда-то в ходу было выражение — «больное общество». Не будем касаться природы этого «заболевания» — посмотрим, как оно проявлялось в сфере морали и нравственности — крайний эгоцентризм, культ эротики, секса. У иллинов, кажется, ничего этого нет.

— Мы знаем иллинов лишь с парадного хода. Все может радикально измениться, если мы перелезем через забор и заглянем в окно. Словом, мы занимаемся гаданием, — сказал Кронин.

— Верно, — согласился Лобов. — У нас мало фактов. Мы можем до бесконечности сидеть на орбите и строить остроумные, но беспочвенные гипотезы. Пора принимать решение. Либо возвращаться па базу, либо пойти на прямой контакт и попытаться заглянуть в окно, как говорит Алексей.

Кронин согласно кивнул, но тут же поспешил добавить:

— Если на Илле фактически командуют машины, а это очень вероятно, то нам может быть оказан самый неожиданный прием.

— Да, к этому нужно быть готовыми.

— И все-таки я за контакт! — прихлопнул рукой по столу Клим.

2

Операция первого контакта с иллинами была разработана тщательно. Для посадки «Торнадо» был выбран уединенный островок, на котором Клим обнаружил загадочные дороги.

«Торнадо» произвел посадку километрах в полутора от ближайших зданий, видимо, в загородном парке.

На первый контакт пошел Клим. Лобов остался на подстраховке, Кронин готовил корабль к немедленному взлету, на тот случай, если придется срочно покидать Иллу.

Спрыгнув с трапа на опаленную двигателями траву, Клим сделал несколько упругих осторожных шагов, топнул, словно проверяя твердость почвы, и непринужденно доложил:

— Все в порядке.

— Поздравляю, слежу за тобой и окрестностями, — ответил Лобов.

Клим обошел вокруг корабля, еще раз притопнул ногой, глубоко вдохнул теплый влажный воздух и осмотрелся. Моросил мелкий невесомый дождь. Капли с едва слышным шорохом теребили сожженные, поникшие стебельки травы и щекотали щеки и шею. За четко очерченным серым пятном посадки, следа отдачи двигателей, трава была сочной и пронзительно зеленой. Она росла сплошной плотной массой, напоминая чем-то дружные всходы озимой пшеницы. Край поляны ограничен деревьями и кустарниками, силуэты которых были размыты влажной дымкой и сеткой дождя. И вообще было темновато, даже близкие предметы рисовались расплывчато, как во время сумерек на Земле, хотя где-то там, за облаками, сияло здешнее солнце. В зеленой траве, что росла за пятном посадки, мерцали искры света. «Уж не светлячки ли это? Совсем как на Земле», — подумал Клим. В тишине, нарушаемой лишь мерным шорохом дождя, не было ничего гнетущего, это была тишина покоя. Клим улыбнулся и ладонью вытер мокрое от дождя лицо. Вот что значит прослушать и просмотреть тысячи телепередач! Этот влажный, туманный мир казался ему теперь знакомым, как знакомы нам краски и запахи раннего детства. Словно когда-то он уже здесь побывал.

— Внимание! — послышался в наушниках голос Лобова. — Со стороны города приближается группа иллинов.

Клим невольно подобрался: как-никак, это первая встреча с глазу на глаз с представителями другого мира.

— В группе десять иллинов, — продолжал Лобов, — одежда легкая, спортивная. Ведут себя спокойно, шутят, смеются. Готовься.

— Понял, — ответил Клим.

Над деревьями, окружавшими поляну, вдруг с шумом поднялись какие-то крупные птицы, оглашая воздух недовольными криками, похожими на мяуканье рассерженных кошек. Клим проводил глазами их тяжелый, ленивый полет. Но вот кусты, над которыми взлетели птицы, шевельнулись, и на поляне появилась оранжевая фигура иллина. Секунду великолепно сложенный мужчина стоял, небрежно опершись рукой о ствол дерева, а потом обернулся назад и помахал рукой.

Послышался шум, голоса, шорох ветвей, и на поляну вышли еще девять иллинов.

Одеты они были более чем легко: короткие трусы и либо майки, либо куртки с открытым воротом. Но больше всего подивился Клим внешнему облику иллинов. Кожа у них была мягкого оранжевого цвета, волосы голубые, а глаза зеленые. «Маскарад да и только!» — подумал Клим.

Держась совершенно свободно, иллины приблизились к кораблю вплотную и стали его рассматривать. Но странное дело: их лица не выражали ничего, кроме детского, можно сказать, даже озорного любопытства. Ни потрясения, ни страха, вполне естественных в такой ситуации. Казалось, они принимали Клима за своего.

«Может, они не верят, что мы космические пришельцы? Всю эту историю с кораблем они принимают за шутку, за розыгрыш, который устроили жители какого-нибудь соседнего острова».

— Я прилетел оттуда, — сказал Клим, показав на небо, закрытое плотным слоем облаков. Иллины громко расхохотались.

— Но это правда! — отчаявшись, Клим лихорадочно искал убедительного довода. — Вы посмотрите… Вы посмотрите на меня и на себя. У вас кожа оранжевая, а у меня?

Опять хохот. Одна иллинка, озорно улыбаясь, сказала:

— Смотрите.

Изумленный Клим увидел, как кожа иллинки прямо на его глазах посветлела, порозовела и приобрела характерный человеческий оттенок.

— Как он естественно изображает удивление! — восхитились иллины. — Отличный актер!

А высокий иллин спросил:

— Если ты действительно инозвездный пришелец, откуда ты знаешь наш язык?

— Мы изучили его. У нас есть специальные машины, которые помогали нам в этом.

Вдруг иллины, не переставая весело галдеть, ушли.

Клим тяжело вздохнул: разговор с иллинами измотал его, точно непрерывная суточная вахта.

3

Паломничество иллинов к кораблю продолжалось непрерывно, но ничего нового это не давало. Все визиты, по существу, повторяли собой первое посещение корабля. Но астронавты невольно обратили внимание на одну деталь. В шутливых репликах, которыми иллины обменивались с астронавтами, нет-нет да и мелькали отсветы своеобразных и глубоких знаний. В полдень иллины исчезали. Удалось выяснить, что они уходили обедать и отдыхать.

— Редкое единодушие для таких легкомысленных ребят, — констатировал Кронин. — Дети, большие добрые дети. Наивное любопытство, мимолетный интерес — вот и все, на что они способны. Все серьезное и значительное им чуждо. И ровно ничего не изменится, если мы даже и сумеем доказать свое инозвездное происхождение.

Клим ничего не ответил.

— Ты не согласен? — спросил его Кронин.

— Как тебе сказать, на первый взгляд иллины действительно похожи на детей.

— А на второй?

— И на второй, а может быть, и на десятый. Надо добывать на этих проклятых дорогах.

— Думаешь, разгадка все-таки там?

— Если вдуматься хорошенько, то они похожи не столько на детей, сколько на стариков!

— На стариков? — Кронин засмеялся. — Да среди наших посетителей не было ни одного старше двадцати пяти лет!

— Я говорю не о внешнем виде, — отмахнулся штурман, — я говорю об их психике. Они похожи па стариков, владевших когда-то богатейшими знаниями, а теперь впавших в наивное детство. Неужели ты не замечал, как тени былых знаний нет-нет да и мелькнут в их разговорах?

Кронин смотрел на штурмана с интересом.

— В этой идее что-то есть, Клим.

— Ты думаешь? — оживился штурман. — Я уже раздумывал над этим, и у меня сложилась такая, немного фантастическая, но тем не менее возможная картина. Разумных всегда привлекала идея вечной юности, вспомни сказки нашей седой старины, Фауста средневековья и неисчислимое количество геронтологов, работающих над этой проблемой в наши дни. Допустим теперь, что иллины достигли таких биологических высот, что научились возвращать себе юность. Но, возродив к новой жизни свое дряхлое тело, они оказались бессильными омолодить душу! И вот постепенно, век за веком планету заселили странные существа — сильные, ловкие красавцы с дряхлой, засыпающей душой. Обрати внимание. И по телевидению, и возле корабля мы видели только молодежь. Ни детей, ни стариков, ни даже просто пожилых людей.

Глаза Кронина лукаво сощурились:

— А может быть, у них диктатура юности? Молодежь планеты солидаризовалась и поработила все остальные возрастные группы, превратив их в своих рабов!

— Похоже, на Илле действительно есть и рабы и диктатура, — сказал устало Лобов.

Он незаметно вошел в кают-компанию и некоторое время стоял, прислонившись к косяку двери.

— Тебе удалось узнать что-то новое? — живо спросил Клим.

— Кое-что удалось, — ответил Лобов и, пройдя вперед, опустился на диван рядом с Климом.

…Для разведки Лобов выбрал глайдер: он был почти бесшумен, а опасаться нападения на этой планете не было никаких оснований, поэтому прочность машины не имела значения. Чтобы не привлекать внимания иллинов, Лобов стартовал с верхней площадки корабля и скрылся в облаках, низко висевших над кораблем.

Пройдя немного по горизонту, Лобов бросил свой глайдер под облака. До «земли» было метров пятьдесят, она то туманилась, скрывалась в плотном заряде дождя, то прояснялась, выступая со всеми деталями. Выскочив на ближайшую дорогу, Лобов сбавил скорость и повел глайдер к океану, внимательно вглядываясь вниз. Дорога петляла, следуя за естественными складками довольно пересеченного рельефа. Она напоминала застывшую омертвевшую реку. Это сходство усиливалось благодаря влажному блеску каменных плит, омытых дождем.

Чем ближе к океану, тем все шире и плотнее по сторонам дороги вставали живые стены деревьев и кустарника. Выбежав на берег океана, дорога расширялась, образуя небольшую площадку, и оборвалась вниз. Лобов с интересом разглядывал загадочное сооружение иллинов. Обрыв был отвесным, площадка нависала над водой на высоте метров пятнадцати. Для подъема грузов место было абсолютно непригодным, зато с площадки было бы очень удобно сбрасывать что-либо вниз, в воду. Неужели Алексей прав, и иллины действительно сливают здесь нечистоты?

Лобов кружил над самой водой. Под обрывом было глубоко, но вода была так спокойна и прозрачна, что Лобов видел на дне каждое живое существо, каждый камень.

Никаких признаков грязи или хлама, ничего похожего на свалку. Чистое и естественное прибрежное дно океана. Нет, эти дороги не для вывоза отходов. А для чего же?

Так и не придя ни к какому решению, Лобов вывел глайдер из виража, забрался под самые облака и пошел на север, вдоль береговой слабо изрезанной черты. Километра через два обрыв отступил от берега, обнажив широкую полосу песка. Здесь он увидел иллинов. Впечатление было такое, будто он летел над каким-нибудь популярнейшим пляжем на Земле — до того было похоже, что Лобов с трудом подавил желание немедленно сесть и искупаться в этой чистой, прозрачной воде. Немало помог преодолеть искушение дождь, и тогда ему стало смешно: «Забавно, что они купаются и нежатся на песке под дождем…» При виде глайдера иллины не выказывали ни малейшего беспокойства. Они следили за ним, запрокидывая головы, махали руками.

Пляж тянулся не меньше километра, а потом береговой обрыв снова придвинулся к самой воде. И тут Лобов увидел другую дорогу из полированного камня, отвесно падающую в океан. И это место он обследовал со всей тщательностью, но ничего нового не обнаружил — та же глубина и ровное чистое дно. Дороги ни для чего! А впрочем, что подумал бы инопланетный житель, обнаружив на Земле пустынные древние города, тщательно охраняемые археологами?

Покружив над обрывом и над самой водой, Лобов развернулся и вдруг заметил плывущего иллина, медленно, словно нехотя приближавшегося к берегу. Лобов удивился: вдоль берега тянулся почти отвесный обрыв, выбраться наверх здесь было невозможно. Может быть, иллин нуждался в помощи?

На всякий случай Лобов снизился к самой воде и на малой скорости прошел над необычным пловцом. Иллин не поднял головы и не помахал ему приветливо рукой. Движения его были вялыми, утомленными, греб он почему-то одной левой рукой. Приглядевшись, Лобов заметил, что правой иллин прижимал к себе другого иллина, видимо, потерявшего сознание.

Мгновенно приняв решение, Лобов завалил глайдер в крутой вираж, чтобы сесть на воду рядом с иллинами. Он успел заметить, что пловец достал пологое в этом месте дно, сделал несколько шагов и выпрямился, поднял другого иллина на руках. На мгновенье Лобов потерял из виду эту странную пару, а когда глайдер, подрагивая от перегрузки, вывернулся на посадочный курс, усталый пловец был один! Он стоял на прежнем месте. Вдруг он дернулся и плашмя упал на спину, подняв столб брызг.

Как только глайдер коснулся воды, Лобов выключил двигатель, распахнул дверцу кабины, прыгнул прямо в воду, погрузившись в нее по пояс, и тяжело побежал туда, где еще расходились широкие круги. Здесь! Лобов остановился, оглядываясь вокруг. Иллинов не было видно. Лобов прошел несколько шагов вперед, назад, вправо, влево — вокруг было чистое дно. Неужели он ошибся?

Так и не поняв, что случилось, Лобов бросился обратно к глайдеру, вскочил в кабину, захлопнул дверцу, запустил двигатель и рывком поднял машину в воздух. Набрав метров двадцать, Лобов, перекладывая глайдер с борта на борт, до боли в глазах принялся вглядываться в воду. Ничего! Но не приснились же ему иллины!

Лобов уменьшил крен машины, расширяя радиус разворота, и заметил вдали группу очень крупных животных, похожих на рыб, стремительно уходивших от берега. Снова заныл двигатель, и глайдер быстро догнал неизвестных обитателей океана. Это был добрый десяток лобастых рыбообразных созданий, метра по два длиной каждое. Одно из них, Лобов видел это совершенно отчетливо, тащило с собой иллина, прижимая его длинным ластом. Иллин не сопротивлялся. Странные существа вдруг резко вильнули вправо, а потом скрылись в глубине. Все дальше и дальше уходя в открытое море, Лобов полетел змейкой, надеясь снова обнаружить стаю, но все было напрасно. Когда берег стал совсем скрываться за сеткой дождя, Лобов понял, что дальнейшее преследование и поиски бесполезны. Он вспомнил о тысячах иллинов, беспечно купающихся в открытом океане, и ему стало жутко. Он потянул ручку управления на себя и с гулом и свистом рвал рыхлое мокрое тело облаков до тех пор, пока не посветлело и над головой не вспыхнуло совсем по-земному ласковое солнце…

Рассказ Лобова произвел впечатление. Первым отозвался Кронин:

— Да, это нечто новое. Мы думали, что иллины паразитируют на теле машинной цивилизации, уже давно обретшей автономность и терпящей иллинов, так сказать, по традиции. А оказывается, иллины находятся в каких-то очень сложных и отнюдь не дружественных отношениях с обитателями океана.

Клим поднял голову:

— Весь вопрос в том, что это было — случайное нападение или система. Если бы иллины подвергались систематическим нападениям, мы непременно бы заметили нотки тревоги и страха в их поведении. Но ведь нет ничего похожего! Иллины ведут совершенно безоблачное существование.

— А разве ты замечал нотки тревоги и страх у коров, пасущихся на лугу? — негромко спросил Лобов.

Замечание было столь неожиданным, что Кронин некоторое время растерянно смотрел на Лобова, потом горячо возразил:

— Нет! Я не могу поверить в это. Иллины — что-то вроде мясного стада для океанских обитателей? Не поверю!

— А почему бы и нет?

— Надо идти в город, — хмуро сказал Клим, — надо в конце концов разобраться, что происходит в этом мире. И если надо, помочь иллинам. В самом деле, не бросать же их на произвол судьбы!

Он встал с дивана.

— Я пойду в город, Иван. Пойду и узнаю все, что нужно!

— Ты слишком горяч, Клим, — мягко сказал Кронин и повернулся к Лобову, — полагаю, что для такого дела самая подходящая кандидатура — это я.

Лобов посмотрел на одного, на другого и задумался.

— Нет, — сказал оп наконец — я пойду сам.

4

Город начался незаметно: среди деревьев показалось одно здание, за ним другое, потом целая группа, и уже трудно было сказать, что это — большой городской сквер или парковый поселок. Вслед за шумной компанией иллинов Лобов вошел в ближайшее здание. На него почти не обратили внимания, в лучшем случае происходил обмен шутливыми репликами. Присмотревшись, Лобов обнаружил, что в здании размещался спортивный клуб, по крайней мере, так сказали бы о его назначении на Земле. В клубе было людно, шумно и весело. Играли в мяч, прыгали в длину и высоту, с шестом и без шеста, с места и с разбега. Особенной популярностью пользовались прыжки на батуде. Лобов, сам неплохо владевший этим видом спорта, в молчаливом восхищении долго любовался гибкими оранжевыми телами, парящими в воздухе. Конечно, он уже имел некоторое представление об этих прыжках по телевизионным передачам, но одно дело рябой экран телевизора, и совсем другое дело живые люди, легко ввинчивающиеся в воздух и похожие сразу на змей и на птиц.

Выйдя из клуба, Лобов стал подряд заходить во все здания, встречавшиеся на его пути. Большинство из них имело развлекательное, спортивное или утилитарное назначение. Лобов не без удивления обнаружил, что иллины очень неприхотливы в своей личной жизни. Жили они в больших комнатах группами по нескольку десятков человек. У каждого в личном пользовании была койка, стул, нечто вроде тумбочки и низкая скамейка. И больше ничего. Это были не жилые дома в земном смысле этого слова, а общежития-спальни.

По пути Лобову попалось несколько столовых. В одной из них, заметив иллина с умными лукавыми глазами, Лобов задержался. Столовая представляла собой зал средних размеров с редко расставленными столиками, вдоль стен этого зала тянулись ряды однотипных прилавков, внутри которых под стеклом стояли самые различные блюда и напитки. Даже на Земле во время праздников Лобов не встречал большего разнообразия! Иллин не спеша закусывал, доброжелательно поглядывал на Лобова. Лобов огляделся вокруг и с непринужденной улыбкой сказал:

— Какая разнообразная пища! Откуда она берется?

— А откуда берутся воздух, вода и свет? — засмеялся иллин. — Они есть, вот что важно. Но уж если вам очень интересно, скажу — продукты привозят из океана. Ночью, когда мы спим.

Лобов поднялся со стула и вышел из столовой. Дождь перестал, смеркалось. Влажная дымка размывала контуры зданий и деревьев. Близилась ночь. Элои и морлоки! Именно по ассоциации с уэллсовским романом Лобов там, в кают-компании, высказал мысль о стадах иллинов. Высказал несерьезно, под влиянием минутного раздражения и усталости. Может ли такое быть на самом деле? «Пройду к океану», — решил Лобов и попросил по радио у Кронина пеленг.

— Не поздно ли? Уже темнеет, — предупредил осторожный Кронин.

— Это хорошо, что темнеет. Будь в готовности, Клим пусть дежурит в униходе. Могут быть неожиданности.

— Понял, — после паузы ответил Кронин, — даю пеленг.

По пеленгу, данному инженером, лавируя между домами и клумбами, Лобов напрямик пошел к ближайшей дороге.

Темнело прямо на глазах. Дорога, выложенная полированными плитами камня, блестела как мертвая застывшая река. В траве по обочинам дороги мерцали разноцветными огоньками цветы — белые, розовые, зеленые, голубые. Они были так похожи на настоящие звезды, что на них нельзя было долго смотреть: начинала кружиться голова, а в сознание закрадывалось невольное сомнение — где же небо, вверху или внизу? Сама толща воздуха между искрящейся землей и черными облаками была заполнена редкими блуждающими огоньками — это летали насекомые и крохотные птички.

Вдруг сверху пахнуло теплым воздухом, раздался жуткий звук, похожий на скрип. Лобов прыгнул в сторону, под невысокое дерево и схватился за пистолет. Над его головой, совсем низко кружила большая ночная птица, ее глаза то вспыхивали рубиновыми фонариками, то гасли. Словно соглядатай неведомых хозяев, птица кружила, рассматривая Лобова, а потом поднялась выше и медленно, бесшумно полетела вдоль дороги к океану.

— Смотри, крина, — вдруг сказал впереди негромкий мужской голос.

— Да, вестница счастья, — подтвердил другой, женский.

Лобов перестал дышать, напряженно вглядываясь в темноту. К дороге медленно приближались две темные фигуры.

— Смотри, дорога словно река, — с восторгом сказала иллинка, — даже страшно ступить на нее, того и гляди замочишь ноги.

Женщина засмеялась, сделала шаг, другой и тонким черным силуэтом замерла посреди полированной глади. Потом к ее силуэту присоединился другой, крепкий и высокий.

— Пойдем, — деловито сказала женщина, — тут уже близко.

Держась на почтительном отдалении, Лобов двинулся вслед за иллинами к океану. Сердце его билось учащенно, он интуитивно чувствовал, что каждый шаг приближает его к разгадке тайны этой странной планеты. Планеты тепла, дождей и туманов, планеты бездумного веселья и неосознаваемых трагедий.

— Где ты пропадала целый день? Я нигде не мог тебя найти, — спросил мужчина.

Женщина тихонько засмеялась.

— Работала.

Мужчина даже приостановился от удивления:

— Работала?

— Я делала нейтрид, тот самый материал, из которого сделан корабль пришельцев. Делала на бумаге, с помощью слов и формул.

— И тебе удалось? — с интересом спросил мужчина.

— Да. Ты же знаешь, как это бывает. В те часы я могла все, что угодно. Я была сильной, как целый мир!

Девушка опять засмеялась.

— Я исписала целую тетрадь, подумала, теперь у нас будет нейтрид, и уснула. Проснулась, когда уже наступали сумерки.

— Я тебя так ждал, — с легким упреком заметил мужчина.

— Так я же пришла!

— Пришла.

Дорогу все теснее обступали деревья и кустарник, слышались тяжелые вздохи дремлющего океана, на некоторых деревьях тоже горели яркие фонарики цветов. При этом сказочном, карнавальном свете Лобов легко различал ногти на своих пальцах. Кое-где над кустарником роились огненные облачка мелких насекомых. «Мошкара!» — определил Лобов.

— Сложно сделать твой нейтрид? — спросил мужчина.

— Молчи! Я не хочу больше слышать про нейтрид. Он в прошлом.

Дорога сделала один крутой поворот, потом другой. Пахнуло свежим и острым запахом океана, шум волн стал слышнее. Еще поворот, и Лобов замер на полушаге.

Прямо на обрыве, под которым внизу плескалась невидимая вода, росло деревцо, густо покрытое яркими пурпурными цветами. Возле него, тесно обнявшись, стояли иллины. Они были шагах в четырех, совсем рядом. Лобов даже удивился, как они не услышали его шагов. Иллины долго стояли неподвижно, словно внимали голосам, неслышимым для Лобова. Потом девушка осторожно отстранилась от своего спутника, привстала на цыпочки и сорвала с дерева цветок. Он будто вскрикнул — вспыхнул ярко-ярко бледно-розовым пламенем, осветив край черного обрыва, узловатые, уродливо скрюченные ветки деревца с бархатной листвой и строгие одухотворенные лица иллинов. Девушка полюбовалась цветком и легким движением руки бросила его в океан. Он взлетел вверх, а потом стал плавно опускаться в темноту и скоро скрылся за обрывом. Широкие лепестки, точно парашют, тормозили его падение.

Девушка повернулась к мужчине.

— Здесь ведь невысоко, правда?

— Да, как на вышке, — согласился мужчина, голос его дрогнул от волнения.

— Так чего же мы ждем?

Девушка притронулась к плечу мужчины и, сделав два быстрых шага, остановилась на самом краю обрыва. Лобов сделал было движение вперед, но, стиснув зубы, заставил себя стоять на месте. Он чувствовал, что должно произойти нечто непоправимое, но он не знал что! Да и имел ли он право вмешиваться!?

— Я иду! — звонко сказала девушка.

И прыгнула. У Лобова перехватило дыхание. Не успел он прийти в себя, как мужчина тоже прыгнул прямо с места, не подходя к обрыву. Два гибких сильных тела сначала взмыли вверх метра на три и через мгновение исчезли за обрывом. Еще несколько секунд. Громкие всплески — и тишина. Лобов перевел дыхание.

— Да… — проговорил он озадаченно и тут же уловил боковым зрением какое-то движение неподалеку, он подобрался и выхватил лучевой пистолет.

— Держу на прицеле, — послышался в наушниках торопливый голос Кронина.

— Спокойно, не торопись, — тихо сказал Лобов, вглядываясь в чудовище, возникшее перед ним.

Это была неуклюжая человекоподобная фигура с большой круглой головой, утопленной в могучие плечи, и длинными руками. «Робот, — мелькнула мысль, — все-таки робот!. Кто он, хозяин, или слуга океанских жителей?»

— Не бойтесь, — сказал робот по-иллински, — я не причиню вам вреда.

«Да ты не смог бы ничего сделать, — совсем уже спокойно подумал Лобов. — Кронин мгновенно уничтожил бы тебя гравитационным импульсом».

— Зачем вы здесь? — продолжал робот.

— Мы прибыли на Иллу как друзья, — дипломатично ответил Лобов, разглядывая своего удивительного собеседника.

— Я спрашиваю не о том. Обрыв — священное место. Здесь никто не бывает, кроме иллинов, час которых пробил. Зачем вы здесь?

Лобов молчал, собираясь с мыслями. Вот как, священное место! Место, где иллины, час которых пробил, бросаются в море. И ведь похоже, что они делают это добровольно!

— А вы зачем здесь? — ответил Лобов вопросом на вопрос.

— Я на посту. Я охраняю своих детей и родителей.

— Каких детей? — не понял Лобов.

— Иллины наши дети.

У Лобова в голове была сплошная каша.

— Так, — сказал он вслух только для того, чтобы сказать что-нибудь, — иллины ваши дети. А родители?

— Они наши дети и наши родители. Наше прошлое и будущее. Наше счастье и наша смерть.

Час от часу не легче!

— Я вижу, вы не понимаете меня. Я — атер, я живу в океане. Воздух для меня смертелен, как для вас пустота. («Значит, он не робот! Он — живое существо?!») Сейчас меня защищает скафандр. Уже пятьдесят два года я живу в океане. Я строю машины, которые на мелях океана сеют и собирают урожай. Я люблю свою работу, люблю движение, мне доставляет радость творчество. Но мне мало этого, меня тревожит и зовет будущее. Во сне я часто вижу небо, зеленую траву и огни цветов, всем телом ощущаю ветер, дождь и воздушную легкость бега. Я вижу себя иллином.

Атер умолк. Лобов терпеливо ждал и боялся, что «робот» не станет рассказывать дальше, но он снова заговорил, так же негромко и размеренно:

— Однажды я усну и не проснусь, сон будет продолжаться целый год, тело мое оцепенеет и станет твердым как камень. Товарищи отнесут и положат меня у берега одного из островов. А когда минет год, твердая оболочка лопнет, я всплыву на поверхность океана уже иллином.

«Как все просто! Зряшны все наши догадки о паразитизме и холодной машинной цивилизации, о вырождении цивилизации, о стаде беспечных антропоидов, пожираемых чудовищами. У них две жизни, вернее две ее стадии. Как у наших бабочек. Грубо говоря, атер — это личинка, гусеница, иллин — бабочка», — лихорадочно подытоживал услышанное Лобов.

— Стало быть, превращение в иллина — ваше будущее. Вы его знаете. А ждете ли? Стремитесь к нему?

— Иллины живут совсем недолго — не больше тридцати семи дней. Вы видели, как с этого обрыва прыгнули в океан юноша и девушка. Это была любовь. И смерть. Они будут жить в воде до тех пор, пока не взойдет солнце. А потом умрут, дав жизнь атеру. Иногда, очень редко, иллин переживает свою подругу и, теряя силы, пытается вместе с нею вернуться на берег.

«Ага! Так именно это я наблюдал тогда, летая над побережьем. Но он не ответил на мой вопрос», — отметил про себя Лобов. Вслух сказал:

— Да, я видел обе эти трагедии. Признаюсь, мне было страшно.

— Трагедии? Нам неведомо это слово. Что оно означает?

— Как же так! Если вам известно слово «смерть», то вы должны знать и что такое трагедия и что такое страх…

— Я не вижу связи между этими словами. Для иллина смерть — это любовь.

«Так вот почему он не ответил на вопрос! Так вот почему юноша и девушка были спокойны, прыгая в воду. Они шли навстречу своему счастью!»

Лобова потрясла эта мысль.

Вдруг атер схватил Лобова за руку и увлек в светящийся кустарник. Лобов приготовился было к худшему, но тут увидел, что из-за поворота на дороге показались иллины — юноша и девушка. Обнявшись, они остановились на самом краю обрыва.

Девушка тихонько засмеялась.

— Смотри, — сказала она, — вода совсем близко!

Огненная пыль роилась над головами влюбленных. Бесшумно пролетела и скрипнула крина, птица, приносящая счастье. Ее рубиновые мигающие глаза холодно рассматривали странный мир, лежавший внизу.