После ночной аварии мы до утра продолжаем ликвидировать ее последствия, и уже многие члены команды, измотанные до предела, откровенно ворчат, что пора бы и остановиться. Мне тоже кажется, что можно прекратить аврал и разойтись, чтобы хоть немного поспать. Тем более сейчас, когда с момента столкновения прошло десять часов, мы практически полностью овладели ситуацией.
Это случилось в три часа ночи. Все проснулись, разбуженные отдаленным грохотом, а те, кто находился ближе к точке уда-
ра, почувствовали сильное сотрясение, к счастью, самортизированное гибкой корабельной арматурой. Вероятно, мы столкнулись с довольно крупной глыбой. Подобное время от времени случается, но особенно часто в последние несколько месяцев, когда мы вошли в зону, насыщенную космическим мусором. Конечно, чужеродные тела очень редко проникают глубоко в структуру корабля; большинству не удается даже пробить его толстую эпидерму. Но на этот раз повреждения оказались достаточно серьезными, поскольку целый блок помещений - наверное, около десятка - оказался изолированным.
Я добрался до фронта удара через полчаса после столкновения: похоже, что в этом месте находилась самая глубокая часть зоны повреждений, уже полностью охваченной разросшейся соединительной тканью стенок. Мне приходилось протискиваться через отсеки, походившие на пещеры с неровными стенками; к счастью, в них продолжала действовать циркуляция воздуха. Коридоры между отсеками превратились в узкие кривые и почти сомкнувшиеся туннели. Я не собирался застрять в этом опасном месте, как не раз случалось с моими коллегами во время предыдущих аварий. Да и мне однажды пришлось пройти это страшное испытание, но о нем у меня почти не сохранилось воспоминаний. В то же время я хорошо помнил рассказ Фредерика, которому пришлось выбираться ползком из узкой трубы, возникшей на месте одного из коридоров после аварии двигательной установки. Должен признаться, что я очень живо представил, как вокруг меня начинает смыкаться мягкая влажная плоть живых стенок. Поэтому, как только проход сузился до угрожающих размеров, я тут же кинулся назад, так и не успев оценить масштабы повреждений. Потом мне пришлось искать обходной путь для отступления к задней части корабля, поскольку коридоры, по которым я только что прошел, уже сомкнулись. В результате я так ничего и не смог выяснить. Нужно было подождать, когда рана зарубцуется.
Пока очевидным было одно: Тристан не отозвался на сигнал общего сбора. Мы долго и безуспешно искали его вблизи поврежденной части корабля, хотя все знали, что ночью он должен был находиться в своей кабине, расположенной в зоне разрушений. У него было мало шансов остаться в живых; даже если он и не погиб в момент столкновения, то его вполне мог захватить образовавшийся после удара отек. Правда, никто не допускал, что Тристан мог пропасть без следа, потому что на корабле обычно все кончалось хорошо. Каким бы иррациональным ни выглядело наше поведение, но все члены команды давно привыкли с известной легкостью воспринимать даже серьезные происшествия. Несомненно, это было связано прежде всего с защитным психологическим рефлексом, потому что гибель хотя бы одного из десяти членов команды во время продолжавшегося десятилетиями полета была бы настоящей катастрофой, и человеческий разум просто отказывался допускать такую возможность. Кроме того, все мы привыкли ощущать себя в полной безопасности внутри корабля, подобно тому, как зародыш ничего не боится в теле своей матери. Нельзя сказать, что это сравнение притянуто за уши, поскольку наш корабль действительно живой. Он состоит из органической материи, генетически настроенной на авторегенерацию при повреждениях и на максимальную защиту участников экспедиции в любых происшествиях. Конечно, никто бы не стал рисковать, нарочно создавая опасные ситуации, потому что гигантский организм корабля с довольно ограниченными возможностями восприятия теоретически сам мог иногда создавать угрозу человеческой жизни во время своей замедленной, но весьма широкомасштабной реакции на какое-нибудь внешнее воздействие. Разные происшествия случались довольно часто: наш продолжительный полет через неизведанные глубины пространства ничем не походил на поездку по обустроенной автомагистрали. Тем не менее ни разу за восемь лет ни с одним из членов экипажа не случилось ничего серьезного. Понятно, что мы привыкли к мысли, будто корабль обеспечит нашу безопасность в любой ситуации.
Но после аварии прошло уже более десяти часов, а Тристан так и не нашелся. А мы все еще не могли войти в поврежденный блок, не подвергая себя опасности.
На Совете мы проанализировали все, что нам удалось выяснить о столкновении, и со вздохом облегчения согласились, что непосредственной опасности для нас не было. Впрочем, в этом никто особенно и не сомневался, настолько велика была уверенность в надежности корабля. Дело в том, что в пустоте, заполненной излучениями и редкими обломками твердого вещества, невозможно думать иначе, не рискуя стать шизофреником. Тем не менее у нас было мало опыта ликвидации последствий происшествия, подобного случившемуся. Мембраны корабельной структуры сначала стянулись после удара, а затем сразу же разрослись, чтобы перекрыть утечку воздуха. Как только пробоина заросла, немедленно началось восстановление отсеков. При аварии пострадали многие блоки важного оборудования, но мы рассчитывали, что оно вскоре будет регенерировано за счет запасов вещества на корабле. На Совете было отмечено исчезновение одного члена экипажа, хотя возможность его обнаружения пока полностью не исключалась. Короче говоря, Совет завершился выводом, что кризис миновал, и теперь все члены команды имели возможность наконец отоспаться. Все равно мы больше ничего не могли выяснить, пока через два-три дня не рассосется огромный рубец.
Сегодня утром на корабле царило всеобщее ликование: Гвен встретил Тристана, блуждавшего в лабиринте коридоров. Вся команда тут же собралась вокруг него; у нас будто свалилась с плеч огромная тяжесть. Но Тристан показался мне словно одурманенным; кроме того, он весьма смутно помнил о случившемся. Поскольку он выглядел совершенно здоровым, мы накормили его и отправили спать. Очевидно, какой-то из коридоров своевременно выпустил его из заточения, иначе он мог бы задохнуться. Напряжение отпустило нас.
Вскоре после этого я отправился проверить состояние отечной ткани. Отек едва начал спадать; еще ни один коридор не был абсолютно доступен, ни одна каюта не освободилась полностью. Обходя зону разрушений по периметру, я попытался представить медленный процесс восстановления целостности мембран. В толще стенок вокруг поврежденного участка можно было угадать положение вздувшихся вен, по которым к растущим тканям доставлялись вещества и энергия. Прикладывая руки к мягкой выпуклой поверхности, ограничивавшей зону повреждений, я ощущал тепло и легкую пульсацию работающей плоти. Вообще-то никто из нас не представлял весь процесс функционирования корабля, и это неведение лежало в основе почтительного, едва ли не религиозного преклонения членов экипажа перед своим кораблем. Конечно, важнейшие жизненные процессы были подробно описаны в справочниках, но вся детальная информация была закодирована в генах, контролирующих развитие корабельного организма. В этом кодировании и заключалась основная задача строителей на орбитальных верфях, где закладывались и создавались корабли, предназначенные для роения человечества на огромных просторах космоса. На микроуровне клетки тканей корабля работали точно так же, как в любом живом организме. Создание культур этих тканей и отдельных органов - дело работников довольно низкой квалификации, и в ней нет ни малейшей таинственности. Но вот при переходе к макроуровню мы очень плохо представляли, как организуется жизнедеятельность всего организма.
Раны почти залечены, так что все помещения корабля снова стали доступны. Конечно, это не совсем прежние помещения; кое-где в перегородках улавливается слоистость, свидетельствующая, что они сомкнулись на месте бывшей каюты. Потребовалось немало часов, чтобы из аварийных стенок высвободить предметы мебели и приборы, еще не полностью переработанные плотью корабля. В центральной зоне удара видны гладкие блестящие мембраны, явно выращенные из нового материала. Нам удалось найти метеорит, уже доставленный к наружной оболочке и частично переработанный клетками-фагоцитами. На полную его утилизацию уйдет много недель, и его вещество будет в конце концов доставлено по транспортным артериям в переднюю часть корабля, где хранятся материалы, предназначенные для повторного использования. В общем, все пришло в порядок, и жизнь на корабле вернулась к своему обычному однообразному течению.
Однажды вечером, когда я бродил по восстановленным помещениям, мне показалось, что на одной из перегородок осталось ненормальное вздутие. Сначала я подумал о куске метеорита, но корабль пока еще не начал перерабатывать его, и он оставался таким, каким был в момент удара. В то же время, это не могла быть деталь обстановки каюты, потому что стенка давно определила бы инородное для нее тело и избавилась бы от него. Из чистого любопытства я сходил в медблок за эхографом. И, наверное, зря: давно уже я не испытывал такого ужаса. Вглядевшись в экран, я увидел скелет. И когда я проверил сохранившийся рядом со скелетом опознавательный жетон, все сомнения исчезли - это мог быть только Тристан.
Я тут же разбудил Янника и Гвен. Встревоженные моим безумным видом, но еще ничего не понимающие, они последовали за мной. Я объяснил им все только после того, как мы добрались до места. Разумеется, они не могли поверить мне сразу, но когда я включил эхограф и они увидели содержимое вздутия… Словно оцепенев, мы долго стояли вокруг прибора, пытаясь сообразить, что делать в этой ситуации. Естественно, мы прекрасно представляли, что все, находившееся в пострадавших каютах - включая оказавшегося здесь члена команды, - было поглощено разросшейся тканью и закапсулировано. И теперь стенка перерабатывала тело Тристана.
Но тогда кем было существо, представшее перед нами в его облике?
Поскольку ни один из нас не мог придумать разумного объяснения, мы решили созвать утром общий Совет. Пока же мы, не поднимая шума, заперли снаружи каюту, в которой находилось существо, выдававшее себя за Тристана. Да, ситуация была далеко не стандартной и очень тревожной.
Остаток ночи я так и не заснул; уверен, что Янник и Гвен тоже не смогли сомкнуть глаз.
Утреннее собрание не смогло прийти к какому-нибудь разумному заключению. Мы пригласили на Совет и «Тристана», который никак не мог понять, в чем его обвиняют. Он был ошеломлен тем, что его считают обманщиком, самозванцем. Я попытался влезть в его шкуру: вот я вернулся к своим, а они встретили меня шквалом ненависти. Но в то же время я хорошо понимал, что это создание не может быть Тристаном, ведь мы нашли останки нашего друга. И пока мы не разберемся, откуда существо появилось и каковы его намерения, оно будет представлять для нас опасность, тем более страшную, что природа ее и цели совершенно непонятны.
После бурных и бесплодных дискуссий самозванец был сослан в каюту и заперт на ключ, а мы продолжили расследование.
Мы не находим объяснения случившемуся: все испытания только подтверждают, что это пропавший член экипажа. В то же время у нас нет сомнений, что обнаруженный в стенке скелет принадлежит Тристану. Над нашим благополучным мирком веет ветер безумия.
Я заставил «Тристана» повторить свой рассказ множество раз. И каждый раз слышал одно и то же: он был разбужен страшным толчком, поскольку находился недалеко от места удара. Едва он вскочил на ноги, как стенки кабины внезапно сомкнулись вокруг него. Он помнит сплошной мрак, охвативший его ужас, когда он понял, что оказался замурованным, затем нехватку воздуха, постоянно усиливавшееся давление стенок… В этом сумбурном повествовании трудно было отделить реальные события от воображаемого кошмара. Окончание рассказа тоже всегда оказывалось одним и тем же: в почти бессознательном состоянии он инстинктивно пытался куда-то ползти и неожиданно оказался в освещенном коридоре. Надо заметить, что во многом это совпадает с тем, что нам рассказывал Фредерик после столкновения корабля с метеоритом.
Все это вызывает у меня сильное беспокойство, и я решаю немедленно проверить едва оформившуюся гипотезу. Я отправляюсь по внешнему коридору к двигательному отсеку и пытаюсь найти место, где несколько недель назад во время подобного происшествия оказался Фредерик. Тогда мы столкнулись с небесным телом гораздо меньших размеров, поэтому никому не пришло в голову внимательно изучить место удара. Но корабль, как это бывает при любом повреждении, отреагировал стандартно, и Фредерика едва не задушила разрастающаяся плоть корабля. Внимательно осматривая коридор, я все же обнаружил в одной из перегородок небольшое вздутие, гораздо менее заметное, чем в случае с Тристаном. И я знал заранее, какая находка меня ждет.
Вот уже несколько суток я живу с помрачившимся сознанием, словно в страшном сне, превратившемся в реальность. После того, как я обнаружил скелет Фредерика, о чем никому пока не рассказал, я принялся, словно в исступлении, зондировать перегородки и стенки коридоров по соседству с местами, пострадавшими во время предыдущих столкновений. И во многих случаях мне удается совершить очередное зловещее открытие: я увидел скелеты Марианны, Изабеллы, Патрика и самого Янника… К счастью для рассудка, я воспринимаю происходящее почти без эмоций, так как почти уверен, что нахожусь за пределами реальности…
Чем дальше я отступаю во времени, тем сложнее идентифицировать останки: судя по всему, они медленно перемещаются внутри стенок к передней части корабля и при этом постепенно рассасываются.
В итоге я прихожу к страшному выводу: большинство членов экипажа - куклы, заменившие настоящих людей. Но откуда они берутся? Почему никто из них ничем не проявил себя на Совете, когда я впервые сообщил о своей жуткой находке? Кто и с какой целью состоит в сговоре, в результате которого закапсулированные плотью корабля члены экипажа снова появляются на свет?
Сегодня наступил пятый день после аварии. Похоже, я просто погряз в безумии: мне удалось обнаружить второй скелет Тристана. Я все хуже и хуже понимаю происходящее; в моей голове вместо мыслей - отвратительная каша. Что - вернее, кого - на корабле нужно считать фальшивкой? Членов экипажа? Скелеты в стенках? Или дело в том, что я просто перестал адекватно воспринимать окружающую обстановку? Я не могу избавиться от преследующего меня страха, от постоянной дикой головной боли. Что касается реальности нашего существования на борту корабля, то мне с потрясающей ясностью представляется: всё окружающее - сплошная чудовищная иллюзия. Мне становится чертовски неуютно внутри корабля, еще недавно такого надежного, а теперь превратившегося в логово враждебных человеку зловещих тайн. И я не понимаю, что означают странные взгляды встречающихся мне в коридорах членов команды. Знают ли они то, что знаю я? Нужно сказать, что отныне к моей конспиративной деятельности добавляется подозрительное отношение ко всем остальным, и это, наверное, не может не бросаться в глаза. Но я не доверяю своим собственным впечатлениям и продолжаю расследование в передней части корабля, стараясь не попадаться на глаза остальным членам команды.
Вот и все. Я должен был заподозрить подобное с самого начала. Не понимаю, почему я не подумал о таком, не увидел в очередном кошмаре? Может быть, с самого первого дня я искал именно это, хотя и неосознанно?
Я сижу на полу, привалившись к перегородке, не в состоянии пошевелиться, с выступившими на лбу крупными каплями пота. На стенке напротив меня незначительный, едва заметный бугорок. Это я. Или, точнее, жалкие остатки моего скелета. Они почти неопределимы, но жетон цел, и сомнений не остается. Это я. В моей голове клубится абсолютная пустота, и я покорно отдаюсь волнам нахлынувшего безумия.
Только через несколько часов я пришел в себя настолько, что смог встать и дотащиться до своей кабины, где рухнул инертной массой на койку.
Через двенадцать часов беспокойного, наполненного кошмарами сна и нескольких часов размышлений я встал с созревшим в голове планом. В конце концов, я должен знать точный ответ на все вопросы. После небольшой подготовки я, словно сомнамбула, потащился к передней части корабля, к устройствам рециклирования. Мы очень редко забредаем сюда, потому что здесь нет ни требующих внимания механизмов, ни жилых помещений. Почти все пространство внутри наружной оболочки, за исключением нескольких узких туннелей, занимает живая плоть корабля. Я еще не знаю, что именно ищу, но уверен: я сумею обнаружить нечто крайне важное, ведь именно здесь сходятся все каналы, пронизывающие толщу наружных и внутренних стенок и перегородок. Я проникаю в главный коридор и устраиваюсь как можно удобнее - ожидание предстоит долгое.
В назначенный час оставленное мной перед дверью в каюту Тристана устройство сгенерировало мощный электрический разряд, что привело к быстрому схлопыванию стенок его каюты. Можно было не сомневаться, какая судьба ожидала ее единственного обитателя, застигнутого врасплох во время сна. Теперь мне оставалось только выяснить, произойдет ли все так, как я предполагал.
Несколько часов промучившись сомнениями, я заметил, что потолок и стенки коридора, в котором я находился, начали проявлять признаки активности. Уже через несколько минут вся масса корабельной плоти вокруг меня медленно запульсировала, и температура в коридоре заметно повысилась. Несмотря на естественный в этих условиях страх (ведь корабль явно не осознавал моего присутствия, и со мной могли произойти любые неприятности), я не мог не восхищаться его мощной реакцией на случившееся.
Пульсации, то ненадолго затухавшие, то возобновлявшиеся с новой силой, продолжались до позднего вечера, и все это время я не покидал своего наблюдательного поста.
Наконец судороги корабельной плоти затихли. В стенке напротив возникло углубление, сначала совсем небольшое, но быстро превратившееся в неправильной формы впадину, на дне которой просвечивала неясная темная масса; вскоре из нее появились сначала пара беспорядочно двигавшихся рук, а затем голова и туловище Тристана, неуклюже старавшегося выбраться наружу. В общем, все произошло именно так, как я и предполагал, хотя и боялся поверить самому себе. Я оказался свидетелем рождения нового Тристана, неизвестно какого по счету за все время нашего путешествия.
С печальной улыбкой я повторяю про себя неумолимый закон, определяющий бытие человека в пределах нашей микровселенной: корабль идеально играет роль ангела-хранителя, надежно обеспечивая достижение цели нашего путешествия. За гибелью любого члена команды немедленно следует его регенерация, и процедура происходит настолько часто, насколько это вызывается необходимостью; обеспечиваемая таким образом сохранность членов команды не требует дополнительных технических мер по их защите. Думаю, что то же самое происходит на всех других органических кораблях.
Но можно ли быть уверенным, что на пока еще далекой планете, цели нашего путешествия, действительно высадятся представители рода человеческого, предпринявшего грандиозную попытку заселения Галактики?
Перевел с французского Игорь ВАСИЛЬЕВ
© Fabrice Neyret. Continuite. 2000. Публикуется с разрешения автора.