Глава 1
Чехия, местечко Славошовице, 1421 год
По дороге бежал мальчик.
Бежал он по направлению к местному приходу, который располагался в полумиле от, собственно, поселения. Стояла ночь, необычайно тихая ночь – птиц не было слышно, местные собаки, поджав хвосты, сидели в конурах, даже ветер, и тот затаил дыхание. Всё вокруг замерло. Замерло, обратив взор в небо.
Мальчик старался в небо не смотреть, он просто нёсся опрометью самой короткой дорогой из всех, что были ему известны, ловко в темноте перепрыгивая лужи, оставленные недавним дождём, и умело укрывая лицо от свисавших на дорогу веток придорожных деревьев.
Вот уже озеро видно сквозь дубовые заросли – он близко. Дорога огибает озерцо, а там и приход на холме. Отец Филип либо ещё в самом приходе, либо рядом в своём домике. Где ему ещё быть в такую ночь? Интересно, а знает ли он? Видит ли он это?
Деревья стали реже, и на ещё чуть светлом горизонте замаячили очертания прихода. Да – отец Филип внутри, дверь храма Божьего чуть приоткрыта, и вертикальная полоска света от свечей тому явное доказательство. Мальчик остановился, чтобы отдышаться, он старательно не поднимал взор к небу. Он тяжело дышал, его страшило не только то, что творилось в небе, он сбежал из дому, не сказав родителям – отец будет недоволен им. Но он ничего не мог с собой поделать. Он сидел на пороге дома и смотрел на закат, по небу плыла нарождающаяся Луна, как вдруг началось это…
Продышавшись, мальчик усилием воли побежал дальше. Он выбежал из полосы деревьев, и теперь его путь пролегал вдоль озера. Озеро было небольшим, и будь возможность обойти его с другой стороны, он уже был бы в дверях, но после дождей та тропа сильно проседала из-за болотистого грунта, и идти по ней впотьмах было опасно. Потому пришлось делать крюк.
До дверей прихода оставалось всего немного, и тут он разглядел впереди фигуру святого отца. Он стоял в паре шагов от дверей в храм и смотрел вверх.
- Отец Филип! – прокричал мальчик и ускорил, как мог, свой бег. Священник опустил взгляд. Вглядевшись в ночную дорогу, он всё равно не сразу увидел бегущего к нему ребёнка, сначала он его услышал. Но вот мальчик уже рядом, последние шаги он прошёл пешком, постепенно сбавляя ход, он тяжело дышал, держался за бок, который, по-видимому, болел от бега. Только тут, рядом со священником, мальчик поднял глаза к небу. Отец Филип, не говоря ни слова, повторил его жест. Так они и смотрели в небо вместе. Только через несколько минут, полностью отдышавшись, мальчик нарушил давящую тишину.
- Отец Филип, что же это?
Священнослужитель не сразу ответил. Признаться, он и сам не знал, что он видит.
- Не бойся, Гануш. Что бы то ни было, Господь с нами.
- Я видел, как падают звёзды, но не так… Они падают по одной и не такие яркие. Не такие...
- Нет, не такие они. В том ты прав.
Ещё несколько минут они вдвоём глядели на сошедшее с ума небо. Оно было чистым, облаков почти не было, но там, раз за разом, вспыхивали зарницы. Нет, не те, что озаряют летние сумерки после жаркого дня. Эти были то ярко-красные, то голубоватые вспышки. И, почти после каждой, к земле устремлялись светящиеся росчерки. Да – это было похоже на падение звезды, но звёзды срывались с небосклона с гораздо большей скоростью. Да и проносились они, оставляя ровный росчерк белого цвета. Эти же медленно набирали скорость, летя, извиваясь, словно змеи. Вместе со вспышками света – это было действительно страшное зрелище. Порой складывалось впечатление, что звёзды падали прямо на землю за горизонт, а то и, вообще, прямо за лесом.
Отец Филип оторвал взгляд от неба.
- Гануш, идём домой. Я провожу тебя.
Мальчик по имени Гануш, сын Яна пекаря, беспрекословно подчинился священнику. Они спустились к озеру, пошли той самой дорогой, по которой Гануш прибежал. Шли молча, почти не глядя вверх, лишь изредка поднимая взор на особо яркие вспышки зарниц. Затем они зашли под дубовые кроны, которые спрятали от них небо почти до поселения. На протяжении всей дороги Гануша не отпускал вопрос, который он хотел задать святому отцу. Хотел, и, в тоже время, боялся. Порой вздыхал, думая, наконец, сказать то, что хотел, но в последний момент не решался открыть рот. Отец Филип был немолод и, видимо, подметив это, начал первым:
- Что тебя гложет? Не бойся, спроси.
Мальчик замялся, но сжав кулаки, выпалил:
- А вдруг это конец света, про который говорят табориты[1]? Вдруг это знамение, что настал конец дней, и все, кто не с ними в их священных городах, те сгорят в геенне огненной? Я слышал! Посланники таборитов говорили это летом. Помните? Когда они пришли летом?..
- Я всё помню, Гануш. Табориты заблуждаются – не угодно Богу паству свою уничтожать. Табориты неправы и скоро будут разгромлены
Глава 8
Недалёкое будущее
Россия, г. Санкт-Петербург
Стук в дверь. Достаточно настойчивый и в меру любезный. За дверью двое. Чёрные кожаные пиджаки, чёрные же брюки, рубахи разные – у одного серая, у второго красная, галстуков нет. В руках у одного папка. Контроль явился. Каждый год, в одно и то же время. И не надоедает им?
В прорезь глазка снова ударил свет – там за дверью поняли, кто пришёл. Открываются замки. Хозяин отворяет дверь, впускает гостей, здоровается – двое ведут себя вполне дружелюбно.
- Здравствуйте, здравствуйте. Эээ… Анхель Филипов?
- Да – Я.
- Мы из национального отдела миграции.
- Да Я сообразил. Каждый год приходите проверять. Проходите, садитесь – мне прятать некого.
Двое проходят в зал, который также кабинет и спальня. Садятся на диван, с позволения подвигают газетный столик, раскладывают бумаги. Хозяин предлагает чай или кофе – отказываются. Все трое усаживаются на диван. Тот, что в красной рубахе, видимо старший, начинает разговор:
- Тааак-с... – Протягивает он, пролистывая бумаги. – Стало быть, я – старший смотровой группы, зовут Алексей, это Андрей. – Жмут руки. – Раз вы поняли, кто перед вами, полагаю, объяснять наш приход смысла не имеет?
- Не стоит тратить время. Вы здесь, чтобы задать несколько рутинных вопросов о том, не прячу ли Я кого-то, незаконно пересёкшего границы государства.
- Всё верно. Пре-екра-асно. – Вновь протягивает он, зарываясь в бумагах. – Итак, Анхель Филипов. Отчества нет – почему?
- Родился на территории Германии.
- А родители ваши кто?
- Отец русский, мать испанка, в Германии жили потому, что отец наполовину немец – по матери.
- Когда переехали сюда?
- После распада СССР, в 1992 году.
- Угу… - Снова что-то полистал. – Родителей уже нет в живых – погибли в автокатастрофе… угу… Сёстры-братья?
- Нет – Я один. Если родственники и остались, то в Европе. И Я их вряд ли знаю.
- Понятно. Теперь по поводу нашего визита – говорите, прятать некого?
- Некого. Живу один. Квартира, сами видите – маленькая.
- Ну да – не разгуляться. – Усмехнулся Алексей. – Про соседей не в курсе, ничего такого не видели?
- Тут достойные люди живут – упрёков не имею. Неужели находите ещё их?
- Редко, но бывает. Ну, так мы квартиру осмотрим?
- Пожалуйста.
- Хорошо. Андрей, походи, погляди. – Второй встал и медленно, осторожно открыл ванну, туалет, большие шкафы, но, никого не найдя, вернулся и дал знать, что всё чисто.
- Всё в порядке?
- Да. Пятый год у вас всё хорошо. Стало быть, теперь нескоро к вам зайдём. Вы у нас сомнений никогда не вызывали. Так что всего хорошего.
- И вам.
Двое обулись, за руку попрощались с хозяином и ушли. У каждого своя работа – у них вот ходить и искать тех, кто прячется и прячет. Времена такие, что поделать. Лет десять назад такого не было, так и страна катилась чёрти куда. Теперь с новой властью всё гораздо строже. Впервые после распада СССР Анхель видел стабильное развитие. Особенно курс поменялся после недавней революции, которую в мире прозвали «Молчаливой».
До неё тоже вроде бы всё налаживалось, но как-то не так, как сейчас. Сейчас власть к народу ближе. Да и вообще, многое не так стало. Сначала дико было, но прошло семь лет, и, вроде, наметился правильный курс.
Фамилия новая – Филипов, вынужденная мера. Да и проще так было здесь прижиться. Сразу по приезду сюда сделал. В то время можно было стать кем угодно, только деньги плати. И паспорт сделали, и личное дело новое написали, досье и всё прочее, без чего нынче туго пришлось бы. А как просто раньше было – сказал, как зовут и всё - считай паспорт готов, а теперь, вон, сколько бумаги надо испачкать, чтоб самому чистым перед законом оставаться. О времена!
Ну да что сравнивать? Жить надо. Хотя, по правде сказать, надоело уже блуждать по земле в ожидании. Пять веков уже. Больше даже. А список так и не завершился. Последний пункт остался и тогда вот начнётся неведомо что.
И ждать осталось недолго, если смотреть на то, как планомерно начали сбываться мутные намёки пророчества. Как туманные слова про будущее стали ясны и понятны в настоящем до конца. Как, например, первое, что должно было начать «подготовку» мира к чему-то там неведомому в будущем: «Даст начало наводнению волна силы невиданной раньше, поведёт её вождь под поруганным символом добра». Анхель был тогда в Канаде, когда началась Вторая Мировая война. До того он не видел более кровопролитной войны, а видел он их достаточно, уж поверьте. В нескольких даже участие принял. Но больше всего его заботили строки пророчества, за которыми стало удобно следить лишь в двадцатом веке, когда появилось общедоступное радио. До того же приходилось слоняться по означенным в ватиканских бумагах «северным землям», где и произойдёт битва.
Интересно, а это и впрямь будет битва? Или драка? Или под битвой подразумевается нечто более масштабное? Всё туманно. Мир за последний век и так бурлит и пенится, и никогда не знаешь, что ждать через год от него. Государства появлялись и исчезали, революции шли одна за другой и далеко не всегда на пользу, войны вспыхивали и гасли, но люди во всём этом гибли стабильно. За многие годы Россия сейчас гарант спокойной жизни. Да, появилось много комитетов, которые рыскают по ночам, ходят по домам с расспросами, но при всём этом нет того, что было при старом режиме.
Теперь действительно все равны. Ну, почти. Разница эта состоит лишь в том, что рабочий на заводе получает больше, чем глава государства, который не получает ничего. Налогов вполне хватает, чтобы накормить, одеть и при надобности отправиться в путешествие за границу или по просторам необъятной Родины. Чиновников, менеджеров и ещё очень многих работников непонятного фронта упразднили. Все силы брошены на восстановление ещё советской промышленной силы. И строят её только граждане Объединённой Российской Державы. Вся чернь, которая в переизбытке пила кровь страны, насильно выслана за границу. На случай её незаконного возвращения и есть национальный отдел миграции.