18. Блестящая операция профессора Челмэджера

…в здравом уме будет безумней, чем потеряв рассудок…

О.Бальзак. «Блеск и нищета куртизанок»


Если вначале удивительные похождения генерала Реминдола произошли в довольно узком кругу пожарников и врачей-психиатров, то теперь блистательное появление «легкого неврастеника» среди сотен орущих «атомоносцев», их стремительный набег во главе с генералом на аэродром и настоятельное требование подать самолеты под заокеанскую прогулку в Коммунистическую державу были совершены с тем сумасшедше-грандиозным размахом, какой не в состоянии было прикрыть даже дружное молчание газет.

Президентом Бурманом владели сложные и противоречивые чувства. В первые дни исчезновения Реминдола он был доволен тем, что получал отсрочку вопрос об атомной бомбе, - вопрос, который он никак не мог решить с полной гарантией успеха и личной безопасности для себя.

Что касается обвинений в том, что генерала похитили коммунисты, то президент, конечно, понимал закономерность этих обвинений: если бы солнечное затмение приносило ущерб, следовало бы обвинить в нем коммунистов.

Когда в реке был найден мундир генерала, президента на момент охватила радость: вдруг главный соперник на предстоящих выборах исчез окончательно? Но сейчас же появилось опасение, что теперь придется самому разделываться за авантюру Ундрича, вдохновленную Реминдолом. И, наконец, когда раскрылась истинная причина временного исчезновения Реминдола, президент попросту растерялся. Как, в его правительстве был сумасшедший министр: он мог бы натворить что угодно, а отвечать пришлось бы ему, Бурману!

Больше всего боялся господин Бурман, как бы генерал Реминдол не выздоровел. И когда слухи о похождениях генерала вылезли наружу, президент решил, что было бы глупо не использовать их. Если даже генерал и вернется к нормальному состоянию, вряд ли избиратели согласятся отдать голоса бывшему сумасшедшему. Вот почему на одной из пресс-конференций господин Бурман, сделав печальное лицо, выразил сожаление по тому поводу, что в публику просочились сильно преувеличенные слухи о болезненном состоянии генерала Реминдола. Для опровержения их президент прочитал журналистам успокоительный бюллетень о здоровье генерала, где сообщалось о легком нервном потрясении, вызванном переутомлением. Но тот факт, что бюллетень был подписан знаменитым психиатром профессором Челмэджером, а сам пациент находился в его лечебнице, не оставлял сомнений в характере заболевания. Вскоре это стало еще яснее: заявление Бурмана приоткрыли ворота в плотине, сдерживавшей газетную информацию, и теперь она хлынула бурным потоком. Газеты наконец сообщили, как министр в страхе бегал от пожарной машины и как без всякого страха собирался лететь за океан.

Советник Докпуллера, профессор Ферн, был взбешен таким поворотом дела. Он понимал, что это подводная мина Бурмана. Сумасшествие Реминдола вызвало раздражение господина Докпуллера: генерал посмел подвести его. Сообщение же печати о том, как генерал угодил в пункт «Скорой психиатрической помощи», вызвало у господина Докпуллера редкую для него вспышку гнева. Ферну пришлось пережить очень неприятные минуты.

- Вы безумней его! - в раздражении бросил своему советнику господин Докпуллер. - Он еще может прийти в себя. Но после скандала в газетах что в нем толку?

Ферн чувствовал себя виноватым. В самом деле, как он прозевал, как не сумел заранее заткнуть рот газетам? Ведь в его распоряжении все необходимые средства: господин Докпуллер в эти мелочи не вмешивался и ни в чем не ограничивал своего премьера.

Но вместе с тем Ферн убедился, что господин Докпуллер не оставил своих надежд, связанных с Реминдолом. О, если бы он выздоровел, все было бы списано! Ферн решился увидеться с профессором Челмэджером.

Свидание состоялось в лечебнице профессора, в его кабинете. Ферн интересовался прогнозом, подчеркнув, что господин Докпуллер не сомневается в искусстве профессора Челмэджера.

- Видите ли, - задумчиво заметил профессор, - сказать что-либо определенное трудно. К сожалению, генерал обманул мои ожидания, - при этом профессор сделал строго-недовольное лицо, как бы упрекая генерала за своеволие, с которым тот уклонился от прогноза такой знаменитости, как профессор Челмэджер. - Он целиком во власти своей навязчивой идеи. Это либо вызовет острую стадию болезни, либо переведет его в разряд тихих, но безнадежных хроников.

- Но неужели нет радикального лечения? - осторожно спросил Ферн. - При вашем искусстве…

- Есть один метод, правда, еще не испробованный…

- Профессор, вы возвращаете мне надежду…

- Вы знакомы с моим докладом в обществе «Проблемы великанского века»? - спросил Челмэджер.

- Поверхностно…

- Видите ли, я исхожу из теории профессора Фурта, что коммунизм - это, как он выражается, особая психополитическая болезнь. Это своего рода идея-фикс, и освободить от нее больного можно при помощи довольно несложной хирургической операции на мозгу пациента.

- Да, об этом я слышал.

- Ну, так вот. Болезнь генерала, по-моему, принадлежит к тому же роду, но, так сказать, представляет антипод того, чем болеют коммунисты. То - коммунизм, а это - коммунизмобоязнь. Вам ясно?

- Как будто…

- Но если так (а это так), то отсюда логический вывод: та же операция может спасти генерала.

- Вы думаете? - радостно воскликнул Ферн.

- Убежден. Надо, так сказать, вырезать идею-фикс.

- А не опасно?

- Для жизни нисколько. Единственная опасность, что операция может и не дать желаемого эффекта или даже превратить пациента… ну, как бы это выразиться…

- В идиота? - подсказал Ферн.

- Если хотите… Но, принимая во внимание нынешнее положение генерала, не такая уж это потеря…

- Да, конечно… по-моему, стоит пойти на риск.

- Рад слышать, - удовлетворенно сказал профессор Челмэджер. В самом деле он был очень доволен. Операция в случае успеха принесет ему славу, в случае же неудачи придется просто ее замолчать. Но профессор думал не об одной славе.

- Знаете, операция уникальная, требует исключительного искусства…

Ферн понял.

- О, об этом не беспокойтесь… Какой гонорар считаете вы для себя достаточным?

- Сто тысяч…

Изящным жестом Ферн вынул из внутреннего кармана чековую книжку.

- Я бы хотел, господин Ферн, чтобы сведения об операции преждевременно не просочились… - сказал на прощание Челмэджер. - Вы понимаете, исход неизвестен.

- Незачем мне об этом говорить. - Ферн откланялся.

Так втайне был выработан этот замечательный план возвращения осиротевшей стране потерянного вождя. Но страна об этом не знала.

Единственным, кто что-то заподозрил, был президент Бурман. После того как при помощи своего маневра он довел до сведения общественного мнения скандальную историю генерала, президент считал своего соперника уничтоженным.

Но когда личная разведка президента донесла о визите Ферна Челмэджеру, президент взволновался. Очевидно, Докпуллер опять что-то затевает, а Челмэджер - чудотворец, как бы они не поставили генерала на ноги!

Скрепя сердце президент направился в лечебницу Челмэджера, предварительно сообщив ему о визите. В сущности, в этом не было ничего необычного и удивительного: естественно, что президент интересовался судьбой своего переутомившегося министра.

Беседа состоялась в той же комнате, на другой день после встречи с Ферном. Челмэджер сначала молчал о намеченной операции по тем же причинам, по каким он просил молчать о ней Ферна. Но потом у него появилась соблазнительная мысль: а что, если и с этого удастся получить гонорар за операцию? Для этого достаточно было промолчать о соглашении с Ферном и представить все дело так, как будто операция производится по желанию президента. Профессор изложил теорию «психополитической болезни» и вырезывания идеи-фикс. Бурман внимательно слушал.

- А не опасно? - спросил Бурман так же, как и Ферн.

Профессор повторил те доводы, которые убедили Ферна. На этот раз, уже не подыскивая и не смягчая выражений, он напрямик заявил, что единственная опасность в том, что пациент может остаться идиотом. Но не это испугало Бурмана.

- Но может и выздороветь? - спросил он.

Челмэджер понял, что именно это страшит президента. Но, видимо, Бурман не хотел показать этого и начал распространяться насчет того, что случай с Реминдолом поставил правительство в тяжелое положение, и если, выздоровев, он, вернется на свой пост, правительство всегда будет под страхом возможности рецидива.

- Рецидив маловероятен, - процедил сквозь зубы Челмэджер. Ему хотелось, чтобы Бурман высказался начистоту. Бурман тоже понял, что этого не избежать.

- Партия «раков», которую я имею честь представлять, - сказал он торжественно, - считает гибельным курс генерала Реминдола. И с этой точки зрения возвращение его к власти нежелательно. Вы могли бы помочь нам, господин профессор.

- Я не политик, я ученый, - дипломатично заметил Челмэджер. Помолчав, он не менее дипломатично заявил: - Кроме того, некоторые лица думают совершенно иначе, господин президент. Они сочувствуют операции со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Бурман понял, кто эти люди и что это за «вытекающие последствия».

- Если бы вы, профессор, отказались от операции, - сказал он веско, - мы могли бы с избытком компенсировать вам утрату гонорара. Вы не откажете в любезности сообщить его размер?

- Сто тысяч.

- В таком случае двести вас устроят? - любезно улыбнулся Бурман.

Челмэджер задумался. Сумма была соблазнительная. Самое хорошее, если бы можно было одновременно удовлетворить и Докпуллера и Бурмана, получив из обоих источников, но, кажется, это было никак невозможно. На всякий случай Челмэджер ответил:

- Обещаю подумать, господин президент. Я вас извещу.

Так неопределенно закончилась эта беседа.

Челмэджер долго ломал голову, над тем, как поймать обоих зайцев: Не найдя выхода, он со вздохом сожаления расстался с этой мыслью. Правда, то, о чем он условился с Ферном, меньше предложенного Бурманом (сам виноват: продешевил!), зато операция принесет ему мировую славу и обогатит науку. Ученый должен быть бескорыстен!

Господин Ферн был очень доволен своим соглашением с Челмэджером. Если все кончится благополучно, хозяин убедится, что он, Ферн, недаром занимает свое место. Возвратясь из столицы, Ферн торопился сообщить господину Докпуллеру об успехе, но случилось так, что господин Докпуллер почувствовал недомогание. Бывало это частенько, и в этих случаях господином Докпуллером овладевало мрачное настроение (что вполне извинительно при его возрасте): он никого не хотел видеть, допуская к себе только врача. Все остальные в это время были ему противны, да и просто опасны, как возможные носители инфекции. Вот почему Ферну удалось увидеть повелителя лишь на пятый день. Он сразу же рассказал ему о своем соглашении с Челмэджером. Докпуллер внимательно выслушал теорию «психополитической» болезни.

- Вырезать идею-фикс? - повторил он, и вдруг Ферн увидел, что господин Докпуллер тревожно зашевелился. Он даже сделал попытку приподняться, но снова беспомощно опустился в глубину своего необъятного кресла. Советник подскочил к нему. - Ферн, Ферн, я вас не узнаю! - огорченно воскликнул Докпуллер. - Да ведь он вырежет самое главное! - Ферн недоумевающе, но уже испуганно смотрел на хозяина. А тот, перехватив этот непонимающий взгляд, окончательно потерял спокойствие и визгливо, тоненьким голосом закричал: - Остановить! Остановить! Сейчас же остановить!

Потрясенный Ферн бросился вон. Он еще не мог полностью осмыслить того, что хотел сказать хозяин, но твердо знал: хозяин всегда прав, его повеления надо выполнять раньше, чем поймешь их сокровенный смысл.

Прежде всего, Ферн послал Челмэджеру телеграмму с требованием отменить операцию. Не полагаясь, однако, на это, он бросился на аэродром и через четверть часа уже был в пути. За полтора летных часа, отделяющих столицу Докпуллера от столицы страны, советник вполне понял ход мыслей своего повелителя и был по-настоящему пристыжен. Боже мой, это было так просто! В самом деле, он хотел вырезать самое главное: то, что делало генерала безумно испуганным, а потому и безумно храбрым. Только он один мог сделать то, о чем другие лишь болтали: пустить в ход атомную бомбу! А все эти в здравом уме - да разве они лучше его? Разве не безумие тянуть с тем, что потом станет невозможно?

Профессор Челмэджер, получив телеграмму, был озадачен. Он истолковал ее только так, как можно было ее понять: господин Докпуллер боится за жизнь и здоровье своего фаворита. Но профессор был уверен в успехе, требование же Докпуллера лишало его славы, с которой за эти дни он уже успел мысленно породниться. Оставалось одно: ускорить операцию, а потом сослаться на то, что телеграмма запоздала. Профессор отдал необходимые распоряжения своим ассистентам.

Как описать храм медицины, где стены сияют белоснежным блеском, где жрецы в таких же белоснежных халатах, в белых марлевых повязках, полускрывающих лицо, готовятся вскрыть вместилище самого сложного, тонкого и высокого в человеке и дерзновенно вмешаться в таинственные процессы его душевной жизни? Профессор Челмэджер, окруженный ассистентами, священнодействовал. На столе неподвижно лежал усыпленный Реминдол. Скальпель сверкал в руке хирурга.

В этот торжественный момент в операционную, вопреки всем правилам, посмел войти один из служителей и доложил, что профессора немедленно вызывают. Челмэджер яростно посмотрел на нарушителя.

- От господина Докпуллера, - осторожно сказал тот.

Секунду профессор колебался.

- Начинайте без меня! - бросил он ассистентам. - Я сейчас вернусь.

Разговор с Ферном (это, конечно, был он) кончился быстро.

- Вы получили телеграмму? - грозно спросил посланник Докпуллера.

- Уверяю, ему не грозит опасность, - умоляюще сказал Челмэджер.

Ферн не стал слушать.

- Господин Докпуллер не желает, чтобы он выздоровел.

Профессор не понял.

- Во всяком случае, гонорар остается у вас.

Это профессор понял. Ферн тревожно взглянул на закрытую дверь операционной.

- Послушайте, там уже режут?

Челмэджер кивнул. Ферн понял, что терять времени нельзя, и рванулся к двери.

- Халат господину Ферну! - едва успел приказать Челмэджер.

Служитель набросил на плечи гостя халат. Челмэджер и Ферн вошли в операционную.

Ассистенты вскрыли черепную коробку и ждали профессора. Он подошел, с сожалением посмотрел внутрь и, отойдя в сторону, сказал:

- Нельзя! Вы же видите… - Тут профессор добавил латинский термин.

Черепную коробку зашили. Генерала отвезли в палату.

Когда Ферн уехал и все разошлись, профессор вернулся в свой кабинет. Несколько мгновений он сидел неподвижно, затем взял телефонную трубку и набрал номер.

- Господин секретарь? - спросил он. - Профессор Челмэджер хочет немедленно говорить с президентом Бурманом. Доложите, президент знает. Отлично, минуту я подожду. - Челмэджер подождал. - Господин президент? Говорит Челмэджер. Господин президент, тщательно обдумав, я решил принять ваше предложение. Отлично. Благодарю вас!

Челмэджер повесил трубку. Что ж, от славы пришлось отказаться… Зато…

Так неожиданно для самого себя профессор решил задачу о двух зайцах. Жалко, что о блестящей операции профессора Челмэджера не появилось ни одной строчки ни в медицинской, ни в общей печати.

Загрузка...