ДЕНЬ УЖЕ КЛОНИЛСЯ К ВЕЧЕРУ, но жара и не думала отступать. Харпер лежала на полу в своей душной комнате и обмахивалась красивым веером с рисунком цветущей вишни. Мигрень прошла, но девочка всё ещё чувствовала себя слишком слабой, чтобы разбирать вещи, так что вокруг неё теснились десятки картонных коробок. С момента переезда она успела распаковать лишь свою одежду и несколько особо дорогих её сердцу мелочей. Плюшевый Тоторо занял почётное место на комоде рядом с фигурками персонажей из «Унесённых призраками». А перед ними на самом видном месте Харпер поставила чёрную лакированную шкатулку с перламутровой бабочкой на крышке, которую её бабушка привезла с собой из Кореи.
Чтобы хоть как-то облегчить свои страдания, девочка собрала густые тёмно-каштановые волосы в пучок. Но это не помогло, и горячие струйки пота продолжали стекать по её шее.
– Ненавижу это место, – проворчала она и замахала веером вдвое усерднее.
Теперь их старая квартира с исправным кондиционером казалась Харпер настоящей роскошью, как, впрочем, и сам Нью-Йорк. Конечно же, летом там тоже не обходилось без жары, но от неё всегда можно было укрыться в прохладном супермаркете или кафе. А в Вашингтоне дела обстояли совершенно иначе. Ближайший магазин находился километрах в четырёх от дома Рейнов, и девочка не решилась бы идти туда пешком под палящими лучами солнца. Она дошла до такого отчаяния, что даже подумывала попросить свою старшую сестру свозить её в торговый центр – та не так давно получила права и могла пользоваться машиной родителей. Но Келли едва ли предпочла бы такой досуг общению с друзьями в интернете. Оставалось лишь надеяться, что рано или поздно родители решат оторваться от своих дел и съездить за продуктами. Харпер закрыла глаза и погрузилась в охлаждающие мечты, представляя, как засовывает голову в морозилку, обнимает огромную ледяную скульптуру и облизывает яркий и сочный фруктовый лёд…
Очевидно, визуализация сработала: откуда-то снизу послышался голос Юны:
– Кто-нибудь хочет съездить со мной за мороженым?
Глаза девочки широко распахнулись. «Ух ты, да я настоящая волшебница», – усмехнулась она про себя.
– Харпер! Харпер! Скорее выходи! Мы едем за мороженым! – радостно визжал Майкл, прыгая вниз по ступеням.
Девочка отложила веер и поспешила вслед за братом. Проходя мимо комнаты Келли, она на миг остановилась. Из-за приоткрытой двери доносилось ритмичное жужжание вентилятора и веяло приятной прохладой.
– Эй! – возмущённо воскликнула Харпер. – Почему это у тебя есть вентилятор, а у меня нет? – Она уже собралась войти в спальню старшей сестры, но та успела выскользнуть в коридор и захлопнуть дверь прямо у неё перед носом и преградила собой проход.
– У меня есть вентилятор, потому что я готовлюсь к экзаменам, тупица, – огрызнулась Келли. – И не смей заходить в мою комнату. – Затем её тон сменился на более ласковый, и она крикнула: – Мам, можешь купить мне «Мокко Фраппучино»? – Получив утвердительный ответ, девушка вернулась в свою спальню и захлопнула дверь.
А её младшая сестра с протяжным вздохом поплелась вниз по лестнице.
– Ма, но ведь это несправедливо! В вашей спальне висит потолочный вентилятор. В комнате Майкла холодно и так. Выходит, я единственная из всей семьи должна страдать от жары? – хныкала она. – Я тоже хочу свой собственный вентилятор, как у Келли!
– Бедная Харпер, – сочувствующе произнёс её брат. – Можешь спать вместе со мной, если хочешь.
– Ни за что, – рассмеялась та, взъерошив ему волосы. – Ты всё время брыкаешься во сне. К утру я превращусь в один большой синяк. – Девочка решила не уточнять, что странная прохлада в спальне Майкла пугает её до чёртиков.
Миссис Рейн ничего не ответила на нытьё младшей дочери. Она стояла в прихожей и прихорашивалась перед большим зеркалом в изысканной золочёной раме. Рядом со своей миниатюрной грациозной матерью Харпер всегда чувствовала себя цирковым слоном. И тот факт, что Келли выросла настоящим клоном Юны, лишь усугублял ситуацию. В свои двенадцать лет Харпер уже успела перерасти мать и старшую сестру на целых десять сантиметров. Мельком взглянув на своё отражение, она в очередной раз убедилась, что не унаследовала их красоты. Ей не достались ни изящность черт, ни миниатюрность. Её лицо вместо идеального овала напоминало круглую тарелку, вместо шелковистой глади тёмных волос во все стороны торчали кудряшки, а щёки покрывала россыпь ненавистных веснушек. От Юны девочке достались лишь узкие миндалевидные глаза, но они смотрелись совершенно иначе без материнских длинных и густых ресниц. Когда она улыбалась, её порой называли милой, в то время как миссис Рейн и её старшую дочь все считали настоящими красотками. Но Харпер старалась из-за этого не переживать.
А вот что по-настоящему её волновало, так это странный холодок на затылке и неприятное ощущение, будто кто-то смотрит на неё в упор. Вздрогнув, девочка обернулась, но не заметила ничего необычного. Она попятилась к зеркалу и положила руку на его богато украшенную раму. Старинная семейная ценность странным образом помогла Харпер успокоиться. В этом пугающем доме зеркало дарило ощущение чего-то знакомого и родного. Когда-то оно точно так же висело в прихожей их нью-йоркской квартиры. Это был маленький кусочек стабильности в большом изменчивом мире.
Убедившись, что её внешний вид идеален, Юна вышла из дома в сопровождении сына и младшей дочери. Они уже садились в серебристый минивэн, припаркованный на подъездной дорожке, когда Харпер снова принялась канючить:
– Мам, ты вообще слушаешь, что я говорю? Мне тоже нужен вентилятор!
– Милая, мне очень жаль, но ещё один электроприбор наш дом просто не выдержит. Если мы поставим у тебя вентилятор, нам выбьет пробки, – спокойно ответила миссис Рейн. – Потерпи всего денёк, ладно? Электрик и ремонтники кондиционеров придут уже завтра. А когда всё заработает, тебе не понадобится личный вентилятор. – Она проигнорировала недовольный взгляд девочки и усадила Майкла в детское кресло. – Если сегодня ночью будет совсем уж душно, можешь поспать на диване внизу. Думаю, в гостиной будет немного прохладней.
– Ну прекрасно! Ещё одна ужасная потная ночь, – возмущалась Харпер, помогая брату пристегнуться. – Ненавижу этот дом.
Мальчик сочувствующе похлопал её по руке.
– Здесь не так уж и плохо, – сказал он. – И места полно!
Этот старинный особняк действительно казался необъятным по сравнению с трёхкомнатной квартирой Рейнов на Манхэттене, и сёстрам больше не приходилось делить одну спальню на двоих. Но всё же Вашингтон сильно проигрывал в сравнении с Нью-Йорком, начиная с неудобного метрополитена и заканчивая слишком уж дружелюбными людьми, которые здороваются со всеми подряд, да ещё и ждут после этого, что вы вступите с ними в учтивую беседу. Ну разве это не странно?
Нет, Харпер определённо не нравился Вашингтон. Единственным плюсом этого города было соседство с бабушкой по материнской линии, которую она не видела ни разу с семи лет. Они созванивались в дни рождения, на Рождество и на Новый год, а ещё время от времени обменивались письмами, но для девочки этого было недостаточно. К тому же бабушка Ли не очень любила болтать по телефону, и все их разговоры сводились к краткому обмену поздравлениями. Зато она всегда присылала чудесные открытки и приятные маленькие подарочки.
– А когда мы уже увидимся с бабушкой? – поинтересовалась девочка, как только их машина наконец отъехала от дома.
Она прекрасно видела через зеркало заднего вида, как мать недовольно поджала губы, прежде чем ответить:
– Не знаю. Сейчас у нас полно других дел.
– Вы про бабулю? Я так хочу увидеть бабулю! – взволнованно воскликнул Майкл. – Я ни разу её не видел. Только по телефону говорил…
– Увидишь. Но не сейчас, – отрезала Юна.
Харпер недоверчиво нахмурилась. Вчера вечером она случайно подслушала, как её папа убеждал свою жену помириться с бабушкой Ли, раз уж теперь они живут в одном городе.
– Ну ты хотя бы сообщила ей, что мы уже здесь? – настойчиво поинтересовалась девочка.
– Ты угомонишься или нет? – огрызнулась миссис Рейн. – Тема закрыта.
В машине повисла напряжённая тишина. Харпер повернулась к брату, который надул губки и, казалось, с минуты на минуту готов был расплакаться.
– Ма… Бабуля что, не хочет меня видеть? – дрожащим голосом спросил малыш.
Юна провела рукой по гладким тёмным волосам, изо всех сил стараясь взять себя в руки.
– Ну конечно же, хочет, родной, – ласково возразила она. – Бабушка Ли очень тебя любит. Просто у нас с ней не самые простые отношения. Понимаешь, мы ни в чём не можем друг с другом согласиться…
Майкл уже открыл было рот, чтобы засыпать маму вопросами, но Харпер вовремя поймала его взгляд и отрицательно покачала головой. Этот разговор явно расстраивал маму, и девочка не хотела, чтобы её брату досталось за его любопытство. Мальчик понимающе кивнул и молча отвернулся к окну.
А сама Харпер задумалась, гадая, что же послужило причиной ссоры между мамой и бабушкой. Она прекрасно помнила то время, когда они виделись по крайней мере раз в месяц. Забавная и добрая бабушка Ли приезжала к ним в гости, ходила на корейский рынок за всевозможными угощениями и готовила вкуснейшие блюда национальной кухни. Что же должно было случиться, чтобы она не приехала больше ни разу за целых пять лет? Девочка вздохнула, вспоминая улыбчивую пожилую женщину с лучиками морщинок в уголках глаз. С их последней встречи прошла целая вечность, но она до сих пор помнила, что от бабули всегда сладко пахло апельсинами.
Сперва родители врали, что бабушка Ли перестала приезжать, потому что ей сложно так часто путешествовать. Но когда та пропустила второе Рождество подряд, Харпер догадалась, что на это есть куда более серьёзная причина. Она поделилась своими мыслями с Келли. «Это всё из-за тебя, – ответила та. – Вечно ты всё портишь».
Слова сестры настолько задели девочку, что она больше никогда не осмеливалась поднимать эту тему. Ни с кем, даже с бабушкой. Во всяком случае, до сегодняшнего дня.
Когда их минивэн въехал на стоянку местного супермаркета, Харпер разочарованно вздохнула.
– Ну что ещё? – с раздражением спросила миссис Рейн.
– Ничего, – тихо ответила девочка. Она надеялась, что мама привезёт их в какой-нибудь торговый центр, где можно побродить по прохладным галереям и поглазеть на людей. Именно так Харпер коротала своё время в Нью-Йорке. Ей нравилось следить за незнакомцами, гадая, чем они занимаются и как живут.
В любом случае даже небольшой супермаркет оказался приятным разнообразием после душного старого дома. Девочка медленно прохаживалась между рядами, размышляя о чём-то своём, когда в неё чуть было не врезалась пожилая леди с огромной лошадиной челюстью. Под её тонкой полупрозрачной кожей виднелись сосуды, а медные волосы прекрасно гармонировали с жёлтыми зубами. Они молча уставились друг на друга.
– На что пялишься? – проворчала старушка. – Какая ты невоспитанная!
От растерянности Харпер не нашлась что ответить.
– Что такое? Не говоришь по-английски?
– Ну конечно же, говорю, – выпалила девочка.
– И откуда ты?
– Из Нью-Йорка…
– Нет, нет, я не об этом. Откуда родом твои родители? – не унималась пожилая дама.
Рейны всегда учили своих детей уважать старших, но сейчас это с трудом давалось их дочери. Она точно знала, что старушка пытается выведать, откуда приехала её семья. Ей уже не раз приходилось слышать подобные вопросы, и они очень расстраивали Харпер, заставляя её чувствовать себя чужой в своей родной стране.
– Раз уж вам так хочется знать, мой отец родился в Нью-Йорке, в Куинсе, а моя мать – в Мэриленде, – парировала она.
– Значит, тебя удочерили?
– Нет. Я родилась в США, точно так же, как и мои родители. Мы все американцы.
– С таким-то лицом? Это вряд ли, – проскрипела старуха.
Харпер почувствовала себя так, словно ей дали пощёчину. Её переполняла ярость. Но прежде, чем девочка успела накричать на незнакомку и обозвать её расисткой, рядом появилась Юна за руку с Майклом.
– Случилось что-то неприятное? – спокойно спросила она, положив руку на плечо дочери.
– А… Теперь мне всё ясно. Вы китайцы! – заключила пожилая дама. – Вам, китайцам, следовало бы учить своих детей хорошим манерам. Здесь, в нашей стране, не принято пялиться на незнакомых людей. Это невежливо.
– Я не китаянка, – мягко ответила миссис Рейн. – Вообще-то я кореянка, и мне очень жаль, если моя дочь чем-то вас обидела. Она прекрасно воспитана и никогда не будет вести себя грубо. – Юна бросила на старушку пронзительный взгляд. – Во всяком случае, если её не спровоцировать.
– На что это вы намекаете?
– Хорошего дня. – Женщина не стала вступать в дальнейшие перепалки с этой неприятной особой и поспешила увести детей в другой ряд. Там она повернулась к дочери и ласково произнесла: – Милая, ты в порядке?
– Обычно пожилые люди такие дружелюбные… – грустно ответила Харпер. – Я ещё никогда не встречала расистов такого возраста.
Лицо мамы стало печальным.
– Увы, расизм не зависит от возраста, пола и даже от цвета кожи, – понимающе сказала она. – Не позволяй этим ужасным людям причинять тебе боль. Так ты даёшь им власть над собой. А они этого не заслуживают.
– Она сказала, что я не могу быть американкой с таким-то лицом…
– Она просто завидует твоей юности и красоте. – Миссис Рейн легонько ущипнула дочь за щёку и чмокнула её в нос.
– Да, Харпер, ты ведь очень красивая! – со знанием дела подтвердил её брат. – Не то что эта противная старуха.
– Майкл! – с упрёком воскликнула Юна. – Так говорить нельзя. Ты ведь знаешь, что это нехорошо.
– Но ведь та старуха первая вела себя нехорошо. Она обидела Харпер! – упрямо возразил малыш, скрестив руки на груди. – А ещё у неё жёлтые зубы и воняет изо рта.
– Майкл! – повторила женщина ещё более строго. Но её дочь заметила, как та прикусила уголки губ, чтобы не рассмеяться.
Девочка и сама с трудом сдерживала улыбку, слушая серьёзные рассуждения своего младшего брата. Её гнев и печаль тут же отступили. А ещё через пару минут она и вовсе забыла о вредной старушке. Затарившись продуктами, Рейны отправились домой.
Стоило им войти в особняк, как Майкл вытащил из пакета мороженое и тут же помчался в свою комнату. Харпер развернула яркую упаковку фруктового льда и, наслаждаясь его охлаждающей сладостью, последовала за мальчиком. Из приоткрытой двери его спальни доносились обрывки разговора, похоже, ребёнок болтал с воображаемым другом. Его сестра, затаив дыхание, прислушалась.
– Прости, что не принёс тебе мороженое. Но мы можем съесть моё пополам, договорились?
Послышался тихий глухой звук, который сменился испуганным писком Майкла:
– Ну зачем ты так?
Девочка встревоженно вбежала в комнату. Её брат, едва сдерживая слёзы, собирал с пола кусочки фруктового льда. По новому ковру растекалось синеватое пятно растаявшего виноградного сока.
– Что случилось? – спросила Харпер. Схватив с комода коробку салфеток, она бросилась помогать малышу с уборкой.
– Билли очень разозлился… Ему не понравилось, что я принёс мороженое только себе, – шмыгая носом, объяснил Майкл. – Поэтому он бросил мой фруктовый лёд на пол. Сказал, раз так, мы оба ничего не получим.
Харпер незаметно ухмыльнулась. Мальчик выбрал прекрасное объяснение собственной неуклюжести. Но всё же он казался таким расстроенным, что девочка решила ему подыграть:
– По-моему, твой новый друг поступил просто ужасно! – возмутилась она. – Знаешь что, давай спустимся вниз и съедим ещё по одному мороженому прямо на веранде?
Майкл печально покачал головой:
– Что-то мне не хочется. Я должен остаться здесь и поиграть с Билли.
Что-то в его словах показалось Харпер смутно знакомым. По её спине и рукам снова пробежали мурашки. Наклонившись, она сгребла малыша в охапку и вынесла в душный коридор.
– Ну уж нет! – хихикая, кричала девочка. – Я хочу ещё одно мороженое, но не есть же мне его в гордом одиночестве! Ты будешь моим прикрытием!
Майкл звонко рассмеялся, вывернулся из рук сестры и, перепрыгивая через ступени, помчался вниз по лестнице.
– Кто последний, тот дурак! – кричал он. – Не догонишь! Не догонишь!
Девочка с улыбкой бросилась за ним, как вдруг дверь в комнату Майкла с оглушительным грохотом захлопнулась.
– Наверное, это всё сквозняк, – шёпотом успокоила себя Харпер. – Дурацкий старый дом.
И она спустилась в холл, стараясь не оглядываться назад на пугающий тёмный коридор.
Я ненавижу:
1. То, как жарко и душно летом в Вашингтоне
2. Магазины, которые слишком далеко, чтобы идти туда пешком
3. Этот старый жуткий дом, где к тому же время от времени воняет
4. Свои ночные кошмары
С тех пор как я сюда переехала, меня преследуют страшные сны. Они такие яркие и реалистичные, что мне кажется, будто всё это происходит со мной наяву. Но ведь это не так?..
Иногда мои кошмары даже не похожи на сны. Я будто бы просто сижу в своей комнате, а потом меня окутывает мрак. Это похоже на фильм ужасов. Там бывают такие глупые сцены, когда звучит тревожная музыка, и герой идёт прямо навстречу опасности. Совершенно ясно, что скоро он умрёт. Но он не убегает, как сделал бы любой разумный человек. Он просто продолжает идти. А потом, когда пути назад уже нет, на его лице вдруг появляется гримаса ужаса. Наверное, именно в этот момент он понимает, как глупо поступил. Ненавижу такие фильмы.
Факт: в жизни люди убегают, когда чувствуют опасность. Но в своих кошмарах я иду прямо навстречу чему-то ужасному. И как бы я ни старалась, я не могу заставить себя остановиться. Но и дойти до конца я тоже не могу. Я просто теряюсь в вязкой пугающей темноте и… Просыпаюсь. Иногда мне кажется, что, если я смогу подольше продержаться во сне, мне наконец-то удастся вспомнить, что же случилось со мной в Брайерли. И тогда мне больше не придётся вести этот дурацкий дневник. Ты уж не обижайся на меня за это, дневничок.
Копаться в своих воспоминаниях – всё равно что плавать в желе. Это тяжело и совершенно бессмысленно. Я уже и сама не знаю, что произошло на самом деле, а что – просто плод моего воображения. Остаётся лишь опираться на факты.
Факт: в моей школе случился пожар.
Факт: меня отправили в Брайерли, нью-йоркский институт психического здоровья детей.
Факт: там со мной произошло что-то ужасное, в результате чего меня отправили в госпиталь с переломами обеих рук, нескольких рёбер и ключицы.
Предположение – я поранилась сама.
Я помню, как ко мне в палату приходила полиция. Мне задавали кучу вопросов, на которые у меня не было ответа. Один из копов рассказал мне по секрету, что администрация Брайерли утверждает, будто они тут ни при чём и я сама причинила себе весь этот вред, но он в это не верит. Врачи из неотложки пришли к выводу, что мои травмы «… могли быть получены только в результате падения с большой высоты или сильного удара иного происхождения». Что бы это всё ни значило… И вот что ещё кажется мне странным. В ту самую ночь все камеры наблюдения на территории института разом вышли из строя. Полиции не удалось найти ни одного видео без помех. Выходит, то, что тогда случилось, так и останется тайной. Во всяком случае, пока мой мозг не разблокирует воспоминания.
Врачи называют это диссоциативной амнезией. Я пережила какое-то событие, которое настолько сильно травмировало меня как с физической, так и с душевной стороны, что мой мозг не смог всё это проработать и решил просто обо всём забыть.
Родители подали на Брайерли в суд. Но администрация не захотела шумихи и выплатила нам огромную кучу денег в качестве компенсации ущерба. Мама с папой сделали для меня какую-то штуку под названием «траст» и положили туда всю сумму. Они говорят, этого мне должно хватить на всю оставшуюся жизнь.
Но, если честно, я бы предпочла, чтобы ко мне просто вернулась память.