Побудка вышла неприятной. Птицын проснулся от дикого треска, подскочил… вернее, попытался подскочить. В первый момент показалось, что его кто-то запихал в мешок сильно бьёт по груди и животу. Он задёргался ещё сильнее, запаниковал, и, наконец, выбрался из-под пуховика, которым во сне накрылся с головой. А по груди и животу его не били, это Алиса, тоже в панике, пытался вырваться из-под кофты, и драла когтями где дотянулась.
Валерка скинул, наконец, мешавшийся пуховик, подскочил, заозирался. Вроде всё было тихо, однако хруст не прекращался. Вглядевшись в темноту, парень увидел сначала неясное шевеление, а потом понял — деревья валятся. Одно за другим. И тот, кто их так ломает, идёт к их полянке. Алиса, всё ещё в лисьем облике, рванула прочь, подальше от страшного, и Птицын, конечно, тоже. Вот только лёгкая лисица улепётывала быстро, а Валерка почти сразу завяз в сугробе и скорость убегания снизилась до смешных значений. Неизвестная опасность, тем временем, приближалась.
«Блин, хоть лыжи бы!» — пронеслась в голове дурацкая мысль — самое время мечтать о несбыточном. Птицын попытался перейти на ту сторону, но дверь и не думала появляться, а в том месте головы, или разума, где она раньше маячила теперь была сосущая пустота. Попытки перейти сопровождались резкой болью в голове — как будто кто-то гвоздь в череп забивает. Нет, какие-то намёки на то, что всё вернётся, были, но нужно было здесь и сейчас, а не когда-нибудь. Треск усиливался. Оглянувшись, Валерка заметил какую-то тёмную, неоформленную тушу, высотой как раз с дерево. И она приближалась.
Кажется, его заметили. Туша издала замогильный, мучительный стон и чуть изменила направление, чтобы уже точно не промахнуться. Из темноты вдруг появилась Алиса — шерсть дыбом, хвост распушился так, что кажется больше самой лисы. Что-то возмущённо прорычав, девушка отбежала в сторону, вернулась, гавкнула требовательно. Птицын послушно повернул в указанном направлении. Там, всего метрах в пятидесяти, темнел силуэт заброшенной избы. В чём смысл туда стремиться, парень не понимал — если уж неведомое чудище как спички ломает деревья, то ветхая избёнка его вовсе не остановит. Впрочем, бежать… или, точнее, ползти, было совершенно без разницы, куда, так что доверился лисице.
Бежать по сугробам — то ещё удовольствие. Как в кошмарном сне — тратишь уйму сил, и при этом каждый шаг даётся с невероятным трудом. Когда он всё же добрался до избушки, ревущая, стонущая и плачущая туша была уже шагах в десяти. Ввалился в пустой дверной проём, откашливаясь и пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха, добежал до двери в жилую часть дома, рванул на себя, забежал в тёмную пустую комнату.
— Леший! Шатун! — раздалось из-за спины. Валерка хотел оглянуться, но Алиса прикрикнула: — Не оглядывайся! Я, вообще-то, голая!
Точно. Он же как подскочил со сна, так и побежал, и об Алисиных шмотках даже не вспомнил! Чертыхнувшись на свою забывчивость, Птицын скинул пуховик, бросил назад.
— Щас он и дом развалит.
— Не сможет, — ответила девушка. — Всё, можешь оборачиваться. Это же леший. Они в человечье жильё не заходят, даже брошенное. Даже такие.
— Поверю на слово, — с облегчением выдохнул Валерка. — А то я уже с жизнью попрощался. Ты не знаешь, чего он на нас взъелся?
— Я же говорю — шатун, — повторила как для маленького Алиса. — Лешие зимой спят, как многие звери. Просыпаются редко.
Девчонка выглядела донельзя забавно. Куталась в огромный для неё пуховик, из-под которого торчали только голые коленки и кончик хвоста снизу, да глаза и нос сверху, из-под капюшона.
— А этот тогда чего проснулся?
— Мне откуда знать? — огрызнулась Алиса. — Что-то побеспокоило. Лешие так просто не просыпаются. Что-то не так с этим лесом, видно.
— Угу. А на нас он чего взъелся? Не мы же лес испортили!
— Ох, Валера, ну нельзя же быть таким тёмным, — покачала Алиса, зябко поджимая замёрзшие пальцы ног. — Зима! Всё спит — деревья спят, животные многие, насекомые всякие. Леший — это ведь не человек. Леший — это лес и есть. Чем ему сейчас думать и понимать, что это не мы виноваты? Его что-то беспокоит, и он пытается уничтожить это что-то. А то, что это не мы виноваты — это он не понимает. Он сейчас вообще ничего не понимает.
Птицын снял сапоги, поставил перед Алисой. Хорошо, тёплые носки надел… когда уж это было? Два дня назад, или три? В общем, думал самому остаться в сапогах, а носки отдать лисице, но постеснялся. Очень уж они непрезентабельно выглядели. И пахли. А в сапогах его Алиса, как выяснилось, могла только стоять. Ну или шаркать по полу, не отрывая ног от земли.
— Давай лучше носки, — тяжко вздохнула девушка.
— Ну извините! Я ж не виноват, что мы который день по-походному живём! — Треск ломаемых деревьев вокруг дома так и не прекращался. — Долго он ещё будет буянить?
Алиса только плечами пожала.
— Ладно. Тогда просто ждём, пока я не смогу перейти, и уходим прямо отсюда.
Валерка достал смартфон, глянул время. Всего лишь полпервого — до утра ещё как до луны. Включил фонарик — нужно же осмотреться, куда их занесло. Комната была пуста — только две лавки вдоль стены, да пыль на полу. В свете фонаря пустое помещение выглядело потерянным и жалким, как брошенный плюшевый медведь на помойке. Птицын уселся на лавку, Алиса подумала, и плюхнулась к нему на колени:
— А то попу застужу, — смущённо оправдалась девушка. — Дура, надо было сначала обернуться и вещи забрать, а я порскнула, обо всём забыв!
Птицын только вздохнул — он считал, что про вещи должен был вспомнить он сам.
Парню было немного не по себе. Теперь, когда адреналин после побега от лешего схлынул, стали заметны всякие мелочи. Колыхающиеся в свете фонаря тенёта в углу комнаты, над печкой, натужный печальный скрип где-то под полом — как будто ходит кто-то. Странное дело — треск вокруг стоит, несчастный леший оглашает окрестности стонами и рыком, а вот эти тихие вздохи пустого дома всё равно слышны. Валерка подумал и выключил фонарик — подумал, что в темноте будет не так страшно. Хотя бы тени по потолку ползать перестанут. Приобнял покрепче пригревшуюся Алису. Девушка не возражала — ей тоже было неуютно.
Так и сидели в темноте неизвестно сколько времени. Алиса почему-то не оборачивалась в лисицу — обнимать девчонку было приятно и тепло. Птицын почувствовал, что начал задрёмывать. Грохот, раздавшийся в комнате, заставил подскочить обоих. Включил трясущимися руками смартфон, огляделся. Лавка, что возле противоположной стены, лежала на боку.
— Чего это она? — осторожно спросил парень.
— Не знаю, — Алиса изо всех сил принюхивалась. — Здесь никого, кроме нас нет.
Заставить себя подойти к злосчастной лавке оказалось на удивление страшно. Валерка сначала попинал её легонько, потом, не дождавшись реакции, поставил на место. Для этого пришлось поднатужиться — лавка прочная, дубовая, и длинная к тому же. Весит никак не меньше килограммов восьмидесяти. Сама такая упасть точно не могла.
Леший вроде бы притих, и стало не совсем понятно, где страшнее. Хотел выглянуть на улицу, даже шагнул к выходу, но тут дверь резко, с грохотом захлопнулась. А потом кто-то мерзко хихикнул.
— Кто тут такой весёлый?! — рявкнул Валерка. Нет, вообще-то он не в вакууме жил — кино смотрел, в том числе и ужастики. Знал, что смех в темноте — явный признак приближающихся неприятностей. Однако страшно почему-то не было. Наоборот, расслабился. Слишком пошлой и банальной показалась ситуация. Ну, в самом деле. Ночь, заброшенный ветхий дом, в котором двое путников вынуждены прятаться. И тут путники понимают, что они в доме не одни. Ууууу…
Птицын пнул дверь, вышел в сени, осторожно выглянул за дверь. На улице было тихо — никто больше деревья не ломал, не бродил вокруг с жуткими невнятными причитаниями. Сзади, прижавшись к спине, стояла Алиса. И, кажется, немного подрагивала от возбуждения. Валерка осторожно шагнул за порог… и едва успел отскочить назад, сбивая спиной не успевшую среагировать Алису. На порог прямо за дверью опустилось здоровенное корневище — так показалось сначала. Однако через секунду Птицын сообразил — не корневище. Просто огромная рука, похожая на дерево. Пошарив немного, рука разочарованно поднялась вверх.
— Вот сука! — выругался Валерка, пытаясь успокоить дыхание. — Эта сволочь прямо на крыше! Как он туда залез так тихо?
— Это же леший, — ответила Алиса, потянув парня за руку, чтобы помочь подняться. — Если нужно, они умеют быть очень тихими.
— Чего он здоровый-то какой? Я думал леший — это старичок такой маленький.
— Если захочет, он таким и будет, — вздохнула девушка, — А когда захочет, будет вот таким.
Снова хлопнула дверь из сеней в комнату, и одновременно с грохотом рухнула лавка.
— Блин, да и хрен с ним. В сенях посидим, — вздохнул Птицын. — Ты ж говорила, леший не может в доме действовать.
— А это и не леший, — зашептала девушка. — Валера, это, наверное, призрак!
— И что, это так опасно? — нахмурился парень. Они так и стояли возле самого выхода из дома, глядя в темноту ночи. Леший терпеливо ждал снаружи. Алиса зябко куталась в пуховик и всеми силами вжималась в спутника. Ещё и дрожала от ужаса, так что Птицын тоже стал невольно ежиться.
— Если их боишься — очень. Может замучить до смерти страхом, — прошептала девушка. — А я их очень боюсь. Ещё с детства, когда за мной первый ребёнок моего папаши гонялся. Он ещё до моего рождения умер, и им никому не показывался, а меня вот стал изводить.
— Хм, — приободрился Валерка. — Тогда не переживай. Я как раз призраков не боюсь совершенно. И тебя, если что, защищу.
В комнате ещё раз что-то сильно грохнуло, Алиса вздрогнула. Валерка покрепче её обнял и прижал к себе.
— Не переживай. Я чувствую, что силы уже возвращаются потихоньку. — Действительно, пустота в душе, поселившаяся там после перехода, как будто стала не такой концентрированной. — Скоро уйдём отсюда. И вообще, нечего обращать внимания на эту нечисть глупую. Пошли назад, а то ты так замёрзнешь. Нечего тут смотреть.
Птицын решительно дёрнул дверь, шагнул вперёд. Под ногами что-то хрустнуло. Оказывается, «барабашка» рассыпал уголь, остававшийся в печи по всему полу. Парень повернулся назад, подхватил Алису на руки и прошёл к поваленной лавке. Не то чтобы он боялся за сохранность носков, которые отдал Алисе. Просто кроме угля там могли быть и гвозди и ещё что-нибудь. Ему-то в сапогах с плотной подошвой можно не опасаться, а вот девчонка могла и проколоть ногу.
— Я, между прочим, и сама могла дойти, — смущённо объявила девушка.
— Да сиди уж, ты не тяжелая, — проворчал Валерка. — Ты ж меня сегодня таскала.
Лавку пришлось поднимать, заодно парень передвинул её поближе к стене, так что сидеть стало совсем удобно — теперь можно было опереться спиной.
Будто испугавшись возвращения гостей призрак на время притих. Или, скорее, озадачился тем, что его не боятся. Однако надолго терпения потустороннему существу не хватило. Валерка опять начал проваливаться в сон, когда лавка, на которой они сидели, резко сдвинулась в сторону. Парень рухнул на пол, увлекая за собой пригревшуюся Алису.
— Так, сволочь. Знаешь, что? Мне совершенно плевать на твои потуги меня напугать! — взбесился Валерка. — Но ты меня бесишь. И знаешь, что? Если ты не прекратишь мешать нам спать, я утром, перед уходом, спалю к чертям всю эту халупу. Вместе с тобой!
Если честно, реакции на свои слова Валерка не ждал. Он почему-то был уверен, что призраки людей не слышат и не понимают. Говорил больше чтобы подбодрить Алису — не хотел, чтобы подруга боялась зря. Так-то он уже понял, что ничем навредить призрак не может, только и опасности, что пугает. Тем неожиданнее было услышать ответ.
— Твааарииии! — завыло в печной трубе. — Бросили! Покинули одного, на верную гибель, а теперь ещё и совсем убить хотят! Ненавижууу!
— Вот это нихрена себе! — Птицын от удивления плюхнулся обратно на пол, с которого только начал вставать.
— Эй! — проявилась Алиса. — Так ты что, не призрак? Погоди, ты домовой, что ли?!
— Суседушко я! Был суседушко, да весь вышел!
— Тьфу ты! — яломиште явно расслабилась. Даже в темноте было видно, как лицо, до того закаменевшее от напряжения, расплывается в облегчённой улыбке. — Валера, прости. Это же надо было домового испугаться! Но кто бы мог подумать, что найдутся идиоты, которые бросят домового при переезде! Он ведь нечисть очень полезная, да ещё и редкая по нынешним временам! Уходили отсюда, я знаю, не в спешке, вон, только лавки и остались. Всё вынесли. Как могли домового забыть?!
— Померли все. Хозяин помер, а за ним и хозяйка. В лес ходили, там их и убило страшное. Детишек мелких дядья да тётки позабирали. А меня оставили, тварииии!
— Ну и нечего ныть, — фыркнула совсем уже успокоившаяся Алиса. — Мы тебя с собой возьмём. У нас дом пустой стоит, как раз домового не хватает!
— Эй-эй, погоди, — забеспокоился Валерка, — а если там уже есть? Я так-то не против, но вдруг у них там конфликт какой-то случится?
— У колдуна-то? — девушка даже подскочила от удивления. — Да ты что! Да ни один уважающий себя домовой никогда не поселится в доме колдуна. Да они и просто у одиноких хозяев редко заводятся, а уж колдун… Нет, этот Пётр точно без домового жил, это можешь даже не сомневаться. Понимаешь, домовые не любят когда много крови. У них ведь как: дом — это семья прежде всего. А какая у колдуна семья?
— Угу, — покивал Валерка. — А тогда как же мы в дом колдуна этого бедолагу приведём? Ему-то тоже не понравится.
— Ничего, перебьётся, — отмахнулась девушка. — Жизнь в доме колдуна уж всяко лучше медленного умирания! Да к тому же мы-то с тобой не колдуны. Так что притерпится. И нам, если что, поможет. Так ведь? — громко спросила Алиса, повернувшись в сторону печки.
— Чо, правда возьмёте? — недоверчиво уточнили оттуда.
— Возьмём, — подтвердил Птицын. — Если ты согласен жить в бывшем доме колдуна.
— Согласен. Хоть у колдуна, хоть на мануфактуре, хоть где ещё. — И захныкал жалостливо: Только заберите меня отсюдаааа!
— Заберём, — кивнул Валерка. — Только отдохнём ещё немного. Так что не мешай — дай немного поспать, а? Я уже и не помню, когда в последний раз нормально высыпался. Хоть пару часов ухватить. А хотя нет, подожди. Раз ты такой разговорчивый, может расскажешь, почему леший проснулся не вовремя?
— Мы существа домашние, в лес без приглашения не ходим. А леший уж почитай годиков десять не приглашает. Совсем рехнулся, старый. Должно быть, что-то особо зловредное у него завелось, с чем он справиться не смог. Когда ещё общались, он рассказывал, что тут неподалёку черви какие-то завелись мерзкие. Людишек сначала отогнали, потом начали живость всякую изводить, да и деревья не пожалели. Живность-то тоже теперь тех мест избегает, а всё одно, расползается та дрянь. У лешего уж всё гнить стало, от этого и сошёл с ума. Да и чего тут удивляться — кто при разуме останется, коли тело гниёт, да болит непрерывно, а внутри черви ползают?
Живое воображение — это иногда плохо. Валерку даже передёрнуло, когда он представил себе этот ужас. Дальше расспрашивать домового смысла не было — что это за черви такие, суседушко не знал и знать не хотел. И вообще замолк, не желая мешать будущим спасителям. Правда, сон у Птицына уже прошёл, и он, как ни старался, задремать больше не смог. Стоило прикрыть глаза, виделись черви. Тонкие, почему-то красно-чёрного цвета, немного влажные и извивающиеся, они ползли откуда-то к их с Алисой недолгому убежищу, и веяло от этой картинки такой неизбывной жутью, что спать не хотелось не только сейчас, а желательно вообще никогда. А вот Алисе ничего не мешало — девчонка уже привычно устроилась на коленях, повозилась немного, и почти сразу засопела, иногда тревожно вскидываясь и щекоча пушистыми ушами нос Валерке, отчего тот едва сдерживался чтобы не чихнуть.
Зато можно было проследить за тем, как всё ускоряясь наполняется что-то внутри, что отвечает за переход. Как ни старался, Птицын не мог определить, что это такое. Каждый раз представлялось разное, однажды даже большой стеклянный шар с маной как в игрушке Диабло. При этом Птицын откуда-то знал — всё это не то, аналогии даже близко не совпадают. Ближе всего это было похоже на мышцы — так бывает, когда сильно потянешь руку, на следующий день даже пакет с молоком поднять больно и тяжело. Остаётся только ждать, когда микро разрывы заживут, благо происходило это значительно быстрее, чем в случае с мышцами. Вот Валерка и ждал — прислушивался к себе, к лесу снаружи, к изредка вздыхавшему о чём-то печальном домовому за печкой. И в какой-то момент, задолго до рассвета, вдруг почувствовал — всё. Жизнь наладилась, и он может переходить. Будить уснувшую совсем уже крепко Алису не хотелось, так с ней на руках на ноги и поднялся. Позвал шепотом:
— Эй, суседушко? Готов я, пошли.
— Так сапог скидай! — так же шепотом, но очень возмущённо ответил домовой. — Как я, по-твоему, пойду-то? Ногами что ли? Я ж нечисть, существо подневольное. Мне положено по ритуалам действовать. Если я с тобой так пойду, то как ты отойдёшь подальше, так и я обратно здесь окажусь!
— Одни проблемы с вами, — проворчал Птицын, аккуратно усаживаясь обратно на лавку.
— Да ты! — возмутились из-за печки. — Да ты чо! Да ты знаешь, как я стараюсь! Ты знаешь, сколько там всяких ритуалов? Я так-то и без того оставил только самое необходимое. Мне хоть один символ нужен, хоть чуточку, чтобы было за что зацепиться! Так нет, тебе и этого мало! Грешно над бедной тварью так измываться!
— Ой, да не нуди уже, — проворчал Валерка, отпуская проснувшуюся от возни Алису. — Не знал я, что всё так серьёзно!
Снял сапог, поставил его на пол.
— Ну, эээ, суседушко, будь добр, пойди с нами в новый дом! — это он вспомнил, что вроде бы ещё просить надо, чтобы он переехать захотел. Неизвестно, помогло ли это домовому, или он и без того обошёлся бы, но забрался в заветный сапог суседушка очень быстро. Птицын даже не успел рассмотреть, как он выглядит. Так, промелькнуло по полу что-то серое, мохнатое, и юркнуло в сапог. Повозилось немного и замолкло.
— Ну что, пошли? — спросил он Алису. Девушка закивала старательно — ей явно тоже хотелось на ту сторону.