Неприятная профессия Джонатана Хога

Robert A. Heinlein

The Unpleasant Profession of Jonathan Hoag

Copyright © 1942, 1969 by Robert A. Heinlein

© М. Пчелинцев, перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

– Так это кровь, доктор?

Сидящий на стуле Джонатан Хог нервно облизнул губы и подался вперед, пытаясь разглядеть, что написано на бумажке, которую держал в руках медик.

Доктор Потбери пододвинул бумажку поближе к себе и поверх очков взглянул на Хога.

– Скажите, – спросил он, – а разве есть причина, по которой вы ожидали, что под ногтями у вас окажется кровь?

– Нет. То есть я хотел сказать… Впрочем, нет… никаких причин так думать у меня нет. Но ведь это действительно кровь, да?

– Нет, – мрачно ответил Потбери. – Нет, это не кровь.

Хог понимал, что, услышав это, должен был бы испытать облегчение. Но он его почему-то не испытывал. Он подозревал, что убедил сам себя в том, что темные полоски у него под ногтями – засохшая кровь, чтобы в голову не лезли другие, куда менее приятные мысли.

Ему стало плохо. Но он должен был выяснить…

– Так что же это, доктор? Скажите.

Потбери окинул его взглядом:

– Вы задали мне конкретный вопрос. Я на него ответил. Вы не спрашивали меня, чем является это вещество, вы попросили меня определить, кровь это или нет. Так вот, это не кровь.

– Но… Да вы просто играете со мной. Покажите мне результат анализа. – Хог привстал со стула и потянулся к листку бумаги.

Доктор успел схватить его первым и аккуратно разорвал надвое, потом еще надвое и еще.

– Послушайте, вы…

– Больше ко мне не обращайтесь, – ответил Потбери. – И можете не беспокоиться об оплате. А теперь убирайтесь. И чтобы я вас больше не видел.

Хог пришел в себя уже на улице, он брел к станции надземки. Он был буквально потрясен грубостью врача. Грубости он боялся так же, как некоторые люди боятся змей, или высоты, или замкнутого пространства. Грубости, пусть даже и не обращенной лично на него, а даже просто проявленной в его присутствии.

Ему становилось плохо, его охватывало чувство беспомощности и стыда.

А если уж грубили непосредственно ему, то обычно единственным спасением становилось бегство.

Он шагнул было на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей наверх, к станции надземки, но остановился. Поездка в вагоне надземки была по меньшей мере серьезным испытанием, со всей этой давкой, толкотней, грязью и всегда возможными оскорблениями; сейчас Хог был не в том состоянии, чтобы их выслушивать. Сейчас, если бы ему пришлось услышать оглушительный визг вагонов на повороте, когда они сворачивают к Петле, он, наверное, тоже бы завизжал.

Он резко развернулся и едва не столкнулся с человеком, который также собирался подняться наверх. Он отшатнулся.

– Поосторожнее, приятель, – буркнул человек и, протиснувшись мимо Хога, начал подниматься наверх.

– Извините, – пробормотал Хог, но мужчина был уже слишком далеко.

То, что сказал мужчина, было скорее резкостью, чем грубостью, поэтому в принципе не должно было подействовать на Хога – и тем не менее подействовало. Ему было неприятно и как тот был одет, и его внешность, и его запах. Хог сознавал, что не было ничего особенно неприятного ни в вытертых брюках, ни в кожаной куртке, да и лицо незнакомца было самым обычным – лицом человека, изрядно попотевшего на тяжелой работе. На его кепке Хог успел заметить какую-то бляху с выгравированными на ней цифрами и буквами. Но решил, что этот человек был водителем грузовика, или механиком, или сборщиком, в общем, любым из тех компетентных мускулистых людей, благодаря которым все в стране и крутится. Кроме того, хороший семьянин, любящий отец и кормилец, самый главный недостаток которого – лишняя кружечка пива после работы.

Со стороны Хога было сущим ребячеством позволять себе пренебрежительно относиться к подобной внешности и предпочитать белые сорочки, ладно сидящее пальто и перчатки. И все же, если бы от незнакомца пахло лосьоном для бритья, а не потом, это было бы гораздо приятнее.

Сказав себе это, он добавил, что все это просто глупость и слабость. И тем не менее… разве может такое грубое обветренное лицо и в самом деле быть признаком внутренней доброты и чувствительности? Этот нос картошкой, эти поросячьи уши?

Ладно, ничего, он поедет домой на такси и постарается ни на кого не смотреть. Стоянка оказалась неподалеку, у небольшого магазинчика.

– Куда? – Дверца такси была распахнута, голос таксиста был безразлично настойчив.

Хог встретился с ним взглядом, поколебался и передумал. Опять эта грубость во всем: пустые глаза и угреватая кожа с крупными порами.

– Э-э-э… простите. Я кое о чем забыл. – Он развернулся, чтобы уйти, и тут же резко остановился, поскольку за талию его что-то держало. Это был мальчишка на роликовых коньках, который с размаху врезался в него. Хог с трудом восстановил равновесие и попытался изобразить на лице отечески добрую улыбку, которой он всегда пользовался, имея дело с детьми.

– Ну и ну, молодой человек! – Он взял мальчишку за плечо и поставил на ноги.

– Морис! – раздался над самым его ухом визгливый крик, пронзительный и бессмысленный. Кричала высокая дородная женщина, пулей вылетевшая из магазинчика. Она схватила мальчишку за руку, дернула к себе и свободной рукой отвесила ему звонкую оплеуху. Хог хотел было заступиться за беднягу, как вдруг заметил, что женщина злобно уставилась на него. Ее отпрыск, заметив или почувствовав отношение матери, изо всех сил пнул Хога.

Конек угодил тому в голень. Ногу пронзила резкая боль. Хог поспешил прочь с единственной целью убраться подальше. Он свернул на первую же поперечную улицу, слегка прихрамывая из-за ушибленной голени, а его уши и шея буквально горели от стыда, будто он и в самом деле дурно обошелся с ребенком. Улица оказалась ничуть не лучше той, с которой он только что свернул. Здесь не было магазинов, а над головой не нависала грубая стальная эстакада надземки. По обеим сторонам улицы тянулись многоквартирные четырехэтажные доходные дома, на тротуарах кишмя кишели люди.

Поэты всегда воспевали красоту и невинность детства. Вот только это явно не относилось к детям, обитающим здесь. Хогу показалось, что и то и другое явно последнее, что у них на уме. Мальчики, с его точки зрения, были похожи на крысят, пожалуй, слишком шустрые для своих лет – драчливые, пронырливые и злобные. Девочки, на его взгляд, тоже были не лучше. Восьми– или девятилетние – худосочные и голенастые, – на их изможденных лицах будто бы было написано, что они только и знают, что сплетничать. Словом, мелкие душонки, которым от роду суждено причинять всем несчастья и глупо хихикать. Их сестры чуть постарше, слишком рано познавшие уличную жизнь, казалось, всецело заняты выставлением напоказ своих недавно обретенных женских достоинств – не для того, чтобы заинтересовать Хога, а перед своими прыщавыми приятелями, тусующимися возле аптеки.

Даже младенцы в колясках… Хог раньше считал, что ему нравятся младенцы, и ему всегда нравилось выступать в роли почетного дядюшки. Но только не здешние. Сопливые, пахнущие чем-то кислым, с нездоровым цветом лица и орущие во все горло…

Небольшая гостиница была похожа на тысячи других, явно третьеразрядная и даже не пытающаяся претендовать на что-либо иное. Неоновая вывеска гласила: «Отель Манчестер. Временно и постоянно». Вестибюль был крошечный, длинный, узкий и довольно темный. Такие гостиницы обычно не замечаешь, если не ищешь их специально. На время в них обычно останавливаются коммивояжеры, не желающие тратить слишком много командировочных, а постоянно проживают холостяки, которые не могут себе позволить чего-нибудь получше. Единственный лифт представляет собой железную решетчатую клетку, кое-как оживленную бронзовой краской. Пол в вестибюле кафельный, плевательницы медные. Помимо стойки портье, в вестибюле помещаются пара чахлых пальм да восемь кожаных кресел. В этих креслах ютятся одинокие старики, у которых, кажется, никогда не было прошлого, они живут в комнатах наверху, и время от времени одного из них находят повесившимся на собственном галстуке, привязанном к люстре.

Хогу пришлось спрятаться в дверях «Манчестера», чтобы не быть сбитым с ног толпой подростков, сломя голову несущихся по тротуару. Очевидно, это была какая-то игра – до его слуха донеслись последние слова песенки: «…дай ему в лоб, загони его в гроб – и прощай, последний япошка!»

– Ищете кого-нибудь, сэр? Или желаете снять номер?

Слегка удивленный, он резко обернулся. Номер? Еще чего, больше всего ему хотелось оказаться в своей уютной квартирке, но сейчас комната, в которой он смог бы побыть один за запертой на замок дверью, отделяющей от остального мира, вдруг показалась ему самой привлекательной идеей на свете.

– Да, желаю снять номер.

– С ванной или без? – спросил портье. – С ванной пять пятьдесят, без – три пятьдесят.

– С ванной.

Портье внимательно наблюдал, как Хог расписывается в журнале постояльцев, но ключ дал, только получив пять долларов и пятьдесят центов.

– Рад приветствовать вас в нашем отеле, мистер Хог. Билл Шоу, к вашим услугам. Проводи мистера Хога в 412-й.

Одинокий коридорный проводил его в клетку лифта и окинул с головы до ног одним глазом, про себя отметив дорогое модное пальто и отсутствие багажа. Когда они вошли в 412-й номер, коридорный чуть приподнял окно, зажег свет в ванной и замер у двери.

– Должно быть, ищете кого-нибудь, – предположил он. – Может, помощь какая требуется?

Хог дал ему чаевые.

– Оставьте меня, – хрипло произнес он.

Ухмылка мгновенно исчезла с лица коридорного, и он пожал плечами.

– Ну, как будет угодно.

В номере помещались двуспальная кровать, платяной шкаф с зеркалом, стул и кресло. Над кроватью висела репродукция в раме, с подписью «Колизей при лунном свете». Но дверь запиралась на замок и даже была оборудована задвижкой, а окно выходило не на улицу, а на небольшую боковую аллейку. Хог уселся в кресло, одна из пружин которого была сломана, но ему было все равно.

Хог стянул перчатки и уставился на свои ногти. Они оказались довольно чистыми. Может, все это была просто галлюцинация? Может, он вовсе и не посещал никакого доктора Потбери? У человека, страдающего амнезией, всегда может случиться очередной приступ, подумал он, не говоря уже о галлюцинациях.

Впрочем, нет, все это не могло быть галлюцинацией; слишком уж отчетливо он помнил случившееся. Или могло? Он принялся вспоминать, как все в точности было.

Сегодня была среда, его обычный выходной. Вчера он, как обычно, вернулся домой после работы. Он уже готов был начать переодеваться к обеду – немного рассеянно, как ему помнилось, поскольку мысли его были заняты тем, куда бы сходить пообедать: то ли наведаться в новый итальянский ресторан, который порекомендовали ему друзья, к Робертсонам, или самым приятным будет снова отправиться и отведать превосходного гуляша, которым славился шеф-повар ресторана «Будапешт».

Он уже почти решил избрать самый надежный путь, когда зазвонил телефон. Он едва не пропустил звонок, поскольку в ванной шумела вода. Ему показалось, что из комнаты донесся какой-то звук, и он выключил воду. Само собой, телефон зазвонил снова.

Оказалось, звонит миссис Помрой Джеймсон, одна из самых симпатичных его знакомых. Причем она была не только очаровательной женщиной, но еще и обладательница повара, который, пожалуй, был единственным, кто умел готовить прозрачные супы, не напоминающие воду из-под грязной посуды. И соусы. Она предложила решение его проблемы.

– Меня тут в последний момент подвел один человек, а мне просто необходим мужчина к обеду. Вы свободны? Не могли бы вы выручить меня, дорогой мистер Хог?

Перспектива была самая приятная, и он ни в коем случае не собирался отказываться от приглашения. Кроме того, получить приглашение на подобный небольшой обед случалось нечасто. За обедом к рыбе Помрой обычно подавала не слишком изысканное, но вполне приличное белое вино, и уж, разумеется, она не допускала такой вульгарности, как подать к столу шампанское. Замечательная хозяйка, и он был рад, что она попросила его об услуге. То, что она решила пригласить его, означало, что она считает его достойным кандидатом.

Как ему помнилось, одеваясь, он думал именно об этом. Возможно, телефонный звонок отвлек его от дела, и он забыл почистить ногти.

Должно быть, так оно и было. Уж разумеется, грязь под ногтями никак не могла появиться по дороге к Помроям. Кроме того, он был в перчатках.

Внимание на его ногти обратила невестка миссис Помрой – дама, которую он предпочитал избегать. С так называемой «современной» навязчивостью она утверждала, что профессию любого мужчины можно определить по его внешности.

– Взгляните хотя бы на моего супруга – кем он еще может быть, как не адвокатом? Взгляните, взгляните! А вы, доктор Фиттс… вы всегда как будто у постели больного.

– Надеюсь, только не за обеденным столом.

– Вы уже не в состоянии от этого избавиться.

– Но вы так ничего и не доказали. Вы ведь знаете, кто мы такие.

Тем временем эта невыносимая женщина окинула взглядом стол, и ее глаза остановились на нем.

– Что ж, меня может проверить мистер Хог. Я ведь не знаю, чем он занимается. И никто из присутствующих тоже не знает.

– Ну право же, Джулия, – беспомощно попыталась вмешаться миссис Помрой, затем с улыбкой повернулась к сидящему слева от нее мужчине:

– В этом году Джулия увлеклась психологией.

Ее сосед слева… Сакинс… или Снагинс… Стаббинс – ах да, точно, его фамилия была Стаббинс, – этот Стаббинс вдруг спросил:

– А чем занимается мистер Хог?

– Это его тайна. Он никогда не говорит о делах.

– Дело вовсе не в этом, – поспешно заметил Хог. – Просто я не считаю…

– Только не говорите, – вмешалась эта ужасная женщина. – Я запросто выясню это буквально за секунду. Неплохая профессия. Вы мне видитесь с портфелем.

Он не собирался говорить ей, кто он. О некоторых вещах за обедом говорить принято, о некоторых – нет. Но она не унималась.

– Возможно, вы – финансист. Или торговец произведениями искусства или редкими книгами. А может, писатель. Дайте-ка мне взглянуть на ваши руки.

Эта просьба не слишком пришлась ему по душе, но он без возражений положил ладони на стол. Женщина тут же ткнула в его ладони пальцем и торжествующе воскликнула:

– А вот и попались! Вы – химик.

Все присутствующие взглянули туда, куда она указывала. И все тут же увидели траурные каемки у него под ногтями. Недолгое молчание было нарушено ее мужем, который произнес:

– Чепуха, Джулия. На свете существуют дюжины подобных занятий. Хог с таким же успехом может заниматься фотографией или гравировкой. В суде твое утверждение бы точно не прошло.

– Юрист несчастный! Я-то знаю, что я права. Верно ведь, мистер Хог?

А он и сам не мог оторвать взгляда от своих ногтей. Быть застигнутым в гостях с невычищенными ногтями само по себе было более чем неприятно, даже если бы он понимал, как такое могло случиться.

Но у него не было ни малейшего представления, откуда под его ногтями взялась эта грязь. Может, это произошло на работе? Очевидно… но что же он такое там делал?

Он не знал.

– Ну скажите же, мистер Хог, ведь я права?

Он с трудом оторвался от зрелища этих своих ужасных ногтей и едва слышно произнес:

– Прошу меня извинить.

С этими словами он выскочил из-за стола. С трудом найдя туалетную комнату, он, еле подавляя необъяснимое отвращение, вычистил красновато-коричневую грязь лезвием своего перочинного ножичка. Грязь прилипла к лезвию. Он оттер его туалетной бумагой, свернул ее и сунул в жилетный карман. А потом опять принялся яростно чистить ногти.

Он уже не помнил, в какой момент у него возникло твердое убеждение в том, что это запекшаяся кровь, человеческая кровь.

Он как-то ухитрился разыскать свою шляпу, пальто, перчатки и трость, не обращаясь за помощью к прислуге. Потом Хог опрометью бросился вон, обуреваемый единственным желанием – как можно быстрее оказаться как можно дальше отсюда.

Теперь же, обдумывая все это в тишине обшарпанного гостиничного номера, он все больше убеждался в том, что охвативший его в самом начале страх был результатом инстинктивного отвращения при виде темно-красной смолы под ногтями. И только позже он понял, что не помнит, откуда она взялась, поскольку вообще не помнит, где был в этот день, и в предыдущий, и во все дни до этого. И совершенно не представляет, что у него за профессия.

Это противоречило здравому смыслу, но было ужасно.

Он предпочел пропустить ужин, только чтобы не покидать пыльную тишину гостиничного номера. Часов в десять вечера он набрал полную ванну горячейшей воды и погрузился в нее. Горячая ванна немного расслабила его, и бешено скачущие мысли немного успокоились. В любом случае, утешал он себя, раз он не может вспомнить свою профессию, то не может к ней и вернуться. А значит, и этого кошмара у него под ногтями тоже больше никогда не будет.

Он вытерся и забрался под одеяло. Несмотря на незнакомую постель, ему почти сразу удалось заснуть.

Проснулся он от кошмарного сна, хотя поначалу он этого не понял, поскольку обстановка обшарпанного номера отлично в него вписывалась. Когда Хог наконец вспомнил, где находится и почему, кошмар показался ему предпочтительнее, но он, к сожалению, уже закончился да и почти забылся. Взглянув на часы, он увидел, что время то самое, когда он обычно встает; он позвонил коридорному и заказал завтрак.

Когда принесли завтрак, он уже был одет, и больше всего теперь ему хотелось домой. Он стоя выпил пару чашек безвкусного кофе, пожевал чего-то и покинул гостиницу.

Добравшись до квартиры, он повесил на вешалку пальто и шляпу, стянул перчатки и, как обычно, направился в ванную комнату. Там он тщательно вычистил ногти на левой руке, а когда собрался приняться за правую, осознал, что делает.

Ногти на левой руке были белыми и чистыми, зато на правой – темными и грязными. Стараясь держать себя в руках, он выпрямился, подошел к тумбочке, куда положил часы, посмотрел, сколько времени, затем отправился в спальню и посмотрел, сколько времени показывают электрические часы там. Было десять минут седьмого – обычное время его прихода домой, но вечером.

Хог-то, может, и забыл свою профессию; зато профессия не забыла его.

Ночной телефон компании «Рэндалл энд Крейг, частные расследования» помещался в двухкомнатной квартире. Это было удобно, поскольку Рэндалл и Крейг поженились в самом начале сотрудничества. Младший партнер только что поставила в мойку грязную посуду после ужина и как раз пыталась сообразить, нравится ли ей лучшая книга месяца, когда зазвонил телефон. Она протянула руку, сняла трубку и отсутствующим тоном сказала:

– Да?

К этому она добавила:

– Да.

Старший партнер оторвался от своего занятия – он был занят довольно деликатным научным исследованием, касающимся смертоносного оружия, баллистики и некоторых наиболее эзотерических аспектов аэродинамики, а именно: он пытался отточить бросок, метая дротики в глянцевое изображение какой-то красотки, прикнопленное к доске для резки хлеба и служившее мишенью. Один дротик уже торчал из ее левого глаза, и теперь он для симметрии пытался попасть в правый.

– Да, – еще раз повторила его супруга.

– Попробуй сказать «Нет», – посоветовал он.

Она прикрыла трубку рукой:

– Заткнись и принеси мне карандаш. – Она обошла кухонный стол и сняла со стены висящий там на крючке стенографический блокнот. – Да. Продолжайте. – Взяв принесенный супругом карандаш, она быстро нарисовала несколько строчек тех крючков и каракулей, которыми стенографисты пользуются вместо письма. – Это кажется крайне маловероятным, – наконец сказала она. – Мистера Рэндалла в это время обычно еще не бывает. Он предпочитает встречаться с клиентами в рабочее время. Мистера Крейга? Нет, боюсь, мистер Крейг вам помочь не сможет. Определенно. Вот как? Ладно, подождите, попробую узнать.

Рэндалл тем временем сделал еще одну попытку одолеть глянцевую леди. Дротик вонзился в ножку радиолы.

– Что там?

– Там на другом конце провода какой-то тип, которому просто приспичило встретиться с тобой сегодня вечером. Фамилия – Хог. Джонатан Хог. Утверждает, что физически не может встретиться с тобой днем. В чем дело, говорить сначала не желал, а когда попытался, понес какую-то ахинею.

– Приличный человек или болван?

– Приличный.

– Состоятельный?

– Похоже на то. Вроде бы деньги его не волновали. Лучше соглашайся, Тедди. Ведь 15 апреля уже не за горами.

– О’кей. Давай.

Она знаком велела ему оставаться в комнате и снова заговорила в трубку:

– Мне удалось найти мистера Рэндалла. Думаю, он сможет поговорить с вами через минуту-другую. Будьте добры, не вешайте трубку, ладно?

Все еще держа трубку подальше от мужа, она взглянула на часы, тщательно выждала ровно тридцать секунд, затем сказала:

– Готовы говорить с мистером Рэндаллом? Пожалуйста, мистер Хог.

И передала инструмент супругу.

– Эдвард Рэндалл слушает. Так в чем проблема, мистер Хог? Вот как? Слушайте, мистер Хог, мне все же кажется, вам лучше прийти утром. Все мы человеки, и все ценим наш отдых – во всяком случае я. Должен вас предупредить, мистер Хог, с заходом солнца мои расценки растут. Так, ладно, сейчас посмотрим… я как раз собирался домой. Кстати, я только что разговаривал с женой, и она меня ждет. Сами знаете, какие они, эти женщины. Но если бы вы смогли добраться до моего дома минут через двадцать, в… э-э-э… семнадцать минут девятого, мы могли бы поговорить несколько минут. Хорошо… у вас есть чем записать? Вот адрес…

Он продиктовал адрес и повесил трубку.

– Кем я буду на сей раз? Женой, партнером или секретарем?

– Сама подумай. Ты же с ним разговаривала.

– Наверное, женой. Уж больно у него чопорный голос.

– О’кей.

– Я тогда переоденусь в вечернее платье. А ты лучше убери-ка свои игрушки с пола, Умник.

– Ох, даже не знаю, стоит ли. Такой милый налет эксцентричности…

– Может, подойдет крепкий табак в домашнем тапке. Или сигареты «Реги».

Она прошлась по комнате, выключая верхний свет и расставляя стол и торшеры таким образом, чтобы кресло, в котором в конце концов окажется посетитель, было хорошо освещено.

Он же, не отвечая, собрал свои дротики, хлебную доску, задержался, послюнявил палец и потер поврежденное место на ножке радиолы, затем отнес все на кухню и прикрыл дверь. Теперь, в приглушенном свете, когда не стало видно ни кухни, ни кухонного стола, комната казалась спокойно-солидной.

– Здравствуйте, дорогой мистер Хог! Позвольте представить мою жену, миссис Рэндалл.

– Здравствуйте, мадам.

Рэндалл помог ему раздеться, убедившись в процессе, что Хог не вооружен, а если вооружен, то оружие у него не в наплечной кобуре и не за поясом. Рэндалл по натуре не был человеком подозрительным, а скорее прагматичным пессимистом.

– Прошу вас, присаживайтесь, мистер Хог. Сигарету?

– Нет. Нет, благодарю.

Рэндалл промолчал. Он уселся и принялся разглядывать посетителя – не явно, но тем не менее внимательно. Костюм дорогой, скорее всего английский или от «Братьев Брукс». Явно не ширпотреб от «Харта, Шаффнера и Маркса». Галстук такого качества уже просто стыдно называть обычным галстуком, хотя с виду он был крайне скромным, как монахиня. Рэндалл тут же мысленно повысил сумму оплаты. Вечерний гость явно нервничал – он беспрестанно ерзал в кресле. Возможно, его нервирует присутствие женщины. Отлично – пусть немножко покипит, а потом мы его снимем с огня.

– Можете не обращать внимания на присутствие миссис Рэндалл, – наконец сказал он. – Все, что вы собирались изложить мне, может слышать и она.

– А… а, да. Да, конечно. – Он, не приподнимаясь, отвесил ей легкий поклон и добавил: – Рад вашему присутствию, миссис Рэндалл, – хотя так и не начал свой рассказ.

– Итак, мистер Хог, – наконец заговорил Рэндалл, – вы, если не ошибаюсь, хотели о чем-то со мной посоветоваться, не так ли?

– Э-э-э… да.

– Тогда, может быть, вам лучше рассказать, в чем дело.

– Да, конечно. Я… то есть… мистер Рэндалл, все это дело совершенно противоречит здравому смыслу.

– Как и большинство любых дел. Но, прошу вас, продолжайте. Проблема с женщиной? Или, может, кто-то посылает вам письма с угрозами?

– О нет! Все не так просто. Но я боюсь.

– И чего же?

– Сам не знаю, – поспешно ответил Хог. – И я хочу, чтобы вы это выяснили.

– Минуточку, мистер Хог, – сказал Рэндалл. – Все, по-моему, становится только более запутанным. Вы утверждаете, что боитесь, и хотите, чтобы я выяснил, чего именно. Но дело в том, что я не психоаналитик, я – детектив. Что в вашем деле такого, чем бы мог помочь детектив?

Выглядевший совершенно несчастным Хог выпалил:

– Я хочу, чтобы вы выяснили, чем я занимаюсь в дневное время.

Рэндалл несколько мгновений смотрел на него, затем медленно произнес:

– Значит, я должен выяснить, чем вы занимаетесь днем?

– Да-да. Вот именно.

– Хм-м-м. А разве не проще вам самому рассказать мне об этом?

– К сожалению, не могу.

– И почему же?

– Не знаю.

Рэндалла все это начинало раздражать.

– Мистер Хог, – сказал он. – Обычно за игру в угадайку я беру двойную плату. Если вы не желаете рассказывать, чем занимаетесь в дневное время, то, с моей точки зрения, это означает одно: вы мне не доверяете, а в этом случае, боюсь, мне будет трудно вам помочь. Давайте-ка начистоту – что вы все-таки делаете днем и какое это имеет отношение к вашей проблеме? И вообще, в чем проблема?

Мистер Хог поднялся.

– Мне следовало понять, что я не смогу всего этого объяснить, – печально сказал он, скорее самому себе, чем Рэндаллу. – Извините, что напрасно вас побеспокоил. Я…

– Минуточку, мистер Хог, – в первый раз вмешалась Синтия Крейг. – Мне кажется, что вы просто друг друга не поняли. Если я правильно поняла, вы хотите сказать, что буквально в самом деле не знаете, чем занимаетесь в дневное время, так?

– Да, – благодарно подтвердил он. – Да, именно так все и обстоит.

– И вы хотите, чтобы мы выяснили это? Следили за вами, выяснили, куда вы ходите, а потом рассказали вам, чем вы занимаетесь?

Хог горячо кивнул:

– Вот-вот. Именно это я и пытался объяснить.

Рэндалл переводил взгляд с Хога на жену и обратно.

– Давайте-ка все расставим по местам, – медленно сказал он. – Вы действительно не знаете, чем занимаетесь в дневные часы, и хотите, чтобы я это выяснил? И давно это продолжается?

– Я… я не знаю.

– А что вы знаете?

С их помощью Хогу наконец удалось поведать свою историю. Любые его воспоминания были примерно пятилетней давности и относились к пребыванию в психиатрической больнице Сент-Джордж в Дубьюке. Амнезия больше не беспокоила его, и он считал, что полностью излечился. Они – администрация больницы, – выписывая его, подыскали ему работу.

– Что за работа?

Этого он не знал. Предположительно это была та же самая работа, что и сейчас. При выписке из больницы ему настоятельно советовали никогда не беспокоиться по поводу работы, никогда не брать работу на дом и даже не мечтать об этом.

– Понимаете, – пояснил Хог, – они работают над теорией, что амнезия является следствием перенапряжения и чувства тревоги. Я помню, как доктор Рено горячо объяснял мне, что я никогда не должен говорить о работе, никогда не должен думать о ней вечерами. Приходя домой, я должен забывать о ней и заниматься чем-нибудь приятным. Так я и старался поступать.

– Хм-м-м. Похоже, вы в этом изрядно преуспели, даже просто невероятно преуспели. Скажите… а они во время лечения не пользовались гипнозом?

– Честное слово, не знаю.

– Должно быть, да. Как ты считаешь, Син? Похоже на то?

Его жена кивнула:

– Похоже. Постгипнотическое внушение. После пяти лет его воздействия он, скорее всего, уже просто не в состоянии был думать о работе вечерами, как бы ни старался. Впрочем, на мой взгляд, довольно странное лечение.

Рэндалл был удовлетворен. Психологическими вопросами всегда занималась она. Откуда она брала ответы – черпала из глубин своего довольно обширного формального образования или выуживала из подсознания, – он не знал, да и знать не хотел. Похоже, они срабатывали.

– Меня беспокоит кое-что еще, – добавил он. – Пять лет вы понятия не имеете, где и кем работаете. Почему же у вас возникло внезапное желание это выяснить?

Хог рассказал им о дискуссии на званом обеде, о странном веществе под ногтями и об отказывающемся помочь докторе.

– Мне страшно, – с несчастным видом сказал он. – Я думал, это кровь. А теперь я знаю – это нечто куда худшее.

Рэндалл взглянул на него:

– Почему?

Хог облизнул губы:

– Потому что… – Он беспомощно замолчал. – Вы ведь поможете мне, правда?

Рэндалл сел прямо.

– Это не моя специализация, – сказал он. – Помощь вам действительно нужна, это факт. Но не моя, а психиатра. Амнезия не мой профиль. Я – детектив.

– Но мне и нужен детектив. Я хочу, чтобы вы последили за мной и выяснили, чем я занимаюсь.

Рэндалл собрался уже было ответить окончательным отказом, но тут вмешалась его жена.

– Я уверена, что мы сможем помочь вам, мистер Хог. Возможно, вам и стоит сходить к психиатру…

– О нет!

– …но если вы хотите, чтобы мы за вами последили, мы это сделаем.

– Не нравится мне все это, – сказал Рэндалл. – Не мы ему нужны.

Хог положил перчатки на стоящий рядом столик и полез во внутренний карман.

– Вы не пожалеете. – Он начал пересчитывать деньги. – У меня с собой только пятьсот долларов, – наконец с тревогой в голосе сказал он. – Этого достаточно?

– Сойдет, – ответила Синтия.

– В качестве аванса, – добавил Рэндалл. Он взял деньги и сунул их в карман. – Да, кстати, – заметил он, – если вы не знаете, чем занимаетесь на работе, и не помните ничего, кроме больницы, где же вы берете деньги? – Он спросил это как бы невзначай.

– О, так мне платят каждое воскресенье. Двести долларов наличными.

Когда он ушел, Рэндалл отдал деньги жене.

– Миленькие мои бумажечки, – сказала она, разглаживая банкноты и аккуратно складывая их. – Тедди, а зачем ты хотел отшить этого типа?

– Кто, я? Ничего подобного… я просто набивал цену. Знаешь поговорку: «Тише едешь – дальше будешь»?

– Я так и подумала. Только ты едва не перегнул палку.

– Вовсе нет. Я же знал, что могу рассчитывать на тебя. Ты ведь не выпустила бы его из этого дома, пока у него при себе хоть цент оставался бы.

Она счастливо улыбнулась:

– Какой же ты милый, Тедди. И у нас с тобой так много общего. Мы оба любим деньги. И насколько ты поверил всей этой его истории?

– Ни единому чертову слову.

– Я тоже. Довольно мерзкий маленький гаденыш… интересно, что же у него на уме?

– Понятия не имею, но намерен выяснять.

– Надеюсь, ты не собираешься сам следить за ним?

– А что тут такого? Зачем платить десять долларов в день какому-нибудь отставному копу?

– Тедди, не нравится мне все это. С чего бы ему платить такую сумму… – она указала на пачку банкнот, – только ради того, чтобы водить тебя за нос?

– Вот это мы и узнаем.

– Только будь осторожен. Помнишь «Союз рыжих»?

– Союз… а-а, опять ты со своим Шерлоком Холмсом. Оставь ты это ребячество.

– А я и не ребячусь. И тебе не советую. Этот человечек несет в себе зло.

Синтия вышла из комнаты и убрала деньги подальше. Когда она вернулась, он стоял на коленях возле кресла, в котором сидел Хог, обрабатывая его специальным порошком для снятия отпечатков пальцев. Когда Синтия вошла в комнату, он обернулся.

– Син…

– Что, Умник?

– Ты не трогала это кресло?

– Конечно, нет. Я только, как обычно, перед его приходом протерла подлокотники.

– Да я не об этом. Я имею в виду – после его ухода. Он вообще снимал свои перчатки?

– Погоди-ка… Да, я уверена, что снимал. Я взглянула на его ногти, когда он рассказывал о них эту свою байку.

– Вот и я тоже, но я просто хотел убедиться, что у меня не поехала крыша. Взгляни-ка на эту поверхность.

Она осмотрела полированные подлокотники, которые теперь были покрыты тонким слоем серого порошка. Поверхность была идеально гладкой – никаких отпечатков пальцев.

– Должно быть, он просто не дотрагивался до них… Но ведь дотрагивался же! Я своими глазами видела. Когда он сказал: «Мне страшно», то обеими руками вцепился в подлокотники. Я еще обратила внимание, как у него побелели костяшки пальцев.

– Может быть, коллодий?

– Не говори глупостей. Ни малейшего следа. Ты же сам здоровался с ним за руку. И что – был у него на руках коллодий?

– Вроде бы нет. Думаю, я бы это заметил. Человек Без Отпечатков. Ладно, давай считать, что это был призрак, и забудем об этом.

– По-моему, еще никто не замечал, чтобы призраки расплачивались наличными.

– Это точно. Во всяком случае, мне о таком слышать не доводилось. – Рэндалл поднялся с колен, пошел на кухню, снял трубку и заказал междугородный разговор.

– Свяжите меня, пожалуйста, с больницей Сент-Джордж в Дубьюке… э-э-э… – Он прикрыл трубку рукой и спросил у супруги: – Слушай, милая, а в каком, черт возьми, штате находится этот самый Дубьюк?

Сорок пять минут и несколько звонков спустя он с треском бросил трубку.

– Все ясно, – возвестил он. – В Дубьюке нет никакой больницы Сент-Джордж. Никогда не было и, скорее всего, никогда не будет. Равно как и доктора Рено.

– Вот он! – Синтия подтолкнула супруга локтем.

Тот продолжал прикрываться развернутой «Трибюн», делая вид, что читает.

– Вижу, – тихо отозвался он. – Держи себя в руках. Можно подумать, тебе никогда раньше не доводилось следить за человеком. Спокойнее.

– Тедди, прошу, будь осторожнее.

– Обещаю. – Он бросил взгляд поверх газеты и увидел, как Джонатан Хог спускается по ступеням шикарного здания «Готэм Эпартментс», где он снимал квартиру. Оказавшись на улице, он свернул налево. Было ровно без семи девять утра.

Рэндалл встал, аккуратно сложил газету и положил ее на скамейку автобусной остановки, на которой сидел, дожидаясь появления Хога. Затем подошел к находящейся прямо за остановкой аптеке и бросил монетку в автомат для продажи жвачки, стоящий у входа. В отражении на зеркальной поверхности автомата было очень удобно наблюдать, как Хог неторопливо шагает по противоположной стороне улицы. Столь же неторопливо Рэндалл двинулся за ним, не переходя на другую сторону.

Синтия продолжала сидеть на скамейке до тех пор, пока Рэндалл не удалился на полквартала, затем встала и последовала за ним.

Хог сел в автобус на втором углу. Благодаря зажегшемуся на светофоре красному свету Рэндалл успел перебежать улицу и вскочил в салон автобуса, когда тот уже начинал трогаться. Хог поднялся на верхний открытый этаж. Рэндалл уселся внизу.

Синтия схватила первое же такси, назвала водителю номер автобуса и велела следовать за ним. Они проехали двенадцать кварталов и только тогда увидели автобус. Еще через три квартала светофор позволил таксисту поравняться с ним. Через окно она заметила мужа: больше ей ничего и не было нужно. Теперь она занялась тем, что прикидывала по счетчику, сколько ей придется заплатить за поездку, учитывая четвертак чаевых.

Когда Синтия увидела, что Рэндалл и Хог выходят, она велела водителю остановиться. Он затормозил в нескольких ярдах от автобусной остановки. К сожалению, они двигались в ее сторону, поэтому Синтия решила не выходить сразу. Она расплатилась с таксистом точно по счетчику, в то же время одним глазом – тем, что был у нее на затылке, – следя за обоими мужчинами. Водитель с любопытством взглянул на нее.

– Вы приударяете за женщинами? – неожиданно спросила она.

– Нет, мэм. У меня семья.

– А вот мой муженек это дело очень любит, – с фальшивым гневом в голосе сказала она. – Держите. – И она сунула ему четвертак.

Хог и Рэндалл были уже в нескольких ярдах впереди. Она покинула такси, отошла к ближайшей витрине и принялась ждать. К ее удивлению, Хог вдруг обернулся и заговорил с ее мужем. Но они были слишком далеко, и ей не было слышно, о чем речь.

Она стала прикидывать, не стоит ли догнать их. Как-то все это было неправильно и настораживало. Но Рэндалл, похоже, удивлен не был. Он молча выслушал то, что сказал ему Хог, а потом они вместе вошли в офисное здание, перед входом в которое стояли.

Она тут же ринулась к входу и влетела внутрь. В вестибюле было, как и следовало ожидать в такое время, полным-полно народу. Шесть лифтов, расположенных в ряд, едва успевали справляться. Двери лифта № 2 только что закрылись, а № 3 только-только начал заполняться людьми. В № 3 их не было; она расположилась у табачного киоска и принялась оглядывать помещение.

В вестибюле их не было. Не было их, как она быстро убедилась, и в расположенной в вестибюле парикмахерской. Возможно, они последними вошли в только что отправившийся наверх лифт № 2. Она следила за указателем этажей № 2, но ничего полезного это ей не дало: кабина останавливалась едва ли не на каждом этаже.

Наконец лифт № 2 снова оказался внизу. Она села в него, не первой и не последней, а замешавшись в толпу. Она не стала называть этаж, а дождалась, пока не выйдет последний из пассажиров.

Лифтер вопросительно поднял брови.

– Вам какой? – строго спросил он.

Она вытащила долларовую бумажку.

– Я хотела бы с вами поговорить.

Он закрыл двери, обеспечивая возможность поговорить наедине.

– Только быстро, – сказал он, глядя на табло.

– В последнюю поездку с вами поднимались двое мужчин. – Она быстро и подробно описала их внешность. – Я хотела бы знать, на каком этаже они вышли.

Лифтер покачал головой:

– Понятия не имею. Сейчас самый час пик.

Синтия добавила еще доллар.

– Подумайте. Возможно, они сели самыми последними. Может, им приходилось выходить, чтобы выпустить других. Этаж, скорее всего, называл тот, что пониже.

Лифтер снова отрицательно покачал головой.

– Даже если вы предложите мне пятерку, я все равно ничего вам сказать не смогу. В часы пик хоть сама леди Годива на своей лошади* может прокатиться на этом лифте, я все равно этого не замечу. Короче, вы выходите или поедем вниз?

– Вниз. – Она вручила ему одну банкноту. – В любом случае благодарю за попытку.

Лифтер взглянул на долларовую бумажку, пожал плечами и сунул ее в карман.

Не оставалось ничего другого, как вновь занять пост в вестибюле. Кипя от ярости, Синтия так и сделала. «Меня сделали, – думала она, – причем сделали старейшим трюком для отрыва от хвоста. Старый трюк для дураков: сяду в лифт и был таков. К этому времени они, скорее всего, уже давно покинули здание, и теперь Тедди, которому, возможно, необходима помощь, удивляется, куда она делась.

Хватит! Довольно терзаться попусту. Проклятье!»

Она купила бутылку пепси-колы в табачном киоске и стоя медленно выпила ее, прикидывая, влезет ли в нее еще одна в порядке маскировки, как появился Рэндалл.

Только затопивший ее прилив облегчения позволил ей осознать, как она за него боялась. Но она выдержала характер и внешне этого никак не показала. Даже отвернулась, зная, что ее супруг все равно сразу заметит ее и легко узнает по затылку – не хуже, чем по лицу.

Он не подошел к ней и не заговорил, поэтому Синтия снова уставилась на него. Хога нигде не было видно. Неужели она проглядела его?

Рэндалл дошел до угла, задумчиво окинул взглядом вереницу такси, потом сел в автобус, только что подошедший к остановке. Синтия последовала за ним, пропустив вперед себя несколько человек. Автобус тронулся. Хога в нем определенно не было. Она решила, что можно отступить от правил.

Когда она уселась рядом с Рэндаллом, тот поднял голову.

– Син! А я уж подумал, что мы тебя потеряли.

– Чертовски близко к истине, – согласилась она. – Расскажи-ка, что происходит.

– Подожди, давай доедем до офиса.

Ей не хотелось ждать, но она подчинилась. Автобус, на который они сели, довез их почти до дома, не доехав всего каких-то полдюжины кварталов. Он отпер дверь их крохотной квартирки и тут же направился к телефону. Их телефон был подключен к телефонной службе.

– Были какие-нибудь звонки? – спросил он телефонистку, потом некоторое время молча слушал. – О’кей. Пришлите распечатку. Нет, не спешно.

Он положил трубку и повернулся к жене.

– Ну, малышка, я тебе доложу, похоже, это самые легкие в нашей жизни пять сотен.

– То есть тебе удалось выяснить, чем он занимается?

– Само собой.

– И чем же?

– Угадай.

Она пристально посмотрела на мужа:

– По-моему, ты напрашиваешься на неприятности.

– Тю-тю, смотри, из штанишек не выпрыгни. Все равно ни в жизнь не отгадаешь, хотя все очень просто. Он работает в гранильной фирме – шлифует драгоценные камни. Знаешь, чем на поверку оказалась та грязь у него под ногтями, из-за которой он так суетился?

– Да.

– А вот и нет. Это ювелирная полирующая паста. А благодаря своему больному воображению он приходит к заключению, что это засохшая кровь. Так что полштуки наши.

– Хм-м-м. Похоже на правду. И, по-видимому, место, где он работает, находится в здании «Акме», да?

– Офис 1310. Или, скорее, помещение 1310. Почему ты не последовала за нами?

Синтия ответила не сразу. Ей не хотелось признавать, что она оплошала, но их обыкновение быть до конца честными друг с другом взяло верх.

– Меня сбило с толку то, что Хог заговорил с тобой возле «Акме». Я потеряла тебя из вида у лифтов.

– Понятно. Ну, я… Ну-ка повтори! Что ты сейчас сказала? Что Хог заговорил со мной?

– Ну да, конечно.

– Но он вовсе не разговаривал со мной. Он на меня даже ни разу не взглянул. О чем ты говоришь?

– О чем я говорю? О чем это ты говоришь! Перед тем как войти в «Акме», Хог остановился, повернулся к тебе и заговорил с тобой. Так вы и стояли, болтали, и меня это совершенно выбило из колеи. А потом вы чуть ли не под руку исчезли в вестибюле.

Рэндалл посидел, ничего не говоря и пристально глядя на жену. Наконец она взорвалась:

– Что ты уставился на меня, как идиот! Так все оно и было.

Он ответил:

– Син, а теперь послушай меня. Я вышел из автобуса следом за ним, и мы вошли в вестибюль. Потом я воспользовался старым приемом и в последний момент заскочил в лифт и пристроился у него за спиной. Когда он вышел, я засуетился и принялся задавать дурацкие вопросы простофиле-лифтеру до тех пор, пока Хог не скрылся из вида. Потом я наконец выскочил и, добежав до поворота, увидел, как он скрывается в помещении 1310. Вовсе он со мной не разговаривал. Он вообще не видел моего лица. Я в этом абсолютно уверен.

Синтия побледнела, но сказала лишь:

– Продолжай.

– Там устроено так: по правую сторону от тебя тянется длинная стеклянная перегородка, по другую сторону которой стоят столы. Через стекло видны все эти ювелиры – или огранщики, или как их там – за работой. Придумано очень умно: хорошая реклама. Хог юркнул именно туда, и, когда я дошел дотуда, он уже успел снять пальто и надеть халат, а в глазу его торчал этот самый… как его… монокуляр. Я прошел мимо него – причем он даже головы не поднял, – подошел к секретарше и спросил, как переговорить с их начальником. Через несколько минут выскакивает этакий похожий на воробышка коротышка, и я спрашиваю его, работает ли у них человек по имени Джонатан Хог. Он отвечает «да» и спрашивает, хочу ли я с ним поговорить. Я говорю «нет», поясняю, что я детектив страховой компании. Он спрашивает, не случилось ли чего, а я объясняю, что это самая обычная проверка сведений, указанных им в страховом полисе, и спрашиваю, сколько он здесь проработал. Тот отвечает, что, мол, уже пять лет. Говорит, что Хог один из самых надежных и опытных работников. Я говорю «отлично» и спрашиваю, в состоянии ли, по его мнению, мистер Хог застраховаться на десять тысяч. Он говорит, что конечно и что они всегда очень рады, когда их служащие вкладывают деньги в страхование. Как, впрочем, я и думал, задавая отвлекающий вопрос.

Выйдя от них, я задержался напротив рабочего стола Хога и посмотрел на него через стекло. Тут он наконец поднял голову и взглянул на меня, потом снова углубился в работу. Я бы точно понял, если бы он узнал меня. Явный случай полной шидзо… шизо… как это правильно называется?

– Шизофрения. Раздвоение личности. Но послушай, Тедди…

– Слушаю.

– Ты и в самом деле разговаривал с ним. Я видела собственными глазами.

– Не гони лошадей, киска. Может, тебе просто показалось, что ты это видела, а на самом деле разговаривали два совсем других человека. Далеко ты была?

– Не настолько далеко. Я стояла у обувного магазина Бичама. За ним идет «У Людовика», а дальше само «Акме». Ты стоял спиной к газетному киоску на самом краю тротуара, практически лицом ко мне. Хог стоял ко мне спиной, но я все равно никак не могла ошибиться, поскольку видела его в профиль, когда вы развернулись и вместе вошли в здание.

Рэндалл, похоже, был в отчаянии.

– Но я не разговаривал с ним. И в здание я заходил не вместе с ним, а вслед за ним.

– Эдвард Рэндалл, не вкручивайте мне мозги! Я согласна – да, я потеряла вас из вида, но это еще не повод издеваться надо мной, пытаясь сделать из меня полную дуру.

Рэндалл был женат достаточно давно и достаточно удачно, чтобы не замечать признаков опасности. Он встал, подошел к ней и обнял ее за плечи.

– Послушай, малыш, – серьезно и ласково сказал он, – я вовсе не морочу тебе голову. Нас с тобой почему-то закоротило, но я рассказал тебе все, что знаю, так, как я это помню.

Она посмотрела ему в глаза. Потом внезапно поцеловала его и сказала:

– Ладно. Будем считать, что мы оба правы, а это совершенно невозможно. Поехали.

– Куда поехали?

– На место преступления. Если я все не выясню, то не смогу спокойно спать по ночам.

Здание «Акме» высилось там же, где они его оставили. Оба магазина тоже пребывали на своих местах, равно как и газетный киоск. Рэндалл постоял на том месте, где утром стояла Синтия, и вынужден был согласиться, что она никак не могла обознаться, разве что была бы в стельку пьяна. Но Рэндалл по-прежнему был убежден, что все было так, как он рассказывал.

– А может, ты по дороге пару раз нюхнула, а? – с надеждой спросил он.

– Еще чего!

– Ну и что дальше?

– Сама не знаю. Хотя нет, знаю! Мы ведь закончили с Хогом. Не так ли? Мы проследили его, и дело с концом.

– Ну… да. И что?

– Проводи меня туда, где он работает. Я хочу спросить его дневную личность, разговаривала ли она с тобой сегодня утром.

Он пожал плечами:

– О’кей, крошка. Играем по-твоему.

Они вошли в здание и сели в первый же свободный лифт. Что-то защелкало, лифтер закрыл двери и спросил:

– Какие этажи?

Шестой, третий и девятый. Рэндалл дождался, пока не вышли все остальные, и только тогда объявил:

– Тринадцатый.

Оператор явно был растерян.

– Знаете что, приятель, я могу дать вам двенадцатый и четырнадцатый, а вы уж сами поделите их пополам.

– Что?

– Здесь нет тринадцатого этажа. А если бы и был, то никто не стал бы арендовать там помещения.

– Это какая-то ошибка. Я сам там был сегодня утром.

Лифтер бросил на него подчеркнуто терпеливый взгляд.

– Что ж, убедитесь сами. – Он тронул лифт вверх и вскоре остановил его.

– Двенадцатый, – снова медленно тронул, цифра 12 на табло исчезла и сменилась другой. – Четырнадцатый. И что вы теперь скажете?

– Прошу прощения, – извинился Рэндалл. – Похоже, это какая-то дурацкая ошибка. Я действительно был здесь сегодня утром, и мне показалось, что я запомнил этаж.

– Может, это был восемнадцатый? – высказал предположение лифтер. – Иногда восьмерка кажется тройкой. А кого вы ищете?

– «Детеридж и Ко». Это ювелирная фирма.

Лифтер покачал головой:

– В этом здании таких нет. Никаких ювелиров и никаких Детериджей.

– Вы уверены?

Вместо ответа лифтер спустил лифт до десятого этажа.

– Попробуйте 1001. Там помещается администрация здания.

Нет, у них нет никакого Детериджа. И никаких ювелиров, ничего подобного. Может быть, джентльмену нужно здание «Апекс», а не «Акме»? Рэндалл поблагодарил и вышел, изрядно потрясенный.

Синтия все это время хранила полное молчание. Теперь же она спросила:

– Дорогой…

– Да? Чего тебе?

– Мы могли бы подняться на самый верхний этаж, а потом обследовать все этажи донизу.

– Что толку? Если бы фирма была здесь, они бы знали об этом.

– А может, они и знают, но просто не хотят говорить. Во всем этом деле что-то нечисто. Ведь если подумать, можно спрятать в здании целый этаж, сделав вход в него похожим на глухую стену.

– Да нет, это просто глупо. Наверное, я просто схожу с ума, вот и все. Ты не сводишь меня к врачу?

– Вовсе это не глупо, и крыша твоя на месте. Как ты вычисляешь высоту, находясь в лифте? По этажам.

Если лифт не останавливается на этаже, то ты его и не замечаешь. Не исключено, что мы наткнулись на нечто очень большое. – Она и сама не очень-то верила в то, что говорила, но знала, что ему просто необходимо чем-то заняться.

Он уже готов был с ней согласиться, но тут сообразил:

– А как же лестницы? Идя по лестнице, этажа не пропустишь.

– А может, у них и с лестницами придуман какой-нибудь трюк? Если так, то попытаемся его обнаружить. Пошли.

Но никакого трюка им обнаружить не удалось. Количество ступенек – восемнадцать – между четырнадцатым и двенадцатым этажами оказалось совершенно тем же, что и между всеми остальными. Они прошли сверху донизу, проверяя номера на матовом стекле ведущих на этажи дверей и сами этажи. Это заняло довольно много времени, поскольку Синтия не согласилась на предложение Рэндалла работать порознь, взяв на себя по пол-этажа. Ей не хотелось выпускать его из вида.

Не обнаружилось ни тринадцатого этажа, ни двери с надписью, возвещавшей бы о присутствии за ней ювелирной фирмы, ни Детериджа, ни какой-либо другой. Времени хватало только на то, чтобы читать названия компаний на дверях. Если бы они посещали каждую из фирм под тем или иным предлогом, то им понадобилось бы куда больше одного дня.

Рэндалл задумчиво смотрел на табличку с надписью «Картер и Гринуэй. Адвокаты».

– За это время, – пробормотал он задумчиво, – они вполне могли поменять табличку на двери.

– Только не на этой, – заметила она. – Да и в любом случае, если бы это была какая-то афера, они вполне могли бы вообще смыться отсюда. Переделать помещение так, чтобы ты никогда не узнал его. – Тем не менее она продолжала задумчиво смотреть на невинно выглядящие буквы. Офисное здание стояло на отшибе и было крайне замкнутым местом. Звуконепроницаемые стены, жалюзи на окнах… и ничего не говорящие названия фирм. В таком месте могло твориться что угодно – абсолютно все. Никто никогда не узнает. Никому нет дела. Никто ничего никогда не заметит. Ни патрульный полисмен, ни соседи, до которых отсюда как до Луны, ни уборщики, если арендатор откажется от их услуг. Пока фирма вовремя платит за аренду, администрация не станет лезть в ее дела. Так что тут возможно любое преступление, а трупы прячь хоть в туалете.

Она даже вздрогнула.

– Пошли, Тедди. Давай поторопимся.

Они быстро обошли оставшиеся этажи и наконец оказались в вестибюле. От вида человеческих лиц и солнечного света Синтия немного успокоилась, хотя они с мужем так не нашли исчезнувшую фирму. Рэндалл остановился на ступеньках и огляделся.

– А как ты думаешь, мы не могли быть в другом здании? – с сомнением в голосе спросил он.

– Исключено. Видишь этот табачный киоск? Я же, можно сказать, жила там. Мне там знакомо каждое мушиное пятнышко на прилавке.

– Тогда каков же ответ?

– Обед – вот ответ. Пошли.

– О’кей. Но свой я, пожалуй, выпью.

После третьей порции виски ей все же удалось заставить его съесть тарелку рагу из копченого мяса. Это да еще пара чашек кофе практически успокоили его, но все равно он оставался грустен.

– Син…

– Да, Тедди?

– Что со мной случилось?

Она медленно ответила:

– Думаю, ты стал жертвой необычного гипноза.

– Да, я тоже так думаю… теперь. Или это так, или я съехал с катушек. Так что будем считать это гипнозом. Я вот только хотел бы знать – зачем?

Она задумчиво чертила вилкой по тарелке.

– А вот я не уверена, хочется мне это выяснять или нет. Знаешь, что мне больше всего хотелось бы сделать, Тедди?

– Что?

– Отправить эти пять сотен обратно мистеру Хогу с запиской, что мы не в состоянии ему помочь, поэтому и возвращаем деньги.

Рэндалл недоуменно уставился на нее:

– Вернуть деньги? Боже милостивый!

Синтия выглядела так, будто ее поймали на том, что она делает непристойное предложение, но упрямо гнула свое:

– Согласна. И все равно больше всего мне хотелось бы именно этого. Мы можем заработать на пропитание разводами и поиском сбежавших должников. Так что нам вовсе не обязательно связываться с таким делом, как это.

– Ты говоришь так, будто даешь пять сотен на чай официанту.

– Вовсе нет. Просто мне кажется, что за эту сумму не стоит рисковать головой или душевным здоровьем. Послушай, Тедди, кто-то пытается нас подставить, и, прежде чем мы зайдем слишком далеко, я хотела бы знать почему.

– Вот и я тоже хочу понять почему! Именно поэтому я и не хочу бросать это дело. Черт побери, терпеть не могу дурацких розыгрышей.

– И что ты собираешься сказать мистеру Хогу?

Он взъерошил волосы, что, впрочем, ничего не изменило, поскольку они и так были взъерошены.

– Сам не знаю. А может, ты с ним поговоришь? Попросишь немного подождать.

– Отличная идея! Просто великолепная! Я скажу ему, будто ты сломал ногу, но уже завтра будешь в полном порядке.

– Не надо так, Синтия. Ты же прекрасно знаешь, что сумеешь с ним справиться.

– Ладно уж, так и быть. Но ты должен пообещать мне одну вещь, Тедди.

– Что пообещать?

– Что пока мы занимаемся этим делом, мы все делаем вместе.

– Мы вроде и так всегда работаем вместе.

– Нет, я серьезно. Я хочу, чтобы ты все время был у меня на глазах.

– Но послушай, Син, это может оказаться не слишком практичным.

– Обещай.

– Ладно, ладно. Обещаю.

– Так-то лучше. – Она расслабилась и теперь выглядела едва ли не счастливой. – А не лучше ли нам теперь вернуться в офис?

– К черту офис. Давай-ка устроим себе отдых и смотаемся в кинишко.

– Согласна, Умник. – Она взяла свои перчатки и сумочку.

Кино не слишком развлекло их, хотя они выбрали вестерн, большим поклонником которых был Рэндалл. Но главный герой показался таким же гнусным, как и главный злодей, а таинственные всадники в масках – чересчур зловещими. К тому же перед глазами его неотступно стоял тринадцатый этаж здания «Акме», длинная стеклянная перегородка, за которой трудились ювелиры и сухощавый коротышка – управляющий фирмы «Детеридж и Ко». Проклятье… неужели человека можно так загипнотизировать, чтобы он поверил, что видит все в таких деталях?

Синтия вообще почти не смотрела на экран. Она разглядывала сидящих вокруг людей. Если у них такие выражения лиц, когда они развлекаются, то как же они выглядят, когда несчастны? За редким исключением лица зрителей казались равнодушно-терпеливыми. В основном она видела на лицах недовольство, мрачные признаки физического страдания, несчастное одиночество, разочарованность и тупую злобу, зато веселые лица попадались крайне редко. Даже Тедди, чье бесшабашное веселье являлось одним из его главных достоинств, казался мрачным… впрочем, было понятно почему. Интересно, а почему же были так несчастны лица остальных?

Синтии вспомнилось виденное когда-то полотно под названием «Подземка». На нем была изображена толпа, вываливающаяся из вагона подземки, а ей навстречу ломится встречная толпа, рвущаяся внутрь. И те и другие явно спешили, и все же было видно, что происходящее не доставляет им ни малейшего удовольствия. В картине как таковой ничего красивого не было, ясно было, что единственной целью художника была жестокая критика образа жизни.

Она даже обрадовалась, когда фильм наконец кончился и они наконец оказались в объятиях относительной свободы улицы. Рэндалл поймал такси, и они поехали домой.

– Тедди…

– Что?

– Ты не обратил внимания на лица людей в зале?

– Да нет, не очень. А в чем дело?

– Все они выглядели так, словно никогда в жизни не радовались.

– Может, так оно и есть.

– Но почему? Вот смотри – у нас же бывают радости, правда?

– Ну еще бы!

– Мы постоянно радуемся. Даже когда мы разорялись и снова пытались начать бизнес, мы веселились. Мы отправлялись в постель с улыбкой и просыпались счастливыми. И так до сих пор. Так в чем же ответ?

Тут он в первый раз с момента начала поисков тринадцатого этажа улыбнулся и ущипнул ее.

– Радость – это жить с тобой, малышка.

– Спасибо. То же самое могу сказать и о тебе. А знаешь, когда я была маленькой девочкой, у меня была забавная идея.

– Расскажи.

– Я всегда была счастлива и так, но, взрослея, я стала замечать, что с мамой это не так. И с папой тоже. И учителя тоже не были счастливы… короче говоря, большинство окружающих меня взрослых не счастливы. И вот мне пришло в голову, что когда ты становишься взрослым, то обнаруживаешь нечто, что всю оставшуюся жизнь не дает тебе стать счастливым. Сам знаешь, как обычно обращаются с ребенком: «Ты еще маленькая, тебе не понять» или «Подожди, дорогая, вот вырастешь и сама поймешь». Мне всегда страшно хотелось узнать, что же это за тайну они от меня скрывают, поэтому я постоянно подслушивала, надеясь убедиться в том, что мне этого ни за что не обнаружить.

– Да, ты прирожденный детектив.

– Ну-ну. Но я поняла, что, чем бы это ни было, от него взрослые становятся не счастливыми, а печальными. И тогда я стала молиться о том, чтобы никогда не обнаруживать этого. – Она чуть пожала плечами. – Похоже, так оно и вышло.

Он усмехнулся:

– То же самое и со мной. Профессиональный Питер Пэн, вот кто я такой. Всегда счастлив так, будто у меня есть здравый смысл.

Она положила свою маленькую руку в перчатке на его руку.

– Не смейся, Тедди. Это-то и пугает меня в деле Хога. Я боюсь, что если мы продолжим, то обнаружим, что такое знают взрослые. И больше никогда не будем смеяться.

Он рассмеялся было, потом взглянул на ее руку.

– Слушай, да ты, похоже, серьезно! – Он пощекотал ее под подбородком. – Хватит ребячиться, малышка. Что тебе нужно, так это хороший ужин – и немного выпить.

После ужина, когда Синтия как раз раздумывала над тем, что она скажет мистеру Хогу по телефону, прозвучал сигнал домофона. Она подошла к входной двери и взяла трубку переговорного устройства.

– Да? – Почти тут же она повернулась к мужу и почти беззвучно прошептала: – Это мистер Хог.

Рэндалл удивленно поднял брови, потом предостерегающе поднес палец к губам и на цыпочках направился в спальню. Она кивнула.

– Секундочку. Ну вот… теперь лучше. Похоже, плохое соединение. Слушаю вас.

– О… Мистер Хог. Конечно, поднимайтесь, мистер Хог.

Она нажала кнопку, отпирающую электрический замок на входной двери.

Хог вошел и нервно забормотал:

– Надеюсь, вы не сочтете это вторжением, но мне было страшно не по себе, и я почувствовал, что не в силах дождаться вашего отчета.

Она не пригласила его присесть.

– Прошу прощения, – вежливо сказала она, – но мне придется вас разочаровать. Мистера Рэндалла еще нет дома.

– О! – Казалось, он был расстроен до слез – настолько, что ей стало его жалко. Но тут она вспомнила, что утром пришлось пережить ее мужу, и снова ожесточилась.

– А вы не знаете, – продолжал Хог, – когда он вернется?

– К сожалению, нет. Жены детективов, мистер Хог, привыкают не ждать своих мужей.

– Да, понимаю. Что ж, не буду вас задерживать. Но мне просто необходимо с ним поговорить.

– Я так ему и передам. Может быть, вы хотели сказать ему что-то конкретное. Например, сообщить новые сведения?

– Нет, – медленно ответил он. – Нет, наверное… все это покажется просто глупым.

– Что именно, мистер Хог?

Он взглянул на нее:

– Интересно… миссис Рэндалл, вы верите в одержимость?

– В одержимость?

– В одержимость человеческой души… дьяволами?

– Честно говоря, я не слишком над этим задумывалась, – осторожно ответила она и подумала, слушает ли их Тедди и успеет ли он вовремя прийти на помощь, если она закричит.

Хог как-то странно теребил рукой ворот своей рубашки. Наконец расстегнул верхнюю пуговицу. Синтия почувствовала какой-то едкий, нечистый запах, потом она увидела у него в руке какую-то штуку, что-то висевшее на шнурке у него на шее под рубашкой.

Она с трудом заставила себя взглянуть на это и с внутренним облегчением поняла, что перед ней просто несколько зубчиков чеснока, которые Хог носил как ожерелье.

– Зачем вы это носите? – спросила она.

– Правда ведь глупо, да? – спросил он. – Дурацкое суеверие… но так мне легче. У меня пугающее чувство, что за мной постоянно следят…

– Неудивительно. Мы… мистер Рэндалл действительно следил за вами по вашей же просьбе.

– Нет, не то. Человек в зеркале…

Он заколебался.

– Человек в зеркале?

– Ваше отражение в зеркале всегда наблюдает за вами, но вы об этом знаете, и это вас не беспокоит. А вот у меня такое ощущение, что кто-то пытается добраться до меня и только ждет подходящего случая. Думаете, я спятил, да? – внезапно заключил он.

Синтия только вполуха следила за его словами, потому что заметила кое-что, когда рассматривала чесночное ожерелье на его ладони. Кончики его пальцев были покрыты волнистым узором из завитков и петель, как у любого другого человека, – и сегодня определенно не были покрыты коллодием. Она решила добыть для Тедди отпечатки пальцев Хога.

– Ну что вы, я вовсе ничего такого не думаю, – успокаивающе сказала она, – но мне кажется, что вы чересчур много беспокоитесь. Вам следует расслабиться. Не хотите выпить?

– Если можно, то стаканчик воды.

Ей было все равно чего – воды или виски, – все дело было в стакане. Она извинилась и отправилась на кухню, где выбрала высокий стакан с гладкими, без какого-либо рисунка стенками. Она тщательно отполировала его, осторожно положила льда и налила воды. Потом, держа его за самое донышко, вынесла в прихожую и подала Хогу.

Намеренно или случайно, но он сорвал ее планы. Он стоял перед зеркалом в прихожей, очевидно поправляя галстук и приводя себя в порядок после того, как снова одел на шею чесночное ожерелье. Когда, услышав ее шаги, Хог обернулся, она увидела, что он уже натянул перчатки.

Синтия пригласила его присесть, думая, что в этом случае он их снимет. Но он сказал:

– Я и так отнял у вас кучу времени.

С этими словами он отпил полстакана воды, поблагодарил ее и молча ушел.

Появился Рэндалл.

– Ну что? Ушел?

Она быстро обернулась:

– Да, ушел, Тедди. Лучше бы свою грязную работу делал ты сам. Он нервирует меня. Я уже готова была закричать, чтобы ты наконец вышел из спальни.

– Спокойно, старушка.

– Все это хорошо, но только лучше бы глаза наши его не видели. – Она подошла к окну и широко распахнула его.

– Слезами горю не поможешь. Мы уже в деле. – Его глаза остановились на стакане.

– Слушай… неужели удалось получить его отпечатки?

– Как бы не так. Он будто прочитал мои мысли.

– Жаль.

– Тедди, а что ты собираешься делать дальше?

– Да есть одна идея, но ее сначала нужно как следует обдумать. Что он там тебе пел насчет разных дьяволов и типа, который следит за ним из зеркала?

– Он говорил совсем не это.

– А может, я и был этим типом в зеркале? Я ведь следил за ним сегодня утром через одно.

– Ой как смешно! Он использовал метафору. Он просто нервничает дома. – Она резко обернулась, ей показалось, что за плечом у нее что-то есть. Но там ничего не было, кроме мебели и стены. Возможно, просто отражение в стекле, подумала она и решила ничего не говорить. – Кстати, я тоже, – добавила она. – А что касается дьяволов, то мне и его самого предостаточно. Знаешь, чего бы я хотела больше всего?

– Чего?

– Большую порцию чего-нибудь покрепче и баиньки.

– Неплохо придумано. – Он пошел на кухню и начал готовить лекарство по рецепту. – А сандвич не хочешь?

Рэндалл обнаружил, что стоит в пижаме в их собственной гостиной перед висящим возле двери зеркалом. Отражение – впрочем, нет, не отражение, поскольку человек в зеркале был соответствующим образом одет в консервативного покроя костюм, приличествующий солидному бизнесмену, – заговорило с ним.

– Эдвард Рэндалл!

– Что?

– Эдвард Рэндалл, вы призваны. Вот – возьмите меня за руку. Лучше пододвиньте стул, и тогда вам будет легче пройти.

Это показалось ему совершенно естественным, более того – единственно разумным решением. Он пододвинул стул, взялся за протянутую ему руку и пролез через зеркало. На другой стороне зеркала оказался умывальник, воспользовавшись которым, он легко спрыгнул на пол. Он и его визави стояли в небольшой, отделанной кафелем туалетной комнате, которые обычно бывают при офисах.

– Поспешим, – сказал его визави. – Остальные уже собрались.

– Кто вы?

– Меня зовут Фиппс, – с легким поклоном ответил человек. – Сюда, пожалуйста.

Он открыл дверь туалетной комнаты и слегка подтолкнул Рэндалла вперед. Тот обнаружил, что находится в помещении, которое, очевидно, служило залом заседаний – причем заседание явно уже началось, поскольку за длинным столом сидело около дюжины людей. И все они смотрели на него.

– Проходите, мистер Рэндалл.

Его снова подтолкнули – на сей раз уже не так мягко, – и вот он уже сидит в самом центре полированного стола. Через тонкие хлопчатобумажные пижамные штаны он чувствовал его твердую холодную поверхность.

Рэндалл поплотнее запахнул пижамную куртку и поежился.

– Довольно, – сказал он. – Выпустите меня отсюда. Я не одет.

Он попытался подняться, но это простое действие оказалось ему не по силам.

Кто-то за его спиной хихикнул. Чей-то голос произнес:

– Не такой уж он толстый.

Другой голос ответил:

– Для данного дела это не имеет значения.

Он начал понимать ситуацию – в последний раз он во сне увидел себя посреди Мичиганского бульвара без штанов. Кроме того, он не раз во сне видел себя снова в школе, причем не только голым, но еще и с невыученными уроками, да еще и опоздавшим к их началу. Что ж, он отлично знал, как с этим справиться: нужно закрыть глаза и натянуть одеяло, а потом спокойно проснуться в собственной постели.

Он закрыл глаза.

– Прятаться бесполезно, мистер Рэндалл. Мы все равно вас видим, и все это просто напрасная трата времени.

Он снова открыл глаза.

– Что за ерунда? – браво вопросил он. – Где я? Зачем вы меня сюда притащили? И вообще, в чем дело?

На него смотрел сидящий во главе стола крупный мужчина. Если бы он стоял, то росту в нем было бы никак не меньше шести футов двух дюймов, кроме того, он был пропорционально ширококостен и широкоплеч. Его массивная фигура казалась довольно полной, зато кисти рук, напротив, были изящной формы, с прекрасно ухоженными ногтями. Черты лица были мелкими и казались еще мельче в обрамлении пухлых щек и многочисленных подбородков. У человека были маленькие веселые глазки, улыбчивый рот, он то и дело поджимал губы, а потом выпячивал их.

– Всему свое время, мистер Рэндалл, – весело ответил он. – А находитесь вы на тринадцатом этаже здания «Акме»… да вы же и сами помните. – Он усмехнулся, как будто они обменялись шутками, понятными им одним. – А происходит здесь заседание совета директоров фирмы «Детеридж и К^о». Я… – Он, несмотря на огромное брюхо, ухитрился сидя отвесить легкий поклон. – …Р. Джефферсон Стоулз, председатель совета, к вашим услугам, сэр.

– Но…

– Прошу вас, мистер Рэндалл, потерпите. Сначала я вам представлю присутствующих. Справа от меня – мистер Таунсенд.

– Рад познакомиться, мистер Рэндалл.

– Взаимно, – машинально отозвался Рэндалл. – Послушайте, все это заходит чересчур далеко и…

– Далее следуют мистер Грейвсби, мистер Уэллс, мистер Йокум, мистер Принтемпс, мистер Джонс, а с мистером Фиппсом вы уже знакомы. Он – наш секретарь. За ним сидят мистер Рейфснайдер и мистер Снайдер, уверяю, они не родственники. И наконец, мистер Паркер и мистер Крюсс. К нашему глубокому сожалению, мистер Потифар прийти не смог, но кворум тем не менее имеется.

Рэндалл снова попытался подняться, но крышка стола оказалась просто невероятно скользкой.

– Да мне плевать, кворум у вас тут или мафиозная разборка. Выпустите меня отсюда.

– Тихо, мистер Рэндалл, тихо. Вы хотите получить ответы на свои вопросы?

– Не настолько. Черт возьми, выпустите…

– Но они и в самом деле требуют ответов. Это деловая встреча, и наша проблема – это вы.

– Я?!

– Да, вы. Правда, проблема не главная, но тем не менее требующая решения. Нам не нравится ваша деятельность, мистер Рэндалл. И вы должны ее прекратить.

Не успел Рэндалл ответить, как Стоулз поднял руку.

– Не спешите, мистер Рэндалл. Позвольте мне вам кое-что объяснить. Не ваша деятельность вообще. Нам наплевать, сколько блондинок вы подсадите в гостиничные номера в качестве свидетельниц в бракоразводных процессах, сколько телефонов вы прослушаете и сколько писем вскроете. Нас интересует лишь один аспект вашей деятельности. Я имею в виду мистера Хога. – Последнее слово он словно выплюнул.

Рэндалл почувствовал, что и присутствующие при произнесении этого имени как-то заерзали.

– А при чем тут мистер Хог? – спросил он.

За столом снова заерзали. Улыбка на лице Стоулза исчезла.

– Начиная с этой минуты, – сказал он, – давайте именовать его вашим клиентом. Дело вот в чем, мистер Рэндалл. У нас в отношении мистера… вашего клиента другие планы. Оставьте его в покое. Вы должны забыть о нем и никогда больше с ним не встречаться.

Рэндалл смотрел на него в упор:

– Я еще никогда не подводил клиента. И прежде чем отказаться от него, я скорее увижу вас в адском пламени.

– Что ж, – признал Стоулз, выпячивая губы, – уверяю вас, это в принципе не исключено, но исключительно в качестве сильной метафоры. Будем же разумными. Насколько мне известно, вы вполне разумный человек. Мы с моими коллегами тоже разумные люди. Вместо того чтобы запугивать или принуждать вас, позвольте рассказать вам одну историю, чтобы вы поняли, почему мы так настаиваем.

– Не желаю я слушать никаких историй. Все, я ухожу.

– Да неужели? Боюсь, что нет. И выслушать ее вам придется!

Он указал пальцем на Рэндалла. Тот попытался было ответить и почувствовал, что не может. «Да, – подумал он, – это, пожалуй, самый чертовски бесштанный сон в моей жизни. В следующий раз буду умнее – нечего наедаться перед сном».

– В Начале, – торжественно произнес Стоулз, – была Птица. – Он неожиданно закрыл лицо ладонями. Остальные присутствующие сделали то же самое.

Птица! Рэндалл вдруг понял, что означает это простое слово, произнесенное отвратительным толстяком. Это не какая-то там глупая в перьях курица, нет – это хищная птица с могучими крыльями и немигающими безжалостными белесыми глазами, пурпурными сережками… но особенно отчетливо он представил себе ее лапы, птичьи лапы, покрытые желтыми чешуйками, лишенные плоти, с огромными когтями, покрытыми засохшей кровью жертв. Отвратительная и ужасная…

Наконец Стоулз убрал руки от лица.

– Птица была одинока. Взмахи могучих крыльев несли ее сквозь глубины пространства, еще не имевшие вида. Но она была наделена Властью, а Власть – это Жизнь. Она взглянула на Север, хотя севера еще не было, она взглянула на Юг, хотя юга тоже не было, а потом на Восток и на Запад. Потом она взглянула Вверх и взглянула Вниз. Потом из пустоты и своего желания она свила гнездо.

Просторно было Ее гнездо, глубоко и нерушимо. И отложила Она в гнездо сто яиц. Она высиживала их и размышляла, так прошло десять тысяч лет. Когда настало время, Она слетела с гнезда и осветила его огнями, дабы смогли птенцы видеть. Потом она стала ждать.

Из каждого яйца на свет появилось по сто Сынов Птицы – общим числом десять тысяч. Но столь обширно было гнездо, что каждому из них хватило в нем места – каждый стал владыкой царства и каждый стал царем над всеми ползучими, летучими и бегающими на четырех ногах существами, порожденными в трещинах гнезда, сотворенными теплом и ожиданием.

Мудра и безжалостна была Птица, столь же безжалостны и мудры были ее Сыны. Дважды по десять тысяч лет они сражались и правили, и Птица была довольна. А потом нашлись такие, кто считал себя столь же мудрым и сильным, как и сама Птица. Из материала Гнезда они создали существ, подобных себе, и вдохнули им в ноздри желание иметь сыновей, подобных себе, дабы те служили им и сражались за них. Но сыны Сыновей не были столь же мудры, сильны и жестоки, а, напротив, слабы, мягкотелы и глупы. Недовольна была Птица.

И низринула она своих Сыновей, и были они закованы в цепи своими мягкотелыми глупыми сынами… прекратите вертеться, мистер Рэндалл! Я понимаю, что вам, с вашим убогим умишком, сложно уразуметь все это, но попробуйте хоть раз в жизни заглянуть дальше собственного носа и проглотить нечто пошире своего рта!

Глупые и слабые не могли удержать Сыновей Птицы, поэтому Птица поместила среди них, тут и там, других, куда более могучих, жестоких и умных, которые искусностью, жестокостью и коварством смогли предотвратить попытки Сыновей освободиться. Затем Птица удовлетворенно уселась вновь и стала ждать, как дальше пойдет игра… Игра продолжается и поныне. Поэтому мы не можем позволить вам иметь дело с вашим клиентом и каким-либо образом помогать ему. Теперь вы понимаете?

– Ничего я не понимаю, – воскликнул Рэндалл, к которому неожиданно вернулся дар речи. – К черту всю вашу шайку! Шутка зашла слишком далеко!

– Глупый, слабый и недалекий, – вздохнул Стоулз. – Покажите ему, мистер Фиппс.

Фиппс поднялся со своего места, положил на стол чемоданчик, открыл его, что-то достал и сунул под нос Рэндаллу… зеркало.

– Будьте добры, взгляните, мистер Рэндалл, – вежливо сказал он.

Рэндалл взглянул на свое отражение в зеркале.

– И что вы на это скажете, мистер Рэндалл?

Отражение растворилось, и он понял, что смотрит на свою собственную спальню как будто с небольшой высоты. В спальне было темно, но он ясно различал очертания головы своей жены на подушке. Его собственная подушка пустовала.

Синтия пошевелилась, перевернулась на бок и едва слышно вздохнула. Губы ее были приоткрыты в легкой полуулыбке, как будто ей снился какой-то приятный сон.

– Видите, мистер Рэндалл? – спросил Стоулз. – Вы ведь не хотите, чтобы с ней что-нибудь произошло?

– Ах ты грязный, мерзкий…

– Спокойно, мистер Рэндалл, спокойно. Этого с вашей стороны будет вполне достаточно. Помните о своих собственных интересах… и ее тоже. – Стоулз повернулся к Фиппсу и сказал: – Уберите его.

– Прошу вас, мистер Рэндалл.

Он снова ощутил унизительный толчок в спину, а потом вдруг оказался в воздухе, а картина внизу начала рассыпаться на кусочки.

Он пришел в себя в собственной постели, еще не до конца проснувшийся и в холодном поту.

Синтия тоже проснулась и села.

– Что с тобой, Тедди? – сонно спросила она. – Ты вроде кричал во сне.

– Ничего. Наверное, просто дурной сон. Прости, что разбудил.

– Ерунда. Может, с желудком что-нибудь?

– Да, наверное.

– Выпей соды.

– Пожалуй. – Он встал, сходил на кухню и развел в стакане воды немного соды. Теперь, окончательно проснувшись, он ощутил во рту какой-то кислый привкус. Сода действительно помогла.

Когда он вернулся, Синтия уже снова спала. Он тихонечко забрался под одеяло. Она, не просыпаясь, прильнула к нему, согревая его своим телом. И он тоже почти сразу заснул.

«…Будет жизнь светла и хороша, ша-ша-ша…» Песня оборвалась, он прикрутил кран так, чтобы шум воды не мешал разговаривать, и сказал:

– Доброе утро, красавица моя!

Синтия стояла на пороге ванной комнаты, протирая один глаз, а другим сонно глядя на него.

– Люди, поющие до завтрака… доброе утро.

– А почему бы мне не петь? На дворе прекрасный день, и я отлично выспался. Кроме того, я придумал новую душевую песню. Вот послушай!

– Спасибо, не надо.

– Это песня, – как ни в чем не бывало продолжал он, – посвящена Молодому Человеку, Возвещающему о Своем Намерении Отправиться в Сад, Чтобы Есть Там Дождевых Червей.

– Тедди, фу, гадость какая!

– Вовсе не гадость. Ты только послушай. – Рэндалл пустил душ посильнее. – Для полного эффекта требуется звук льющейся воды, – пояснил он. – Вот первый куплет:

Рэндалл прервал песню, чтобы оценить произведенный ею эффект.

– А теперь – хор, – возвестил он.

Он снова смолк.

– Второй куплет, – объявил он. – Только я его еще не сочинил. Может, повторить первый?

– Нет уж, спасибо. Лучше вылезай-ка ты из душа и пусти меня.

– Тебе не понравилось, – обвинил он ее.

– Я этого не говорила.

– Люди редко ценят настоящее искусство, – скорбно изрек он, но из душа все же вышел.

Когда Синтия появилась на кухне, кофе и апельсиновый сок были уже на столе. Муж вручил ей стакан сока.

– Тедди, какой ты милый. Чем я могу отплатить тебе за хлопоты?

– Собой. Но не сейчас. Я ведь не только милый, но и ужасно умный.

– И?..

– Ну-у-у… видишь ли, я, кажется, придумал… что нам делать с нашим другом Хогом.

– С Хогом? О господи!

– Осторожнее – не пролей! – Он взял у нее стакан и поставил его на стол. – Спокойно, малышка. Что с тобой?

– Сама не знаю, Тедди. Просто у меня такое чувство, будто мы с тобой взвалили на себя непосильную ношу.

– Да-а-а, никогда не следует заводить разговоры о делах до завтрака. Выпей кофе, и тебе сразу полегчает.

– Хорошо. Нет, тостов не надо. Так в чем же заключается твоя сногсшибательная идея?

– А вот в чем, – начал он, хрустя тостом. – Вчера мы пытались не попадаться ему на глаза, чтобы наружу не вылезла его вечерняя личность. Верно?

– Угу.

– Так вот, сегодня мы поступим иначе. Мы присосемся к нему как пиявки, мы оба, практически рука об руку. Если это возымеет влияние на его дневную ипостась – не важно, поскольку мы можем довести его до «Акме». А оказавшись там, он автоматически направится туда, куда ходит обычно. Я прав?

– Даже не знаю, Тедди. Возможно. Раздвоение личности при амнезии часто откалывает самые неожиданные номера. Например, он запросто может взять да и окончательно сбрендить.

– Значит, думаешь, не сработает?

– Может, да, а может, и нет. Но если мы действительно будем держаться вместе, то я, пожалуй, согласна… если только ты все это не бросишь.

Он проигнорировал выдвинутое ею условие.

– Отлично. Тогда я позвоню старому козлу и попрошу его дожидаться нас дома. – Он потянулся к телефону, набрал номер и переговорил с Хогом. – Да, он, конечно, тот еще типчик, – сказал он, повесив трубку. – Сначала он вообще не понял, кто я такой. Потом вроде в башке у него щелкнуло, и все пришло в норму. Ну как, Син, готова?

– Через полсекунды.

– О’кей. – Он встал и, негромко насвистывая, отправился в гостиную.

Свист внезапно оборвался. Он быстро вернулся на кухню.

– Син…

– Что, Тедди?

– Зайди-ка на секундочку в гостиную… пожалуйста!

Она поспешно последовала на зов, а увидев выражение его лица, сразу встревожилась. Он указал на стул, придвинутый к зеркалу возле двери.

– Син… как он здесь оказался?

– Стул, что ли? Да я перед сном придвинула его, чтобы поправить зеркало. И, наверное, просто забыла поставить на место.

– М-м-м… должно быть, так оно и есть. Странно, что я не заметил его, когда выключал свет.

– А почему это тебя так беспокоит? Думаешь, что ночью кто-то забрался в квартиру?

– Ну да, да, конечно… именно так я и подумал. – Но лоб его по-прежнему был нахмурен.

Синтия взглянула на него и ушла в спальню. Там она взяла сумочку, быстро перебрала содержимое, затем выдвинула потайной ящичек в туалетном столике.

– Если кто-то и забрался к нам, то вряд ли он сильно поживился. Бумажник на месте? А часы?

Он быстро проверил карманы и ответил:

– Вроде все в порядке. Должно быть, ты действительно забыла поставить стул на место, а я не обратил на него внимания. Ну как, готова?

– Уже иду.

Больше он не упоминал об этом. Но про себя удивлялся, как сильно подсознательные мысли могут повлиять на человека. Должно быть, он все же краем глаза заметил этот стул, выключая на ночь свет. Отсюда и его появление в кошмаре. Потом он выбросил эти мысли из головы.

Хог ждал их.

– Прошу вас, – сказал он. – Входите. Добро пожаловать в мою скромную берлогу. Присаживайтесь, пожалуйста. Может, по чашечке чая? Боюсь, – добавил он, – что кофе просто нет.

– Пожалуй, – согласился Рэндалл. – Вчера вы вышли из дома в восемь пятьдесят три, а сейчас только восемь тридцать пять. Думаю, нам следует выйти в то же самое время.

– Прекрасно. – Хог скрылся на кухне и почти сразу вернулся с подносом, на котором стояло все необходимое для чаепития. Он поставил поднос на столик рядом с Синтией. – Будьте добры, разлейте, миссис Рэндалл. Это китайский чай, – добавил он. – Мой любимый сорт.

– С удовольствием. – Она вынуждена была признать, что этим утром Хог совсем не выглядел сколь бы то ни было зловещим. Сегодня он производил впечатление самого обычного суетливого холостяка со следами тревоги на лице. А вот квартира у него отличная. Картины на стенах были хороши – насколько хороши, она точно не могла судить, поскольку плохо в этом разбиралась, но похоже было, что это подлинники. Впрочем, их было не так уж много, одобрительно отметила она. Как правило, холостяки, увлекающиеся искусством, похожи на старых дев, поскольку так же, как и они, набивают свое жилище доверху разным хламом.

К квартире мистера Хога это явно не относилось. В ней царила какая-то воздушность, приятная, как вальс Брамса. Синтии страшно захотелось спросить его, где он покупал свои занавески.

Хог взял протянутую Синтией чашку чая, подержал в руке, насладился ароматом и только потом сделал глоток. Потом он повернулся к Рэндаллу:

– Сдается мне, сэр, что сегодня утром мы встретились совершенно напрасно.

– Возможно. А с чего вы взяли?

– Сейчас объясню. Я и впрямь не знаю, что делать дальше. Ваш звонок… когда вы позвонили, я как раз заваривал утренний чай – прислуги у меня нет, – как всегда, по утрам. Наверное, рано утром голова у меня как в тумане… ну, понимаете, этакая рассеянность, я просто делаю то, что привык делать, встав с постели, умываюсь, и все такое, причем совершенно машинально, думая о другом. Когда вы позвонили, я не сразу сообразил, кто вы такой и что у нас с вами за дело. В какой-то степени, в ходе нашего разговора, в голове у меня прояснилось, я пришел в себя, но зато теперь… – Он беспомощно пожал плечами. – Теперь я не имею ни малейшего представления о том, что мне делать дальше.

Рэндалл кивнул:

– Звоня вам, я предполагал такую возможность. Не собираюсь выдавать себя за психолога, но мне казалось вполне возможным, что ваш переход от вечерней личности к дневной происходит в момент ухода из дома и любое вмешательство в ваш обычный распорядок дня может все нарушить.

– Тогда зачем же…

– Затем, что это никакого значения не имеет. Понимаете, вчера мы следили за вами и знаем, куда вы ходите.

– Правда? Так скажите же мне, скажите!

– Не так быстро. В последний момент мы вас потеряли. И вот что я предлагаю: мы проводим вас куда надо, до того самого места, где вы оторвались. И я надеюсь, что с этого места привычка поведет вас дальше, а мы пойдем за вами по пятам.

– Вы говорите «мы». Разве миссис Рэндалл вам помогает?

Рэндалл заколебался, понимая, что его поймали на мякине. Синтия тут же вмешалась, приняв удар на себя.

– Обычно нет, мистер Хог, но мы решили, что это особый случай. Нам показалось, что вам было бы неприятно, если бы ваши личные дела стали достоянием какого-нибудь рядового сыщика. Поэтому мистер Рэндалл занялся вашим случаем лично, в случае необходимости привлекая меня.

– О, как это благородно с вашей стороны!

– Не стоит благодарности.

– Но ведь тогда… тогда… Но в таком случае… наверное, я заплатил вам недостаточно? Ведь наверняка услуги главы компании стоят дороже.

Хог посмотрел на Синтию. Рэндалл жестом подал ей знак «да», который она предпочла проигнорировать.

– Заплаченная вами сумма, мистер Хог, вполне достаточна. Если потребуются дополнительные расходы, мы обсудим это позже.

– Непременно. – Он замолчал и задумчиво оттопырил нижнюю губу. – Поверьте, я и в самом деле высоко ценю ту деликатность, с которой вы подошли к моему делу. Мне меньше всего хотелось бы… – Он неожиданно повернулся к Рэндаллу. – Скажите… а вдруг бы выяснилось, что моя дневная жизнь немного… скандальна? – Это слово явно далось ему с трудом.

– Я бы сохранил это в тайне.

– А вдруг это оказалось бы нечто похуже? Допустим, какой-то… криминал. Чудовищный.

Рэндаллу не сразу удалось подобрать нужные слова.

– У меня лицензия штата Иллинойс. Согласно этой лицензии, я считаюсь в какой-то степени специальным сотрудником полиции. И, естественно, я не вправе скрывать серьезные преступления. В то же время не мое дело закладывать клиентов, виновных в мелких шалостях. Могу вас заверить: для того чтобы я передал вас в руки полиции, вы должны быть виновны в чем-то очень серьезном.

– Тем не менее вы не можете полностью гарантировать, что не сделаете этого?

– Нет, – спокойно ответил он.

Хог вздохнул.

– Видимо, придется положиться на вас. – Он поднес правую руку к лицу и взглянул на свои ногти. – Нет-нет, я не могу так рисковать. Мистер Рэндалл, а если… Предположим, вы обнаружите нечто, не вызывающее вашего одобрения… не могли бы вы просто позвонить мне и сказать, что вы отказываетесь от дела?

– Нет.

Хог прикрыл глаза руками и некоторое время молчал. Когда же заговорил, его голос был едва слышен.

– Пока вы ничего… не обнаружили?

Рэндалл отрицательно покачал головой.

– Тогда, возможно, самым разумным будет оставить это дело. Наверное, лучше будет, если некоторые вещи никогда не выплывут наружу.

Очевидное отчаяние и беспомощность Хога в сочетании с благоприятным впечатлением от его квартиры вызвали у Синтии прилив сочувствия, которое накануне вечером она сочла бы попросту невозможным. Она наклонилась к нему:

– Стоит ли так отчаиваться, мистер Хог? Ведь у вас нет причин считать, что вы совершили нечто, чего следовало бы бояться… Или есть?

– Нет. В самом деле нет. Ничего, кроме непреодолимой тревоги.

– Но почему?

– Миссис Рэндалл, вам никогда не доводилось слышать за спиной непонятный шум и бояться обернуться? Вам никогда не приходилось просыпаться среди ночи и бояться открыть глаза, чтобы выяснить, что именно вас разбудило? Некоторые из злых снов становятся явью лишь тогда, когда их наличие признают и встречаются с ними лицом к лицу. Я не в силах встретить это зло лицом к лицу, – прошептал он. – Думал – смогу, но ошибался.

– Да будет вам, – ободряюще сказала Синтия, – реальность никогда не бывает такой жуткой, как наши страхи…

– С чего вы взяли? Почему она не бывает хуже?

– Господи, да просто потому, что так оно и есть. – Она замолчала, внезапно осознав, что ее оптимизм ничем не обоснован, что именно так взрослые обычно успокаивают детей. Она вспомнила мать, отправленную в больницу якобы с аппендицитом, который ее знакомые и любящие домочадцы между собой считали просто ипохондрией, и потом умершую там от рака.

Нет, действительность очень часто оказывалась куда хуже, чем любые самые лютые страхи.

И все же она не могла с ним согласиться.

– Допустим, мы будем рассматривать это в самом худшем свете, – предложила Синтия. – Допустим, вы и в самом деле во время своих провалов в памяти совершили какое-то преступление. Все равно ни один суд в Штатах не признает вас ответственным за ваши действия.

Хог бросил на нее безумный взгляд.

– Да-да, возможно, меня и не посадят. А знаете, что со мной сделают? Ведь знаете, не так ли? Вы хоть представляете себе, что делают с преступниками, признанными невменяемыми?

– Конечно, знаю, – ответила она. – Они получают то же лечение, что и другие невменяемые пациенты. Их ни в коей мере не дискриминируют. Поверьте, я знаю, я вела расследование в больнице штата.

– Допустим, что так… но ведь вы смотрели на это со стороны. А вам никогда не приходилось задумываться, как это выглядит изнутри? Вас когда-нибудь заворачивали в мокрую простыню? А санитары вас когда-нибудь укладывали в постель? Или заставляли насильно есть? Знаете, каково это, когда при малейшем вашем движении в двери поворачивается ключ? И что такое полное отсутствие уединения, когда вы так в нем нуждаетесь?

Хог встал и принялся прохаживаться по комнате.

– Но это еще не самое худшее. Худшее – это другие пациенты. Неужели вы думаете, что человек, пусть даже его сознание играет с ним разные шутки, не понимает, что другие – безумны? Некоторые из них постоянно пускают слюни, другие совершают такое, о чем даже страшно и говорить. И они говорят, говорят, говорят. Можете себе представить, что вы лежите в постели, затянутый в простыню, а существо на соседней кровати беспрестанно повторяет: «Птичка взлетела и улетела, птичка взлетела и улетела, птичка взлетела и улетела…»?

– Мистер Хог! – Рэндалл встал и взял его за руку. – Мистер Хог, держите себя в руках! Нельзя же так, в самом деле!

Хог замолчал. Он перевел взгляд с мужчины на женщину, и наконец удивление на его лице сменилось выражением стыда.

– Я… простите, миссис Рэндалл, – пробормотал он. – Похоже, я забылся. Сегодня я сам не свой. Вся эта нервотрепка…

– Все в порядке, мистер Хог, – холодно сказала Синтия. Но прежнее отвращение вернулось.

– Нет, не все в порядке, – вмешался Рэндалл. – По-моему, пришло время прояснить некоторые вещи. Происходит много такого, чего я не понимаю, и вы, мистер Хог, должны дать мне несколько простых и ясных ответов.

Коротышка явно был растерян.

– Само собой, мистер Рэндалл, если только смогу. Или вы считаете, что я не был с вами откровенен?

– Да, считаю. Во-первых, где вы лежали в больнице в качестве невменяемого преступника?

– Никогда не лежал. Во всяком случае, думаю, что никогда не лежал. Я такого не помню.

– А к чему тогда вся эта болтовня, которой вы нас пичкали последние пять минут? Вы что же – все это придумали?

– О нет! Это… это было… я имел в виду Сент-Джордж. Это не имеет ничего общего с подобными… заведениями.

– Значит, говорите, Сент-Джордж, да? Ну, к этому мы еще вернемся. Мистер Хог, расскажите мне, что случилось вчера.

– Вчера? Днем? Но, мистер Рэндалл, вы же знаете! Я не могу рассказать о том, что было со мной днем.

– А я думаю, можете. Кругом творится что-то непонятное, и в центре всего этого – вы. Когда вы остановили меня у входа в здание «Акме»… что вы мне сказали?

– Какого еще здания «Акме»? Я ничего о нем не знаю. Я там был?

– Вы чертовски правы. Вы были там и сыграли со мной какую-то дурацкую шутку: то ли одурманили меня, то ли загипнотизировали, то ли сделали еще что-то. Зачем?

Хог перевел взгляд с невозмутимого лица Рэндалла на его жену. Но ее лицо хранило абсолютно бесстрастное выражение. Это было не ее дело. Он снова повернулся к Рэндаллу:

– Мистер Рэндалл, поверьте, я совершенно не представляю, о чем вы говорите. Может, я и был у здания «Акме». Но если я и был там и что-то с вами сделал, я ничего об этом не знаю.

Это было сказано столь грустным голосом и настолько искренне, что Рэндалл заколебался. И все же… черт возьми, кто-то же водит его за нос. Он решил изменить подход.

– Мистер Хог, если вы со мной так откровенны, как уверяете, вы не будете возражать против того, что я собираюсь сделать. – Он вытащил из внутреннего кармана серебряный портсигар, открыл его и отполировал внутреннюю зеркальную поверхность крышки носовым платком.

– Ну вот, мистер Хог. Прошу вас.

– Чего вы от меня хотите?

– Мне нужны отпечатки ваших пальцев.

Хог явно удивился, пару раз нервно сглотнул и сдавленным голосом спросил:

– А зачем они вам?

– А почему бы и нет? Если вы ни в чем не виноваты, вам нечего бояться, верно?

– Вы собираетесь сдать меня полиции!

– У меня нет на то ни малейших оснований. У меня на вас ничего нет. Так что не сопротивляйтесь.

– Нет!

Рэндалл встал, приблизился к Хогу и нагнулся над ним.

– А как вам понравится, если я сломаю вам обе руки? – с угрозой в голосе спросил он.

Хог испуганно взглянул на него, но рук для снятия отпечатков не протянул. Он крепко прижал ладони к груди, отвернулся и съежился.

Рэндалл почувствовал, что его тянут за руку.

– Ну, будет, Тедди. Пошли отсюда.

Хог поднял глаза:

– Да, убирайтесь. И чтобы я вас больше не видел.

– Пошли, Тедди.

– Минуточку. Мы еще не закончили, мистер Хог!

Хог с усилием поднял на него глаза.

– Мистер Хог, вы дважды упомянули больницу Сент-Джордж в качестве вашей alma mater. Я просто хочу, чтобы вы знали: мне известно, что такой больницы не существует!

И снова Хог был искренне удивлен.

– Ну конечно же, существует, – возразил он. – Ведь я пролежал там… По крайней мере мне говорили, что она называется именно так, – с сомнением добавил он.

– Уфф! – Рэндалл направился к выходу. – Пошли, Син.

Когда они оказались в лифте, Синтия повернулась к нему:

– Как ты мог так вести себя, Тедди?

– Потому что, – жестко ответил он, – в принципе я не против сопротивления, но терпеть не могу, когда меня подставляет мой собственный клиент. Он наговорил нам сорок бочек арестантов, всячески мешал, да еще и разыграл надо мной какой-то трюк у «Акме». Мне не нравится, когда клиент ведет себя таким образом. Я не настолько нуждаюсь в деньгах.

– Лично я, – вздохнула она, – с превеликим удовольствием вернула бы их ему. Но я рада, что все закончилось.

– Что значит «вернула бы»? Я вовсе не собираюсь возвращать ему деньги. Я намерен их отработать.

Кабина уже стояла на первом этаже, но она и не думала выходить.

– Что ты этим хочешь сказать, Тедди?

– Он нанял нас, чтобы мы выяснили, чем он занимается. И я, черт меня возьми, собираюсь выяснить это – независимо от того, будет он нам помогать или нет. – Он ждал ее реакции, но она молчала. – Впрочем, ты можешь в этом не участвовать.

– Если ты собираешься продолжать, то я – с тобой. Помнишь, что ты мне обещал?

– А что я обещал? – спросил он с совершенно невинным видом.

– Сам знаешь.

– Но послушай, Син… я всего-навсего собираюсь дождаться, когда он выйдет, а потом следить за ним. Это может занять весь день. Может, он вообще решит не выходить из дома.

– Ничего, я буду ждать вместе с тобой.

– Но кому-то же надо находиться в офисе.

– Давай ты подежуришь в офисе, – предложила она. – А я послежу за Хогом.

– Ну, знаешь, это просто смешно. Ты…

Кабина пошла вверх.

– Смотри, кто-то собирается ехать вниз.

Он нажал кнопку «стоп», потом ту, что должна была вернуть кабину на первый этаж. На сей раз они не остались в кабине, и, как только лифт остановился, он тут же распахнул дверь.

У входа в здание было нечто вроде маленького холла. Рэндалл повел Синтию туда.

– А теперь давай все обсудим, – предложил он.

– А нам больше нечего обсуждать.

– О’кей, твоя взяла. Тогда займемся делом.

– А может, подождем здесь? Он все равно не сможет пройти мимо нас незаметно.

– О’кей.

Как только они вышли из лифта, кабина тут же пошла вверх. Вскоре они услышали характерный звук, свидетельствующий о том, что кабина достигла первого этажа.

– Тихо, малышка!

Она кивнула и отступила в глубину холла. Он же встал так, чтобы видеть дверь лифта в висящем на стене холла зеркале.

– Это Хог? – шепотом спросила она.

– Нет, – негромко ответил он. – Кто-то покрупнее. Похоже, что это… – Он внезапно схватил ее за запястье.

Синтия увидела, как мимо открытой двери холла торопливо проходит Джонатан Хог. Он не оглянулся на них и поспешил к выходу. Когда дверь за ним захлопнулась, Рэндалл расслабился и выпустил ее руку.

– Черт, едва не обмишулился, – признался он.

– Что случилось?

– Не знаю. Наверное, зеркало кривое. Искажение, глюк. Вперед, малышка!

Они выскочили как раз в тот момент, когда объект их слежки уже был на тротуаре и, как обычно, свернул налево.

Рэндалл остановился, на мгновение задумался и сказал:

– Думаю, можно рискнуть и позволить ему заметить нас. Я больше не собираюсь его упускать.

– А может, нам имеет смысл следовать за ним на такси? Если он сядет на автобус там же, где и в прошлый раз, то нам проще последовать за ним, чем пытаться сесть в следующий автобус. – Она даже самой себе ни за что бы не призналась, что ей просто хочется держаться подальше от Хога.

– Нет. Вдруг он не сядет на автобус. Пошли.

Следить за ним было совсем несложно. Хог шел вдоль по улице довольно резво, но не слишком взвинчивал темп. Дойдя до автобусной остановки, где он садился на автобус вчера утром, Хог купил газету и устроился на скамейке. Рэндалл и Синтия прошли у него за спиной и спрятались за дверью близлежащего магазинчика.

Когда пришел автобус, Хог, как и в прошлый раз, поднялся на второй этаж. Они тоже сели в автобус, но заняли места внизу.

– Похоже, он направляется туда же, – заметил Рэндалл. – Сегодня мы сделаем его, малышка.

Она ничего не ответила.

Когда автобус подъехал к остановке возле здания «Акме», они были наготове, но Хог вниз не спустился. Автобус резко тронулся, и Синтия с Рэндаллом повалились на сиденье.

– Интересно, что у него на уме? – заволновался Рэндалл. – Думаешь, он нас заметил?

– Может, он от нас ускользнул? – с надеждой предположила Синтия.

– Как? Спрыгнул с автобуса? Хм-м-м…

– Не совсем, но возможно. Ты близок к истине. Если рядом с нашим автобусом на светофоре остановился другой, он запросто мог перелезть через перила. Я как-то раз видела человека, который так и сделал. Если этот трюк проделать ближе к задней части автобуса, то практически ничем не рискуешь.

Он немного подумал и сказал:

– Я практически уверен, что рядом с нами автобус не останавливался. Тем не менее он мог перепрыгнуть в кузов грузовика, хотя совершенно непонятно, как он предполагал бы слезть с него.

Он замялся.

– Знаешь, что… я, пожалуй, поднимусь и взгляну, там он или нет.

– И столкнешься с ним на лестнице. Не глупи, Умник.

Он вынужден был сдаться; автобус проехал еще несколько кварталов.

– Подъезжаем к нашему углу, – заметил Рэндалл.

Синтия кивнула, естественно, как и он, заметив, что они приближаются к углу, вблизи которого находится их офис. Она достала пудреницу и привела себя в порядок – процедура, которую она проделывала уже восьмой раз за время поездки. Крохотное зеркальце служило превосходным перископом, с помощью которого было исключительно удобно следить за входящими и выходящими из автобуса пассажирами.

– Вот он, Тедди!

Рэндалл тут же вскочил и бросился к выходу, отчаянно маша рукой кондуктору. Кондуктор нехотя велел водителю не трогаться с места.

– Нечего зевать, – заметил он.

– Прости, приятель. Я нездешний. Пошли, Син.

Преследуемый как раз входил в здание, где помещался их офис. Рэндалл остановился.

– Тут что-то не так, малышка!

– И что будем делать?

– За ним, – решил он.

Они побежали следом за ним. В вестибюле Хога не оказалось. Здание «Мидуэй-Коптон» не очень большое и не слишком респектабельное – в противном случае они не смогли бы снимать здесь квартиру. Жильцов обслуживали всего два лифта. Один как раз стоял внизу и был свободен; другой, судя по указателю, только что пошел наверх.

Рэндалл подошел к свободной кабине, но входить не стал.

– Джимми, – спросил он, – сколько человек вошло в соседнюю кабину?

– Двое, – ответил лифтер.

– Уверен?

– Ага. Мы как раз болтали с Бертом, когда они сели. Мистер Харрисон и еще какой-то тип. А что?

Рэндалл протянул ему четвертак.

– Не бери в голову, – сказал он, неотрывно следя за стрелкой указателя. – Слушай, а на каком этаже живет мистер Харрисон?

– На седьмом.

Стрелка как раз остановилась на цифре семь.

– Прекрасно.

Стрелка снова двинулась, медленно прошла мимо восьмерки и девятки и остановилась на десятке. Рэндалл поспешно затащил Синтию в лифт.

– На наш этаж, Джимми, – рявкнул он. – И побыстрей!

Загорелась лампочка вызова с четвертого этажа. Джимми потянулся к кнопкам, но Рэндалл схватил его за руку.

– Потом подберешь!

Лифтер пожал плечами, но подчинился.

Коридор, в который выходили двери лифтов на десятом этаже, был пуст. Рэндалл сразу понял это и повернулся к Синтии:

– Син, ну-ка быстренько проверь другое крыло, – сказал он и двинулся направо, в направлении их офиса.

Синтия, как он и велел, отправилась налево, не ожидая ничего особенного. В душе она была совершенно уверена, что раз уж Хог добрался сюда, то наверняка дожидается их у дверей офиса. Но у нее была привычка во время работы беспрекословно следовать указаниям Тедди, и если он хочет, чтобы был проверен и другой коридор, то она должна повиноваться.

Коридоры были расположены в виде буквы «Н», причем двери лифтов располагались в центре короткой перекладины. Она свернула налево, чтобы выйти в другое крыло, затем взглянула налево – там было пусто. Синтия посмотрела направо – и там тоже не было ни души. Ей пришло в голову, что Хог, возможно, вышел на пожарную лестницу. Кстати, пожарная лестница располагалась именно в той стороне, куда она посмотрела сначала, – на задней стороне здания, но привычка сыграла с Синтией злую шутку. Она привыкла к виду другого крыла, где был расположен их офис, в котором, естественно, все располагалось в зеркальном отражении.

Синтия уже сделала три или четыре шага по коридору, выходящему на улицу, когда осознала свою ошибку, – за открытым окном явно не могло быть пожарной лестницы. Выругав себя за оплошность, она повернула назад.

Хог стоял прямо у нее за спиной.

Она совершенно непрофессионально ойкнула.

Хог улыбнулся одними губами:

– А-a, миссис Рэндалл!

Она промолчала – ей просто нечего было сказать. В ее сумочке был пистолет 32-го калибра, и единственным ее желанием было выхватить его и выстрелить. Дважды в жизни, когда ей пришлось выступать в роли подсадной утки, работая на отдел по борьбе с наркотиками, ей разрешали в опасных ситуациях использовать оружие для собственного спокойствия; сейчас она была в панике.

Он шагнул к ней:

– Вы хотели меня видеть. Не так ли?

Она попятилась.

– Нет, – напряженно ответила она.

– Нет!

– Неправда. Вы собирались встретить меня у своего офиса, но я решил встретиться с вами… здесь!

В коридоре никого не было, из-за дверей других офисов не слышно было даже стрекота пишущих машинок или звуков человеческих голосов. Ее окружали безмолвно глядящие на нее застекленные двери; единственными звуками, помимо их голосов, был доносящийся с улицы шум машин, проносящихся десятью этажами ниже, – приглушенный, отдаленный и ничем не могущий помочь.

Он подошел еще ближе.

– Вы хотели заполучить отпечатки моих пальцев, верно? Вы хотели проверить их – узнать обо мне побольше. Вы и ваш всюду сующий нос супруг.

– Оставьте меня в покое!

Он по-прежнему улыбался.

– Да ладно вам! Вам нужны были мои отпечатки – и вы их получите. – Хог протянул руки и растопырил пальцы, пытаясь дотянуться до нее. Она отшатнулась от этих угрожающих рук. Теперь он уже не казался ей коротышкой, напротив, он был выше и массивнее – куда выше, чем Тедди. Его взгляд был прикован к ней.

Каблук Синтии уперся во что-то. Она поняла, что это задняя стена коридора – тупик!

Его руки были все ближе и ближе.

– Тедди! – завопила она. – Тедди, на помощь!

Тедди склонился над ней, шлепая ее по щекам.

– Довольно, – с негодованием ответила она. – Мне больно!

Он испустил вздох облегчения.

– Слава богу, – нежно сказал он. – А то я уже начал беспокоиться. Ты была без сознания несколько минут.

– О-о-ох!

– Знаешь, где я тебя нашел? Здесь! – Он указал на место прямо под открытым окном. – Если бы ты не вырубилась, то расшиблась бы в котлету. Что случилось? Голодный обморок?

– Ты поймал его?

Он с восторгом посмотрел на нее.

– Да, профессионал – всегда профессионал! Нет, хотя едва не поймал. Я видел его с противоположного конца коридора. Я на мгновение задержался, чтобы посмотреть, что он собирается делать. Если бы ты не закричала, я бы его взял.

– Если бы я не закричала?

– Ну конечно. Он стоял прямо перед нашей дверью, очевидно пытаясь вскрыть замок, когда я…

– Кто именно?

Он с удивлением взглянул на нее:

– Ну разумеется, Хог… Крошка! Приди в себя! Ты ведь не собираешься снова вырубиться?

Синтия сделала глубокий вдох.

– Я в порядке… – мрачно ответила она, – …пока. Пока ты со мной. Отведи меня в офис.

– Может, тебя отнести?

– Нет. Просто поддерживай меня под руку.

Он помог ей встать и отряхнул ее.

– Не беспокойся, это – потом.

Тем не менее она задержалась, чтобы послюнить – совершенно напрасно – спущенную петлю на только что купленных чулках.

Он довел ее до офиса и осторожно усадил в кресло, потом намочил полотенце и протер ей лицо.

– Ну как, лучше?

– Я в порядке… физически. Но, по-моему, мне нужно выпить. Так ты говоришь, что видел, как Хог собирается проникнуть в наш офис?

– Ну да. Хорошо еще, что у нас надежные замки.

– И это было тогда, когда я закричала?

– Ну да, конечно.

Она побарабанила кончиками пальцев по подлокотнику кресла.

– А в чем дело, Син?

– Да нет, ничего. Ничего, кроме… кроме того, почему я закричала. Потому, что Хог пытался задушить меня.

Рэндалл был настолько поражен, что лишь через несколько секунд оказался в состоянии переспросить:

– Что?

Синтия повторила:

– Да, я понимаю, милый. Но это так, и это просто бред. Так или иначе, но он снова нас сделал… Но, клянусь тебе, он действительно собирался задушить меня. Или мне так показалось.

Она постаралась подробно рассказать, как все происходило.

– И что все это может значить?

– Хотел бы я знать, – ответил он, потирая ладонями лицо.

– Очень хотел бы. Если бы не то, что произошло в «Акме», я бы сказал, что тебе стало плохо, ты потеряла сознание, а когда пришла в себя, то все еще окончательно не оправилась. Но теперь я просто не знаю, у кого из нас съехала крыша. Я был совершенно уверен, что видел его.

– Может, мы оба не в своем уме? Тогда в совместном посещении хорошего психиатра не было бы ничего зазорного.

– В совместном? Разве могут два человека одновременно сойти с ума? Скорее, тронулся бы только один из нас.

– Не обязательно. Случай редкий, но такое бывает. Folit a deux.

– Болит адью?

– Парная мания. Мании партнеров усиливают друг друга, и оба сходят с ума все больше и больше. – Она вспомнила знакомые ей случаи и сообразила, что обычно один из двоих доминирует, а второй идет на поводу, но решила не упоминать об этом, поскольку у нее было собственное мнение насчет того, кто в их семье доминирует, высказывать которое вслух не стоило по политическим причинам.

– Возможно, – задумчиво сказал Рэндалл, – нам необходим долгий полноценный отдых. Может, съездить на Залив и спокойно понежиться на солнце?

– Это, – подхватила она, – отличная мысль. Я вообще не понимаю, как можно предпочитать жить в таком убогом, грязном, отвратительном городишке, как Чикаго.

– А сколько у нас денег?

– После оплаты счетов и уплаты налогов останется около восьмисот долларов. Плюс те пятьсот долларов, что мы получили от Хога, если ты готов их учитывать.